Самосожжение

Читать онлайн Самосожжение бесплатно

Пролог

Ранним майским вечером я, против обыкновения, поехала из офиса агентства прямо домой, хотя моя дочь всю неделю провела в интернате. Приняв душ и выпив кофе, я переоделась в роскошный бежевый костюм – жакет до пят, брюки и блузку; к нему подобрала банкетные босоножки цвета кофе с молоком на тонком высоком каблуке.

Повертелась перед зеркалом, представила, как буду выглядеть такая нарядная в переполненном московском метро, и решила навести красоту непосредственно в квартире моей бывшей классной руководительницы Ирины Михайловны Верещагиной, которой сегодня исполнялось шестьдесят лет. Как назло, «Ауди» пришлось отогнать в ремонт, а наша математичка не могла перенести торжество. Теперь нужно было приспосабливаться к обстоятельствам, раз уж не удалось отвертеться. Мне лично раз пять звонила наша бывшая староста, а ныне крупная чиновница Юлия Губская, передавала множество приветов и настоятельных пожеланий именинницы видеть самую выдающуюся выпускницу на праздничном ужине шестнадцатого мая.

А ведь Верещагина меня раньше особенно не замечала – я не была отличницей, но в проблемных и отстающих тоже не ходила. Училась в основном на четвёрки, выделялась из общей массы разве что смазливой мордашкой и статусом старшего, априори несчастного ребёнка из многодетной семьи. Меня и в девятый-то класс еле приняли, хотели спихнуть в ПТУ; и после пророчили мне разве что должность продавщицы в ГУМе. Директору, завучу, учителям, одноклассникам и в страшном сне не привиделось бы, что спустя двенадцать лет после окончания школы примой окажется вечная нянька младшеньких Оксана Бабенко, а не трое медалистов из интеллигентных семей. И что придётся перед Оксаной Валерьевной поунижаться, поуговаривать её, прежде чем она соизволит ненадолго завернуть к бывшей учительнице-пенсионерке.

Не нашлось у них, получается, ничего интересного на вечер, и придётся развлекать почти тридцатилетних дядек и тёток историями про сыщиков и бандитов. Сбежится, конечно, весь класс, чтобы при случае на других тусовках блеснуть эксклюзивом. Дабы не скучать в обществе старых учительниц, «заказали» меня, вице-президента охранно-розыскной фирмы. Мне бы характер проявить, сослаться на ответственное совещание или на срочную командировку. Но нет, амбиции подвели; очень уж захотелось блеснуть перед одноклассниками в своём новом, неожиданном качестве, и потому я решила Юльке не отказывать.

Мне ни разу не довелось побывать на вечере встречи, а выяснить кое про кого из общих знакомых хотелось – как живут, чем дышат. С классом я распрощалась, едва окончив школу в девяносто втором году, и до сих пор об этом не жалела. К тому же отлично знала, что придётся сегодня говорить о двух моих подружках – Ане Бобровской и Вере Потягаевой. Как водится на таких вечеринках, собравшиеся примутся перемывать кости несчастным девчонкам, не пережившим лихие времена. Мы всегда ходили втроём, мне и отвечать за них перед более удачливыми ровесниками.

С Анькой, правда, я разругалась после выпускного вечера, и мы поклялись никогда больше не разговаривать. Нас разлучила свирепая подростковая ревность; и звали наше яблоко раздора Антон Стороженко. Он, конечно, пожалует к Верещагиной на иномарке, с корзиной цветов, и галантно поцелует натруженную руку учительницы. Антоха всегда был таким – вежливым, обходительным, продвинутым. Ему тоже есть чем похвастаться – владеет какой-то фирмой, сбывает лохам залежалые товары через Интернет. Но вряд ли это кого-нибудь сильно интересует. Я обречена сегодня быть звездой, душой общества.

Придётся отвлекать пьяных и жующих господ от сплетен о моих подружках, припоминать всевозможные истории о перестрелках и погонях, о засадах и погружениях. Изображать из себя сильно крутую и успешную. Смотреть на ровесников с высоты своего модельного роста и завидного положения. А самой весь вечер думать о НИХ, таких прекрасных и далёких, которым уже никогда не будет тридцать, сорок, пятьдесят…

А в нашем школьном альбоме они живы. Мы, все трое, сняты в овалах с виньетками, на фоне известных московских пейзажей. Три юные свеженькие девочки в белых блузках, с распахнутыми навстречу жизни невинными глазами. Двух из них уже похоронили. У Аньки осталась дочка; а Верка, получается, и вовсе зря появилась на свет.

Я поспешно переоделась в офисный костюм, прихватила специальный пластиковый саквояж с вечерним туалетом и босоножками, поставила квартиру на сигнализацию. И, не дожидаясь лифта, сбежала по лестнице во двор. У павильона метро придётся задержаться – подарок учительнице я так и не выбрала, решила обойтись букетом роз.

Хорошо бы попались светло-оранжевые, самые модные в этом сезоне. Математичка всегда говорила, что очень любит розы. Но вот беда – никто ей их не дарил. Ну что ж, пусть я буду первая. Вряд ли на старости лет Ирина Михайловна заслужила мужское внимание. У неё и в те времена передние зубы торчали изо рта, и краситься наша классная дама совершенно не умела.

Сколько её помню, всегда ходила в старомодном коричневом костюме и оглашала школьные коридоры цокотом подковок на каблуках лакированных «лодочек». Какие уж тут розы, даже букетика ландышей не получила Верещагина от своего супруга. Тот, устав ждать её с педсовета, сбежал к молоденькой. Но героическая женщина особенно не опечалилась; наоборот, принялась тиранить нас с удвоенной энергией. Тогда мы учились в шестом «а» и втайне надеялись, что Ирина с горя выпьет уксусную кислоту. А она весела, здорова и активна; даст нам всем сто очков вперёд. Ни о чём не жалеет, прошла бы снова весь путь, не дрогнув. Ей на пенсии – благодать, и не снятся кошмары, как мне сегодня.

Они пришли ко мне глухой ночью втроём – Анька, Верка и Дина. Дина Агапова… Она снится всегда перед непогодой и слезами. И всё смотрит, смотрит в глаза, как будто упрекает. Я не спасла её в ту ночь, но ведь и сама Дина не хотела этого. Она не была моей подругой, как Анька и Верка. Но исповедовалась мне перед тем, как навсегда уйти из комнаты и из жизни. Девчонок я не имела возможности удержать на земле, а Дину… Мне часто снится, как я хватаю её за рукав, не даю сесть в машину, но Дина всё равно исчезает. И я реву во сне от горя и бессилия, хочу открыть глаза и не могу…

Не глядя на светофор, я промахнула перекрёсток. Почти уже вошла в метро, но вспомнила про цветы и вернулась. Губская сказала, что Ирина Михайловна недавно переехала в Митино, к сестре, так что сегодня они вместе с юбилеем празднуют и новоселье. Надо было выбрать ей по каталогу какую-нибудь хозяйственную вещицу, но перед тем обязательно проконсультироваться – хотя бы с сестрой математички.

Я согласна обсуждать достоинства миксеров и сковородок, только бы не смаковать на потребу собравшимся подробности собственной жизни и гибели подруг. И вообще, эти гости надеются на сенсации – их не будет. Я уже представляю, что за накрытым столом будет царить фальшь; на какое-то время она прикроет зависть и злорадство. Не обойдётся чуть позже и без пьяного скандала, бабьей истерики.

Ну, а в итоге Антон Стороженко или Женька Мухин начнут громко петь под гитару, чтобы разрядить обстановку. Когда-то они так пытались снять стресс с меня и Аньки Бобровской; в тот момент мы были готовы выцарапать друг другу глаза. Тогда мальчишки, а теперь мужики запоют, а хмельные тётки примутся хором подвывать им. Как я выдержу всё это, не знаю, потому что голова болит с утра. Тяжёлая погода, сложное уголовное дело в работе – вполне достаточно, чтобы получить мигрень, которая сегодня так некстати…

Я тупо смотрела на розы пятнадцати сортов и другие цветы, в вёдрах и вазонах, в корзинках и кашпо. Видела только, что светло-оранжевых, как назло, нет. Глянула на часики, поняла, что уже опаздываю, но всё же пыталась подобрать букет. На площади у метро пахло, как всегда, курицей-гриль, цветами и автомобильным смогом. Невероятная, чудовищная смесь, от которой мутнеет воздух вокруг каменных фигур краснопресненских рабочих и казака на коне.

Но я к ней привыкла, как привыкала ко всему, дикому и невероятному. К своему раннему сиротству; к вечному одиночеству среди толпы. К тяжкой, неблагодарной работе, которая в любой день могла забрать мою жизнь. К ответственности за будущее десятилетней уже дочери, заботы о которой все эти годы мне было с кем разделить. К чувству вины перед теми, кому не смогла помочь. К тому, что сегодня вечером одни будут выпивать, закусывать и танцевать, а другие – плакать, болеть и умирать.

Из музыкального киоска оглушительно орали дикие голоса; тяжело, как пушечные ядра, падали аккорды. Рассыпалась звонкая мелодия, как дробь по жести. Бубнили перепившиеся пацаны, тараторили старухи у рекламных щитов, и тошнотворно воняло подгоревшим жиром.

Я всё-таки выбрала симпатичную композицию в корзине с лентами и уже хотела указать на неё продавцу. Но в эту же секунду заметила белый высокий вазон, стоящий на мокром от дождя асфальте, и невольно нагнулась к нему. Раньше я ни когда не видела таких роз – тёмно-бордовых, с алыми прожилками, стройных, горделивых, с очень длинными шипами. Они были, как живые, и каждая походила на женщину в бархатном платье.

Я присмотрелась внимательнее, не понимая, что меня так взволновало в элегантных, притягательных и в то же время зловещих цветах. И закусила губу от невероятного волнения, различив проходящую по краям лепестков чёрную кайму, словно нежные цветы опалил огонь. К вазону была приколота бирка. Я хотела прочесть название этого сорта, но почему-то не могла. Окликнула парня, который уже заметил меня и очень хотел обслужить – розы не часто брали даже у станций метро. Прохожие просто глазели на яркие букеты и перешёптывались, понимая, что вызывающее великолепие недоступно для них.

– Сколько стоят эти розы?

Я старалась, чтобы мой голос не дрожал, а сама то и дело облизывала губы и презирала себя за слабость. Ведь почти семь лет прошло! В конце августа будет семь… Пора бы перестать страдать, но никак не получается. Я помню, помню всех троих, приснившихся сегодня мне. Анька и Верка что-то кричали из окна нашей школы, но я не слышала их голосов. А Дина молча смотрела на меня из-за забора своими чёрными, широко расставленными глазами. Откуда она взялась в моём сне, я так и не могла понять. Но, пробудившись, почувствовала; сегодня произойдёт что-то очень плохое. Не знаю, что именно, но точно произойдёт.

– По «стольнику» штучка, – с готовностью ответил продавец.

– Как они называются? Здесь неразборчиво написано.

– Сорт «Фам-фаталь». У нас в продаже первый день. Ранее демонстрировался на выставках в Голландии, Франции и Германии. Сорт редкий, у нас всего десять штук.

– А почему он получил такое странное название?..

Я могла бы всё объяснить парню с кудрявым хвостиком на затылке, в жилетке-разгрузке и в бейсболке, надетой козырьком назад, но зачем-то спрашивала его. А сама не соображала, что происходит вокруг – куда мчатся автомобили с зажжёнными фарами и бегут люди. Все они уже существовали тогда. И этот юный продавец тоже – ему было лет десять-двенадцать…

– Не знаю, правда это или просто трёп. Короче, сорт назван в честь знаменитой московской путаны, покончившей с собой. Она была очень красивая; вхожа в банды и бомонд. Один из её любовников был так потрясён случившимся, что специально стал селекционером. Только ради того, чтобы создать этот сорт роз. А ведь раньше он никогда ничем подобным не занимался. Вот и всё, собственно.

Парень очень хотел, чтобы я взяла эти розы. А я чувствовала, что прикоснуться к ним будет очень страшно – как к обгорелому телу…

Дождь припустил сильнее, и я пожалела, что не взяла зонт. Меня зазнобило, заболело горло, и совсем расхотелось идти в гости. Ледяными пальцами я стиснула пластиковую сумку с нарядом, который собиралась демонстрировать на банкете у учительницы в Митино. Глубоко вздохнула, шагнула назад и закрыла глаза, стараясь удержать внезапно подступившие слёзы. Достала кошелёк и уронила его под ноги какому-то мужику, прямо в лужу, и не сразу смогла поднять.

Вот мы и встретились, Дина. Я слишком долго думала о тебе сегодня. Мы проведём этот вечер с тобой, как тот, семь лет назад, у которого не было конца. Пригласим Аньку и Верку, двух ночных бабочек-дурочек, и устроим печальный девичник.

– Как вас зовут? – зачем-то спросила я у продавца.

– Сергей. – Он удивлённо пожал одним плечом.

– Серёжа, упакуйте мне две розы «Фам-фаталь». – Я собиралась отдать за композицию в корзинке куда больше.

– Момент! – Сергей зашуршал целлофаном и бумажными ленточками, а я отошла к газетному киоску и достала из сумочки «трубу».

Нужно было позвонить Юльке Губской и сказать, что, к сожалению, я не могу быть на юбилее Ирины Михайловны. Но абонент оказался «временно недоступен», квартирный номер Губской не отвечал; попытка дозвониться до самой юбилярши тоже оказалась неудачной.

Действительно, зачем мне туда ехать? Вспоминать о беззаботных школьных годах? Жалеть о навсегда ушедшем детстве? А что о нём жалеть? Оно всё равно ушло бы. Обойдутся однокашники без меня, как обходились все эти годы. Мне мучительно хочется вернуться домой, поставить две розы в вазу перед портретом той, в память кого они названы. Фотографии Анны и Веры висят над моим рабочим столом, и Дина будет третья.

Время не остановить, а вот человека всегда можно спасти. И если не вышло это, то хотя бы пожалеть его, потому что он мог бы жить…

Глава 1

– Ты особенно не паникуй. Ничего страшного, просто подстанция на Белоостровской загорелась. Три района Питера остались без света…

Генеральный директор нашей фирмы Андрей Озирский узнавал новости одним из первых в городе и тут же доводил их до сведения своего персонала.

– Аварийные бригады уже работают, так что к вечеру ток будет. Надеюсь, наш сегодняшний клиент в лифте или в метро не застрянет, так что время его визита пока не переносится. Со мной тоже всё в порядке, постараюсь нигде не задерживаться. Илью Марковича Брайнина примем вместе, потому что мне нужна твоя помощь. Всё поняла? Ну, чао! Скоро увидимся. – И Андрей отключился, ничего больше не объясняя.

Я осталась в тёмной приёмной, перед погасшим компьютером и, несмотря на теплынь июльского субботнего вечера, мне было зябко. Жаль, что не зарядила вчера батарею. Знать бы, где упасть. Скорее бы уже прибыл этот клиент-москвич из гостиницы «Вилма», да и шефу неплохо было бы поторопиться. Не очень-то приятно одной сидеть на берегу залива в обесточенном, будто бы мгновенно вымершем районе. Лучше будет, если в семь часов мужчины составят мне компанию.

Жаль, конечно, что всё так получилось с током, но посетителя можно принять и в полутьме, и записать его показания попозже. Будем надеяться, что встреча состоится ровно в девятнадцать, как и было оговорено сегодня утром, сразу же после прибытия Брайнина «Красной Стрелой». Интересно, а что у Ильи стряслось? Он настоятельно просил принять его в выходной день, а это у нас оплачивалось по двойному тарифу.

Как я успела понять из объяснений Озирского, речь шла о жизни и смерти очень близкого Брайнину человека, который полтора месяца зря парился в «Бутырках». Илья уверял, что лишь Озирский, один на всей земле, может разобраться в невероятно деликатном вопросе. Шеф, милостиво выслушав комплименты, объявил, что, конечно же, попробует придумать выход, но стопроцентной удачи гарантировать не станет.

Шаги Андрея я услышала, когда он только переступил порог нашего офиса; и тут же поняла, что шеф не один. Расстроившись из-за аварии на подстанции, я даже не услышала шума подъехавшего автомобиля. Среагировала лишь, когда Андрей ввалился в приёмную, подталкивая в спину молодого курчавого брюнета с ухоженными блестящими усами.

– Вечер добрый! Как, всё ещё темно? Ничего, до одиннадцати закончат, я выяснял.

Озирский пытался во мраке рассмотреть моё лицо, а меня больше всего потряс наряд шефа. Всегда элегантный, Андрей выглядел странно; по крайней мере, раньше я его таким никогда не видела. Расползающиеся по швам джинсы, проклёпанная жилетка-косуха, чёрная рокерская футболка. Вместо привычного французского парфюма – запах моря и тины.

– Обычное дело – загорелся сперва один трансформатор, а после – второй и третий. Сам губернатор прибыл на место происшествия, так что задействованы лучшие силы. Ладно, что мы с Ильёй Марковичем пораньше выехали из гостиницы, а то простояли бы в пробке целый час. На улице Савушкина затор, трамваи все остановились, прочий транспорт тоже практически не движется. С трудом прорвались в Лахту, потому что дачников уйма едет. – Андрей вытер платком вспотевшее лицо.

– Я без вас и не нашёл бы офис, – сказал Илья, с любопытством озираясь по сторонам и о чём-то напряжённо размышляя. – В гостинице услышал, что метро было обесточено довольно долго, пока не изыскали резервы. И как на этой, «синей» линии. Андрей Георгиевич по своим делам приехал в те края, где находится гостиница, и захватил меня. Так что сразу в вашем городе мне повезло!

Илья почему-то стеснялся меня, а я – его. Мы оба испытывали странную неловкость. Озирский щурил свои большие красивые глаза на стаканчик с букетом ромашек, собранных мною сегодня недалеко от залива.

– Да, я же вас не познакомил! – вспомнил шеф и отошёл, давая Брайнину возможность рассмотреть меня получше. – Оксана Бабенко, молодой и очень перспективный сотрудник, студентка юридического факультета. Мир о ней ещё услышит. Илья будет впоследствии гордиться этим знакомством, обещаю! – Озирский понюхал ромашки и поставил стаканчик обратно. – Божественный аромат! Говорят, они пахнут апельсинами, но я этого не нахожу. – Андрей поднял жалюзи, чтобы в приёмной стало светлее.

Я ещё не понимала, к чему клонит моё начальство. Честно говоря, ожидала, что мужчины пройдут в директорский кабинет, и Андрей попросит сварить кофе. Но события, похоже, стали развиваться по иному сценарию. В качестве секретарши шеф не стал бы представлять меня клиенту, да и про юридический факультет Андрей кому попало не рассказывает. Вспоминает, когда хочет поднять мой престиж в чьих-то глазах.

– Присаживайтесь. – Озирский придвинул поближе моё кожаное кресло на колёсиках. – Оксана – сюда, Илья Маркович – на диван. А я, с вашего позволения, верхом на стул – мне так удобнее.

Андрей подмигнул, и я поняла, что он собирается дать мне по делу Брайнина какое-то поручение. Для этого я и должна была присутствовать при их разговоре.

– Ну, про Илью Марковича я тебе говорил…

– Да, конечно. – Я почему-то смутилась ещё больше и села в кресло.

– Мы побеседуем в приёмной. – Шеф взъерошил надо лбом влажные волосы и поймал настороженный взгляд Брайнина. – Охрана на проходной. В офисе, кроме нас троих, никого нет, так что спокойно можем беседовать. В моём кабинете темно, а здесь ещё и лучше дышится, ко всему прочему. Вентиляторы не работают, кондиционеры – тоже…

Я только сейчас сообразила, почему так душно. Почувствовала, что струйки пота ползут по телу, одежда противно липнет к коже, а волосы намокли так, словно я недавно искупалась.

– Оксана, дело для тебя нашлось, – продолжал шеф, закуривая.

Брайнин, недолго думая, последовал его примеру. Но мне почему-то не хотелось сейчас курить.

– Слушай внимательно. В сумерках информация усваивается лучше, благо ничто не отвлекает. По дороге сюда мы с Ильёй обменялись мнениями, и я классифицировал его дело как интересное, хоть и не требующее спецподготовки сотрудников. На первом этапе достаточно одного человека. – Андрей, разглядывая свою сигарету, немного помучил меня. В конце концов, изрёк: – Думаю, что ты – наилучшая кандидатура для выполнения заказа господина Брайнина. Илья, у меня создалось впечатление, что вам требуется помощь не только юриста, но и психолога. Причём психолог этот должен быть в состоянии постичь именно женскую душу. Речь идёт о вашей двоюродной сестре, попавшей в исключительно сложное положение. Вашей кузине сколько лет?

– В декабре будет двадцать восемь. – Брайнин потихоньку рассматривал меня, я – его, и этот наш взаимный интерес откровенно веселил Андрея.

Вообще-то Брайнин был незаурядной личностью, и деньги у него явно водились. Я поняла это не только потому, что в наше агентство неимущие не обращались. Очень уж понравился мне летний костюм Ильи – прекрасно сшитый, с жемчужным оттенком. Туфли он надел такие же белые, на подошве, будто сделанной из соломы. На коленях Брайнин держал кейс с кодовым замком. Великолепный ансамбль завершали наручные часы в прозрачном корпусе, сквозь который просматривался весь механизм.

Цитрусовый одеколон, дорогие сигареты, изысканные манеры – одним словом, проблем с таким клиентом не будет, и шеф это понимает. Скорее всего, у него пусть небольшой, но бизнес, и парень знает цену трудовой копейке. Но вот случилась беда с двоюродной сестрой, пришлось обратиться в частную фирму по деликатному делу. Что ж, и это не столь редко происходит. Похоже, что Брайнин действует по поручению третьего лица, потому что кузина сидит в тюрьме и вряд ли сама могла отправить его в Питер.

Итак, уже интересно, хотя я практически ничего ещё не знаю. Кузина Брайнина попала в пиковое положение, нуждается в помощи психолога, и брат решил ей помочь…

Я откинула за спину влажные локоны цвета красного дерева, закинула ногу на ногу, повернулась к Илье так, чтобы он видел мои мерцающие зелёные глаза. Я знала, что произвожу на мужчин неизгладимое впечатление, если действительно этого хочу. Точёная фигура, персиковая кожа, модельный рост – что ещё нужно будущему юристу и деловой женщине, которой не исполнилось двадцати двух лет?..

Одного не понимаю – почему Брайнин решил искать помощь именно в Питере. Неужели на столичные конторы у него нет надежды? Возможно, Илье или его сестре угрожают, и работа с питерским агентством поэтому кажется более безопасной? А какова именно моя роль в этом деле? «Имей терпение, Ксюша, скоро всё узнаешь!» – думала я, внимательно разглядывая цветные ремешки своих босоножек и мечтая о бокале ледяной минеральной воды.

– Оксана моложе вашей сестры на шесть лет. Думаю, это не так уж много.

Озирский зажёг одну сигарету от другой, и я с тоской подумала, что лютые мучения, материальные затраты и потерянное время были напрасны. Шведские пластыри и жевательные резинки не помогли, шеф снова стал курить по две пачки в день, как раньше.

– Она изучает право, а не психологию – пока. Хотя, думаю, второе образование Оксана будет получать именно по этой дисциплине. В любом случае она поймёт и прочувствует ваше горе, ваш страх и вашу надежду. Сейчас я налью всем нам воды со льдом. Минутку.

Андрей пожалел меня и решил сам обслужить гостя. Через несколько минут он возник в приёмной со специальным подносом, с которого не падала посуда, потому что стекло покрывал слой клея. Илья снял пиджак, бросил рядом с собой на диванчик, взял бокал воды и залпом выпил, получив несказанное удовольствие. Очень хотелось открыть окно, но делать это во время важных переговоров шеф запрещал по соображениям безопасности.

– Я и так много времени у вас отнял… – Брайнин очень нервничал, не мог справиться с зажигалкой и сигаретой, то и дело ронял их на ковролин. Потом сгрёб все предметы в горсть, спрятал в кейс и виновато улыбнулся. – Пожалуй, пора приступить к делу.

– Да, конечно. – Андрей говорил по обыкновению властно и в то же время слегка насмешливо. – Негосударственные силовые предприятия являются коммерческими, и потому вы, направляясь сюда, в первую очередь должны были подумать об оплате наших услуг, не так ли? Способов этих несколько, и мы позже определим, какой подойдёт именно вам. А сейчас расскажите, в чём дело, не торопясь и не волнуясь. По возможности, конечно. В добрый час!

Озирский кивнул Брайнину и крепко пожал под столом мою руку, благословляя меня на подвиг.

– Как вы знаете, я живу в Москве, работаю продавцом в «Кольчуге», на Варварке. Это известный магазин оружия. Чтобы лучше понять наши проблемы, нужно представлять себе, что представляет собой наша семья. Чем-то она похожа на всякую другую семью, но во многом является уникальной. Короче, мы все очень любим друг друга, как это ни удивительно. Переживаем, стараемся помочь, поддержать, успокоить. Так нас воспитывали старшие женщины рода – бабушка, мать, тётя. К сожалению, мой дед погиб на войне, а прочие мужчины не оправдывали этого высокого звания. Я стараюсь не быть таким…

Брайнин по нашим лицам видел, что его плохо понимают, слушают только из вежливости и ждут самого главного.

– Структура семьи такова: сейчас здравствует только младшее поколение. Сам я живу на Измайловском бульваре с женой Яной и восьмилетним сыном Дмитрием. До недавнего времени с нами проживала и моя мать, Злата Григорьевна Брайнина. В июне этого года она скончалась от инсульта. Кузина – дочь её старшей сестры, моей тёти Аиды Григорьевны. Её нет в живых с восемьдесят девятого. Всё страшно и вместе с тем банально – рак.

Илья на секунду задумался, шевеля губами, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

– Ту сестру, о которой идёт речь, зовут Дина. Её старшая сестра Галина очень переживает из-за происходящего. Она хотела сопровождать меня в Питер, но не смогла оставить свою семью. Галина в полной мере унаследовала способность быть беззаветно преданной родным. И потому я надеюсь, что дух и традиции не угаснут, и мы не предадим память своих матерей. Мало, наверное, найдётся на свете родных сестёр, которые так обожали бы друг друга, как Аида и Злата. Точно так же обстояло дело и у Галины и Диной, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте. После ареста Дины Галя почти помешалась. Не знает, что можно сделать для младшей сестры, чем ей помочь. Решила обратиться в частное детективное агентство. Поехала на Каширку, в ваш московский офис, а сюда выбраться не получилось. У Галины есть муж и дочь. К тому же дачный сезон; выходные загружены, да и будни тоже. Галя работает, преподаёт, и потому разрывается на части. Правда, сейчас каникулы, но, сами знаете, грядки – дело святое. Мы посоветовались и решили, что в Питер поеду я и всё расскажу.

Брайнин допил остатки воды с уже растаявшим льдом. Озирский, бесшумно встав, принёс ему новый стакан. На улице темнело, но электричество ещё так и не дали.

– Всё происходило на моих глазах, мы с сёстрами практически не расставались. Несмотря на то, что все имели детей, состояли в браке, жили одной семьей и до ближайшего времени секретов друг от друга не имели. Зато потом их появилось более чем достаточно. И мы не смогли самостоятельно решить возникшие вопросы.

– Илья, простите, а почему вы решили обратиться в петербургскую фирму? – Я зажмурилась, потому что солнце, наконец-то вырвавшись из-за туч, ударило мне прямо в лицо. – Разве в Москве мало сыскных контор? Или вы имеете основание не доверять им, опасаться неприятностей? Извините, если досаждаю вам своим любопытством, но иначе мне трудно будет работать по делу. Наши отношения с клиентами строятся на доверии.

– Да не на что мне обижаться!

Брайнину всё-таки было неприятно, но он понимал – иначе нельзя. Сыщиков, как и врачей, не принято стесняться. Тем более если они – частнопрактикующие, и секретов не разгласят.

– Рано или поздно я должен был затронуть эту тему. Выбрал Петербург именно потому, что хотел избежать огласки, чего в Москве гарантировать никто не мог. Дина – достаточно известная в столице личность. Хотя слава её, мягко говоря, имеет определённую специфику. Я не хочу называть сестру проституткой, хотя из песни слова не выкинешь. Все прочие термины – дань стыду и ханжеству. Пусть будет куртизанка – так, мне кажется, правильнее. Женщина лёгкого поведения, имеющая покровителей в высшем обществе – этим и была кузина. Она – подружка всяческих знаменитостей, её знает московский бомонд. И пресса, особенно «жёлтая», не может обойти вниманием то, что с ней произошло. Материалы по делу Дины, всевозможные пикантные подробности обыграют журналисты. Сопроводят всё издевательскими заголовками, разведут ёрнические рассуждения на темы морали и нравственности. Репортёры-папарацци раздобудут откровенные снимки, вынесут их на всеобщее обозрение, на поругание. Галя не переживёт такого позора. Инсульт у моей матери случился тоже из-за переживаний по поводу Дины. Гали я лишаться не хочу, поэтому и поехал в Петербург, к вам. Всё же другой город. Возможность сохранения тайны, репутация фирмы, позволяющая рассчитывать на порядочность персонала, на понимание наших проблем. В любом случае питерцам про Динку будет неинтересно читать. Никаких знакомых у нас здесь нет…

– Я гарантирую, что материалы дела в прессу не попадут, – твёрдо сказал Озирский. – Наверное, директор московского филиала агентства, Алексей Чугунов, посоветовал вам встретиться со мной. Но по какой причине Галина выбрала именно нас? Мы ведь не даём рекламу.

– Я всё объясню немного погодя. – Илья провёл ладонями по лицу, будто умылся. – Но знайте – здесь нет ни подвоха, ни криминала.

– Кстати, Галина Геннадьевна Емельянова, старшая кузина нашего клиента, проживает на Малой Грузинской, недалеко от Расторгуева переулка. Так что они с Оксаной почти соседи, – весело сообщил Озирский. – Илья, продолжайте. Мы вас очень внимательно слушаем.

– Галина по образованию историк, окончила педагогический. Сейчас преподаёт в Международном русском университете. Раньше учительствовала в средней школе, которую сама окончила. Год назад подалась на новое место. Денег не хватало, и знакомые посодействовали. Только жить начали, один раз съездили в Анталью, а тут несчастье с Диной. Она много сестре помогала. Считала, что её статус даёт право иногда предаваться экстремальным развлечениям, и все должны терпеть. Галя пожелала иметь собственный заработок, избавиться от необходимости принимать Динины пожертвования. О том, что именно презентовала Дина Гале, я расскажу чуть позже.

Брайнин закатал рукава промокшей от пота сорочки, и в меркнущем свете июльского вечера я заметила, что руки его густо поросли чёрным волосом.

– Сейчас Галя сплошь поседела. Ей приходится краситься в рыжий цвет. Галя даже о своей дочери столько не думала никогда, сколько сейчас о Дине. Сходит с ума, а я не в силах смотреть на всё это. Дина-то в «Бутырках» сидит за убийство своего ребёнка, а Галька не верит, что это правда. Говорит, что сестру подставили. И я никак не могу вообразить, что такое в принципе возможно. Неужели Дина действительно специально Стаса прикончила?! Но кроме неё некому, вот в чём дело! Я, наверное, сумбурно говорю, но мне трудно собраться с мыслями. Да ещё по службе неприятности – наш магазин на Варварке пытались ограбить. Ничего у них, правда, не вышло, но шороху наделали порядочно. Пронесло пока, поэтому семья ничего не знает.

– Если ваша кузина действительно убила ребёнка, мы ничем ей помочь не сможем. – Я до сих пор не понимала, чего именно Брайнин от нас хочет. – А вы, получается, в это не верите? И старшая сестра Дины начисто отрицает такую возможность? Почему? Дина в принципе не способна на убийство?

– В нашей семье никогда ничего подобного не случалось, а ведь задатки родственников имеют огромное значение. Их непременно нужно учитывать. Сам дух, атмосфера нашей семьи никак не провоцируют человека на криминальные действия. Да, отец Гали и Дины приехал из деревни. Возможно, по той линии она унаследовала дурные наклонности. И моя мать так считала. Она так и не смогла смириться с решением тёти Аиды и принять зятя таким, каков он был. Может, предчувствовала неладное, но со мной догадками не делилась.

– Но ведь у вас нет точных сведений о том, что среди родственников Дининого отца были убийцы? – уточнила я, посасывая ледышку из бокала.

– Нет. Я совершенно ими не интересовался, о чём сейчас сожалею. По крайней мере, я был бы готов к потрясениям. Галина, её дочка Анастасия приходятся Геннадию Николаевичу близкими родственниками; и кто знает, какие у них проявятся гены? Но пока Ная в порядке. Хочет после школы поступать в Гуманитарный университет имени Дашковой на журналистику и рекламное дело. Сейчас ей пятнадцать, так что пора выбирать жизненный путь. Дина собиралась оплачивать учёбу племянницы, но теперь, вероятно. Найке придётся распрощаться с мечтой. Игорь Емельянов, её отец, тоже преподаватель. Но в Текстильной академии, на энергомеханическом факультете. Если честно, семья не одобряла моего увлечения торговлей, да ещё оружием. А мы с Диной решили пойти непроторенными дорогами. Нам надоела спокойная, размеренная жизнь родственников, в которой не было места страстям и сюрпризам. Мать была химиком-аналитиком в Институте гигиены, а тётя Аида – рентгенологом в Курчатовском. Там и облучилась насмерть. После операции сердце остановилось, и всё… Что-то с наркозом намудрили. Но муж её, отец моих сестёр, ещё раньше бросил больную раком супругу и ушёл к молодой…

– Когда это случилось? – Дело уже захватило меня целиком.

– В самом начале восемьдесят девятого. Дочери в шоке были. Когда тётю Аиду хоронили, её муж только секундочку заглянул – опаздывал на самолёт. Соревнования у него, видите ли. Нельзя ни отменить, ни перенести. Дина убивалась по-страшному. Целыми днями плакала. Считала, что её отец во всём виноват…

– Дина была совсем молодая, когда потеряла мать? – перебил Озирский. – Ей лет двадцать исполнилось?

– Это произошло как раз в Динин день рождения, двадцать первого декабря. – Брайнин наконец-то успокоился, перестал барабанить пальцами по крышке кейса и щёлкать замочками. – Галине тридцать четвёртый год шёл. Но какое это имеет значение? Мать есть мать. Свою я похоронил в июне. Побрился после трёхнедельного траура недавно… Не всё у нас было гладко во взаимоотношениях, мы часто ссорились. Теперь, конечно, жалею. Надо было уступить, понять издёрганную женщину, а не вставать сразу на дыбы. Да что теперь!.. До шестидесяти не дотянула. У нас такое в роду – не редкость. Долгожителей нет. Чуть заедет за «полтинник» – и мор идёт. Хотя бы Галину от психушки спасти нужно, но как?.. – Брайнин закашлялся, и я поняла, как ему плохо, тяжко.

– А лично вы как считаете? Дина действительно ребёнка убила, или это клевета? Что вам сердце подсказывает? – допытывалась я, будучи не в силах смириться с ужасным предположением.

– Ничего не могу сказать!

Брайнин смотрел на нас с отчаянием, немо умоляя не изводить его вопросами, а помочь. Для этого он и приехал в Питер, а душу из него могли бы вытягивать и в московской милиции.

– На первый взгляд – она. Больше там было некому. Тем более что после этого она пыталась покончить с собой. Дина сделала Стасу «золотой укол» морфина, и себе потом тоже. Но в «Склифе» её откачали, а через несколько дней прямо в палате взяли под стражу. Уже полтора месяца Дина сидит в Бутырской тюрьме. Со Стасом всё случилось в ночь на первое июня, а четвёртого Дину отвезли в тюрьму. Шестого предъявили обвинение в предумышленном убийстве. Ещё некоторое время она провела в Бутырской санчасти, и вот теперь парится на нарах. Надо срочно принимать меры. Галя надеется на меня. А я откуда знаю, что следует делать в подобных случаях? Не юрист ведь, и знакомых у нас таких нет; одна техническая интеллигенция. Пытаюсь объяснить ситуацию Гале, а она ревёт всё время. Мать уже не выдержала, и у меня, чувствую, сердце стало болеть в тридцать один год. Только их отцу, Геннадию Николаевичу, всё по барабану. Я, кстати, пытался найти его и рассказать про Дину, но дома так и не смог застать. Телефон не отвечает. Но я думаю, что толку от него всё равно не было бы. Он и тётю Аиду бросил, когда диагноз узнал, хотя онкологи сообщили ему это совершенно с иной целью. Тётин муж испугался, что рак может быть заразным, тут же собрал чемодан и ушёл к своей ученице. Он тренер по плаванию, имеет кучу званий и наград. С тётей они тридцать пять лет прожили. Кажется, это называется «полотняным» юбилеем. Но не справили, не успели. Этот день господин Семёнов встречал в объятиях девятнадцатилетней девчонки, а самому было уже пятьдесят три. Понятия не имею, чем Геннадий Ольгу привлёк… Короче, когда Дину свинтили, я переступил через амбиции и набрал их номер. Но ничего не добился. Они то ли переехали, то ли на грядках копаются. Лето же, пол-Москвы на дачах…

– Как фамилия Дининого отца?

Я вспоминала своего папочку, который никогда не бросил бы нас. Простые люди были мои родители, должностей не занимали. Оба работали в Доме правительства на Краснопресненской набережной. Отец – шофёром, мама – буфетчицей. А ещё раньше она трудилась в пекарне, сразу после переезда из Киева.

Родители не умели говорить красивые слова, но зато имели бесценный дар любить своих детей. И я до сих пор не понимала, как в сходных обстоятельствах можно вести себя по-разному. Папа работал, будто каторжный, чтобы жена и четверо детей жили безбедно; и только обширный инфаркт сумел разлучить его с семьёй. После отцовских похорон в моей жизни не было ни одного светлого дня. Мы жили с ощущением надвигающейся беды, и не ошиблись. Сбылись мои самые страшные сны.

Я должна Галину с Диной понимать, как никто другой. Но мне ещё хуже пришлось – в восемнадцать лет осталась круглой сиротой, с тремя младшими на руках, да ещё беременная. Мама погибла в октябре девяносто третьего, находясь на службе в «Белом Доме». И я не сумела сберечь маленьких, в чём каюсь поныне. Нелепо, кошмарно, под колёсами автомобиля погибли братья-первоклассники Олесь и Орест. Ещё через год жених сестры Олимпиады приревновал её и зарезал. Мы не выдержали, пропали без папы с мамой. И Галя с Диной тоже, хотя на момент кончины Аиды Григорьевны у них были свои семьи. Вот и получается, что дороже мамы у человека никого нет…

– Его фамилия – Семёнов. – Илья скрипнул зубами при воспоминании о своём неродном дяде. – Аида Григорьевна уже в больнице просила дочерей беречь своих детей, её внуков. Галя просьбу выполнила, а Дина – нет.

Илья сжал кулак на колене, будто пытаясь получше рассмотреть своё обручальное кольцо с алмазной резьбой, но в сумерках не мог сделать этого.

– Хотя, конечно, какая жизнь ожидала Стаса потом? Дело в том, что он был инвалидом с рождения. У него полностью не действовали руки, и парня такое положение в какой-то степени забавляло. Стас был неисправимым оптимистом, не то, что мой Димка. Представляете, зажимал карандаш в зубах или в пальцах ног; так писал и рисовал. Один раз по телевизору увидел сюжет о старушке, которая ногами газ зажигала, и сам попробовал. Чуть дом не взорвал! – Илья грустно усмехнулся, вспоминая, как это было. – Конечно, в дальнейшем игра закончилась бы. Существование инвалидов в России кошмарно, я согласен. Но всё равно… всё равно!

Брайнин ударил кулаком по крышке кейса. Усы его затряслись, и глаза совсем почернели от отчаяния.

– Динка не имела права убивать его! Не по своей, а по её вине Стас таким уродился! Свою Яну я силком на кесарево загнал, чтобы она Динкин подвиг не повторила. А учился Стас хорошо, к нему педагог домой ходил, специалист по обучению вне школы. Нахвалиться не мог! Ребёнок уроки делал, преодолевая неимоверные трудности. Глядя на него, мы все понимали, как счастливы, раз руки имеем. Все наши беды вообще ничего не значат. Мой Димка тройки носит, а у Стаса и четвёрок не было. Он рано повзрослел и понял, что должен надеяться на одного себя. Старался, не зная, как мало жить остаётся… Динка денежной бабой была в ту пору, имела возможность устроить сына в лицей «Столичный». Он чуть ли не самый дорогой в Москве. Но по состоянию здоровья Стаса туда не взяли. Дети стали бы дразнить его, да и преподаватели не умеют работать с инвалидами. Дина моего оболтуса собиралась на оговорённое место отправить, чтобы вырос джентльменом. Но мы с Яной решили к ней в кабалу не влезать. Дина была каждый день разная – то невероятно щедрая, то сволочная до неприличия. Возьмёт и потребует сразу весь долг назад; и бери «бабки», где хочешь. Я ведь Динке на день рождения «Чезет-85» подарил, а теперь сам не рад. Оказывается, она способна на убийство. А из тюрьмы выйдет совсем отмороженной…

– Сколько лет Стасу было в момент гибели? – Я поняла, что Озирский не ошибся, поручив это дело мне. – И каким образом его… Ах, да, «золотой укол»! Вот об этом подробнее, пожалуйста.

Я плохо представляла, как засну после этого разговора. Значит, опять «колёса» и настойки. На аутотренинг у меня нет ни времени, ни сил.

– Девять лет ему исполнилось в мае, за две недели до убийства. Промаялся всю жизнь, хотя по другой примете мог быть счастливым. Он – копия Дина. Вот, смотрите.

Илья достал из кейса симпатичный импортный альбомчик, положил на мой стол. На одном из снимков был изображён сидящий в подушках мальчик-брюнет с широко расставленными бархатными глазами. Ребёнок напряжённо, болезненно улыбался, и я чуть не расплакалась от жалости. Всего девять лет отпустила крохе судьба, да ещё страшных, мучительных, бессмысленных. Их и жизнью-то назвать нельзя…

Чтобы отвлечься, я перевела взгляд на другой снимок – чёрно-белый, свадебный. Высокая тонкая девушка, с тем же лицом, что у мальчика, в тюлевом платье и скромной, похожей на марлю, фате, словно взглянула мне в глаза. Она стояла на ковре рядом с женихом простецкого вида, светловолосым и курносым. Я сразу же обратила внимание на их руки. В большую, грубую, с толстыми пальцами и широкими ногтями, была вложена маленькая, нежная, с острыми длинными пальчиками и идеальным маникюром. Значит, эта юная прелестная невеста – будущая убийца больного, беззащитного ребёнка?..

– Динка замуж в семнадцать лет вышла, по «залёту». Спрашивали согласие у родителей, оформляли в исполкоме. После свадьбы прописали в своей квартире Сашу Агапова, из Мышкина Ярославской области. Через полгода после свадьбы родился Стас, и всё пошло хуже некуда. Динку сразу предупредили, что сама она не справится, и надо резать. Так нет – задрала хвост, дура! Она, видите ли, привыкла преодолевать трудности…

Брайнин не на шутку разозлился. Усы его задёргались, и кудряшки прилипли к мокрому смуглому лбу.

– Боялась, что бикини нельзя будет носить или кофточки короткие, чтобы пупок наружу… Тогда уже блядью была, простите за выражение! Агапову сколько раз из-за неё морду били!

– Родовая травма? Детский церебральный паралич? Руки совершенно не двигались?

Я не представляла, с чего начну работу по делу, но точно знала, что не откажусь от неё.

– Вот, точный диагноз, – Илья заглянул в свой блокнот. – «Повышенный тонус в двуглавой мышце». Уже в роддоме это стало ясно. Руки всё время согнуты в локтях, кулаки сжаты, большой палец у ладони. Ноги пострадали в меньшей степени. Стас ходил, правда, покачиваясь. Просил врачей, чтобы вылечили его. Говорил: «Буду слушаться и лекарства пить!» Да что они могут-то, светила наши?.. – Илья подбрасывал на ладони зажигалку, и лицо его наливалось тёмной кровью. – Деньги только вытряхивали за эти дурацкие массажи, да ещё искололи Стаса всего…

Брайнин, двигая кадыком, уставился в потолок. Над нашими головами неслышно покачивались пальмовые листья, будто сидели мы не в приёмной агентства, а в тропическом лесу.

– Дину в стюардессы звали, на международные линии. Немецкий и английский она знает. Могла далеко пойти, но из-за Стаса пришлось забыть о небе. Да, конечно, с ребёнком много мороки было.

Узкие глаза Брайнина влажно блестели, и густые брови сошлись к переносью.

– И всё, всё зря! Дина виноватой именно себя считала, и потому не могла уничтожить сына просто как обузу. И, самое главное, почему именно теперь? Собственно, это я и хочу выяснить. Девять лет Дина жила, примирившись с мыслью о пожизненной инвалидности сына, и вдруг… Она любила Стасика, очень жалела его. И никогда не помышляла о том, чтобы от него отказаться…

– С психикой у неё всё было в порядке? – сквозь зубы спросил Андрей.

– На учёте никогда не состояла. Самообладание имеет такое, что я всегда завидовал. Она добивалась всего, чего хотела. Переспала со многими VIP-персонами, вела разгульную, богатую, пёструю жизнь. Не раз говорила, что, пусть и в постели, но диктует свои условия сильным мира сего. И вдруг… Полный крах! Честолюбивые планы сорваны, жизнь перечёркнута. Дина не такая нервная; она всегда сумеет взять себя в руки. На бессмысленное убийство, как пьяная баба, не пойдёт. Она всегда свою выгоду понимала. Ну, если бы на первом-втором году, ладно, а то на десятом! Нянек могла Стасу нанять, сиделок, кого угодно. К тому же Дина молотила, как каторжная, сына неделями не видела. Всё её время съедали блестящее общество и фитнесс-клубы. С чего бы вдруг Стас так надоел Динке, что она его убила? Не в специнтернат сдала, допустим, а насмерть уколола морфином. Я думаю, что-то произошло, и поэтому кузина отважилась на преступление. Но что?! Если, конечно, это действительно сделала она. Я приехал сюда для того, чтобы вы помогли прояснить ситуацию. Во-первых, установить, действительно ли Дина намеренно убила сына. Во-вторых, если это так, разобраться, что же толкнуло её на преступление. В-третьих, если моя сестра невиновна, назвать имя настоящего убийцы. Я говорю от имени живых и мёртвых членов нашей семьи и не постою за ценой ради выяснения истины. Невозможно спокойно лежать в земле или ходить по ней до тех пор, пока остаётся намёк на какую-то зловещую тайну. Мы все привыкли доверять друг другу, и иначе общаться не можем. Доверие исчезло; его заменили настороженность и страх. А я желаю, чтобы оно вернулось в нашу семью, и воскресла прежняя любовь. Пусть правда окажется чудовищной, но я всё равно должен её узнать…

* * *

– Как именно произошло убийство? – Озирский безнадёжно пощёлкал выключателем настольной лампы и потянулся, разминая торс. – Нужно знать основную версию произошедшего, чтобы предположить, могут ли иметь место какие-нибудь варианты. Можете ответить на мой вопрос?

– Постараюсь.

Илья лихорадочно потирал ладонью уже заросший синей щетиной подбородок. В очередной раз зазвонил телефон, но Озирский не шевельнулся. На попискивающий пейджер он тоже не обращал внимания.

– Дину обвиняют в том, что она путём инъекции ввела смертельную дозу морфина своему сыну. Там и взрослому-то немного надо, одну-две десятых грамма внутрь, а Стасу потребовалось и того меньше. Моя мать приехала к Дине утром первого июня, открыла дверь своим ключом. Кузина с сыном жили тогда на Первой Тверской-Ямской; мать её почти каждый день навещала. Помогала, если требовалось, по хозяйству, сидела со Стасиком. Дела у Дины шли, по-моему, неплохо. Во всяком случае, тринадцатого мая, на день рождения, она подарила мне «Шкоду-Фелицию». Незадолго до этого я капитально разбил свою «семёрку» в аварии, так что был очень рад подарку. Мать тоже в то утро ни о чём не догадывалась. Вошла в квартиру, прислушалась – тихо. Никто не выходит ей навстречу; ни музыки, ни голосов. Сперва она решила, что Дина и Стас на даче, но на всякий случай заглянула в спальню. Видит – оба лежат в своих постелях и не шевелятся. А ведь Стас был очень чутким, да и Дина страдала бессонницей. Мать подошла к Стасу, хотела его поцеловать, растормошить, как обычно. А парень уже холодный весь, особенно – лицо. Мать чуть в обморок не упала. Поначалу даже моргнуть не могла. Потом бросилась к телефону, вызвала «скорую». Как установила экспертиза, Станислав Агапов скончался от угнетения дыхательного центра. Но всё-таки врачи сумели вытащить с того света Дину. На кухне, в мусорном ведре нашли две пустые ампулы и один шприц. Записки не было, а ведь её долго искали. Правда, Дина и раньше кололась, поэтому организм привык, и дозу она не добрала. В «Склифе» Дине произвели вентиляцию лёгких, вкололи сердечные стимуляторы, и вечером того же дня она очнулась. Врач сразу же позвонил в милицию, в квартиру приехал следователь и осмотрел помещение. Он допросил мать и решил, что кроме Дины отравить ребёнка было некому. Тем более что инвалид детства мог казаться обузой и тяготить родительницу. Моя мать так и не смогла успокоиться. Ведь она, выходит, племянницу своими руками посадила, хотя этим всё равно кончилось бы. Немного позже, может, но какая разница? Смерть Стаса оказалась насильственной, и милиция обязана была реагировать.

– А что сама Дина говорит? – Озирский делал пометки в своём блокноте, надев стильные очки в деревянной оправе. – Признаётся в убийстве или всё отрицает? Вы располагаете такими данными?

– Дина никаких показаний не даёт! – раздражённо ответил Илья. – Следователь составляет протокол об отказе, Дина его подписывает. Так было несколько раз подряд, а после её перестали вызывать на допросы. Кому охота попусту время тратить? Вот и сидит в камере, где баб – как селёдок в бочке. Мы с Галькой передачи возили, в очереди такого наслушались! Оказывается, человек несколько лет может просидеть без приговора и допросов, если у него нет связей. Надо, чтобы кто-то трубочку снял и нажал на следствие. Тогда, может, и почешутся. Динка многих знала из тех, кто с «мигалками» ездит; с половиной из них переспала. Но связи такого рода недолговечны, и афишировать их никто не станет. Одного хотели попросить помочь, так он через секретаршу ответил, что имя Дины Агаповой впервые слышит…

– Илья, вы сказали, что у Дины есть муж. Её отец также меня интересует. Неужели вы о нём до сих пор ничего не знаете?

Мне тоже казалось, что Брайнин говорит не всю правду, сознательно о чём-то умалчивает.

– Откуда мне знать? – пожал плечами наш клиент. – Дома нет – и точка.

– А где работает Геннадий Николаевич, вы в курсе? – продолжал настаивать Озирский. – И его московский адрес оставьте, пожалуйста.

– Он устроился в бассейн «Динамо», это на Ленинградском проспекте. Живут они с Ольгой на улице Космонавта Волкова, в двухкомнатной квартире. Я бы, может, вычислил его, встретился, но Галина против. Чем папа здесь поможет? Был бы со связями, с деньгами, или мозги имел в черепе… Или просто душевным мужиком оказался – посидел рядом со старшей дочкой, на свидание к младшей сходил. А так что? Затяну его силком к ним на Пресню; скажу, что стыдно жить припеваючи, когда дочь в тюрьме сидит. А он начнёт на часы смотреть, на дверь, на телик, вздыхать и почёсываться. Потом намекнёт, что договорился насчёт рыбалки, неудобно отказываться. И боком-боком – вон. Галина ещё больше расстроится, и всё. Семёнов и тётя Аида совершенно разными людьми были, и чужими расстались. Про таких говорят – не пара. Та же история, что у Дины с Агаповым. Свадьба ради московской прописки. А тётя из-за Семёнова в своё время отказала доктору медицинских наук. Тот был на двадцать лет старше. А Геша – ровесник. К тому же атлет, спортсмен, кровь с молоком. Сам он родом из Псковской области. Ждали, покуда стерпится и слюбится, да не дождались. Тётя терпела Гешины выходки, но у Динки другой характер. Они с Агаповым давно уже развелись. А мать сдуру в прокуратуре сказала, что инвалидность ребёнка пагубно отразилась на личной жизни Дины. Следователь сразу же вынес постановление о заключении под стражу и на этом успокоился. Вот этого-то мать и не смогла пережить…

– Значит, с мужем Дина давно уже разошлась?

В принципе я понимала следователя. Очень похоже на то, что мама Стасика решила скинуть с плеч бесполезную, непосильную ношу. Возможно, Дина нашла нового жениха, и тот поставил условие, чтобы Стасика не было. Но вид убитого ребёнка привёл Дину в ужас, она раскаялась и приняла страшное решение отправиться вслед за сыном. Она не была алкашкой, за стакан водки лишающей жизни свою кровиночку.

– Илья, я хочу узнать об их семье побольше, чтобы пополнить базу данных…

Мы встретились глазами с Озирским, и я увидела, что шеф доволен. Значит, пока я всё делаю правильно. Интересно, что он сам думает об этой истории? Подозревает Дину или считает, что дело не в ней, а проблема гораздо более сложная? Когда проводим Илью, поговорим, а то при нём шептаться неудобно.

– Дина по профессии ювелир. Три года отработала в мастерской на Арбате. Училище закончила с отличием. Пахала, как Карло, хотя уже была замужем и Стасика родила. В конце девяносто второго из мастерской уволилась и начала совершенно другую жизнь, о которой можно рассказывать очень долго. Галя гнала кошмарные мысли, а я догадался раньше всех. В салонах её называли «Леди Ди» и «Фам-фаталь». Кузина в числе любовников имела аристократов, кстати, и британских тоже. Их чековые книжки помогали ей чувствовать себя королевой. С каким-то графом она несколько месяцев прожила в Южной Америке на страусиной ферме. Вернулась вся в перьях, в бриллиантах и в «шестисотом мерине». Другую половину того же года провела в Бахрейне, с одним из членов семьи эмира. Штатовский мультимиллионер хотел ей подарить спортивный самолёт и научить им управлять, но моя сестрёнка взяла деньгами. Подарочки делала на круглые суммы. Вручить просто так иномарку ей ничего не стоило. Время от времени Диной овладевали странные идеи. Например, вздумала записать нас в немецкий заочный центр гитаристов «Бавария». Заплатила за всех, да ещё устроила путешествие по Германии. Просто так, играючи. Вот эти часы, – Брайнин поднял левую руку, – тоже её презент, на тридцатилетие. Возможно, Динке и помешал бы рубец на животе при построении карьеры в постелях богачей со всего мира. Роковая красавица, обаятельная стерва, имеет гипнотическое влияние на мужиков и пожирает их сердца пригоршнями. За ней косяками тянутся успешные фирмачи, «крутяки» и даже бандиты. Многие буквально «зависли». А Динка только развлекается, глядя на страдальцев. Несмотря на свои похождения, она откровенно ненавидит адамово племя. С пелёнок нравилась всем, в детском саду сразу стала примой. Динке поручали преподносить гостям цветы; она не раз поднималась с букетом на трибуну Мавзолея. Слышал, что три человека из-за кузины покончили с собой. Не знаю, насколько эти сведения верны. Она давала всем любовникам прозвища – для конспирации. Они все известные люди; им такая слава может повредить. Что ещё можно сказать? – Брайнин покусал костяшку пальца. – Например, она подарила моей жене на день рождения кулон круга Фаберже, птичку на петле-банте с сапфирами, изумрудами, бриллиантами. А ведь это – наиценнейший антиквариат. Была у Дины икорница-жбан из чистого серебра, тоже невесть сколько стоящая, с панорамой Кремля. Самовар – огромный, весь в цветах, тоже серебряный. Три «тачки» в гараже, шуб целый шкаф, меха только качественные и дорогие. Галина ахала и хваталась за сердце, глядя на это «шмотье». Неудивительно, что такая жизнь только тюрьмой и могла кончиться. В квартире на Тверской-Ямской Дина настелила паркет из африканского красного дерева и очень этим гордилась. Несколько раз я сопровождал её в казино «Голден Палас», и каждый второй мужчина при встрече целовал моей кузине руку. Дина успешно играла в казино – это была ещё одна статья её доходов.

– Значит, она ещё и азартный игрок?

По моему позвоночнику, несмотря на духоту, пополз холодок. Связываться со столь выдающимися личностями мне ещё не приходилось. Андрей уверен, что я справлюсь, иначе не привлёк бы к этому разговору. Вернее, был уверен, пока не выслушал рассказ Брайнина. Того ли мнения шеф придерживается теперь? Может, Илья специально интригует, запугивает, чтобы мы не потеряли интерес к делу? Нет, шеф продолжает мне верить. Я чувствую это, и мне становится легче.

– Да, она объездила все московские казино. Как только открылось первое, в гостинице «Ленинградская», сразу же посетила его. Сперва пошла с друзьями – ведь не каждая жена решится сопровождать мужа в злачное место. Брала напрокат платья у подружек – две из них работали в ночных клубах. Со временем Дина сама стала делать ставки и поняла, что без рулетки ей жизни нет. Фарт шёл не только сначала, но и после. И в рулетку, и в блэк-джек, и в покер она играет с упоением.

– С мужем Дина давно рассталась? Официально они в разводе? – Я старалась не демонстрировать клиенту своё смятение.

– Да. Оформили через год после того, как разошлись фактически, – летом девяносто третьего. В нашей семье иллюзий на сей счёт никогда не строили. Сашка получил московскую прописку; Динка дала ребёнку имя и покрасовалась перед подружками. Потом Агапов другую бабу нашёл, и Дина к тому времени с кем-то из «братков» жила. Развод имел значение для Агапова, потому что его новая пассия требовала бракосочетания и венчания. Тогда они ждали ребёнка, но случился выкидыш. Только в прошлом году Елена забеременела снова.

– Они наглухо порвали? Не встречались, не перезванивались хотя бы ради сына? – Озирский смотрел на Брайнина так, словно прицеливался в него.

– Понятия не имею! С Диной не успел поговорить на эту тему. Вроде бы претензий друг к другу у них не было.

– А где Агапов работает? – поинтересовался Озирский.

Я откровенно не понимала, чем это дело так увлекло шефа. Проститутка, наркоманка, и раньше пробовавшая морфин. Неуравновешенная, амбициозная особа. Вполне могла избавиться от надоевшего ребёнка. Семья, конечно, хочет Дину выручить, но почему Андрей-то пошёл на поводу у Брайнина? Дело простое, как кирпич. Больной ребёнок отнимал много времени, а мамаше оно требовалось для другого. Вот и прикончила бедняжку. Сидит она поделом, тут не поспоришь. Неужели Андрей этого не понимает, если и ежу всё ясно?

Продолжить чтение