Читать онлайн Блатные и уличные песни бесплатно

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

МУРКА

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась черными делами,
И за ней следила Губчека.
В банде была баба, звали ее Мурка,
Сильная и ловкая была.
Даже злые урки – все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.
Дни сменяли ночи темного кошмара,
Много стало с банды залетать.
Ну как узнать скорее – кто же стал легавым,
Чтобы за измену покарать?
Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый ресторан.
Вижу в зале бара – там танцует пара:
Мурка и какой-то юный франт.
Я к ней подбегаю, за руку хватаю,
Но она не хочет говорить.
И тогда малина Кольке-уркагану
Приказала Мурку погубить.
Мурка, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве не хватало барахла?
Ну что тебя заставило спутаться с легавыми
И пойти работать в Губчека?
В темном переулке встретил Колька Мурку:
«Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю малину
И за это пулю получай!»
Вдруг раздался выстрел, Мурка зашаталась,
И на землю рухнула она.
Больше она не встанет, шухер не поднимет,
И о том узнают в Губчека!
Черный ворон крячет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и болит…
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит…

НАМ ПЕЛ СОЛОВЕЙ

Луной озарены зеркальные воды,
Где, детка, сидели с тобою вдвоем.
Так тихо и нежно забилось сердечко,
Не мог я сказать ни о чем.
Поверь, дорогая, что я ведь не сокол,
Чтоб вечно на воле летать,
Чтоб вечно тобой любоваться, родная,
Любить и к груди прижимать.
Гуляй, моя детка, пока я на воле,
Пока я на воле – я твой.
А может случится, я буду в неволе,
Тобой завладеет другой.
И, может, умру за решеткой тюремной,
За крепким тюремным замком.
Меня похоронят на ближнем кладбище,
И ты не узнаешь о том.
Но, если поправлюсь и выйду на волю,
И будет в груди веселей,
Мы встретимся снова в той самой аллее,
Где, помнишь, нам пел соловей…

ПРОСТИ, ДОРОГАЯ

Ах! Пойте вы, клавиши, пойте!
Ах! Вы, звуки, неситесь быстрей…
Перед Богом страницу откройте
О несчастной вы жизни моей.
Не таким я на свет уродился,
Не таким родила меня мать.
Часто плакал в душе одиноко,
И душа моя знала покой.
И вот выпала доля мне злая:
Срок отбыл я в проклятой тюрьме,
Изнуренный болезнью, чахоткой,
Был я выпущен в третьей весне.
Злые люди завидовать стали,
Что судьба нас так рано свела,
А мы горя с тобою не знали,
И ты, детка, любила меня.
Наше счастье разбить порешили,
Нарушили семейный покой,
От тебя меня, детка, отняли…
Ах! Зачем я несчастный такой?
Я впервые с тобой повстречался
И увлекся твоей красотой.
Я жиганскою клятвой поклялся:
«Неразлучны мы, детка, с тобой!»
Я, как коршун, по свету скитался,
Для тебя все добычи искал:
Воровством, грабежом занимался,
А теперь за решетку попал.
Ты прости же, прости, дорогая,
Что ты в жизни обманута мной,
Что виновата жизнь воровская —
Свой конец ты нашла роковой.

СУДЬБА

Огни притона заманчиво мигали,
И джаз Утесова по-прежнему звучал.
Там за столом девицы совесть пропивали,
Мужчины пивом заливали свою грусть.
А в стороне сидел один парнишка,
Он был дитя с изысканной душой.
Он молодой, но жизнь его разбита.
Попал в притон, куда заброшен был судьбой.
Малютка рос, и мать его кормила,
Сама не съест – для сына сбережет,
С рукой протянутой у паперти стояла,
Дрожа от холода, в лохмотьях без пальто.
А вырос сын, с ворами он спознался,
Стал пить, кутить, ночами дома не бывать,
Стал посещать он притоны, балаганы
И позабыл свою старушку мать.
А мать больная в нетопленом подвале.
Болит у матери истерзанная грудь,
Болит у матери. Болеет о сыночке,
Не в силах руку за копейкой протянуть.
Вот шум и стук, и двери отворились,
Заходит сын, изысканно одет.
Упал на грудь, сказал: «Мамаша, здравствуй!»
И больше вымолвить он ничего не смог.
А мать больная на локте приподнялась:
«Зачем пришел ты душу мне терзать?
Тут без тебя уже немало слез пролито
И за тобой, сынок, придется проливать».
«О, мама, нет! Пришел просить прощенья!
О, мама, нет! Прошу тебя, прости!
Я вор, убийца, я весь обрызган кровью.
Я атаман разбойничьей семьи».
Наутро мать с того темного подвала
В гробу дубовом на кладбище снесли,
А ее сына с шайкою бандитов
За преступление к расстрелу повели.

ОТЕЦ ПРОКУРОР

Бледнея, заря озарила
Тот старый кладбищенский двор,
А там над сырою могилой
Рыдает молоденький вор:
«Ах, мамочка, милая мама,
Зачем ты так рано ушла?
На сердце мне тяжкую рану
Твоя смерть пером нанесла».
Склонились плакучие ивы,
Утешить пытаясь юнца.
Он вырос ребенком счастливым,
Хоть рос без отца-подлеца.
И вот на скамье подсудимых
Молоденький парень сидит
И голубыми глазами
На прокурора глядит.
А тот неуклонно и жестко
Толкает под вышку его.
Убийцу он видит в подростке
И что ему смерть одного.
К стене, мол, и без разговора:
«По мне и отца бы в тюрьму,
За то, что, мол, вырастил вора.
Таким с нами жить ни к чему!»
Парнишке в конце слово дали,
Все стихли, мол, что скажет вор?
И в зале слова прозвучали:
«Отец мой был ты, прокурор!»
Его увели, расстреляли
Под старой тюремной стеной.
А вечером судьи гуляли,
Грустил лишь один прокурор.
«Сын ты мой, милый сыночек…
Зачем ты так долго молчал?
Если б я знал, что ты сын мой,
Я бы тебя оправдал».
Бледнея, заря озарила
Тот старый кладбищенский двор,
А там над могилою сына
Повесился сам прокурор.

ДОРОГА

Ах, волюшка, добрая воля!
Ах, счастье мое далеко!
Свободы я, воли не вижу,
В тюрьме я сижу ни за что.
Вот слышим: этап назначают.
По камерам слухи идут.
Ах, братцы, куда отправляют?
Нас строить канал повезут.
Мы ехали долго и скорбно,
Вдруг поезд как вкопанный встал.
Кругом все леса да болота.
И здесь будем строить канал.
Дорогу построили быстро.
Дорога была широка,
А сколько костей на дороге?
Вся кровью она залита.
А кровь эта ала, кипуча —
По рельсам блестящим бежит.
За жизнь уркагана и вора
Другой будет счастливо жить.

ГЛАЗА ДИКОЙ СТРАСТИ

Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской
И сказал, шутя:
«Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти…»
Говорит она:
«Я хочу вина
И мечтаю о красивой паре.
Чем мне пить до дна,
Лучше уж одна…
И зачем мне нужен нищий парень».
Мальчик стал ходить,
По девочке грустить.
По ночам не спал, а все томился.
Чтоб с девчонкой жить,
С деньгами надо быть!
И тогда уж мальчик порешился:
Год он воровал
И наконец попал
В камеру с железною решеткой.
Письма получал,
С жадностью читал,
А писала та ему красотка:
«Все идут года,
Уж я не молода
И мечтаю о семейном счастье.
Больше никогда
Не пиши сюда —
Все равно не буду отвечать я!»
Года через три
Он вышел из тюрьмы,
Вышел из тюрьмы, из заточенья.
Долго он стоял,
Думал и гадал
И пришел к такому заключенью:
Ночью в три часа
Сладко спит она
И не слышит, как беда крадется.
Приоткрывши дверь,
Он стоял как зверь —
То нахмурится, то улыбнется.
Финский нож в руках.
Слышит он вдруг: «Ах!»
Нарушает тишину ночную.
Вся в крови она,
Бледна, как луна,
И запел он песенку такую:
«Завтра вот опять
Дадут лет двадцать пять
И увезут меня в края чужие.
Там пройдут года,
Вся молодость моя,
Но кого любил – в живых не будет».
Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской
И сказал, шутя:
«Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти…»

Я ВЕРНУСЬ

Ты не стой, у ворот поджидая,
Не смотри на дорогу с тоской…
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.
И пойду по знакомой дорожке,
Где кончается старый наш сад,
И, быть может, в морозном окошке
Я увижу твой ласковый взгляд.
А, быть может, в суровую зиму
Я в окошко к тебе постучусь.
Дверь откроешь – меня не узнаешь.
Я к губам твоим нежно прильну.
Дверь откроешь – меня не узнаешь,
Я спрошу: «Как жила без меня,
Как растила любимого сына,
Как ты мужа с неволи ждала?»
А пока, а пока – до свиданья,
Расти сына, чтобы вырос большой…
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.

ПОЛУГОЛАЯ КРАСА

А ты хохочешь, ты всё хохочешь…
Кто-то снял тебя в полный рост.
Хороводишься, с кем захочешь,
За семь тысяч отсюда верст.
А у меня (что у меня здесь?) —
снег да вьюга,
И мороз берет в тиски,
Но мне жарче, чем тебе на юге,
От ревности и от тоски.
Весь простуженный, обмороженный
Я сквозь ватник пронесу
Тело нежное, фото южное,
Полуголую твою красу.
А ты хохочешь, ты все хохочешь…
Кто-то снял тебя в полный рост.
Хорохоришься, с кем захочешь,
За семь тысяч отсюда верст.

КАТОРЖАНЕ

День и ночь над тайгою завывают метели.
Дикий Север суров, безнадежен и лют.
По глубоким снегам конвоиры в шинелях
В неизвестно куда заключенных ведут.
Красноярское небо над голодным этапом…
Молодым арестантам ветры песни поют.
Их ласкают бураны, утешают приклады,
А в далеком пути пить воды не дают.
«Ненаглядная мама, что за дяди в бушлатах
В оцепленье штыков всё идут и идут?»
«Это – дети России, это – в прошлом солдаты,
Защищали детей и седых стариков.
Это – дети России, это – в прошлом солдаты,
Что геройски разбили под Сталинградом врага».
По щекам каторжаней слезы катятся градом,
А в далеком пути пить воды не дают.
«Ненаглядная мама, что за дяди в бушлатах.
По угрюмым дорогам всё идут и идут?»
«Это – дети России, это – в прошлом солдаты,
Что геройски разбили у рейхстага врага».

К ГОЛУБОГЛАЗОЙ

Я пишу тебе, голубоглазая,
Может быть, последнее письмо.
Никому о нем ты не рассказывай —
Для тебя написано оно.

Суд идет, и наш процесс кончается,
И судья выносит приговор,
Но чему-то глупо улыбается
Старый ярославский прокурор.

И защита тоже улыбается,
Даже улыбается конвой.
Слышу: приговор наш отменяется,
Заменяют мне расстрел тюрьмой.

Слышу я, что ты, голубоглазая,
С фраерами начала гулять,
Слышу я, что ты, голубоглазая,
Рестораны стала посещать.

Так гуляй, гуляй, моя хорошая!
Отсижу я свой недолгий срок…
Пой, гитара, пой, подруга верная,
Мне не нужно больше ничего.

ПРОЩАЙ И ПОЗАБУДЬ

Прощай, Валёночек, мой маленький кутеночек!
Прощай, Валёночек, быть может, навсегда!
Я сел в кичман, а сам не знаю я – надолго ли…
Прощай, Валёночек, и позабудь меня!

Ты будь по-прежнему веселая, счастливая,
Из головы ты, детка, выкинь образ мой.
Найди по нраву себе мальчика хорошего
И полюби его всем сердцем и душой.

Меня ж прости, что сделал нехорошее.
Жаль, не могу тебя к своей груди прижать.
В последний раз забыл взглянуть
в глаза невинные,
В последний раз забыл обнять, поцеловать.

Прощай, Валёночек, мой маленький кутеночек!
Прощай, Валёночек, быть может, навсегда!
Я сел в кичман, а сам не знаю я – надолго ли…
Прощай, Валёночек, и позабудь меня!

РАЗЛУКА

Далеко-далеко спрятан Север далекий…
Каждый знает о том, что побеги невмочь,
Не под силу тайга с снегом самым глубоким,
Заполярная темная и холодная ночь.

Виноват я во всем! Сколько раз ты просила
Бросить кличку такую, что так гордо звучит.
Обманула судьба, нас тюрьма разлучила
И разбила о черный и холодный гранит.

Сердце мое с тобой встречи желает,
Но дороги к тебе я никак не найду.
Не в последний раз ты мальчишку ласкаешь…
Скоро, скоро этапом я на Север уйду.

Снова вора найдешь, а меня ты забудешь.
Так люби, дорогая, и теперь я непрочь,
Может быть, вечерком он тебе все расскажет
Про тайгу заполярную и холодную ночь.

Далеко-далеко спрятан Север далекий…
Каждый знает о том, что побеги невмочь,
Не под силу тайга с снегом самым глубоким,
Заполярная темная и холодная ночь.

МАМА ДОРОГАЯ

Здравствуй, мама дорогая, неужели
Не узнала ты родимого сынка?
В юности меня ты провожала,
дорогая мама,
А теперь встречаешь старика.

«Где ж, ты, сокол ясный мой, скитался?
Где ж, ты сокол ясный, пропадал?
Отчего домой не возвращался?
Жив был – почему же не писал?

Может быть, ты был зарыт землею
За Печорой, быстрою рекой?
И с тех пор болит мое сердечко,
Обливаюсь жгучей я слезой…»

Не был, мама, я зарыт землею,
А со смертью долго рядом жил.
В рудниках, на шахтах, дорогая мама,
Очень много горя пережил.

Лагерь наш, мамаша, был построен
За Печорой, быстрою рекой,
Думал о свободе, дорогая мама,
Обливаясь жгучею слезой.

Снова эти пыльные вагоны,
Снова стук колес, неровный бой,
Снова опустевшие перроны
И собак конвойных злобный вой.

Вот теперь срок отбыл и вернулся…
Видишь пред собою ты сынка.
В юности меня ты провожала,
дорогая мама,
А теперь встречаешь старика.

СЫН ВЕРНЕТСЯ…

Тает над заливом лед весною,
В городе деревья расцветут…
Только нас с тобою под конвоем
В лагеря на Север увезут.

Снова эти крытые вагоны
И колес неровный перебой,
Снова опустевшие перроны
И собак протяжный злобный вой.

Днем и ночью там по ним шагают
Часовых усталые шаги.
Вспомни, друг, как нас с тобой встречали
В лагерях угрюмые огни.

Я не знаю, что это такое,
Все забыли наши имена,
И никто не скажет, только мама
Скажет, что «у сына седина».

Скажет, что «мой сын еще вернется»,
А кто любит – долго будет ждать.
Может быть, когда-нибудь придется
Эту боль, как матери, узнать.

Расцветут утоптанные розы.
Сын вернется с лагеря домой.
На глазах непрошеные слезы
Потому, что сын совсем седой.

«Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже,
А в сентябре воротишься домой.

Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
А лагерь выглядит угрюмым и немым,
А здесь у нас в городе, в Рязани,
Вишневый сад расцвел, что белый дым.

Наступит день, и выгонят скотину.
Зазеленеет в поле сочная трава,
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.

По бугоркам, по низким косогоркам
Плывет, качаясь, распутница-луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.

Идешь домой, облепят словно мухи:
«Скажи-ка, тетя, когда придет Сергей?»
А у одной поблескивают слезы.
Любовь и страсть давно минувших дней.

Ну вот и все, писать тебе кончаю,
Ну до свиданья, сыночек дорогой!
До сентября, до скорого свиданья,
А в сентябре уж ты воротишься домой.»

Настал сентябрь, и пишет сын мамаше:
«Напрасно, маменька, ты ждешь меня домой.
Суд лагерей судил меня поновой,
И не увидеться уж больше нам с тобой.

В этап далекий нас скоро угоняют,
Где срок немалый мне придется коротать.
На Приамурских железных магистралях
Туннель глубокий придется мне копать.

Друзей, подруг, мамаша, мне не надо —
Друзья, подруги позабыли все меня.
Кирка с лопатой – родные мои братья,
А тачка – верная законная жена.

Придешь с работы усталый и разбитый,
А спать придется на каменном полу,
А часовой, паскуда, тварь, не скажет:
«Постой, сынок, соломки подстелю».

Прости ж, мамаша, за все мои ошибки,
За то, что я порой не слушался тебя.
Я думал, что тюрьма – всё это шутки,
И этой шуткой я погубил себя».

ПЕСНЯ О МИЛОЙ СВОБОДЕ

Вечер лишь только настанет,
С решки не сходит жиган,
Песня о милой свободе
Льется по всем корпусам.

Цирик на вышке кемарит,
Того и гляди упадет.
Ах! Эта песня жигана
Спать никому не дает.

Начальник в своем кабинете
Места себе не найдет.
Ах! Эта песня жигана
Всех за живое берет.

Черная роза – разлука,
Красная роза – конвой,
Желтая роза – измена,
Нас разлучают с тобой.

Мать по сыночку скучает,
Карточку сына возьмет
И материнской слезою
Все его фото зальет.

Снова поновой свобода,
Женщины, карты, вино.
Ах! Эта жизнь воровская —
Как это все нелегко.

ТЮРЬМА

Проснешься утром – город еще спит,
Не спит тюрьма, она давно проснулась,

Продолжить чтение