Читать онлайн Метка магии бесплатно

Georgia Bowers

MARK OF THE WICKED

Copyright © 2021 by Georgia Bowers Published by arrangement with Swoon Reads, an imprint of Feiwel and Friends and Macmillan Publishing Group, LLC. All rights reserved.

© Абмаева С., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Глава 1

Наш вид покрыт шрамами с именами тех, кого мы ранили своей магией, чтобы служить предупреждением другим: держитесь на расстоянии. Но у каждого правила есть исключение – это касается и нас. Только хитрость может скрыть их истинный облик, но за это приходится платить.

– Гримуар женщин Холлоуэлл

Шестнадцать дней до Хэллоуина

В первый раз, когда Матильда проглотила пчелу, все прошло не очень хорошо. Она запаниковала, что заставило пчелу запаниковать в ответ, и язык Матильды распух, как рыба фугу, и, конечно, такое невозможно было скрыть от матери. Бабушке пришлось тайком дать ей отвар гамамелиса и алоэ вера для полоскания горла, что и вернуло языку нормальный размер.

Утреннее солнце просачивалось сквозь голые ветви, разбрасывая пятна света по земле цвета предрассветных сумерек. Матильда оглянулась через плечо, затем снова посмотрела на улей. Она была не в настроении танцевать с пчелами после их бесцеремонного нападения, но ей нужна была их королева.

Бабушка Матильды посещала ульи раз в неделю, чтобы рассказать пчелам о происходящем в семейном доме, – ритуал, в котором Матильда все еще не разобралась, учитывая, что ее бабушка последние три года почти не разговаривала. Тем не менее Нанна Мэй пробиралась сквозь деревья к ульям каждое пятничное утро, чтобы отдать дань уважения пчелам и держать их в курсе последних событий. Матильде всегда было интересно: жужжали ли они ей в ответ или молчали, как сейчас.

Сама того не осознавая, Матильда скользнула пальцами по корявым буквам на своем лице, прослеживая имена каждой души, которую она исказила, каждого человека, которого она сломала. Она отдернула руку. «Еще один ничего не изменит», – подумала она про себя.

Ее глаза осмотрели искривленную землю в поисках того, ради чего она пришла сюда. В нескольких метрах от нее кустилась крапива двудомная, или крапива жгучая, как ее называют те, кого не таскают в лес, чтобы выучить латинские названия каждого растения, на которые приходилось смотреть каждый день школьных каникул. Скука. Матильда стянула шерстяные перчатки, наклонилась и погладила крапиву обеими руками, морщась, пока стебельки терлись о ее кожу. На мгновение ей стало больно, но это было ничто по сравнению с тем, что армия внутри улья сделает с ней, как только почувствует угрозу. Укус крапивы жужжал над ее руками, как невидимое силовое поле. Кому нужны эти защитные перчатки, когда тебя учили, что любой сорняк в лесу может быть полезным, а твои пальцы время от времени скручивает от магии?

Ожог пополз по рукам, Матильда вздохнула и закрыла глаза. Когда она сунула голову в распростертые объятия крапивы, вороны пронзительно закричали, приветствуя рассвет, и запрыгали на ветвях серебристой березы, толкая друг друга, чтобы лучше разглядеть ведьму за работой. Матильда подняла глаза и нахмурилась, морщась от боли, обжегшей ее лоб.

– Ш-ш-ш! – шикнула она на птиц.

Визг прекратился, и черно-белая тень спикировала с деревьев. Матильда наблюдала, как сорока копошится в сорняках. Ее прибытие приносило печаль тем, кто в ней нуждался. Матильда приветствовала одинокую птицу благодарным кивком: то, что другие считали суевериями, ее учили воспринимать как подарки; традиционные предзнаменования смерти – прекрасная основа для озорства. Ее лицо горело. Матильда подошла к отверстию в дереве – по-прежнему ничего, кроме густой тишины, просачивающейся из скрытых сот.

Она потянулась внутрь ствола дерева, кончиками пальцев коснулась армии, намеревающейся защитить своего драгоценного лидера. Трюк с крапивой, однако, сработал, и она не почувствовала ни одного из крошечных укусов, когда пчелы атаковали ее руки и устремились к ней как крошечные ракеты напрасной смерти. Матильда отмахнулась от них, пока пальцами пыталась найти королеву, и тишина улья превратилась в вой ужаса.

– Вот ты где, – сказала Матильда, и улыбка, такая же сладкая, как мед, который пчелы никогда бы не сделали, скользнула по ее лицу.

Она уверенно отошла, стряхивая настойчивых пчел, а затем подняла руку перед глазами: черно-желтая красавица боролась между большим и указательным пальцами. Матильда поднесла свой приз к губам и поцеловала ее, осторожно, чтобы избежать колючего жала, затем бросила пчелу в рот и проглотила, принимая огонь, который последовал за ней в горло.

Ее техника глотания пчел, безусловно, улучшилась с первого раза.

Утренний свет изменился даже за время короткой прогулки от улья до кухни. Матильда просунула голову в приоткрытую дверь, нырнув под ветку бузины, которую повесила там бабушка, чтобы нечистая сила не проникла через заднюю дверь. Огонь мерцал в объятиях очага, значит, бабушка Мэй где-то рядом. Ее жизнь вращалась вокруг поддержания света огня, чтобы их предки могли найти дорогу, если им это понадобится. А густой аромат молотого кофе и мимозы означал, что ее мать только что была здесь. У Матильды заурчало в животе, когда она заметила пушистый купол хлеба, лежащий на поцарапанном кухонном столе.

– Сладко, – прошептала она.

Матильда открыла дверь и шагнула внутрь, направляясь прямо к буханке. Ее отец перед отъездом сделал кучу всего, чтобы жизнь в доме стала удобнее, но бабушка не разрешала ему прикасаться к кухне, только позволила поставить холодильник. Свет исходил из окон и висячих фонарей, а тепло источала огромная плита, которая вместе с открытым огнем делала кухню самым теплым местом в течение всего года.

Когда девушка отрезала корку от хлеба, задняя дверь со скрипом открылась, Матильда обернулась и моргнула, увидев посетителя, выглядывающего из-за открытой двери.

– Откуда ты взялся, Виктор? – спросила Матильда, протягивая руку.

Крошечный козлик моргнул своими золотыми глазами и уставился на Матильду. Его передние копыта застыли в «первой позиции», пока он наблюдал, как Матильда разбрасывает хлебные крошки по всему кухонному столу. Виктор склонил голову набок и легкой рысцой направился на кухню, пока не оказался у ног Матильды.

– Вот, держи, – она почесала его подбородок, затем намазала джемом кусок хлеба и отдала его козлику, – кто самый очаровательный мальчик на планете?

– Думала, я ушла?

Мать Матильды, Лотти, спустилась по неровным ступенькам на кухню. Ее белый персидский кот Нимбус крался за ней, как будто она была хозяйкой этого места. Лотти покачала головой и указала пальцем с идеальным маникюром на Виктора, затем на заднюю дверь.

– Я знаю, что ты любишь его, но тебе известны правила, – сказала Лотти, хватая совок и щетку с крючка рядом с пучком лаванды, – посмотри на пол, Матильда. Он везде разбросал крошки.

Матильда скрестила руки на груди и смотрела, как ее мать присела на корточки, чтобы все собрать. Один только вид матери заставлял ее желудок закипать от раздражения. Лотти не могла находиться в метре от Матильды, не создавая какого-то конфликта. Если бы она пришла на пять минут позже, козлик все равно съел бы все до последней крошки.

Лотти посмотрела на Матильду из-под нахмуренных бровей, типичное выражение ее лица, когда она разговаривала с дочерью.

– Тилли? Что я только что сказала? – Матильда фыркнула, наклонилась к Виктору, раздраженная тем, что мама назвала ее детским именем.

– Тебе лучше убраться отсюда, пока ты не превратился в тушеное мясо.

Она провела руками по пушистой морде и поцеловала его в макушку, прежде чем козлик выбежал прочь.

– Почему он не может быть здесь? – спросила Матильда, поворачиваясь к матери. – Нанна Мэй все время держит Джинни в доме.

– Птица приучена к дому, а этот глупый козел – нет, – сказала Лотти, бросая крошки в раковину.

Матильда нахмурилась, наблюдая, как Лотти стряхивает несуществующие крошки с отвратительного черного пончо, которое было на ней. Мама как будто оделась так, чтобы позлить Матильду.

Вспышка красного и коричневого ворвалась в кухню и метнулась в открытые окна, демонстрируя, насколько свободна она в доме. Малиновка трижды облетела комнату, затем приземлилась на плечо своей хозяйки, когда та, шаркая, вошла через заднюю дверь и направилась прямо к Матильде.

Матильда напряглась, избегая взгляда молочных глаз Нанны Мэй, в которых светилась мудрость. Свои волосы, как всегда, бабушка заколола на макушке гладким белым узлом, а длинная юбка и кардиган волочились по полу, их цвета были из той же палитры, что и у малиновки.

Она остановилась перед Матильдой. Если бы девушка встала, она бы возвышалась над старухой, но Нанна Мэй не чувствовала себя маленькой, когда та находилась рядом с ней. Она обхватила скрюченными пальцами запястье Матильды и подняла руку так, что та оказалась у нее под носом. Нанна Мэй уставилась на нее, качая головой при виде сердитых красных бугорков, покрывавших кожу Матильды. Девушка отстранилась, и Нанна Мэй медленно подошла к камину. Ей потребовалась целая вечность, чтобы опуститься на трехногий табурет перед ним. Она взяла железную кочергу, посмотрела на мать Матильды, затем повернулась к огню, горевшему у ее ног.

– Это?.. – мать подошла к Матильде, схватила ее за обе руки и нахмурилась, глядя на них, – это крапива ужалила? Ты была в улье, Матильда? Ходила за королевой? Опять?

– Нет, – сердито сказала Матильда, оттолкнула руку матери и встала.

– Не лги мне, юная леди! Что у тебя на уме на этот раз? Я полагаю – ничего хорошего?

– А ты разве поверила бы мне, если бы я сказала, что это так и есть?

– Ну что, так и есть? Скажи мне, ты сотворила заклинание, чтобы улучшить свою концентрацию? Или, может быть, один из твоих одноклассников нездоров? Или, может, ты благословляешь этот дом?

Матильда закатила глаза. Зачем ей тратить свое время на магию, чтобы помогать людям, которые ее игнорируют, когда вместо этого она могла заставить их медленно терять волосы? Матильда ухмыльнулась, вспомнив, как взбесилась Лорен Макфадден, расчесывая пряди волос перед зеркалом в школе.

– Ради всего святого, Матильда, ты вообще меня слушаешь? Сколько раз? – ее мать открыла шкафчик и достала маленькую зеленую бутылочку, затем наклонилась над раковиной и выдернула листья из маленьких горшочков, стоявших на подоконнике. Раздражение можно было услышать в каждом слове ее лекции, и оно росло с каждой сорванной травинкой, – сколько раз я должна повторять это тебе? Нельзя использовать смерть в магии. Будь то человек или пчела, мы уважаем жизнь. Ты бы поняла это гораздо лучше, если бы стала частью ковена. Тебе почти семнадцать…

– Я никого не убивала. Технически. Она все еще жива, – быстро сказала Матильда, меняя тему разговора. Снова.

– И что же это на этот раз? – сказала Лотти, перемалывая листья в мраморной ступке, – главная роль в школьном спектакле? Или пришло время обзавестись новым лучшим другом? Кто-то осмелился скопировать твою стрижку? Какая мелочь может заставить тебя беспокоить этих существ в середине осени? Это же очень простое правило: никогда не использовать магию, чтобы причинить боль другому, физическую или моральную, если ты не хочешь, чтобы имя жертвы превратилось в шрам на твоем лице.

– Но мы можем скрыть наши шрамы, – Матильда пожала плечами, – так почему бы не повеселиться с магией?

Последние три года Матильда собирала имена тех, кому причинила боль своей магией, словно это стало ее хобби. Было забавно придумывать творческие способы причинить боль или принести несчастье своим врагам, или просто быть популярной в течение нескольких недель. В отличие от других ведьм, Матильда могла совершать плохие поступки, но всегда оставалась чистой. Во всяком случае, чистой в глазах других.

Лотти поджала губы и покачала головой:

– Именно поэтому ты недостаточно взрослая для этого заклинания.

Плечи Матильды поникли, она была готова к еженедельной лекции.

– Наша родословная была благословлена даром скрывать наши шрамы, чтобы мы жили без осуждения в меняющемся мире, чтобы дать ведьмам второй шанс, а не для того, чтобы ты могла использовать магию, проклиная своих одноклассников по любой прихоти. Твой отец не имел права давать тебе это заклинание, ты явно недостаточно взрослая для этого.

– Приятно знать, что ты думаешь обо мне, – сказала Матильда, скрестив руки на груди.

– Ты не оставляешь мне выбора думать по-другому! Все дело в равновесии: ты делаешь добро, вселенная это видит; ты делаешь зло, это написано у тебя на лице, видим мы это или нет.

Матильде захотелось стукнуться головой о стол. С того момента, как она узнала, что дом Ферли был домом, полным заклинаний и чародейства, ее научили правилам, по которым жили ее предки. И от нее ожидали уважения и принятия этих правил. Первое правило было простым: если используешь магию, чтобы причинить боль или подчинить волю другого, – получаешь имя жертвы, высеченное на твоей коже. Если используешь магию, чтобы помогать другим, совершенствовать свой дар, поддерживать равновесие, – тебе не причинят вреда.

Но зачем иметь доступ к древнему заклинанию, которое позволяло убрать все неприятные последствия, если не собираешься пользоваться им? Матильда этого не понимала. Зачем понадобилось заклинание, если его нельзя применять?

– Не нужно, чтобы что-то привлекало к нам внимание, особенно сейчас, со всеми этими мертвыми животными, которые продолжают появляться. – Небольшая морщинка беспокойства появилась между бровями Лотти, когда она посмотрела на Нанну Мэй. Мама Матильды покачала головой и указала рукой на кислую мордочку Нимбуса.

– На этот раз кошки, Нанна Мэй. Кошки. Очень-очень много кошек.

– Это не имеет ко мне никакого отношения, – сказала Матильда, поднимая руки в знак капитуляции. Она повернулась к Нанне Мэй, – ты же не думаешь, что я действительно убила бы кошку, не так ли?

– Я этого не говорила, Матильда, – ответила Лотти, – я просто… Необъяснимая смерть животных никогда не бывает хорошим знаком, ни для нас, ни для обычных людей. Мой ковен встревожен. Они могут почувствовать, как что-то приближается, как яд, разносящийся по ветру. И это как раз перед праздником Айви и Хэллоуином? Это священное время года, и кто-то портит его этими смертями. В одном вы можете быть уверены: когда что-то идет не так, люди ищут виноватого, и в девяти случаях из десяти этот кто-то будет женщиной. Вот так в первую очередь и началась вся эта заварушка с Айви. Люди здесь только обрадуются предлогу постучать в эту дверь и начать разбрасываться обвинениями.

Матильда снова закатила глаза.

– Никто больше не верит в ведьм, мама.

– Ты бы удивилась, узнав, во что верят люди в минуты особенного отчаяния. – Лотти покачала головой и насыпала измельченные листья в бутылку с помощью медной воронки. – В любом случае у меня нет на это времени. Я кое с кем встречаюсь, – она сорвала с головы прядь волос цвета воронова крыла, намотала ее на палец, сунула в бутылку, затем плюнула в нее и воткнула пробку в крышку.

– Свидание с твоим драгоценным ковеном? – сказала Матильда, скрестив руки на груди.

Лотти выпрямилась и разгладила одежду. Поджав губы, она посмотрела на Матильду. Девушка сглотнула, невольно вспомнив прежнюю тишину улья. Лотти пересекла кухню, Нимбус следовал за ней, словно уже приготовился к шоу. Мать всмотрелась в лицо Матильды, увидев имена, которых там не было.

– Тебе нужно проявить немного уважения к своей магии и истории. Перестань злиться на школьницу, пока твое лицо не покрылось шрамами до неузнаваемости. Возможно, я не смогу этого увидеть, но я знаю тебя, Матильда, я знаю, что ты там спрятала.

Под громкий стук каблуков Лотти вылетела из кухни, оставив Матильду и Нанну Мэй тушиться в ее гневе. Матильда посмотрела на плитку под ногами, изношенную и тусклую от столетий своей родословной, живущей собственной жизнью на кухне. Мать могла быть жестокой, но это был единственный разговор, который она вела с ней за последние месяцы. Пропасть, что выросла между ними с тех пор, как ушел отец, стала такой большой, что у Матильды не хватало сил преодолеть ее, а Лотти, в свою очередь, перестала протягивать руки, чтобы дотянуться до Матильды. Лотти настолько затерялась в вихре повседневных обязанностей, желании быть хорошей дочерью для Нанны Мэй и образцовым членом ковена, что оставаться матерью становилось все труднее.

Матильда повернулась к бабушке и выпятила подбородок.

– Спасибо, что заступилась за меня, – сказала она. Бабушка приподняла бровь, затем взяла кочергу, чтобы поднести ее к огню, – ты же знаешь, что это не я убила тех кошек, не так ли? Ты же знаешь, что я не могла сотворить ничего подобного.

Взгляд бабушки скользнул вниз, к животу Матильды, затем снова поднялся к ее лицу.

– Я уже сказала, что не убивала ее. Она все еще ползает туда-сюда, – Матильда посмотрела вниз, – просто… у меня в животе. Это же только пчела, Нанна, они летают вокруг раздражающих людей.

Нанна Мэй нахмурилась, глядя на Матильду, потом посмотрела на Джинни.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Я бы никогда не причинила вреда Джинни. Или кошке.

– Злая Тилли, – прошептала Нанна Мэй, наблюдая, как языки пламени облизывают кочергу.

– Я же просила тебя, Нанна Мэй, – вздохнула Матильда, наклонившись и поцеловав шелковистые волосы бабушки, – пожалуйста, не называй меня так.

Матильда оторвала кусок от буханки и направилась к огню, чтобы обмакнуть его в содержимое кастрюли, но Нанна Мэй хлопнула ее по руке и покачала головой. Матильда сунула хлеб в рот и потерла руку, смотря, как бабушка срывает лепестки с цветка ромашки, растущего в корзине над камином, и бросает их в бурлящую жидкость.

– Как ты можешь готовить то, что так вкусно пахнет, и не хотеть поделиться этим со своей любимой внучкой? – Нанна Мэй закатила глаза, затем указала на часы с кукушкой. Она взяла щепотку молотого тмина из ступки и добавила его в кастрюлю, – я знаю, что я твоя единственная внучка, но ты понимаешь, о чем я. Когда же он будет готов в таком случае? Ты варишь его уже целую вечность.

У задней двери послышался тихий шорох, и толстая жаба вперевалку переступила порог кухни. Матильда почувствовала, как напряглись плечи бабушки, и заморгала, глядя на наглую амфибию, ползущую по плиткам, как будто ее пригласили на завтрак. Нанна Мэй поднялась с табурета и потянулась за метлой, стоящей у камина.

Матильда вздохнула и взяла свою школьную сумку. Сейчас Нанна Мэй выгонит жабу обратно на холод, а затем проведет остаток утра, собирая травы и специи, необходимые ей для изготовления талисманов, которые им всем придется положить под подушки.

– Удачи, Нанна Мэй, – сказала Матильда, оставив старую леди осторожно выметать жабу за дверь вместе с любой неудачей, которую она принесла с собой.

Глава 2

Зелено-оранжевый баннер развевался высоко над столами в кафетерии. Черные закрученные буквы напоминали студентам о Фестивале «Ведьмин колодец» в конце месяца. Матильда нахмурилась, глядя на плакат, пока несла свой поднос через зал. Город начал украшать витрины магазинов оранжевыми бантами и одеваться в темно-зеленые плащи, как только наступил октябрь. Это единственное время, когда Грейв-Уик становился слегка привлекательнее, собирая со всей округи людей, желающих принять участие в фестивале Хэллоуина. Так что было совершенно очевидно, что социальные сети уже заполнены информацией о нем.

Матильда устроилась в конце стола, за которым сидела последние несколько недель. Остальные в кафетерии бросали на нее презрительные взгляды, когда она улыбалась им. Однако все перестали это делать, когда Эшли Аберкромби плавной походкой вошла в кафетерий: ее имя разнеслось по столам очень тихо, как это всегда бывало. Девушка присоединилась к своим друзьям, сидевшим в центре стола, за которым устроилась Матильда, – идеальная сцена для обожающей ее публики – и перебросила светлые волосы через плечо. Она оглядела своих подопечных за столом, ее глаза остановились на Матильде.

– Почему именно ты сидишь за моим столом?

«Чтобы убедиться, что мое заклинание заслуженно», – подумала Матильда. Она пожала плечами и одарила Эшли улыбкой.

– Просто обедаю.

– Извини, мы все еще друзья? – сказала Эшли, скрестив руки на груди, – это было на прошлой неделе, до того момента, как ты перестала меня поддерживать, мне не нужен такой негатив.

Матильда вспомнила, как Эшли снова и снова вертелась в новой куртке, требуя, чтобы подруга сказала ей, был ли это правильный выбор. Матильда, решившая, что даже небольшая популярность и дружеское общение не стоят отупляющей скуки, заявила ей, что это так, если выбор был сделан под девизом: «У меня нет вкуса».

– Я уже забыла о тебе, – сказала Эшли, оглядывая Матильду с ног до головы, – может быть, тебе стоит пойти и посидеть там со своими друзьями.

Матильда посмотрела на стол, на который указывала Эшли.

– Но там никого нет!

– Вот именно, – усмехнулась Эшли, вытягивая руки, чтобы ее миньоны могли дать ей пять.

Матильда театрально вздохнула и пересела за стол в одиночестве как раз в тот момент, когда Шон возник в дверях кафетерия и направился к Эшли и ее «последователям». Улыбка, похожая на ту, что мы видим в рекламе с зубной пастой, сверкнула на идеальном лице Шона, подчеркнутая двумя ямочками. Он хлопнул по вытянутым ладоням своих товарищей по футбольной команде и подошел к Эшли, которая притворно игнорировала его.

Матильда всегда считала, что Шон похож на остальных идиотов-футболистов в ее школе: бравада и жестокость, перевязанные лентой острых скул и развязности. Но год назад они были в паре на задании по истории, и после нескольких недель такой тесной работы Матильда поняла, что ошибалась на его счет.

Вместо того чтобы отступить и позволить Матильде делать всю работу, он действительно активно участвовал в проекте, который по иронии судьбы был посвящен судебным процессам над ведьмами в Салеме. Шон проявил настоящий интерес к этой теме и разделил исследования между ними, а затем с горящими глазами рассказал о некоторых шокирующих вещах, которые ему удалось обнаружить. Однажды он даже оторвался от группы своих друзей, чтобы подарить Матильде свой собственный экземпляр одной из книг, которые он нашел. Матильда покраснела, когда он заставил пообещать прочитать ее и сообщить ему, что она думает.

В течение этих нескольких недель она чувствовала себя самой важной частью мира Шона. Что-то происходило с внутренностями Матильды, когда они с парнем работали рядом друг с другом в библиотеке или Шон спешил за ней в кафетерий, жестикулируя и рассказывая о том, что он прочитал о Сэмюэле Пэррисе или Бриджит Бишоп. Когда Шон обернулся в классе и дал ей пять одной рукой, держа в другой их задание с оценкой «отлично», она поняла, что влюбилась в него. Ни магии, ни зелий, просто какой-то другой ингредиент, которого Матильда никогда не понимала.

«Почему?» – подумала Матильда. Ее желудок бурлил от гнева, когда она смотрела, как Шон направляется к Эшли. Почему она? Но Матильда знала почему. Она знала, что подобное притягивает подобное, и Шон с его совершенством и справедливостью был королем, а Эшли была королевой.

Пчелиной королевой.

Матильда поднесла руку ко рту, белокурая прядь пепельных волос обвилась вокруг указательного пальца. Отец научил ее ловкости рук и искусству отвлечения внимания, которые, как он сказал ей давным-давно, необходимы, когда живешь в мире заклинаний и магии. Матильда могла вырвать прядь волос или сорвать браслет-оберег лучше, чем Плутишка Робин. Все еще держа руку у рта, Матильда глубоко дышала, сосредоточившись на Эшли, сидящей в центре кафетерия.

– Поднимайся изнутри. Моя боль – твоя, – прошептала она. Зрение обрело четкость, и Матильда со свистом выдохнула, переставляя содержимое своего подноса и каждые несколько секунд поглядывая на Эшли. Ее так называемые друзья цеплялись за каждое банальное слово, когда девушка использовала на них свою собственную магию. Мне так нравятся твои волосы! Уложишь мои так же? Или: Мне нравятся твои стрелки! Сделаешь мне макияж? И: мне нравится твоя куртка, одолжишь ее мне? Сначала кажется, что ты центр ее мира, но вскоре понимаешь, что все, что она говорит и делает, происходит для ее собственной выгоды.

Стать подругой Эшли казалось хорошим шагом с самого начала. Это было волнующе, когда она взяла Матильду под руку и поделилась всеми последними сплетнями, в то время как они вместе с важным видом шли по коридорам. Когда Матильда смотрела, как Эшли репетирует перед школьным спектаклем или бегает по футбольному полю, она чувствовала гордость за то, что находится в своем кругу, даже если она попала туда с помощью магии.

Однако шли недели, и Матильде надоело повсюду таскаться за Эшли, которая, кстати, училась не особо хорошо и настояла на том, чтобы Матильда ходила с ней на все внеклассные занятия: от философского клуба до музыкального театра. Вместо того чтобы по-настоящему подружиться с кем-нибудь, Эшли преследовала лишь одну цель: больше зрителей в Обществе обожания Эшли. Матильда собиралась покончить с чарами, потушив пламя, но потом Эшли ушла и обратила свое внимание на единственного человека, к которому Матильда испытывала что-то настоящее.

Шон.

Эшли продолжала смотреть через плечо на Шона, прежде чем отвернуться, оставив его качать головой и сдерживать улыбку. Их явное влечение заставило кожу Матильды покрыться мурашками от ярости, пока Эшли не откашлялась и не поднесла свои пальцы с идеальным маникюром к губам. Она нахмурилась, затем повернулась к своему соседу и открыла рот, чтобы что-то сказать, но начала кашлять, как механик средних лет после пачки «Мальборо».

«Вот оно», – подумала Матильда. В первый раз, когда она использовала магию, чтобы причинить кому-то боль, то немного нервничала, но теперь все, что она чувствовала, это прилив возбуждения от того, что ее слова и действия могут оказать разрушительное воздействие на кого-то другого. Как только она овладела заклинанием, чтобы скрыть свои шрамы, в мире не осталось ничего, что было бы для нее недоступно.

Лотти пыталась направить ее по пути естественной магии без последствий или боли: зелья для предсказаний, заклинания для исцеления, заклинания для защиты, даже талисманы для защиты от простуды. То, что Матильда делала сейчас, было намного сильнее, но она могла слышать голос матери в своей голове: «Используй магию, чтобы причинить боль другому, и ты будешь знать, что боль усиливается втрое с каждой буквой, нанесенной на твою кожу». Хотя Матильда могла скрыть свои шрамы, эта часть оставалась правдой: она все еще чувствовала боль от каждого имени, скрытого на лице, и носила ее с собой день и ночь.

– Эш? Ты в порядке, детка? – спросила одна из подруг Эшли, похлопав ее по спине.

Девушка откинулась на спинку стула, ее лицо побледнело, как луна, а широко раскрытые глаза сверлили подругу. Кашель прекратился, и ее подбородок задрожал, когда она втянула немного воздуха.

– Я… я… там что-то… что-то… ОООХХ!!!

Рука Эшли ударила по столу, разбросав столовые приборы и разбив тарелки. Скрип отодвигаемых стульев прорвался сквозь болтовню в кафетерии, когда все вокруг Эшли попятились от нее. Она схватилась за горло и скорчилась над столом, ее выпученные глаза покраснели и остекленели от паники.

Улыбка тронула губы Матильды, когда она бросила картошку фри в рот, как будто ела попкорн. При виде Эшли, которая обычно была такой уравновешенной и высокомерной, а теперь склонилась над столом, растерянная и испуганная, темное маленькое сердце Матильды запело от радости.

Шон наблюдал за Эшли, его губы скривились от отвращения, как будто он смотрел на слизняка, извивающегося под соленым дождем[1]. Тело Эшли изогнулось на столе, лицо покраснело, как светофор, и ее рвало снова и снова. Она царапала горло, пока пропитанная слюной штука, душившая ее, не высвободилась и не вылетела изо рта.

Пчела. Пчелиная королева.

Никто не двигался, пока пара девушек за столом Эшли не вскочили и не выбежали из кафетерия. Матильда подумала, что они выбежали либо в туалет, либо за учителем. Все остальные застыли на своих местах, уставившись на Эшли широко раскрытыми глазами. На их лицах читалось отвращение, от которого сводило живот, когда Эшли вытерла слюну, капавшую с ее подбородка.

Она поднесла дрожащую руку к распухшим губам и, моргнув, посмотрела на оставшихся учеников.

– Что… что за черт… – выдохнула Эшли, ее длинные ресницы стали мокрыми от слез, – что происходит с… ОООХ!

Побелевшие костяшки пальцев Эшли вцепились в край стола, ее тело согнулось пополам, когда она снова вздохнула, выплевывая больше пчел на обеденный стол. Эшли моргнула, глядя на извивающихся насекомых, ползающих друг по другу, затем ее глаза закатились, и она рухнула на пол. В кафетерии ахнули, затем стулья отодвинулись, и оставшиеся друзья Эшли подбежали к ней, в то время как другие вытащили свои телефоны, чтобы запечатлеть новый повод для сплетен.

Матильда вытерла руки и развернулась на стуле. Она подхватила свою сумку и пружинистым шагом направилась в противоположную сторону от Эшли и ее проблем.

Легкие шаги стали быстрее, а затем превратились в бег, когда боль обожгла душу Матильды, направляясь к лицу. Девушка схватилась за дверной проем и выскочила в коридор, натыкаясь на других учеников и спотыкаясь на каждом шагу.

– Подвинься! Убирайся с дороги! – кричала она, злясь, что не отправилась в ванную раньше.

Матильда зажмурилась, когда первая буква вонзилась ей в кожу. «Э» – Эшли. Она стискивала зубы с каждым штрихом букв, затем сжала кулаки, когда появилась буква «Ш». Матильда чувствовала, как ее кожа разрывается, когда она лавировала между людьми, отчаянно пытаясь запереться в кабинке, прежде чем остальные буквы смогут превратиться в слово. Но она врезалась в долговязого старшеклассника, когда он отвернулся от своего шкафчика.

– Ого, извини, – сказал он, когда они шагнули в сторону, чтобы обойти друг друга.

– С дороги, – прорычала Матильда, буква «Л» врезалась ей в кожу и лишила ее всякого терпения.

– Я пытаюсь убраться с твоего пути. Ладно, прекрати, – сказал долговязый. Он положил руки ей на плечи, и Матильда подняла глаза, удивленная внезапным прикосновением. Он сгорбился, вероятно, привык опускаться, чтобы поговорить с людьми нормального роста, его пышные волосы, зачесанные вперед, идеально гармонировали с медово-карими глазами. – Я пойду этим путем, а ты иди… черт. Я имею в виду, у тебя идет кровь. Ты знаешь, что у тебя идет кровь? Типа, действительно сильно кровоточит.

Матильда дотронулась до своей щеки. Магия, скрывавшая ее шрамы, не могла спрятать буквы, когда они только появлялись на ее коже. Как и во всем остальном, в магии все было связано с балансом и последствиями – такую цену она заплатила за подарок. Другие могли не знать, что она сделала, но для Матильды это было больно.

– Да, я… – сказала Матильда, ее глаза метались по сторонам. Она заметила туалет для девочек и посмотрела на парня, краска отхлынула от его лица, когда он уставился на кровь на ее щеке, – я в порядке, я…

Долговязый сделал шаг назад и закрыл глаза. Его лицо стало того же цвета, что и серые стены Академии Грейв-Уик. Он глубоко вздохнул, затем снова открыл глаза, позволив взгляду остановиться на лице Матильды. Через секунду он покачал головой и прикрыл рот рукой.

– Извини! – крикнул он через плечо, вбегая в мужской туалет.

Матильда прикусила внутреннюю сторону щеки, когда появилась еще одна буква, и сама бросилась в уборную, прижав руку к лицу на случай, если кто-нибудь из поклоняющихся зеркалу девушек окажется на своем обычном месте, подчеркивая несуществующие скулы и делая носы поменьше. Ее плечи расслабились, когда дверь за ней закрылась. В туалете было пусто.

Матильда опустила руку и осмотрела раны, пока остальные буквы появлялись на ее лице. Ее подводка по-прежнему выглядела безупречно, а вьющиеся черные волосы рассыпались по плечам. Однако мерцающий свет и кровь, вытекающая из свежих букв на лице, делали ее похожей на злодейку из фильма ужасов.

Резкий свет в ванной мигнул азбукой Морзе, говоря ей: я знаю, что у тебя на лице.

– Нет, ты не знаешь. Никто не знает, – сказала Матильда свету. – Никто, кроме меня.

– Стоило ли это того? – спросил свет.

– Да, – ответила Матильда, – она это заслужила.

Впервые в своей жизни Эшли узнала, каково это —чувствовать себя неуправляемой, не решать проблему, щелкнув пальцами и попросив кого-то другого разобраться в этом за нее. Она поняла, что плохие вещи случаются с плохими людьми и каково это, когда все отшатываются от тебя вместо того, чтобы поклоняться.

Матильда схватила стопку бумажных полотенец и намочила их в холодной воде. Она стерла улики, наблюдая, как кровь смешивается с водой и уносится в канализацию. Но для того, чтобы избавиться от шрамов на лице, потребуется нечто большее, чем бумага и вода. Достав из сумки маленькую зеленую бутылочку, Матильда поднесла ее к свету: осталось немного, ей придется заварить новую порцию до следующего раза.

Содержимое флакона, состоящее из листьев одуванчика, сердцевины стеблей мяты и лаванды, капли крови Матильды и ее волоса, было того же коричневого цвета, что и большинство зелий. Но это являлось самым мощным из всех, которые когда-либо использовала Матильда. Оно изменяло жизнь. Девушка снова оглянулась через плечо, затем открутила крышку бутылки и сделала три маленьких глотка, затем снова повернулась к зеркалу. Сосредоточившись на своем отражении, Матильда лизнула палец и провела кончиком по имени Эшли, затем закрыла лицо руками и прошептала заклинание, как делала много раз до этого.

«То, что здесь, я не могу видеть, то, что здесь, я могу чувствовать. Возьми это имя и утрой мою боль, чтобы другие не узнали».

Когда Матильда подняла глаза, на нее смотрело совсем другое отражение: ее секреты были скрыты под идеально гладкой кожей. Она почувствовала першение в горле, и, вспомнив свой предыдущий визит в улей, несколько раз кашлянула, и поймала мокрую пчелиную матку в ладонь другой руки.

– Спасибо, – сказала она, позволив пчеле вылететь в открытое окно.

Матильда отошла от зеркала, готовая снова терпеть залы Академии Грейв-Уик. Но когда девушка подняла руку, чтобы открыть дверь, она ощутила, что какая-то тяжесть тянет ее вниз, и облако дыма закружилось перед ее глазами, поглощая свет вокруг. Она упала на белую напольную плитку в ванной, и ее мир погрузился во всепоглощающую темноту.

Глава 3

–Эй? Привет? Слышишь меня?

Матильда моргнула и отпрянула, ее тело было потрясающе напряжено после погружения в кромешную тьму. Ее разбудил не голос, а ладонь, которая ударила ее по щеке, и она дернулась, готовая к еще одному удару, когда приподнялась на локтях.

– Кто это бьет меня по лицу? – спросила она, когда туман перед глазами начал рассеиваться. Она прищурилась и разглядела человека, склонившегося над ней, – как я оказалась на полу?

– О, хорошо.

– Хорошо? – недоверчиво переспросила Матильда.

– Да, я имею в виду хорошо, что с тобой все в порядке. Я думала, ты без сознания, или мертва, или…

Матильда подняла руку, девушка подняла брови и замолчала.

– Эрин, – вздохнула Матильда. Из всех людей, кто мог разбудить ее пощечиной, это должна была быть Эрин, бывшая лучшая подруга и безжалостный детектив. Эрин откинулась на пятки и нахмурилась.

– Да, Эрин. Не совсем твоя любимая подружка, но неужели ты бы предпочла, чтобы я оставила тебя на полу?

Матильда пристально посмотрела на Эрин, над ней нависла мешанина из веснушек и рыжих кудрей.

– Пощечина действительно была необходима?

– Как уже сказала, я думала, что ты, возможно, мертва. Я как раз собиралась позвать кого-нибудь на помощь, но ты очнулась. Ты в порядке? Что случилось? Ты ударилась головой?

Матильда потерла глаза. Вот и все: Эшли, потом кровь, потом зеркало, потом пол. Она потеряла сознание.

– Как долго я была без сознания? – спросила Матильда, тело казалось прозрачным, будто какая-то ее часть исчезла.

Эрин пожала плечами:

– С тех пор, как я сюда вошла? Две, может быть, три минуты? Я думала, что с тобой случилось то же самое, что с Эшли, – Матильда начала вставать, игнорируя протянутую руку Эрин, – ты видела? Она начала кашлять пчелами, а потом упала в обморок. Миссис Мерфи и мистер Гилл все еще пытаются выгнать всех из кафетерия, прежде чем все это улетит на YouTube. С ней все в порядке?

– С кем все в порядке? – спросила Матильда, отряхивая колготки. Она выпрямилась, повернувшись к зеркалу, чтобы проверить, не прилипла ли туалетная бумага к локтю ее темного бордово-золотого школьного блейзера.

– С Эшли, – повторила Эрин.

Матильда пригладила волосы и пожала плечами, глядя в зеркало. Убедившись, что на лице не осталось следов крови, она повернулась к Эрин:

– Откуда мне знать?

Эрин нахмурилась:

– Я думала, вы… Я имею в виду, разве вы не лучшие друзья? Я часто видела, как вы тусовались вместе.

Уголки губ Матильды дрогнули в улыбке.

– Я бы не сказала, что мы были лучшими друзьями.

– О, ну, я видела, как приехала скорая помощь, так что, думаю, с ней все будет в порядке, – Эрин подняла свою сумку и перекинула ее через плечо, – ты раньше падала в обморок?

Матильда посмотрела на себя в зеркало. Было ли это тем, что только что произошло? Она всегда представляла, что обморок может быть более мягким, чем-то, о чем вы не подозреваете. Тень, в которую она только что упала, имела больше намерений: как будто она шла за ней, чтобы что-то забрать.

– Нет, – сказала она, затем повернулась к Эрин: – Теперь я в порядке. Ты можешь идти.

– На самом деле, я…

– На самом деле, ты что? – спросила Матильда, – я ценю твою помощь, но это не значит, что мы снова друзья, Эрин.

Эрин сложила руки на груди.

– На самом деле, я все еще не сделала то, за чем сюда пришла, поэтому я хотела бы пойти, если вы не возражаете, ваше королевское высочество, в женскую уборную. И, кстати, не за что. Я могла бы оставить тебя лежать на полу, чтобы первокурсники споткнулись. И сейчас я бы так и сделала.

«Типичный ответ Эрин», – подумала Матильда, поднимая с пола свою сумку.

Впервые они встретились в дождливый день во время обеденного перерыва в школьной библиотеке. Последнюю книгу про Перси Джексона наконец-то вернули, но как только Матильда потянулась за ней к полке, другая маленькая рука выхватила ее прямо у девушки из-под носа. После долгих споров и помощи библиотекаря Матильда и Эрин согласились прочитать ее вместе. Они встречались каждый обеденный перерыв, где устраивались на мягких подушках, ожидая, когда другая кивнет, и наступит время перевернуть страницу. Их головы становились все ближе и ближе, пока они читали, задыхаясь и плача одновременно. После того как книга была прочитана, они продолжали видеться, чтобы обсудить сериал и вместе нарисовать ужасный фан-арт.

Это было до шрамов и до того, как отец Матильды оставил семью. Теперь казалось безопаснее ни к кому не приближаться. В мире Матильды не осталось места дружбе, которая не была бы создана в котле.

– Да, миллион раз спасибо, – сказала Матильда, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Матильда?

– Что еще? – вздохнула она.

– Что случилось? – спросила Эрин, мягко покачав головой и заглянув в глаза Матильды.

Девушка нахмурилась, посмотрела на бывшую подругу, затем закатила глаза.

– Мы же не будем делать это снова, не так ли? – сказала она, скрестив руки на груди. – Как я уже тебе говорила, мы просто отдалились друг от друга. Такое иногда случается, – она открыла дверь, чтобы убежать, но Эрин встала перед ней.

– Я не про нас. Я перестала задаваться вопросом, почему ты вдруг перестала быть моим другом много лет назад. Я имею в виду, что с тобой случилось? Почему ты такая… злая?

Матильда оглянулась на Эрин и почувствовала, что возвращается на несколько лет назад, когда они виделись здесь и строили планы перед этими зеркалами. Матильда отвела взгляд, прежде чем провалиться слишком глубоко в воспоминания, и снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Она пожала плечами и, обойдя Эрин, вышла из уборной.

– Наверное, мне просто повезло, – сказала Матильда с улыбкой.

Как только дверь за ней захлопнулась, улыбка сползла с ее лица, и она скрестила руки на груди. Встреча с Эрин всегда пугала ее, но, очнувшись на полу в ванной, она испытала внутреннее потрясение. Матильда достаточно разбиралась в темной магии, чтобы знать, каково это, когда кто-то пытается что-то у тебя отнять, и, проходя по коридорам Академии Грейв-Уик, она была уверена, что часть ее души забрали. Она чувствовала эту потерю.

Автобус с грохотом тронулся с места, оставив позади себя облако выхлопных газов и предпраздничные визги. Солнце почти опустилось за горизонт, окрасив небо великолепным розово-оранжевым сиянием. Матильде нравился прохладный воздух, поскольку он освежал спертый воздух автобуса, но тем не менее девушка закуталась в пальто.

Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь запахом осени. Повсюду разжигали костры, люди возвращались домой и снимали свои шерстяные шапки и шарфы. Матильда шагала по дорожке в дом Ферли, ступая по опавшим листьям, источавшим землистый аромат. Она была уверена: если бы ветер дул как надо, то ей бы удалось уловить запах пряных яблок с восхитительной корочкой, которые тушатся на бабушкиной плите. Запахи, вкусы и волшебство, которое принесет Хэллоуин, – за это Матильда так любила осень.

Нимбус выполз из-за скелетообразных ветвей живой изгороди и уселся посреди тропинки.

– Чем ты занимался? – спросила Матильда, поглаживая кота. Нимбус поднял лапу, чтобы почиститься, и на землю упало серое перо. – Охота, да? Я бы не удивилась, узнав, что это ты убил всех тех кошек.

Нимбус поднялся на лапы и засеменил вперед, высоко подняв хвост. Матильда последовала за котом сквозь кованые железные ворота и вниз по тропинке, усеянной тенями и хрустящими листьями. Ее плечи расслабились, когда она прошла под аркой живой изгороди из тиса. Аромат сада грел ее душу. Она могла бы дойти до дома с завязанными глазами и все равно найти садовую калитку, просто доверившись своему носу.

Лотти всегда говорила ей, чтобы она не пользовалась задней дверью, как «какая-нибудь бродячая собака», но Матильде нравилось возвращаться домой таким образом. Заросший двор представлял собой хаотичный взрыв флоры и фауны, а вдоль стены коттеджа выстроилась палитра тыкв ржавого цвета, собранных и расставленных ее бабушкой, как только наступил октябрь. Каменные ступеньки вели к задней двери покосившегося коттеджа и любимой комнате Матильды – кухне. В животе заурчало, как только она представила, что бабушка готовила на гигантской зеленой плите, пока внучка была в школе. Но ее ноги замерли, когда в окне замерцал свет, и она увидела, как ее мать метается по кухне туда-сюда.

– Нанна Мэй принесет мне что-нибудь позже, – подумала Матильда, удаляясь от кухни и своей матери. Бурлящий пруд и поющие жабы приветствовали ее дома, когда она проходила мимо соцветий базилика для салатов и белладонны для заклинаний в травяном саду Нанны Мэй. Девушка обогнула дом с другой стороны, затем прошла по гравийной дорожке, вдоль которой весной росли нарциссы, а летом – одуванчики.

– Привет, маленький приятель, – сказала она, присев на корточки и суетясь вокруг Виктора, когда он выбежал из тени деревьев, – скучал по мне сегодня? – козлик заблеял, и Матильда улыбнулась: – Знаю. Я тоже.

Виктор последовал за ней в оранжерею кремового цвета, расположенную между голыми вишневыми деревьями, с двумя мерцающими тыквами по обе стороны двери. Когда Матильда положила руку на дверную ручку, щелкнул выключатель, и зажглись сотни огней, растянутых по крыше оранжереи и закручивающихся спиралью вокруг стволов деревьев.

Лотти всегда поощряла пребывание дочери в оранжерее, ведь здесь можно соединиться с окружающей ее энергией. Вскоре Матильда начала чувствовать себя в оранжерее, среди деревьев и дикой природы, комфортнее, чем где-либо на всем белом свете. Она часто засыпала на полу, читая книги своей бабушки о магии, поэтому девушка принесла подушку и лампу, чтобы не отрываться даже ночью. Однажды она пришла сюда и увидела кушетку. Так Лотти ясно дала понять, что нет никакой проблемы в том, что Матильда предпочитает находиться в оранжерее, подальше от их дома.

Матильда открыла дверь и включила лампу, улыбаясь, когда копыта Виктора застучали по деревянному полу к его подушке у подножия кровати. Девушка опустила жалюзи на четырех окнах в задней части большой восьмиугольной комнаты, оставив открытыми окна спереди, а затем упала на подушку. Она достала телефон, проверила последнее сообщение, которое отправила отцу, и послала смайлик на случай, если он пропустил его в первый раз. Матильда улыбнулась, когда на экране появились три точки, затем устроилась в кресле-качалке, но точки исчезли, оставив без ответа безумный желтый смайлик, уставившийся на нее.

Она впитывала сплетни и фотографии Эшли и отметила отсутствие Шона на всех фото. Внезапно пришло уведомление о сообщении от неизвестного отправителя.

Эй. Хотел извиниться за то, что случилось.

Матильда нахмурилась, вглядываясь в крошечный аватар парня с красным одноразовым стаканчиком в руке, глядевшего на нее, потом ответила.

Кто это? Извиниться за что?

Оливер. За то, что меня чуть не стошнило прямо на тебя. Не люблю кровь.

Брови Матильды поползли вверх, когда она поняла, что Оливер был тем парнем, с котором она столкнулась сегодня в коридоре школы. Девушка откинулась на спинку стула и нахмурилась. Неужели она наложила заклинание на этого Оливера и забыла об этом? Матильда не помнила, чтобы в последнее время творила любовные чары, тем более на нем. Она нажала на его фотографию. Оливер Тилбери. Матильда прищурилась, рассматривая увеличенное изображение. Ее пульс участился, а щеки потеплели, пока она изучала его черты. Как она не заметила его раньше?

О да, точно! Не беспокойся, я совсем забыла об этом.

Она затаила дыхание, но почти сразу же появилось еще одно сообщение.

Приятно знать, что я произвел впечатление.

Матильда подтянула колени и быстро пробежала глазами его сообщение еще раз, затем напечатала ответ.

Ха-ха, да.

Куплю тебе завтра кофе, чтобы загладить свою вину?

Матильда прижала телефон к груди и выглянула в окно. Это шутка? Она не видела никого снаружи, кто ждал бы, чтобы выпрыгнуть и начать смеяться над ней из-за того, что она поверила, будто кто-то хочет пригласить ее на свидание, без всякой магии. Она быстро посмотрела вниз и ответила.

Кофе?

Да, перед школой?

Откуда мне знать, что тебя не стошнит на меня?

Матильда нажала «Отправить», затем прикусила губу.

Я ничего не могу гарантировать, но надеюсь, что на этот раз крови не будет.

Ха-ха. Хорошо, где?

У аллеи перед школой? 8.15?

Хорошо. Тогда увидимся.

– Что, черт возьми, ты натворила? – прошипел голос с порога. Матильда уронила телефон и подняла глаза. Лотти ворвалась в садовую комнату с красными щеками и горящими глазами.

– Стучаться не учили?

Ее мать наклонилась перед Матильдой, как будто обращалась к малышу.

– Позволь мне разобраться с этим, хорошо?

– Разобраться с чем? – спросила Матильда, хмуро глядя на маму, а затем подняла глаза, когда двое полицейских зашуршали по гравийной дорожке.

– Что за?..

– Вот она, – сказала Лотти, улыбка появилась на ее лице, когда она развернулась, чтобы поприветствовать двух офицеров.

– Спасибо, миссис Холлоуэлл, – поблагодарил мужчина.

– На самом деле я мисс, но, пожалуйста, зовите меня Лотти.

– Что происходит? – спросила Матильда.

– Матильда, я офицер Пауэлл, а это офицер Сеймур. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не против? – пояснила женщина-офицер.

– Я арестована?

Ее мать положила твердую руку на плечо Матильды, но голос ее звучал легко.

– С какой стати тебе быть под арестом, глупышка. Они просто хотят поговорить с тобой.

Офицер Сеймур посмотрел на Виктора, который свернулся калачиком на своей подушке, затем повернулся к офицеру Пауэлл и поднял брови. Матильда погладила козлика по голове и, моргнув, посмотрела на них.

– Ты любишь животных, Матильда? – спросил офицер Сеймур.

«Был бы у меня в комнате козел, если бы я не любила животных, Шерлок?» – подумала она, хмуро глядя на всех. Мать толкнула ногой подушку, и Матильда встала.

– Да, похоже на то. А в чем дело?

– Я уверен, ты в курсе, что в последние недели произошло множество случаев гибели животных? Кролики, кошки, что-то в этом роде?

Матильда взглянула на свою маму, та незаметно кивнула, и Матильда сделала то же самое.

– Ну, я боюсь, что на ферме на Тикторн-лейн произошел неприятный инцидент.

– Тикторн-лейн? Вы имеете в виду Цветущую ферму? – спросила ее мать, затем села на кушетку, когда офицеры кивнули. Она посмотрела сначала на одного, потом – на другого и положила руку себе на грудь. – Инцидент? Кто-то пострадал?

Матильда сглотнула.

– Да, какого рода инцидент?

Офицер Сеймур зацепился большими пальцами по обе стороны своего жилета.

– Несколько коров были найдены забитыми.

Матильда посмотрела на Лотти. Быть честной со своей мамой бывало нелегко, но когда девушка сказала, что не имеет никакого отношения к убитым кошкам, то говорила правду. Теперь и коровы? Слова матери, сказанные утром, эхом отозвались в голове Матильды.

Необъяснимая смерть животных никогда не бывает хорошим знаком, ни для нас, ни для обычных людей.

– Сколько? – спросила Лотти.

Офицер Сеймур откашлялся.

– Больше двадцати.

Матильда сглотнула, надеясь, что образ двадцати забитых в поле коров не будет ее преследовать перед сном.

– Так это была лиса или что-то в этом роде? Я имею в виду, разве на той ферме нет собак? Ротвейлеры? Могли ли они это сделать?

Офицер Пауэлл покачала головой:

– К сожалению, их тоже нашли мертвыми.

– Мне очень жаль. Конечно, это ужасная новость, но я не понимаю, какое отношение это имеет к моей дочери? – смущенно произнесла Лотти.

Полицейские переглянулись, не желая расстраивать хорошенькую леди.

– Ну, – сказал офицер Пауэлл, глубоко вздохнув, – у всех этих трупов на боках было вырезано имя.

– Какое имя? – спросила Лотти и плотно сжала губы.

Офицеры посмотрели друг на друга, а затем ответили в унисон:

– Матильда.

Глава 4

Пятнадцать дней до Хэллоуина

Матильда зевнула и снова посмотрела на время: 5.38 утра.

Полиция заявила, что им нужно уйти, чтобы немного поспать, но это было полной противоположностью тому, что делала Матильда. Она пролежала в постели всю ночь, пока в ее голове роились вопросы. Кто убил этих животных? Почему она потеряла сознание? Случится ли это снова? Были ли животные и ее обморок совпадением? Что-то в глубине живота подсказывало ей, что она заблуждается, если так думает. Наконец она решила, что если уже проснулась, то может воспользоваться этим по максимуму и приготовиться к встрече с Оливером. Несмотря на то что ей было нелегко выбраться из теплой постели, Матильда была рада подняться до того, как все остальные даже подумали о том, чтобы проснуться, а время все еще принадлежало ведьмам. Она затянула шарф потуже и засунула его под пальто, чтобы защититься от предрассветного холода, когда далекое блеяние оленей, нежный писк жаб-акушерок и запах горящих листьев заставили ее почувствовать, что она была единственным человеком в лучшем шоу в мире.

Она сунула книгу заклинаний под мышку и направилась по тропинке к коттеджу Ферли в поисках каких-нибудь дополнительных предметов. Последние пару дней были, мягко говоря, непредсказуемыми, поэтому она хотела убедиться, что ее встреча с Оливером пройдет именно так, как она хотела, а так как она потеряла интерес к Эшли, ей требовалось отвлечься. Матильда нашла немного женьшеня и корицы в своем собственном тайнике, но ей нужны были кошачья мята и базилик. У ее матери наверняка припрятана кошачья мята в кладовке для Нимбуса, и в мире не было трав, которые она не смогла бы найти в саду Нанны Мэй.

Покрытый инеем гравий хрустел под ее ногами, пока она не добралась до задней двери. Матильда отперла замок и поспешила внутрь: тепло от плиты и огня удвоилось, согревая ее изнутри и снаружи. Она положила книгу заклинаний на стойку и повернулась к кладовке как раз в тот момент, когда пламя фонаря на кухонном столе ожило, осветив шесть пар моргающих глаз.

– Черт, – прошипела Матильда, прижимая руку к груди, – немного подло так делать, не думаешь?

– Я думаю, это ты совершаешь подлость вот так подкрадываясь, Тилли. И не ругайся на кухне, – сказала ее мать, наблюдая за Матильдой вместе с другими членами ее ковена, – что ты задумала?

Матильда посмотрела на членов ковена, сидящих на кухне, пристально глядя на каждого из них, держащего в руках кружки с травяным чаем. Их лица были так же знакомы, как и члены собственной семьи Матильды. Их было пятеро. Они оказались абсолютно непохожи друг на друга, как незнакомцы, ожидающие автобуса, но все они являлись женщинами, и у всех был понимающий взгляд человека, который мог видеть волшебство в мире всеми своими чувствами.

Они качали Матильду на коленях, когда она была маленькой, или мазали кокосовым маслом ее поцарапанное колено. Но обида, которую она испытывала к ним с тех пор, как они оттолкнули ее отца, означала, что Матильда едва могла сдерживать свое презрение к ним.

– Где Нанна Мэй?

– Не игнорируй мой вопрос, Матильда, – огрызнулась Лотти, поднявшись с места и потянувшись за книгой заклинаний. Матильда выхватила ее и прижала к груди, – что ты задумала?

– Ничего, почему ты спрашиваешь?

– Почему? Потому что ты крадешься до восхода солнца, сжимая в руке книгу заклинаний, а полиция приходила сюда прошлой ночью, задавая вопросы о мертвых животных, вот почему.

– Я же говорила тебе, – вздохнула Матильда, пытаясь прикрыть свои собственные опасения бравадой, – это не имеет ко мне никакого отношения. Я не знаю, как эти коровы пострадали.

– Не пострадали, Матильда, они были убиты. А твое имя высечено у них на тушах. Там что-то происходит. Мы это чувствуем, – сказала Лотти, оглядывая членов своего ковена.

– Почему ты не можешь смириться с тем, что это не имеет ко мне никакого отношения? Это сделала полиция.

Когда эти слова слетели с губ Матильды, она поняла, что обращается не только к матери, но и к самой себе. Между постоянными взглядами на часы и перекладыванием подушки всю ночь мысли Матильды то и дело возвращались к ее имени, вырезанному на этих коровах. Каким-то образом она была причастна к их смерти, даже если и не понимала почему.

– После того как мы оставили тебя, мне пришлось дать им один из напитков Нанны Мэй, чтобы они забыли, зачем находятся здесь, и ушли! Ты не просто отмахиваешься от этого, Матильда. Нам не нравится использовать зелья на людях без их ведома.

– Итак, мне не разрешено использовать магию для решения моих проблем, но для тебя нормально использовать ее, чтобы избавиться от своих? – пробормотала Матильда.

– Что ты сказала? – спросила Лотти, скрестив руки на груди.

Матильда вздохнула:

– Ничего. Теперь я могу идти? У меня есть дела. – Лотти поджала губы и кивнула. Матильда схватила кошачью мяту из кладовки, затем переступила порог, позволив двери захлопнуться за ней, и направилась к травам Нанны Мэй в поисках базилика. За углом, сразу за садом с травами, она увидела сгорбленную фигуру своей бабушки, шаркающей садовыми вилами, почти такими же большими, как она сама. У ее ног горел небольшой костер, и Матильда поняла, откуда доносился запах горящих листьев.

Нанна Мэй уронила вилы и бросила горсть крошечных семечек в огонь, глядя на потрескивающее у ее ног пламя. Матильда улыбнулась, наблюдая за ней. Семена, которые она бросила в огонь, были тыквенными семечками – Нанна Мэй сначала жевала их, затем выплевывала в огонь на кухне и ждала, пока они упадут на пол. Лотти запретила ей делать это в доме после того, как один из них попал Нимбусу в глаз.

Через несколько секунд одно из тыквенных семечек выпрыгнуло из огня и приземлилось у ног Нанны Мэй. Старушка наклонилась, чтобы поднять его, и Матильда поспешила к ней, подняла его, а затем уронила в испачканную землей ладонь своей бабушки. Раздался еще один слабый щелчок, потом еще и еще, и Матильда собрала семена и протянула их Нанне Мэй.

– Что ты ищешь, Нанна Мэй? – спросила Матильда, взяв бабушку под руку и провожая ее к пруду.

Нанна Мэй взяла одно из семян и бросила его в воду. Матильда смотрела, как вода расходится кругами, когда семечко попадает на поверхность. Нанна Мэй бросила еще одну, ее брови сошлись вместе, а губы беззвучно шевелились. Она прикусила губу, покачала головой и повернулась к Матильде:

– Что там написано? Что ты видела на этот раз? – спросила Матильда.

По словам Лотти, Нанна Мэй была благословлена прорицанием, довольно распространенным даром среди ведьм. Матильда всегда с уважением относилась к своей бабушке и ее вере в то, что она может видеть будущее, но в глубине души она думала, что предсказания, скорее всего, были просто совпадениями. Тем не менее она посмотрела на Нанну Мэй с тем, что, как она надеялась, было нетерпеливым ожиданием, когда пожилая женщина схватила Матильду за руку и повернулась к ней.

– Злая Тилли, – прошептала она, и от этих слов у Матильды по спине пробежал холодок. Нанна Мэй схватила Матильду за другую руку и посмотрела на пруд, качая головой, когда ее глаза зигзагообразно скользили по поверхности, как будто она читала сообщение. Она снова посмотрела на Матильду, ее взгляд стал серьезным, – злая Тилли.

Матильда сжала руки Нанны Мэй и натянуто улыбнулась ей.

– Что я тебе говорила, Нанна? Пожалуйста, не называй меня так.

Нанна Мэй отпустила руки Матильды и сунула руку под свое пальто. Матильда посмотрела на горизонт. Если она собиралась закончить свое заклинание к восходу солнца, ей нужно было собрать все необходимое прямо сейчас и вернуться в свою комнату в оранжерее.Матильда попыталась отступить, но Нанна Мэй крепче сжала ее руки, а затем вытащила из кармана пальто вышитый носовой платок. Она поджала губы и попыталась завязать его узлом.

Матильда поцеловала Нанну Мэй в лоб, затем отступила от нее, улыбнувшись, когда глаза старухи расширились, и она указала на почти завязанный узел на носовом платке, подняв его так, чтобы Матильда знала, кому он предназначался.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Нанна Мэй, но мне не нужен твой использованный носовой платок, даже если он отпугивает злых духов, – сказала Матильда, собирая немного базилика в саду с травами, – мне пора идти, нужно готовиться к свиданию. Пожелай мне удачи.

Матильда запрыгала по дорожке и послала Нанне Мэй воздушный поцелуй, улыбаясь старухе, все еще протягивавшей ей носовой платок. Как только она завернула за угол, улыбка сползла с ее лица, и девушка задалась вопросом, что бабушка увидела в ряби на пруду. Порыв ветра заставил деревья затихнуть, и Матильда кивнула себе, решив, что, может быть, на всякий случай она сделает защитный амулет. Тот, который не предполагал ношения с собой использованного носового платка.

Глава 5

Вокруг было тихо, если не считать постоянного потока посетителей с опухшими глазами, которые не могли начать утро без кофеина. Так что Матильда чувствовала себя как дома после бессонной ночи. Она допила остатки своего капучино, затем посмотрелась в телефон, чтобы убедиться, что на ее губе не осталось пенистых усов.

Матильда попыталась выбросить из головы визит полиции и свою утреннюю стычку с матерью, бросившись выбирать подходящую прическу и аксессуары для встречи с Оливером. Но мысли о мертвых животных, а также вопрос, который она просто не могла выкинуть из головы, продолжали витать среди груды выброшенных шарфов,

Что, если бы это была я?

Она встряхнула головой, пытаясь утопить вопрос в более важных мыслях, таких как, с кем ей придется связываться, чтобы гарантировать должность префекта в следующем семестре, и как она сможет получить место во французской поездке по обмену, когда даже не учила французский. Затем дверь в кафе звякнула, и Матильда подняла глаза. Она увидела Оливера, и у нее появилась еще одна важная мысль.

Стоит ли он того зелья, которое я приготовила до восхода солнца?

Оливер откинул со лба непослушные волосы, оглядывая столы. Матильда выпрямилась и принялась возиться с пустой сахарницей, не сводя с него глаз. Он прикусил нижнюю губу и подошел к ее столику, нырнув под фигурки летучих мышей, оранжевые и зеленые ленты, которые свисали с потолка каждого магазина в Грейв-Уике. Заложив руки за спину, он наклонился и, прищурившись, осмотрел ее лицо. Матильда затаила дыхание, когда запах его лосьона после бритья и кондиционера для белья скользнул между ними.

– Нет, – сказал он, выпрямившись и улыбнувшись ей, – сегодня крови нет. Думаю, мы в безопасности.

– Думаю, да, – подтвердила Матильда, и ее плечи расслабились.

Он посмотрел на ее чашку, и его лицо вытянулось.

– Ты уже сделала заказ? Я должен был купить кофе для тебя.

– Я сегодня плохо спала, – Матильда пожала плечами. – Ты можешь купить мне еще один?

Оливер улыбнулся ей, и Матильда была рада, что сидела. Какая улыбка. «Ямочка к ямочке», – подумала она, вытирая влажные ладони о бедра.

– Что будешь пить?

– Эм, я выпью еще капучино, пожалуйста.

– Капучино номер два, сейчас будет, – сказал Оливер, подходя к стойке.

Матильда наблюдала, как он заказывает напитки в отражении витрины кофейни, и сунула руку в карман блейзера, обхватив пальцами стеклянную бутылочку, которая была спрятана внутри. Оливер вернулся и сел рядом с ней.

– Она принесет напитки сюда, – он указал на женщину за прилавком.

– Круто, спасибо.

– Всегда пожалуйста, Матильда.

«Если он не перестанет мне улыбаться, я думаю, что мое сердце выскочит из груди, что будет нехорошо, потому что он не любит кровь», – подумала Матильда, разрывая их зрительный контакт и заправляя волосы за ухо. Она подняла глаза на Оливера: тот все еще улыбался ей.

– Итак, – сказала она.

– Итак, – повторил он, и его улыбка стала шире.

– Эм, – Матильда постучала пальцами по краю своей чашки, затем посмотрела на Оливера: – Ты ведь выпускник, верно?

– Да, – кивнул он, – а как насчет тебя?

– Я на класс младше, – ответила Матильда, ерзая на стуле и засовывая руку обратно в карман, – так ты… ты новенький? Я имею в виду, что видела тебя раньше?

Оливер покачал головой:

– Нет. Я имею в виду, да, я новичок в школе, но начал учиться в сентябре. Мы переехали сюда летом, но только из Лэндфорда. Я живу на Галлон-стрит, у озера.

Матильда кивнула. Нанна Мэй говорила ей, что первоначальное название Галлон-стрит было Три Виселицы, после того как там были повешены три ведьмы. Но название изменили, чтобы люди покупали дома, а агенты по недвижимости могли сколотить состояние.

– А как насчет тебя? – спросил Оливер.

– А как насчет меня, что?

– Где ты живешь? – спросил он.

– О, точно, – смутилась Матильда, съежившись от того, как нехорошо это прозвучало.

Было намного легче разговаривать с парнями, когда они уже выпили твое любовное зелье и думали, что все, что ты сказала, было им в новинку.

– Коттедж Ферли, на окраине города.

– У тебя есть братья и сестры? – Матильда покачала головой. Оливер улыбнулся. – Повезло. У меня есть сводная сестра, она заноза в моей заднице.

Оливер поблагодарил официантку, когда та принесла их напитки.

– Мне нужен сахар. Тебе нужен сахар? – спросил Оливер. Матильда кивнула и отодвинула свой стул. – Не вставай. Я принесу.

Оливер взял пустой ящичек для специй со стола и вернулся к стойке, махнув женщине, чтобы она наполнила его пакетиками сахара. Он оглянулся через плечо и улыбнулся Матильде, и она замерла, засунув руку в карман, крепко сжимая стеклянную бутылочку в потной ладони.

Оливер повернулся, чтобы дождаться сахара, и Матильда посмотрела вниз, когда вытащила бутылку из кармана, отвинтила крышку и поднесла ее к чашке Оливера. Она ахнула, почувствовав, как чья-то рука обхватила ее запястье. Оливер склонился над столом, держа сахар в одной руке, а ее запястье – в другой, и кривая улыбка щекотала его губы.

– Ты не должна использовать это на мне, – сказал он, забирая бутылку из ее пальцев. – Давай дадим нам шанс честным способом, тебе не кажется, что так будет лучше?

Глава 6

Матильда посмотрела, как Оливер поставил бутылочку на стол, а затем уставилась на него.

– Что… я… что… я… – пыталась что-то сказать она, открывая и закрывая рот, как карп кои.

Оливер оглянулся через плечо и сел.

– Ведьма, – сказал он, кивая ей, – правильно?

Матильда сглотнула.

– Нет, то есть… Что? Я…

Оливер поднял руку, затем придвинул свой стул ближе к столу, так что его локоть коснулся ее локтя.

– Все в порядке. Я тоже практикуюсь.

– Ты… практикуешься?

– Да. Ты же знаешь, что парни тоже могут обладать магическими силами, верно?

– Конечно, я знаю, – отрезала Матильда, – мой отец был ведьмой. То есть колдуном, точнее, является колдуном.

– О правда?

– Да, он… Не важно. Подожди-ка, стой. Ты хочешь сказать, что ты колдун?

– Да, – подтвердил Оливер, потягивая кофе, как будто сказать, что ты практикуешь магию, было самой естественной вещью в мире.

– Но как ты узнал, что я ведьма?

– Твое лицо, когда вчера у тебя шла кровь, – сказал Оливер, указывая на щеку Матильды. Он расстегнул куртку, и Матильда чуть не упала в обморок, когда он чуть приподнял футболку, чтобы показать ей слово «Дэниел», оставленное шрамом на его очень подтянутом торсе. – Отметки остаются на теле, а не на лице.

Матильда пожала плечами, надеясь, что ее неспособность произнести хоть слово после того, как она увидела краешек боксеров Оливера, сойдет за беззаботность.

Оливер прищурился и откинулся на спинку стула.

– Это твоих рук дело, не так ли? С Эшли и пчелами? – Матильда сложила руки на груди и оглядела кофейню. Оливер мягко ударил по столу и улыбнулся ей. – Я так и знал! Я знал, что видел «Э» на твоей щеке. Пчелы вели себя довольно напряженно. Я никогда даже не слышал ни о чем подобном

– Она это заслужила, – заявила Матильда, подняв подбородок.

– Эй, я не осуждаю, – проговорил Оливер, поднимая руки вверх, – эта девушка – яд. Просто напомни мне никогда не переходить тебе дорогу, вот и все.

Матильда придвинула свою кружку и подула в нее, пытаясь понять, что происходит.

– Куда он теперь делся? Шрам с ее именем? – спросил парень, вглядываясь в ее лицо.

Матильда сглотнула. Она сделала базовое любовное заклинание, чтобы использовать его на Оливере, в основном по привычке и потому, что ей нужно было отвлечься. Произошедшее только что совершенно ошеломило ее. Он не только знал о магии, но и не собирался читать ей нотации о нарушении равновесия.

– Эм, я могу скрывать свои шрамы.

– В самом деле? Как ты это делаешь? Я имею в виду, не то чтобы я хотел делать ужасные вещи с людьми, но было бы здорово иметь возможность снимать рубашку в школьных раздевалках.

– Извини, но… Откуда ты знаешь об этом? – спросила Матильда, ее щеки слегка покраснели.

– Откуда я знаю о чем? – сказал Оливер, делая еще один глоток своего напитка.

– О магии? О том, что ты колдун? О шрамах?

– Ну, на самом деле я не так уж много об этом знаю. Я новичок в этом вопросе, но знаю, что первое правило состоит в том, что если ты используешь магию, чтобы причинить боль кому-то другому, то в конечном итоге получишь большое неприятное имя, написанное на твоем теле. Я не верил в это, но узнал об этом на собственном опыте

– Ты не колдун по происхождению? – спросила Матильда.

– Какой-какой колдун? – спросил Оливер, поднимая брови.

– По происхождению. Значит, это не имеет отношения к твоей семье?

Оливер покачал головой.

– Тогда почему ты начал? Парни, как правило, не проявляют интереса.

Оливер выглянул в окно и глубоко вздохнул:

– У меня были трудные времена перед летом, с моей семьей и прочим, и я как бы наткнулся на это. Я проводил много времени в библиотеке, и там был целый шабаш пожилых дам, которые часто встречались.

– Держу пари, они любили тебя, – сказала Матильда, думая о том, какой шум поднял бы ковен ее матери из-за Оливера.

– Конечно, – улыбнулся Оливер. – Они кормили меня тортом и учили магии. И вязанию. С самого начала я был увлечен медитацией, но чем больше я узнавал, тем больше погружался в нее. Была одна женщина, которая действительно помогла мне научиться сосредотачиваться, и она видела, что я отношусь к этому серьезно, поэтому дала мне несколько своих старых книг. Она говорила, что всему научилась у своей мамы, так что, я думаю, она была… как ты это назвала?

– Ведьма по происхождению.

Оливер кивнул.

– Ковен научил меня некоторым основам магии незадолго до того, как мы переехали сюда, и я старался читать как можно больше, – он посмотрел на Матильду и улыбнулся, – что?

Матильда тоже улыбнулась и мягко покачала головой.

– Я просто не могу представить тебя сидящего на шабаше в какой-нибудь библиотеке.

– Эй, это именно то, что мне было нужно в то время. Мне оказалось необходимо сосредоточиться и почувствовать, что я что-то контролирую.

Матильда сглотнула. Слышать слова Оливера было все равно что зачитывать страницу из дневника. С тех пор как ушел ее отец, она чувствовала, что может контролировать свою жизнь только тогда, когда использовала магию. Она не могла помешать ему уйти, но могла заставить других делать то, что она хотела. Контроль был утешением.

– А потом я переезжаю сюда, и это похоже на центр ведьм с девушками, которых рвет пчелами в кафетерии, и всеми этими мертвыми животными. Ты ведь слышала об этом, верно?

Матильда кивнула, ее плечи напряглись.

– Это должен быть кто-то, использующий магию, верно? Я не думаю, что ты могла бы причинить вред кому-то живому, но это кажется довольно…

– Странно, – пробормотала Матильда. Она не была уверена, как отреагировал бы Оливер, если бы узнал, что полиция приходила в ее дом прошлой ночью, специально задавая Матильде вопросы о ее возможной связи с последними смертями.

– Да, более чем странно. Я действительно слышал, что у этих коров на коже были вырезаны письмена. Я имею в виду, это же отвратительно? – сказал Оливер хмуро глядя в окно. Он как будто пытался собрать воедино улики с места преступления.

Матильда заставила себя придумать другую тему для разговора, которая отвлекла бы Оливера, но ее глупый мозг не мог представить ничего, кроме изображения ее собственного имени на животных. Она посмотрела на свои руки, затем с облегчением вздохнула, когда Оливер продолжил разговор.

– Но в любом случае на чем мы остановились? Давай больше не будем говорить о мертвых животных, хорошо? Не та тема разговора, которую я хотел бы поднять сегодня, – Оливер улыбнулся, но в его глазах мелькнул какой-то страх, когда он попытался сменить тему. – А как насчет тебя? Полагаю, быть для тебя ведьмой – это семейное дело?

– Да, это началось очень, очень давно. Моя семья берет начало прямо здесь, в Грейв-Уике. Ты знаешь историю об Айви в колдовском колодце?

– Я думаю, это колодец желаний, – заметил Оливер.

– Спасибо, что вставил свои мужские пять копеек, но здесь мы называем это ведьмовским колодцем, – сказала Матильда, улыбаясь ему. – Айви жила здесь, в Грейв-Уике, около четырехсот лет назад. Все знали, что она ведьма, но все приходили к ней тайно, если были больны. Все шло хорошо, пока кто-то на самом деле не произнес это вслух, и все те люди, которым она помогла, отвернулись от нее, опасаясь, что их самих обвинят в колдовстве. Очевидно, они сломали ей все пальцы, зашили губы, а затем бросили ее в колодец в лесу и оставили умирать от голода. Эта осень была очень влажной, и через несколько дней дождь наполнил колодец, а она утонула. Сейчас люди бросают туда монеты и просят ее исполнить желания, так что ее душа никак не может успокоиться. Вы заметили, как много плюща растет повсюду в Грейв-Уике?

– Я никогда по-настоящему не думал об этом, не замечал.

– Теперь, когда я сказала, ты будешь замечать его везде, куда бы ты ни пошел. Зеленый, коричневый, красный. Вокруг стволов деревьев, по стенам, на домах людей. Это она напоминает людям, что она все еще здесь. Во всяком случае, так они говорят.

– На самом деле? – спросил Оливер, его глаза расширились, когда он осознал историю Айви. – Так вот в чем все дело?

Он указал на большой зелено-оранжевый плакат, рекламирующий Фестиваль «Ведьмин колодец» Грейв-Уика. Матильда кивнула и продолжила, ее мышцы заныли от возбуждения и возможности поделиться таким известным городским секретом с кем-то, кто недавно начал использовать магию.

– Все знают эту историю, и фестиваль – это весело, но Айви была реальным человеком. Я видела рисунки. Она носила лунный камень на шее и всегда держала при себе атаме.

– Что?

– Атаме. Это что-то вроде церемониального кинжала. Люди говорили, что она носила его с собой на случай, если когда-нибудь столкнется с дьяволом.

Оливер сглотнул, его глаза расширились.

– Итак, родовые ведьмы, например, поклоняются дьяволу?

– Это был всего лишь слух. Настоящие ведьмы не верят в дьявола, Оливер.

Парень кивнул, его плечи расслабились.

– Ты действительно новичок в магических делах, не так ли?

– Да. А ты ходячая энциклопедия, – подтвердил Оливер с улыбкой.

Матильда пожала плечами:

– Мать и бабушка учили меня всю мою жизнь, и отец тоже, прежде чем уйти. Мама всегда твердит о чистоте моей магии и о том, что мне нужно уважать ее, обучаясь использовать верную энергию.

– Когда твой отец ушел?

Матильда напряглась.

– Ты задаешь много вопросов.

– Неужели я?.. Ты хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Матильда прикусила губу и прищурилась.

– Почему ты бросил свою старую школу? Тебя исключили?

– Да, они поймали меня, когда я приносил в жертву козу в своем общежитии, и выгнали меня.

– Ха-ха.

Оливер пожал плечами:

– Это стало слишком дорого для нас.

– Ох…

– Ничего особенного, – уголки губ Оливера дрогнули, а в уголках глаз показались морщинки, – мне здесь вроде как нравится.

Матильда сделала большой глоток кофе, пряча улыбку за чашкой.

– Тебе нравится здесь жить? – спросил Оливер.

– Думаю, да. Я имею в виду, что на самом деле у меня нет выбора, – сказала Матильда. Оливер нахмурился и подался вперед в своем кресле, – из-за моего происхождения мы черпаем много силы, находясь здесь. Моя магия ослабнет, если я буду жить в другом месте. Она может даже совсем исчезнуть.

– Но разве ты не можешь просто сделать то, что делаю я, и выучить это снова?

– С потомственными ведьмами это не работает. Мне нравится сила, которой я обладаю, и то, что я могу с ней сделать. Я не уверена, что хотела бы жить без этого.

– Получается, это никаких путешествий, никакого колледжа?

– Я думала о том, чтобы попробовать съездить во Францию, но… ЧТО ЗА?!

Рука Оливера взлетела к груди, и он подскочил на своем месте, развернувшись, чтобы посмотреть, на кого указывала Матильда. Он нахмурился, глядя в окно, его грудь поднималась и опускалась, когда он делал успокаивающие вдохи, затем повернулся к Матильде:

– Твоя подруга?

У витрины кофейни стояла девушка, положив руки на стекло и придвинув лицо так близко, что у нее появился маленький поросячий носик. Она уставилась на Матильду. Матильда нахмурилась и подождала, пока ее собственное сердцебиение замедлится.

– Нет, я так не думаю? – спросила она сама у себя, пристально глядя на девушку. – На что она смотрит?

Оливер склонил голову набок и перевел взгляд с девушки за стеклом на Матильду:

– Я думаю, она смотрит на тебя. Ты уверена, что не знаешь ее?

Девушка отстранилась от стекла, позволив своим чертам вернуться на место, и Матильда поняла, кто она такая.

– Я действительно знаю ее. Ее зовут Эрин, мы действительно были друзьями. Какого черта она так на нас смотрит? – Стекло запотело там, где Эрин дышала на него. Матильда встретилась с ней взглядом и одними губами спросила через стекло: «В чем твоя проблема? Проваливай, Эрин!»

Взгляд Эрин переместился с Матильды на Оливера. Они оба смотрели друг на друга, пока Эрин не отвернулась от стекла и не ушла так же внезапно, как появилась. Ее рыжие волосы развевались вокруг лица. Как только она завернула за угол, Оливер и Матильда повернулись друг к другу и разразились приступом смеха.

– Боже, что за чудачка, так на нас пялилась. Я не понимаю, что она делала, – сказала Матильда.

– Думаешь, ей было что-то нужно? Почему она просто не вошла, если хотела поговорить с тобой? – рассеянно спросил Оливер, проверяя свой телефон. – Черт. Может, она и чудачка, но она пунктуальна. Нам лучше идти, иначе мы опоздаем в школу.

Волна разочарования на мгновение парализовала Матильду, и ей пришлось заставить себя подвинуться вперед на стуле и поднять сумку.

– Спасибо за кофе, – поблагодарила она.

– Нет проблем, – улыбнулся Оливер.

Парень встал и театрально потянулся, глядя на декорации фестиваля Ведьминого колодца, расположенные в кофейне. Он улыбнулся Матильде, затем снова и снова повертел телефон в ладони, протирая экран рукавом.

– Ты в порядке? – спросила она.

Он перестал протирать свой телефон и моргнул, глядя на нее.

– Хм? Нет, да, я имею в виду, да, я в порядке. Просто оцениваю обстановку.

Оливер улыбнулся и указал на пустые кофейные кружки и на них двоих, стоящих друг против друга.

– И задаюсь вопросом, все ли прошло достаточно хорошо, чтобы, если я попрошу, ты согласилась пойти со мной на ту вечеринку в пятницу вечером?

«Он приглашает меня на свидание. Он приглашает меня на свидание по собственной воле», – подумала Матильда. Она прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. Матильда с ног до головы осмотрела Оливера, гадая, куда может завести ее знакомство с ним «честным способом», как он выразился.

– Ты здесь уже месяц, и тебя пригласили на вечеринку, о которой я ничего не знаю?

– В дом Шона Баркера, мы вместе играем в футбол. Его родители в отъезде, и он этим пользуется. Ты хочешь пойти со мной?

Матильда посмотрела в пол, затем на Оливера, больше не в силах сдерживать улыбку на лице.

– Да, конечно. Я приду.

– Круто, – обрадовался Оливер, его плечи расслабились. – Я заеду за тобой в восемь тридцать? Это не слишком рано?

«Откуда мне знать? Это моя первая вечеринка», – подумала Матильда.

– Восемь тридцать – это отлично, – согласилась она.

– Потрясающе. Коттедж Ферли, верно? – Матильда кивнула, и Оливер улыбнулся так широко, что ямочки на его щеках словно соединили точки, – нам лучше пойти в школу.

Матильда опустила глаза и надела пальто, сияя все сильнее, пока застегивала его.

Глава 7

Матильда закрыла одно приложение и открыла другое, сделав перекрестные ссылки на сообщения Оливера, чтобы проверить его историю о частной школе и перейти к профилям различных девушек, которые могут быть бывшими или даже нынешними подружками. Когда Матильда дружила с Эшли, одним из любимых развлечений Эшли было изучение профилей парней, чтобы отслеживать их передвижения и видеть, с кем они тусуются. Матильда всегда закатывала глаза и качала головой, когда Эшли смотрела на свой телефон, листая и листая ленту, пока не находила что-то, на чем можно было зациклиться. Теперь Матильда делала то же самое.

Когда Матильда прокручивала ленту новостей, ее внимание привлекла заметка, которой кто-то поделился. Она села и прочитала заголовок: «Новые смерти добавляют загадки к убийству животных».

Матильда затаила дыхание, просматривая статью: на этот раз это были лошади. Волосы встали дыбом у нее на руках, когда она прочитала отчет, и она плотнее закуталась в одеяло. У полиции не было никаких зацепок, но ей данный факт показался подозрительным. На телах не было ни имен, ни слов.

«Кто, черт возьми, мог это сделать?» – подумала она, потягиваясь и спуская ноги с кровати. Что-то шевельнулось в поле ее зрения, и Матильда обернулась, вздохнув, когда увидела Нанну Мэй, работающую снаружи с парой ржавых садовых ножниц.

– Что ты делаешь, Нанна Мэй? Здесь холодно. Иди внутрь, – сказала Матильда, высовывая голову из двери, – я могу сама это сделать.

Старушка продолжала срезать скрученные ветви живой изгороди из ежевики, которая росла за окнами Матильды. Девушка надела туфли и вышла на улицу, где Нанна Мэй стояла на коленях и выдергивала корни куста. Матильда положила руку ей на плечо, и Нанна Мэй посмотрела на нее снизу вверх.

– Я говорю, что сама сделаю это. Думала, вы, старики, обычно слишком напуганы, чтобы выходить на улицу в холодную погоду? – Матильда взяла ножницы и прислонила их к скамейке. – Зайди, пока я закончу собираться, и я сделаю это завтра. В любом случае что это вообще такое? Я никогда не замечала этого раньше.

Бабушка выпрямилась (настолько прямо, насколько могла выпрямиться усталая старуха) и пристально посмотрела на Матильду. Она облизнула губы и прошептала так тихо, что, если бы в этот момент не стих ветер, Матильда не услышала бы ее слов.

– Злая Тилли.

– Ты не войдешь, если будешь так меня называть, Нанна Мэй.

– Злая Тилли.

Матильда покачала головой, затем взяла бабушку под локоть и мягко повела ее в оранжерею.

– Ты не разговаривала три года, а теперь решила, что это твоя новая коронная фраза?

Матильда усадила бабушку на кровать и поставила обогреватель к ее ногам. Она взяла руки Нанны Мэй в свои и попыталась втереть в них немного тепла, точно так же, как Нанна Мэй делала с замерзшими руками Матильды после того, как она бегала по саду в прохладные осенние выходные. Нанна Мэй убрала одну руку и провела скрюченным пальцем по щеке Матильды. Ее ногти были покрыты коркой земли от ухода за травами.

Матильда отпрянула от ее прикосновения, чувство вины разлилось у нее в животе.

– Она это заслужила. Я думала, что она моя подруга, но… ты не поймешь.

Появился Виктор с Джинном на макушке и положил подбородок на колено Нанны Мэй. Матильда погладила его, когда ее бабушка позволила Джинни запрыгнуть ей на палец, а затем на плечо.

– И я уже объяснила тебе, что эти мертвые коровы не имеют ко мне никакого отношения. Или эти лошади. И кошки. Я бы никогда не смог…

Колени Матильды подогнулись, и она повалилась набок. Черные тени появились у нее перед глазами. Бабушка подхватила ее быстрее, чем можно было ожидать от пожилой женщины. И когда она положила голову Матильды себе на колени, девушка смогла разглядеть маленький белый мешочек, который Нанна Мэй вытащила из рукава. Он звякнул, когда она разбила его о деревянные половицы, а затем помахала им перед носом Матильды.

Черный дым исчез из поля зрения Матильды, и она, моргнув, посмотрела на старушку.

– Я чуть не потеряла сознание, не так ли? – Нанна Мэй кивнула, убирая волосы Матильды с лица, – что со мной происходит, бабушка?

Глаза Нанны Мэй бегали по лицу Матильды, как будто она искала, что бы почитать, затем она посмотрела в темноту, стучащую в окно, желая войти и поиграть. Матильда сглотнула, выражение страха в глазах бабушки заставило ее тело покрыться мурашками, пока Нанна Мэй не заставила ее замолчать и не запустила пальцы в волосы Матильды.

– Хорошо, но не испачкай мои волосы, – Матильда поднялась и помогла бабушке вернуться на кушетку, затем, скрестив ноги, устроилась рядом с ней. Она уставилась в окно. Обычное спокойствие, которое она чувствовала в обществе бабушки, осталось далеко позади. Шепот страха, будто что-то нависло над ней, готовое в любой момент окутать ее тьмой, и тайна убийств животных были слишком сильны даже для нежных рук Нанны Мэй, чтобы противостоять им.

Глава 8

Тринадцать дней до Хэллоуина

Матильда была готова к вечеринке уже несколько часов, когда разрешила себе покинуть оранжерею и направиться ко входу коттеджа Ферли. Ее желудок бурлил от неустойчивой смеси нервного возбуждения, поэтому она сделала долгие успокаивающие вдохи, шагая по гравийной дорожке.

Как всегда, ночь помогла ей успокоиться. Матильда заглянула в лес и теперь черпала силы в тайнах и тенях своих предков. Между деревьями показалась фигура, и девушка остановилась, вглядываясь в темноту.

– Кто здесь? – позвала она.

Раздался резкий вдох, и волосы Лотти рассыпались ореолом, когда она оглянулась. Матильда нахмурилась, когда ее мама попыталась спрятать то, что было у нее в руках: какая-то серебряная ручка мелькнула в лунном свете. Прежде чем Матильда смогла понять, что это было, оно исчезло в складках пальто Лотти. Матильда открыла рот, чтобы спросить, что та делает, но Лотти развернулась и исчезла между деревьев.

– Хорошо, мама. Странно, даже для тебя, – сказала Матильда, продолжая спускаться по тропинке, отложив спор на будущее.

При виде Оливера, шагающего по посыпанной гравием подъездной дорожке, замерзшие пальцы Матильды загудели от жара. Ветер кружил вокруг нее, предвкушая предстоящую ночь, и она продолжала заправлять волосы за уши в тщетной попытке контролировать их.

Оливер протяжно присвистнул, его глаза внимательно изучали каждый кирпич и трещину в коттедже Ферли.

– Хороший дом, – похвалил он.

– Спасибо, – поблагодарила его Матильда, оглядываясь через плечо, – он принадлежит нашей семье на протяжении многих поколений. Это место, где жила Айви.

– Айви из колдовского колодца? Та самая?

Матильда кивнула:

– С тех пор его перестроили, но она жила именно тут.

– Ух ты, – удивился Оливер, поднимая брови.

– Это твоя машина? – перевела тему Матильда, закусив губу и кивнув на крошечную машину перед домом.

Оливер оторвал взгляд от своих ног и улыбнулся:

– Так и есть.

– Ты вообще помещаешься внутри?

– Это похоже на очень крепкие объятия, – сказал Оливер, скрестив руки на груди, когда подошел к Матильде, – моя другая машина была лучше, но нам пришлось ее продать. Но все равно колеса. Я не знал, можно ли парковаться на подъездной дорожке?

– У нас это разрешено, – ответила Матильда, быстро шагая к машине и удаляясь от непрозрачной занавески, которая дрогнула в окнах спальни Нанны Мэй.

– Подожди, подожди, – поспешил Оливер, в то время как Матильда потянулась к ручке пассажирской двери, – я помогу.

– Спасибо, – произнесла Матильда, улыбаясь, когда скользнула на сиденье и посмотрела на Оливера, прежде чем он закрыл дверь, – но я уверена, что смогла бы справиться с этим сама.

– Эй, я вообще-то профеминист! Но я бы умер от стыда, если бы дверь отвалилась еще до того, как началось наше свидание.

Матильда улыбнулась. Они еще даже не выехали на вечеринку, а девушка уже наслаждалась обществом Оливера.

Парень обошел машину и со скрипом открыл дверцу, затем сумел проскользнуть на водительское сиденье.

– Готова? – спросил он.

– Готова, – подтвердила Матильда, стараясь не рассмеяться, когда Оливер забрался внутрь, как большой дружелюбный гигант, пытающийся уместиться в смарт. – Как долго ты за рулем?

– Уже год, – ответил Оливер, проверяя зеркала, а затем отстраняясь, – жаль, что я не научился магии до этого – не стал бы ждать, пока мне исполнится шестнадцать, или переживать из-за экзаменов в автошколе.

«Почему я об этом не подумала, – пронеслось в мыслях Матильды. – О, я знаю, потому что не похоже, чтобы мне было куда ездить».

– Что бы тебе понадобилось для подобного заклинания? Эм, как вы это называете… заколдованные права? Полицейский бы посмотрел на карточку и увидел фальшивую дату рождения?

– Или сработало бы заклинание контроля, – продолжила Матильда, глядя в темноту ночи. Она взглянула на Оливера, который улыбался ей, – что?

– Это круто, да? Говорить о заклинаниях, колдовстве и прочем.

– Да, очень круто, – сказала Матильда, прикусив губу, чтобы улыбка не разорвала ее щеки, – хотя единственные разговоры, которые я когда-либо вела с мамой, были о магии.

– Но это, должно быть, хорошо? Учишься у своей мамы?

Матильда кивнула.

– И моей бабушки. Было бы неплохо поговорить о чем-нибудь другом, хотя не то чтобы моя бабушка на самом деле много говорит.

– Она не разговаривает?

– Опять эти вопросы.

– Прости, скажи мне заткнуться.

– Я просто шучу. Она по-настоящему не разговаривала с тех пор, как мой папа «ушел», – Матильда ненавидела себя за то, что заключила это слово в кавычки. Но она просто не знала другого способа объяснить случившееся.

– Значит, он не ушел? – спросил Оливер.

– По словам моей мамы, он ушел. Он бросил нас. Это ее версия событий, и она придерживается ее

– Но ты думаешь иначе.

– Он бы этого не сделал. Мама заставила его уйти, я знаю, что она это сделала, – сказала Матильда, глядя на свои руки.

– Ты не обязана говорить мне это, если не хочешь.

Матильда оперлась локтем на дверь и посмотрела на Оливера: его брови постоянно хмурились, когда он сосредотачивался на тихих дорогах. Она сделала вдох, затем выдохнула вместе со всеми мыслями, которые застряли у нее в горле с того дня, как исчез ее отец.

– Тебе повезло, что ты не принадлежишь древнему роду и не вырос в доме, где все пропитано магией. Мой папа был таким же, как ты, и делал все, что мог, чтобы научиться этому ремеслу, чтобы попытаться угодить моей маме. Но он никогда не был достаточно хорош, и она отталкивала его все дальше и дальше, пока он не оказался слишком далеко. Много ли ты знаешь о разнице между происхождением и знанием?

Оливер покачал головой:

– Я даже не знал, что есть какая-то разница, пока ты мне не сказала.

– Хорошо… Просто существует много вещей, которые обученная ведьма может делать наравне с потомственной. Но есть заклинания, которыми ей никогда не овладеть.

– Например? – спросил Оливер, взглянув на Матильду.

– Ну, в родословных всегда есть фамильяр, – Оливер нахмурился, глядя на Матильду, и девушка пожала плечами, – это традиция. Кроме того, у нас иногда есть дар сверх нашей «обычной» магии, такой как телепатия или ясновидение.

– Правда? – брови Оливера от удивления поползли вверх.

– По-моему, этот вопрос все еще обсуждается. Моя бабушка убеждена, что она может видеть будущее, но я замечала, что она лишь угадывает погоду.

– Она, вероятно, тайно использует приложение «Ведьмовская погода», – пошутил Оливер с улыбкой, – что еще?

– Хм, у тебя нет предков, которые могли бы направлять тебя, поэтому иногда твоя магия может быть непредсказуемой.

– Согласен, – сказал Оливер, – у меня есть сгоревшая пара новых кроссовок «Найк» в доказательство этого.

Матильда улыбнулась:

– У потомственных ведьм всегда есть гримуар, который передается из поколения в поколение.

– Гримуар?

– Семейная книга, книга теней, как угодно. Она впитывает сущность каждой ведьмы, которая делает в ней записи, сохраняя силу родословной для следующего поколения. Обученным ведьмам не разрешается даже прикасаться к нашим гримуарам: сила в них настолько священна. Черт, сколько лекций я читала об этой книге. Отказаться от своего гримуара – это величайшая измена, которую может совершить ведьма из рода: те, кто был до вас, накажут за презрение, лишив вас и вашу семью магии. Брось свой гримуар, брось свою магию, – произнесла Матильда, подражая ворчливому голосу матери, – магия родства всегда будет более мощной из-за поколений, которые ее создали. У ведьм, которые сами познают магию, нет нашей истории; они не живут, не едят, не спят и не дышат магией.

– Ты говоришь так, как будто это работа на полный рабочий день.

– Так и есть. Иногда. – Матильда выглянула в окно.

– Твой папа стал изучать магию из-за твоей мамы? – спросил Оливер.

– Он сказал мне, что одна из причин, по которой он влюбился в нее, заключалась в том, что она являлась ведьмой, и он был в восторге от того, что магия оказалась реальной. В детстве ему было довольно одиноко, поэтому он погрузился в магию, такую как магия фокусника, карточные фокусы, монеты из ушей и тому подобное. Поскольку он никогда не мог быть таким могущественным, как моя мама, я думаю, он чувствовал, что должен компенсировать это всеми этими маленькими трюками в рукаве. Он научил меня нескольким вещам, – вспоминала Матильда, улыбаясь Оливеру. – Они очень полезны, когда мне нужно кого-то отвлечь, чтобы я могла стащить что-то личное для заклинания. В любом случае, когда он встретил мою маму, он оказался поражен миром, который она открыла ему, но никак не мог идти в ногу, и он никогда не чувствовал, что достаточно хорош для нее или ее ковена. Ему приходилось все время работать, потому что она проводила все свое время на встречах с другими ведьмами вместо того, чтобы самой устраиваться на работу.

Мысли Матильды вернулись к тому дню, когда отец уехал, к тому мгновению, когда он последний раз водил ее на урок верховой езды.

– Я все время слышала, как они спорили о ее ковене, а потом, когда я видела его в последний раз, он заставил меня пообещать никогда ни к одному из них не присоединяться, – Матильда вздохнула. Оливер посмотрел на нее, его лицо было серьезным, – итак, теперь, когда приближается мой семнадцатый день рождения, мама настаивает на том, чтобы я присоединилась к ним.

– И это последнее, что ты хочешь сделать.

– Вот именно.

– Когда у тебя день рождения?

– На следующей неделе, – сказала Матильда.

– Ну, с днем рождения на следующей неделе, – улыбнулся Оливер.

– Спасибо, – ответила Матильда, покраснев.

– Ты все еще часто видишься со своим отцом?

Матильда покачала головой:

– Не совсем. Мы общаемся по телефону и переписываемся, но ему трудно прийти, и я сомневаюсь, что он хочет рисковать. Хотя он приедет навестить меня в следующие выходные.

Оливер взглянул на нее и улыбнулся.

– Но хватит о моих родителях. Расскажи мне о своих маме, папе и сестре.

– На самом деле рассказывать особо нечего, во всяком случае, по сравнению с историей вашей семьи, – заметил Оливер.

– Чем они занимаются?

– Они владели компанией по продаже тренажерного оборудования, но продали ее, потому что это отнимало у них слишком много времени. Сейчас папа работает в спортивном центре, мама вообще не работает, и, как я уже сказал, сестра – заноза в моей заднице. – Оливер взглянул на Матильду: – Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, что я разъезжаю с ведьмой на своей машине.

Матильда улыбнулась, ее плечи расслабились, когда они заключили молчаливое соглашение больше не говорить о родителях.

– Технически тут две ведьмы.

Оливер улыбнулся ей, затем указал вперед, сбавляя скорость.

– Дом Шона там, наверху, но я припаркуюсь здесь, иначе буду назначен водителем для всех сегодня вечером. – Он выключил двигатель и посмотрел на Матильду: – Готова?

– Готова, – ответила Матильда, мельком взглянув на себя в зеркало автомобиля и задаваясь вопросом: кто же, черт возьми, этот очень счастливый человек в отражении.

Глава 9

Они следовали за грохотом музыки и пугающим хохотом, пока не оказались перед викторианским особняком, увешанным скелетами, с кучами разбитых тыкв на пороге. Родители Шона, очевидно, были поклонниками легенды об Айви. Кто-то потратил много времени на создание ее скульптуры в натуральную величину. У нее даже была метла и длинный зеленый плащ, а фигурку девушки обвивал плющ, тянувшийся по стенам особняка.

За каждым окном было какое-то движение, и уже несколько ребят валялись на лужайке перед домом. Оливер засунул руки в карманы, улыбнулся Матильде и направился по дорожке к открытой входной двери. Девушка сглотнула, наблюдая, как он приближается к дому, ее ноги приросли к земле. Оливер поднял глаза и обернулся.

– Ты идешь со мной? – спросил он, раскрывая объятия и кивая в сторону дома: – Все хорошие порции шотов разберут.

Матильда уставилась на дом: от запаха дыма и спиртного у нее скрутило живот, а звуки музыки давили на барабанные перепонки. Она скрестила руки на груди и покачала головой, когда Оливер подошел к ней.

– Я пошутил насчет шотов. Буквально понятия не имею, из-за чего весь этот шум, – Оливер наклонил голову и нахмурился. – Что происходит? Разве ты не хочешь войти?

Матильда покачала головой:

– Я…

Плечи Оливера опустились.

– Я знал, что пригласить тебя на вечеринку было глупой идеей. Ты хочешь пойти куда-нибудь еще?

Матильда прикусила губу, желая, чтобы появилась возможность волшебным образом раствориться в воздухе.

– Я никогда раньше не была на вечеринке, понятно? – выпалила она, сожалея о словах, как только они сорвались с ее губ. – Я ведьма с причудами природы, которая может заводить друзей, только если она обманом заставит людей выпить зелье или зажжет для них свечу в полнолуние. Но я никогда не оставалась друзьями достаточно долго, чтобы получить приглашение на вечеринку. Давай, ты можешь смеяться надо мной, я знаю, что ты этого хочешь.

– Серьезно? – удивился Оливер. Матильда повернулась к машине, но Оливер схватил ее за локоть и мягко развернул. Он оглянулся через плечо, затем снова повернулся к ней, – нам не обязательно входить внутрь. Возможно, там даже нет ничего хорошего. – Они оба посмотрели на дом, когда из окон донеслось долгое «у-у-у», – но если мы войдем, я не оставлю тебя. Так что тебе не нужно бояться.

– Я не боюсь.

– Я знаю, я имею в виду… я не знаю, – сказал Оливер и вздохнул, убирая волосы со лба. – Матильда, просто скажи мне, что ответить, чтобы это не закончилось прямо здесь, на тротуаре.

– Не закончилось что? – спросила Матильда.

– Ты и я, – октябрьский воздух между ними потеплел, когда Оливер криво улыбнулся ей, – итак, мы идем внутрь?

Матильда кивнула.

«Я могу это сделать», – подумала она, направляясь к дому. Это все равно что находиться в школе с этими идиотами. Что-то коснулось ее руки, и ее живот зашипел, как бомба для ванны, когда она посмотрела вниз и увидела, как рука Оливера сомкнулась вокруг ее собственной.

– Готова? – спросил Оливер, когда они подошли к входной двери.

– Готова.

Оливер сжал ее руку, и вечеринка втянула их в свою шумную, вонючую душу. Люди кричали друг другу в уши и кивали в такт разговорам, за которыми никак не могли уследить из-за музыки. Парень из класса Матильды потребовал, чтобы все смотрели, как он бросился вперед, чтобы станцевать танец червя, но в итоге оказался потной кучей у их ног. Они переступили через него, когда люди в остроконечных ведьминых шляпах или длинных зеленых плащах выкрикивали имя Оливера, протягивая руку для рукопожатия, а некоторые девушки, одетые как неприлично сексуальные Айви, подталкивали друг друга и шептались, наблюдая, как Оливер ведет Матильду через вечеринку.

– Что это за плащи и шляпы? – крикнул Оливер, пытаясь перекричать музыку. – Они похожи на хоббитов.

– Это из-за Фестиваля «Ведьмин колодец», – сказала Матильда, оглядываясь, чтобы бросить на девушек-Айви последний неодобрительный взгляд.

Оливер кивнул, и они пробрались сквозь толпу на кухню, где все поверхности занимали стеклянные бутылки и красные пластиковые стаканчики. Еще несколько парней поприветствовали Оливера и оглядели Матильду с ног до головы, прежде чем кивнуть ему.

– Откуда ты знаешь так много людей? – спросила Матильда, перекрикивая громкую музыку.

– Парням с этим проще, – ответил Оливер, – присоединяйся к футбольной команде, и у тебя будет готовая компания друзей.

«Как будто это так просто», – пробурчала Матильда себе под нос.

– Ты хочешь пива, или водки, или чего-нибудь еще? – крикнул Оливер. Матильда пожала плечами.

– Я буду то же, что и ты.

– Я не пью, если только ты не захочешь позже пойти домой пешком, – Оливер достал банку колы из ведерка со льдом, – это мой напиток на оставшуюся часть вечера.

– Можно мне взять одну?

Оливер кивнул:

– Конечно.

Плечи Матильды поникли, когда Оливер отпустил ее руку и отправился на поиски еще одной банки колы для нее. Девушка посмотрела на парней на кухне и подумала, знает ли кто-нибудь из них, кто она такая.

Она, конечно, знала, кто они такие.

Парень слева, Джо, подарил Матильде первый поцелуй, когда ей было четырнадцать. Она намазала любовный бальзам на его запястье, пока он сидел рядом с ней на французском, а затем той ночью он появился у нее дома и пригласил ее пойти с ним в парк. Они сели друг напротив друга на карусель, и когда она наклонилась вперед, он поцеловал ее прямо в губы. Как только они отстранились друг от друга, чары рассеялись, и он слез с карусели и побежал домой. Обычно у Матильды не оставалось шрамов от любовных заклинаний, но у Джо была девушка, которая оказалась раздавлена, узнав о случившемся. Поэтому, поскольку Матильда косвенно причинила ей эмоциональную боль, все закончилось тем, что ее имя осталось на лице ведьмы.

Парень рядом с ним, Лоуренс, был отличником и активистом, прежде чем Джо дал ему сигарету. Однажды в понедельник Матильда села рядом с ним за обедом и посыпала пудрой его пиццу с пепперони, а к концу недели он выполнил все ее домашние задания и доставлял их ей каждый вечер к семи.

Последним, но, конечно, не по значимости, был парень по имени Дрю, и если Матильда проводила пальцем по левой стороне лба, она чувствовала буквы его имени на своей коже. Она посмотрела на него, прислонившегося к стойке: его правая рука была покрыта серебряными шрамами от странного несчастного случая с горелкой Бунзена три года назад, после того как он отправил ее фотографию всем мальчикам в их классе.

Всякий раз, когда она проходила мимо этих парней в коридорах, она чувствовала самодовольное, радостное удовлетворение от того, что они понятия не имели, что стали объектом ее корыстной магии. Но, увидев их всех в одной комнате вместе с Оливером, она почувствовала себя беззащитной, как будто они все могли видеть, что было написано у нее на лице.

– Я… Ты знаешь, где ванная? – спросила Матильда, стараясь говорить спокойно и уверенно.

– Воспользуйся той, что в комнате родителей Шона, – сказал Оливер, открывая свою баночку колы, – она, скорее всего, еще не пострадала от рвоты и Ред Булла.

– Заходить туда строго запрещено, чувак, – пробормотал Лоренс, его веки отяжелели.

– Это еще почему? – спросил Оливер.

– Там она, ты знаешь… она… с пчелами.

– Пчелами? – спросил Оливер, взглянув на Матильду.

– Оставь сигарету на две минуты и дай кислороду добраться до твоего мозга, чувак, – посоветовал Джо, похлопывая Лоуренса по плечу, а затем посмотрел на Оливера. – Он имеет в виду Эшли. Она не в больнице. Пришла на вечеринку, не ради внимания или чего-то еще.

У Матильды пересохло во рту. Она не знала, что Эшли оказалась в больнице после того, что случилось, полагая, что школа, вероятно, просто позволит ей отдохнуть в кабинете медсестры или отправит ее домой. Она сказала себе не беспокоиться, что Эшли, вероятно, провела время в больнице, делая селфи, чтобы опубликовать их в Instagram, но крупица вины быстро поселилась в голове Матильды. Злясь на себя, она повернулась к кухонной двери.

– Тебе нужна помощь, чтобы найти другую ванную комнату? – спросил Оливер.

– Нет, я в порядке, – ответила Матильда, не собираясь идти в ванную теперь, когда она знала, что Эшли в комнате родителей Шона.

Она протиснулась сквозь завсегдатаев вечеринок и направилась к лестнице, оглядываясь через плечо на Оливера, который продолжал разговаривать с парнями на кухне. Обернувшись, она на кого-то налетела.

– Извините, – проговорила Матильда, подняв глаза и вздохнув, когда поняла, кто это был, – Эрин. Извини, не заметила тебя.

– Осторожно, – сказала Эрин, сверкнув глазами, – как будто ты сделала недостаточно.

– Что это значит? Что, черт возьми, я могла тебе сделать?

– Пыталась столкнуть и меня тоже.

– Столкнуть тебя? – Матильда моргнула. Прошли годы с тех пор, как они были друзьями, но она не помнила, чтобы Эрин когда-либо была такой агрессивной. Решительной, да, но не агрессивной, – о чем ты говоришь, Эрин?

– О, мне повезло, она помнит мое имя.

– Конечно, я помню твое имя, – Матильда попыталась протиснуться мимо Эрин, но снова отступила, когда та не двинулась с места. – Я не в настроении. Могу я просто пройти мимо?

Эрин сложила руки на груди и сделала шаг назад, ее брови сердито сошлись на лбу. Матильда оглядела ее с ног до головы, когда протиснулась мимо и направилась вверх по лестнице. Добравшись до верха, девушка посмотрела вниз и покачала головой. Эрин все еще смотрела на нее убийственным взглядом.

– Чокнутая, – прошептала Матильда, затем повернулась, чтобы найти Эшли.

Было время, даже не так давно, когда мысль о том, чтобы прокрасться в дом Шона, наполнила бы Матильду таким волнением, что она могла взорваться. Редко случалось, чтобы Матильда действительно испытывала к кому-то влечение, потому что парни в ее классе были в основном отталкивающими. Но в Шоне скрывалось что-то другое. Он великолепен, это само собой разумеется, но его лицо было открытым и честным, и он действительно смотрел вам в глаза, когда разговаривал, вместо того чтобы проверять свой телефон каждые шесть секунд. Не то чтобы они действительно много разговаривали после задания по истории, но когда делали это, он внимательно смотрел на Матильду.

Она попробовала несколько заклинаний, чтобы привлечь его внимание и усилить влечение, но ничего не сработало. Магия иногда была такой, или он, возможно, выполнил ритуал, который отразил ее магию, не осознавая этого (как это было принято у суеверных мальчиков, которые много занимались спортом; ношение их счастливых носков защищало их не только от неприятного фола).

Матильда посмотрела на старую школьную фотографию Шона на стене. Гнев, который бурлил в ее душе, когда она наблюдала за влечением между Эшли и Шоном, поглотил ее, и теперь, после Оливера и новых чувств, небольшая царапина вины зудела на ее коже. Ирония заключалась в том, что одной из причин, по которой она сделала Эшли своим другом, была ее дружба с Шоном, но то, что у Эшли возникли к нему чувства, стало именно той причиной, по которой Матильда причинила ей боль.

– Где ты, пчелиная матка? – прошептала Матильда, открывая дверь спальни. Ей было ужасно любопытно посмотреть, в каком состоянии находилась Эшли после своего трюка с пчелой.

В комнате царила тишина. Матильда скользнула внутрь, но вдруг начала задыхаться, когда темнота в спальне поползла к ней, отбрасывая знакомые тени. Девушка рухнула на мягкий ковер и отключилась.

Глава 10

–Матильда? Матильда? – девушка открыла глаза, и Оливер глубоко вздохнул: – О, слава богу. Ты в порядке?

Матильда моргнула и посмотрела на абажур в цветочек, который не узнала. Она приподнялась на локтях и нахмурилась. Ее грудь сжалась, когда она поняла, что снова потеряла сознание, и теперь Оливер обнаружил ее в бог знает каком состоянии. Жар пробежал по ее шее, когда она отвела глаза от него и потерла лоб.

– Я потеряла сознание, не так ли? – спросила она дрожащим голосом.

– Вероятно. Тебя не было целую вечность, поэтому я отправился на поиски и нашел вот такой. Ты в порядке? С твоей головой все нормально?

– Я в порядке. Мне так неловко, – сказала Матильда. – Почему это снова произошло со мной?

– Снова произошло? Ты хочешь сказать, что это случалось раньше? – спросил Оливер. Матильда села и закрыла лицо руками. – Давай подышим свежим воздухом

– Я в порядке.

– Твоя кожа цвета молока, и очень сомневаюсь, что клубы дыма, поднимающиеся с первого этажа положительно повлияют на твое состояние. – Оливер встал и протянул руку: – Пойдем.

– Видишь? – Оливер широко развел руки, когда они шли к гигантскому дереву, подальше от маленького (но определенно безумного) костра, через который то и дело прыгали пьяные ребята. – Снаружи хорошо.

Матильда сделала глубокий вдох, позволив воздуху со свистом проникнуть в нос и прочистить легкие. Она чувствовала, как внутри у нее все сжалось, и запах магии, сопровождавший ее повсюду, исчез вместе с ее сознанием. Однако прогулка под чернильным ночным небом постепенно приводила ее в чувства.

Нанна Мэй всегда говорила, что их семье было удобнее ночью, когда луна и звезды делились своими древними секретами, а совы и летучие мыши кружили над головой в защитных кругах.

Ее бабушка, как обычно, оказалась права, и Матильда почувствовала, что снова взяла себя в руки.

– Лучше? – спросил Оливер.

– Лучше, – Матильда оглянулась через плечо на дом, который пульсировал от возбуждения, – разве не плохо, что мне здесь нравится больше? Разве я не должна опрокидывать шоты и флиртовать со всеми подряд? Разве это не то, что люди делают на вечеринках?

Оливер поднял руки вверх.

– Я не собираюсь останавливать тебя, если ты этого хочешь, – Матильда толкнула Оливера, ее рука задержалась на его руке немного дольше, чем это было необходимо. Она посмотрела на него снизу вверх. Его скрывали тени, но она уже знала каждый сантиметр его лица, подбородок, ямочки на щеках, и ей не нужен был свет, чтобы понять, насколько он красив. Парень посмотрел в сторону дерева и кивнул.

– Так мы пойдем?

– Качели на дереве? Правда?

Оливер рассмеялся:

– Я не знал, что они здесь, клянусь.

– Полагаю, следующий шаг – предложить мне свое пальто?

– Знаешь что? Я действительно собираюсь это сделать.

Он снял пальто и накинул его на плечи Матильды.

– Я признаю все это. Я заставил тебя упасть в обморок только для того, чтобы вытащить на улицу под звезды, на эти невероятно романтические качели, и отдать тебе свое пальто.

– Я так и знала, – сказала Матильда, хватаясь за веревку потертых качелей, которые, вероятно, когда-то очень любил Шон.

Оливер схватился за другую веревку и опустился рядом с Матильдой. Ее пульс участился, когда его нога прижалась к ее ноге. Она была благодарна за одеяло ночи, так что Оливер не мог видеть, как покраснели ее щеки.

– Это была такая плохая идея, – заметил Оливер.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Матильда, и ее сердце упало.

– Привести тебя на вечеринку. О чем я только думал?

Матильда посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

– Нет, нет, я не имею в виду… Ты знаешь, я рад, что мы здесь, просто я хотел бы, чтобы место было более уединенное.

– Это место довольно уединенное.

На щеках Оливера появились ямочки, когда он улыбнулся Матильде.

– Да, я думаю, что это так.

Ветер колыхал ветви деревьев, и хрустящие листья падали на траву. Матильда накинула пальто Оливера себе на плечи, затем замерла, почувствовав, как он наклонился к ней и обнял ее, чтобы ухватиться за другую веревку.

Он моргнул, посмотрел на нее и прикусил нижнюю губу.

– Знаешь, в этот самый момент я чувствую сильное давление, – сказал он.

Матильда сглотнула.

– Да?

– Угу, – промычал Оливер, поднимая руку к щеке Матильды.

– Нет! – выкрикнула Матильда, резко отстранившись от него.

Оливер выглядел удивленным, его глаза округлились.

– Черт, что я наделал? Мне очень жаль, я…

Матильда покачала головой, ее сердце бешено колотилось в груди, когда она увидела замешательство, отразившееся на его лице.

– Ничего, это не ты. Я… я…

Матильда почувствовала теплую руку Оливера на своей и посмотрела вниз, когда его пальцы сомкнулись вокруг нее.

– Продолжай, – сказал он, – ты можешь рассказать мне, Матильда. Что происходит?

– Мое лицо. Я имею в виду шрамы на моем лице от того, что я причиняла боль людям. Ты их не видишь, но все равно чувствуешь

– О, – выдохнул Оливер, – меня это не волнует. Я имею в виду, не похоже, что ты причинила боль сотням людей… Не так ли?

Матильда покачала головой.

– Не совсем, – ответила она, не глядя Оливеру в глаза, когда произносила эти слова. Она была уверена, что ей не нравятся большие числа, но она давно перестала считать, – я просто… У меня на лице написано много имен, Оливер. Очень много.

– Значит, никто никогда…

Матильда скрестила руки на груди.

– Меня целовали до этого, спасибо.

– Но?

Плечи Матильды поникли.

– Они… ни один из них не был настоящим. Я имею в виду поцелуи, которые у меня были. Они не целовали меня, потому что они хотели, или потому что они заботились обо мне, или… Наверное, я просто не знала, что это такое, целоваться по-настоящему, поэтому я никогда не беспокоилась, что кто-то касается моего лица, потому что меня никогда не целовали так.

– До сих пор, – пробормотал Оливер.

Матильда сглотнула. В темноте, где-то между качелями и костром хрустнула ветка. Матильда так глубоко погрузилась в их разговор, что забыла: они не одни. Оливер и Матильда нахмурились и повернулись туда, откуда донесся звук. Парень сжал ее руку, пока они вглядывались в шелестящие кусты. Он сглотнул, а затем встал.

– Наверное, просто один из тех идиотов, что решил справить нужду в кустах, – сказал он себе под нос, а затем выкрикнул: – Вали отсюда, чувак, кем бы ты ни был, здесь девушка.

Кто-то вышел из-за высоких кустов и уставился на них из-под массы вьющихся волос, еще более взъерошенных, чем обычно.

– Я не верю в это, – Матильда покачала головой, вставая, – Эрин?

– Эрин? – повторил Оливер, хмуро глядя на Матильду, затем повернулся, чтобы посмотреть на Эрин, когда она уже бежала по лужайке.

– Эй! Вернись! – крикнула Матильда, но Эрин уже исчезла среди гостей вечеринки. Матильда повернулась к Оливеру: – Она еще набросилась на меня внутри дома. Что, черт возьми, с ней происходит? Как ты думаешь, она наблюдала за нами?

– Я понятия не имею. Кто она такая?

– Это та девушка, которая пялилась на нас в кафе несколько дней назад, помнишь?

– Это была она? – спросил Оливер. – Ей нравится подсматривать за всеми, да?

– Хм, – рассеянно хмыкнула Матильда. Она пыталась понять, что, черт возьми, происходило на этой вечеринке.

– Разве ты не говорила, что вы с ней подруги?

– Раньше мы были друзьями, – поправила Матильда.

– Итак, что случилось?

Матильда пожала плечами.

– Обычное дело, я думаю. Просто отдалились друг от друга, – она не желала вдаваться в реальную историю их бывшей дружбы. Она смотрела, как волосы Эрин мелькают в толпе гостей. – Может быть, мне стоит пойти за ней? Выясним, в чем, черт возьми, ее проблема?

– Забудь о ней, возможно, она просто выпила слишком много. Ты говорила мне, что тебя никогда не целовали.

– Я этого не говорила, – сказала Матильда, толкнув Оливера локтем.

– Я шучу, – улыбнулся Оливер, – значит, ты можешь скрыть эти шрамы, но если кто-то прикоснется к твоему лицу, он сможет их почувствовать?

Матильда кивнула:

– И я все еще чувствую боль от каждого из них.

– Ой, – воскликнул Оливер, – но как ты можешь их прятать?

– Семейная тайна, – Матильда улыбнулась. – Ведьмы должны носить шрамы тех, кому они причинили боль, чтобы другие могли видеть их приближение и знать, что нужно держаться на расстоянии. Мы способны спрятать наши, но нам все равно придется переносить их боль, как будто это свежие раны.

– Круто, – Матильда нахмурилась, глядя на Оливера, когда он покачал головой. – Ну, это не круто, причинять боль людям. Я имею в виду всю эту историю с ведьмами. Это круто.

– Правда? Ты не боишься меня или чего-то еще?

– Да, правда, и да, я думаю, что немного боюсь тебя, но ты же не собираешься сделать со мной ничего ужасного, так ведь? – глаза Оливера сверкнули в свете костра, когда он улыбнулся Матильде. – Но я начинаю понимать, почему твой отец влюбился в твою маму. Знаю, что я новичок во всем этом, но я действительно хочу узнать больше, Матильда

– Ну, я думаю, тебя тогда чуть не стошнило на нужного человека, не так ли?

Оливер улыбнулся и обхватил пальцами веревку.

– Думаю, да.

Он откинулся назад и схватил веревку со стороны Матильды, и оттолкнулся от земли, сделав несколько шагов назад. Матильда усмехнулась и подняла ноги, позволив Оливеру управлять качелями.

Они подняли глаза и нахмурились. Вместо того чтобы раскачиваться ровно, они метались взад и вперед зигзагом, отчего Матильде пришлось прижиматься к Оливеру. Когда качели остановились, воцарилось неловкое молчание.

– Это было полное разочарование, – заявил Оливер. – Такое ощущение, что веревка зацепилась за что-то. Встань на секунду.

Матильда спрыгнула с качелей и смотрела, как Оливер подтягивается, чтобы встать на них.

– Ладно. Это, вероятно, плохо закончится, так что не смейся.

Сосредоточившись, он придержал веревку одной рукой, затем подпрыгнул, вытянув другую руку над собой. Матильда сделала глубокий вдох и задержала дыхание, пока Оливер не приземлился на качели обеими ногами. Он выпрямился и уставился на нее широко раскрытыми глазами.

– Что случилось? – спросила она.

Оливер театрально сглотнул, как персонаж комичного мультфильма, только выражение его лица оставалось нечитаемым и напоминало, что детскими забавами тут и не пахнет.

Он спрыгнул с качелей и бросился к Матильде, положил руки ей на плечи и попытался развернуть ее, пока она вглядывалась в темноту, разделяющую Оливера и качели.

– Иди в дом. Нам нужно попасть внутрь.

– Оливер, что такое…

Они оба посмотрели вверх, когда ветви затрещали, а качели вздрогнули под тяжестью какого-то предмета. Матильда взвизгнула и отскочила назад, а Оливер зажал рот рукой, когда нечто рухнуло сверху, приземлившись на качели под кривым ужасающим углом.

Матильда шагнула вперед, обрадовавшись Оливеру, когда он схватил ее за запястье, чтобы она не могла подойти ближе. Девушка вздрогнула, когда что-то ледяное, что-то ужасное прошло сквозь нее. Пальто, которые были на ней, оказались бессильны в попытках остановить этот холод, проникающий в ее кости.

– Это?.. – спросила Матильда, не оскорбляя ни себя, ни Оливера, закончив вопрос.

Они оба знали, что это было.

Или кто это был.

– Где она?.. – прошептала Матильда, уставившись на тело перед собой, а затем посмотрела вверх, на сломанные ветви деревьев над ними.

– Я… я почувствовал, как ее рука зацепилась за ветви, когда я потянулся, – Оливер сглотнул, подождав несколько секунд, прежде чем смог продолжить: – Должно быть, я ее сместил.

Не было слышно ни звука, когда они оба уставились на тело девушки. Ее ноги зацепились за качели, а туловище вывернулось так, что она лежала лицом в грязи. Ветер шелестел ветвями, осыпая ее листьями, как будто не было ничего необычного, и сцена перед ними была совершенно осенней. Матильда затаила дыхание. Может быть, если бы она удерживала его достаточно долго, девушка проснулась бы, поднялась с земли и пьяно поплелась обратно на вечеринку. Но она не была пьяна.

Она была мертва.

Матильда подскочила, почувствовав, как руки Оливера шарят по ее бокам, пока он не вытащил телефон из кармана пальто, дважды уронив его, прежде чем ему удалось разблокировать экран и включить фонарик. Луч света задрожал перед ними, и они уставились на тщательно подобранный наряд девушки для вечеринки: красная клетчатая юбка трапециевидной формы с заправленной в нее белой облегающей футболкой, испачканной кровью и пятнами травы. Матильда и Оливер моргнули, глядя на ее металлические балетки, одна из которых просто висела, зацепившись за ее жесткие, ухоженные пальцы ног.

– О боже, – прошептала Матильда, и слезы навернулись на ее широко раскрытые глаза. – О боже, это Эшли.

– Мы должны позвонить в полицию, – сказал Оливер, телефон дрожал в его руке.

– Она точно?..

Оливер посмотрел на Матильду, затем присел на корточки, чтобы поближе рассмотреть Эшли. Он внезапно втянул в себя воздух, а затем развернулся и наклонился, забрызгав рвотой нижнюю часть дерева и всю свою обувь. Матильда подбежала к тому месту, где он уронил телефон, подняла его и маленькими шажками приблизилась к Эшли.

– Матильда, не надо! – выдохнул Оливер между вздохами. – Пожалуйста, не смотри.

Матильда посветила фонариком на Эшли. Оливера вырвало не только от вида крови. На желтоватом, изможденном лице Эшли были вырезаны буквы.

Имя. Ее имя. Матильда.

Глава 11

Вечеринка была залита синим и красным, когда огни полиции и скорой помощи оживили ночь страхом, подползающим все ближе и ближе к дому. Матильде показалось, что полиции потребовалась целая вечность, чтобы приехать, но Оливер сказал ей, что прошло всего пятнадцать минут. Один из офицеров осмотрел тело, пока другой разговаривал с Оливером, и Матильда была уверена, что Эшли вдруг начнет кашлять и сядет, как в кино, а затем проведет остаток ночи в центре внимания.

Но этого не произошло.

Матильда снова вздрогнула, когда офицер сделал еще одну фотографию Эшли: вспышка превратила реальный мир в потусторонний. Матильда наблюдала, как детективы работают вокруг тела, желая сесть, но слишком боясь пошевелиться, чтобы поискать стул. Желто-черная полицейская лента оцепила территорию вокруг дерева, хлопая на ветру, когда слова, которые полицейский произнес в рацию, повторились в голове Матильды.

Одна девушка, без сознания, не дышит. Никаких признаков жизни. Повторяю, никаких признаков жизни.

Оливер стоял рядом с Матильдой, стиснув зубы от холода. Его плечи тряслись. Девушка сбросила одеяло, которым кто-то накрыл ее, и начала стаскивать с себя пальто Оливера. Он положил руку ей на плечо.

– Просто оставь его себе. Пожалуйста, – сказал он.

Это было все, что он успел ей сказать с тех пор, как группа по расследованию убийств прибыла примерно час назад. Помимо ленты вокруг Эшли, полиция также наклеила ленту поперек сада между домом и деревом, пытаясь остановить пьяных завсегдатаев вечеринок, расхаживающих взад и вперед со своими телефонами. Они сбивались в кучки, вытирая друг другу слезы или нашептывая теории о смерти Эшли, к телу которой им не разрешалось приближаться.

Вороны каркали с вершины дерева, как будто знали, что скрывается в ветвях. Из всего, что она причинила другим – зуд, который невозможно остановить, пока кожа не покроется кровью; видения пауков, преследующие даже во сне, или внезапный мучительный перелом кости – Матильда никогда не была так близка к смерти. Особенно смерть кого-то, кого она знала и с кем связалась всего несколько дней назад. Она чувствовала, что земля кренится под ее ногами: шок и стыд давили на нее со всех сторон.

Парамедики упаковали тело Эшли в черный мешок.

– Не зацепите ее волосы! – крикнула Матильда и крепко зажмурилась. Она почувствовала руку Оливера на своей пояснице и посмотрела на него, благодарная за то, что он поддерживает ее, несмотря на то, что опустошен и шокирован так же, как и она.

– Матильда? Матильда Холлоуэлл?

Матильда оглянулась через плечо, пытаясь рассмотреть в темноте говорившего. Этот голос был ей знаком.

– Я надеялась, что это ты. Вы были здесь на вечеринке? – спросила офицер Пауэлл, прищурив глаза, когда она наклонилась к офицеру Сеймуру и показала ему маленький блокнот. Он нахмурился, глядя на записи, затем непонимающе посмотрел на офицера Пауэлл. – Мы были у тебя дома на днях, верно? Это ты сообщила о теле?

– Вообще-то это был я, – признался Оливер.

– Если бы вы могли позволить Матильде ответить на вопрос, я был бы признателен, – сказала офицер Пауэлл.

Матильда сглотнула.

– Да. Я имею в виду, нет, я не сообщала о теле, – она проигнорировала вопрос о том, были ли они у нее дома. Может быть, варево ее бабушки подействовало не так хорошо, как думала ее мать, – Оливер вызвал вас. Но мы нашли ее вместе.

– Верно, – подтвердила офицер Пауэлл. Матильда туго натянула одеяло на плечи, пока офицер наблюдала за ней, – и это ваше имя было найдено на теле, верно?

– Да, но, но я бы не стала… Я имею в виду, я подозреваемый или что-то в этом роде? – голос Матильды дрогнул, у нее пересохло во рту. Она переводила взгляд с одного офицера на другого, слезы жгли ей глаза. – Скажите, пожалуйста, когда я смогу уйти? Я уже дала свои показания.

– Пока не можете. Вы важные свидетели, и один из детективов захочет поговорить с вами. – Офицер Пауэлл встретилась взглядами с Матильдой: – Никуда не уходите.

Матильда открыла рот, но почувствовала, как рука Оливера легла ей на плечи.

– Конечно, офицер. Мы будем здесь, – сказал он.

– Устраивайтесь поудобнее, – крикнула офицер Пауэлл, и полицейские скрылись в толпе.

Матильда и Оливер смотрели, как они уходят, пока остальные ребята трепетали от волнения, кого допросят первым. Матильда выдохнула воздух, застрявший в легких с тех пор, как офицер Пауэлл окликнула ее по имени.

– О чем это она говорила? Откуда узнала твое имя? – спросил Оливер.

Матильда покачала головой и начала пятиться от Оливера, прочь от образов, которые отпечатались в ее подсознании, готовые в любую секунду вырваться в реальность.

– Черт, это уже слишком, это слишком! – воскликнула Матильда, чувствуя, как паника сжимает ее грудь, пока она пытается дышать.

– Матильда? – прошептал Оливер, нежно хватая ее за запястье. – Сохраняй спокойствие и расскажи мне, что происходит.

Девушка потерла глаза и повернулась к Оливеру.

– Ты знаешь истории о трупах животных, которые продолжают появляться в разных частях города? – спросила Матильда. Оливер кивнул. – Эти двое приходили ко мне домой на днях, потому что неподалеку от нашего дома забили целое стадо коров.

– Да, я слышал о коровах. Но все же, почему полиция пришла в ваш дом?

Матильде стало интересно, что другие говорят офицерам и что те записывают в свои блокноты. У них уже есть подозреваемый? Она оглянулась на Оливера, который хмуро смотрел на нее, пытаясь отыскать на ее лице хоть какое-то просветление в темноте, на которую они наткнулись вместе.

«Доверься ему», – подумала она. Ты можешь доверять ему. Он знает, кто ты такая.

– На их тушах было вырезано мое имя. У всех.

Оливер сглотнул.

– О черт.

– Да, о черт. А теперь есть мертвая девушка. Девушка, с которой я дружила с давних пор, и у нее на лице написано мое имя. Какого черта? Я имею в виду, что, черт возьми, происходит? Они подумают, что это сделала я, не так ли?