Читать онлайн Межполушарное взаимодействие бесплатно

© Издательство «Генезис», 2009

Предисловие

Теория межполушарного взаимодействия – междисциплинарная система взглядов о закономерностях, механизмах, этапах и формах протекания многогранных эндо- и экзогенных энергоинформационных коммуникаций человека.

Функциональная асимметрия мозга и межполушарные взаимодействия в процессе осуществления психической деятельности являются одной из важнейших характеристик человека как вида, эволюционным новообразованием, не уступающим по своей важности прямохождению, мануальной деятельности, речи и сознанию. Собственно последние и стали неотъемлемыми человеческими качествами, отобранными эволюцией благодаря стагнированной именно асимметричным образом нейробиологической базе. Вместе с тем эти поведенческие паттерны сами являются триггерными механизмами для становления и закрепления специфически латерализованной мозговой активности в фило- и онтогенезе человека.

Функциональная специализация и взаимодействие полушарий, с одной стороны, обеспечивают человеческой психике устойчивость, упорядоченность и дифференцированность, с другой – предопределяют наличие степеней свободы для создания новых психологических интеграций.

С середины ХХ века проблема межполушарных взаимодействий стабильно удерживает первое место в исследовательском поле нейронаук. К «межполушарному дискурсу» постоянно апеллируют также клиницисты, этологи, лингвисты, педагоги и т. д., не говоря уже о средствах массовой информации. Вряд ли какой-то другой объект обсуждения может конкурировать с этим по обилию фактов, объяснительных моделей, а подчас и спекуляций. К настоящему времени имеется достаточно литературных источников, посвященных феноменологии и научному обсуждению огромного массива данных о парной работе мозга. Но накал страстей не уменьшается, а потребность в такого рода литературе не уменьшается. Это обусловлено, во-первых, постоянным пополнением «банка данных» в этой области знаний, а во-вторых, тем очевидным обстоятельством, что многие фундаментальные работы стали сегодня раритетами, поскольку давно не переиздавались или в свое время были опубликованы в специальных научных сборниках.

В результате молодые специалисты знакомятся не с базовой литературой (в истинном смысле этого слова), а с той, которая им доступна. И дело не в том, хороша она или плоха, а в том, что любой автор использует накопленный ранее опыт избирательно, в некотором предпочтительном именно для его точки зрения контексте.

Таким образом, имеет место некоторая парадоксальная ситуация. Кажется, что все в той или иной мере знакомы с основными тезисами «межполушарной парадигмы», но в ходе наблюдения за дискуссией появляется ощущение, что разговор ведется о разных феноменах и разных объяснительных моделях. А терминология при этом используется одна и та же.

В этой связи представляется важным обозначить ряд понятий, которые являются центральными в данной парадигме. Это необходимо именно потому, что нет сегодня направления в науках о поведении человека, которое не обращалось бы к анализу межполушарного обеспечения психических функций. Но терминологическая путаница и эклектика схем анализа приводят подчас к необоснованным выводам и явным противоречиям между различными научно-исследовательскими школами.

Итак, понятие «межполушарное взаимодействие» включает в себя представления:

• о доминантности полушарий мозга. Употребление этого термина еще с 50-х годов прошлого века было признано грамотным только в контексте непременного упоминания, «по отношению к какому фактору (именно фактору, а не целой функции или процесса), в каких условиях, в каком возрасте, в каком социокультурном обрамлении»;

• о функциональной асимметрии мозга, имеющей нейробиологические, психофизиологические и психические (фило-и онтогенетические) аспекты; то есть о функциональной латерализации, специализации левого и правого полушарий мозга в процессе обеспечения любой психической функции и, более глобально, целостных стратегий поведения;

• о парной работе левого и правого полушарий мозга, то есть о собственно межполушарных взаимодействиях в актуализации различных параметров, аспектов психической деятельности в целом и конкретной психической функции или процесса в частности;

• о системе и функциях комиссуральных связей, обеспечивающих парную работу мозга актуально и на разных этапах онтогенеза; то есть о структурах и механизмах, которые собственно и реализуют многогранные межполушарные взаимодействия (координации).

Следует отметить, что наибольшее число имеющихся публикаций (в том числе – тематических хрестоматий) посвящено обсуждению специализации правого и левого полушарий. Данное же издание в первую очередь акцентирует аспект собственно взаимодействия полушарий: системно-динамических модулей и уровней его обеспечения, онтогенетических характеристик, а также базовых феноменов и патофеноменов, имеющих место в норме, субнорме и патологии.

В разделе 1 объединены работы, обсуждающие теоретические проблемы парной работы полушарий мозга. Литературные обзоры, выполненные Б.С. Котик и В.И. Голодом, представляются наиболее на сегодняшний день информационно насыщенными и обобщающими опыт, накопленный прежде всего за рубежом. Следует подчеркнуть, что за истекшее с момента первой публикации время их ценность ничуть не убавилась. Следующие две работы (А.В. Семенович, М. Кинсборн) посвящены постоянно обсуждаемой в психолого-педагогической среде проблеме левшества. Здесь специально представлены те отрывки авторских работ, которые апеллируют именно к теоретическому дискурсу данной проблемы. Помимо этого, работа М. Кинсборна (в переводе Л.И. Московичюте), любезно предоставленная автором для данной хрестоматии, является, на наш взгляд, образцом корректного научного анализа. Ее, помимо прочего, мы рекомендовали бы всем для усвоения как базовый алгоритм размышления истинного профессионала.

В разделе 2 представлены работы отечественных психиатров, ставшие классикой нейропсихологии. Генеалогически они примыкают к линии научных поисков мозговой организации психопатологических процессов, заложенной еще в XIX веке Х. Джексоном. Помимо самостоятельной ценности и уникальности этих описаний, данные тексты имеют особое значение ввиду набирающего силу нового направления исследований – идеологии «нейрокогнитивного дефицита». Ведь в излагаемых текстах, в сущности, заложены кардинальные линии дальнейших междисциплинарных разработок проблем мозгового обеспечения поведения человека. Например, сопоставление описываемых А.С. Шмарьяном патофеноменов и механизмов патологии ствола головного мозга с представленными в разделе 5 аналогичными нейропсихологическими данными позволяет совершенно по-новому увидеть функциональную иерархию межполушарных взаимодействий в актуал- и онтогенезе человека.

Раздел 3 посвящен обсуждению проблемы, которая не так часто попадает в фокус исследовательского внимания. Между тем динамические характеристики межполушарных взаимодействий – альфа и омега нейропсихологического анализа. Системно-динамическая природа мозговой организации психической деятельности инвариантно предполагает дифференциацию ее статических и кинетических (динамических) параметров. И соответственно внедрение в экспериментальный и аналитический арсенал нейропсихолога методов, адекватных решению этой задачи. В этом разделе представлены модели исследования разнообразных системно-динамических модификации церебрального обеспечения психической деятельности.

В Разделе 4 объединены работы авторов, профессиональный интерес которых направлен на изучение главной мозговой комиссуры – мозолистого тела. С середины 50-х годов ХХ века, после знаменитого открытия Р. Сперри, Дж. Богеном и М. Газзанигой «расщепленного мозга», признанного одним из величайших в истории науки, этой теме посвящены тысячи статей и монографий. Но интерес к тайнам этого уникального мозгового образования не ослабевает. Богатая феноменология, описываемая в каждом из представленных текстов, сама по себе уникальна, поскольку частота встречаемости больных с поражением (или недоразвитием) мозолистого тела невелика. Но не менее важен обзор литературы по данной проблеме, присутствующий в каждом тексте. В целом читатель получит возможность рассмотреть загадки мозолистого тела в самых различных ракурсах.

Раздел 5 посвящен онтогенетическим аспектам межполушарных взаимодействий человека. В определенном смысле они отражают эволюцию, преемственность нейропсихологического знания о закономерностях формирования межполушарных взаимодействий в онтогенезе и центральной роли стволовых и срединных образований в этой драматургии. Все представленные в этом разделе работы выполнены на верифицированном клиническом материале (ИНХ им. Н.Н. Бурденко РАМН, директор – академик А.Н. Коновалов), что обусловливает высокую валидность и надежность заключенных в них данных и выводов. Акцентируем это особо, поскольку, строго говоря, только такая схема анализа, опирающаяся на скрупулезное исследование локальной мозговой патологии, должна в принципе рассматриваться как безусловная доказательная база для дальнейших теоретических рассуждений. Можно дискутировать о трактовках полученных результатов, но их истинность не подлежит сомнению в отличие от любых сколь угодно многочисленных экспериментов на нормативной (субнормативной) выборке.

Собственно, сказанное в полной мере относится ко всем работам, включенным в настоящую хрестоматию. Они выполнены в единой жесткой схеме анализа (начиная от методического обеспечения и заканчивая алгоритмом рассуждений) и, таким образом, стопроцентно сопоставимы, объективны и независимы от времени, индивидуального авторского почерка и т. п. Очевидно, в этом содержится одно из главных достояний школы А.Р. Лурия. Стабильность, инвариантность базовых схем анализа – единственная возможность реализации «времясвязывающей» функции научной мысли, а, следовательно, плодотворного развития знания.

Раздел 1. Межполушарное взаимодействие: теоретические аспекты

История и современное состояние проблемы межполушарного взаимодействия[1]. Котик Б.С.

Историко-методологический анализ развития нейропсихологии вообще и проблемы межполушарного взаимодействия в частности представляются актуальной задачей, заслуживающей специального внимания. Но при первых же попытках реализовать эту задачу выявляются трудности, имеющие принципиальное значение. Прежде всего логическая история прогресса идей не всегда совпадает с хронологической историей их появления и существования. Скорее можно выразить это так: идеи рождаются, живут, но не умирают, то есть практически все идеи в области межполушарного взаимодействия, появившись на том или ином этапе развития нейропсихологии, на некоторый период занимают центральное положение, затем экспериментальное обоснование и критика идеи приводят к формулировке новой, более прогрессивной, более широкой идеи, объяснительная сила которой значительно выше. Однако фактически изжившая себя концепция продолжает имплицитно или явно влиять на интерпретацию новых фактов, и, таким образом, новая и старая концепции как бы сосуществуют.

Представления о системной и динамической локализации высших психических процессов стимулируют поиск в плане исследования межполушарного взаимодействия как динамического процесса обеспечения сложной жизнедеятельности человека, где каждое из полушарий выполняет свои вполне определенные функции, вносит свой вклад в осуществление любого психического процесса (Лурия, 1969; Хомская, 1986; Симерницкая, 1985).

Реальность функциональных асимметрий и латеральных феноменов несомненна, под каким бы углом зрения мы ее ни рассматривали. Все дело именно в том и состоит, что, исходя из одних и тех же фактов, разные авторы строят разные модели для их интерпретации. Сегодня нет недостатка в частных моделях, которые создаются для интегрирования информации определенного аспекта проблемы, таких как, например, теории, объясняющие мануальную доминантность, половые различия в латерализации. Недостает как раз некоторой большой объединяющей схемы, метатеории, или парадигмы, для всех проблем латеральности. Можно предположить, что такую теорию вообще нельзя сформулировать, считая, что латеральные феномены могут быть разнообразны по своей природе и не иметь общего механизма или принципа. Однако мы солидарны с более оптимистическим взглядом, отстаиваемым М. Алленом (Allen, 1983). В значительной части данные разных авторов часто совпадают или соответствуют друг другу. Параметры латерализации из разных и далеких областей коррелируют между собой, и, хотя корреляции часто невелики и сложно объяснимы, общая их схема обнадеживает.

Итак, доминируют частные модели. ‹…› М. Аллен (Allen, 1983) выделяет 5 основных классов моделей:

1) односторонней специализации;

2) кооперативного взаимодействия;

3) негативного взаимодействия;

4) параллелизма;

5) распределения. ‹…›

Следует отметить, что развитие взглядов на проблему парности в работе головного мозга всегда шло в ногу с попытками практического использования знаний и представлений о функционировании мозга. Две сферы деятельности человека являются основными потребителями информации в этой области: медицина и педагогика, т. е. организация и методика общего и специального обучения. При этом эффективность внедрения результатов научного поиска в практику существенно зависит от того, насколько верны исходные теоретические положения.

‹…›

Ранние взгляды: эквипотенциальность двух полушарий. Борьба за амбилатеральность

Первый значительный трактат о двойственности мозга, опубликованный Л. Виганом (Wigan, 1844), сразу же привлек внимание к новому взгляду на природу психических заболеваний. Его воззрения, достаточно прогрессивные для своего времени, вызвали противоречивые реакции общественности и прессы. Он считал человека существом двойственным, «сделанным из двух совершенных половин». Проблема парности рассматривалась еще вне идеи асимметрии функций, поскольку каждое из полушарий считалось полноценным мозгом. Ключ к успешной деятельности человека заключается в обеспечении синхронности их активности. Рассогласованность в их работе ведет к помешательству, является причиной нарушений поведения. Анализ логики А. Вигана представляется весьма поучительным для современного латерализационного бума.

Он начал с простого и потенциально проверяемого утверждения, что при поражении одного полушария психика может оставаться целостной, и приводил примеры сохранности психики в отдельных случаях односторонней мозговой патологии. Но не оговаривалось, какая сторона поражена, и делался вывод о дублировании психики. Доказательство существования двух сознаний, управляемых двумя полушариями, он черпал также в случаях раздвоения сознания: способность видеть себя со стороны, управлять своими патологическими склонностями, сдерживать импульсы. Он считал, что двойственное сознание заложено в природе нормального нейропсихологического функционирования. Однако в других случаях он видел причины нарушения поведения в дисфункции одного из полушарий, и теперь уже не важно, что в исходной позиции предполагалось, что каждое из полушарий обладает полным набором психических возможностей и могло бы обеспечить нормальное поведение самостоятельно.

В современной версии идея о двойственности мозга отстаивается некоторыми исследователями, но далеко не все ее разделяют. Дж. Боген и другие (Bogen, 1969; Puceetty, 1981) исходят из того, что при рассечении мозолистого тела психика не «разделяется» на две de novo, а просто рассечение выявляет уже существующую двойственность. Большинство исследователей считают, что мозолистое тело объединяет полушария в реализации познания и для обеспечения целостности сознания (Sperry, 1974; Мосидзе, Эзрохи, 1986), а Дж. Боген (Bogen, 1969) утверждает, что оно осуществляет посреднические функции между двумя фундаментально несовместимыми типами психики, «генерируемыми в одном и том же мозге». Его последователи считают, что с помощью мозолистого тела каждый из двух наших умов получает полную, но независимую репрезентацию мира (Puccetty, 1981).

А. Виган видел в обучении источник гармонии, однако предполагал, что «воля» одного полушария обычно «тиранизирует» другое, то есть одно лидирует, а другое ассистирует. Он считал, что, как правило, левое полушарие превосходит по силе правое и что эта асимметрия объясняет большую эффективность правой руки как инструмента воли. Таким образом, он как бы предвосхитил концепцию доминантности левого полушария.

Следует отметить, что идея равенства и параллелизма в работе полушарий привлекла внимание широкой общественности. Представление о том, что асимметричное использование рук есть результат исключительно воспитания при потенциальном их функциональном равенстве, легло в основу создания специальной организации «Общество амбидекстральной культуры», которую возглавил Дж. Джексон. В 1905 г. он изложил цели общества в книге «Амбидекстральность, или Двурукость и двуполушарность: аргумент для естественного развития и рационального обучения». Систематическая тренировка левой руки стала вводиться в практику в школах Америки и Европы. Результаты отражены как в научной, так и в художественной литературе. Так, в воспоминаниях Н. Саррот описываются муки французских школьников, которых заставляли писать левой рукой. И это несмотря на то, что уже в те времена большинство ученых считало, что ведущая рука есть продукт определенной естественной асимметрии мозга, результат естественного отбора, представляющий более высокий уровень эволюции видов. Уже исследовались анатомические асимметрии, асимметричное кровоснабжение мозга. Появлялись данные о развитии правшества по мере развития цивилизации. Но представители амбидекстральной культуры считали, что правшество исключительно продукт предубежденного воспитания, что любые функциональные различия вторичны по отношению к социально и культурно организованному обучению одной руки. Утверждалось, что тренировкой обеих рук можно достигнуть более равного кровоснабжения и вследствие этого – гармонизации человеческих эмоций и страстей. Предполагалось также, что письмо обеими руками будет освобождать по очереди каждую руку для отдыха, явится профилактическим средством против искривления позвоночника. Обещанные познавательные и неврологические преимущества обеспечивали широкое влияние идей амбидекстральности: давали надежду удвоить психические возможности.

В начале нынешнего века неврологи пытались найти объяснение тем случаям, когда поражение зоны Брока не сопровождается афазией. Некоторые вслед за К. Монаковым считали, что прилежащая к речевым зонам кора принимает на себя функции пораженного участка, другие приписывали викарную функцию противоположному полушарию. При этом важная роль отводилась ведущей руке. К. Броун-Секар (Brown-Sequard, 1874) полагал, что билатеральное развитие движений будет способствовать развитию обеих частей мозга. Была введена специальная гимнастика для развития тонких и точных движений при афазии. Некоторые ученые также считали, что благодаря тренировке можно изменить врожденную тенденцию мозговой доминантности, если интенсивную тренировку начать в раннем детстве. В те времена эти взгляды разделяли многие, нельзя сказать, что и сегодня столь упрощенные средства не предлагаются вновь и вновь.

Один на сторонников Дж. Джексона, Р. Ланди, советовал в качестве средства против афазии при поражении мозга изучение второго или даже третьего языка, но при этом, утверждал он, нужно держать книгу, писать, переворачивать страницы левой рукой, а правая должна быть как можно более пассивной. Предполагалось, что этот метод приведет к приобретению языка с помощью неиспользуемого правого полушария, а если так, то способности мозга в отношении языка удвоятся. Представлялось, что будущие поколения будут использовать свой левый мозг для германских языков и сохранять романские языки в правом. Если у больного будут поражены речевые центры слева, то у него все же сохранятся некоторые языки, на которых он сможет излагать свои мысли (Lundie, 1896)

Не правда ли, настолько просто, что кажется гениальным! Однако на самом деле, несмотря на то что у билингвов и полиглотов отмечается большая гибкость мозговых механизмов речи, картина афазии у них далеко не простая.

‹…›

Другой тип аргументов в поддержку амбидекстральности черпается из данных о левшах, поскольку известно, что под давлением традиций они чаще пользуются правой рукой, чем правши пользуются левой. Таким образом, они ‹…› стимулируют оба полушария, достигая уровня амбидекстрии, что обеспечивает им особую точность тонких манипуляций. Почему бы правшам не достичь уровня амбилатеральности, которая обычно является привилегией левшей (Lundie, 1896).

И наконец, особое внимание привлекали факты, свидетельствовавшие, что, несмотря на раннее поражение левого полушария головного мозга, у детей может развиваться речь. Интерпретация этих фактов была единодушной: у ребенка неполная дифференциация полушарий по речи, а у взрослого снижаются способности правого полушария развивать управление произвольными речевыми движениями. Отсюда ясно, что начинать тренировку обеих рук нужно как можно раньше в детстве для повышения силы разума и снижения вероятности нарушения психики при мозговых поражениях.

Действительно, клинические факты свидетельствуют о снижении способности к развитию речи у взрослого и о большей пластичности детского мозга (Симерницкая, 1985). Что же касается тренировки левой руки при афазии, то нет доказательства, что именно это влияет на восстановление речи.

По ряду оснований сторонники амбидекстральной культуры использовали мощные аргументы, но, несмотря на это, с самого начала они встретились с очень сильной оппозицией, хотя и не по тем пунктам аргументации, которые были наиболее слабыми.

Призывая к тренировке левой руки, представители амбидекстральной культуры исходили из предположения, что она просто нетренированная копия правой руки, как и правое полушарие – нетренированная низшая копия левого полушария. Но по крайней мере в отношении рук это оспаривалось уже тогда. Обещанию усилить силу ума тоже не очень поверили даже те, кто в целом положительно относился к движению за амбидекстрию. Было замечено, что больший процент амбидекстров, но не левшей, встречается среди имбецилов, чем в целом среди населения. Из этого не следует, что тренировка левой руки приведет к идиотии, но и в той же мере вряд ли приведет к гениальности.

Отмечалось, что большая амбилатеральность левшей вследствие вынужденного использования правой руки ведет к не столь уж благотворным результатам. Появились описания случаев эмоциональных расстройств и распада навыков письма, когда родители и учителя активно вмешивались в процесс формирования предпочтения руки у ребенка. Однако такие протесты были на руку движению за амбидекстрию: ведь они призывали не к замещению одной руки другой, а к двурукости или равнорукости. А в 1911–1912 гг. стали известны исследования по переученным левшам, которые подчинились традиции общества и стали писать правой рукой. Среди них заикание встречалось в три раза чаще, чем среди других, включая левшей, которые не переучивались. Объясняли это тем, что либо доминантная речевая область «обкрадывается энергией», либо имеет место некоторое соревнование, дезорганизующее функцию.

Модели параллелизма

В современной литературе также обсуждаются модели параллелизма, но чаще всего параллелизм выступает не как общий принцип, а как один из возможных на определенной стадии или для определенного контингента.

Главное, что объединяет разные варианты данного класса моделей, – это признание, что оба полушария функционируют: а) симультанно; б) независимо друг от друга. Эти модели могут рассматриваться как билатеральные, но не интерактивные, что отличает их от моделей кооперативного взаимодействия, которые представлены ниже.

В параллельных моделях можно выделить два подтипа: 1) оба полушария выполняют одну и ту же функцию; 2) они выполняют качественно разные функции или субкомпоненты высшей функции. Эти подтипы не противоположны друг другу, поскольку некоторые функции могут реализоваться по первому, другие – по второму.

Наиболее известная модель параллелизма принадлежит С. Даймонду (Dimond, 1972), который считает, что на ранних стадиях первичного перцептивного анализа оба полушария работают параллельно, но на более поздних стадиях уже имеют место координация и интеграция их активности. Аналогичные модели, включающие стадийность, разрабатывались и другими авторами (Moskovitch, Klein, 1980).

Иная общая модель параллелизма предложена Д. Олпортом и его сотрудниками в 1972 г. Они предполагают, что в мозге существует как бы ряд «независимых компьютеров специального назначения», которые работают параллельно. Для любой сложной задачи необходимо вовлечение определенного набора этих процессоров (компьютеров), а для двух сложных задач могут потребоваться одни и те же процессоры, и тогда неизбежно разделение их во времени (предположительно процессор в определенный момент времени может выполнять только одну задачу). Кроме того, каждая задача может использовать и процессоры, необходимые именно для этого одного задания. Если же у двух задач нет общих процессоров, то они могут выполняться одновременно, параллельно, независимо (Allport et al., 1972). Хотя Д. Олпорт и его сотрудники предполагали, что правое и левое полушария могут рассматриваться как два независимых процессора, некоторые их данные не соответствуют такой интерпретации. Поэтому они в принципе оставили открытым вопрос об анатомической организации каналов, а М. Москович (Moskovitch, 1979) уже рассматривает полушария как каналы.

Параллельная переработка чаще всего предлагалась как возможный механизм некоторых аспектов функции памяти, в частности, формирования энграмм. М. Газзанига, Дж. Ле Дукс полагают, что до 8 лет у детей закладываются билатеральные энграммы для языка и зрительно-пространственных стимулов. Они считают, что это происходит из-за медленной миэлинизации мозолистого тела, что делает полушария ребенка относительно «расщепленными». У взрослых турмозный процесс мешает экспрессии этих билатеральных энграмм. При запоминании у взрослого происходит многомерное кодирование информации, и разные ее аспекты фиксируются разными нервными кодами в разных анатомических локусах. Это не множество идентичных копий информации, а разные ее репрезентации. Хотя авторы не уточняют детали такого множественного кодирования, можно думать, что разные аспекты новой информации кодируются симультанно и что кодирование происходит в обоих полушариях (Gazzaniga, Le Doux, 1978).

А.В. Семенович (1988) говорит о функциональной автономности, доходящей до степени функциональной разобщенности в работе полушарий у левшей.

‹…›

Идею параллелизма, на наш взгляд, можно принять лишь как одну из возможностей на определенных этапах переработки, но не как общий принцип работы полушарий.

Для ранних этапов развития представлений о роли двух полушарий характерна идея о принципиальной равноценности и полноценности каждого из полушарий в регуляции психики. Однако накопление фактов о неравнозначном участии полушарий в различных процессах, особенно в речевых, постепенно на первый план выдвигает концепцию доминантности полушарий с соответствующими выводами для практики.

Концепция доминантности полушарий

Середина XIX пека отмечена бурным развитием афазиологии. После того как Дж. Буйо (Bouilloud, 1865) связал афазию при поражении левого полушария с правшеством большинства людей, Р. Брока (Broca, 1865) сформулировал правило, связывающее левшество с представительством речи в правом полушарии. Дж. X. Джексон в 1869 г. сформулировал идею ведущего полушария: «Для важнейших и главнейших (речевых) процессов обязательно должна быть одна ведущая сторона» (Джексон, 1984).

Это представление было догматически воспринято его современниками, и поэтому на первый план вышла концепция доминантности левого полушария мозга в реализации познавательных процессов, среди которых ведущее место принадлежит речи. Из-за того, что нарушения речи и языка при локальных поражениях мозга выступают относительно явно, и благодаря важной роли речи в повседневной жизни человека большинство ранних клинических исследований касались афазии. Функции левого полушария были как бы в фокусе внимания.

Как мы знаем уже сегодня, при поражениях правого полушария одним из наиболее характерных признаков является анозогнозия, т. е. недооценка или неосознание своего заболевания. В связи с этим больные с поражением правого полушария мозга, как правило, попадали в поле зрения неврологов значительно позже, чем с поражением левого. Соответственно они находились уже в достаточно тяжелом состоянии и были менее доступны исследованию. Это повлекло за собой недооценку функций правого полушария, которому, как известно, приписывались самые нелестные эпитеты: «немое», «глупое», «ведомое», «младшее» в противовес левому – «говорящему», «разумному», «ведущему», «старшему». В лучшем случае за ним признавалась роль «запасной части», вступающей в действие при поражении левого полушария.

Характерно, что сам Дж. X. Джексон никогда не разделял господствующего в то время взгляда, что только одно полушарие участвует в речи. Он считал, что речевые процессы представлены в обоих полушариях, но на разных уровнях функциональной иерархии. На нижнем уровне – эмоциональные выражения и примитивные непроизвольные речевые реакции. Они, по Джексону, представлены билатерально и поэтому не нарушаются при афазии. На среднем уровне – понимание, которое более автоматизировано и поэтому менее подлежит унилатералыюй специализации. На высшем уровне – произвольная фразовая речь, единственная, связанная с эволюцией ведущего полушария, и она полностью зависит от его целостности. Он считал, что доминантность (хотя он и не пользовался этим термином) скорее всего представляет собой некоторый континуум, на одном из полюсов которого наиболее сложные аспекты языка, а на другом – автоматические, простые. Развитие доминантности не влечет за собой появления новых функций, а скорее служит для более полного развития уже имеющихся. Кроме того, он всегда оговаривал «ведущее для чего».

Таким образом, в работах Дж. X. Джексона наряду с концепцией доминантности содержались также идеи функциональной специфичности полушарий и уровневого подхода к анализу мозговой организации сложных психических процессов. Так, он отмечал, что при грубой афазии эмоциональные компоненты речи и поведения в целом не нарушаются, и предположил, что эти компоненты могут быть функцией правого полушария, тогда как пропозиционные компоненты, такие, как словарь и синтаксис, являются функцией левого полушария. Его идеи настолько опережали свое время, что почти 100 лет оставались без внимания. Особенно идея уровневого подхода.

В начале нашего века неврологи начали задумываться над вопросом, почему правшество, доминантность левого полушария и латерализация в нем речи связаны между собой? Само по себе моторное превосходство правой руки не объясняет роли левого полушария в речи. Различие в функциях двух полушарий оказалось значительно большим, чем различие в практическом использовании обеих рук. Постепенно укреплялась идея о том, что именно развитие искусства письма, культурной и абсолютно асимметричной, выполняемой одной рукой деятельности в сфере языка обусловило то, что противоположное полушарие приобрело особую важность в знаковой деятельности. Стало ясно, что для объяснении роли левого полушария в речи недостаточно указания на правшество.

У детей-правшей, как правило, не развивается афазия после поражения левого полушария, пока они не умеют писать. Аналогично у неграмотных нет такого доминирования левого полушария, и, следовательно, у них реже возникает афазия при поражении левого полушария, таким образом, выше вероятность билатерального представительства речевых функций. Хотя это значительное упрощение, но эту идею нельзя полностью отбросить и забыть (Critchley, 1962). Когда интерес сместился к проблеме мозговой доминантности, то вскоре проявились внутренние сложности внешне простой проблемы. Оказалось, что левшество не является зеркальным вариантом правшества. Стали обсуждаться такие проблемы, как степень мозговой доминантности, перекрестная доминантность, связь неадекватной доминантности с незрелостью мозга, амбидекстрия как двойное левшество. Особое внимание уделялось афазии у левшей.

И все-таки концепция доминантности полушарий долгие годы являлась ведущей в представлениях о мозговой организации психических процессов. Соответствующие практические приложения также имели место.

В 1930-х годах С. Ортон разработал теорию развития речи в связи с развитием доминантности полушарий. Он заметил, что у детей, испытывающих трудности при чтении и письме, часто наблюдается зеркальность в письме и в рисунках. У них же часто отмечается нечеткая мануальная асимметрия, а в семье есть случаи левшества и смешанной доминантности. Исходя из представления, что в субдоминантном полушарии образы имеют зеркальную ориентацию по отношению к внешнему миру, он предположил, что явления зеркальности у таких детей есть результат неполной односторонней доминантности в зрительной речевой зоне. Показателем этого может быть неполная моторная доминантность. Другое предположение состоит в том, что латерализация с возрастом усиливается, начиная с отсутствия или минимума при рождении и достигая максимума у взрослого (Orton, 1937).

Влияние этой теории на практику обучения и специального образования было огромным, поскольку педагоги приняли установку на то, что разнообразные трудности чтения и письма можно исправить благодаря упражнениям, направленным на усиление доминантности.

В дни С. Ортона большинство из того, что было известно о латеральной специализации, имело отношение к доминантному полушарию по речи – левому для большинства правшей. С тех пор исследования в этой области значительно расширились, стимулируемые развитием новых методов исследования.

Модели односторонней специализации

В современной нейропсихологической литературе влияние концепции доминантности прослеживается вполне отчетливо в моделях односторонней специализации. Вообще в чистом виде идея односторонней специализации предполагает распределение функций по типу «все или ничего»: то есть только одно полушарие полностью выполняет определенный психический процесс.

Часто в литературе неопределенно употребляется: «Правое полушарие специализируется… левое полушарие специализируется…», но на самом деле обычно имеют в виду, что каждое полушарие может выполнить определенную задачу, но по каким-то причинам это делает одно из них, то есть задача функционально латерализована. Истинные модели односторонней специализации чаще всего относятся к речевым процессам, но и эта традиция в последнее время существенно подорвана в связи с накоплением данных о роли правого полушария в речевых процессах. Сейчас наиболее популярен слабый вариант модели односторонней специализации, относящейся к отдельным аспектам, субкомпонентам языка и речи, а не ко всему языку в целом. А. Сирлеман (Searleman, 1977) считает, что об односторонней специализации чаще говорят по отношению к продуктивным аспектам речи, чем к пониманию. Почему так, пока не совсем ясно, но многие ищут ответ на этот вопрос (Corballis, 1980; Marin et al., 1979; Ardila, Ostrosky-Solis, 1984).

Обычно, говоря о левополушарной специализации в речи, учитывают специализацию правого полушария в зрительно-пространственных функциях, которая, однако, выражена в гораздо меньшей степени. Вполне типично такое утверждение: «Поляризация функций между правым и левым полушариями в течение детства ведет к смещению языка полностью в левое полушарие, а некоторых других функций – преимущественно в правое полушарие» (Lenneberg, 1967, p. 153). Е. де Рензи (с соавторами) утверждает, что одни аспекты пространственных функций локализованы односторонне, а другие – билатерально (De Renzi et al., 1968).

Попытки одностороннего соотнесения с полушарием имели место не только в отношении определенных функций, но и в отношении определенных стилей переработки. Так, Г. Кохен (Cohen, 1973) выдвинул гипотезу о том, что левое полушарие обрабатывает поступающую информацию последовательно (увеличение единиц информации удлиняет время переработки), а правое – целостно, параллельно (время, затрачиваемое на переработку, не зависит от количества единиц).

Таким образом, несмотря на осторожный подход, диктуемый несовершенством методик, большинство теоретиков стремятся придерживаться взгляда, что психические функции или типы переработки локализованы в одном полушарии. Эта мысль чаще имплицитно содержится в обсуждении экспериментальных и клинических фактов, чем формулируется в явном виде. Об односторонней специализации чаще говорят по отношению к функциям левого полушария и особенно речи.

Все остальные модели, фигурирующие в нейропсихологической литературе, предполагают различные варианты билатерализации.

Концепция функциональной специфичности полушарий. Идея о материальной специфичности. Внимание к асимметрии функций

Если идея уровневой организации функций входила в неврологическое мышление с большим трудом, то идея функциональной специфичности, гласящая, что каждое полушарие выполняет определенные функции и что правое полушарие может играть ведущую роль в каких-то психических процессах, достаточно упорно и успешно пробивала себе дорогу в анализе клинических наблюдений. Росло внимание к правому полушарию, направленное на выделение специфических для него функций.

Уже у Дж. X. Джексона есть идея о ведущей роли правой затылочной области в формировании зрительных образов. О. Петцль (Petzl, 1928) и М. Дайд (Daid, 1938) акцептировали важную роль правого полушария в пространственных функциях. Было отмечено, что при поражениях правого полушария возникает игнорирование левой половины пространства, нередко нарушается восприятие лиц и т. д. Накапливались перечни симптоматики, характерной для поражения только правого полушария. Так, описывались больные с неосознаванием паралича левых конечностей, с ощущением ложных конечностей и иллюзорных движений левых конечностей при поражениях правого полушария, больные с аутотопагнозией, которые при сохранной ориентировке в пространстве теряли способность ориентироваться в собственном теле. В начале века появился термин «анозогнозия» для обозначения неосознания прежде всего двигательных нарушений. Сегодня же под этим подразумевается неосознание дефектов более широкого спектра психических процессов, характерное именно для правополушарных синдромов.

Таким образом, в клинических исследованиях накапливались данные, свидетельствующие о том, что правое полушарие выполняет существенные функции и при его поражении. Отчетливая симптоматика свидетельствует, что сохранное левое полушарие не может обеспечить их полную компенсацию – также, как при поражении левого полушария речевые функции слабо компенсируются правым полушарием.

Этот этап в развитии представлений о мозговой латерализации можно обозначить как этап господства концепции функциональной специфичности полушарий: каждое полушарие играет ведущую роль в реализации определенных функций.

Накапливающиеся данные о функциях правого полушария в зрительно-пространственном восприятии привели к формированию такого представления о специализации полушарий, которое относило к компетенции левого полушария речевые функции, а все невербальные функции – к компетенции правого полушария. Таким образом, на первый план выступила идея материальной специфичности как начальный вариант, прообраз концепции функциональной специфичности: каждое полушарие играет ведущую роль при переработке определенного вида материала, прежде всего вербального или невербального. ‹…›

Процесс развития знаний о мозговой организации психических процессов существенным образом связан с общепсихологическими представлениями о психической деятельности. Определенный путь, пройденный когнитивной психологией, отразился и на разработке нейропсихологических моделей.

На начальных этапах развития когнитивной психологии познавательная деятельность человека упрощенно рассматривалась как процесс переработки информации по аналогии с компьютером, и на первый план выступил «блочный подход». Особенности, например, кратковременной и долговременной памяти объяснялись тем, что они обеспечиваются разными структурами-хранилищами или блоками по аналогии с ЭВМ. Таким образом, обострился интерес к особенностям функционирования мозговых структур. Развитие исследований в этом направлении впоследствии привело к выделению новой отрасли знания: когнитивной нейропсихологии.

В 60-х годах решающий шаг вперед в исследовании латеральной организации мозга был сделан благодаря расширению экспериментальных средств и методов. Так, в ходе исследований особенностей распределения внимания человеком, которые развернулись в связи с попытками моделирования психических процессов в искусственных системах, применялась методика дихотического прослушивания: в каждое ухо испытуемого подавались через стереонаушники разные сообщения одновременно. Д. Кимура (Kimura, 1961), сотрудница неврологической клиники при Университете Мак-Гилла в Канаде, применяя эту методику для исследований нарушений внимания, отметила, что большинство испытуемых воспроизводят существенно больше вербальных стимулов с правого уха. На большой группе здоровых испытуемых эффект правого уха подтвердился для слов. С левого уха испытуемые лучше узнавали неречевые стимулы: мелодии, звуки окружающей среды (Kimura, 1961; Котик, 1975). Эта методика получила широкое распространение, и ее аналоги стали применяться для исследования различного рода латеральных феноменов, например, различий в восприятии тахистоскопических зрительных стимулов при латерализованном предъявлении в правом и (или) левом полуполях зрения. При фиксации взора испытуемого в центральной точке достигается преимущественное поступление информации в соответствующее контралатеральное полушарие. При этом латентные периоды ответов для вербальной информации короче, если она предъявляется и правом полуполе зрения, а для неречевых зрительных стимулов – в левом полуполе (White, 1972).

Логика здесь в основном следующая: разная по своим характеристикам информация (вербальная или невербальная, например) перерабатывается в определенных различных системах, называемых в когнитивных исследованиях процессорами. Свойства и возможности этих процессоров определяют качество и скорость переработки. Так, процессор для вербальной информации находится в левом полушарии, а для невербальной – в правом. Поэтому выявляемые в эксперименте количественные различия в скорости реагирования или опознания латерализованной информации объясняются более прямым доступом этой информации в свой процессор. Такая парадигма исследований стала уже традиционной. Поиск различий и особенностей функционирования каждого из полушарий идет через констатацию, эмпирическое установление различного рода асимметрий (Доброхотова, Брагина, 1977; Kinsbourne, 1978).

При этом следует иметь в виду, что концепция функциональной специфичности и соответственно идея о материальной специфичности как ее вариант формировались и укреплялись на фоне господства догмата о доминантной роли левого полушария. Поэтому любое подчеркивание роли правого полушария в психических процессах было прогрессивным.

Особенности переработки информации в каждом полушарии. Противопоставление их функций, дихотомания

Нередко в интерпретации латеральных различий переработки информации указание на вербальную или невербальную природу стимулов подается как объясняющее. За этим стоит представление о решающем значении характеристик стимулов. Однако именно критика этого подхода существенно стимулировала прогресс в развитии концепций межполушарного взаимодействия.

Прежде всего, чтобы отличить вербальную информацию от невербальной, необходимо произвести уже достаточно глубокую переработку стимулов. Кроме того, сами стимулы не несут в себе достаточных абсолютных определителей своего значения; оно является результатом переработки. Например, речь на незнакомом языке воспринимается человеком как знаковая, но поскольку не извлекается значение, то семантически она равна невербальной информации.

В целом ряде исследований было показано, что при одних и тех же стимулах, но при варьировании условий задачи и соответствующем изменении хода переработки информации могут изменяться латеральные эффекты. Другими словами, преимущество того или иного полушария, проявляющееся в разной эффективности или скорости переработки информации, определяется не только типом стимулов, но и задачей, то есть тем, что должен субъект извлечь или для чего использовать эти стимулы.

Так, например, общеизвестный эффект правого уха при воспроизведении дихотически предъявленной вербальной информации исчезает, если вместо устного воспроизведения от испытуемого требуют узнать, какие слова были предъявлены, то есть выбрать тестовые слова из ряда, в котором столько же дистракторов, сколько и стимульных слов. Оказалось, что при относительно сохранном объеме воспроизведения слов при поражениях правого полушария их узнавание нарушается; при поражении левого полушария картина обратная: нарушено воспроизведение, но узнавание слов, предъявляющихся для запоминания, более сохранно (Котик, 1975).

На первый план выступает не столько характеристика стимулов, сколько то, как они перерабатываются, что с ними делается.

Исследование Дж. Маршалла (Marshall, 1986) вносит существенный вклад в аргументацию против представления о решающей роли качества стимулов для дифференциального участия полушарий в их переработке. Традиционно считается, что зрительно-пространственная и зрительно-манипулятивная переработка относится к компетенции правого полушария. Язык жестов, которым пользуются глухие, внешне представляет собой смесь пантомимы и иконических сигналов-знаков, выполненных пальцами. Встает вопрос о том, касается ли доминантность левого полушария только звуковой речи или связана с более «абстрактной» репрезентацией языковой формы (грамматики), независимой от модальности. Исследования нарушений экспрессии и понимания жестового языка при односторонних локальных поражениях мозга показывают, что так же, как и афазия, эти нарушения возникают при поражениях левого полушария. При поражении же правого полушария у глухих больных язык жестов нарушается незначительно, хотя в ряде зрительно-пространственных задач (включая рисование) у них обнаруживаются грубые нарушения. Следовательно, можно думать, что здесь дело в языке как таковом, а не в понимании и порождении устной речи. Дж. Маршалл описывает больную с сохранным слухом и с нормальным развитием речи (английский язык), которая в совершенстве владела языком жестов и работала переводчицей для глухих. На фоне левосторонней интракаротидной инъекции амитала натрия (проба Вада), проводившейся для определения доминантного по речи полушария, развилась временная афазия на обоих языках.

Таким образом, выявлена доминантность левого полушария в отношении не только английского языка, но и американского жестового языка. Причем нарушения жестового языка были грубее и продолжительнее. В дальнейшем, после правосторонней височной резекции у этой больной не отмечалось никаких нарушений на обоих языках, и она вернулась к работе.

Эти данные свидетельствуют о том, что различные своеобразные когнитивные репрезентации определенной сферы создаются каждым полушарием взрослого мозга независимо от той физической формы, в которой эти репрезентации проявляются. Возможно, что из-за сочетания языковых и зрительно-пространственных факторов усвоение новых жестовых знаков требует сохранности обоих полушарий.

Особую роль в развитии концепции функциональной специфичности сыграли исследования расщепленного мозга, которые наиболее ярко продемонстрировали различия в функциях обоих полушарий и вновь привлекли внимание широкой публики к проблематике функциональной асимметрии мозга (Bogen, 1969; Gazzaniga, 1970; Sperry, 1974). Эти исследования показали, что правое полушарие обладает достаточно широкими возможностями переработки информации, но результаты этой переработки не могут быть представлены в речевой форме. Например, если больному с расщепленным мозгом в левую руку вложить, предмет, то он может сказать, что не знает, что это, или вообще не уверен, что в левой руке что-то есть. Однако из ряда предложенных предметов он на ощупь выберет именно тот, что был предъявлен, а если его нет, то предмет, связанный с предьявлявшимся семантически (к сигарете – пепельницу).

В этих исследованиях, пожалуй, с наибольшей отчетливостью выступили различия в функциях двух полушарий, и на первый план – различия именно в способах переработки информации, и когнитивных стратегиях, которые использует каждое полушарие при решении одних и тех же задач. Таким образом, к 70-м годам ограниченность концепции функциональной специфичности проявилась уже достаточно отчетливо, поскольку в рамках этих представлений стало невозможным объяснение ряда экспериментальных фактов.

В когнитивной психологии в это время также постепенно приобретает все большую популярность функциональный подход, акцентирующий внимание на самих процессах переработки информации. Так, например, различия между кратковременной и долговременной памятью предлагается рассматривать не как результат раздельного хранения информации в особых системах, а как результат непрерывного процесса ее переработки, позволяющего в соответствии с количеством и качеством применяемых процедур обеспечивать то или иное качество хранения.

В нейропсихологических исследованиях проблема разделения функций между полушариями начинает занимать центральное место, и на первый план выходит исследование особенностей процессов переработки информации, стилей, когнитивных стратегий, свойственных каждому полушарию. Анализ особенностей переработки информации в каждом полушарии развивает функциональное направление, определенную популярность приобретают модели распределения.

Модели распределения

В этих моделях утверждается, что при том, что оба полушария могут выполнить конкретное задание, в норме обычно в определенный момент времени это делает только одно полушарие. Таким образом, эти модели также билатеральны, но не интерактивны и не параллельны. Существует три варианта моделей распределения. В первых двух вариантах авторы признают, что распределение переработки информации по полушариям имеет место только однажды, но в первом варианте это распределение относится к началу переработки (на входе), а во втором – ближе к концу (на выходе). Третий вариант допускает, что распределение может быть более чем один раз, и, таким образом, возможно переключение с одного полушария на другое в процессе выполнения задания, то есть контроль переработки переходит от одного полушария к другому и обратно. Какие же факторы определяют, какое полушарие предназначено для выполнения конкретного задания? Здесь возможны разные варианты решений.

В моделях, постулирующих распределение на входе, то, какое полушарие будет осуществлять переработку, определяется природой стимулов. Предварительный анализ стимульных характеристик, который может происходить и на докорковом уровне, позволяет направить результаты в «подходящее» полушарие, которое предположительно лучше справляется. Эта материально-специфическая гипотеза редко прямо формулируется, но часто упоминается мимоходом при обсуждении экспериментальных данных. М. Кинсборн (Kinsbourne, 1978) упоминает подобную возможность, обсуждая межполушарную асимметрию у младенцев; М. Субери, В. Мак-Кивер (Subery, Mc Keever, 1977) – по поводу хранения в памяти эмоциональных и неэмоциональных лиц; М. Москович (Moskovitch, 1979) – обсуждая проблемы латерализации речи. Д. Хинес (Hines, 1975) предлагает материально-специфическую модель, но только для объяснения результатов тахистоскопических экспериментов. Поскольку это возможно только в лабораторных условиях, то данная модель имеет весьма узкое применение.

Кроме того, необходимо рассмотреть понятие «подходящее полушарие». В отличие от моделей односторонней специализации признание билатерализации в моделях распределения не создает логической предопределенности, что то полушарие, которое выполняет задачу, обязательно делает это лучше, чем то, которое не выполняет. Хотя разумно было бы «поручать» переработку полушарию, максимально для этого приспособленному, но не обязательно. Если представить себе, что гипотетическая функция согласно модели распределения всегда осуществляется через одно и то же полушарие, то функционально эта модель будет выглядеть очень сходно с моделью односторонней специализации, хотя концептуально существуют значительные различия. Положительным моментом является то, что модели распределения помогают преодолеть тенденцию объяснения латеральных феноменов односторонней специализацией, заставляя более осторожно относиться к этому, допуская билатерализацию и возможность переключения.

В качестве возможной основы распределения предлагались процессы внимания. Этот тип моделей опирается на понятие «настройка». Центральная идея в том, что полушарие может быть настроено, то есть активировано до предъявления информации, и это настроенное полушарие берет на себя контроль переработки (Kimura, 1961; Kinsbourne, 1978; и др.). Однако, признавая механизм настройки, авторы расходятся во мнениях относительно источников этого процесса и его результатов, связи настройки с вниманием, ожиданием, стратегией и модальностью самой задачи.

Так, по Дж. Леви, внимание распределяется в зависимости от того, какое полушарие получило информацию, в сочетании с тем, какое полушарие компетентно в переработке данного типа информации (Levy, 1974).

Полушарное распределение внимания обсуждается и М. Московичем (Moskovitch, 1978), но он уже приписывает вниманию две функции: активационную и регулирующую процесс переработки информации. То есть распределение внимания в одно полушарие «настраивает» его и направляет переработку таким образом, что оно избирательно перерабатывает информацию из контралатерального сенсорного поля и предпочитает информацию, соответствующую природной компетенции полушария. Аналогичны взгляды М. Кинсборна (Kinsbourne, 1978), однако он считает, что возбуждение одного полушария ведет к торможению другого. Существует еще один вариант моделей распределения: в основу распределения закладываются различия когнитивных стратегий субъекта. Однако стратегии труднее всего исследовать. Стратегии определяются как контрольный механизм, благодаря которому субъект производит распределение поступающей информации между полушариями, то есть, несмотря на все факторы (материальная специфичность, требования задачи, специализация полушарий), окончательное решение принадлежит субъекту и может перекрыть эти факторы, что связывается с когнитивными стилями (Bradshaw, Nettleton, 1981; Mc Glone, 1980).

Дж. Саймон и М. Газзанига (Seamon, Gazzaniga, 1973), варьируя инструкцию о способе запоминания (вербализация, образное представление) при латеральном предъявлении материала испытуемому, пришли к заключению, что субъект может располагать обеими стратегиями, и в зависимости от того, какую он выбирает, переработка осуществляется в соответствующем полушарии. Дж. Леви (Levy, 1974), экспериментируя с тахистоскопическим предъявлением химерических фигур (состоящих из двух различных половин, принадлежащих разным объектам, например, левая половина мужское, а правая – женское лицо), пришла к выводу, что распределение переработки по полушариям определяется субъектом и его когнитивными ожиданиями и в меньшей степени это распределение зависит от требований задачи и от исходной специализации полушария.

Другая модель распределения, основанного на когнитивных стратегиях, предполагает, что людей можно разделить на два типа в соответствии со стилем мышления: на тех, у кого доминирует визуальное мышление, обеспечиваемое правым полушарием, и невизуальное – левым полушарием. Но только в первой работе они склонялись к тому, что это взаимоисключающие стили. Позже стали говорить о предпочтительном стиле, а не о различении способностей по типу «все или ничего» (Dunivin, 1981).

В моделях распределения на выходе и переключения предполагается, что распределение по полушариям имеет место на конечных стадиях переработки, а на начальных необязательно. В таких моделях не учитывается, где происходит переработка на начальной стадии – в левом полушарии, в правом или в обоих. Это придает моделям данного типа определенную гибкость и позволяет принять любую из моделей, которые уже предлагались для ранних стадий. Однако такой подход может ввести в заблуждение, поскольку при поверхностном взгляде по конечному результату может показаться, что определенная функция латерализована в левом полушарии или в правом, в то время как для всего процесса это на самом деле не ясно. Поэтому такие модели в принципе не популярны и лишь мимоходом упоминаются как альтернативное объяснение при обсуждении эмпирических данных.

Наиболее отчетливо эта модель распределения на выходе представлена у Даймонда (1972): каждое полушарие выполняет свою специализированную функцию, а затем результат передает на выход, который может быть в том же, но может быть и в другом полушарии. Он считает руки и речевую систему двумя главными выходными системами, и, таким образом, результат переработки, осуществленной в правом полушарии, может передаваться в речевые системы левого полушария. Аналогичные взгляды высказывает Г. Бьюмонт (Beaumont, 1974. P. 102).

Почти нет моделей, которые допускали бы переключение переработки в обе стороны. Только у Г. Витакера и Г. Ожемана (Witaker, Ojemann, 1977) есть общая формулировка этой идеи. Их модель предполагает гибкость, и удивительно, что она не развивалась. Возможно, что такая модель должна быть сложной, объяснять механизм координирования, управления переключениями. Например, С. Даймонд и Г. Бьюмонт (Dimond, Beaumont, 1974) предположили, что процесс переключения может регулироваться утомлением, которое накапливается в одном полушарии, и тогда активность переходит к другому, аналогично тому, как, например, мы перекладываем при утомлении тяжелый чемодан из одной руки в другую. Однако экспериментальные данные не подтвердили это предположение. Имеют место также попытки объяснить различия в переработке информации особенностями функциональной организации самой мозговой структуры.

Дж. Семмес (Semmes, 1968) высказала предположение, что для левого полушария характерна фокальная репрезентация как контралатеральных, так и ипсилатеральных сенсорно-моторных функций, в то время как для правого полушария – более диффузная репрезентация. При такой организации левое полушарие имеет преимущество в интеграции аналогичных единиц (информации одной модальности) или в тонком сенсорно-моторном контроле, какой требуется для мануальных операций и для речи. Правое полушарие лучше справляется с мультимодальными и поэтому пространственными операциями. Эта точка зрения развивается далее в работе П. Сатца и С. Спарроу (Satz, Sparrow, 1970). Предлагая модель иерархических уровней полушарной специализации, они опираются на идею Дж. Семмес. Они предполагают, что латерализация моторных, соматосенсорных функций языка и речи представляет разные аналитические уровни, каждый из которых содержит элементы, предложенные Дж. Семмес.

Обе главные линии анализа природы функциональных асимметрий мозга (материально-специфическое разделение по вербальным и зрительно-пространственным процессам и разделение по стилям переработки, аналитическому – холистическому) являются описательными, однако они получили статус объяснительных, стали традиционными и легко отбрасывают противоречащие данные.

‹…›

Постепенно от констатации различий ученые перешли к их противопоставлению, даже сам термин «противопоставление» вошел в обиход при обсуждении проблем латеральной организации мозга (Иванов, 1985). Существенным фактором здесь является некоторая драматизация результатов исследований.

Что же питает сегодня всеобщую озабоченность преувеличенной «левополушарностью» обучения? Упрощенная до абсурда идея функциональной специфичности полушарий, как будто допускающая их самостоятельное изолированное функционирование при обеспечении познавательной деятельности. ‹…›

Американский психолог Л. Харрис (Harris, 1985) дает критический анализ различных работ педагогов, музыкантов, бизнесменов, уповающих на коренные изменения в своих областях деятельности в связи с «полушарным» подходом. ‹…›

Все это привело к тому, что прогрессивная в своей основе идея функциональной специфичности полушарий, утверждающая себя в борьбе с представлением о ведущей роли левого полушария в познавательной деятельности, в итоге вырождается в противопоставление функций двух полушарий. Такое противопоставление приводит к «дихотомании» – стремлению обобщить функциональные различия полушарий в бинарных оппозициях, дихотомиях. Так, наиболее популярны в отношении межполушарных различий следующие дихотомии: вербальное – невербальное, символическое – иконическое, рациональное – иррациональное, дискретное – континуальное, абстрактное – образное и т. д. Таких оппозиций можно привести еще с десяток. Хотя большинство исследователей признают билатеральное участие полушарий почти по всех процессах, интерпретации все еще формулируются в строгой дихотомической (и в основном в материально-специфической) традиции.

Однако сегодня уже достаточно много известно об участии правого полушария в коммуникативном процессе и в переработке сложной языковой информации ‹…› Доказано, что оба полушария принимают участие в узнавании лиц и, как уже было сказано, зрительно-пространственная организация жестового языка не является препятствием для левополушарной регуляции речи глухих. Таким образом, относительность вербально-зрительно-пространственной дихотомии уже ясна.

Временно-аналитические и пространственно-холистические дихотомии также представляются маловероятными. Временное и пространственное измерения опыта являются такими базисными характеристиками опыта, что вряд ли каждое полушарие может быть лишено одного из них. При этом анализ симультанных и сукцессивных синтезов, по А.Р. Лурии (1969), свидетельствует о том, что в этом плане существенно дифференцировано участие передних и задних отделов каждого из полушарий.

Кроме того, временная и пространственная организации информации не определяют адресацию к полушарию. Например, музыка представляет собой во времени явно организованный вид информации, однако роль правого полушария в ее переработке хорошо известна. Письмо является пространственно организованной функцией, но опосредуется левым полушарием мозга.

Сторонники дихотомий иногда утверждают, что надо рассматривать вопрос о степени специализации полушарий (Bradshaw, Nettleton, 1981). Но вопрос о том, что характеризует относительные возможности полушарий, остается открытым.

Как отмечает по этому поводу Г. Витакер (Witaker, 1981), дихотомии коварны, они удобны, просты и, как известно по компьютерной практике, являются мощным средством репрезентации информации. Однако как теория или даже как описание функций мозга человека дихотомии неинтересны и ничего не раскрывают. ‹…›

Сегодня на первый план выступает необходимость создания моделей взаимодействия, объединения функций полушарий. Рассмотрим несколько вариантов таких моделей, фигурирующих в современной нейропсихологической литературе.

Модели кооперативного взаимодействия

Принятие идеи билатеральности означает, что каждое полушарие может участвовать в реализации психических процессов. Но возможны различные взгляды на то, каким образом осуществляется это билатеральное сотрудничество. Во-первых, вклад каждого из полушарий может быть равным; во-вторых, можно предполагать вклад обоих полушарий при преимуществе одного или другого. Ключевой вопрос не в том, может ли полушарие выполнять определенную функцию, а в том, когда и при каких условиях оно ее выполняет.

Существует два основных типа моделей кооперативного взаимодействия: модели позитивного и тормозного взаимодействия. Модель позитивного взаимодействия предполагает, что оба полушария выполняют определенную функцию симультанно и положительно взаимодействуют так, что общая деятельность их есть некоторая интегрированная функция двух полушарий. Здесь остаются еще две конкретные возможности: 1) оба полушария делают примерно одно и то же так, что общий результат есть просто их интерактивный вектор; 2) каждое полушарие выполняет четко различные и необходимые субпроцессы в определенной задаче, и общий результат зависит от координации субпроцессов.

В любом случае в результате нормальная деятельность невозможна или нарушена без текущего кооперативного взаимодействия, которое не обязательно подразумевает равный вклад каждого полушария. Чаще всего предлагаются именно такие модели кооперативного взаимодействия, в которых вклад одного полушария больше, чем второго. При этом предполагается, что необходимое взаимодействие осуществляется через мозолистое тело или через структуры ствола мозга.

Модели кооперативного взаимодействия представляются наиболее правдоподобными и перспективными. Во-первых, между полушариями существуют тесные связи как между гомологичными зонами коры, так и на уровне подкорки. Вполне резонно предположить, что хотя бы некоторые из них выполняют интегративную функцию. Во-вторых, человек способен решать множество перцептивных и моторных задач, требующих координированного выполнения сразу на обеих сторонах тела. Очевидно, что оба полушария, регулирующие эти виды деятельности, работают симультанно и в сотрудничестве.

Существует целый ряд методик, позволяющих одновременно обращаться к двум сторонам тела или мозга, например, дихотическое прослушивание, тахистоскопическое восприятие билатерально предъявленной дихоптической информации, двуручные моторные задачи; при этом проводится билатеральное измерение мозгового кровотока, регистрация ЭЭГ и т. д. Результаты исследований показали, что нет таких ситуаций, когда одно полушарие бездействует, скорее оба полушария всегда проявляют некоторую активность.

А.Р. Лурия всегда проводил эту идею, считая, что кооперативное взаимодействие может быть общей характеристикой деятельности полушарий и большинство типов психических длительностей соответствуют этой модели. ‹…›

‹…›

С. Даймонд и Г. Бьюмонт (Dimond, Beaumont, 1974) также отстаивают идею кооперативного взаимодействия, но только для определенного уровня: в большинстве задач существует ранняя стадия переработки, на которой оба полушария работают симультанно, но относительно независимо, затем уже имеет место стадия, на которой полушария координируют и интегрируют свою активность. В пользу кооперативного взаимодействия высказываются и другие исследователи (Gazzaniga, Le Doux, 1978; Sergent, 1983; Хомская, 1986; и др.).

‹…›

Модели отрицательного взаимодействия (торможения)

В этих моделях также принимается постулат о симультанной работе двух полушарий, но характер их взаимоотношений негативный, турмозный. Утверждается, что оба полушария могут выполнять определенную деятельность, но в нормальных условиях они тормозят или подавляют друг друга через комиссуральные и (или) стволовые связи. На сегодня существует два типа таких моделей. Первый постулирует одностороннее торможение (одно полушарие тормозит второе, но не наоборот), второй тип моделей предполагает двустороннее торможение (оба полушария взаимно реципрокно тормозят друг друга). Об одностороннем торможении обычно говорят в связи с речью, так как стало известно, что правое полушарие обладает некоторыми речевыми способностями (Moskovitch, 1978; Bogen, 1969). M. Студдерт-Кеннеди и Д. Шанквейлер (Studdert-Kennedy, Shankweiler, 1970) говорят об одностороннем торможении при дихотическом прослушивании.

Эта гипотеза привлекалась для объяснения развития речи у детей. На том основании, что в детском возрасте при поражениях левого полушария речевые функции хорошо компенсируются, часто говорят об эквипотенциальности полушарий в отношении речи, которая с возрастом снижается, и после периода билатерального вовлечении речевые функции становятся более асимметричными и левое полушарие постепенно берет на себя доминирующую роль. Обычно принимают «тормозную» модель. Из-за некоторого изначального преимущества левое полушарие начинает тормозить правое, в результате возникает сильная асимметрия в пользу левого полушария. Хотя в деталях взгляды на то, какие факторы (врожденная специализация, уровень зрелости, анатомические различия и т. д.) детерминируют это преимущество левого полушария, различаются так же, как и взгляды на продолжительность и постоянство торможения, многие авторы включают в общую интерпретацию своих данных идею об одностороннем торможении (Gazzaniga, 1970; Milner, 1974; Nottebohm, 1979).

Наиболее отчетливый вариант модели двустороннего торможения представлен в работах М. Кинсборна (Kinsbourne, 1978), в которых утверждается, что в отношении внимания и ориентации в пространстве оба полушария постоянно симультанно взаимотормозят друг друга, и это отражает базисный план нервного контроля у многих животных. Данная модель использовалась им для объяснения широкого круга явлений в нормальном и патологическом поведении, включая перцептивные асимметрии, одностороннее игнорирование, латеральные движения глаз, заикание и т. д. Хотя М. Кинсборн приводит множество впечатляющих фактов, однако объяснение латеральных асимметрий только через внимание, трактуемое достаточно механистически, вряд ли верно, поскольку те же феномены имеют место и при минимизации влияния внимания.

Несмотря на то что были получены и противоречивые факты (Moskovitch, Klein, 1980), модель М. Кинсборна послужила стимулом к созданию целого ряда частных моделей, основанных на идее тормозного взаимодействия. Следует отметить, что модель одностороннего торможения постулирует максимизацию латеральных различий, а при двустороннем торможении предполагается минимизация.

Можно рассматривать два подхода к процессу взаимодействия (положительного и отрицательного) не как качественно различные типы моделей, а как два полюса в измерении полушарной активности, которая может варьировать у разных индивидов и при решении разных задач. Кроме того, как и в вопросе о степени латерализации, можно считать, что все зависит от степени билатерализации, с той только разницей, что взаимодействие может носить активационный или турмозный характер.

У моделей позитивной и негативной интеграции много общего, различны только знаки взаимодействия.

Подводя итог анализу различных вариантов частных моделей, следует отметить, что при обсуждении проблем латерализации фигурирует сравнительно небольшой, ограниченный набор механизмов, которые разные авторы усердно комбинируют в локальных моделях. Предлагались почти все логически возможные комбинаций. Каждая локальная модель предназначалась для объяснения определенных аспектов и конкретных тем. Выделенные М. Алленом (Allen, 1983) пять общих классов моделей перекрываются по некоторым аспектам, и вряд ли какие-то аспекты привязаны к конкретным темам. Нет такой модели, на которой сходилось бы большинство данных и которой придерживалось бы большинство исследователей. За последние годы резко упала популярность моделей односторонней специализации, но поскольку они долгое время доминировали и с них все началось, то, как выражается М. Аллен, они еще «не обезопасены окончательно» (Allen, 1983, p. 93). Реже всего сейчас обсуждаются модели параллелизма и распределения. ‹…›

‹…›

В связи с этим наиболее перспективным направлением представляется более детальная разработка моделей кооперативного взаимодействия, поскольку в них речь идет именно о достижении такого интегративного результата. Концепция системной динамической локализации высших психических процессов дает необходимый методологический базис для построения общей модели, однако до построения полной и общей теории межполушарного взаимодействия путь еще не пройден.

Модель М. Аллена

На наш взгляд, особого внимания заслуживает опыт создания общей модели латеральности М. Аллена (Allen, 1983). Он исходит из того, что такая общая модель должна быть обязательно гибкой. Поскольку он базируется на глубоком критическом анализе существующих локальных моделей, он также учитывает все наиболее прогрессивное, накопленное за многие годы дискуссий в этом плане.

Общий абрис модели следующий. В полушариях существует конечное и, наверное, небольшое количество систем переработки информации, называемых субпроцессорами, которые используются при реализации всех задач и психических функций. Они могут рассматриваться как нервные единицы переработки и различаются по функциям (какой тип переработки они осуществляют) и по их полушарной организации (односторонние или билатеральные). Односторонние субпроцессоры локализованы и действуют только в одном определенном полушарии. Билатеральные субпроцессоры отличаются тем, что перерабатывающие единицы находятся в обоих полушариях. Билатеральные субпроцессоры включают подтипы в соответствии с относительными возможностями правой и левой половин субпроцессора. Всего, таким образом, выделяется пять типов субпроцессоров: односторонние левые и односторонние правые, билатеральные с преимуществом левого и с преимуществом правого полушарий и билатеральные эквипотенциальные.

‹…› По М. Аллену, эти пять типов субпроцессоров могут все вместе включаться в выполнение разных аспектов сложной психологической задачи. Они составляют базисные единицы анализа.

‹…› Введение понятия субпроцессора вполне соответствует подходу, принятому в отечественной нейропсихологии, если соотнести его с понятием «звено» функциональной системы.

Хотя в принципе возможно, что функция и задача выполняются одним субпроцессором, но для реализации большинства задач требуется привлечение ряда субпроцессоров. Главное заключается в том, что задачи и функции выполняются сложным агрегатом меньших перерабатывающих единиц, это соответствует современному системному подходу, теории функциональных систем и характерно для современной психологической теории. Таким образом, единицей анализа в латеральных исследованиях должны быть не «задачи» и «функции», а свойства субпроцессоров, которые должны определяться с точки зрения полушарных характеристик, то есть следует раскрывать их функцию и локализацию. Анализ переработки информации, предлагаемый М. Московичем (Moscovich, 1978), вполне соответствует такому подходу, и у ряда других авторов задачи и функции рассматриваются как комплексы подпроцессов (Gazzaniga, Le Doux, 1978). Такой подход характерен и для советской нейропсихологической школы (Лурия, Симерницкая, 1975; Хомская, 1986).

В связи с вышеизложенным изменяется значение термина «полушарная специализация». Раньше фраза «Правое полушарие специализировано по узнаванию лиц» понималась как то, то а) только правое полушарие может обеспечивать узнавание лица, либо б) оба полушария могут, но правое полушарие делает это более аффективно. Теперь при субпроцессорном подходе значение термина «полушарная специализация» становится более проблематичным. Для простых функций, опирающихся на один субпроцессор, подходит традиционное значение. Для сложных многозвенных и соответственно многопроцессорных задач полушарная специализация становится более сложной, интерактивной и, возможно, динамичной функцией взаимоотношений между субпроцессорами.

‹…›

Модель М. Аллена представляется достаточно общей, гибкой и эклектичной в хорошем смысле слова, так как позволяет согласовать субпроцессорный подход со всеми частными моделями. ‹…› Модель М. Аллена описывает положение дел в основном относительно работы информационного блока мозга по А.Р. Лурия (1969, 1973).

В последнее время появился также новый «эконометрический» анализ широкого спектра латеральных феноменов, рассматривающий полушария как два независимых и ограниченных резервуара ресурсов (Friedman, Polson, 1981). Каждое полушарие имеет набор механизмов, который требует множества ресурсов. Упрощенно теоретическая схема следующая: задача состоит из процессов (операций), выполняемых разными поднаборами механизмов внутри полушария, которые используют разное количество качественно различных типов ресурсов. М. Аллен (Allen, 1983) считает, что то, что понимается под механизмами в эконометрическом подходе, может быть приравнено к субпроцессорам. Если предположить, что распределение ресурсов осуществляется энергетическим блоком (по А.P. Лурии), то можно говорить о том, что намечается конвергенция различных теоретических моделей, которая открывает перспективу построения общей и полной теории межполушарного взаимодействия.

Существенно, что современные тенденции в анализе латеральных проблем в значительно большей степени, чем локальные модели, соответствуют требованиям общей теории систем. Принимается положение о динамическом взаимодействии множества связанных подсистем в единую систему ‹…› (по А.Р.Лурия) ‹…› В последнее время все более настойчиво звучит требование различать «жесткие и гибкие» звенья функциональных систем (Бехтерева, 1986), и утверждается, что их соотношение может быть при необходимости изменено. Подобная точка зрения развивается также В.И. Медведевым (1986), утверждающим, что «с позиции общей теории систем следует отказаться от признанного положения о линейной иерархии функциональных отношении в организме. Понятие “главный – подчиненный” не имеет здесь смысла. Принцип линейной иерархии следует, вероятно, заменить принципом функционального предназначения».

В приложении к проблемам латеральной организации функций это означает необходимость отказа от понятий, глобально характеризующих функциональные отношения полушарий типа понятий «доминантное – субдоминантное», или по крайней мере более осторожного их употребления. Одновременно повышаются требования к определению факторов или «собственных функций» той или иной мозговой структуры, по А.Р. Лурия (Хомская, 1986, 1987), или функций субпроцессоров, по М. Аллену, для более полной картины латеральной функциональной организации мозга. На решение этих проблем направлены усилия большинства прогрессивных исследователей – нейропсихологов, физиологов, неврологов.

Наиболее перспективным в настоящее время представляется разворачивание исследовательской мысли в направлении поиска не столько в плане анализа принципов разделения труда между полушариями, сколько в нахождении принципов сотрудничества или межполушарного взаимодействия. ‹…›

Концепция системной динамической локализации психических функций стимулирует поиск в плане исследования межполушарного взаимодействия как динамического процесса регуляции сложной жизнедеятельности человека, где каждое из полушарий вносит свой определенный вклад в обеспечение любого психического процесса. Здесь признание функциональной специфичности не ограничивается ее выявлением, поскольку предполагается, что любой психический процесс представляет собой сложное многоуровневое функциональное образование, обеспечиваемое совместной работой полушарий. ‹…›

Социальность происхождения высших психических функций и их опосредованность требуют включения в нейропсихологический анализ таких факторов, которые связаны с формированием психической функции, например, организация процесса обучения, используемые средства, поскольку от них будет зависеть, какие анализаторные системы задействованы в этом процессе, каков набор функциональных звеньев, в которых реализуется психический процесс, и соответственно его «экстракортикальная» (по Л.С. Выготскому) и корковая организация.