Читать онлайн Корона когтей бесплатно

Все книги автора: Кэтрин Корр, Элизабет Корр

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

Katharine and Elizabeth Corr

A Crown of Talons

* * *

δεινή τις ὀργὴ καὶ δυσίατος πέλει,
ὅταν φίλοι φίλοισι συµβάλωσ᾽ ἔριν.
Неисцелим и страшен гнев встает,
Когда вражда людей сшибает близких.
Еврипид «Медея», ст. 520–21, в пер. Иннокентия Анненского

Пролог

Зима заключила мое королевство в ледяную клетку.

Весь последний месяц валит безжалостный снег: без конца падают с неба ледяные перышки, до того плотно, что через них невозможно пролететь. Стеклянный восьмиугольник в большом зале скрипит под его белоснежным весом. Но этим вечером, хотя бы на время, облака рассеялись, и под холодным свечением звезд жители Серебряной Цитадели отмечают праздник зимнего солнцестояния, Глубокую Тьму, первое солнцестояние моего правления. Сосновые поленья потрескивают в каминах. Благовония смешиваются с ароматом вкусностей, которыми завалены столы. Жареная оленина, все еще шипящая, только с вертела; зимние коренья, брошенные в пряную муку и поджаренные в подсоленном масле; сливовый пирог с сахарной глазурью и тридцать или более прочих блюд. Тысячи свечей пылают в вычурных хрустальных канделябрах во тьме этой долгой морозной ночи.

Наряженная в золотое платье, с венком из золота и бриллиантов в волосах, я танцую с Ароном, со своим кузеном и соправителем. С мужем, по крайней мере, хотя бы на словах. Вокруг меня слуги и придворные, и каждый из них поклялся мне в верности. Многие из них клялись мне в любви. Но в переговаривающейся толпе мои мысли и чувства посвящены только одному человеку. Человеку, который последние три часа игнорировал меня и заигрывал с другими.

Каждой улыбкой и каждым взглядом Люсьен Руквуд вонзает в мое сердце очередной кинжал.

Арон пользуется тем, что музыка затихла, чтобы податься вперед и прошептать мне:

– Ты выглядишь уставшей.

– Я плохо спала, – отвечаю я. Мне не спалось неделями. Жестокость этой зимы навлекла на мой народ недуг и страх перед голодом. Я устала сидеть взаперти, из-за ужасной погоды не в силах взлететь в небо. И я устала от защитников и дворян, через которых правлю. От их упрямого сопротивления реформам, которые мы с Ароном хотим провести, чтобы предоставить нашему бескрылому населению надежную защиту. От их слепой веры в то, что Зигфрид и Таллис, сводные брат с сестрой из Олориса, которым практически удалось захватить трон, больше не представляют угрозы просто потому, что никто не знает, где они. Я ни на день не могу забыть об обещаниях Таллис, о том, что она с братом вернется, чтобы отомстить мне и Арону. Что весь Соланум будет расплачиваться за наше неповиновение…

У меня множество причин, чтобы волноваться…

Но, по крайней мере, этим вечером любые другие заботы поглотила моя тоска по Люсьену.

Я кружусь, вычерчивая шажки и повинуясь оборотам менуэта, и стараюсь не смотреть на мужчину, который был – столь недолго – моим любимым. Прошло три месяца, но всякий раз, когда я думаю о той единственной ночи, которую мы провели вместе, или о нашей последней встрече, мое сердце разрывается. Люсьен покинул двор сразу после моей коронации. Он вернулся неделю назад, но только из-за солнцестояния. Потому что я сама пригласила его на празднование. Фактически настояв, чтобы он явился.

– Адерин? – Арон приподнял светлую бровь; танец закончился, и кузен застыл в ожидании ответа на вопрос, который я не услышала. Он вздыхает. – Я спросил, хочешь ли ты еще раз станцевать или отдохнуть?

Я замечаю бескрылых музыкантов, их смычки застыли над струнами в ожидании моего решения. Замечаю наблюдающую за мной богато разодетую знать.

– Я отдохну.

– Как тебе угодно, – Арон целует мне руку, и я покидаю танцпол. Он подходит к своей сестре, Одетте, и приглашает ее на танец. Как только музыка начинает играть, я возвращаюсь к своему месту на помосте и позволяю себе взглянуть на Люсьена. Его волосы переливчатого иссиня-черного цвета, цвета крыла ворона, в которого он может обратиться, отросли и достают до края воротника. Но в остальном он мало изменился. Все по-прежнему красив и широкоплеч. Он даже одет в ту же серую шелковую тунику без рукавов, что и в тот вечер, когда мы впервые сюда прибыли меньше полугода назад, хотя кажется, будто прошла целая жизнь. Жизнь, в которой я была лишь защитницей доминиона Атратис, надеялась узнать, кто убил маму, и выжить среди интриг дядиного двора. Жизнь, в которой Люсьен был всего лишь моим клерком.

Но сейчас… Сейчас я королева Соланума. И Люсьен кажется еще дальше, чем когда-либо.

Еще одна пауза между танцами. Арон все еще с Одеттой, так что я делаю глоток глинтвейна из кубка, который слуга поставил у моей руки, собираю в кулак всю храбрость и встаю, пробираюсь по залу туда, где стоит Люсьен, разговаривающий со своей партнершей по танцу. Придворные расступаются и кланяются, когда я прохожу мимо. Темные стражники в тяжелых доспехах, охраняющие зал, вытягиваются в струнку, а домашняя прислуга – теперь облаченная в серебристые и голубые одеяния моего дома Сигнус Атратис – опускает глаза. Но Люсьен, кажется, не замечает моего приближения. Он разговаривает и громко смеется, пока женщина, с которой он был, не кланяется и не отступает.

– Ваше Величество, – он опускает голову. Его лицо спокойно, но его темные глаза смотрят твердо и блестят слишком ярко. – Да проведет вас Творец сквозь морозную зиму.

Знакомое выражение лица. Это его первые слова мне с тех пор, как он попросил покинуть его комнату, как я объявила о браке с Ароном. Слова, которые холодны, как зима. И все же я надеялась на что-то большее после того, кем мы были друг для друга. Я проглатываю разочарование и заставляю себя улыбнуться.

– Я рада вновь видеть вас при дворе, лорд Люсьен. Не окажете ли вы мне честь стать моим партнером в следующем танце?

Его лицо вспыхивает – удивлением или раздражением, я не понимаю, – но он не может отклонить мою просьбу. Он предлагает мне руку, и я кладу на нее ладонь, стараясь не обращать внимания на всплеск желания в животе. Он ведет меня обратно в центр зала.

Пока оркестр готовится, наступает пауза, и мы ждем, пока соберутся остальные танцоры. Люсьен не предпринимает никаких попыток заговорить. Только оглядывает зал, словно ему скучно, и я начинаю ненавидеть тишину.

– Как ваш отец?

Люсьен окидывает меня быстрым взглядом.

– Он здоров, благодарю вас.

– А ваша мать, ваш брат?

– Весьма неплохо.

Снова тишина, оркестр все еще возится. Я не могу задать единственный вопрос, на который действительно хочу получить ответ: простил ли он меня. Но его тон и поведение говорят, что нет. Платье и диадема на мне отяжелели от унижения, пригвоздив меня к полу, и я высказываю единственную пришедшую в голову ясную мысль.

– Должно быть, во время полета из Атратиса вы попали в первую снежную бурю. Надеюсь, вы не столкнулись ни с какими трудностями.

Он бросает на меня до того презрительный взгляд, что к моим щекам приливает кровь.

– Я здесь, и я невредим. Какие, по-вашему, у меня могли возникнуть трудности?

Зазвучала музыка, прервав мою агонию, но как только мы начинаем танцевать, во мне вспыхивает гнев. Я хочу встряхнуть его, спросить, какой еще, по его мнению, у меня был выбор. Напомнить ему, что я вышла за Арона, чтобы спасти королевство. Чтобы спасти самого Люсьена. Но я молчу. Вместо этого я сосредотачиваюсь на своих шагах, жалея о том, что заставила Люсьена вернуться ко двору.

Я знаю, за нами наблюдает Арон.

Наконец, танец подходит к концу. Я сбегаю от Люсьена, прежде чем он успевает завершить поклон, в сторону высоких окон, на террасу. Мне нужен воздух – чистый, прохладный, не душный от древесного дыма и запаха воска. Но не успеваю я дойти до окон, как тяжелые двери в дальнем конце большого зала распахиваются. Из коридора доносятся крики. Темные стражники, охраняющие зал, устремляются туда.

– Адерин! – Арон спешит ко мне, протягивая руку. Вместе мы отступаем к помосту, другие стражники становятся перед нами. На поясе Арона висит меч, и я жалею, что у меня нет своего. Оба моих церемониальных меча в покоях.

Долго ждать не приходится. Один из капитанов стражи бежит к нам через бальный зал.

– Величества…

– Говори, Эмет, – Арон подзывает мужчину ближе. – В чем дело?

– Дворянство из королевства Селонии.

Соседствующая страна, довольно близкая, чтобы долететь. Дружелюбная, как я думала. Мое сердце бешено колотится.

– Вторжение? Зигфрид начал атаку?

– Нет, моя королева, – капитан медлит. – Они утверждают, что случилось восстание. Что бескрылые Селонии восстали, что столица, королевский дворец и множество городов охвачены огнем. Дворянство здесь в поисках убежища, – он жестом указывает за спину. – Те, кто выжили.

Бескрылые захватили власть во всей стране? Слово «невозможно» было готово слететь у меня с языка. Но я не могла не верить своим собственным глазам. Люди, некоторые в мантиях, некоторые все еще обнаженные после обращения, толпились в бальном зале. Некоторые прихрамывали, многие были ранены. Женщина с длинными, спутанными рыжими волосами зажала одной рукой лицо, между ее пальцев струилась кровь.

Мужчина, который, кажется, был их предводителем, упал на колени.

– Милосердия… – к его груди прижат маленький ребенок, закутанный в мантию. – Мы молим вас о милосердии и пристанище…

Соланумские слова, но с таким сильным селонийским акцентом, что я не сразу понимаю смысл. Его речь прерывается частыми, мелкими вздохами.

Одна из моих придворных проталкивается вперед – Нисса, леди Свифтинг. Кузина Люсьена.

– Что с моим женихом? Где лорд Бастьен?

Мужчина глядит на нее с недоумением.

– Бастьен из Верна, – повторяет Нисса. – Где он?

– Надеюсь, позади. Нас разделили… – ребенок в его руках начинает извиваться и плакать, его пронзительный плач заставляет меня содрогнуться от сочувствия. Я собираюсь шагнуть вперед и забрать у него ребенка, но вдруг пальцы Арона обвивают мое запястье. Чтобы защитить меня или напомнить о моем положении, не знаю. Вместо этого Нисса помогает ему поставить ребенка на пол.

– Арон…

Он кивает и кладет руку мне на плечо перед тем, как повернуться, чтобы начать отдавать приказы. Необходимо позаботиться о пострадавших. Но я видела в его глазах свои собственные страхи: Соланум вот-вот погрузится в еще бо́льшую неопределенность. В еще бо́льшую опасность.

Я оставляю Арона распоряжаться слугами и приглашать лекарей. Я королева, моя роль – править, контролировать. Так что я быстро прохожусь между ранеными, тут и там роняя слова утешения, призывая к терпению свое дворянство. Как и у леди Ниссы, у некоторых здесь есть семья и друзья в Селонии, но я не хочу, чтобы кто-то в ярости улетел и был убит. Я напоминаю им о живучей натуре Соланума, о бурях, которые мы уже пережили. Но я знаю – каждый здесь знает – земля под нашими ногами меняется. Нравится нам это или нет.

Наконец я понимаю, что моя работа закончена. Уже в моих покоях служанки помогают мне выбраться из тяжелого платья, снимают с меня диадему, браслеты и кольца, которые меня сковывали. Они уходят. Обнаженная, одна я выхожу на личную посадочную платформу, которая спрятана за королевскими апартаментами. Я использую ее из удобства и чтобы не обнажать изуродованную спину чаще необходимого. Мне нужно почувствовать ветер под своим телом, раствориться во всепоглощающей радости полета. Чтобы быть как можно ближе к звездам, которые горят над вершинами окрестных гор. Погружаясь в холодную воду озера, я отдаюсь силе, которая всегда ожидает меня под кожей. Я позволяю себе преобразиться из человека в лебедя: волосы превращаются в перья, мышцы смещаются, а кости утончаются и светлеют.

Через несколько секунд я оказываюсь достаточно высоко, чтобы объять взглядом Серебряную Цитадель и город Фарн, который ее окружает. Дом Сигнус правит здесь более двухсот лет; сама Цитадель была построена намного раньше. Отсюда, с высоты, этот символ нашей власти кажется нерушимым. Вечным. Неизменным.

Но это иллюзия, не более. Старый мир увядает вместе с Селонией, охваченной огнем. Если мы ничего не предпримем, боюсь, сгорит и Соланум.

Глава первая

Мы медленно, вытянутым кругом, прохаживаемся по залу совета, почти как в танце. Проходим круг за кругом от решетчатых окон на одном конце комнаты, отделанной деревом, до огромного каменного камина на другом конце. Арон, я и наши главные королевские советники; лорд Корвакс, лидер Собрания – сообщества, в которое входят дворяне по рангу ниже защитника, и сами четыре защитника. Только четыре, потому что я являюсь защитницей как Атратиса, доминиона, в котором выросла, так и защитницей Олориса, доминиона, которым ранее управляла семья Зигфрида Редвинга, по крайней мере, сейчас. По закону, защитником Олориса должен быть Зигфрид, а не я. Но это было до того, как он попытался захватить корону. До того, как убил собственного отца, как мы потом выяснили, чтобы облегчить себе путь к власти.

Трость лорда Корвакса стучит по покрытому ковром полу, невольно отсчитывая время. Встречи обычно проводятся именно так, чтобы мышцы наших ног не ослабли, учитывая то, сколько времени мы проводим в небе. Секретарь носится по кругу со скоростью кометы, делает заметки и напоминает нам при необходимости о вопросах, для обсуждения которых мы здесь собрались.

Нам не нужно напоминать о революции в Селонии. Поток прибывающих дворян не ослабел и спустя две недели после того происшествия на праздновании солнцестояния.

– …и, похоже, некоторые направились прямиком к друзьям и семьям в доминионы. Сюда добралось большинство из летающих, – леди Финч, хранительница Цитадели, вздыхает и качает головой. – Цитадель переполнена, Ваши Величества. Мои люди пытаются найти место для вновь прибывших в город, но тогда встает вопрос провизии…

Я вопросительно смотрю на управляющего поместными землями. Он строит кислую физиономию.

– Снегопад перекрыл все главные дороги. Боюсь, зерновые из Ланкорфиса, в которых мы нуждаемся, поедают амбарные крысы.

Длинный перечень бед продолжается. Селонийцы, которые не смогли лететь из-за тяжелых ран – а их много, – начали прибывать в наши портовые города на лодках. Некоторые принесли с собой болезни. Число погибших никому не известно.

Тэйн, защитник Фениана, пускается в нудное и кровожадное описание того, что он хотел бы сделать с бескрылыми мятежниками Селонии, если бы только мог до них добраться. Я унимаю свое раздражение, изучая богато расписанный потолок. На нем запечатлены мифологические сценки: война между птицами, людьми и творениями Жар-птицы, которые могли принимать обе формы – нами, – ради мира и процветания. Интересно, не иронизировал ли над сюжетом бескрылый художник, расписавший потолок? Наконец Тэйн вынужден сделать паузу, чтобы перевести дух, и я ухватываюсь за эту возможность.

– Мечты о реванше – это прекрасно, лорд Тэйн, но реальность редко бывает такой же приятной, как фантазия. И я не разрешу вам действовать, пока мы не разберемся с тем, что же происходит в Селонии. Скайн соберется через два дня, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

– Но что насчет слухов, Ваше Величество? Волнения в бескрылых городах, тайные собрания и заговоры… – Тэйн выпучивает глаза. – Неужели мы не сделаем ничего, чтобы защитить себя?

– Слухи, милорд, это не факты. Вы можете представить какие-нибудь доказательства?

Тэйн задет, но не отвечает.

– Что ж. Любые акты возмездия против нашего бескрылого населения будут сурово наказаны, – свадебный подарок моей подруги Летии, кусок камня удачи из Атратиса, в форме пера, лежит у меня в кармане. Я крепко его сжимаю. Приподнимаю подбородок и вглядываюсь в круг лиц. – Я ясно выразилась?

Раздаются одобрительные возгласы, некоторые недовольны. Бескрылые, включая Летию, не имели права голоса и власти, только на тех местных собраниях, которые разрешались в каждом доминионе. Когда соберется Скайн, я надеюсь снова поднять вопрос об обеспечении им представительства, но сейчас я об этом упоминать не собираюсь. В первый раз, когда я это предложила, идея была сразу же отвергнута; я поняла, что лучше не давать дворянству времени на подготовку возражений.

– Лорд Флетч, какие у нас еще остались вопросы?

Серокожий советник, младший член гусиных семей, перебирает бумаги и поджимает оранжево-розовые губы.

– Гм… есть предложение награды за информацию, которая поможет поймать Зигфрида из Олориса и бывшую королеву Таллис, его сводную сестру.

Лорд Пианет, наш главный секретарь, излагает план: выделить деньги и развесить объявления с изображениями Зигфрида и Таллис на каждой городской площади, предложить вознаграждение за полезную информацию.

Мои советники продолжают молча расхаживать, пока Арден, защитник Дакии, не поднимает руку.

– Разве это необходимо? Прошло почти четыре месяца, а мы так и не нашли их следов. Во всех благородных домах в королевстве был проведен обыск. Олорис был перерыт. И все равно ничего. Скорее всего, они были убиты, – он просто отмахивается от них и кривит губы в улыбке. – А если нет, то у них нет средств, чтобы представлять реальную угрозу. Я думаю, нашим деньгам найдется лучшее применение.

– Верно, верно, – добавляет лорд Тэйн. – И вряд ли правильно поощрять бескрылых доносить на дворянство.

Арон, который весь совет молчал, так резко останавливается, что леди Виржиния, защитница Ланкорфиса, почти врезается в него.

– Должен ли я напомнить вам, лорд Тэйн, что именно эти дворяне – убийцы и предатели, и относиться к ним будут соответственно? – Он не повышает голос, но нельзя не заметить в его тоне опасной резкости. Тэйн меняется в лице и бормочет, что согласен. Арон продолжает:

– И мы не нуждаемся в вашем одобрении, лорд Арден. Награда будет финансироваться короной. Наша цель сегодня – просто держать вас в курсе насчет того, как мы поступим, чтобы привлечь предателей к суду.

– Конечно, Ваше Величество, – лорд Корвакс мягко кланяется. – Собрание всецело поддерживает вас в этом.

– Поддерживает, но не финансирует, – замечаю я.

Корвакс продолжает:

– Я уверен, единственная забота лорда Ардена в том, чтобы избавить Ваши Величества от ненужного беспокойства.

Арон не удостоил его замечание ответом. Спустя мгновение лорд Пианет спрашивает, остались ли еще нерешенные дела. Патрус, защитник Бритиса – потому что я еще не придумала, как законно сместить его, – поднимает руку.

– Если мы говорим об угрозах королевству, то позвольте напомнить совету, что вопрос о королевском престолонаследии еще не решен. Возможно, Их Величествам было бы разумно объявить наследника, поскольку в их семье нет детей королевской крови. Пока что.

Он многозначительно смотрит на мой плоский живот своим единственным оставшимся глазом; второго я его лишила, когда он пытался меня похитить.

Мы с Ароном переглядываемся. Мы знаем, что при дворе ходят слухи о природе нашего союза. Мы поженились, чтобы уберечь трон от рук Зигфрида, а королевство – от гражданской войны, без притязаний на что-либо кроме родственной привязанности. Арон знает, что я была влюблена, как и влюблена сейчас, в Люсьена. Когда-то он тоже был в него влюблен.

Я делаю глубокий вдох, чтобы сказать Патрусу, что именно он может сделать со своим предложением, но Арон обнимает меня за талию и говорит первым.

– Вопрос о престолонаследии скоро будет решен, лорд Патрус. Но, будьте уверены, что бы ни случилось, следующим правителем Соланума вы не станете, – Арон одаривает его широчайшей улыбкой, но без тени веселости. – Так что вам совершенно незачем беспокоиться об этом. Теперь можете покинуть нас.

Все откланиваются, круг распадается, и спустя мгновение в зале совета мы с Ароном остаемся одни.

– Зачем ты это сказал, Арон? Теперь все будут считать, что я беременна, и очень скоро станет ясно, что нет. Я как раз собиралась сказать ему…

– Я догадываюсь, что ты хотела сказать, – он слегка улыбается, и в его больших зеленых глазах я вижу нежность. – И, поверь мне, я полностью разделяю твои чувства. Патрус чудовище. Каменный дракон был бы лучшим защитником; по крайней мере, он убивал бы людей только для выживания, а не ради удовольствия. Но мы должны действовать осторожно, Адерин. Мы с тобой вдвоем знаем, что Зигфрид и Таллис вернутся, и когда они вернутся, нам понадобится поддержка всех дворян, которых мы только сможем заполучить. Мы должны уважать законы. Ты хочешь все изменить, и я понимаю, почему. Но мы не можем допустить тирании, – он подходит и прислоняется к окну, кладет руку на раму. – Я достаточно насмотрелся на тиранию во время правления своего отца.

Конечно же, он прав. Я действительно хочу изменений. Это одна из причин, по которой я сказала «да» Арону и трону. Я хочу продолжить работу, которую моя мать начала еще в Атратисе. То, что жизнь бескрылых: образование, свобода – абсолютно все должно зависеть от правящего ими дворянства и его прихотей, было неправильным. Мне вспоминаются слова Люсьена: он уподобил правительство Соланума прогнившей системе. Тогда я не была с ним согласна. Я знала слишком мало, чтобы понять, говорил ли он правду. Но теперь… я не хочу революции. Я не хочу кровопролития. Но все должно измениться.

Я просто не знала, что все будет настолько… сложно.

Я никогда не рассказывала Арону о другой своей мечте – бросить вызов законам, править как кузены, а не как муж и жена. Чтобы стать свободной и быть с Люсьеном. Если Люсьен когда-нибудь меня простит.

Арон все еще глядит в окно. Теперь, будучи королем, он выбирает ткани, вышитые богаче, но его верность черному никуда не делась; он считает, что отсутствие руки в темных одеждах менее заметно. Сейчас на нем черные кожаные брюки и сапоги, черная бархатная туника поверх тонкой льняной рубашки – разительный контраст со светлыми волосами и пейзажем за окном. Снова густо валит снег, пряча обычно открывающийся отсюда вид на фьорд. Падающие снежинки завораживают, но это еще один день без полетов и езды верхом. Я мягко касаюсь его плеча.

– Мне нужно встретиться с Летией, поэтому прошу меня извинить…

– Вижу, Люсьен все еще при дворе, – Арон смотрит на меня украдкой, вопросительно приподняв брови. – Все такой же невероятно красивый, как и всегда.

Так вот о чем он размышлял?

– Верно. Думаю, у него здесь друзья, которых он давно не видел: двоюродная сестра Нисса, тетушка, другие, – я пожала плечами. – Я не просила его остаться, Арон. Я не забыла об обетах, которые мы дали.

– Как и я. Пожалуйста… – он предлагает мне свою руку, – позволь мне проводить тебя обратно в покои.

Интересно, счастлив ли Арон? Считает ли он, что трон стоил того: жизни, проведенной в дружбе и любви, когда дружба может перетечь в любовь, но без какой-либо страсти.

Конечно же, я его об этом не спрашиваю. Просто замечаю этот еще один невысказанный вопрос между нами.

Мы выходим из зала совета, и снегопад становится все плотнее. Арон бы никогда не признался, но я уверена, часть его радуется такой погоде. Сколько это ни продлится, он не один привязан к земле.

Мы подходим к королевскому залу для аудиенций и слышим громкие голоса, доносящиеся из соседней гостиной. Голоса легко узнаваемы: Летия, мой клерк, горничная и лучшая подруга – моя сестра по любви, хоть и не по крови, – и леди Крамп, «советница», навязанная мне Собранием.

Арон поджимает губы, пытаясь не рассмеяться.

Я вздыхаю.

– Это твоя вина. Ты убедил меня согласиться на то, чтобы эта женщина была рядом.

В отличие от большинства дворян, которые проводят при дворе, по меньшей мере, два года, прежде чем достичь совершеннолетия, у меня не было связи с Цитаделью вплоть до прошлого лета. Леди Крамп должна давать мне советы по королевскому поведению. Учить меня, как быть королевой, хотя у нас с ней очень разные представления о том, что именно значит быть королевой.

– Я чувствую себя с ней… – я морщусь, подыскивая нужные слова. – Представь себе, как кто-то берет ржавый гвоздь, кусок шифера и скребет одним по другому, снова, снова и снова, пока тебе не захочется кричать. Вот как я себя с ней чувствую.

– Вот как себя чувствуют рядом с ней все. Но в конечном счете оно будет того стоить.

Арон наклоняется и шепчет мне на ухо, зная, как я полагаю, о слугах, застывших у двери.

– Она связана почти со всеми благородными семьями королевства. Просто потерпи ее еще несколько месяцев. Как я уже говорил, нам нужна поддержка.

Я прищуриваюсь.

– Хорошо. Но ты можешь пойти со мной… – я указываю на дверь зала для аудиенций. – И помочь разобраться.

– Я бы с удовольствием, дорогая. Но уверен, в комнате меня дожидается что-то, что требует неотложного внимания, – он начинает пятиться. – Бумажная волокита. Или еще что-нибудь.

Я упираю руки в бока.

– Ты ее боишься.

Арон улыбается, пожимает плечами и отвешивает безупречный поклон.

– Я знаю, ты сможешь, моя королева, – он с ухмылкой разворачивается.

Тупая головная боль, окольцевавшая мой правый глаз, вонзается из-за раздражения прямо в череп.

Но этого было не избежать.

Слуги распахивают передо мной двери.

Летия стоит перед одним из диванов, прижимая книгу – кажется, мой ежедневник – к своей груди. Напротив нее сидит леди Крамп, скрестив руки на груди и открыв рот в ужасе.

– Что здесь происходит?

Леди Крамп делает глубокий реверанс.

– Прошу прощения, Ваше Величество. Мы с госпожой Летией как раз беседовали.

– Это правда? – Я смотрю в сторону Летии. – Все в порядке?

Летия, вспыхнув до самых корней своих пепельных волос, выдает «нет» одновременно с леди Крамп, которая говорит «да».

Я поворачиваюсь к своей подруге.

– В чем дело?

– Она хочет, чтобы я отказалась от должности твоего клерка. Она говорит, что дворянам не подобает просить о приеме у бескрылой женщины. Она говорит, что я не заслуживаю такой чести ни по рождению, ни по образованию…

Я оглядываюсь на вторую женщину.

– Летия бывала со мной на уроках с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Вы считаете меня необразованной?

Крамп выдавливает улыбку, хотя не может скрыть презрения во взгляде.

– Ни в коем случае, Ваше Величество. Я лишь хотела подчеркнуть, что о королеве судят по ее окружению. Хотя нет никаких сомнений в навыках госпожи Летии как вашей личной служанки, должность клерка исконно, – она придает этому слову такой вес, что оно превращается в камень, в оружие, которым можно выбить из кого-то жизнь, – занимал дворянин.

Этого от нас и ждали. Она устремляет взгляд в потолок – привычка, это знак, что она собирается сделать заявление.

– Служащий высокого ранга должен иметь хорошие связи с влиятельными домами и семьями, свободно передвигаться по двору и служить мостом между монархом и дворянами… Такой клерк может только повысить статус того, кому он служит.

– Похоже, у вас есть на примете кто-то конкретный.

Мое замечание на мгновение сбивает леди Крамп с толку. Мшистый цвет ее кожи – она из многочисленных семейств голубей – становится темно-зеленым.

– Выбор персонала, разумеется, зависит от вас, Ваше Величество. Но если у вас больше никого нет на примете, то моя старшая дочь скоро вернется ко двору. Я уверена, для нее будет большой честью служить Вашему Величеству.

Свое предложение она сопровождает еще одним реверансом и фальшивой улыбкой.

Летия возле меня напрягается. Я хочу указать леди Крамп, что я не согласна заменить свою подругу. Если уж на то пошло, я хочу прогнать ее со двора, отправить обратно в болота Бритиса, где она сможет проповедовать о традициях и статусе своим несчастным иждивенцам.

Но Арон прав. Нам нужна поддержка. Нам нужно время, чтобы убедить дворянство в том, что наши планы на будущее королевства осуществимы. Поэтому я стискиваю зубы и улыбаюсь леди Крамп такой же фальшивой улыбкой, как и она мне.

– Благодарю вас, леди Крамп. Как всегда, вы показываете свежий взгляд. Я обязательно обдумаю ваши слова. Вам больше не нужно будет говорить с Летией на эту тему.

Крамп недоуменно морщит лоб, пытаясь понять, что я имею в виду.

– У меня так болит голова, – продолжаю я. – Леди Крамп, не будете ли вы так любезны послать за врачом, когда будете уходить?

Ей ничего не остается, кроме как снова сделать реверанс и уйти. Как только я убеждаюсь, что она покинула мои апартаменты, я поворачиваюсь к Летии.

– Мне очень жаль.

– Это не твоя вина. Эта женщина – подлая, ревнивая стукачка. Молоко свернется, если она пролетит в трех размахах крыльев от сыроварни, – подруга вздыхает. – Хотя, я думаю, она права.

– Конечно, она не права, – я на мгновение хватаю Летию за облаченную в перчатку ладонь; сила, которая позволяет нам трансформироваться, которая остается у нас под кожей даже в человеческом облике, делает любое наше прикосновение опасным для большинства бескрылых. Я видела, как дворяне в гневе жгли кожу слугам. Однажды мой дядя, последний король, заставил и меня это сделать. – Ты хороший клерк, Летия. Не позволяй ей сбить тебя с толку.

– Я не сомневаюсь в себе. Но когда дворяне приходят ко мне просить о встрече с тобой… – она опускает взгляд и качает головой. – Я видела, как они на меня смотрят. Как будто они… они унижены только тем, что разговаривают со мной. – Она снова поднимает глаза, но теперь они грустны. – Словно у меня болезнь, которую они боятся подхватить.

От прилива гнева и сожаления у меня перехватывает дыхание.

– Я все изменю, Летия. Обещаю.

Я просто не знаю, когда. Или как именно.

– И если Крамп еще хоть раз заговорит с тобой подобным образом, я швырну ее в темницу, и неважно, насколько у нее хорошие связи.

– Не делай этого. Я не хочу усложнять тебе жизнь, – она открывает ежедневник, и несколько минут мы вместе сидим на диване – близко, но не касаясь друг друга, – и проходимся по моим встречам на ближайшие несколько дней. Но могу сказать, что ее мысли заняты не послами и не торговыми делегациями, которыми заняты страницы, кривым почерком Летии отмечены их имена и назначения.

– О чем ты думаешь?

– О переменах, – она складывает уголок одной из толстых страниц. – В Селонии все изменилось.

– Это правда. Но ведь ты же не хочешь…

– Нет, конечно, нет.

Между нами воцаряется тишина.

– Летия, – спрашиваю я, наконец. – Ты хочешь домой? Ты же знаешь, что можешь уехать, когда только захочешь, – в страхе перед ее ответом мой желудок скручивается в узел. У меня есть Арон и Одетта, и я их полюбила. У меня появились друзья среди молодой знати. Но с тех самых пор, как мне исполнилось одиннадцать, после убийства матери, когда Летия стала моей компаньонкой, я проводила с ней, по крайней мере, половину дня. Без нее моя жизнь не была бы жизнью.

И все же я должна предоставить ей выбор. Прошлой весной, когда мы покидали замок Мерл, нам казалось, что это всего на шесть недель. Что это не навсегда.

Летия колеблется, но только на секунду.

– Нет, – решительно качает она головой. – Я не оставлю тебя, Адерин. И, кроме того, – озорной юморок блеснул в ее глазах, – лорд Ланселин все еще платит мне за то, чтобы я была твоей компаньонкой. А это хорошие деньги.

Я ухмыляюсь.

– И тебе все еще весело, я надеюсь.

Она пожимает плечами и смеется.

– Ну, ты уже давно не рисковала жизнью. И хотя я сомневаюсь, что это продлится долго, я не против, чтобы волноваться чуть меньше.

Ее голос звучит легко, но я знаю, что скрывается за ее словами. Несмотря на все усилия наших врачей, на шее Летии до сих пор остается ожог, повторяющий очертания ладони Зигфрида.

Месть ничего не решает. Увидев, как погибает убийца моей матери, я не обрела покой, на который так надеялась. Что бы я ни сделала с Зигфридом, это не исцелит Летию. Но я обязана его найти. По крайней мере, я обязана остановить его, чтобы он не причинил такую же боль другим.

Приходит мой врач с настойкой ивы от головной боли. Когда он уходит, Летия помогает мне сменить шелковое платье на тунику с длинными рукавами из кожи и на брюки и высокие сапоги. Я иду в новый тренировочный зал в попытке потратить немного энергии, в попытке сделать что-нибудь – что угодно, – чтобы отвлечься от утренних разборок с моим секретарем и леди Крамп. Я научилась владеть мечом после того, как потеряла способность менять форму. Пускай эта сила и вернулась ко мне, я продолжала тренироваться; не знаю насчет Таллис, но Зигфрид умеет обращаться с клинком.

К моему приходу комната полна народу; бесконечный снегопад заставляет многих дворян искать другие развлечения. Но в толпе здесь не только знать. Это единственное место в Цитадели, где летающие и бескрылые – по крайней мере, привилегированная их часть – находятся на равных. Тренировочный зал Арон увеличил после нашей коронации, но он находится под управлением и надзором темных стражников. Сами они бьются на мечах и метают топоры, но теперь позволяют и дворянам пользоваться этим местом, предлагают советы по технике и решают исход спорных поединков. Несмотря на двести мирных лет в Солануме, умение владеть мечом некоторыми все еще ценится, хотя слишком многие презирают его как навык, необходимый только бескрылым. Но сами стражники не станут сражаться с дворянами. Исключением является Арон; когда он лишился руки, почти три года назад, темные стражники стали его друзьями и обучили, и он все еще дорожит этой дружбой. Я обыскиваю большой зал с высоким потолком в поисках его стройной фигуры.

Эмет – красивый, медноволосый, самый близкий друг Арона из темной стражи – подходит ко мне и почтительно кивает.

– Мадам, – в этой комнате не используются никакие титулы. Никаких упоминаний о доме или звании.

– Добрый день, Эмет. Мой муж здесь?

– Нет. Но есть поединок, который вот-вот закончится, если хотите партнера для тренировок. – Он вручает мне тренировочный меч с затупленным лезвием и острием и ведет мимо мишеней для топоров, туда, где двое мужчин, оба тяжело дышат, оба в поту, отдают друг другу честь. Одного я не знаю. Он среднего роста, мощного телосложения, с темными глазами и собранными сзади серебристыми волосами, наверное, они ниже плеч. Эмет бормочет, что этот человек – один из дворян, бежавших из Селонии; на одной из его скул виднеется запекшаяся рана.

Его противник – Люсьен.

Темные волосы коротко подстрижены, так что он снова стал похож на моего Люсьена. Люсьена, о котором я все время думаю. Мое сердце, предательское сердце, бьется быстрее.

Эмет делает шаг вперед.

– Джентльмены, если кто-то из вас настроен на еще один поединок, то эта леди ищет партнера.

Незнакомец слегка прищуривается, бросая на Эмета недоверчивый взгляд, но делает широкий поклон в знак своего согласия. Люсьен, немного поколебавшись, кивает. Даже слегка улыбается; интересно, пытается ли он извиниться за свое поведение в нашу последнюю встречу? Но затем он идет вперед. Словно выбор уже сделан. Словно я обязана выбрать его даже после того, как он столь презрительно обошелся со мной на балу в честь солнцестояния.

– Этот джентльмен, – я указываю на незнакомца, – будет достойным противником, я полагаю.

Люсьен застывает. Сжимает губы и отворачивается от меня.

Я отказываюсь смотреть ему вслед.

Эмет уже разбросал по полу свежий песок. Седовласый незнакомец отдает мне честь и с легкой улыбкой на губах поднимает меч. Я делаю глубокий вдох и обнажаю свой меч в ответ. У меня нет времени беспокоиться о Люсьене или о чем-то другом; как только мы встаем в позиции, незнакомец нападает.

Я отражаю без колебаний, быстро взмахивая левой рукой вверх и блокируя лезвие его клинка своим; мы на миг встречаемся взглядами, и я поражаюсь решимости и сдержанной ярости, которые в нем ощущаю. Он снова бросается на меня, но я быстрее; я успеваю увернуться и начинаю контратаку, нанося удар за ударом. Он делает шаг назад, тяжело дыша, и я вижу, что удивила его. Очевидно, он не ожидал, что я буду – или смогу – так хорошо сражаться. Мы кружим, переводя дыхание, но мой противник вскоре снова набрасывается. Он пытается использовать против меня свой рост и превосходящую силу, и я вздрагиваю, когда мышцы моих рук и ног протестуют против огромной силы его атаки. Рядом собирается несколько зрителей. Я не обращаю на них внимания. Хотя у меня меньше опыта при дворе, чем у большинства моих придворных, здесь мало кто – за исключением Арона – сражается так же хорошо, как я. Я не собираюсь терпеть поражение от этого селонийского беженца.

Когда он вновь нападает, я слегка опускаю меч, надеясь, что он подумает, что вынудил меня обороняться. Моя хитрость срабатывает. Он подходит ближе; думает, что это конец, что победа за ним.

Но он ошибается. Я приземляюсь на колени, вытягиваюсь на земле, чтобы оказаться под его клинком. Быстро перекатываюсь на бок. А потом одним молниеносным движением сшибаю его с ног. Мой противник падает навзничь, кряхтя от силы удара и взметая в воздух частицы песка и пыли. Прежде чем он успевает прийти в себя, я вскакиваю на ноги и втыкаю острие клинка прямо ему в грудь.

– Сдаетесь, сэр?

Он глядит на меня, и удивление в его глазах быстро сменяется раздражением. Но в следующее мгновение он уже широко улыбается.

– Конечно, моя госпожа. Отлично… отлично сыграно.

Прежде чем зрители расходятся, раздаются негромкие аплодисменты. Мой противник поднимается с земли и кланяется мне.

Я киваю в ответ, с трудом дышу, с дрожью возвращаю тренировочный меч Эмету и сжимаю пальцы. Покрытая шрамами кожа на спине начинает саднить; я месяцами не сражалась так рьяно. И все же изо всех сил стараюсь сдержать улыбку.

Незнакомец отвешивает еще один поклон и коротко улыбается.

– Я очень рад встретить столь достойную противницу, – у него приятный акцент. – Можно? – он протягивает мне руку; целует мои пальцы, когда я кладу свою ладонь в его. – Разрешите предложить вам еще один поединок? Я был бы благодарен такому развлечению.

– Благодарю, но, боюсь, у меня назначена важная встреча, – я отхожу назад.

Люсьен стоит рядом с нами, прислонившись к стенке, наблюдает за мной и хмурится.

Повинуясь внезапному порыву, я поворачиваюсь к незнакомцу.

– Может быть, в другой раз, когда мы будем свободны, – я тепло улыбаюсь ему. – Могу я узнать ваше имя?

– Конечно. Верон, – он не говорит мне о своем доме – Эмет, очевидно, объяснил ему правила.

– Что ж, благодарю, Верон. Я провела время с удовольствием, – снова улыбаюсь, склоняю голову и ухожу.

Я больше не оборачиваюсь и не смотрю, чем занят Люсьен.

Оставшаяся часть дня забита куда большим количеством встреч. У меня нет времени на отдых до самого окончания ужина, после которого я смогу остаться с Летией наедине в своей гостиной. Она вяжет, а я сижу, свернувшись калачиком, в углу одного из диванов. В моих руках книга – занятная история о том, как юная девушка открывает новый мир и сталкивается со всеми его чудесами, и, хотя я смотрю в текст, совсем не читаю. Мои мысли блуждают, убаюканные щелканьем спиц и потрескиванием поленьев в камине. Я мечтаю о другом будущем, полном приключений и путешествий, где нет обязательств. Пока стук в дверь не возвращает меня в реальность.

На пороге стоит один из одетых в синее с серебром слуг.

– Если вы позволите, Ваше Величество, леди Нисса Свифтинг просит минуту вашего времени.

Лицо у него деревянное, но я слышу, как позади него раздается чье-то неровное дыхание – Нисса?

– Хорошо, – я киваю Летии, она берет свое вязание и отходит на край комнаты, замерев в ожидании, когда заходит другая женщина. Лицо Ниссы покрыто пятнами, а глаза – опухшие от слез. Я догадываюсь, что произошло.

– Лорд Бастьен?

Она кивает.

– Его тело нашли на побережье в Итане. По словам лекаря, он потерял слишком много крови, на нем было столько ранений, а еще… – она судорожно глотает, – они отрезали ему одно ухо… – ее голос прерывает новый поток слез, и она закрывает руками лицо.

– Мне очень жаль, Нисса. Ваша мать знает? Позвольте мне послать за ней слугу. Или лорда Люсьена. Пожалуйста, скажите, чем я могу вам помочь, что вам необходимо.

– Месть, – тихо раздается это слово, но в следующее мгновение она сжимает руки и падает передо мной на колени, ее голос дрожит. – Кровь за кровь, вот чего я желаю. Я умоляю вас как ваш верная подданная и ваша кузина, помогите дворянам Селонии вернуть то, что у них отняли. Пошлите войска против бескрылых, утвердивших там свое правление. Заставьте их заплатить за отнятые жизни.

– Пожалуйста, Нисса, поднимитесь, – я чувствую, как покалывает обнаженная кожа на моей шее; я практически ощущаю, как Зигфрид и Таллис наблюдают за мной из темных углов комнаты в ожидании, что я совершу ошибку. Сделаю то, что поставит королевство под удар.

– Ситуация довольно сложная.

– Нет, не сложная, – она заставляет себя выпрямиться, сбивчиво дыша. – Мы должны подавить это восстание, Ваше Величество, – ее руки сжимаются в кулаки. – Или оно разрастется, и Соланум падет, а наша кровь потечет по улицам Фарна.

Нисса смотрит на Летию и наклоняется вперед с красным лицом.

– Дело бескрылых – служить, а не править. Не общаться с королями, как с равными…

– Довольно! – я вскидываю подбородок и позволяю голосу прозвучать с холодом.

– Вы забываетесь, леди Свифтинг. От горя вас покинул рассудок.

Нисса смотрит на меня с таким гневом, что мне интересно, не собирается ли она ударить меня. Но проходит момент; она начинает всхлипывать и, спотыкаясь, падает в ближайшее кресло.

– Летия…

Моя подруга все понимает. Она спешит к двери и отдает распоряжения слугам. Я расхаживаю взад и вперед во время ожидания, но не пытаюсь заговорить с Ниссой. Мне нечего ей сказать.

Наконец в дверь снова стучат. Мать Ниссы, Виржиния из Ланкорфиса, здесь, как и Люсьен. Он помогает Виржинии поднять дочь из кресла, и обе женщины уходят, мать Ниссы бормочет на ходу извинения.

Летия игнорирует Люсьена.

– Я пойду и прослежу, чтобы служанки согрели вашу постель, Ваше Величество, – она делает реверанс и уходит в мою спальню, закрыв за собой дверь.

Впервые за последние три месяца мы с Люсьеном остаемся наедине.

Глава вторая

Мы глядим друг на друга, и ропот невысказанных мыслей и чувств заполняет мне рот. Тишина сгущается, пока не становится удушающей. Пока не становится до того тяжелой, что может выдавить воздух из моих легких. Если я не заговорю, то задохнусь.

– Мне очень жаль, – первые слова вырвались наружу, и мне стало легче дышать.

– Вам жаль?.. – вопрос Люсьена пронизан презрением.

Я колеблюсь.

– Я имею в виду лорда Бастьена. Ваша кузина была убита горем.

– О, – Люсьен отворачивается и смотрит на огонь. – Что вам сказала Нисса?

– Она может рассказать об этом вам лично, если пожелает. Вы проследите, чтобы врач осмотрел ее?

Я хочу верить – я должна надеяться, – что взгляды и желания Ниссы, как и ее горе, со временем смягчатся.

Он не отвечает. Просто продолжает смотреть на пляшущие языки пламени, а я смотрю на него, поглощенная тем, как отблески огня краснеют на его губах и превращают его кожу в золото. Я помню ту ночь. Ночь, когда он лежал в моих объятиях, позолоченный светом свечей, когда мое тело дрожало от его прикосновений. Понемногу желание вытеснило все здравые мысли. Совершенно того не желая, я протягиваю к нему руку.

– Люсьен…

– Тетя говорит, что вы предлагаете вознаграждение за информацию о Таллис и Зигфриде.

Я опускаю руку.

– Да. Я не прекращу охоту на них. Обещаю.

Люсьен чуть не умер от рук Таллис. Он бы умер, если бы я не успела вовремя его спасти, если бы я в прямом смысле не отбилась от стражей, пытавшихся его убить. Наш вид быстро излечивается. Ранения, кроме самых тяжелых, быстро заживают. Вероятно, на нем больше нет следов кнута, которым его истязали. Но ведь он не мог забыть о том, что я сделала?

На каминной полке стоит украшение – лебедь, сотканный из стеклянной пряжи. Свадебный подарок от посла из Риски. Люсьен поднимает его и крутит в пальцах так, чтобы на нем заиграл свет.

– А что же Селония? Мы будем вторгаться в поддержку их знати?

– Скайн соберется послезавтра. Но мне бы не хотелось. Надеюсь, нам удастся избежать конфликта, – я вспоминаю то, что мои советники рассказывали мне о Селонии. – Тем более, вполне возможно, что их знать получила по заслугам…

– Вы меня удивляете.

– Почему?

– Кажется, сегодня вы были очень довольны селонийской знатью, – он ставит стеклянного лебедя на маленький столик у камина. – В частности, одним селонийским дворянином.

Я чувствую, как краснею, когда улавливаю смысл его слов.

– Я сражалась с ним один раз, Люсьен. И я не понимаю, почему вас это должно волновать…

– Но короля может это волновать, – его губы кривятся в насмешливой улыбке. – Вы сказали мне, что мы не можем быть вместе из-за вашего обещания Арону. Ваша приверженность брачным обетам ослабевает, миледи? Или ваши слова были не более чем ложью? Способом смягчить правду: я никогда не имел для вас значения. Или, вернее, я мало что значил для вас. Я для вас ничто по сравнению с короной.

На какой-то миг я слишком потрясена, чтобы ответить ему. Но только на миг.

– Как вы можете так говорить? Как вы можете быть таким жестоким, когда точно знаете, что значите для меня? – я с трудом сглатываю. – Я вас не узнаю, Люсьен. И начинаю сомневаться, знала ли я вас хоть когда-нибудь.

Он широко раскрывает глаза и делает шаг вперед.

– Адерин…

Я отрицательно качаю головой.

– Убирайтесь.

– Но я не…

– Убирайтесь!

Люсьен на миг колеблется, прежде чем стремительно выйти из комнаты. В спешке он бьется о маленький столик; стеклянный лебедь соскальзывает с гладкого дерева на гранитный очаг.

Я спешу к камину и падаю на колени. Лебединые крылышки сломаны. А когда я поднимаю его, пытаясь собрать отколотое, он трескается еще сильнее. Разваливается в моих руках на кусочки.

Это был такой пустяк. У меня не было причин так переживать. Но я начинаю плакать и не могу остановиться.

Я плохо сплю. Мне снится Люсьен. Каким-то образом в моих кошмарах он становится лордом Бастьеном: я вижу искалеченное тело Люсьена, лежащее на скалистом берегу Итана. И Нисса, превратившаяся в Таллис, смеется надо мной и ведет армию на Цитадель. Я смотрю, как она сражается и убивает Арона, прежде чем снова впадаю в беспамятство. Когда я наконец просыпаюсь с затуманенным взглядом, солнце ярко светит из разрывов в шторах моей спальни. Я приподнимаюсь, потягиваюсь и дергаю за колокольчик рядом с кроватью.

Вскоре в комнату входит моя служанка Фрис и делает реверанс.

– Доброе утро, Ваше Величество. Могу я раздвинуть шторы?

– Пожалуйста. Который сейчас час?

– Без четверти пять, Ваше Величество. Гм… – она нервно заламывает руки. – Госпожа Летия велела вас не беспокоить. Потому что сегодня День красных угольков.

Конечно. Сегодня никаких дел не будет. Никаких банкетов. Я встаю с постели и подхожу к высоким окнам с ромбовидными стеклами, выходящим на сады Цитадели и горы за ней. Солнечный свет, отражающийся от снега, слепит меня, но я вижу внизу людей, расчищающих тропинки между голыми деревьями. И когда я открываю окно, воздух кажется немного теплее, чем в последнее время, бледно-голубое небо соблазняет меня высунуться в окно, чтобы ощутить солнечный свет на лице. Фрис стоит рядом с моим халатом.

– Спасибо, Фрис. Принесешь мне завтрак, ладно? – Я подпрыгиваю на цыпочках, мне не терпится сбежать из Цитадели, пусть даже всего на пару часов. – И попроси Летию встретиться со мной в конюшне. Я думаю, мы можем рискнуть и вывести лошадей.

После завтрака я надела новый костюм для верховой езды – зеленую тунику и такую же длинную юбку из тонкой светлой шерсти, сотканную в Дакии, – и велела оседлать мою лошадь Хенгу. Путь к конюшням лежит через великолепный вестибюль Цитадели. Моя кузина Одетта, одетая в белый бархат, с распущенными белокурыми локонами, разговаривает с молодым дворянином, имени которого я не помню. Когда я прохожу мимо, она отворачивается от него и окликает меня.

– Кузина, ты идешь в храм? Почтенные сестры поют службу огню, – она вздыхает. – Бедная Нисса.

Наверное, сестры поют по лорду Бастьену. Последний полет жениха Ниссы еще не назначен, но служба позволит желающим зажечь свечу за возвращение его души. Я колеблюсь. Если Нисса там, я, вероятно, последний человек, которого она захочет видеть.

– Возможно, позже. Сейчас я собираюсь покататься. Но если хочешь прогуляться со мной…

Одетта берет меня под руку, и мы пересекаем холл.

Арон рассказывал мне о ее кошмарах: что Зигфрид, или Таллис, или они вместе вернутся. И в этот раз ему удастся убить ее. И хоть она и заняла себя, погрузившись в проекты по улучшению жизни бескрылых в Фарне, и говорит, что счастлива, я не могу не заметить бледности ее лица. Как она похудела. Я прерываю ее на моменте описания нового здания больницы.

– Кузина, ты действительно здорова? Ты ведь расскажешь мне, правда? Если есть хоть что-то…

– Со мной все в порядке, Адерин. Честно. У меня наконец-то появилась цель. Сколько бы я ни убеждала себя, что люблю Зигфрида, что хочу выйти за него замуж, я никогда не хотела быть королевой, – она сжимает мою руку. – Знаешь, почему я так много времени проводила в полете? Чтобы не думать о будущем, которое меня ждет. Но сейчас… – она пожимает плечами. – Обо мне можешь не беспокоиться. Я рассказывала тебе, что мы наняли первого учителя для новой школы?

Она переводит тему разговора. Вскоре после этого мы расходимся; Одетта идет на встречу с несколькими пожилыми дворянами, чтобы обсудить постройку больницы для бескрылых, и я иду к конюшне одна. Летия ждет меня. Конюхи, которых предупредили обо мне, заперли рабочих лошадей в стойлах; присутствие оборотней в лучшем случае пугало их. Арон единственный из известных мне дворян обучил лошадь слушаться его. Но моя Хенга надежна, и чувствует себя со мной комфортно. Она вскидывает голову и фыркает, когда я приближаюсь, пытаясь вырваться от держащего ее конюха.

– Успокойся, Хенга. Мы сейчас поедем, – я надеваю перчатки, беру яблоко из ближайшего хранилища и протягиваю ей на ладони; я не рискну прикоснуться к ней или погладить, как бы мне того ни хотелось. Пока Хенга наслаждается яблоком, я с помощью балки сажусь верхом. Летия подводит свою лошадь, Васту, и мы идем по дороге, ведущей от задних ворот Цитадели к фьорду. Два темных стражника, тоже верхом, следуют за нами на некотором расстоянии. Необходимая, но неприятная мера предосторожности.

Полуденное солнце светит ярче, и заметна небольшая оттепель. Земля промерзла, но с деревьев капает вода. Время от времени слышится приглушенный стук падающего с крыш и ветвей снега, а ближе к краю фьорда легкий ветерок доносит голоса бескрылых рыбаков, осматривающих повреждения своих лодок после нескольких недель штормов и бездействия. Кто-то поет, хотя я не могу разобрать слов. Я поворачиваюсь к Летии, чтобы сделать несколько замечаний о рыбацких лодках в гавани Мерл. Но моя подруга, кажется, отвлеклась. Она смотрит пустыми глазами на затылок Васты, кусая губу.

– Летия? Что случилось?

– О… ничего, – она откидывает свои светло-пепельные волосы за спину. – Я просто подумала, что мы слишком давно не устраивали скачки. С тех пор, как покинули Мерл прошлой весной.

Она права, мы ездили верхом чуть ли не каждый день, пока я не стала королевой. Но даже тогда мы исследовали местность не более чем рысью. Мы не устраивали скачек с того самого дня на пляже под замком Мерл, когда песчаный крот напугал Хенгу, и та скинула меня. В тот же день я встретила Люсьена. В тот же день меня чуть не убил каменный дракон, у которого, как я позже узнала, мой отец добыл яд, которым отравили короля.

Летия снова морщит лоб; витает в своих мыслях и точно не думает о каменистой, заснеженной тропе перед нами.

– Пожалуйста, скажи мне, что тебя беспокоит. Это Нисса? То, что она сказала вчера вечером? Или… – я колеблюсь. – Или Люсьен?

Я рассказала ей о том, что выдал Люсьен, и Летия разозлилась. Разозлилась настолько, что мне пришлось приказать ей не следовать за ним и не вступать в спор.

– И то, и то, пожалуй, – она вздыхает. – Горе и утрата меняют людей. Так говорила моя бабушка.

Впереди нас ждет поляна, окруженная темными елями и падубами. Поваленный ствол дерева преграждает путь, и мы замолкаем, чтобы сосредоточиться на прыжке через препятствие. Неугомонные от слишком долгого пребывания в конюшне, Хенга и Васта перелетают через ствол так высоко и быстро, что заставляют меня ухмыльнуться. Но Летия едва улыбается.

Я подталкиваю ее локтем.

– Значит… что-то серьезнее, чем Нисса и Люсьен, беспокоит тебя. И дело не только в отсутствии скачек.

Я украдкой смотрю на Летию. Она ссутулилась в седле.

– Один из темных стражников разбил тебе сердце? Если так, просто скажи мне его имя. И как бы ты хотела, чтобы его казнили.

Это заставляет ее рассмеяться. Она протестующе качает головой.

– Мое сердце пока в целости.

– Что же тогда? Если ты мне не скажешь, ты знаешь, я воображу что-то похуже.

Она поворачивается в седле, чтобы взглянуть на меня.

– Хорошо. Не сердись, Адерин, но я больше не хочу быть твоим клерком.

Не то, что я ожидала услышать. Я поднимаю брови.

– Это из-за леди Крамп?

– Отчасти. Я ненавижу леди Крамп. Но она лишь говорит то, что у всех остальных на уме.

– Это неправда…

Теперь Летия окидывает меня недоверчивым взглядом.

– Нет, это правда. И, может быть, мне должно быть все равно, но мне не все равно. Я устала. Я устала целыми днями иметь дело с людьми, которые меня презирают. Если бы при дворе было больше бескрылых в таком же положении…

– Но ведь есть врачи, стражники, советники…

Летия слишком сильно дергает поводья, и Васта фыркает. Моя подруга останавливает лошадь, и я тоже. Наше морозное дыхание повисает в зимнем воздухе.

– Здесь много врачей и стражников, и дворяне к ним привыкли. И эти бескрылые счастливы, когда делают работу, которую не хотят делать. Но бескрылый никогда не был клерком королевы, – она гладит Васту по шее, успокаивая. – Я не хочу быть экспериментом, Адерин. Это слишком тяжело.

На расстоянии вытянутой руки от нас растет падуб. Я срываю одну из сморщенных от мороза ягод, пытаясь вспомнить, спрашивала ли я Летию о том, хочет ли она быть моим клерком, или просто поставила ее в известность.

– Я просто думала… Я хотела, чтобы люди увидели, как ты важна для меня. Что ты больше, чем просто служанка.

– Знаю, подруга моя, знаю, – посмеивается Летия. – Ни ты, ни я не занимаемся тем, о чем мы мечтали в детстве. Помнишь?

– Да, – воспоминание заставляет меня улыбнуться. – Первое, что ты мне сказала, – это то, что хочешь стать знаменитой портнихой. А я хотела стать исследовательницей.

Оставшись взаперти в замке Мерл после смерти матери, я могла глядеть на мир только с помощью карт и книг. Я вглядываюсь в лицо Летии.

– Ты будешь счастлива, если я найду другого клерка?

Она кивает.

– Тогда я так и сделаю.

Мы вновь возвращаемся к езде. Только медленно: деревья теснятся друг к другу, закрывая небо, и мне приходится низко наклоняться к шее Хенги. Внезапно тропинка обрывается, и я, прищурившись, смотрю на кристально яркий фьорд перед нами. Вода волнуется от ветра и блестит на солнце. Отсюда мы можем глядеть на устье и море, башня видна дальше, она выглядывает из воды ближе к Цитадели. Мы с Летией были заперты там Зигфридом; ночь, которую никто из нас не хочет вспоминать. Мы останавливаемся у кромки воды. Два темных стражника ждут на берегу.

В море виднеются рыбацкие лодки, цвета их парусов образуют что-то вроде радуги на фоне заснеженных гор. Я глубоко вдыхаю свежий воздух.

– Здесь очень красиво.

– Так и есть. Хотя не так красиво, как в Атратисе.

Мысли разбегаются, возвращая меня обратно в зимний Мерл. Бури хлестали водой, превращая соленые брызги в туман, пока серое море и серое небо не сливались практически в одно целое. Более тихие дни, когда бледное солнце окрашивало покрытые инеем сады в серебро. Ночи, когда снегопад приглушал все звуки в замке… А потом Летия возвращает меня в реальность.

– Фрис рассказала мне кое-что странное, – замечает она. – Насчет ее кузины.

Фрис была моей служанкой два последних года. Став королевой, я послала за ней и еще несколькими служащими в Мерл; Летии нужна была помощь, и я предпочла окружить себя своими людьми, а не шпионами, которых леди Крамп могла бы попытаться мне навязать. Фрис трудолюбивая и приятная, но у нее есть склонность к эпическим историям по поводу ее обширной семьи.

– Это та кузина, подруга которой услышала неземной крик на пляже? Или кузина, которая держит трактир в Окцифине и клянется, что ее эль был проклят речными призраками?

– Нет, это другая кузина. Она живет в Нижнем Фарне.

– О, – в худшем случае, Нижний Фарн – это что-то немыслимое. Битком забитые дворы в ближайшем к фьорду районе – это переполненные трущобы, полные болезней, нищеты и смерти. Мы с Ароном разработали программы, направленные на улучшение жизни жителей, но прогресс идет медленно. – Ей нужна помощь в переезде?

– Нет, дело не в этом. Она беременна. А отец ребенка… – она замолчала, закусив нижнюю губу.

– Он уклоняется от своих обязательств? Я могу дать ей денег. Послать врача.

– Он исчез. Но перед уходом сказал ей, что не совсем бескрылый. К тому же он не был дворянином, не умел обращаться. Утверждал, что он другой.

– Как это? – я приподнимаю бровь. – Дай угадаю: волшебный?

– Нет. Человек, но не такой, как ты или я. Другой вид людей.

Я отрицательно качаю головой.

– Другого вида не существует. Вероятно, он придумал историю, чтобы впечатлить ее и затащить в постель. Он не первый человек, который плетет такую чушь. И определенно не последний.

– Но Фрис говорит, что он рассказывал ее кузине в подробностях, – внезапный порыв ветра отбрасывает волосы Летии с плеч. – Что он прибыл с Безгроших островов, с севера Фениана, и что есть много других людей, подобных ему, и что дворяне не могут их обжечь; они каким-то образом невосприимчивы к их прикосновениям. Он утверждал, что они великие воины, намного сильнее обычных людей. Она говорит, что у него был на плече символ, знак, который, по его словам, носят все его люди. – В ее голосе слышится тоска. – Подумай об этом, Адерин, о целой расе людей, обладающих сверхчеловеческой силой. Может быть, если это правда, они могут помочь тебе. Помочь найти Зигфрида и Таллис. А раз уж они не умеют летать, то, может быть, и нам, бескрылым, предложат помощь – заступятся за нас, будут на нашей стороне. И тогда, может быть, Собрание наконец одобрит твою просьбу. И дворяне начнут видеть в нас таких же людей, как и они сами.

В рассказе кузины Фрис есть что-то такое, что не дает мне покоя, отголосок того, о чем я читала или слышала. Но это невозможно: Безгрошие острова даже не заселены. Я открываю рот, чтобы напомнить Летии об этом факте, чтобы сказать, что как бы ни была печальна ее ситуация, кузину Фрис просто обманул этот человек, а она поверила, потому что хотела верить.

И все же, если эта история может дать Фрис, Летии и всем остальным бескрылым хоть какую-то надежду, за которую можно зацепиться, зачем мне ее отнимать? Мы даем им совсем мало. Я обещала Летии, что для бескрылых все изменится, но не изменила.

– Может быть, в этом что-то есть. Я посмотрю, что смогу выяснить.

Очередной порыв ветра приносит с собой капли дождя. Позади нас, на севере, собираются темные тучи. Массивная гранитная громада Серебряной Цитадели, ее башни и стены еще пару мгновений поблескивали на солнце, прежде чем погрузиться во мрак. Я вздрагиваю и поворачиваю лошадь обратно.

На следующее утро я готовлю список дворян – в котором абсолютно точно нет дочери леди Крамп, – которые могли бы заменить Летию на посту моего клерка. Но сегодня, скорее всего, времени на собеседования не будет. Скайн собирается на обсуждение критического положения в Селонии, и вскоре после завтрака я должна буду одеться по этому случаю. Надев перчатки, чтобы защитить свою кожу от моей обжигающей силы, Фрис помогает мне облачиться в серое парчовое атласное платье, такое же мрачное, как и мое настроение. Когда ряд пуговиц, извивающийся вниз по моей спине, застегнут, а волосы заколоты, Летия надевает мне на шею ожерелье монарха. Золотые звенья из замысловато тисненых переплетающихся петелек изображают изогнутые шеи лебедей. Она заколола мои черные волосы и надела мне на голову золотой обруч, украшенный огненно-красными драгоценными камнями, которые символизировали власть. Ожерелье тяжелое и давит мне на грудь, а обруч немного тесноват; это трофей из предыдущего правящего дома, и обруч не был сделан лично для меня. Но я твердо решила носить эти украшения. Сегодня мне нужно, чтобы все точно помнили, кто я.

Мы с Ароном встречаемся в зале для аудиенций, который находится между нашими покоями, и направляемся в тронный зал. Гул голосов Скайна – и только Скайна, так как галерка закрыта, – затихает, когда мы входим и направляемся к помосту в конце комнаты. Арон подводит меня к богато украшенному резьбой и позолотой трону, прежде чем сесть рядом со мной; короли и королевы Соланума всегда правили парами, и здесь достаточно места для нас. Ниже расставлены стулья для защитников, а дальше – поменьше и пониже – стулья для членов Собрания. Это, может быть, и совет, но не встреча на равных.

Я киваю четверым присутствующим защитникам. Двадцать восемь членов Собрания во главе с лордом Семпером Корваксом занимают свои места после защитников. Но есть еще два пустующих места и два незнакомца, застывшие рядом. Одного я узнаю: Верон, мой партнер по фехтованию двухдневной давности. Другой очень похож на него – хотя выше, немного стройнее и моложе, думаю, ровесник Арона, – должно быть, его брат. Они уставились на меня, и я вспоминаю, что никогда не называла ему своего имени.

– Ваши Величества, почтенные защитники, лорды и леди Собрания, – лорд Корвакс снова встает. – Позвольте представить вам лорда Верона Гардьен из Гира, и его брата лорда Валентина, оба из дома Фалько Гир. Их Светлости недавно бежали из Селонии.

Селонийские дворяне кланяются Арону и мне, низко опускаясь, вытягивая руки назад в имитации крыльев, – правильный жест при первой встрече с правящим монархом, и неуверенно оглядывают стол, направляясь к пустым стульям. Они едва успевают устроиться на своих местах, как Патрус из Бритиса встает.

– Я надеюсь, лорд Корвакс объяснит нам всем, почему посторонние были приглашены в качестве свидетелей Скайна без предварительного разрешения защитников?

– Они здесь потому, что я пригласил их, милорд из Бритиса. – Арон скрещивает ноги и холодно глядит на Патруса, презрительно приподняв бровь. – Мне кажется, нет смысла обсуждать то, что произошло в Селонии, не выслушав тех, кто там присутствовал, не так ли?

Патрус краснеет, бормочет что-то неразборчивое и затихает.

– Если ни у кого больше нет комментариев, – я обвожу взглядом присутствующих, надеясь, что выгляжу так же уверенно, как Арон, – предлагаю позволить нашим гостям высказаться. Я бы хотела знать, как это произошло. В докладах из Селонии до солнцестояния не было сказано ни о каких слухах о восстании.

Верон встает и кивает Арону.

– Я должен поблагодарить Ваше Величество за эту возможность и еще больше за то, что вы предоставили нам убежище, лекарства и еду. Некоторым из моих людей повезло меньше: они бежали в страны, которые мы считали своими друзьями, но оказались не приняты.

– Ваши люди? – спрашивает Арон. – Вы претендуете на лидерство?

– Да, к сожалению, – из-за эмоций акцент Верона усиливается. – Как я понимаю, мой кузен, король, и вся его семья были казнены. Даже дети были утоплены в озере перед дворцом…

Он отворачивается, но я вижу, как на его сжатых руках выступают жилы.

– По праву трон Селонии, или точнее, то, что от него осталось, принадлежит мне. Меня не было при дворе, когда вспыхнуло восстание, но присутствовал мой брат. Если вы позволите ему выступить перед вами… – Арон согласно кивает, и Валентин встает.

– Что ж… – он прочищает горло и проводит пальцем под воротником туники. – Думаю, все началось с голода. Урожай в этом году был плохой, даже хуже, чем в прошлом. Была… – он поворачивается к брату и произносит какое-то слово на селонийском.

– Зараза? – предлагает Верон.

– Да. Зараза была на том, что вы называете вощеной пшеницей, урожай, на который полагаются бескрылые. Стало известно, что некоторые дворяне, в том числе члены королевской семьи, собирали вощеную пшеницу, чтобы продать ее за границу. Но затем рано наступила зима, выпал снег, и цены на древесину в городах…

– Какой в этом смысл? – Тэйн из Фениана рычит, хлопая себя ладонью по бедру. – Бескрылые всегда страдают. Это их удел. Вы здесь, чтобы рассказать нам о восстании и страданиях людей благородной крови.

Валентин вспыхивает.

– Вы не поняли, милорд. Страдания бескрылых привели к страданиям дворян. По крайней мере, – он бросает взгляд на брата, – я так думаю. – Он делает паузу, но Верон молчит. – Все же, раз вы хотите, я расскажу вам только факты. Люди начали умирать от голода в большом количестве. Те, кто не умер от голода, погибали от мороза. Смертей было так много, что кладбища забились, и тела оставляли на улицах. Разразилась чума. И среди всех этих страданий король… – он слегка посмеивается. – Король отправился в свое зимнее убежище и оттуда издал приказ о повышении налога для бескрылых.

– Налога? – спрашиваю я. – Чтобы оказать помощь бедным?

– Нет. Чтобы они платили за брак своего старшего сына.

Бесчеловечность и глупость такого поступка должны быть очевидны даже для самых тупоголовых из собравшихся здесь дворян; когда я оглядываю Скайн, большинство смотрит в пол.

– И что же произошло? – тороплю я. – Полагаю, были протесты против этого налога?

– Гораздо хуже, – Валентин слегка поворачивает голову, как будто внезапно замечает темных стражников, стоящих по краям комнаты. – Королевские гвардейцы – сами бескрылые, несмотря на свое привилегированное положение, – повернулись против правителя, который так мало заботился о подобных им. Они начали восстание. И оттуда… – он делает глубокий вдох. – То, что начиналось как стремление к справедливости, быстро превратилось в жажду мести. Ярость бескрылого большинства, когда она наконец обрушилась на нас, не удалось сдержать. Ходят слухи, что представители за пределами Селонии поощряли худшие бесчинства толпы. Так это или нет, но большая часть страны была в скором времени напоена кровью. Мы едва спаслись.

Валентин садится.

Интересно, ждет ли такое будущее и нас, если мы не предпримем мер, чтобы его предотвратить.

Арден из Дакии качает головой.

– Летающие правят; бескрылыми управляют, – цитирует он законы. – Так было всегда, а в Селонии их ничуть не меньше, чем у нас. Бескрылые прячутся после первого же нашего прикосновения. Я не понимаю, как селонийская знать позволила подобному случиться.

– Вы не слушали, лорд Арден? – рявкаю я. – Да, мы можем сжечь бескрылых одним прикосновением пальца. Но они превосходят нас числом. Если мы потеряем верность тех, кого используем в качестве стражников, если бескрылые готовы умереть за свою свободу…

– Они готовы, – перебивает Валентин. – Мы уничтожили бесчисленные тысячи этих людей, но желающих занять их место всегда было больше. По крайней мере, – он проводит рукой по лицу, – в Селонии было. Я не могу сказать, как все обстоит здесь.

Наступает тишина. Некоторые из Скайна хмурятся, неловко ерзают на своих местах; возможно, беспокоятся о бескрылых обитателях своих собственных владений и доминионов?

Верон наблюдает за мной, облокотившись на подлокотник кресла и подперев подбородок рукой.

– Вы согласны с мнением своего брата, лорд Верон?

Он слегка пожимает плечами.

– Мой брат говорит то, что считает нужным. Что касается меня, я согласен с тем, что недавнее отношение с бескрылыми было самоубийственным и излишне жестоким. Но насилие, которое мы получили в ответ…

Я жду, но он не продолжает.

– А эти иностранные представители, о которых вы говорите, лорд Валентин, – спрашивает Арон. – Те, что якобы поощряют жажду крови толпы, откуда они?

– Мы обладаем скудной информацией. Большинство говорит, из Фрайанландии, во что я могу поверить, – тон Валентина презрителен. Я не удивлена – в прошлом году ходили слухи о возможном конфликте между Фрайанландией и Селонией, – но прежде, чем я успеваю задать вопрос, он добавляет: – Хотя некоторые говорили о вмешательстве со стороны Соланума…

– Невозможно. Мы бы никогда не допустили этого. – Я говорю твердо, но, по правде говоря, понятия не имею, что могут предпринять Зигфрид и Таллис или те, кто их тайно поддерживает. Я прижимаю кончики пальцев к вискам, пытаясь отогнать начинающуюся головную боль. Все ведет к ним. Пока они на свободе, мы с Ароном не можем рассчитывать на твердую поддержку, что бы ни говорили нам в лицо дворяне. Но без полной поддержки поймать их становится все труднее и труднее.

Зигфрид и Таллис преследуют меня, я и ни на секунду не верила, что они мертвы.

Королевский советник откашливается.

– Если позволите, Ваши Величества? – я киваю в знак согласия, и он продолжает. – Как раз перед тем, как собрался Скайн, я получил письмо от посла из Фрайанландии: наследный принц желает встретиться с нами.

– Желает встретиться? – бормочет Арон. – Какое совпадение.

Мы все глядим на Верона.

Он пожимает плечами.

– Стервятники начали кружить вокруг падали. Они предложат союз, объединить силы и направить их с миссией милосердия на Селонию. Во всяком случае, так они это будут называть.

Я отрицательно качаю головой.

– Соланум не будет участвовать во вторжении. Я не позволю втянуть королевство в чужую войну, – взгляды собравшихся вокруг стола говорят мне, что большинство из Скайна согласны со мной. Или мне кажется. Но Тэйн из Фениана задумчиво смотрит на селонийцев, словно взвешивая, что можно выиграть и что потерять, если впутаться в проблемы наших соседей.

И если он первый задумался о выгоде войны, то не он последний; Соланум пару сотен лет назад владел большими путями Селонии, и я знаю, что среди дворян до сих пор есть считающие, что мы должны попытаться их вернуть.

Вспышка головной боли заставляет меня вздрогнуть.

Арон, должно быть, заметил. Он говорит что-то Верону и Валентину на селонийском, и я жалею теперь, что не выучила этот язык. Арон склоняет к братьям голову, прежде чем добавить:

– Скайн вновь соберется послезавтра. Вас уведомят о времени.

Вот и все: никаких извинений, никаких объяснений. Несмотря на мои «уроки» от леди Крамп, он справляется со своей королевской ролью гораздо лучше меня. Этому трюку он научился у своего отца. Арон был рожден, чтобы стать королем, и всегда желал править. Кажется несправедливым, что из-за потери руки он должен полагаться на меня в борьбе за свой трон.

По пути от помоста мы проходим мимо изъеденного временем пьедестала из темного камня. Именно здесь должна была находиться древняя Корона Когтей – королевский символ Соланума, выставленный на всеобщее обозрение. То ли она была украдена, то ли уничтожена Таллис, но корона пропала, и это пустое пространство глазело на меня, изнывая, как выбитый зуб. Постоянное напоминание о том, что Арон и я были недостаточно быстры в тот день, когда претендовали на трон; что мы потеряли то, что успешно охранялось до нас длинной чередой правителей.

Возможно, она годилась разве только к моей коронации, которая в результате оказалась неполной. Лишь имитацией реальности. Я уверена, многие из моих дворян все еще думают, что я лишь девчушка, играющая в королеву.

Я отворачиваюсь от пустого пьедестала и выхожу из тронного зала.

* * *

В тот же день мы с Ароном вновь встречаемся в тренировочном зале. Хоть тренировки и были его идеей, он все же кажется раздраженным. Его гнев действует на его же концентрацию, и я быстро выигрываю первый поединок. Во второй схватке он справляется лучше, в конце концов вырывая меч у меня из рук и приставляя острие своего клинка к моему подбородку. Но его настроение становится все хуже. Летия говорит мне, что слышала, как он огрызался на своего камердинера за то, что тот неправильно заколол пустой рукав его туники, а за обедом ругался на слугу, который помогал ему резать мясо. Когда мы наконец остаемся одни в гостиной, я останавливаю его, прежде чем он успевает пожелать мне спокойной ночи.

– Подожди, Арон. Пожалуйста, скажи, что случилось?

– Что случилось? – он колеблется на мгновение, прежде чем издать резкий смешок. – Да ничего. Кроме этого, – он хлопает по пустому рукаву своей туники. Довольно сильно, чтобы заставить меня вздрогнуть.

– Боль снова усилилась? – я замолкаю, думая о Скайне в то утро. – Или это из-за меня, из-за того, что ты должен сам по себе быть королем, но я…

– Нет! – он обрывает меня и начинает вышагивать по ковру. – К тебе это не имеет никакого отношения. Или к короне. И в любом случае это совершенно нелепо, – он замолкает, вздыхает и трет переносицу. – И это не имеет значения, потому что я женат. Но если бы не был – кому бы я был нужен, Адерин? Калека, бескрылый, как я… Какой еще дворянин взглянет на меня?

Я не знаю, что сказать. Он подносит ладонь к одному глазу, затем к другому.

– Не обращай внимания. Я устал.

– Мой дорогой Арон… – я касаюсь его пальцев. – Не говори подобных слов. Может, ты и не можешь летать, но ты умен и красив, и в тебе больше истинного благородства, чем такие, как Патрус и Тэйн, могли бы себе вообразить. Больше благородства, чем они могли бы вместить…

Раздается стук, двери открываются, и в комнату врывается Фрис. Я встаю перед Ароном, заслоняя его.

– Фрис, не сейчас!

– Но, Ваше Величество… – ее голос дрожит от страха.

– Что случилось?

– Летия. Ее обвинили в измене.

Фрис глотает слезы.

– Ее арестовали.

Глава третья

– Арестовали? – я выругиваюсь настолько грубо, насколько умею. – Где она?

– Я подумала, может… – Фрис запинается, глядя на Арона. – Я подумала, может, Ваши Величества захотят позвать кого-нибудь…

– Нет. Я сам с этим разберусь, – Арон и я следуем за Фрис из королевских покоев, растерянные слуги и стражники следуют за нами по пятам. Она ведет нас в южное крыло Цитадели, на верхний этаж, и я понимаю, куда мы идем: в Солнечную камеру, в то самое место, где Зигфрид допрашивал Люсьена.

Темные стражники, дежурящие снаружи, вытягиваются по стойке смирно, когда мы оказываемся рядом.

– Откройте дверь.

Они мгновенно повинуются, и я вихрем врываюсь в комнату.

Летия стоит между двумя другими стражниками со связанными перед собой руками. Лорд Пианет, наш главный секретарь, сидит за столом. Перед ним разложены бумаги, а у плеча стоит клерк. Он охает при нашем появлении и так быстро вскакивает, что опрокидывает стул.

– Ваши Величества…

– Что, во имя Жар-птицы, вы делаете? – я поворачиваюсь к стражникам Летии. – Отпустите ее. Сейчас же!

Они подпрыгивают, чтобы выполнить мою команду, и я спешу к своей подруге.

– Ты ранена?

– Нет. Они нетуго завязали веревку, – она хмурится. – К счастью, для них.

– Ваши Величества, – Пианет вышел из-за стола. – Пожалуйста, позвольте мне объяснить.

По центру противоположной стены стоит тяжелое дубовое кресло. Я сажусь и подзываю Арона и Летию, чтобы они встали рядом. Приказав всем, кроме лорда Пианета, выйти.

– Ну что?

– Ваши Величества… – он замолкает, теребя золотой значок, висящий на шее. – Прошу прощения, если я оскорбил вас и превысил свои полномочия. Я, как всегда, забочусь о безопасности и благополучии Ваших Величеств, а также о безопасности…

– Перейдите к главному, Пианет, – бормочет Арон, – пока я не пожалел, что назначил вас.

Старик кивает.

– Тогда я буду краток, мы получили доказательства заговора бескрылых против трона, план свержения монархии.

– Связан с революцией в Селонии? – спрашиваю я.

– Ну… – он смотрит в потолок. – Не совсем. Сами доказательства несколько устарели. В руки леди Яра Флит, мелкой землевладелицы из Дакии, попало несколько писем, когда ее люди взимали смертный сбор с бескрылых постояльцев.

Я слышала об этой традиции: родовитые землевладельцы ходят по домам своих умерших бескрылых постояльцев и отбирают самые ценные вещи в качестве своего рода «компенсации» за потерю рабочей силы. Мои родители запретили смертные сборы в Атратисе.

Пианет продолжает.

– Она передала письма одному из моих людей. Но, пускай письма и старые, их адресант известен, – он берет со стола лист бумаги и просматривает его. – Цитирую, «уже близок с королевой, кого никогда не заподозрят, кто может нанести удар, когда меньше всего этого ожидают». Госпожа Летия показалась мне очевидным подозреваемым для допроса.

– Значит, вы ждете до поздней ночи и заставляете стражников тащить моего клерка в этот… этот зал суда, чтобы предъявить ей эти нелепые обвинения? – я крепко сжимаю подлокотники кресла, пытаясь хоть как-то контролировать свой гнев. – Вы оскорбляете меня, милорд. Госпожа Летия, может быть, и бескрылая, но она еще и моя подруга. Ее преданность не подлежит сомнению. И я не допущу, чтобы ее обесчестили таким образом.

Арон кладет руку мне на плечо; меня сдерживает ее тяжесть.

Пианет тем временем уже неуклюже опустился на одно колено.

– Я прошу прощения, моя королева. Мое единственное оправдание заключается в том, что я считаю, что есть реальная опасность для вашей жизни. В последние дни до нас дошли и другие слухи о готовящемся покушении. Но, очевидно, мой страх за вашу безопасность заставил меня… – он опускает голову еще ниже, – поступить опрометчиво.

Я смотрю на Летию. Она раскраснелась, крепко сжала губы и уставилась в пол. Арон наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Пианет переусердствовал. И в данном случае явно ошибся. Но я не сомневаюсь в его преданности.

Я вздыхаю. Верность – слишком большая редкость, чтобы мы с Ароном могли позволить себе растрачивать ее.

– Где была арестована госпожа Летия, Пианет?

– Кажется, в зале для прислуги, Ваше Величество.

– Тогда завтра вечером в это же время я бы хотела, чтобы вы пошли в зал для прислуги и публично извинились перед ней за эту ужасную ошибку. Кажется, это вполне справедливо.

Пианет кивает.

– Как вам будет угодно, Ваше Величество. Мое единственное желание – служить.

Я уже слышала эти слова от своего дворецкого Ланселина, от Люсьена и других. Слишком рано делать вывод, являются ли они в устах Пианета чем-то большим, чем просто слова.

Я заставляю себя говорить спокойнее.

– В данном случае я не могу оправдать ваши действия, лорд Пианет. Тем не менее я благодарю вас за то, что вы старались уберечь нас с королем, – я встаю и поворачиваюсь к Арону. – Ты желаешь что-нибудь добавить, супруг?

– Только то, что я хотел бы лично изучить эти письма. Принесите их мне утром, Пианет. Можете оставить нас.

Затем Арон, Летия и я остаемся одни. Моя подруга делает глубокий, дрожащий вдох и проводит тыльной стороной ладони по глазам.

– Прости, Летия… – уже второй раз за два дня мне приходится перед ней извиняться. – Ты довольна тем, что я сказала Пианету? Хочешь, чтобы я…

– Единственное, чего я хочу от тебя, Адерин, – это чтобы ты сдержала свои обещания. Пианет достаточно честен, я не сомневаюсь, но он считает, что бескрылым доверять нельзя. И пока в этой стране ничего не поменяется… – У нее перехватывает дыхание, – прошу прощения, Ваше Величество. Выдался длинный вечер.

– Конечно, – я протягиваю к ней руку, но она без перчаток, и я не смею рисковать даже малейшим прикосновением. – Иди и отдохни. Фрис поможет мне с приготовлениями ко сну.

Она уходит, и я уже собираюсь последовать за ней, как Арон останавливает меня.

– Адерин, я думаю, нам следует серьезно отнестись к тревогам Пианета. Он ошибается насчет Летии, но это не значит, что твоей жизни ничего не угрожает.

Я уже знаю, что Таллис и Зигфрид убьют меня, если им представится такой шанс. И теперь, похоже, мне угрожает бескрылый убийца. Я вздрагиваю и обхватываю себя руками.

– И?

– И я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Что ты останешься в Цитадели. Никаких полетов и езды верхом, пока мы не узнаем больше.

Сидеть взаперти в Цитадели?

– Этого я пообещать не могу.

– Почему нет? Ты сидела взаперти из-за плохой погоды. Чем эта ситуация отличается?

– Так есть. Погода – это одно, но не выходить отсюда просто из-за слухов, чтобы все подумали, что я боюсь… – мое тело напрягается. – Я не могу застрять здесь, Арон. Я знаю, что я нужна тебе живой, чтобы остаться королем, но…

– Дело не в этом. Я же говорил тебе раньше: дело не в короне, – в глазах кузена на мгновение вспыхивает гнев. Потом он вздыхает. – Я люблю тебя, Адерин. Ты же знаешь, что это так, – он берет меня за руку. – Если ты не хочешь оставаться взаперти, то, по крайней мере, будь осторожнее?

Я киваю.

Он колеблется, и на мгновение мне кажется, что он хочет обнять меня. Но он этого не делает. Просто кланяется и провожает меня из комнаты.

Я знаю, что Арон избегает прикосновений ко мне. Я знаю, что причиной этому то, что он не хочет ставить меня в неловкое положение, учитывая суть нашего брака. Но, по правде говоря, я жажду контакта с людьми. И я не могу сказать ему об этом, не могу попросить его обнять меня за плечи, потому что он тоже может почувствовать себя неловко. Не то чтобы мы об этом говорили. Мы существуем в танце один на один без оговоренных правил, в котором самое большее, что позволено, – это случайное прикосновение его пальцев к моим или тяжесть моей руки на его руке.

Я молча возвращаюсь в свою комнату, думая о Люсьене и тепле его кожи. Думая о словах Летии. И пока все не поменяется… Что она дальше собиралась сказать? Что Соланум может пойти по тому же пути, что и Селония? Что может произойти революция? А если она права – что тогда? Что бы сделали мятежники с ней, бескрылой спутницей королевы, которую они пытаются свергнуть? Стоит ли мне отослать ее подальше от двора, чтобы она была в безопасности?

Я засыпаю, так и не получив ответов на свои вопросы.

Следующие несколько дней я летаю или же катаюсь верхом и с Летией, и с Ароном, как обычно. Но беру с собой больше стражников и добавляю к своему костюму для верховой езды пояс с мечом; что бы я ни говорила Арону, разговоры Пианета о заговорах заставляли меня нервничать. Даже трансформация не может полностью подавить острое напряжение, покалывающее в позвоночнике. Но убийцы не появляются. Люди Пианета не находят никакой новой информации. Постепенно я начинаю расслабляться. Несмотря на снег, все еще сугробами лежащий в садах Цитадели, на клумбах начали появляться тонкие серебристо-зеленые кончики фростфизера. Я вспоминаю лето и розарий своей матери в Мерле, возвращаясь с полета, и нахожу на своем столе записку от Арона. Я направляюсь в его комнату, не переодеваясь. Арон, развалившись на подоконнике и свесив одну ногу, смотрит на фьорд, но когда я пересекаю комнату, он отодвигается, освобождая место рядом с собой.

– Что случилось? – я сажусь и поджимаю под себя ноги.

– О, ничего срочного. Я просто хотел сообщить, что мы получили еще одно письмо, от посла из Фриана, – он морщится, словно надкусил недозрелую сливу. – Он хочет срочно встретиться с нами, чтобы обсудить плачевное положение дел в Селонии и рассказать своему господину об опасениях наследного принца, который считает, что нужно предпринять что-то еще, чтобы помочь селонийской знати.

– Его опасениях, серьезно? – принц Эорман стал фактическим правителем Фрайанландии несколько месяцев назад, когда заболел его отец. С тех пор ходят слухи о его планах расширить сферу влияния Фрайанландии, если не его фактические границы. – Я устала играть в игры. Давай встретимся с послом. Давай спросим его, не приютил ли Эорман Таллис и Зигфрида.

– Давай не будем, – Арон поднимает руку ладонью вверх. – Зигфрид действительно провел некоторое время при дворе Фриана, и у Пианета там все еще есть люди, пытающиеся установить, не было ли более поздних контактов. Если мы выдвинем обвинения без доказательств, мы можем подвергнуть их риску.

– Думаю, да, – я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с раздражением от нашего бездействия. – Если это все, то…

– Есть еще кое-что. Я пригласил лордов Верона и Валентина отобедать с нами сегодня. В тринадцатом часу.

– Но сегодня День красных угольков… – я не могу скрыть своего разочарования. Я думала, что смогу провести обед с Летией. – Они согласились?

– Всего лишь неофициальная трапеза, только для нас четверых. Мы отобедаем в зале для аудиенций, – глаза Арона сияют. – Я не знал, но, оказывается, Валентин чуть не потерял руку из-за травмы. Он рассказывал мне, как это его изменило и как он заинтересовался строительством… – он слегка краснеет. – Кроме того, дружба с ними может оказаться полезной, если Верон однажды станет править в Селонии.

– Сейчас это кажется маловероятным. Но это хорошая мысль.

Арон постукивает пальцами по колену, как будто у него на уме что-то другое, поэтому я медлю.

– Что ты наденешь, как думаешь?

Его вопрос заставляет меня приподнять брови.

– Я не знаю. Наверное, что-нибудь простое. Я спрошу Летию, – он пробудил во мне любопытство, Арон редко обращает внимание на одежду. – А что?

– Просто интересно. Я попросил портного сшить мне новую тунику, – он вскакивает и идет в свою гардеробную. На передней стенке шкафа висит зеленая бархатная туника почти такого же цвета, как и его глаза. Тонкая серебряная нить извивается замысловатым узором по всей передней части туники, но, в отличие от большинства вечерних костюмов, у этой есть рукава. Портной ловко протянул узор так, чтобы он не прерывался, когда пустой рукав Арона будет заколот.

– Что думаешь? – Арон ждет, глядя в мою сторону с волнением, но он не может так волноваться из-за меня. Он хочет произвести впечатление на Верона или на Валентина? – Не слишком? Я мог бы надеть и что-нибудь другое. Ты же знаешь, как некоторые из старых дворян относятся к тем, кто чересчур старательно одевается в День красных угольков…

– Ты король, Арон. Ты можешь носить все, что тебе нравится, – ткань туники оказывается очень мягкой. – Она прекрасно сшита. Цвет тебе подойдет, я не удивлюсь, если ты установишь новую моду на длинные рукава по вечерам. Ты будешь выглядеть очаровательно, – облегчение на его лице заставляет меня улыбнуться. Я мягко толкаюсь в его плечо своим, – увидимся вечером, милорд.

– Адерин…

– Что?

– Вопрос о том, стоит ли нам помочь селонийской знати вернуть свои земли… – Арон опускает взгляд и трет носком сапога заштопанный кусок ковра.

– Я думала, ты согласился с тем, что мы не должны рисковать и втягивать королевство в войну? – я выпрямляюсь. – Ты слышал, как лорд Валентин описывал происходящее в Селонии. Как думаешь, как откликнется наше бескрылое население, если мы поможем селонианской знати вернуться домой, чтобы они могли и дальше морить голодом свой собственный народ?

– Я не говорю, что мы должны это сделать, но я… – он вздыхает и снова смотрит на меня. – Если ты хочешь, чтобы наши дворяне согласились на настоящие реформы, а не просто позволить слугам учиться читать или открыть школу, тогда, возможно, будет лучше проявить больше сочувствия к селонийцам, чем на самом деле хочется. Помни, ты теперь королева.

Он разговаривал с леди Крамп?

– Имеешь в виду, мне стоит следить за своим языком?

– Я имею в виду: будь добрее, – он улыбается мне наполовину шутливо, наполовину умоляюще. – Пожалуйста?

Мой гнев угасает.

– Я постараюсь. Ради тебя.

Остаток полудня я провожу с Летией за чтением или игрой в дуэль. Мы так часто вместе играли и так хорошо знаем ходы друг друга, что игра занимает целую вечность. К тому времени, как я наконец ловлю ее орла, у меня остается всего полчаса на то, чтобы переодеться. Но Фрис торопливо облачает меня в простое шелковое вечернее платье, такое же бледно-зеленое, как только что распустившийся лист бука. Летия оставляет мои темные волосы распущенными, лишь подхватив несколько прядей одним серебряным гребнем. Я вхожу в зал для аудиенций с опозданием всего на несколько минут.

Наши гости уже там, стоят у камина с Ароном.

– Лорд Верон, лорд Валентин, спасибо, что присоединились к нам.

Оба кланяются, и Верон добавляет:

– Для нас большая честь быть здесь, Ваше Величество.

Арон ведет нас к столу, который слуги заставили едой. Никакого мяса в этот день, зато скумбрия и картофельный пирог, вареный лосось с зеленым соусом, салаты, запеченные в тесте овощи, хлеб, сыры и несколько различных видов тортов и пудингов. За едой мы беседуем на общие темы. Местные продукты, вина, различия в ландшафте между Соланумом и Селонией. Я описываю эксперименты инженеров в Фениане по созданию механического насоса, работающего на пару. Все это кажется очень… неестественным. Верон, в частности, кажется напряженным. Часто мы с ним молчим, пока остальные болтают. Когда Арон встает, чтобы показать Валентину несколько мечей, вывешенных на стенах вокруг нас, я поворачиваюсь к Верону.

– Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанным оставаться, если устали, – он не отвечает мне; нахмурив брови, он пристально смотрит на своего брата и становится еще строже, когда Валентин смеется над каким-то замечанием Арона. Поглощенность Верона дает мне возможность рассмотреть его чуть внимательнее. Его волосы не чисто серебристые, а серебристые пряди, смешанные с бледно-золотыми; у него темно-синие глаза, почти фиолетовые. Без сомнения, он красив. Но неодобрительное выражение его лица, когда он наблюдает за братом, заставляет меня задуматься, не уступает ли его нрав по приятности его лицу. Я говорю громче. – Может показаться странным, что Арон пригласил вас на обед, если брать во внимание, какой сегодня день, но мой муж желает быть гостеприимным.

Верон переключает свое внимание на меня.

– Бесспорно, – он пожимает плечами. – Всем нам нужно есть.

Его тон звучит насмешливо. Я хочу напомнить ему, что он гость в моем королевстве, незваный гость, зависящий от моей щедрости к одежде, которую он носит, и кровати, в которой он спит; но, как напомнил мне Арон, я королева. И я пообещала, что постараюсь. Поэтому я закрываю рот, стараясь не высказать своих мыслей, и, повернувшись спиной к Верону, беру свой бокал вина и подхожу к окну. Луна убывает; в небе за Цитаделью висит неровный круг, добавляя блеска горным вершинам и темным водам внизу.

Я стояла у другого такого же окна, в другую ночь, с Люсьеном. Он так и не покинул Цитадель. Я думаю о комнатах и коридорах, гадая, где Люсьен, что он делает, пока голос Верона не возвращает меня в реальность.

– Простите меня, Ваше Величество, – он стоит около моего плеча. – Моя скорбь по родине делает меня… безрассудным.

Я наклоняю голову, не особо доверяя своему языку.

– Обед выдался приятным, – продолжает он, – но все напоминает мне о том, как сильно отличается – отличалась – Селония от Соланума. Еда. Вино. Дело в том, что вы можете говорить о своих бескрылых, как об изобретателях. Все это так странно, – он натянуто смеется. – До вчерашнего дня я даже не знал, что вы здесь истинная правительница и что король правит по вашему праву. В Селонии у нас нет – не было – женщин у власти. Никаких женщин-стражниц – тех, кого вы зовете защитницами. Никаких женщин, занимающих такие должности, как ваш клерк. Определенно нет королевы, которая стояла бы выше всей знати королевства.

А я думала, что это Соланум сопротивляется переменам… Верон наблюдает за мной, ожидая ответа, поэтому я заставляю себя сказать что-то более или менее нейтральное.

– Тем лучше для меня, что я не родилась в Селонии.

– Но селонийские женщины находятся под защитой. Никто не ждет, что они будут сражаться или утомлять себя политикой, – он слегка улыбается. – Ни одна селонийская женщина не умеет обращаться с мечом, как вы. Они управляются с домашними делами и считают этого достаточным.

Я собираюсь спросить, узнал ли он это от самих селонийских женщин, но он продолжает.

– Хотя, надо сказать, Селония во многих отношениях пленница своего прошлого, – его взгляд возвращается к брату, который снял со стены один из мечей и взвешивает его в руке, восхищаясь мастерством. – А иногда наше наследство – скорее бремя, чем радость.

Неужели он ничему не научился после восстания, которое заставило его бежать из дома? Что бы там ни думали Арон и леди Крамп, я не могу стоять здесь и молча соглашаться с ним.

– Если наследство для вас тяжкое бремя, я предлагаю вам отказаться от него. Какой смысл цепляться за традиции, которые больше не служат ни вам, ни вашему народу? – Он немного отстраняется, широко раскрыв глаза, но я продолжаю: – Ваш брат говорил о реформах, призванных помочь бескрылым. Почему бы не добиться их? Почему бы не улучшить жизнь и дворянам, если вы в состоянии?

Верон хмурится, и уголки его рта опускаются, на его лице ясно читаются сомнение и недовольство.

– Возможно, вы и правы, – наконец бормочет он. – По крайней мере, частично. Но перемены разрушительны. Даже если завтра я сяду на трон Селонии, мне придется убедиться, что цена того стоит. Я знаю селонийскую знать. Если я предложу им свободное, но неизведанное будущее, большинство будет цепляться за старые пути просто потому, что это их пути. Боль прошлого, по крайней мере, знакома.

Я думаю о бесконечно расстраивающих дебатах, которые мы с Ароном уже провели с защитниками и Собранием по поводу внесения поправок в законы.

– Верно.

Верон вздыхает.

– Как бы то ни было, я не правитель Селонии. А может, и никогда им не стану. Но мой первый долг по-прежнему перед теми, кто следует за мной. Я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть им дом. Чего бы мне это ни стоило, – он опускает взгляд, покачивая вино в бокале. – Конечно, вы это понимаете. Цена лидерства. Жертвы, которые могут потребоваться, – когда он снова смотрит на меня, в его глазах появляется намек на приглашение. Поговорить или что-то еще?

Я напрягаюсь, гадая, не рассказал ли ему кто-нибудь о Люсьене, не предположил ли он, что мой брак – фикция.

– Что вы имеете в виду?

Моя резкость заставляет его покраснеть.

– Только то, что вы слишком молоды, чтобы править королевством. Это большая ответственность, – он проводит рукой по волосам, улыбаясь с грустью. – Например, сложно справиться с наплывом беженцев-дворян или чем-то в этом роде. И я полагаю, что дворяне Соланума довольно твердо стоят на своем…

Мне не нужно напоминать о моей молодости и неопытности, особенно тому, чье королевство лежит в руинах.

– Я уже успела понять, лорд Верон, что судить по внешности опасно, – воспоминание о Зигфриде – улыбчивом, ласковом, злобном Зигфриде – иголками впивается в кожу. – Его Величество и я в состоянии решить проблемы, стоящие перед нашим королевством. И я считаю нашу молодость преимуществом. Мы осмеливаемся мечтать о другом мире и не боимся пытаться воплотить его в жизнь, – слишком поздно я вспоминаю о леди Крамп и пытаюсь смягчить тон. – Я бы посоветовала вам не недооценивать нас.

Верон отворачивается от меня, сжав губы в узкую линию. Я благодарна Валентину за то, что он выбрал именно этот момент, чтобы повесить меч обратно на стену; он и Арон присоединяются к нам у окна.

– Какой меч, брат! – глаза Валентина блестят. – Такое равновесие и такая легкость. – Он поворачивается ко мне. – Из вашего личного доминиона, насколько я понимаю, Ваше Величество?

– Верно. Вам нравится фехтовать?

– Не очень, – он засовывает руки в карманы и бросает взгляд на брата. – Но я восхищен тем, как они выкованы. Восхищен тем, как изготовляются вещи в целом.

– В Атратисе есть несколько прекрасных оружейных мастеров. Может быть, вы захотите навестить их?

– С удовольствием, – он с энтузиазмом кивает, но вскоре его улыбка исчезает, и он снова смотрит на Верона. Я понимаю, что хоть он и ровесник Арона, но и вполовину не так самоуверен, как мой кузен. – Если у нас будет время до возвращения в Селонию.

Высокие часы на другом конце комнаты отбивают час.

– Уже поздно, – бормочет Арон. – Я уверен, вам обоим нужно отдохнуть. – Он дергает за ближайший колокольчик, и тут же входят слуги и начинают убирать со стола.

– Благодарю за сегодняшний вечер, – Верон кланяется Арону. – Благодарю вас за гостеприимство. А что касается нашего разговора, то он был весьма поучительным, – он одаривает меня улыбкой. – И приятным. Надеюсь, мы сможем вновь поговорить и вскоре снова сразимся.

Я замечаю, что несколько дней после обеда Арон показывает Валентину Цитадель; очевидно, наш гость интересуется архитектурой и историей этого сооружения. Мне приходит в голову мысль, что архивариус Цитадели и его каменщик смогли бы успешнее короля провести подобную экскурсию. И все же Арон, кажется, собой доволен. Но я не вижу старшего брата Валентина, пока не замечаю его в углу длинной галерки дождливым утром почти через неделю после нашего обеда. Верон спорит с другим изгнанником, худощавым стариком с красными кругами вокруг глаз и оранжевой кожей стервятника. Они прерываются, когда я прохожу мимо. Оба улыбаются и кланяются, но враждебность в глазах старика заставляет меня вздрогнуть.

Я забываю о наших гостях, когда добираюсь до своих комнат. Лорд Пианет ждет меня в приемной с бескрылым человеком, судя по одежде, купцом низшего ранга. Человек стоит сгорбившись, уставившись в ковер, прижимает к груди шляпу, а Пианет объясняет, почему он здесь: он видел на рынке в Хите объявление о награде за информацию, которая может помочь поймать Зигфрида и Таллис, и пришел рассказать.

Я сажусь и безуспешно пытаюсь погасить искру возбуждения, от которой учащается пульс.

– Не хотите ли присесть?

Мужчина бросает на Пианета испуганный взгляд, но повинуется, присаживаясь на краешек ближайшего стула.

– Насколько я понимаю, вы живете в Хите?

Он сглатывает.

– За пределами, Ваше Величество. Деревня Бичин.

– А вы?..

– Патер Крэксби, Ваше Величество. Агент господина Фингейла, торговец янтарем и драгоценными камнями, – он снова замолкает.

Пианет громко фыркает.

– Просто расскажи Ее Величеству, что ты видел, Крэксби.

– Ну… – Крэксби ерзает на стуле, стараясь отодвинуться как можно дальше от Пианета. – Я был в Вобан-в-Марке, за янтарем… – Он смотрит на меня, и я киваю, показывая, что понимаю. Мой отец позаботился о том, чтобы я была в курсе всех возможных фактов и цифр, касающихся Атратиса. Я знаю, что янтарь – один из наших основных экспортных товаров, что большая часть торговли проходит через Вобан, а сам город разделен: он находится на границе между Селонией и Фрайанландией. – Ну, – продолжает Крэксби, – я согласовывал условия следующей партии с импортерами. Мэррон и Компания; они находятся в Северном Вобане, на улице вдоль пристани. Я глядел в окно на корабли, пока они проверяли документы. Комната находилась на втором этаже, так что оттуда открывался хороший вид. Я наблюдал за толпой; город был оживлен, переполнен селонийскими беженцами из Южного Вобана. И тут я увидел его. То есть Зигфрида Редвинга. – Он бросает взгляд на чашку с водой, которую слуга поставил на стол рядом.

– Пожалуйста… – я указываю на чашку.

Крэксби осушает ее.

– Он был на улице прямо подо мной, разговаривал с большим седовласым парнем, одетым как моряк, с заплетенными в косу волосами, – Крэксби дотрагивается до своих волос, – и в брезентовой куртке. Оба указывали на корабли.

– Вы уверены, что это был он?

– Да, Ваше Величество. Дул свирепый ветер. На нем был плащ, но я разглядел под ним богатую одежду. И хотя седовласый мужчина был в перчатках, на нем перчаток не было. Так что могу сказать, что он был дворянином. А потом с него сорвался капюшон, и как только я увидел его лицо, я все понял, – он обращается к Пианету. – Я изучал рисунки на рынке. Все мы в Атратисе хотим помочь Ее Величеству, поскольку она, если можно так сказать, одна из нас.

Пианет выглядит так, словно не знает, как проглотить это замечание, поэтому я тепло улыбаюсь Крэксби.

– Спасибо. Как давно это было?

– Три недели назад, Ваше Величество. Я не мог добраться сюда быстрее. На обратном пути в Хит дул встречный ветер, а потом после зимы дороги стали очень плохи. Не то чтобы они были хороши раньше… – он замолкает, слегка задыхаясь.

Я помню комментарии Люсьена прошлым летом о дорогах Соланума: их не поддерживают в хорошем состоянии, потому что ими пользуются только бескрылые.

– Вы правы, Крэксби. Дороги плохие. Надеюсь, со временем мы сможем их улучшить. Еще один вопрос: корабль, на который они показывали, вы знаете, куда он направлялся?

– Я не был точно уверен, что это был за корабль. Но я стоял прямо напротив Атратской пристани…

Мой собственный доминион – я прижимаю руку к груди, делаю вдох, чтобы замедлить бешено колотящееся сердце.

– Лорд Пианет, пожалуйста, соберите королевский совет как можно скорее и пошлите письмо лорду Ланселину в замок Мерл, сообщите ему, что Атратис находится под угрозой и что он должен предпринять все необходимые действия.

Слова Крэксби доказывают, что Зигфрид и его сводная сестра не просто исчезли. Достаточно доказательств, чтобы убедить мое непокорное дворянство, что пришло время подготовить королевство к войне.

Крэксби поднялся со стула и протянул небольшой сверток.

– Это… подарок, Ваше Величество, от моего господина. Он хотел, чтобы я заверил вас в его вечной преданности.

Я разворачиваю мягкую кожу и обнаруживаю большой, красиво вырезанный огненный камень. Королевский дар; полагаю, что бескрылые так же, как и дворяне, обеспокоены последствиями селонийской революции.

– Из Фениана, я полагаю?

Крэксби кивает.

– Там лучшие из них. Я привез его из Фениана прошлым летом.

Когда он кланяется и начинает пятиться назад, в моей памяти всплывает кузина Фрис.

– Крэксби, когда вы бывали в Фениане, вы слышали истории о каких-нибудь странных людях, которые не являются ни бескрылыми, ни знатью?

Мужчина нерешительно смотрит на Пианета.

– Вы можете свободно высказываться.

– Ну… – он тяжело сглатывает и мнет в руках поля шляпы, – я слышал такие истории. Но я их никому не рассказываю. И не верю им, в том числе. – Он выпрямляется, словно снова стоит на твердой земле. – Народ на севере Фениана говорит много всякой чепухи.

Крэксби и Пианет уходят. Я расхаживаю по гостиной, прислушиваясь к буре, бушующей за окнами, и гадаю, где же сейчас Зигфрид.

Дождь идет весь день. Ближе к вечеру, не в силах улечься, я спускаюсь в уединенный сад на крытой западной стороне Цитадели. Одетта, облаченная в мантию, встречает меня в прихожей. Вода с ее мокрых волос капает на мраморный пол.

– Ты летала в такую погоду, кузина?

– Я только что вернулась из Ланкорфиса. Я отправлялась навестить Ниссу, чтобы попытаться убедить ее вернуться ко двору, – Нисса отправилась в замок Сенаида на последний полет своего жениха и с тех пор была там.

– Безуспешно, как я понимаю.

Моя кузина качает головой.

– Но она дала мне прядь своих волос, – она дотрагивается до мешочка, висящего на шее, – и попросила принести его в жертву в святилище. Вчера должна была состояться их свадьба. – Одетта шмыгает носом. – Было так грустно, когда она говорила об этом; с каким нетерпением они ждали этого, насколько радостным должен был быть день свадьбы… – она замолкает, сжимая в руке мешочек.

Размышляет ли она о свадьбе, которая должна была состояться у них с Зигфридом? Или о моей свадьбе с Ароном, тайной и поспешной, устроенной ради безопасности королевства и спасения жизни Люсьена? Возможно, да. Я кладу руку ей на плечо.

– Мне нужно немного покоя. Я подожду, пока ты переоденешься, и пойду с тобой.

Спустя полчаса мы вместе входим в святилище. По высокому куполообразному пространству разносится отголосок пения. У входа стоит бронзовое блюдо на треноге; я задерживаюсь, пробегая пальцами по сухим лепесткам роз, пуская их сладость в воздух в ожидании, пока глаза привыкнут. Святилище сегодня тусклое, освещено только двумя масляными лампами и слабым дневным светом, который просачивается сквозь кольцо высоких витражей. Наконец мне удается разглядеть почтенных сестер в галерке над главным алтарем. Их церемониальные сюртуки обшиты перьями, сорванными, как однажды сказала мне няня, с их собственных преображенных тел. Пока мелодия сплетается вокруг нас, Одетта пересекает мозаичный пол и идет в свою любимую боковую часовню, кладет локон волос Ниссы на маленький алтарь. Некоторые волосы уже превратились в перья, как это обычно бывает у нашего вида. Пока моя кузина молится, я бреду туда, где на подставке раскрыта книга литаний [1] за этот месяц. Сегодняшняя литания находится в самом верху второй страницы: Не забывайте и о том, что листья дуба, прячущие и желудь, и орла, приносят жизнь в один день и смерть – в другой.

Так и есть, я полагаю. И если это так для дубов, то еще более верно для людей. Я вспоминаю свою зарождающуюся дружбу с Зигфридом и ту легкость, с которой он скрывал свои истинные намерения.

Последняя фраза респонсория [2] эхом разносится по святилищу, и сестры выходят с галерки. Одетта присоединяется ко мне.

– О чем задумалась, Адерин?

– О правде. О лжи. Как трудно бывает порой отличить их друг от друга, – я указываю на огромную мозаику, украшающую потолок святилища. Это изображение Творца в форме Жар-птицы, которая вылетает из звезды. – Даже здесь… ты веришь в буквальную истину всего, чему нас учили?

Одетта проследила за моим взглядом, глянула вверх и поджала губы.

– Если ты спрашиваешь, верю ли я, что земля на самом деле образовалась из перьев Жар-птицы, а море – из ее крови, то нет. Но я верю, что может существовать что-то или кто-то, кто мудрее и добрее нас. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Я тоже, – я бросаю последний взгляд на литании. – А ты знала, что Зигфрид посещал Фриан? Арон сказал об этом.

– Зигфрид? – ее рука скользит к шее. – Многие дворяне проводят время за границей.

– Сегодня утром ко мне приходил человек. Купец из Атратиса. Он видел Зигфрида в Вобане три недели назад. Только Творцу известно, где он сейчас, – я замолкаю, не желая делиться с Одеттой своими опасениями, что Зигфрид уже вернулся в Соланум. – Но Таллис… должно быть, ее прячут во Фриане. Может быть, мне самой туда съездить? – Одетта начинает говорить, но я не хочу слышать ее возражений. – Или, может быть… может быть, нам следует пригласить сюда принца Эормана, а потом… – я пожимаю плечами, – схватить его. Держать его в заложниках, пока он не выдаст Таллис.

– Адерин, ты не можешь…

– А почему бы и нет? Обезопасить королевство, обуздать дворянство, заставить их изменить законы, а потом…

Свобода. Вернуться домой в Атратис, если захочется. Быть с Люсьеном.

По мраморному полу раздаются шаги. За нами идет крупный мужчина, судя по одежде, дворянин, хотя я его не узнаю. Он кланяется. Колеблется, будто не знает, пройти ли ему мимо меня к алтарю или заговорить со мной.

Но я слишком тороплюсь обсудить свой план с Ароном, чтобы ждать. Я киваю мужчине и иду к двери.

– Одетта, ты не могла бы…

Ее крик перебивает мои слова.

– Нож, Адерин! У него…

Глава четвертая

Лезвие опускается, блеснув острием, и вонзается в мою взметнувшуюся руку; горячие струйки боли расцветают прямо на моей коже. Мужчина наносит Одетте удар, отбрасывает ее в сторону, снова поднимает нож, хватает меня за платье и притягивает ближе. Я вырываюсь, едва слыша крики Одетты, пытаюсь вырвать ткань из его рук. Мой поворот лишает его равновесия, и я отползаю назад. Но он встает снова. И продолжает наступать. Продолжает прорезать ножом воздух, пока я не упираюсь лопатками в стену. Он прижимает меня к камню и приподнимает мой подбородок лезвием. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком тяжелый – я не могу ничего сделать.

Он держит маленький пузырек прямо перед моим лицом. Большим пальцем поднимает пробку и прижимает ее к моему рту.

– Выпей. Или умрешь.

Я плотно сжимаю губы, издавая стон. Вдалеке слышны крики и топот. Колокол Цитадели тревожно звенит.

Мужчина сильнее прижимается к моей раненой руке. Агония затуманивает мое зрение, я прерывисто дышу; если это продлится еще дольше, мне придется открыть рот и закричать…

– Пей, черт бы тебя побрал, или я… – он оглядывается, ругается и заносит нож.

Его хватают другие руки, оттаскивают от меня, и я снова могу дышать. Но не могу пошевелиться. Я просто стою и смотрю, как темные стражники ставят незнакомца на колени и прижимают его к земле, одно лезвие топора упирается ему в горло, другое – в затылок. Его руки оказываются мгновенно скованы за спиной.

Две почтенные сестры в развевающихся мантиях спешат ко мне.

– Ваше Величество, вы ранены?

Я сглатываю.

– Рука. Больше ничего, – я баюкаю раненую конечность, схватившись за предплечье и тяжело дыша, стискиваю зубы от боли. – А где принцесса?

– В безопасности, Ваше Величество, – это Эмет, любимый капитан Арона. – Предупредив нас, она отправилась на поиски короля, но я послал с ней двух стражников, – он мотает головой в сторону стоящего на коленях дворянина. – Каков будет приказ?

Я смотрю на своего несостоявшегося убийцу. Каким бы ни был его ранг, он напал на корону. Согласно законам, я могла бы казнить его здесь и сейчас, без суда. Одно слово, и два топора, которые сейчас заставляют его молчать, отрубят ему голову. Я могла бы приказать стражникам повесить его на арене и оставить тело на съедение настоящим воронам. Но я не хотела осквернять святилище. Но и не хотела бы пренебрегать законом.

Кроме того, я хочу знать, кто он и почему пытался убить меня.

– Отведите его в подземелье, – где-то в Святилище хлопает дверь. – Обыщите Цитадель – целиком. Убедитесь, что в наших стенах нет никого, у кого нет веской причины здесь находиться. И возьмите с собой этот флакон, – маленькая бутылочка, которую принес мужчина, лежит рядом, опрокинутая набок. Немного жидкости растеклось по полу, но сосуд не выглядит пустым. – Если у нас есть алхимик в Цитадели или в Фарне, может быть, кто-нибудь сможет выяснить, что это такое.

Эмет кивает, приказывает стражникам увести пленника и зажимает флакон между большим и указательным пальцами. Одна из сестер подходит ближе.

– Я послала сестру Ганну убедиться, что врачей вызвали, Ваше Величество, но если вы позволите… – она осторожно берет меня за руку, и я понимаю, что истекаю кровью. Темно-синий рукав почернел от крови; она сочится сквозь пальцы, когда я сжимаю руку. Капли падают на полированный каменный пол. Сестра снимает палантин с шеи, осторожно отводит мои пальцы и делает тугую повязку. – А теперь обопритесь на меня, и мы отведем вас в ваши апартаменты.

Я хочу отказаться от ее помощи, но волна головокружения заставляет меня передумать; я испытываю облегчение, когда она берет на себя часть моего веса и выводит меня прочь из святилища, Эмет кружит вокруг нас, словно встревоженный родитель.

Арон с обнаженным мечом встречает нас снаружи, другие стражники и члены нашего двора следуют за ним по пятам.

– Адерин! Где он?

– На пути в подземелье. Я попросила… – у меня кружится голова, и я спотыкаюсь. Сестра рядом со мной пошатывается, когда я заваливаюсь на нее.

Арон ругается, пытаясь удержать меня локтем, не выпуская из рук меча.

– Черт побери! Я не могу… Мне никто не поможет?

Слуги с носилками уже проталкиваются сквозь толпу, но прежде чем они успевают добраться до нас, вперед выскакивает Люсьен.

Арон снова ругается себе под нос.

Я успеваю только произнести «нет». Люсьен заключает меня в объятия и шагает к лестнице.

– Расслабьтесь, Ваше Величество. Я держу вас.

Не могу сопротивляться; я позволяю глазам закрыться, а голове – опуститься ему на плечо. Позволяю разуму вместо нападения думать о других временах, когда он держал меня в своих объятиях вот так. В первый раз после того, как он спас меня от каменного дракона на пляже в Мерле. Во второй раз, когда он нес меня к своей кровати. Кажется, я усмехнулась, потому что он бормочет:

– Что смешного?

Я не знаю, и Люсьен не настаивает на ответе.

Вскоре мы добираемся до приемной комнаты. Одетта и Летия уже там, ждут вместе со слугами и врачами. Люсьен несет меня в зал для аудиенций.

– Где…

– Вот. На… диван, – при мысли о том, что он отнесет меня в спальню, мне снова хочется смеяться, и я задаюсь вопросом, не впадаю ли в истерику. Он осторожно кладет меня на диван. Когда врачи толпятся вокруг меня и начинают разрезать рукав, чтобы добраться до раны, я слышу, как Одетта приказывает всем уйти.

К счастью, несмотря на потерю крови, порез чистый и неглубокий. Врачи промывают рану и наносят ароматическую мазь, которая немного снимает боль. И все же мне приходится кусать кожаный ремешок и цепляться за Одетту, пока они зашивают рану. Когда все кончается, врачи уходят, а я лежу на диване в халате, мне кажется, я могу проспать целый месяц. Летия удалилась отдохнуть; она собирается посидеть со мной ночью на случай, если у меня поднимется температура. Одетта наливает нам обоим по чашке шоколада, когда заходит Арон.

– Как ты? – его лицо, кривящееся в сочувственной гримасе, наводит на мысль, что он стоял за дверью, пока работали врачи.

– Бывало и хуже, – это правда. Я не очень хорошо помню боль, причиненную ястребами, когда те напали на меня и мою мать. Или боль от иглы, когда сшивали мою разорванную кожу. Но ужас моего долгого выздоровления я помню достаточно хорошо. Тошнотворный страх каждый раз, когда ко мне приближался врач. Мои руки сводило судорогой после каждого осмотра оттого, как крепко я сжимала простыню под собой.

Арон неловко улыбается и сжимает мое здоровое плечо.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Это не твоя вина.

Он опускает взгляд.

– Но что я за король, если не могу предотвратить убийство моей королевы в самом сердце Цитадели?

– Ты хороший король, – отвечает Одетта.

– Она права, – я улыбаюсь ему. – Я всегда говорила, что ты хороший.

– Но другие не согласятся. Они скажут, что это снова доказывает, что мы слишком слабы, чтобы защищать Соланум, – он вздыхает. – Ты же знаешь, что они так скажут.

– Вот почему мы должны действовать, – я извиваюсь на шелковых подушках под собой, пытаясь найти более удобное положение. – Мы знаем, что Зигфрид был в Вобане. Возможно, сейчас он не там, но я уверена, что Таллис все еще во Фрайанландии. Давай пригласим сюда наследного принца и заставим выдать ее.

Одетта в отчаянии шепчет мое имя, а Арон хмурится.

– Заставим?

– Посадим его под домашний арест, – он уже качает головой, поэтому я добавляю: – Несмотря на страх лорда Пианета по поводу заговора бескрылых, человек, который напал на меня, дворянин. Мы должны заставить Зигфрида и Таллис показаться, Арон. Мы не можем просто сидеть и ждать, пока кого-то из нас убьют… – я замолкаю, вздрагивая, когда моя попытка сесть прямо отзывается болью в руке.

– Прямо сейчас, – говорит Одетта, – ты никуда не пойдешь. – Она толкает меня обратно на диван.

Арон согласно кивает.

– Давайте сначала выясним, какую информацию можно вытащить из той твари, которую только что бросили в подземелье, – он распрямляет свои длинные ноги и встает. – А пока отдохни. Выздоравливай. Я обещаю рассказать тебе, как только будет что рассказать. Хочешь, чтобы я… – его перебивает стук в дверь, и он раздраженно фыркает: – Ну, что еще?

Слуга в синей мантии кланяется.

– Лорд Руквуд просит краткой аудиенции, Ваши Величества, – я вижу Люсьена, притаившегося позади в приемной.

– Неужели, Руквуд? – спрашивает Арон. – Ты думаешь, сейчас самое время для светского визита?

Слуга колеблется, пока Арон не вскидывает руку.

– О, хорошо. Впусти его.

Люсьен кивает Арону, но обращается ко мне.

– Простите, я бы не побеспокоил вас, если бы вы спали. Но я не мог успокоиться, просто расспросив слуг, – его темные глаза изучают мое лицо. – Я должен был сам убедиться, что вы не серьезно ранены, Адерин.

– Адерин? – рявкает Арон. – Ты подданный моей жены, Руквуд, и тебе не помешало бы это помнить, – его губы кривит неприличная усмешка, напоминающая мне то, как он смотрел на Люсьена, когда мы впервые прибыли в Цитадель. – Отныне ты будешь обращаться к королеве «Ваше Величество». Я ясно выразился?

– Совершенно ясно, – Люсьен скрещивает руки на груди и краснеет. – Ваше Величество.

– Зачем ты… – рука Арона тянется к рукояти меча, когда Одетта вскакивает и кладет руку ему на плечо.

– Брат…

Тон Одетты мягок, в то время как я с радостью накричала бы и на мужа, и на бывшего любовника – я слишком устала, чтобы в это ввязываться. Но я понимаю, что чувствует Арон. Люсьен взял меня на руки и понес, потому что Арон не мог этого сделать, да еще на глазах у стольких людей. Арон знает, что если я умру или потеряю способность летать, или наш брак распадется, то он снова станет просто бескрылым принцем. Человеком, не имеющим никакого значения. Бесполезным.

– Это всего лишь рана, лорд Руквуд, моя рука заживет через несколько дней. Однако я очень устала. Благодарю вас за заботу и за помощь, оказанную сегодня.

Мой официальный тон производит желаемый эффект. Люсьен отшатывается, смотрит на меня, отвешивает дрожащий поклон и выходит, не сказав больше ни слова.

Желание побежать за ним слишком сильно, чтобы сопротивляться ему было просто. На глаза наворачиваются слезы. Я не могу смотреть на своих кузенов.

– Я хочу спать.

Арон идет за Фрис, а Одетта помогает мне подняться с дивана.

– О, Адерин… – она больше ничего не говорит, но сочувствия в ее голосе достаточно, чтобы заставить меня заплакать.

Вскоре я уже лежу в постели. Арон входит в спальню, гладит меня по руке и шепчет на ухо:

– Мне очень жаль, что я вышел из себя. Но спасибо, дорогая. То, что ты сказала Руквуду… Я знаю, чего тебе это стоило.

Я уже почти сплю, поэтому не отвечаю. Моя последняя трезвая мысль – о Люсьене: не отослать ли его подальше от двора. Мне никогда не хотелось причинить ему боль. И все же все, что мы сейчас делаем, это раним друг друга колкостями.

Врачи правы. Когда через несколько дней повязку с моей руки наконец снимают, кожа вокруг пореза оказывается розовой и сморщенной, но не воспаленной. Мне дают другую мазь, чтобы ускорить заживление, поручают не превращаться еще неделю и советуют не переутомляться за работой. Но в остальном, как мне сказали, я абсолютно здорова. По крайней мере, физически. Мази и бинты не могли уменьшить мою тревогу, когда я сидела, прислушиваясь, пытаясь уловить малейший звук движения поблизости. Засыпала я только тогда, когда наконец проваливалась, измученная, в глубокий, полный кошмаров сон. Летия и Фрис с трудом могли разбудить меня утром. И все же, несмотря на робкие советы Фрис, несмотря на бодрые комментарии Летии, которые та вставляла между чихами, поскольку, похоже, простудилась, я ничего не говорю своим врачам. Вместо этого, как только врачи уходят, я поднимаюсь наверх, чтобы присоединиться к Собранию в зале совета.

Арон спешит вперед.

– Моя дорогая, тебе незачем здесь находиться, тебе нужно отдохнуть.

– Врачи дали мне разрешение. И я хочу находиться здесь; разве ты не собирался сегодня допросить моего потенциального убийцу?

Он кивает.

– Стражники сейчас приведут его, – он наклоняется ближе и шепчет мне на ухо: – Ты уверена, Адерин? Что хочешь его видеть?

– Я уверена, – я подхожу к окну в дальнем конце комнаты. И прежде чем успеваю рассмотреть посадочную платформу, выступающую во фьорд, двери открываются и впускают пленника. Его сопровождают четыре темных стражника, запястья скованы тяжелыми железными кандалами, прикованными к железному ошейнику, застегнутому на шее. Мы собираемся в широкий полукруг, когда его приводят и ставят перед нами.

На нем уже не та богатая одежда, в которой он был в святилище. Вместо этого на нем мантия. Черная ткань испачкана темными пятнами свежей крови, там, где металлический ошейник натирал шею. Его прямые волосы пепельного цвета, кожа темно-серая; наверное, какая-то ветвь рода вороновых. Он хмуро смотрит на нас.

– Кто вы?

– Тирс, лорд Худ.

– Из Селонии?

Командир темной стражи сверяется со свитком, переданным ему секретарем совета.

– Нет, один из наших, Ваше Величество. Младшая ветвь дома Корникс Лиат. У него небольшое поместье на западе Олориса.

– Как вы проникли в Цитадель, лорд Худ?

– Это было нетрудно, – голос у него грубый, резкий, как карканье ворона. – Я вручил свое удостоверение гостевому мастеру и сказал, что у меня есть прошение, которое я должен представить Вашим Величествам. Он дал мне комнату.

Лорд Пианет откашливается.

– Гостевой мастер, следуя протоколу, сообщил мне о прибытии Худа. Но у нас не было причин для подозрений. Я уже предложил леди Финч, – он жестом указал на хранительницу Цитадели, – пересмотреть наши правила.

– А почему, лорд Худ, вы хотели меня убить?

Он пожимает плечами, поправляя железный ошейник на шее, несмотря на боль, которую он, должно быть, причиняет.

– По двум причинам. Во-первых, от вашей монархии Олорису ничего хорошего не будет. У нас нет защитника, и мы все знаем, что вы собираетесь присоединить Олорис к короне.

– Вы ошибаетесь. Какова вторая причина?

– Мне нравится быть на стороне победителя, а победит Таллис. Рано или поздно, – он жестом указывает, насколько это в его силах, на леди Яффл, самую старшую участницу Собрания от Олориса. – Спросите у нее. Она должна знать об исчезновениях. Люди моего ранга, мелкие землевладельцы с пустых болот Олориса – я уже сбился со счета, сколько их исчезло за последние два месяца. Никто не говорит об этом, но мы все знаем правду. Я вызвался добровольцем, но у лорда Зигфрида есть средства, чтобы подчинить других своей воле. А Таллис… Я слышал, что она делает с теми, кто ей перечит. Пролить благородную кровь для нее – все равно что отравить крыс. Она хочет корону, и ей безразлично, что нужно сделать, чтобы получить ее.

– Да защитят нас крылья Жар-птицы, – бормочет Виржиния из Ланкорфиса.

Худ переводит на нее налитый кровью взгляд.

– Поберегите свои молитвы. Я не последний, кого Зигфрид и Таллис заставят пойти против вас.

Арон поворачивается к командиру темной стражи.

– С кем имел дело сам Худ?

– Он назвал нам имя, – командир широко разводит руками, – но женщина оказалась посредником, как и человек, который ее инструктировал. Мы еще не поймали кого-нибудь, обладающего реальной информацией. – Он указывает на одного из стражников, который раскрывает руку в перчатке, чтобы показать маленький флакон, который держал Худ. – Мы все еще не знаем, что это. Мы ничего не смогли из него вытянуть.

Я подхожу ближе к Худу.

– Это зелье Зигфрида, не так ли? То, которое он давал мне в небольших количествах, чтобы заставить трансформироваться. То, которое он собирался подарить принцессе Одетте, чтобы навсегда превратить ее в лебедя.

Позади меня один из советников задыхается от негодования. Другой ругается. Но Худ только смеется.

– Как скажете, – от его вони у меня сводит живот.

Арон вздыхает.

– Ну, если лорд Худ не желает сотрудничать, я предлагаю заставить его выпить зелье, чтобы мы могли посмотреть, какой эффект оно окажет.

Серая кожа Худа приобретает восковую бледность. И все же он рычит на Арона:

– Лучше так, чем умереть от ваших рук, вы, ничтожный калека.

Губы Арона сжимаются, но он просто говорит:

– Однако я не жестокий человек, – он кивает стражникам. – Сначала освободите его. И расстегните застежку на мантии.

Они повинуются, три стражника вытаскивают топоры, а один снимает ошейник и кандалы. Худ тяжело дышит, но стражник с флаконом не колеблется. Он откидывает крышку, подносит флакон к губам Худа и вливает содержимое ему в рот, а потом быстро отступает.

В комнате воцаряется тишина. Все ждут.

Ничего не происходит. Худ начинает смеяться, но смех перерастает в паническое удушение, и он хватается за горло. Или пытается. Его плечи скручиваются, кожа на руках начинает растягиваться и рваться. Он откидывает голову назад и кричит, когда перья пронзают его плоть. Ноги его подгибаются, а череп удлиняется.

Я отворачиваюсь и закрываю глаза, когда по горлу поднимается желчь. Его крики все звучат и звучат, пока не становятся криками гигантского грача. Когда я снова смотрю, человек, который стоял там, исчез.

Несколько моих советников бормочут молитвы. Виржиния держит руки перед лицом, скрестив запястья: древний жест, отгоняющий зло. Командир темной стражи прижимает руку ко рту, как будто его вот-вот вырвет.

Первым заговорил лорд Корвакс.

– Это не выглядело… естественно.

Он прав. Это было слишком медленно. Слишком мучительно жестоко.

Худ хлопает крыльями и клюет сброшенный халат.

Арон жестом указывает на бескрылых стражников, ожидающих по краям комнаты, и они постепенно приближаются, пока не оказываются в пределах пары размахов крыльев огромной птицы. Будучи так близко к преображенному дворянину, стражники должны уже корчиться на полу в агонии. Арон хмурится.

– Вы ничего не чувствуете?

Ближайший качает головой.

– Нет, Ваше Величество. Ничего.

Пианет приближается к огромному грачу. Худ пронзительно кричит и снова хлопает крыльями, пытаясь улететь подальше.

Пианет качает головой.

– Я думаю… я думаю, он исчез. Я не чувствую ни мыслей, ни личности. Лишь путаница. И страх.

Один за другим мы закрываем глаза, отдаваясь мысленным ощущениям. Находясь в полете, мы можем общаться друг с другом без слов. Дворянин в человеческом облике все еще может ощущать мысли преображенного дворянина. Но сейчас нет ничего. Никакого подобия человечности.

Его сила, позволяющая менять форму, была будто выдрана из него. Вместе с разумом.

– Чудовищно, – говорит кто-то. Раздается ропот согласия. Я содрогаюсь, когда понимаю, какой была бы моя судьба, если бы Худ преуспел.

Внезапно птица начинает каркать и хлопать крыльями, вертя головой из стороны в сторону, словно стараясь найти выход, и щелкает клювом в сторону стражников поблизости.

– Откройте балконные двери! – Арону приходится перекрикивать грача, но стражники слышат его; еще мгновение – и огромная птица, хлопая крыльями, летит через фьорд к морю.

Я поворачиваюсь к ближайшему слуге: – Принесите нам, пожалуйста, вина. И позовите врача. – Один из стражников истекает кровью от царапины, нанесенной клювом Худа. Я делаю паузу, ожидая, когда мое сердцебиение замедлится. На лицах моих советников я вижу ту же смесь шока и ужаса, что и у меня. Арон берет меня за руку.

– Правильно ли мы поступили, отпустив его? – спрашиваю я. – А если он на кого-нибудь нападет?

– Настоящие грачи питаются падалью. Подозреваю, что Худ не найдет себе достаточно пропитания, чтобы прожить долгую жизнь.

Леди Яффл, представительница Олориса, стоит неподалеку. Я поворачиваюсь к ней.

– Сколько, леди Яффл?

Ее глаза расширяются.

– Ваше Величество?

– Худ сказал, что вы должны знать о похищениях, поэтому я спрашиваю вас. Сколько моих подданных захватила Таллис? У скольких из них зелье Зигфрида отняло человечность?

Зеленоватая кожа женщины темнеет под моим пристальным взглядом, а другие советники подходят ближе, ожидая ее ответа.

– Он… он, должно быть, лгал. Я не знаю ни о каких похищениях.

– У него не было причин лгать, – голос Арона холоден. – Так мы можем спросить почему? – он оглядывается на совет. – Почему тот, кто утверждает, что представляет доминион Олорис, кто жаждал титул защитника, не знает о том, что происходит внутри его доминиона? Если только, леди Яффл, вы просто не пожелали поделиться информацией…

– Что ж… – Яффл сжимает руки. – По правде говоря, Ваше Величество, я не была в Олорисе со времен снежных бурь. А если брать во внимание празднование солнцестояния и требования моих собственных владений, вряд ли можно ожидать, что я…

Арон замолкает, вынимает перо из пальцев кружащего рядом секретаря и делает пометку в книге, которую тот держит.

Дворянка наклоняет голову вперед и судорожно сглатывает.

– То есть я встречусь с другими представителями Олориса и немедленно начну расследование, Ваши Величества. Я могу только извиниться за отсутствие надзора…

– Мне нужны ежедневные отчеты о вашем прогрессе, – Арон делает еще одну пометку в книге, прежде чем добавить: – Начиная с сегодняшнего дня.

Леди Яффл уходит, оставив целое болото заверений и незаконченных фраз, слуга возвращается с вином, и вскоре мы возобновляем заседание совета, образуя новый круг. Я уверена, что после появления Зигфрида и нападения Худа мои советники должны согласиться начать подготовку Соланума к войне. Но моя уверенность здесь неуместна. Они все еще движимы сомнениями, беспокойством о цене, уверенностью в том, что Зигфрид и Таллис не смогут напасть на целое королевство. Кто-то предполагает, что мобилизация конгрегаций – объединенных сил бескрылых и дворян, составляющих армию, – когда у нас нет очевидной цели, выставит нас слабаками и параноиками. И тогда Патрус из Бритиса кланяется Арону и говорит своим самым елейным голосом:

– Конечно, можно было ожидать такого поспешного и несвоевременного поступка от покойного короля, вашего отца. Но, несмотря на молодость, Ваше Величество часто проявляли мудрость, которой, к сожалению, недоставало королю Албарику.

Я жду, что Арон взорвется от гнева. Или принизит Патруса до размеров одного из его кислотных комментариев. Но вместо этого он открывает рот, снова закрывает, меняется в лице и, наконец, смотрит на меня.

– Возможно, лучше быть осторожными, моя королева. Чтобы скрыть наши приготовления как можно дольше, пока мы не соберем больше улик. Давайте договоримся пока отложить сбор армии.

Неужели Арон не понимает, что Патрус манипулирует им?

Патрус кашляет, прикрывая рот рукой, но я уверена, что за этой рукой прячется ухмылка. Мне хочется закричать на него, приказать выйти из комнаты. И, возможно, мне следует. Возможно, мне следует бросить вызов своим советникам и приказать собрать армию, несмотря на их возражения.

Но мой дядя Албарик провел достаточно времени, крича на людей. В итоге он все равно оказался мертв.

– Господин Пианет, – ровность моего голоса удивляет даже меня, – пожалуйста, напишите принцу Эорману Фрайанландскому и пригласите его к нам. – Я бросаю взгляд на Арона, провоцируя его вмешаться.

Глаза Пианета расширяются, но он кивает.

– Я позабочусь об этом, Ваше Величество. Вы собираетесь заключить союз с Фрайанландией, чтобы вторгнуться в Селонию?

– Нет. Я хочу сделать то, что сказала в Скайне. Мы продолжим оказывать помощь селонийской знати, как и сейчас, но на этом все, – я оглядываю круг советников. – Я бы попыталась заключить мирный договор между знатью Селонии и ее бескрылыми, но у них нет причин нас слушать. Возможно, если бы мы провели некоторые реформы, предложенные королем и мной в отношении бескрылых в Солануме, мы могли бы говорить с ними обоснованно. Но, как бы то ни было…

Лорду Корваксу и другим членам Собрания, по крайней мере, хватило порядочности смутиться.

– На сегодня достаточно.

Отпущенные стражники и советники гуськом выходят из комнаты. Я замечаю, что по другую сторону двери маячит Валентин. Вероятно, в ожидании Арона. Прежде чем я успеваю уйти, Арон хватает меня за руку.

– Адерин…

– Ты должен был поддержать меня, супруг, – я выдергиваю пальцы из его хватки. – Валентин говорил, что любит строить. Возможно, он сумеет построить тебе хребет, – я выхожу из зала совета, не дожидаясь его реакции.

Простуда Летии не проходит. Следующие несколько дней она оказывается прикована к постели, за ней присматривает одна из горничных, а мы с Фрис, как можем, обходимся без нее. Я снова пишу Ланселину в Мерл, прося его укрепить оборону замка, и приказываю лорду Пианету поручить клеркам изучить законы; древние законы Соланума достаточно расстроили мои планы, но я надеюсь, что где-то мы найдем лазейку, которая позволит монархам в обход Скайна мобилизовать конгрегации. Я также прошу его поручить одному из своих джентльменов расследовать дело Патруса из Бритиса. Я на своем опыте убедилась, какой Патрус двуличный ублюдок, как он стремится любыми средствами добиться власти. Он пытался похитить меня, чтобы заставить выйти за него замуж, и ходят настойчивые слухи, что он убил других своих жен. Я уверена, он действует против нашей монархии, мне просто нужны доказательства.

Зима все еще держит королевство в своих тисках, но, по крайней мере, снега больше нет. Ночью много звезд, и стоит мороз, дни ясные и чистые, но воздух так холоден, что царапает горло. Солнечный свет не улучшает моего настроения. Я не могу трансформироваться из-за поврежденной руки, а езда в одиночку – я не разговариваю с Ароном – не особенно приятна. Как-то раз я иду в тренировочный зал, но ухожу, когда вижу там Арона, фехтующего и смеющегося вместе с Валентином. Вместо этого я направляюсь в обнесенные стеной сады Цитадели. По дороге я размышляю о Таллис и словах Худа, пока она почти не мерещится мне за голыми деревьями. Но это Верон. Он присел на краешек клумбы, разглядывая тонкие серебристые листья цветка фростфизера. Я быстро сворачиваю на другую дорожку.

Но, думаю, он меня увидел; вскоре он окликает меня.

– Ваше Величество…

– Милорд Верон, – я жду, пока он догонит меня, и два темных стражника, которые следуют за мной, отступают чуть дальше. – Я не хотела вас прерывать.

– Вы этого не сделали. И мне будет приятна ваша компания. Мои мысли… – он пожимает плечами. – Они не очень хорошие компаньоны.

Некоторое время мы бродим по саду. Он спрашивает у меня названия различных растений, и я отвечаю то, что знаю. В конце концов, я чувствую себя обязанной пригласить его сопроводить меня в королевские покои, чтобы немного подкрепиться. Слуги приносят пирожные и горячие напитки; как только они уходят, я возвращаюсь к теме, которую мы обсуждали за обедом у Арона.

– Итак, милорд, теперь, когда вы пробыли в Солануме немного дольше, вы все еще находите, что он очень сильно отличается от Селонии?

– Возможно, это все не так странно, как я думал. Я привыкаю к вашим обычаям, и ваша еда больше не вызывает у меня… – он прижимает руку к животу.

– Боль в животе? Спазмы?

– Да, их, – он впервые смеется, и я замечаю, как на его щеках появляются ямочки. – И я вижу, что вы, соланумцы, не так уж сильно отличаетесь от нас.

– Но вы, конечно, встречались раньше с дворянами из Соланума? – я вспоминаю Зигфрида и его путешествия. – Вы никогда не бывали здесь, когда были моложе?

– Ну, я, кажется, однажды встречался с соланумским послом, – он делает паузу и наливает себе еще одну чашку шоколада. – Я думал о том, что вы сказали, – об улучшении положения. Ваша мать была защитницей, не так ли? И пыталась многое улучшить, судя по тому, что мне рассказывали.

Смена темы сбивает меня с толку, но его интерес меня радует. Я начинаю описывать некоторые улучшения, которые моя мать сделала в Атратисе. Школы и больницы для бескрылых. Благотворительная помощь тем, у кого трудные времена. Местные законы защищают тех, кто работает в нашей растущей оловянной промышленности. Он слушает, и я описываю все больше изменений, которые Арон и я хотим ввести по всему королевству.

Я замолкаю, когда понимаю, что вот-вот расскажу о бескрылом Собрании, плане, о котором никто, кроме Арона, еще не знает. Верон предлагает мне продолжить, но я отрицательно качаю головой.

– Нет, я уверена, что наскучила вам, – селонийский аристократ кажется надежным, но я уже совершала ошибку, доверяя людям, которые этого не заслуживали. – Прошу простить меня.

– Мне нечего прощать. Вы любите свое королевство и особенно свой Атратис. Ваш энтузиазм… – он разводит руками, словно подыскивая нужное слово, – очарователен. – Он наклоняет голову. – Я уважаю вас за это, – улыбка исчезает из его глаз. – Я люблю Селонию точно так же. Нет ничего, чего бы я ни сделал ради своей страны. Надеюсь, вы понимаете.

Я не сразу отвечаю; я не уверена в том, что именно он хочет донести. В любом случае, я не стану давать обещания, которые могут стоить жизни моим подданным. Но я должна кое-что сказать.

– Надеюсь, вы сможете вернуться домой. Но вам и вашим людям здесь рады, милорд, останетесь ли вы здесь на месяцы, годы или навсегда.

Он выдерживает мой взгляд – надеялся ли он на большее? – но потом откидывается на спинку стула и снова улыбается.

– Мой брат будет рад это услышать. Я не уверен, что смогу вернуть его в Селонию, даже если мне удастся отвоевать часть Селонии у моих бескрылых соотечественников.

– Но если вы попросите его вернуться с вами, чтобы помочь восстановить…

– О, он, конечно, присоединится ко мне. Хотя я не уверен, что его сердце так же будет желать этого, – он снова бросает на меня испытующий взгляд, прежде чем встать. – Я больше не буду злоупотреблять вашим временем. Жаль, что я не захватил с собой вечерний наряд, когда бежал из Селонии, и теперь должен пойти к портному, если не хочу опозориться на балу на следующей неделе. Насколько я понимаю, это важное событие?

– Ох. Да, он проводится каждый год в честь окончания Войны Хищников, – мне почти удалось забыть об этом. Сейчас мне совсем не хочется танцевать с Ароном, и я собираюсь провести большую часть вечера, наблюдая, как Люсьен бессовестно флиртует с красивыми аристократками. Но я вряд ли смогу объяснить это Верону. – Значит, вы будете на балу?

– Конечно. Может быть, сейчас и пик кризиса, но это не повод пренебрегать условностями приличного общества, – он внезапно улыбается, и ямочки вновь появляются на его щеках. – И я надеюсь, вы окажете мне честь потанцевать со мной. Я надеюсь, что в бальном зале вы будете двигаться так же грациозно, как и с мечом в руке.

Я чувствую, как горят мои щеки, и надеюсь, что Верон этого не замечает.

– Благодарю вас, буду рада.

Он берет мою руку и, к моему удивлению, целует ее.

– До встречи.

Глава пятая

За два дня до бала, ближе к вечеру, когда мы с Летией сидим в гостиной, входит лорд Пианет с ответом принца Эормана на наше приглашение. Принц отклонил приглашение, сославшись на плохое здоровье отца, но прислал подарок: драгоценную брошь и еще одно личное письмо, адресованное мне. Все еще держа брошь в руке, я вскрываю второе письмо и читаю его вслух.

Продолжить чтение

Другие книги автора

Лебединый трон