Читать онлайн Кольцо леди Дианы бесплатно

Все книги автора: Ольга Тарасевич

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

* * *

Все события и герои книги вымышлены автором, все совпадения случайны и непреднамеренны.

С огромной благодарностью – моим любимым маме и папе, которые очень помогали мне в работе над этим романом

Пролог

Моя жизнь стала похожа на ад. Из нее исчезло все, ради чего стоит жить, – радость, надежды, мечты. Любовь? К сожалению, вот она не исчезла. Именно любовь к тебе, похожая на затяжную болезнь, отравляет каждое утро, и любой день, и все мои ночи. Когда я просыпаюсь и еще с закрытыми глазами чувствую, как волны сна отступают, меня скручивает первый приступ боли. Память безжалостно напоминает, что со мной стало: потухшие глаза, поникшие плечи, унылые складки у губ. День только начинается, а у меня уже нет сил ни на что – ни на работу, ни на развлечения. Любовь к тебе меня уничтожила, превратила в жалкую развалину, в которой ничто уже не напоминает когда-то успешного, целеустремленного и счастливого человека.

Знаешь, мне никогда не было свойственно сожалеть о прошлом, о своих ошибках, проблемах, трудностях. Мне всегда казалось, что негативный опыт – это тоже опыт, из него надо извлекать уроки, делать выводы и обязательно продолжать идти вперед, с новыми знаниями, пусть и полученными ценой мучительных страданий. Но если бы можно было перемотать время назад! После знакомства с тобой и всех мук, которые оно принесло, мне стало понятно: бывают такие испытания, выстоять в которых, пережить их – невозможно. Они разрушают все: личность, лицо, тело; они, словно проказа, покрывают жизнь толстым слоем грязи, затягивают паутиной. Это как болото – все попытки вырваться приводят лишь к тому, что еще глубже увязаешь в трясине, и уже не остается ни света, ни воздуха, ни надежды. Если бы только можно было перемотать время, как диск с фильмом, на самое начало наших отношений, в первый день знакомства, озаренный ослепительным счастьем и обещавший, как мне казалось, еще большее счастье… Мне очень хочется стереть этот день, потому что я знаю: если бы его не случилось, моя жизнь стала бы иной; в ней не было никаких предпосылок для того, чтобы влачить жалкое унылое существование, в ней тогда еще было все для нормального полноценного бытия, полного смысла, взаимной любви, нежности, детей, секса, путешествий, профессиональных успехов…

Но произошло то, что произошло.

Я знаю, что вылечиться невозможно, я буду болеть тобой столько, сколько мои глаза видят свет, сколько легкие вдыхают воздух, а разбитое тобой сердце зачем-то упрямо продолжает гнать кровь по моим венам.

Сначала мне казалось: есть один верный и действенный способ покончить с этой болью раз и навсегда. Надо просто убить себя, и тогда связанных с тобой мучений тоже не будет.

Но я не могу себе позволить такой роскоши. Моя смерть убила бы тебя во мне. Но она убила бы и моих близких. Моих родных людей, которые любят меня тепло и искренне, которые всегда отдавали мне самое лучшее и больше всего на свете желают мне счастья. Я не могу так поступить с ними, я не могу толкать их в болото безысходной боли, заставлять их тонуть в нем мучительно и страшно, совсем как я.

Потом пришли другие мысли. Убить тебя. Уничтожить. Стереть с лица земли. Без тебя мир станет чище и лучше, это очевидно. Ведь ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. Убить тебя и… И остаться без тебя? Но знаешь, несмотря на все связанные с тобой страдания, я не могу без тебя. Все события моего унылого болотца связаны только с тобой. Мне нужны твои глаза, твой голос, запах, движения. Моей любви, этому чудовищу, нужен зловредный деспот и жестокий мучитель. Ей нужен ты. Почему? Если бы можно было найти ответ на этот вопрос! Я не знаю, почему так происходит. У меня никогда не было потребности в унижении. Мне нравились знаки внимания, забота, ласка, нежность. Мазохизм, душевный и физический, никогда не входил в список моих ценностей. Все изменилось после встречи с тобой. То, что любви ты дать не можешь, стало понятно очень быстро. Но, оказывается, потребность в тебе так огромна и всеобъемлюща, что мне нужны хотя бы связанные с тобой страдания, если ничего другого ты предложить не в состоянии.

Но… жить и страдать? Разве это жизнь? Такая жизнь – преступление перед собой и перед Богом. Я знаю, люди приходят в этот мир для счастья и добра. И если Создатель посылает нам испытания, то лишь для того, чтобы, пройдя через них, мы стали лучше, мудрее, сильнее. Только со мной произошло что-то не так. Испытания, уготованные мне, не исправляют, а разрушают. Но… ведь Бог любит всех людей и каждого человека. Он просто не мог бы допустить того, что случилось со мной! Значит… значит, мне уготована другая роль. Сделать так, чтобы ты осознал всю ошибочность своего поведения. И понес заслуженное наказание.

Вот теперь мне все стало ясно и понятно. У меня появился план, выполнить который – мое предназначение. Он причинит мне много боли, потому что твоя боль – это и моя боль. А тебе будет очень больно, очень. Но мне надо пройти и через это. Так страдает мать, наказывая своего ребенка для его же пользы.

Все решено.

Выбора нет.

Остается только все как следует обдумать…

Глава 1

1977 год, Элтроп

Стой, Блэки! Тпру! Стой! Остановив лошадь, Диана Спенсер осторожно освободила ноги от стремени. И, внимательно осмотревшись, вцепилась в седло и быстро спрыгнула на землю.

Отлично! Яркое весеннее солнце уже осушило росу с высокой травы и даже сделало тверже почву. Значит, ни костюм для верховой езды (черные бриджи, белоснежная рубашка и атласная жилетка), ни высокие сапоги не испачкаются, и это очень кстати. Ведь через полчаса у этого пруда, заросшего кувшинками, лилиями и нежно шелестящим камышом, появится сам принц Уэльский. Все должно быть безупречно. Первая встреча – это слишком важно, ответственно. Как же хочется поскорее увидеть Чарльза! Он посмотрит в прекрасные синие глаза неожиданно встретившейся девушки и, должно быть, спросит: «Кто вы, о прекрасная незнакомка?» Было бы здорово ответить в духе героинь романов Барбары Картленд: «Я – принцесса вашего сердца». Но, конечно, лучше просто вежливо представиться, придворный этикет все-таки никто не отменял. А про «принцессу сердца» можно будет сказать потом, когда наши губы сольются в поцелуе, сердца застучат в унисон и Чарльз предложит мне выйти за него замуж, и от счастья мысли перепутаются, и будет непонятно, чего хочется больше – отдаться этому прекрасному сильному мужчине, впервые познавать физическую любовь, или скорее заняться выбором чудесного свадебного платья.

Ах, Чарльз, милый Чарльз!..

Покосившись на задумчивую хозяйку, прислонившуюся к стволу дуба, Блэки негромко заржала и тряхнула смоляной гривой.

– Не злись, – прошептала Диана, невольно улыбаясь преобразившейся лошади.

Самой спокойной кобыле из конюшни графа Спенсера явно очень хотелось туда, на край леса, откуда начиналась охота с участием принца Уэльского. Лай собак, звуки охотничьих рожков, топот копыт. И вот уже всегда невозмутимая Блэки разволновалась, загарцевала, как любопытный жеребенок.

– Глупая лошадка, мне бы твои проблемы. Ты не понимаешь, как это ужасно – Чарльз ведь ухаживает за Сарой! – Диана горестно вздохнула, взъерошила светлые коротко стриженные волосы и похлопала фыркающую Блэки по чуть влажному боку. – Они познакомились на ежегодном приеме в Виндзоре в честь Королевских скачек в Аскоте. Уже встречались несколько раз, а теперь Сара пригласила наследника престола поохотиться в Элтропе[1]. Но ведь Сара уже старая, ей больше двадцати, а мне всего шестнадцать! И Сара никогда не хотела встретить настоящего принца! Ей не нужен Чарльз, он должен стать моим. Я так хочу выйти за него замуж! Он такой, как в сказках, как в романах, как в моих самых заветных мечтах!

Лошадь звонко чихнула и недоуменно покосилась на Диану.

На какую-то секунду девушке вдруг показалось, что она поняла значение изумленного взгляда животного.

В этой жизни на самом деле есть только страшные грустные сказки.

Романы Барбары Картленд вдруг превратились в кошмарную фантасмагорическую реальность.

Давно надо перестать жить мечтами и фантазиями. Но… слишком долго придуманный мир был ее надежным убежищем, спасением, а по-другому ведь было просто не выжить, никак не выжить…

…Утро не предвещает беды. Вся семья собирается в столовой, мама прекрасна в бежевом атласном платье, облегающем ее стройную фигуру, отец в деловом костюме увлеченно просматривает газеты. Гувернантки приводят детей. Диана равнодушно кивает сестрам: высокой шумной Саре, молчаливой пухленькой Джейн. Младший Чарльз, конечно, маленький бог, ему прощают все шалости, выполняют любое его желание. Но с братом еще можно как-то ладить. А вот родители… Мама с отцом постоянно ругаются.

– Джонни, я хочу поехать в Лондон, – безапелляционным тоном сообщает мама, откладывая салфетку. – Парк-хаус[2] меня утомляет.

– Но ведь ты только недавно вернулась, – растерянно замечает отец. – Фрэнсис, а как же дети?..

Мамины синие глаза темнеют. Она резко встает из-за стола, демонстративно проходит в свою комнату, зовет горничную, чтобы та помогла ей собрать вещи.

В столовой стоит звенящая тишина, даже капризуля Чарльз боится отставить тарелку с ненавистной овсянкой.

Мама уезжает. Еще не ясно почему, но понятно, что это очень плохо.

Остается только ждать ее. И мечтать, что когда она вернется – все будет по-другому, без этой ее недовольной морщинки, разрезающей чистый белый лоб, без лихорадочного румянца на папином лице, который всегда появляется после того, как слуга принесет ему стакан с темной, терпко пахнущей жидкостью. Если бы только родители не ругались, сколько интересного можно было бы придумать – пойти на пруд кормить форель, гулять по парку, кататься верхом…

Проходит несколько дней, мать возвращается, но из спальни родителей даже через плотно прикрытые двери доносятся отчаянные вопли.

– Ты меня использовал, как племенную корову! Шесть беременностей за девять лет! Но вот ты получил наследника, могу я теперь хоть немного развлечься?! Мне всего двадцать восемь, и я не намерена хоронить себя в этом склепе!

– Фрэнсис, ведь ты же теряешь голову! Мне надоело, что твои романы обсуждают все соседи!

– А мне надоело, что ты сидишь в поместье, как старый пень! Тебя никогда не допросишься выехать в свет! Что ж, не хочешь развлекаться – не надо! Уверяю, я и сама прекрасно справлюсь!

Это так не похоже на церемонные учтивые речи, которые родители ведут в присутствии гостей.

Но все-таки можно попытаться сделать так, чтобы мама не уезжала. Ведь если не будет гувернанток, она останется…

Проще всего сговориться с Сарой. Та приходит от плана Дианы в полный восторг.

– Я выброшу белье гувернантки из окна! – хохочет сестра, встряхивая рыжими, как у большинства Спенсеров, кудрями.

– А я смою кольцо своей гувернантки в унитаз. Или… – Диана сделала то, что маленьким леди делать категорически возбранялось, – погрызла ногти. – Или лучше засунуть в ее стул булавки?

Сара одобрительно кивает:

– Сначала смой кольцо, а потом займись стулом. После такого они все от нас сбегут!

Детские хитрости помогали, но ненадолго.

Приходила новая прислуга, и мать снова исчезала. А потом случилось и вовсе что-то странное. Диана с Чарльзом вдруг уехали с мамой и стали жить в городской тесной квартире, где было мало комнат, а рядом не имелось хотя бы маленького парка. Сара с Джейн и папа остались в поместье. Но потом мама вдруг опять привезла их в Парк-хаус.

– Я скоро вернусь, – пообещала Диане в тот день она и, пряча глаза, направилась к выходу.

Диана сразу же уселась на ступеньку лестницы.

Мамочка ведь сказала, что скоро вернется. А тут так удобно ее ждать. А потом можно будет вместе пойти гулять. Или обедать.

Проходившие мимо слуги вздыхали, стоявшие в холле старинные часы прилежно звонили каждые четверть часа, пришло время отправляться в столовую, только мама все почему-то не появлялась.

– Диана, – Сара опустилась рядом на ступеньки, обняла сестру за худенькие плечи, – я хочу тебе кое-что объяснить. Наши родители развелись. Мама сначала уговорила отца, что вы с Чарльзом будете жить с ней. Но папа передумал, подал в суд и выиграл дело. В общем, все вышло, как он хотел. Мама больше не вернется сюда, понимаешь? Нас будут возить к ней в город, но потом. А теперь надо идти в столовую. Уже сервирован ужин. Ты не обедала. Идем же!

Диана слушала рассудительный голос сестры, однако о чем ей толкует Сара – не понимала.

Развелись? Но зачем? А как же… как же все?!

«Я никогда не разведусь, – пообещала она себе, смахивая вдруг побежавшие по щекам слезы. – Я найду своего самого лучшего принца, у нас родится много детей, и мы никогда не разведемся. Никогда!»

В тот момент ей казалось, что большего горя в жизни не бывает.

Не сразу, но боль притупилась, стала меньше. Отец был очень внимателен, всегда дарил ей красивых кукол. А еще у него появился фотоаппарат, и папа любил говорить: «Диана, пойдем в парк, сделаем красивые снимки». Потом началась школа, где длинные скучные уроки казались нескончаемыми. Но за учебниками все-таки было легче. Только все это продолжалось слишком недолго. Из разбитого сердца вдруг снова хлынула кровь.

Когда отец представил свою новую знакомую, Рейн Легг, Диана даже обрадовалась.

Дочь Барбары Картленд, той самой знаменитой писательницы, книгами которой зачитывались все девочки в семье Спенсер!

Впрочем, на первом же совместном обеде Диана разочаровалась в Рейн. Жеманная, ярко накрашенная, она говорила слишком громко, неумело пользовалась приборами и вообще вела себя не так, как полагается леди, но при этом пребывала в уверенности, что она неотразима.

– Напыщенная снобка! – поделилась Диана с Сарой, когда гостья покинула столовую.

– Не нравится мне, как она смотрит на папу, – задумчиво произнесла сестра и вздохнула. – Не нравится…

Подарки, совместные прогулки, обеды и ужины. Рейн здесь, Рейн там. Папа поглядывает на эту женщину и как-то странно улыбается. Слуги всегда готовят ей комнату, как будто бы само собой разумеется, что она приедет на уик-энд, а потом еще задержится на несколько дней. Постепенно Рейн стало слишком много. Нет, она не носила розовых туалетов. Но ее красные ногти и шляпы со страусиными перьями сводили Диану с ума. И эта шумная женщина так отличалась от нежных героинь романов Картленд…

Но она почему-то считала, что может себя вести, как те ищущие любви девушки, и всенепременно захотела добиться взаимности от графа Спенсера.

– Опять явилась, чтобы соблазнять папочку, – негодующе шипела Сара.

Диане все еще казалось, что сестра ошибается, что после красивой, элегантной мамы отец просто не может заинтересоваться столь вульгарной особой.

– О Джонни, ты такой сексуальный. Мне так хорошо с тобой! Баловник, что ты делаешь? Опять?..

Услышав эти фразы (а за ними раздался еще и звук поцелуя), Диана застыла возле кабинета отца, так и не решаясь отворить высокую позолоченную дверь.

Все-таки сестра права.

Дело плохо.

Рейн сразу стала объектом всеобщей яростной ненависти.

Сара рыгала за столом, Чарльз портил воздух, Диана «случайно» проливала соус на безвкусное платье хищной особы.

Потеряв маму, потерять еще и отца? Эта мысль приводила Диану в отчаяние. Ей казалось, что так плохо быть просто не может, никто из детей Спенсеров не заслуживает такой участи. В школе девочка только тем и занималась, что придумывала пакости, которые можно устроить Рейн. Однако – какой кошмар! – папа всегда защищал свою новую пассию. Это предвещало беду, но… насколько сильной окажется боль, она и не представляла.

О свадьбе все дети Спенсеров узнали из газет, от учителей и знакомых. Отец так и не решился поставить их в известность о своем намерении отвести Рейн под венец.

На торжественном обеде Диана, бледная от ярости, подошла к отцу. Он чуть нагнулся, ожидая поздравлений и поцелуя. Неожиданно для себя самой Диана резко ударила его по щеке. И зарыдала:

– Это тебе за всех нас!

– Никогда… Никогда больше так не делай! – Граф опешил и потер щеку.

– А что сделал ты? Что ты сделал?

Диана схватила край скатерти и дернула его. Фамильное серебро Спенсеров жалобно зазвенело…

Проигрыш в битве с мачехой дети лечили по-своему. Сара пристрастилась к выпивке, крутила романы. Чарльз загонял лошадей из отцовской конюшни. Джейн, самая тихая и покорная, обиженно плакала в своей комнате. Диана же, зажмурив синие глаза с длинными ресницами, упрямо мечтала.

Будет и другая жизнь, непохожая на нынешнюю.

В ней ей встретится принц, а с ним придут счастье и любовь. Поцелуи, ласки – какие они? Сара смеется: проверь сама и все узнаешь. Сестра не понимает – спешить можно только навстречу своей судьбе, настоящему мужчине, верному красивому принцу. А если его пока нет рядом – то надо подождать, поберечь себя, сохранить чистоту для любви. Только так…

Будет принц. Любовь. Дети. Все будет.

Обязательно.

Это ничего, что пока все сказки оказывались страшными и грустными.

Душа и сердце трепещут в ожидании прекрасного чуда…

– …Знаешь, Блэки, строго говоря, я уже видела принца. Мне было тогда пять лет, ему семнадцать. Нас пригласили погулять в королевском саду, вместе с королевой-матерью я играла с Эндрю[3]. И мимо прошел Чарльз, но я его почти не рассмотрела. Только лучше ему про это не напоминать, наверное. А то он подумает, что я так и осталась той маленькой озорной девчонкой…

Внезапно Диана замолчала.

Уши лошади дрогнули, и неспроста. Слышны были приближающиеся шаги, все ближе, уже совсем рядом, и…

Неужели?!

Наконец-то!

Из кустов вылетела пара черных лабрадоров, потом показался высокий худощавый мужчина, загорелый, лопоухий.

Чарльз улыбнулся, и Диана чуть не лишилась чувств.

Мечта стремительно становилась реальностью. Вот все уже происходит – пересечение взглядов, искорки интереса, обмен первыми приветствиями.

Как много нужно успеть ему сказать! Пожелать удачной охоты, намекнуть о встрече за обедом, предложить показать знаменитую картинную галерею Спенсеров…

Но пообщаться с принцем Диана не успела. Сначала на поляну вышли слуги Чарльза, один из них вел лошадь. Потом показались егеря, загонщики, а вот уже нетерпеливая стая собак деловито увлекает его за собой.

Виновато улыбнувшись, принц вскочил в седло, помахал рукой и умчался.

Оглушенная, растерянная Диана обняла присмиревшую Блэки.

– Как думаешь, я ему понравилась? У меня есть шанс? Если бы не Сара…

Взгляд Блэки показался девушке сочувственным, и нехорошие предчувствия сразу закричали сотней тоненьких противных голосков: «Ничего не получится из этой идеи, Диана! Чарльз увлечен твоей сестрой! Его улыбка – просто дань вежливости, только и всего».

Диана потрясла головой, разгоняя грустные мысли. И, закусив губу, пришпорила лошадь.

В конце концов для обеда выбрано прекрасное светло-голубое платье, выгодно оттеняющее ее глаза. И можно попытаться завести с принцем разговор об охоте. А еще сказать ему…

Диана печально вздохнула.

О чем говорить с таким мужчиной – она представляла очень смутно. Со школьными друзьями все выходило куда проще. Если пауза в разговоре затягивалась, можно было просто выпалить в лицо приятелям: «Ой, вы знаете, я ведь тупая, как бревно!» И весело расхохотаться. Но с Чарльзом, конечно, таких бесед вести нельзя, надо придумать какую-нибудь умную тему.

– Придумаю, – прошептала она, сжимая поводья. Как же кружится голова от стремительного бега лошади. И что все находят хорошего в верховой езде, ведь это же скука смертная. – Я что-нибудь обязательно придумаю. В Чарльзе – вся моя жизнь!

Увы… Даже если бы умные мысли вдруг посетили золотоволосую головку Дианы, озвучить их не было ни малейшего шанса.

За обедом Сара говорила, не умолкая. Она остроумно шутила, смешно копировала великосветских знакомых, рассуждала о недавней охоте.

Когда наследник престола собрался покинуть их замок, Диана вдруг оживилась. Принц с воодушевлением говорил о предстоящем приеме во дворце, и девушке показалось, что если она получит приглашение, то появится еще один шанс произвести на принца благоприятное впечатление.

– Буду рад видеть вас, Сара, среди гостей Букингемского дворца, – не сводя глаз с сестры, улыбнулся принц. – Я распоряжусь, чтобы в ближайшее же время вам доставили официальное приглашение. Благодарю за прекрасное время, которое я провел в вашем обществе!

Как больно: он хочет видеть только Сару.

Все кончено…

* * *

«Если неприятности должны произойти, то они происходят…»

Это была вторая мысль, возникшая в голове Лены Поляковой. А первая, появившаяся сразу после того, как она, вернувшись с работы, увидела рухнувший навесной потолок (такие были в большой моде лет десять назад), была совершенно нецензурной.

Плитки, формирующие потолочное покрытие, отвалились на кухне, причем по всему периметру. Итог был катастрофическим. Разбились все бутылки с дорогущим спиртным, выставленные на барную стойку. Чашки из тонкого фарфора, стоявшие на столе, превратились в черепки. Еще пострадали микроволновка, тостер, кофеварка. Кухонные шкафчики, к счастью, не упали. Однако они покосились, и это вызвало исключительно мрачные предположения относительно судьбы составленной в них посуды.

Похоже, единственное, чем отличались строительные материалы прежних лет, это весом. А вот надежность в число их достоинств явно не входила.

– Какой ужас! И это накануне Нового года, – всхлипнула Лена, не зная, за что хвататься: убирать осколки, вытаскивать посуду из пока не рухнувших шкафчиков или звонить подругам, чтобы пожаловаться на вселенскую несправедливость. – Почему именно сейчас? Когда все будут строгать салат оливье и наводить красоту, я вынуждена что-то делать с этим дурацким потолком! Неужели… ремонт? Я этого не вынесу!

Она бросилась в спальню, ничком упала на кровать и заревела.

Просто наказание какое-то!

А ведь все складывалось так хорошо…

Нашлась, наконец, работа, совершенно не связанная с журналистикой, удовольствие от которой было эквивалентно деньгам за нее.

Журналистика – такая западня! О существовании засады долгое время не подозреваешь. Интервью, презентации, новые люди, интересные события. Казалось, этому не будет конца. На прилавки газетных киосков с трудом помещаются многочисленные издания, люди в метро увлеченно читают прессу, и даже расслабляющий мысли недешевый глянец продается как горячие пирожки. Кризис? Да, об этом можно писать. Спрашивать у своих собеседников: «А на вас отразился финансовый кризис?» Сочинять статьи под бодрыми заголовками «Десять преимуществ кризиса» или «Как найти работу в условиях безработицы?». Это просто одна из тем, не более того. Ведь в твоей жизни, по сути, ничего не меняется: те же кафе, распродажи, фитнес-центр… И вдруг как обухом по голове. «Я решил приостановить на время выход журнала. О каких сроках идет речь? В данный момент мне сложно ответить на этот вопрос. Вас проинформируют. Ну а пока всем спасибо за сотрудничество. Удачи в поисках работы!» Вот так просто и буднично заявил учредитель. И вместо того, чтобы проводить планерку, быстренько сел в свой «Мерседес» и укатил в неизвестном направлении. Конечно, в редакции сразу загудело роем возмущение. «Наш коллектив – самый профессиональный»… «Да мы сами будем делать окупающееся издание»… «Конечно, хозяин – барин, но все-таки это не по-людски». Впрочем, что бы ни говорили коллеги (а большинство рассуждений было в ключе: мы и сами с усами, и плевать хотели на учредителей-олигархов) – все развалилось. Конечно, об окупаемости речи не было в принципе: аренда, зарплата коллектива, снижение рекламных поступлений, а тираж стильного влиятельного журнала небольшой. Поиск вакансии в приличных изданиях – как выяснилось, дело провальное. Штат везде сокращают, зарплаты стремительно пикируют вниз. Если что-то и предлагается – то это уровень многотиражки с оскорбительным для Москвы заработком.

И все же она не захлебнулась в волне безнадежных проблем. «Кризис – лучшее время для того, чтобы заняться тем делом, на которое раньше не хватало времени». То ли эти строки из собственного материала ее вдохновили, то ли сказалась усталость от поиска работы и захотелось просто от всего отключиться. Не важно почему. Просто так случилось. Первый сценарий. Бессонные ночи на специализированных форумах, горы книг. И – необыкновенный кайф записывать свое кино, которое всегда как-то само собой придумывалось, если дорога оказывалась долгой или очередь – длинной. «Кто сейчас снимает фильмы? Ты сумасшедшая!» – изумлялись год назад подруги. Они просто были не в теме. Никто из журналистской среды не подозревал, что сериальное мыло востребовано еще больше, чем раньше. Прежде у многих людей был выбор: сходить поужинать в кафе, погреть попу на турецком пляже или тупо пялиться в телик. Теперь выбор стал меньше, и сериалы – наше все, а сценаристы загружены работой под завязку. И получают за свой труд на порядок больше, чем прочая пишущая братия.

Или ей повезло вырулить на белую полосу везения и сделать ее своей трассой? Вслед за интересной и высокооплачиваемой работой наладилась и личная жизнь. Все есть: множество поклонников, пара подходящих кандидатов в мужья. И даже любовь ее оглушила, от которой сердце – точно как в романах – падает в пятки, руки дрожат и перед глазами все плывет.

Дурацкий потолок… И надо же было ему рухнуть именно сейчас, в такой прекрасно налаженной жизни.

«Конечно, ремонт – это ужасно, – Лена нащупала рукой плюшевого мишку, Косолапыча, прижала его к груди. – Я ненавижу все, что с ним связано. Очень обидно, что эта фигня случилась накануне Нового года. За неделю, всего за неделю до праздника! Но дело не только в нем. Это словно знак, предостережение. Мне даже стало страшно… Впрочем, страх ничего не меняет. Уборку все равно придется делать. Сейчас сгребу черепки, залезу в Интернет и буду искать строителей».

Она поднялась с кровати и потащилась на кухню.

Веник-совок – дзинь, мусорное ведро.

Веник-совок – как жаль чашек! – ведро.

Веник-совок – что за ерунда? – откуда взялась на кухне какая-то странная коробочка?

Вот чудеса – в такие коробочки обычно упаковывают ювелирные изделия…

Отбросив с лица пряди длинных рыжих волос, Лена вытерла влажные ладони о джинсы и аккуратно подцепила ногтем застежку.

На черном бархате лежало невероятное, фантастическое, потрясающе красивое кольцо. Усыпанное бриллиантами, оно сияло так, что глазам стало больно от радуги слепящих цветных огоньков…

* * *

– Ты моя сладкая девочка… Ты ждала меня? Я чувствую, как ты соскучилась. Мне так нравится входить в тебя. Медленно и нежно. Ты такая горячая…

Стас еще что-то говорил, но Лика Вронская уже не различала слов любовника. Под лавиной оргазма не осталось ничего, кроме острого пульсирующего удовольствия, затопившего все вокруг.

– Какая ты сладкая… Я сейчас кончу…

Стас уже задыхается.

Быстрые толчки, скрипит кровать, очень приятно чувствовать тяжесть возбужденного, теряющего контроль тела мужчины, внизу живота все еще вспыхивают огоньки догорающего фейерверка.

– Ты прелесть, – простонал Стас, откидываясь на подушку.

Через пару минут к Лике пришло окончательное отрезвление, а вместе с ним горький стыд.

Парень так близко, его дыхание еще щекочет шею – но пропасть нелюбви от этого никуда не исчезает.

Так быть не должно.

Любовью надо заниматься только с любимыми.

Все остальное – преступление перед собой.

И даже если на какие-то минуты мир выключается, и в страстном беспамятстве не осознаешь всей катастрофической неправильности секса ради секса – потом совесть хватается за плетку. И очень больно от ее ударов…

Вздохнув, Лика Вронская посмотрела на зажмурившегося Стаса. Красивый. Молодой – всего-то двадцать пять. Впрочем, возраст, внешность – все это условности. Можно и в тридцать выглядеть на двадцать пять, причем не прилагая к этому особых усилий. Но только собственные тридцать лет все равно остаются тридцатником, и никак иначе. А такая отметка на жизненном пути в ее конкретном случае – это горький опыт, горстка пепла перегоревшей любви. Страх – а вдруг опять будет больно, стоит только впустить мужчину в свое сердце, и он разобьет его вдребезги, как это сделал бывший бойфренд Пашка, променявший многие годы счастья на случайную интрижку. Впрочем, после Пашкиных выкрутасов душа еще не сломалась. Согнулась – да. Но все-таки неожиданно выпрямилась, расцвела для новых отношений. Франсуа? Увы, нет. Обаятельного француза, с которым был прожит год в Париже, можно не включать в список важных мужчин ее жизни. Он появился из отчаяния, из глухой всезаполняющей боли, когда хотелось, чтобы просто кто-нибудь был рядом. Назло Пашке. Пусть знает, кого потерял! Напрасно. В состоянии, когда кровоточат душевные раны, невозможно построить что-то надежное. И лихорадочный поиск нового партнера назло предыдущему в конце концов оборачивается самым большим злом только для себя[4]. А вот с Владом все было по-другому. Неожиданно, непредсказуемо, по его инициативе. В том мире, где он жил, звучала музыка – и прошлое казалось далеким, непонятным. Что может быть общего у журналистки и писательницы с популярным эстрадным певцом? Но доводы логики умолкли быстро. Влад вырабатывал океаны, вселенные любви, не утонуть в них было невозможно, мальчик заразил ее своей любовью мгновенно и сильно. Навсегда? Очень бы хотелось. Правда. Не трезветь никогда от ослепительного счастья. Но только пришлось. Огонь безумия, как оказалось, гасит не только измена. Это вроде всем известно, но никто никогда всерьез не задумывается. А потом уже слишком поздно… Смерть заносит все ледяным снегом быстро, мучительно, навсегда. Остаются только планы, которым не суждено сбыться, запекшиеся кровоточащей нежностью невысказанные слова. И ребенок – неожиданное спасение, плод истинной любви[5].

«Пока Даринка была маленькой, я даже не думала о других мужчинах. Конечно, умом понимала: надо, чтобы у девочки был отец. Но это все шло фоном, на втором плане. Заботы о грудничке максимально упрощают жизнь. Только бы не съесть чего-нибудь аллергенного. Лишь бы молоко не пропало. Вот бы малышка спала по ночам. Парадоксально: дел множество, но в них почти исчезают мысли, – думала Лика, свернувшись клубочком под одеялом. – Теперь Дарине уже почти три годика. И я понимаю, что очень боюсь опять ошибиться. Если что-то пойдет не так, будет больно не только мне, но и доченьке. И эта ответственность не только за себя – она сдерживает, заставляет быть осмотрительной. Или все дело в том, что каждому человеку отводится определенный лимит любви, и я свой уже выбрала? Не знаю… Но нет в моем сердце любви к мужчине, нет; я смотрю на окружающих парней и с тоской понимаю, что не могу никого впустить в свою жизнь. Иногда мне казалось, что я увлечена. Но морок проходил быстро, оставались только недоумение и досада: все не то, опять не так. Не помню, сколько лет до знакомства со Стасом я не занималась сексом. Мне это было просто не нужно. Не хотелось размениваться на случайные отношения. Только вот подруги… Они пришли в ужас, когда я об этом рассказала. И все как одна стали советовать завести любовника. «Для здоровья полезно», – вот такой был аргумент. И тогда я решила, что хватит прятаться от жизни, хватит требовать от нее по максимуму. И познакомилась со Стасом, точнее, позволила ему с собой познакомиться, оставила свой номер телефона, согласилась встретиться. К нему никаких вопросов – прекрасный чувственный страстный мальчик. И неглупый, хорошее образование, перспективная работа. Мы видимся уже пятый раз. Но как только заканчивается секс, я начинаю испытывать такой стыд, отчаяние и невыносимый холод… У меня, наверное, какое-то неправильное представление о здоровье. Несмотря на фантастические оргазмы, мне только хуже от наших отношений. Я физически не могу ложиться в постель только ради секса. Придется объяснить это Стасу. В Новый год – с новой жизнью. Ни к чему забирать с собой досадные ошибки…»

Лика снова посмотрела на любовника.

Он улыбался сквозь сон. Длинная тень от ресниц на щеке, пухлые губы вдруг шевельнулись:

– Лика, я люблю тебя. Я всегда буду тебя ждать.

Обняв подушку, Стас удовлетворенно вздохнул и что-то еще пробормотал сквозь сон, но слов было уже не разобрать.

От его прорывающейся нежности, беззащитного русого коротко стриженного затылка и безмятежного посапывания Лике захотелось разрыдаться.

Причинение боли без умысла – это все равно причинение боли.

Можно было это предвидеть: если мужчины увязают в тебе быстро и надолго, то этот мальчик тоже попадется, не устоит, и ты поселишься в его снах, а твое имя прирастет к его губам. Да, он думал, что его интересует только секс. Но ведь ты знала, что вольно или невольно являешься женщиной, встреча с которой делит жизнь на «до и после». Они ведь все пытались быть с тобой рядом или вернуться: случайные знакомые и бывшие любимые. Тот же Пашка до сих пор не женат и время от времени предпринимает очередную попытку объяснить тебе, что в одну и ту же реку можно войти дважды. Франсуа поздравляет тебя со всеми праздниками, звонит, присылает сувениры, каждый раз умоляя еще об одном шансе. И этот мальчик тоже незаметно для самого себя попался. Однако, увы, Стасу, кроме секса, дать ей совершенно нечего. Нет любви. И не будет…

Лика осторожно выбралась из постели, собрала разбросанную на полу одежду и на цыпочках прошла в ванную.

Быстро смыть с себя нелюбимый запах. Уйти, не прощаясь, – слабость, но нет сил при объяснении видеть чистые голубые глаза. Письмо по электронной почте. Номер телефона Стаса и мейл – в черный список. Будет больно, но так правильно, так надо.

«Бедный парень. – Лика вышла из душевой кабины, потянулась за полотенцем, бросила беглый взгляд в зеркало. Там отражалась худая невысокая светловолосая девушка с зелеными уставшими глазами. Сорок пять кило – и это после родов! Как ни странно, прежний вес после прекращения грудного вскармливания вернулся к ней быстро. – Прости меня. Прости, Стас. Я не должна была тебя трогать. Если я встречалась с тобой, то только потому, что мне казалось – ты легкомысленный и не привыкнешь ко мне. Тебя не интересовало ни кто я, ни чем занимаюсь. Ты ничего обо мне не знаешь, я не рассказывала тебе о дочери, о том, что была известной журналисткой, а потом стала не менее известной писательницей. Да ты вообще никогда не интересовался, окончила ли я хоть что-нибудь после школы, есть ли у меня работа! Мне казалось, такое отсутствие любопытства – равнодушие, тебе нужен только секс. Наверное, я ошиблась. Знаешь, я люблю так же, как ты, – мне наплевать, кто мой избранник, я готова принять его любого, всякого. Только с тобой у нас ничего не получится, ты не мой, и я очень надеюсь, что ты скоро обо мне забудешь».

Растеревшись полотенцем, Лика натянула джинсы и свитер, прокралась в прихожую.

Сапоги, шубка, шарф, сумочка.

Осторожно прикрытая дверь, щелчок замка – какое облегчение!

Нет, все-таки не надо быть как все, жить как все.

Если стандартные правила поведения доставляют мучения, то ну их, эти правила! Попытки следовать им причиняют только боль – и себе, и тем, кто нечаянно оказывается рядом!

Лика расстегнула сумку, достала сотовый телефон, чтобы внести номер Стаса в черный список. Но серо-стальной аппаратик вдруг ожил, запел, и на экране высветилось: «Полякова».

Телефон разрывался, однако Вронская все никак не могла решить, отвечать ли ей на вызов.

Лена Полякова – сценаристка. В общем, неплохая. Но слегка сумасшедшая – она так увлечена проектом по экранизации, что звонит в любое время дня и ночи, сгорая от нетерпения обсудить свои идеи. У девочки славное журналистское прошлое. Похоже, журналистика и кино – термоядерная смесь. Ее наглость, нахальство и увлеченность зашкаливают все мыслимые и немыслимые пределы. Рядом с такими людьми интересно, но трудно, они выпивают окружающих, как стакан воды, и даже не замечают этого…

– Привет, дорогая. Что опять не так с моими книгами? – уныло поинтересовалась Лика, с тоской оглядывая свою машину. За пару часов голубой «Форд» обзавелся снежной шапкой, придется как следует помахать щеткой. – Опять в романах обнаружилось слишком много персонажей?

– С твоими книгами все прекрасно, – голос Лены звенел от волнения. – Ты же в курсе: сценарии уже приняты две недели назад. Ничего не изменилось, скоро начнутся съемки. Я не по этому вопросу звоню.

– Да? – удивилась Лика, пытаясь вспомнить, обсуждали ли они с Леной хоть что-нибудь кроме сценария.

Но ничего подобного не припоминалось.

Полгода назад издательство продало права на экранизацию пяти романов Лики Вронской известной российской компании «Телемуви продакшн», занимающейся производством телесериалов. Это было очень неожиданно, ведь собственное писательство уже как-то забылось. Материнские заботы не оставляли ни времени, ни желания придумывать чужие жизни – собственная вдруг стала такой полной и насыщенной, что, кроме Дарины с ее изменениями, открытиями, болезнями и формирующимся явно строптивым характером, все прочее утратило смысл. Впрочем, написанные прежде книги позволяли погрузиться в материнство с головой. Ведь с ребенком надо не только играть, его, как это ни банально, надо кормить. А гонорары за регулярные допечатки давали такую возможность. Конечно, было понятно: если книги хорошо продаются – значит, они неплохие. Но о том, что они достойны экранизации лучшей кинокомпанией, не приходилось даже и мечтать. Тем приятнее и неожиданнее было поступившее предложение!

Сценаристом на проекте работала Леночка Полякова. Рыжая, жизнерадостная, она казалась смешливым ребенком, который пришел в этот мир для развлечений, не для работы. Но, как ни странно, именно у этой девушки получилось быстро и доходчиво открыть совершенно новую грань русского языка, с которой прежде Лике не приходилось сталкиваться ни в журналистике, ни в писательстве.

Киноязык – он потрясающий, уникальный. Он должен быть образным, емким и колоритным – никаких журналистских штампов. Так что – прощайте, литературное гурманство, длинные тирады героев, стилистически выдержанные описания и психологические характеристики. Все это должно быть понятно из коротких реплик героев фильма. Поэтому ценность слова возрастает во сто крат. Это очень увлекательно: пробовать вкус каждого словесного нюанса, сочинять фразы не в порыве угарного вдохновения, а с холодностью и беспристрастностью хирурга, архитектора, аналитика…

Работать вторым сценаристом в связке с Леночкой оказалось очень интересно. Но не всегда легко. Полякова жила проектом всей душой и требовала, чтобы все болели той же болезнью. И плевать она хотела, что у маленького ребенка свои правила, с которыми мама должна считаться. Иногда Полякова становилась агрессивно навязчивой, могла приехать и всю ночь обсуждать какие-то сцены, нимало не беспокоясь, что в соседней комнате Даринка изнемогает от жара. Но Лена никогда не говорила ни о чем, кроме предстоящего фильма. Или нет, не совсем так. Лена пыталась обрушить на нее водопад подробностей своей личной жизни, походов по магазинам и прочей женской дребедени. Приходилось пресекать такие намерения. Почему? Конечно, Лена – очень интересный собеседник, активный любознательный человек. Но она принадлежит к числу тех женщин, которые кровь из носа – а урвут свое, легко растолкают всех на пути к собственной цели. Настойчивость – теоретически прекрасное качество. Но когда она перехлестывает через моральные рамки, превращаясь то в наглость, то в бесцеремонность, то в хамство… Поэтому, наверное, назвать Лену подругой все-таки Лике не хотелось. Приятельницей – да. Но не более того. Слишком велика разница во взглядах на то, что такое хорошо и что такое плохо. Конечно, друзья не обязательно должны быть во всем похожи. Но что делать, если взгляды одного противоречат принципам другого?..

– Так в чем дело? – после долгой паузы поинтересовалась заинтригованная Вронская. – Я все жду, когда ты мне откроешь свою сокровенную тайну. А ты молчишь.

– Я даже не знаю, как начать.

– С начала.

– У меня потолок упал.

– Да? Я не удивлена. Давно подозревала, что у некоторых крыша поехала. Так что твоя шутка не оригинальна.

– Лика, – застонала Лена, явно сдерживая смех. – Ты не ерничай. У меня правда беда. Потолок на кухне отвалился, честно. И это накануне Нового года!

Вронская сразу же сменила тон:

– Сочувствую… Только знаешь, я ремонтом давно не занималась, так что никаких строителей порекомендовать не смогу.

– Да дело не в этом. Объявлений в Интернете – как грязи. Слушай, ты сейчас где?

– В центре пока. Домой собираюсь.

– Отлично! Я к тебе подъеду!

И Лена повесила трубку.

Скрипнув зубами, Вронская сразу же набрала ее номер.

«Абонент отключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил равнодушный механический голос.

Вот! С этой барышней всегда так! «Я приеду», – и точка. Между прочим, сегодня вечером Лика собиралась отвести Даринку к логопеду. «Мама, не хочу к догопеду», – ныла малышка, с младенчества оравшая при виде любого человека в белом халате. Вот и не будет никакого «догопеда», по крайней мере, сегодня. С такими-то приятельницами…

Злая до невозможности, Лика быстро очистила машину, завела двигатель и направила «Форд» прямиком в пробку, закупорившую выезд на Садовое кольцо.

Даринку из детского сада заберет домработница Светлана.

А Полякова пускай поторчит часик-другой перед подъездом, поостынет и подумает о своей бесцеремонности. Так ей и надо, нахалке!

* * *

Интересно, колдуну придется рассказывать все во всех подробностях, как и психотерапевту? Психотерапевт – это очень тяжело, мучительно, невыносимо. И – Вася Скрипников поднял воротник дубленки, загородился от колючего морозного ветра – самое обидное, безрезультатно.

Он невольно поморщился, вспоминая миловидную темноволосую женщину. Наверное, она была профи – к ней ходили все актеры, и, по отзывам, дама помогала пережить потерю близких, развод или творческий кризис. Только вот от любви к Ленке вылечить его так и не сумела. «От любовной зависимости», – уточняла психотерапевт, зажигая настольную лампу с мягким светом и указывая рукой на кресло-кушетку. «Любовная зависимость. У меня любовная зависимость, и это ненормальное состояние, которое надо корректировать», – послушно соглашался Вася, утопая в обволакивавшем тело ложе. А про себя думал: никакая Ленка не зависимость, зависимость – слишком мягкое определение, это настоящая паранойя. Весь мир сузился до ее наивно распахнутых огромных глаз и рыжих волос. Весь мир стал ею. И вначале в этом было много счастья. Всегда разная, то домашняя (какие вкусные пироги она пекла), то развратная (всю ночь спать не давала), она дарила ему радугу эмоций, ядерный взрыв чувств. Она знала актерскую среду, прекрасно разбиралась в многоходовых комбинациях интриг. И эта ее радость жизни, ее фанатичная увлеченность работой – с ней было о чем поговорить, ее было за что уважать. Она ему казалась именно той женщиной, которая должна быть рядом. Только одно в ней стало полной неожиданностью. Никаких ссор, конфликтов, неудовольствия. Все очень просто: «Извини, Вася, я полюбила другого». Как гром среди ясного неба. И разверзлись такие бездны боли, о которых и предположить раньше было нельзя. Впрочем, можно или нельзя – особого значения не имеет. Но жить с этим стало невыносимо. Работать – невозможно. Что такое профессия актера, театральная сцена или съемочная площадка? Это генерирование эмоций, развлечение других, выворачивание всего себя наизнанку – для людей. А тебя-то как раз и нет больше. Нечего отдавать. Психотерапевт…

Вася горько усмехнулся и прибавил шаг. Колдун жил богато, в одном из старых домов на Тверской. Пришлось бросить машину в самом начале улицы, так как припарковаться дальше было нереально.

Психотерапевт очень старалась ему помочь, но ничего не получилось. После ее сеансов пальцы сами собой набирали Ленкин номер, от звуков голоса любимого человечка по телу растекалась приятная теплота.

А в общем, если разобраться, ничего особенного в Лене нет. Симпатичная журналистка с хорошей фигурой и смазливым личиком, всего лишь одна из вечной очереди за интервью к известному актеру Василию Скрипникову. Банальные вопросы, дежурные улыбки – теперь и не вспомнить, о чем они тогда говорили. Даже странно, что на пресс-конференциях потом хотелось найти ее лицо среди присутствующих в зале журналистов. Лены там никогда не оказывалось, и облачко досады находило на прежде всегда беззаботное настроение.

Все завертелось после фильма по ее сценарию.

Роль подошла душе, как подходит телу идеально скроенная шмотка. Сначала ему было просто очень хорошо в роли циничного, избалованного женским вниманием мачо, который устал от круговорота тел в своей постели, но не прекращает этого по одной-единственной причине – вдруг в калейдоскопе многообещающих взглядов и томных вздохов сложится один-единственный, тот самый, долгожданный узор любви. И вот выясняется: автор сценария – она, все еще сидящая в памяти, как заноза, рыжая, красивая.

Ленка, Ленка, практичная московская девочка, никаких ныряний в омуты. Или это в ней журналистская дотошность сказывалась? Теперь задним умом он понимал: все разузнала, что жены нет, а квартира имеется, что есть мечта создать семью, и детей в ней должно быть минимум двое, а лучше трое. Она казалась такой осмотрительной, надежной, при этом вдрызг влюбленной. И разрасталась, укреплялась уверенность: с Ленкой все будет серьезно, можно расслабиться, не бояться. Не верилось, что все может разломаться, разбиться. Даже на осколках, обломках любви – не верилось. И теперь не верится. Знаки судьбы, модная тема.

Москва отравлена этими знаками! Переполнена, забита до предела. До сих пор!

Ее лицо на обложке журнала о кино.

Знакомый профиль – случайно, через витрину кафе.

Автомобильчик ее старый, чумазый – все время на глаза попадается. Когда же это закончится?

Забыться в работе – а вот как бы не так!

Новый проект с патетичным названием «Добро побеждает зло» – тоже Лена сценарист, плюс редактор на съемках. А это значит – каждый божий день видеть ее на съемочной площадке, она будет вносить оперативные правки в сценарий. Это всегда требуется. Натура может меняться по погодным условиям, актерам что-то не нравится в диалогах персонажей. Режиссеру нужен такой человек постоянно.

Ленка, Ленка…

Страшно думать об этой пытке – видеть твое равнодушное лицо, смотреть на родное тело и сходить с ума, представляя его в чужих объятиях. Какая игра? А ведь опять – главная роль, видимо, победителя, если предстоит играть следователя, и фильм носит громкое название «Добро побеждает зло».

Колдуны, магия… Прости, Господи, если бы можно было этого не делать – он бы не делал. Но наступает такое состояние, последняя черта. Всеми правдами и неправдами, искренне любящая или притворяющаяся, очень нужна ему эта женщина рядом. По-другому жить невозможно. И все, чем предположительно лечилось это наваждение, уже перепробовано – спортзал до черных мушек в глазах, несколько актрис и моделей – как их звали, теперь и не вспомнить… Психотерапевт эта хваленая, сто евро за сеанс – ерунда полная… Осталось последнее… И все-таки так противно – судорожный треск клавиатуры, дрожащие руки, вереница объявлений в духе «магия, привороты». Вереница про негативные последствия приворотов – еще длиннее. А, все одно: чем так жить, лучше любая бесовщина…

Вася так торопился к нужному подъезду, что поскользнулся на обледеневших ступенях и, не удержав равновесия, упал. Из сбитых о камни костяшек пальцев потекла кровь.

– Скрипников! Эх, известный артист, а пьяным валяется…

Он мрачно уставился на пожилую женщину в старенькой шубе из длинного линялого меха. Хотелось что-то объяснить. Что не пьян, что просто упал. Но в горле застрял комок. От унижения и собственного бессилия все вдруг стало нечетким.

Слезы? У взрослого тридцатипятилетнего мужика? Господи, ну и сука же ты, Лена…

– Ой, милок, да ты в крови весь! И бледный такой. Давай, вставай, я тебе помогу.

Стиснув зубы, он покачал головой. И игнорируя протянутую руку, осторожно поднялся с земли.

Код подъезда колдуна пальцы набрали сами собой. Казалось, они всегда его знали…

– Здравствуйте. Вы?! Мне так нравятся ваши фильмы!

Актерское самолюбие, всегда трепетавшее от констатации собственной славы, похоже, атрофировалось.

Вася переминался с ноги на ногу, испытывая только одно желание – сбежать.

Все напрасно. Какой, на хрен, колдун? Этот мужичок полутора метров ростом в дешевом спортивном костюме, тщательно заклеивающий длинной прядью волос проплешину? Смешно!

– Фотографию принесли? Да вы проходите, обувь можно не снимать. – Мужичок достал из шкафа вешалку и покосился на гостя. – Давайте вашу курточку, знаете, у меня дома жарко.

Сбросив-таки дубленку, Вася прошел в комнату и огляделся.

Мечи на стенах, поблекшая то ли тряпочка, то ли флаг с иероглифами, компьютерный столик в углу.

Дешевая бутафория, жалкие декорации.

Вот будет смеху, если этот колдун позвонит журналистам из желтой прессы. Можно представить завтрашние заголовки: «Василий Скрипников хочет приворожить сбежавшую невесту».

– Не приворожить, а гармонизировать отношения. Ворожбой я по возможности стараюсь не заниматься. И порчу не навожу, хотя мне это раз плюнуть, – прошелестел рядом тихий обволакивающий голос.

Скрипников изумленно вскинул брови. До состояния «тихо сам с собою я веду беседу» Лена Полякова все-таки его еще не довела. Совершенно точно: мысль вслух не произносилась. Тогда что же получается – мужичок умеет читать мысли?

– Это не трудно, – улыбнулся колдун, но глаза его остались серьезными, какими-то пугающе буравящими, что ли. – Для меня ваши мысли – как открытая книга, очень чистые энергетические потоки. А вот канал связи с Богом у вас закрыт. В церковь редко ходите. Плохо вам, знаю. Сейчас, сейчас поправим.

«Что за бред? – подумал Вася, присаживаясь на потертый продавленный пуфик. – Так, стоп. Надо фильтровать базар. Если он действительно читает мои мысли, то прямо неудобно перед человеком…»

– Неудобства больше не будет, – пообещал колдун, включая старенький стационарный компьютер. – Флэшку давайте с фотографиями.

«Откуда он знает, что фотографии Лены на флэшке, а не в распечатанном виде?» Вася полез в карман брюк, отыскал пластмассовый прямоугольник.

Колдун подключил флэшку, забарабанил пальцами по столу – старенькая техника аж кряхтела, пытаясь прочитать данные с usb-накопителя.

А Вася вдруг почувствовал, как весь, от макушки до кончиков пальцев, наполняется ярким радостным светом.

В нем словно запузырилось, вскипело шампанское, дразня игристой легкостью через тонкое стекло бокала.

Это было как детская невинная безмятежность, как первый день каникул – просыпаешься на заре, и тут же счастливо зарываешься в подушку, вспомнив, что началось лето и можно спать сколько влезет, и за окнами будет солнце, и мальчишки со двора, и вкуснющее эскимо, а самое главное – никаких учебников.

Состояние напоминало… любовь… Только какую-то незнакомую, вообще не изведанную ранее любовь. В ней не было щемящего привкуса, возникавшего при виде маминой седины, при папиных сдерживаемых возгласах, ах, проклятый радикулит. В ней не было ни полета, ни бездны боли, куда его равнодушно столкнули всего-то несколько слов, вырвавшиеся ядовитыми змеями из любимого ротика. Это была все принимающая и всепрощающая любовь, тихая, светлая, теплая. Космическая.

Была только любовь.

А Лены – Вася сделал глубокий вдох и блаженно улыбнулся, – а Лены в нем больше нет.

Вообще, совсем нет!

Он еще немного подумал, наблюдая за монитором компьютера (на нем сначала появилось Ленкино лицо в обрамлении рыжих кудряшек, а потом какие-то астрологические карты).

Ай да колдун!

В принципе, с ним можно иметь дело.

Уже даже неважно, чтобы он привораживал Ленку.

Можно просто приходить сюда, сидеть в этой нелепой комнате – и чувствовать себя живым и свободным. Такие забытые ощущения!

А потом все мысли исчезли. И очень захотелось спать.

Вася осторожно передвинул пуфик к стене, прислонился спиной к прохладной поверхности и провалился в мягкий приятный сон…

Глава 2

Лондон, 1979 год

Джеймс Гилби опаздывает уже на пятнадцать минут…

Диана Спенсер сделала знак пробегающему мимо официанту, указала на опустевшую тарелочку. Тот живо принес новый кусочек бисквита, и Диана, подлив чаю из белого фарфорового чайничка, с тоской посмотрела на часы.

Наследник империи джина должен быть в этой кондитерской уже семнадцать минут назад! Да что он себе позволяет, этот богач и красавчик?! Ведь она сама позвонила ему, пригласила на свидание, сказала, что вся трепещет в предвкушении встречи! Что должен сделать в этой ситуации приличный молодой человек? Конечно же, понять: юная леди готова к серьезным отношениям!

Но, кстати, готова ли она?..

Диана отправила в рот кусочек бисквита, сделала глоток чая и грустно улыбнулась.

Безусловно, Джеймс – это просто компромисс. Ловелас, донжуан, изначально ясно – такой мужчина ничуть не похож на настоящего принца. Но он молод, хорош собой, богат, на отличном счету в высшем обществе. И потом, надо же… чтобы хоть с кем-нибудь это случилось… У подруг уже давно полным-полно кавалеров.

В квартире на Коуэлрн-корт по вечерам принято рассказывать о своих приятелях. Свидания, встречи, соперницы, измены – в этом жизнь, интрига, неожиданные повороты судьбы.

– Диана, скромница, признавайся, у тебя есть кто-нибудь? – спрашивают девчонки.

Приходится пожимать плечами и мыть посуду. Не о чем говорить. Работа няней в семье Робертсон и домработницей у старшей сестры Сары (а почему бы и нет, она платит ей по фунту в час) – не очень котируемые темы в девичьей компании.

Впрочем, дело не в простой работе. Другой, понятно, не будет. Если ты тупая, как бревно[6], то максимум, на что можно рассчитывать, – место секретарши. Уж лучше с малышами возиться, они забавные.

Работа тут ни при чем. Просто до недавних пор ей не хотелось ни с кем заводить серьезных отношений. Современные парни поверхностны и ненадежны. Они пугают ее и не вызывают никакого желания узнать их поближе. Вот если бы представился шанс очаровать самого принца Уэльского… Ах, какая Сара глупышка! Упустила такого мужчину! А ведь Чарльз очень серьезно к ней относился. Они даже ездили вместе кататься на лыжах. Только наивная Сара не поняла, что репортеры из «крысиной стаи» – так Диана именовала официальный королевский пул, группу журналистов, освещавших жизнь монархов, – которые активно набивались к ней в друзья, никакими друзьями на самом деле не являются.

Гнусные папарацци! Для них нет ничего святого, думают только о своих собственных интересах! Они пригласили Сару в кафе, подпоили ее. На следующий день в таблоидах напечатали все застольные разговоры. «Я не влюблена в Чарльза и не выйду за него замуж!» «Наши отношения с принцем чисто платонические!» Это были самые приличные из газетных заголовков. Потом, конечно, сестра пыталась оправдаться, доказывала Чарльзу, что никакого интервью вообще не было. «Вы совершили непростительную ошибку», – холодно сказал принц. Больше никаких приглашений от него Сара не получала. Чарльз освободился от сестры, но что от этого изменилось? В газетах все чаще пишут о его увлечении Камиллой Паркер-Боулз, другими женщинами. А шансов приблизиться к нему и произвести впечатление у нее, Дианы, как не было, так и нет.

Настоящую любовь может подарить только настоящий мужчина. Но если такового рядом нет – то надо его ждать. Чтобы в один прекрасный день он ворвался в твою жизнь, засыпал подарками и цветами, признался в любви и предложил тебе руку и сердце…

Такие рассуждения казались ей верными и правильными. Однако лишь до недавних пор.

Подумать только, Джейн, сестричка-тихоня, и та выходит замуж! Ладно Сара, уже сама, кажется, не помнящая всех своих кавалеров. Но Джейн! Скромная, сдержанная Джейн, краснеющая от любого комплимента, и тем не менее нашла свое счастье, завтра состоится ее свадьба! Избранник сестры – Роберт Феллоуз, личный секретарь королевы.

Может, пришла пора все-таки отказаться от своих вечных фантазий? Перестать ждать неизвестно чего и начать жить реальной жизнью?

Джеймс Гилби казался Диане наименее противным из всех мужчин, посещавших девичью компанию на Коуэлрн-корт.

С ним, должно быть, все будет просто, быстро и стремительно. Только вот…

Диана снова бросила взгляд на часики и с раздражением забарабанила пальцами по столику.

Только вот этот несносный мужчина опаздывает уже на сорок минут. Похоже, Гилби и не думает здесь появляться. Говорил комплименты, согласился прийти на свидание – и позорно ее проигнорировал…

Нет! Так дальше продолжаться не может! Он еще пожалеет о своем пренебрежительном отношении!

Расплатившись, Диана вышла из кондитерской и зашагала по улице. Толпа прохожих, красные двухэтажные автобусы, газетные киоски и телефонные автоматы – все, на что натыкался взгляд, приводило девушку в бешенство. Когда на пути ей попался небольшой супермаркет, Диана на секунду замедлила шаг, а потом решительно вошла внутрь.

О, Джеймс еще пожалеет, точно пожалеет…

– Приятно видеть такую симпатичную улыбающуюся леди! – заметил таксист, который вез Диану к дому Гилби в расписанном яркой рекламой кэбе.

Действительно, предвкушая реализацию своего плана, она с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться. Вот сейчас машина остановится перед роскошным особняком, возле которого припаркованы машины Джеймса (у него их несколько, в гараже стоит самая дорогая, а те, что попроще, он паркует возле обочины), и тогда начнется такое…

Так и есть: красный «Альфа-Ромео» во всей своей красе. Джеймс очень любит эту машинку. А как ему понравится ее новый вид?!

Разорвав упаковку с яйцами, Диана осмотрелась по сторонам.

Нормально. Почтенный джентльмен, бредущий вдалеке с кривоногой таксой, когда еще поравняется с ней.

– Получай! – Диана швырнула яйцо на капот. Следующее шмякнулось на крышу, потом настала очередь окна. – Вот тебе за наше несостоявшееся свидание!

Разбив о машину Джеймса весь десяток, Диана разорвала пакет с мукой и старательно осыпала капот и окна.

– Леди?! Что вы делаете? Полиция, полиция! – мужчина даже замахнулся тростью.

– Гав-гав! – возмутилась собака пожилого джентльмена.

Улепетывая со всех ног (туфли на низких каблуках – само удобство!), Диана все-таки успела обернуться.

Красный «Альфа-Ромео», казалось, был припорошен снегом.

Хорошо бы Джеймс заметил это не сразу. Тогда мука как следует прилипнет к яйцам, и вот уж его слуги намучаются, пытаясь отмыть автомобиль!

Перед сном Диана, хихикая, вспоминала свое «свидание». И пришла к выводу, что оно удалось. Вряд ли общество Джеймса доставило бы ей такое удовольствие, как суровая месть за его коварство…

Следующим утром Диана облачилась в розовое платье из органзы, немного повертелась перед зеркалом.

Полная грудь, широкие бедра… Впрочем, чего еще хотеть после двух кулинарных курсов в Париже и Лондоне. На них ее заставила пойти мамочка. «Диана, настоящая леди должна уметь готовить пудинг и ростбиф», – безапелляционно заявила Фрэнсис. А также после милой привычки заедать все проблемы доброй порцией жареного цыпленка и шоколадными бисквитами.

«Однако все-таки я не выгляжу толстой, – решила Диана, подкрашивая ресницы. – Мой рост 185 сантиметров навсегда закрыл для меня путь в любимый балет. Зато проблема с лишним весом совершенно не бросается в глаза».

А за окнами уже сигналил автомобиль графа Спенсера.

Даже вульгарная, слишком сильно надушенная мачеха не испортила Диане настроения.

Граф в черном смокинге выглядел необычайно элегантно. Праздничный вид отца сразу же настроил Диану на романтический лад.

Должно быть, Джейн позаботилась о пошиве самого эффектного свадебного платья. Во время церемонии она поцелует своего избранника, они обменяются кольцами! Нет ничего прекраснее свадьбы, соединяющей два любящих сердца на веки вечные, чтобы всегда быть вместе, и в радости, и в горе…

Но даже в самых смелых фантазиях Диана не представляла того, что произошло на приеме в Сент-Джеймском дворце, устроенном в честь свадьбы. Когда граф Спенсер приблизился, чтобы поприветствовать королеву-мать, и Диана, наклонив голову, склонилась в изящном реверансе, до нее вдруг донеслось:

– Вы воспитали очаровательную дочь, граф Спенсер. Теперь нам надо подумать о том, чтобы устроить ее судьбу наилучшим образом.

Покраснев, Диана подняла глаза. И по одобрительному взгляду королевы-матери вдруг поняла: Чарльз Артур Филипп Георг, его королевское высочество принц Уэльский, граф Честерский, герцог Корнуольский, герцог Ротсэйский, властитель Островов, принц и Великий правитель Шотландии, станет ее мужем.

Станет. Вне всяких сомнений. Принц будет принадлежать именно ей, Диане Спенсер!

Эта пожилая леди с привлекательным лицом, которое ничуть не портят морщины, именно сейчас приняла такое решение. А королева-мать всегда добивается своего. Тем более когда дело касается Чарльза. Бабушка давно уже ближе наследнику престола, чем родная мать. У Елизаветы ведь, кроме детей, всегда было целое королевство. У королевы-матери – только любимые ненаглядные внуки…

– Благодарю вас, вы так добры ко мне, – пролепетала Диана, пряча счастливую улыбку. – Я польщена вашими словами в адрес моей скромной персоны.

– А нам будет очень приятно видеть вас на приеме в честь тридцатилетия принца Уэльского, – королева-мать многозначительно посмотрела на Диану. – Ваши превосходные манеры и очаровательная юность достойно украсят любое общество. Я распоряжусь, чтобы на днях вам прислали официальное приглашение.

Как жаль, что во дворце нельзя прыгать и визжать от радости!

К счастью, рядом прошел официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Прохладный напиток чуть притушил сжигающий Диану пожар ослепительного счастья…

* * *

– Обручальные кольца хочу заказать. Такие толстенькие, чтобы как у всех. А работа ваша дорого стоить будет? Мне бы подешевле. А то столько расходов со свадьбой. Надо же, чтобы как у людей все прошло.

– Да-да, конечно, – уныло согласился Семен Борисович Вальтман. Лицо клиентки было таким полным, что через окошечко мастерской просматривались только его отдельные фрагменты – пухлый, накрашенный морковной помадой рот и налитая румяная щечка. – Очень важно, чтобы все как у людей прошло. Показывайте ваш материальчик.

Дзинькнули тяжелые потемневшие монеты, целая горсть.

Семен Борисович посмотрел на лежавшую на небольшом прилавке горку и вздохнул.

Похоже, перед ним – типичная клиентка из спального района. Монет много – значит, она уже, скорее всего, знает: содержание золота в них меньше двадцати процентов, для изготовления колец их требуется немало. Такие заказчики обходят все ближайшие мастерские, тщательно консультируются, выясняют все нюансы. Но на квалификацию ювелира им наплевать. Главное, чтобы взял недорого. Впрочем, какой полет фантазии при изготовлении обручального кольца? Такое задание осваивают в самом начале обучения в училище, это азы, а с учетом ограниченного бюджета и отсутствия камней – вообще тоска зеленая.

«И вот с подобными клиентами мне приходится иметь дело, – думал Вальтман, делая вид, что изучает монету с лупой. На самом деле он все про себя решил: взять заказ, назвав минимальную цену. – Что делать, рак на безрыбье! Растянуть колечко, припаять замочек к цепочке – вот и вся работа. Надо было рискнуть, взять кредит и открыть мастерскую в центре. Может, там хотя бы иногда попадаются клиенты, понимающие, что такое эстетика ювелирного украшения. Или не вышло бы ничего? Конкуренция на рынке огромная, в Москве можно купить продукцию самых известных ювелирных брендов. А, какой толк сожалеть – все равно уже поздно что-то менять…»

– Размерчик у вас какой? – нежно поинтересовался ювелир, невольно отмечая собственный артистизм.

Какую бы тоску ни навевали заказчик и предстоящая работа – клиент всегда должен пребывать в уверенности, что встреча с ним сделала ювелира наисчастливейшим из людей.

– На размерчик не жалуюсь. Шестой. А что?

– Все прекрасно. Я про размерчик пальчика хотел бы знать.

– А я знаю?!

В окно протянулась пухлая рука, и Вальтман даже не стал доставать из ящика стола связку с образцами колец различных размеров. Такая колбаска в качестве безымянного пальца может быть только девятнадцатого размера. С учетом того, что дамочка хочет широкое кольцо, придется делать девятнадцать с половиной, не меньше. Девятнадцать с четвертью ей тоже бы подошло, но пальцы же опухают – в жару, во время болезни. Девятнадцатку с четвертью женщина не всегда сможет снять. Какая же она пампушка!

– А у мужа вашего какой размер?

– Махонький, наверное. Он у меня весь такой не очень. Не как у людей.

– Бывает. А вы его можете привести? А то представляете, вдруг ему кольцо будет мало? Совсем не как у людей, – улыбнулся ювелир, пододвигая к женщине монеты. – И это заберите пока. А по цене мы с вами договоримся.

– Ну, смотрите, обещали, – морковный рот растянулся в довольной улыбке и исчез.

А за ним возникли…

Семен Борисович оторопело смотрел на рыжие кудри, голубые глаза и мягкие округлые губы стоявшей перед окошком мастерской девушки и лихорадочно пытался сообразить, как обратиться к столь прекрасной особе.

Милочка?

Голубушка?

Красавица?

– Я могу у вас проконсультироваться? Скажите, это ведь кольцо с бриллиантами? Оно дорого стоит?

Какая там девушка, все пустое, когда вот прямо сейчас, зажатое тонкими пальчиками, приближается… Приближается что-то невероятное…

Все происходило как при замедленной съемке.

Растянувшееся до невероятности, даже почти застывшее время позволило Вальтману сделать множество выводов еще до того, как кольцо оказалось на прилавке.

Он сразу понял: все бриллианты, и небольшие, рассыпанные по бокам от центральной композиции, и составляющие находящуюся в центре звездочку – камни идеально правильной формы с пятьюдесятью гранями, позволяющими наилучшим образом отражать свет – поэтому кольцо так и искрится переливающимися огоньками. Ну и чистота, разумеется. Только белые бриллианты, бриллианты чистой воды, могут дарить такую игру света.

Уникальное кольцо!

Под микроскоп бы его. Страсть как хочется рассмотреть камни. Было ли к ним применено искусственное облагораживание? Мелкие трещинки в камнях в наше время устраняются при помощи лазера, невооруженным глазом этого не видно. Так ли искусен был создатель этого колечка, как это кажется? Он мог себе позволить самый лучший материал или все-таки шел на компромисс?

– Так это настоящие бриллианты? – донесся до зачарованного Семена Борисовича голос девушки. – Сколько может стоить такое кольцо?

– Пока мне кажется, что сотни тысяч долларов. Если в камнях нет дефектов…

– Сотни?! Отлично! Давайте мое колечко! Сколько я вам должна за консультацию?

– Подождите, – взмолился Вальтман, лаская пальцами ободок из белого золота. На нем различалось клеймо известной французской ювелирной компании, а еще была какая-то непонятная надпись. На французском языке, что ли? Конечно, французы! Такая роскошь! И вместе с тем безупречный вкус! – Еще минуту, я не закончил…

– Извините, я тороплюсь!

Девушка положила пару купюр на прилавок и требовательно протянула ладонь.

Чуть не плача, Семен Борисович опустил в нее прекрасное, гениальное, великолепное кольцо.

Потом машинально убрал в кассу деньги.

Вот это настоящий шедевр… Невероятная красота! Откуда оно у девушки?.. А если его украдут?! Или кольцо потеряется?..

Неожиданно для самого себя Семен Борисович сдернул с вешалки пальто, закрыл мастерскую и вышел из ювелирного магазина, где он арендовал пару метров площади для своего бизнеса.

Хрупкая фигурка девушки виднелась возле подземного перехода…

* * *

Поцарапанной, вечно не мытой «девятки» Лены рядом с домом не оказалось.

«Отлично, – обрадовалась Лика Вронская, паркуя свой «фордик» возле такого огромного джипа, что все прочие машины в сравнении с этой громадиной казались хилыми козявками, – я, может, еще успею с Даринкой в поликлинику».

Она закрыла машину, пулей бросилась к подъезду, вызвала лифт, и… Чуткий нос давно не курящего человека сразу уловил специфический мерзкий запах…

– Снапи опять бедокурит, – вздохнула Вронская, стараясь дышать ртом. – Елки-моталки, когда же это закончится! Взрослая ведь собака, я ему сто раз объясняла: наплюй на свои инстинкты, никакой ты не охотник, хоть и голден-ретривер. Это твои предки ходили на охоту, а ты – городской психопат, даже петард боишься. Поэтому не фиг валяться то в какашках, то в тухлом мусоре, нет у тебя никакой необходимости свой запах отбивать!

Дверь квартиры была приоткрыта.

Лика влетела в прихожую, кивнула улыбчивой помощнице по хозяйству Светлане, бросила презрительный взгляд на ползущего на брюхе от осознания своей вины Снапа (еще влажная после недавнего купания шерсть собаки из светло-золотистой стала коричневой), поискала глазами Даринку.

И вздохнула.

За полупрозрачным стеклом кухонной двери угадывался силуэт девочки.

Опять нагишом, что же это за наказание такое!

– Мама, тусики в комнате. Они сами сняись, – сообщила Дарина, уже прекрасно понимающая, что разгуливать голышом по квартире нельзя. И все равно упрямо и безо всякого стеснения сбрасывающая с себя одежду, несмотря ни на мамины упреки, ни на недоуменные замечания воспитательницы. Единственное, что сдерживало начинающую нудистку, – это трескучий мороз. А в любом помещении юная барышня потихоньку избавлялась от одежек. В детском саду стриптиз ребенка вызвал настоящий фурор. Дарина, впрочем, нимало не смущалась произведенным впечатлением. Что это? Вредность? Характер? И как быть, если все объяснения не помогают?!

– Я Снапа купала после прогулки, опять в тухлятине вывалялся, – развела руками Светлана. – А Дарина времени даром не теряла.

– Иди ко мне, голышик! – Лика сбросила сапоги, сняла шубу и прошла к кухонной двери. – Давай не прячься, я не буду ругаться.

Домработница отодвинула дверцу шкафа, сняла с вешалки куртку.

– Каша для девочки на плите. Лик, тогда до завтра!

– До завтра, Светлан, спасибо! Прости меня за вредного Снапа!

– Нет проблем, – Света солнечно улыбнулась. – У него же такие припадки раз в год случаются, а это терпимо!

Невольно морщась (стоит только взять Даринку на руки, она с увлечением дергает маму за длинные светлые волосы), Лика закрыла за помощницей дверь и радостно улыбнулась.

А, пожалуй, к «догопеду» и завтра можно отправиться. Как же хочется побыть с ребенком! Доча классная, хитренькая, озорная. В последнее время из-за работы над сценарием пришлось проводить вместе меньше времени. Даже непривычно держать теплое тельце на руках – Даринка на аппетит не жалуется и заметно потяжелела.

– Пойдем искать твои трусики, – заявила Лика, переходя в гостиную. На полу ничего похожего на одежду не видно, но – плавали, знаем. Страсть дочери погулять нагишом так велика, что она научилась открывать ящик комода и прятать внутри свои тряпочки, видимо, рассчитывая, что там вредная мама их не отыщет. – И не надо на меня так умоляюще смотреть. Маленькие красивые девочки не могут ходить без одежды!

– Они сами сняись, тусы! – вяло посопротивлялась дочка, но все-таки соблаговолила разрешить надеть на себя майку и шортики.

Вронская пригладила растрепавшиеся светлые кудряшки Дарины, смахнула со щечки прилипшую крошку и с гордостью резюмировала:

– Красавица! Гибель мужчин у меня растет.

С губ чуть не сорвалось: ты так похожа на папу. У тебя уже не просто его черты, очень правильные и выразительные. У тебя его манеры. Ты так же, как Влад, смотришь исподлобья, если тебе что-то не нравится. А радуясь, улыбаешься теплой папиной улыбкой.

Но лучше пока придержать такие высказывания. Даринка – очень развитая и смышленая девчушка, знает буквы, умеет читать слова, хотя ленится, прекрасно считает и рисует. Она многое уже понимает. Только вопросов про папу пока не поступало. И это к лучшему, врать не хочется, объяснять про смерть тоже. Впрочем, малышка недавно пошла в детский сад и, надо полагать, скоро поинтересуется, почему за некоторыми детками приходят папы, а за ней – или мама, или «Светичка»…

Кормить Дарину приходилось на коленях. Это единственный способ не позволять малышке забрасывать ноги на стол… Почему она пребывала в уверенности, что ее розовые пятки должны красоваться рядом с тарелкой – Лика не понимала. Но как только дочка стала есть за общим столом, правда, с детского высокого стульчика, единственное, что ее волновало, – это как угнездить на столе свои копытца. Запреты, как всегда, не действовали, крик приводил к тому, что малышка ноги со стола убирала, но при случае опять водружала их обратно. А со взрослого стула она, пытаясь выполнить свой акробатический трюк, просто шлепнулась и чудом не ударилась головой о край стола. С коленей кормить Дарину оказалось удобно. Как только дочь норовила пристроить пятки на стол, Лика отодвигала ногу и объясняла, что так делать не надо. Может быть, это даже стало действовать – во всяком случае, в детском саду или «Макдоналдсе» Дарина принимала пищу без своих йоговских асан.

Лика разогрела кашу, устроила доченьку на коленях и провозгласила:

– Самый вкусный ужин для самой лучшей девчонки. Открываем ротик! Нет, ножки на стол не кладем, не стоит. Дарин, не хулигань, а! Вообще, такие большие девочки уже сами кушают. Так что цени момент!

Вронская кормила дочь, иногда ловко отводила ее ногу от стола и грустно улыбалась.

Какая же у нее напряженка с воспитанием ребенка! Малышке еще трех лет нет, а уже творит, что хочет. Что будет дальше – страшно и подумать…

Когда раздался звонок в дверь, Лика усадила дочь на стул, с суровым видом потребовала хорошего поведения и отправилась в прихожую.

Чуть мутная в стеклышке глазка на лестничной площадке, прижав к щекам ладони, стояла Лена Полякова.

– Привет, я уж думала, ты не приедешь, – Лика открыла дверь, посторонилась, пропуская разрумянившуюся на морозе гостью. – Давай полушубок, я повешу. Ты на кухню проходи, я ребенка кормлю.

– Ой, холодина какая на улице! Я пока от машины до подъезда дошла, так замерзла! Сейчас, – Лена щелкнула застежкой сумки, достала небольшую коробочку. – Ты видишь? Смотри, какое чудо! Это настоящие бриллианты, я к ювелиру только что ходила.

Тяжелая одежда приятельницы выскользнула из онемевших рук.

Лика оторопело смотрела на горстку переливающихся огоньков, первое время даже не различая, что за украшение является источником такого невероятного сияния.

– Вот это кольцо! – прошептала она, когда глаза чуть привыкли к нестерпимому блеску. – Тебя можно поздравить? Но ведь это, наверное, кучу денег стоит. Вася Скрипников тебя очень любит, если так лихо ухнул все свои сбережения. Когда свадьба?

– Вася? Откуда у актера такие деньги! – Лена презрительно наморщила носик. – И потом, Вася уже давно в отставке. У меня появился новый претендент на руку и сердце. Вот он, похоже, состоятельный человек и мог бы сделать такой подарок. Но от него дождешься! Это кольцо от Мартина. Я так думаю. А я еще переживала, когда потолок рухнул. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь – чистая правда!

Лика пыталась уловить суть сообщаемой Леной информации. С Васей покончено, есть олигарх, есть Мартин, есть кольцо, какой-то потолок…

Но звенья этой цепочки как-то не соединялись. Лена полюбила олигарха, но выходит замуж за какого-то Мартина? Наверное, Мартин – тоже олигарх, его подарок об этом свидетельствует. Но при чем тут потолок?

– Все расскажу, – рассмеялась Лена, освободившись от ботиночек на высоком каблуке. Она ловко впрыгнула в тапочки домработницы, отбросила с лица рыжие волосы и подхватила с пола свой полушубок. – Какая ты впечатлительная! Нечего моими вещами разбрасываться!

Машинально кормя Дарину (та мигом воспользовалась ситуацией и забросила на стол розовые пяточки), Лика слушала Ленину трескотню и даже начала примерно соображать, что к чему.

Мартин, ну конечно!

Мартин Михайловски. Этнический поляк, французское гражданство, журналист с хронической страстью к непрерывным странствиям и путешествиям.

Такие люди рождены для журналистики. Где только не снимал этот фоторепортер, в горячих точках и на райских островах, он одинаково талантливо мог показать скучающий зевок на лице президента и все муки умирающего от голода ребенка.

Московская журналистская тусовка полюбила этого светловолосого полноватого человека. Изумительный рассказчик, он мог часами говорить о странах, в которых ему довелось побывать, об известных людях, которых ему пришлось снимать. И – непривычное качество для снобистской эгоистичной Москвы – он всегда с удовольствием помогал коллегам, делился телефонами знаменитостей, никогда не придерживал информацию о мероприятиях, которые организаторы хотели провести без журналистов, что меньше всего соответствовало планам прессы, которая обожает появляться там, где ее не ждут…

– Я помню этого парня, – Лика отложила ложку и, взглянув на перепачканную мордашку Дарины, потянулась за салфеткой. – Прекрасно помню. Настоящий репортер, он так быстро летал по миру, словно перекати-поле. Я даже сожалела, что у него личная жизнь не складывается, он все время мотался по разным странам и у него не было времени на серьезные отношения… А как я жалела, когда он погиб в Чечне. Конечно, Мартин всегда был на передовой, ради хорошего кадра он из кожи мог выпрыгнуть, а хорошие кадры на войне бывают только там, где опасно… Не знала, что у вас был роман. Впрочем, мы ведь вообще с тобой по журналистским делам особенно не пересекались. Ты писала о культуре и светской жизни, я – о политике.

– Роман? – Лена вскинула золотистые брови. – Роман – это слишком громкое слово. Мартин просто жил со мной. Пропадал на съемках, приходил с работы и сразу спать заваливался. Правда, был не жадным – только поэтому я его и терпела. А еще думала, что он хозяйственный. Как-то я прихожу, а он потолок на кухне поправляет. Говорит, плитка может отвалиться. Теперь я вспоминаю – он очень взволнованным был в тот момент, смущенным. Наверное, он вытащил одну из плиток, положил туда коробочку, а потом вставил ее обратно… Но, боже, сколько мне лет тогда было, девчонка! Мартин – вообще первый мой опыт жизни с мужчиной.

– Но не последний. Как я понимаю, у тебя по жизни – вечный круговорот кавалеров. А почему ты так уверена, что кольцо спрятал именно Мартин? Смысл? Он хотел его подарить тебе? Тогда зачем прятать? Конечно, он работал на кучу зарубежных агентств и был отличным фотографом, но мне кажется, все-таки вряд ли он мог позволить себе такую покупку. Или, может, он его украл? Хотя на Мартина это не похоже. Я не очень хорошо его знала, но он всегда производил приятное впечатление.

– Ой, не знаю. Вряд ли он хотел подарить его мне – о свадьбе мы даже не говорили, и он бы тогда не прятал кольцо. Но я тебе клянусь, я помню ту сцену с потолком во всех подробностях! Кроме Мартина, никто из моих парней вообще никаких хозяйственных инстинктов не имел. Жила я с одним писателем – так тот даже хлеба сам отрезать не мог. Анекдот! Я ему котлет нажарю, на интервью побегу – а он сидит и не жрет, меня ждет, очень сложно ведь готовые котлеты на сковородке разогреть! Ну а потом я быстро просекла: зачем мужика на свою территорию пускать? Его только стоит пустить – ему и борщ свари, и рубашку погладь, секса все меньше, а претензий больше. Я со своими кавалерами до совместного быта стараюсь теперь дело не доводить. Хотя мой олигарх – это другое дело. Красавчик, обходительный, внимательный! Но он не торопится выводить наши отношения из конфетно-букетной стадии. А как же с ним классно в постели!.. А вот зачем Мартин у меня кольцо прятал – это объяснимо. Где еще ему такую заначку делать? Своей квартиры у него никогда не было. Он куролесил по всему свету и не хотел терять времени на покупку или продажу недвижимости. Жилье снимал, ну, или у девушек жил – в эти подробности Мартин меня, конечно, не посвящал. Не романтик он был, никаких ухаживаний. Но я тогда решила – боже, мне уже целых двадцать лет, а я так и не жила с парнем. Ну и появился Михайловски, мы поужинали у меня, потом позавтракали, и он поинтересовался, согласна ли я, чтобы он перевез ко мне свои вещички…

В какой-то момент мозг Лики Вронской в целях безопасности отключился.

Лена обожала вываливать на собеседника целую кучу подробностей, и сначала это тонизировало, заставляло сосредоточиться и следить за динамичным повествованием. Но потом начинала жутко болеть голова – потому что все равно было не угнаться за стремительной Ленкой, строчащей словами, как из пулемета.

Лика покачивала на коленях сонную после ужина дочку и любовалась кольцом, сияющим на черном бархате.

И чем дольше Вронская вглядывалась в его контуры, тем более знакомыми они ей казались.

«Это странно, – рассуждала Лика, любуясь камнями. – Я не большая фанатка украшений, не хожу в ювелирные магазины и вряд ли бы обратила внимание на такое кольцо, сияй оно на пальце знаменитости. Меня скорее зацепили бы красивая одежда, безупречный макияж или стройная фигура. А бриллианты – это то, что никогда не привлекает моего внимания. Пашка говорил, что я неправильная женщина. Но я действительно равнодушна к украшениям. Мне под нос надо эту красоту подсунуть, чтобы я ее оценила и залюбовалась. Так почему кольцо кажется мне знакомым?..»

– А что ты собираешься с ним делать? – Вронская кивнула на коробочку.

Пожав плечами, Лена радостно улыбнулась:

– Не знаю! Пока вот хожу, подругам показываю. Надо ремонт делать, Новый год на носу. А я все перед приятельницами хвастаюсь!

Почему-то Лику кольнуло болезненно-тревожное чувство.

Сразу вспомнились пробитые головы старушек – и это из-за кошелька с парой сотен рублей, зарезанные из-за мобильного телефона подростки, задушенные грабителями чуть ли не ради сумки с дешевой помадой и пудрой женщины. Ожившая милицейская статистика – это всегда страшно. Со всем этим ей приходилось знакомиться, когда писались книги. Какой детектив без знания профессиональных реалий? Отвратительный! Не стоит напрасно склеивать слова в килобайты, переводить бумагу на издание. Если уж писать – то надо стараться максимально все узнать о милиционерах, следователях, судебных медиках и преступниках… Конечно, это наложило свой отпечаток на ее восприятие жизни. В повседневности не так много бандитов, как может показаться при изучении работы правоохранительных органов. И все-таки береженого Бог бережет…

– Кончай шастать по Москве с такой дорогой вещью, – озабоченным голосом заметила Лика и погладила задремавшую Даринку по голове. – Потеряешь, украдут – локти потом будешь кусать. И я тебе как автор детективов заявляю: кража – это еще лучший вариант развития событий. Есть особая категория преступников – внешне они как люди, а на самом деле хуже диких зверей. Они убивают за пару сотен рублей, из-за одежды.

– Это точно вещь недешевая, – весело согласилась Лена. От возбуждения ее щеки порозовели. – Я сегодня к ювелиру забежала, по соседству с твоим домом. Ты еще не вернулась, и я подумала, чего время зря терять. Ювелир сказал, что кольцо стоит аж сотни тысяч долларов! Сотни – это минимум две? Или даже три, представляешь?! Это очень кстати! Хотя, знаешь, я в последнее время на доходы не жалуюсь, мне, как говорится, поперло. Только вот за сценарий по твоим книгам мне еще денежку не перечислили. А с тобой рассчитались?

– Мне почему-то кажется, что я его где-то видела, – Лика задумчиво смотрела на сияние, льющееся с черного бархата. – Что ты говоришь? За сценарий, да, перечислили деньги на прошлой неделе… Но я точно где-то видела это кольцо…

Лена изумленно вскинула брови. Потом вдруг вздохнула:

– Знаешь, а ведь мне тоже так кажется. Я об этом не задумывалась, но после твоих слов поняла: я уже обращала внимание на подобную вещь.

Вронская потянулась за сотовым телефоном.

– Лен, ты не против, если я сделаю снимок? Все-таки не каждый день подобную красоту видишь.

– Да пожалуйста, – Лена пододвинула поближе украшение. – Мне не жалко. Интересно, где все-таки Мартин взял такую стильную и дорогую вещичку?..

Глава 3

Хайгроув, 1980 год

Хайгроув, недавно приобретенное поместье принца Чарльза, во время первого визита не произвел на Диану особого впечатления.

После Элтропа, с его лабиринтами коридоров, мраморными лестницами и бесчисленными комнатами, Хайгроув казался не очень просторным. Отделан он был без изысканной роскоши, в строгом эдвардианском стиле, и от этого выглядел мрачным, старомодным и безликим. Царивший в помещении стылый холод воспринимался ею как что-то само собой разумеющееся: все резиденции членов королевской семьи топились из рук вон плохо якобы по причине экономии. Странно, конечно, экономить на отоплении, имея в своем распоряжении множество замков, дворцов, автомобилей, яхт и поездов. Хотя, разумеется, обсуждать эту тему прилюдно – дело рискованное. В общем, холод Хайгроува ее не изумил, удивительно, что в этом трехэтажном доме было всего-то девять спален. «Наверное, принц не любит приглашать много гостей», – подумала Диана, когда Чарльз первый раз показывал ей особняк. Зато очень скоро ей стало понятно, что Его Королевское Высочество не просто любит – страстно обожает, а может, даже боготворит.

В парке все было сделано его руками. Принц стриг кусты, изгибающиеся причудливым лабиринтом, высаживал крупные бордовые и белоснежные розы, даже за газоном сам с удовольствием ухаживал.

– А теперь, Диана, я покажу вам свою главную гордость, – пророкотал принц, осторожно придерживая ее за локоть.

Она сама толком не знала, что ожидала увидеть. Редкий сорт орхидей? Какую-нибудь необыкновенную оранжерею?

Принц торжественно провел ее к грядкам, на которых росла самая обычная капуста.

– Представляете, овощи произрастают здесь совершенно без химических удобрений. Для них используется только навоз.

– Как это прекрасно, навоз! – Диана вежливо улыбнулась, хотя больше всего ей хотелось покрутить пальцем у виска.

Ему что, больше делать нечего, как раскидывать экскременты по грядкам?! Ну и ужасно здесь пахнет!

Пребывающий насчет истинных чувств Дианы в счастливом неведении Чарльз удовлетворенно кивнул:

– Я рад, что вы понимаете: нет ничего лучше органики. А еще я открыл вот какую удивительную вещь. Когда я занимаюсь поливом капусты и при этом с ней разговариваю, кочанчики растут быстрее. Удивительно велика сила слова.

– Вы правы, несомненно. Удивительно велика сила слова.

Диана слушала рассуждения принца, автоматически повторяла некоторые его фразы и думала о том, как сильно она изменилась за последнее время.

Решительный взгляд королевы-матери не обманул. Букингемский дворец действительно выбрал невесту для принца Уэльского. Приглашения на различные мероприятия посыпались как из рога изобилия: прием в честь тридцатилетия Чарльза, театральные премьеры, круиз на королевской яхте «Британия».

Тяжелее всего ей пришлось в шотландском замке Балморале, где королевская семья имела обыкновение проводить целых восемь недель. Вот там точно можно было рехнуться! Утром, в шесть часов, окрестности оглашали заунывные трели волынок. Мужчины, включая Чарльза, традиционно облачались в килты – умереть со смеху можно, глядя на кривые волосатые ноги, едва прикрытые клетчатыми юбками. Невыносимо нудная охота, прогулки по болотам, ловля рыбы – от всех этих пейзанских развлечений можно было сойти с ума. Но приходилось старательно улыбаться, делать вид, что жуткое времяпрепровождение доставляет ей радость, постараться очаровать принца.

Первая попытка пообщаться с ним тет-а-тет оказалась неудачной. Когда тема форели (в тот момент Чарльз удил рыбу) была исчерпана, у Дианы вдруг вырвалось:

– Знаете, а у меня нет ни единой пломбы!

Лицо Чарльза недоуменно вытянулось, и она спешно добавила:

– А еще я завалила все экзамены в школе. Сдавала их по три-четыре раза. Как вы полагаете, это важно?

Что там полагал принц, осталось невыясненным. У него клюнула рыба, и Чарльз флегматично заметил:

– Сегодня нас ждет прекрасный улов, вы не находите?

И тогда Диане стало понятно: разговаривать с ним надо по-другому. Интересоваться его увлечениями, восхищаться ими, обсуждать погоду. Или просто его смешить. Любые попытки поделиться своими мыслями лучше оставить. Или с мыслями ее что-то не так, или Чарльз их не понимает – но пока надо придерживаться чопорно-сдержанной манеры поведения. Первая симпатия слишком хрупка, ее легко разрушить. Потом, конечно же, Чарльз привыкнет, полюбит ее, все поймет. Только надо быть осторожной и не торопиться.

Но… есть ли она, эта первая симпатия? Королева и королева-мать не скрывают своего одобрения, ей удалось очаровать некоторых не самых занудных друзей принца, пресса уже взахлеб пишет: «Диана Спенсер – новая возлюбленная наследника престола». А сам Чарльз… он далекий, непонятный. Похоже, все эти встречи пока происходят потому, что королева и принц Филипп настойчиво рекомендуют сыну присмотреться к молоденькой девушке. А Чарльз, при всей своей внешней самостоятельности, – послушный сын. Вот уже второй раз пригласил ее посетить Хайгроув. Увы, здесь все осталось по-прежнему, ничего не изменилось в лучшую сторону. Какая же тут тоска смертная…

Чарльзу, кажется, совершенно чужда романтика. Принц Уэльский, наскоро пообедав, умчался… пропалывать грядки! Судя по тому, как быстро он проглатывал подаваемые официантами блюда, Его Высочество просто сгорал от нетерпения предаться этому странному занятию. Попытки Дианы составить ему компанию были решительно отвергнуты.

– Прополка – это очень утомительно. К тому же мне надо поговорить с растениями наедине, – виновато улыбнулся Чарльз. – Советую вам скоротать время в библиотеке. Там есть прекрасные книги по философии.

Да уж, прекрасные… Сидящая за массивным дубовым столом Диана с отвращением передернула плечами. Она уже пыталась листать томик любимого писателя принца – Лоуренса ван дер Поста. Полная бредятина! Вроде написано по-английски, и каждое слово в отдельности понятно, но осознать смысл предложения катастрофически не получается.

– Все не так, – с досадой пробормотала Диана, постукивая пальцами по зеленому сукну на крышке стола. – Рассказать кому – умрут со смеху! Вместо того чтобы наслаждаться обществом юной леди, принц умчался разговаривать с капустой. Ах, от этого хочется плакать. Все происходит совсем не так, как мне представлялось. Но, может, скоро все изменится? Я буду веселой, счастливой, легкой – и Чарльз заразится моим весельем, поймет, что в этом мире нет ничего лучше моей любви!

Море фантазий увлекло Диану в свои ласкающие волны.

Как будет прекрасна ее жизнь с принцем! Во всем мире они останутся лишь вдвоем. Любовь опьянит, закружит голову. Все вместе – засыпать, просыпаться, ходить на прогулки, растить детей. Все вместе и навсегда…

– Какая именно мысль Лоуренса ван дер Поста заставила вас погрузиться в столь глубокие размышления?

Диана вздрогнула и густо покраснела.

Чарльз, оказывается, уже вернулся в библиотеку. И, побеседовав с капустой, решил наконец-то уделить внимание своей гостье.

– Творчество этого писателя – настоящая сокровищница, – пролепетала девушка, застенчиво поглядывая на принца из-под светлой челки. – Все его мысли бесценны, я даже затрудняюсь выделить какую-нибудь одну.

– А у меня, знаете ли, его рассуждения порой вызывают желание поспорить!

Диана слушала разглагольствующего Чарльза и очень старалась, чтобы черты лица не отразили искренний ужас, который ею овладел.

Понять что-либо из речи принца было решительно невозможно. Да что там понять, хотя бы повторить то, что он говорит. Приходилось ограничиваться ремарками «несомненно», «как интересно», «вы, безусловно, правы».

К счастью, скоро из столовой донесся звук колокольчика, возвещающий о том, что ужин сервирован. И Чарльз, подав Диане руку, произнес:

– Позвольте проводить вас в вашу спальню. Должно быть, вы захотите переодеться к ужину. Я тоже с удовольствием переменю костюм.

– Благодарю вас, – Диана взяла принца под руку и мысленно выругалась.

С ума можно сойти с этими переодеваниями! Ну ладно, на официальный прием, понятное дело, не заявишься в повседневной одежде. Но зачем в загородной резиденции вся эта кутерьма с дневными и вечерними туалетами? Особенно смешно это выглядело в Балморале, где пришлось менять одежду трижды в день, накануне каждой трапезы. За завтраком женщины появлялись в изысканных платьях, а потом переодевались в джинсы и свитера, чтобы отправиться на рыбалку. Говорят, какая-то дама, гостившая по приглашению королевской семьи в Балморале, спустилась к завтраку в брючном костюме. Королева и королева-мать ничем не выказали своего неудовольствия. Однако потом к своенравной леди был направлен секретарь, который сообщил о нормах дресс-кода, которых должны придерживаться все гости замка. Согласно ему появление в столовой женщины в брюках недопустимо в принципе. Что за странные правила, какое-то непонятное упрямство! И Чарльз – точно такой же, переодевается, переодевается, переодевается.

«Впрочем, теперь я уже научена горьким опытом. Это на первый уик-энд по приглашению королевы я не захватила с собой ни единого вечернего платья. Заметив это, слуги, которые разбирали вещи, должно быть, сходили в магазин. Потому что перед ужином я обнаружила в шкафу рядом со своими свитерами и брюками пару вечерних нарядов. Пришлось срочно заняться своим гардеробом, – думала Диана, поднимаясь вслед за принцем по широкой лестнице. – Теперь, надеюсь, принц будет доволен. Я накупила целую кучу туалетов для вечера…»

Спальни Чарльза и Дианы располагались рядом.

Быстро переодевшись в черное длинное платье, целомудренно закрывающее грудь (конечно, хотелось бы надеть что-нибудь посмелее, но принц, похоже, одобряет консервативный подход к одежде), Диана подправила макияж. А потом выскользнула в коридор и, оглядевшись по сторонам (из слуг – никого), прижала ухо к двери.

– Какую рубашку выберет Ваше Королевское Высочество? – пророкотал камердинер Стивен Барри. Диана видела его всего второй раз, но уже успела возненавидеть за собачью преданность принцу. – Белую или голубую?

Раздался неожиданно капризный голос Чарльза:

– Мне не нравятся обе.

– Минуточку, я принесу вам новые.

«Господи, ну что за бред! Гардеробная принца наверняка располагается прямо за спальней. Казалось бы, что может быть проще – пойди в соседнюю комнату и выбери себе рубашку по нраву. Нет, надо заставлять слугу сделать это для него. По утрам принцу напускают ванную, раскладывают чистые полотенца, даже пасту зубную на щетку выдавливают! – думала Диана, прислушиваясь к происходящему за дверью. – Мне кажется, что я попала в театр, где идет какая-то дурная пьеса. Все-таки у нас в Элтропе отношения со слугами всегда были простыми и дружескими. Я любила болтать с ними, готовить для них рисовый пудинг, смешить. Конечно, они делали свою работу, готовили еду, следили за порядком. Но при этом никто никогда не заставлял их бегать из-за мелочей, которые можно легко сделать самостоятельно. Мы были друзьями с нашими горничными и лакеями. Как же смешно смотреть на Чарльза. Взрослый ведь человек! Подай то, принеси это…»

Больше всего на свете Диана боялась, что за ужином принц решит вернуться к обсуждению философии. И тогда она скажет что-то не то, или Чарльз поймет, насколько сложен для нее предмет беседы. Конечно, он слишком воспитан для высказывания негативных оценок. Но это его вытянувшееся лицо, темнеющие глаза, сочувственная улыбка… Нет сил видеть, что так и не ставший по-настоящему близким принц стремительно отдаляется после любого ее неосторожного слова…

Но, к счастью, обошлось.

Официанты только подали закуски, как вдруг к Чарльзу подошел камердинер, тот самый несносный Стивен Барри. Он наклонился к принцу, что-то негромко сказал, и Чарльз отложил приборы:

– Немедленно неси его сюда!

Диана заинтересовалась:

– Нас ждет сюрприз?

– Надеюсь, да, – принц снял с коленей салфетку и встал из-за стола. – Я ждал этого события почти год!

Через минуту камердинер внес в столовую корзинку с попискивающим в ней белым комочком.

– Щенок! – взвизгнула Диана, срываясь с места. – О боже, какой же он хорошенький! Чарльз, вы видите, он весь беленький, а на мордочке у него такое потешное темное пятно!

– Это не просто щенок! Это щенок от самых лучших терьеров во всей Англии! Он будет отличным охотником!

Охота…

По телу Дианы прокатилась волна ледяной дрожи. Невозможно вспомнить без содрогания ту жутчайшую охоту, на которой ей пришлось присутствовать ради Чарльза в Балморале. В Элтропе охотились редко и, как правило, приглашенные гости, поэтому никогда прежде она не предавалась столь утомительному занятию.

И вот – полдня в седле, мышцы, не привычные к долгой верховой езде, уже сводит судорогой. Горит обветренное лицо, нос забит песком – а платка под рукой, как назло, нет. Но самое страшное, разумеется, было потом, когда после многих часов сумасшедшей скачки Чарльз, наконец, подстрелил оленя, такого дивного, прекрасного, грациозного. Все вокруг стали восхищаться метким выстрелом принца, пришлось, разумеется, прятать слезы и тоже восторгаться охотничьими талантами Его Королевского Высочества. Зверя выпотрошили прямо на глазах у всех. «Крещение новичка», – сказал Чарльз, приблизившись к Диане. Он опустил руки в дымящуюся кровь оленя и провел по ее щекам несколько полос. Прямо по лицу! Больше всего в тот момент ей хотелось броситься в ванную и умыться. «Я так рада, что увидела это великолепное зрелище», – соврала Диана, едва не лишаясь чувств от терпкого невыносимого запаха…

– Диана?! Диана, вы так побледнели!

Она очнулась от неприятных воспоминаний и лучезарно улыбнулась:

– Прекрасный щенок! Уверена, он станет вам надежным другом! Что может быть увлекательнее охоты!

От комплиментов белый комочек расчувствовался, и, лизнув принца в длинный нос, надул лужу прямо на костюм своего хозяина. Чарльз, впрочем, ничуть не смутился. Расхохотавшись, он снял пиджак и сразу стал каким-то домашним, симпатичным и вовсе уже не страшным.

Ужин прошел за милыми разговорами о собаках, кошках и лошадях.

– Вы видели собак королевы? Маленькие злобные создания породы корги. Между прочим, это самая миниатюрная овчарка в мире, – рассказывал Чарльз, непринужденно отдавая должное превосходному ужину. – Я пытался их сосчитать, но все время сбиваюсь. Впрочем, кажется, их около десятка. Для меня все эти звери на одну морду. Но, невероятно, королева их как-то различает и помнит все клички!

«Я довольна собой, – решила Диана, с умилением наблюдая за принцем, который то и дело заглядывал в корзинку, где сопел щенок. – Во всяком случае, он улыбался, был оживлен. Я знаю, все у нас будет хорошо! Мы планировали вернуться в Лондон сегодня вечером. Однако Чарльз предложил задержаться еще на день, сказал, что хочет завтра поохотиться. Но я-то знаю истинную причину его решения! Он просто уже не может расстаться со мной!»

Скоро ее радость погасла.

Небольшая прогулка по парку (Господи, ну что принцу стоило решиться на поцелуй в тени раскидистых буков!). В беседке уже сервирован чай, слуг нет и в помине, они тактично удалились, чтобы не мешать влюбленным – а Чарльз даже не думает об объятиях, все говорит о своем новом щенке без умолку. Конечно, песик прекрасен, но собаки – в конце концов, не самое главное в жизни!

Невыносимо равнодушное прощание возле дверей спален…

– Спокойной ночи, Диана. Сладких снов!

– Спокойной ночи, Чарльз.

Ни единого прикосновения. Ни намека на многозначительный пылкий взгляд. Вот и все – дверь за принцем Уэльским закрывается…

Войдя в свою комнату, Диана увидела, что постель уже разобрана, на тумбочке возле жуткой кровати под балдахином горит ночник, а поверх одеяла красуется выложенная горничной красная клетчатая пижама.

Диана в отчаянии закусила губу.

Неужели сейчас все будет как обычно? Пижама, пару страниц из романа Барбары Картленд, потушить старинную лампу, мечтать о нем, о принце, таком желанном и далеком – а ведь Чарльз все это время находится волнующе близко, буквально в двух шагах?..

Нет!

Нет и нет!

Слегка пугаясь собственной наглости, Диана вылетела из спальни и, даже не постучавшись, распахнула дверь в комнату Чарльза.

Камердинер помогал тому раздеваться. При виде нежданной гостьи Стивен Барри быстро вышел из комнаты.

Диана, сама обожавшая подслушивать под дверями, дождалась, пока слуга уйдет (он и правда хотел было задержаться у входа, но по воцарившемуся в спальне молчанию, должно быть, понял, что ему лучше побыстрее убраться), и, смущенно улыбнувшись, сказала:

– Я решила узнать, как ваш щенок.

– Полагаю, превосходно. За ним присмотрят, – невозмутимо произнес Чарльз, вынимая из рукава рубашки запонку.

Диана невольно посмотрела в коробочку, куда принц ее положил. Чарльз быстро прикрыл крышку, но все-таки Диана успела рассмотреть инкрустированную бриллиантами монограмму. Они мозолили ей глаза весь вечер – пара совершенно одинаковых инициалов, две буквы C страстно сплелись в вечных объятиях «Charles and Camilla! Про этот подарок его любовницы написали все таблоиды. Зоркие журналисты давно отметили эффектные запонки, но принц все равно не расстается с этим недвусмысленным свидетельством отношений с Камиллой, – застучало у Дианы в висках. – Неужели он так сильно ее любит? Ну да, не расстается с ее подарком и даже на свидание со мной надевает эти проклятые запонки! Ну уж нет! Так просто я ей его не отдам!»

Неожиданно для самой себя Диана выпалила:

– Чарльз, я вас люблю! Это ничего, что я решила вам об этом сказать?

– Я… Я… Я весьма польщен, – принц Уэльский изумленно развел руками. – Вы… вы – молодая прекрасная девушка… Ваши чувства делают честь любому мужчине…

Все плохо. Его мычание, растерянные глаза, а еще Чарльз, словно испугавшись, отступил на шаг назад.

Нет сил это видеть и слышать!

Пропадать так пропадать…

И Диана бросилась к принцу, обвила его шею руками и, зажмурившись, нашла его губы…

* * *

Продюсер компании «Телемуви продакшн» Кирилл Памфилов лежал в джакузи и под негромкое булькание пузырьков мысленно подводил итоги уходящего года.

Итоги вырисовывались очень даже неплохие. Не то, что прежде, конечно. Но все же ему хватит не только на булку с маслом, но и на хорошую икорку, да под коньячок, и не где-нибудь, а на Мальдивах.

Съемки телесериала «Потерянный Эдем» принесли ему около ста тысяч долларов. Удалось договориться с исполнительницей главной роли, которая долгое время сидела без работы. Топовая, но скромная актриса, только-только начавшая входить в форму после аварии, она охотно закрыла глаза на то, что гонорар ей полагался копеечный. Впрочем, по ведомости все получают немного. Для топовых актеров предусмотрены дополнительные выплаты черным налом в конвертах. Не надо нам спокойного сна после уплаты налогов, сон при значительном от них уклонении на порядок радостнее… На той сговорчивой нетребовательной актрисе ему удалось хорошо заработать, так как ее реальный гонорар попадал в правильные руки… Мелодрама «Только ты» принесла всего двадцатку, но это лучше, чем ничего. Больше заимствовать на том проекте было опасно. Актерский состав – сплошные востребованные звезды, с такими не договоришься, сдадут со всеми потрохами. Зато режиссер оказался понимающим парнем и исправно заявлял дополнительные съемочные дни и более значительное, чем требовалось в действительности, количество персонала. С ним пришлось, конечно, поделиться. Но лучше заработать хоть что-то, чем сидеть на голом окладе.

А впереди – Кирилл потянулся к полочке, взял гель для душа, выдавил на ладонь лужицу ароматной жидкости – тоже намечаются отличные перспективы. Новогодних каникул, конечно, не будет. Зима пока стоит правильная, снежная, с трескучими морозами и ясными оранжево-красными закатами. То, что надо для сериала «Добро побеждает зло» по романам Лики Вронской. Действие первого двухсерийника как раз происходит именно в такую погоду. Но если после новогодних каникул вдруг резко потеплеет и белоснежные сугробы превратятся в серую чавкающую кашу, потребуются финансы на имитацию зимних погодных условий. Лучше эти средства внести в смету, а потом положить их себе в карман. Сдача проекта запланирована в конце следующего года, и уж, конечно, никто из владельцев компании тогда не вспомнит, в какие дни, морозные или с оттепелью, реально проводились съемки. Самое главное – красивая картинка, высокие рейтинги. А с этим – Кирилл с удовольствием втирал гель в кожу – полный порядок, фирма веников не вяжет, продукция «Телемуви продакшн» всегда принимается зрителями на ура. А все почему? Потому что работа строится на единственно правильных принципах. Самое главное в кино вовсе не творчество. Знаем мы этих творческих людей – просыпаются к полудню, на съемки все, от режиссера до осветителя, приходят с жутким похмельем. Снимают с бодунища, монтируют в состоянии хронического абстинентного синдрома. И что получается на выходе? Фигня полная! Нормальная киношка – это прежде всего дисциплина, железная, как в армии. Эта братия уже наслышана: стоит только забухать на его проекте – и все, прости-прощай, и не важно, кто ты, известный актер или крутой режиссер, ничего не поможет. Незаменимых у нас нет, как говаривал Иосиф Виссарионович, и в этом плане ничего не изменилось. Пара жестких решений – и вся съемочная группа ходит как по струнке. С этими киношниками по-другому нельзя. Единственное, что действительно нужно на съемках, – это твердая рука, которая будет держать весь этот дурдом гениев разной степени признанности в ежовых рукавицах. Тем более кто бы выпендривался! Не Тарковские, чай, среднестатистические производители обычного сериального мыла для зауряднейших обывателей…

Где же еще можно заработать на проекте «Добро побеждает зло»?..

Кирилл выбрался из ванны, набросил темно-синий махровый халат и прошел на кухню.

От глотка ледяного пива в голове сразу прояснилось.

Ну конечно, сцены с натурой. В романах Вронской много истории, то Египет, то Париж. Конечно, совсем без выездной работы не обойтись, Эйфелевой башни или пирамид в ближайшем Подмосковье при всем желании не сыскать. А вот сцены в отелях или на улицах запросто можно снять в Москве. Авось руководство не заметит. А доходы за счет такой комбинации вырисовываются очень даже неплохие. Сотку не сотку, а пятьдесят тысяч долларов заработать можно легко…

Когда зазвонил городской телефон, Кирилл скорчил недовольную гримасу. Кого там несет нелегкая? Все партнеры набирают только на его мобилу. По городскому трезвонит исключительно всякий сброд – начинающие актрисульки, спившиеся режиссеры, якобы старые знакомые, имена которых не вызывают ровным счетом никаких ассоциаций, сколько ни ройся на самых пыльных полках памяти.

– Это консьерж, – пророкотал в трубку приятный мужской голос. – К вам хочет пройти Виолетта Орлова. Пропустить?

Кирилл усмехнулся.

Виолетта Орлова – ты ж понимаешь! Явилась не запылилась, собственной персоной. Представилась бы просто Викой Прудниковой, как черным по белому в паспорте написано. Актрисулька уже не первой молодости, и фигура могла бы быть постройнее, и морщин поменьше. А все равно – понтов выше крыши, и с псевдонимом этим ее громким, и вообще… «Вы не в моем вкусе», – равнодушно заявила подвявшая красотка на фуршете, посвященном открытию Московского кинофестиваля. И фестиваль этот – обхохочешься, и фуршет был так себе, а еще вдруг возникло непреодолимое желание кого-нибудь отыметь, но подходящих девочек поблизости не вырисовывалось и пришлось подвалить с неприличным предложением к уже слегка потрепанной мадам. Та в ответ так и сказала, «не в моем вкусе», полыхнула пламенем черных глаз и брезгливо поморщилась…

– Пропустите, – буркнул Кирилл на вопрос бдительного консьержа, с удивлением отмечая непонятное волнение, злорадство, растерянность.

Может, правду говорят – мужчины всегда переживают по поводу отказа женщины? Хотя было бы из-за кого расстраиваться. Виолетта – она же Вика – такая вся из себя зануда, любит поговорить про судьбу кинематографа или смысл жизни. У нее что ни интервью – то философский трактат. А от нормальной бабы что требуется? Чтобы мозг не парила, смеялась, улыбалась, да ноги с охоткой раздвигала.

Кирилл распахнул дверь и едва сдержал восхищенный возглас.

Виола потрясающе изменилась! Похудевшая, с новой удачной стрижкой, она была похожа на модель, глянцевую красотку из модного журнала. Она даже казалась лучше всех этих див, вместе взятых. Умный взгляд, уверенные жесты, внутренняя сила, сочетающаяся с прямолинейным характером. Да уж, сучка что надо, отыметь бы такую…

– Проходи, – Кирилл равнодушно кивнул в сторону гостиной. И демонстративно не помог гостье снять верхнюю одежду.

Ничего, от нее не убудет, сама справится. Не того полета птица, чтобы с ней чайные церемонии разводить. Тем более ее никто не звал, явилась без приглашения.

Но ведь как хороша…

Черное платье до колена заводило его многообещающей недосказанностью.

Косметики почти нет, тушь, блеск для губ, никакого панциря грима, к которому и прикасаться противно. А лицо, кстати, свежее, наверное, обкололась какими-то препаратами, быстро стирающими следы прожитых лет и хронической актерской усталости.

– Кирилл, мне нужна главная женская роль в сериале «Добро побеждает зло». Сам понимаешь, кризис, работы нет.

Памфилову захотелось поаплодировать сидевшей в кресле актрисе.

Какое взволнованное выражение лица, сколько грусти в бездонных глазах! Действительно, выдающаяся притворщица. Если не знать, что она только что отснялась в огромнейшем высокооплачиваемом проекте украинцев и приглашена сразу в два российских сериала конкурирующих с «Телемуви продакшн» компаний (надо держать руку на пульсе конкурентов, чтобы не расслабляться), то вполне можно было поверить в искренность ее озабоченного тона.

А ведь эта женщина никогда не врала. Не прибегала ко всем этим дамским штучкам: эффектный вид плюс кокетство, через койку – к своей цели.

Что же в действительности происходит?

А если?..

Кирилл потянулся к столику, на котором рядом с массивной бронзовой пепельницей всегда лежала пачка сигарет, потом вспомнил – он же не курит, уже три недели, пусть дураки за свои же деньги свое здоровье портят. Лучше вот конфету шоколадную съесть – вкусно и полезно, от сладкого и думается легче.

И правда – легче.

Все же ясно как дважды два.

Руководство компании что-то заподозрило.

Состав съемочной группы – во всяком случае тех, кто имеет отношение к значимой части съемочного процесса и может хоть что-то пояснить по поводу расходования средств, – контролирует продюсер.

Но вот появляется Виолочка… А она баба умная, наблюдательная, что к чему – соображает быстро. Все просто как дважды два. Начальники явно решили припереть его к стенке, подослать шпионку, чтобы та все разнюхала. Вот ведь хитрецы – никаких собственных решений, якобы ее инициатива, все для усыпления бдительности продюсера…

– Виола, я сожалею. Ты – выдающаяся актриса, очень талантливая и красивая. Теперь ты, как я вижу, в отличной форме. Но исполнительница главной роли уже утверждена. Да и, строго говоря, если бы только начинался кастинг, ты все равно бы сбежала после первого ознакомления со сценарием. Сюжет самый обычный: хорошие люди борются с плохими и перед финальными титрами одерживают победу. Тебе там нечего играть.

– Кирилл, подожди. Меня не интересует роль. Меня не интересует гонорар. Я просто хочу быть в этом проекте.

– Почему?

В глазах Виолы появилась такая решимость – как у комсомолки, которую пытают фашисты, но она лучше погибнет, а не выдаст своих друзей-подпольщиков.

Посасывая конфету, Кирилл приготовился к долгим хитроумным объяснениям, из которых станут понятны действительные мотивы просьбы Орловой.

Но их не последовало.

– Я люблю Васю Скрипникова, – будничным тоном сказала Виола, накручивая на палец длинный локон – единственный в короткой оригинальной стрижке. – Думала – это обычная интрижка. А потом поняла, что хочу быть с ним. А у него появилась Ленка.

– Полякова ведь редактором на проекте будет. Намереваешься прямо на съемочной площадке повыдирать ее рыжие патлы? Не самое лучшее место для выяснения отношений!

– Зачем? Я просто буду рядом с любимым человеком. Мы мало общаемся. Я рада Васиному счастью. Конечно, мне хотелось бы, чтобы он был со мной. Но я не собираюсь вмешиваться в его личную жизнь. Тебе этого не понять, наверное… Лена – она пустышка, стрекоза. Я думаю, у нее с Васей все ненадолго, как только на горизонте появится более перспективный жених, она бросит Скрипникова без малейших сожалений. Есть такая категория женщин, они думают только о своих интересах и плевать хотели на окружающих. Может, мне повезет, она оставит Васю, а я окажусь рядом, и у нас появится еще один шанс. Видишь ли, у меня нет самолюбия, как оказалось… И мне действительно нужна работа. Я отклонила все недавно поступившие предложения. Там совершенно тупые сценарии. По мне так, если сниматься в пустом кино – то ради более веских причин, чем деньги. Твой сериал будет простым, как грабли, и без особых изысков. Но я читала сценарий, он, по крайней мере, не пропагандирует насилие и жестокость, а просто развлекает, дает надежду на чудо. По нынешним временам – это уже немало. И потом, у главных героев там любовная линия. Я надеюсь, что, играя в любовь на площадке, Вася слишком хорошо войдет в роль…

– А ты не боишься, что я тебе откажу? – от восторга к щекам Кирилла прихлынула кровь. В спальню сейчас эту сучку, отыметь. А потом – самое сладкое – пробросить. Никакой роли! А что, устный договор – это устный, мало ли кто там чего обещал? – Ты не опасаешься, что я предложу тебе невыгодные условия?

Она снова глянула – прямо в душу, в самые потаенные ее уголки – и усмехнулась:

– Продюсеров бояться – в лес не ходить. Условия мне безразличны. А в случае отказа… Знаешь, Кирилл, ты по-своему неплохой мужик. И молодец, что квартиру любовнице купил в престижном районе. Не дело это, чтобы она с вашим ребенком по съемным углам моталась. Только дом неудачно выбрал, с моим по соседству. И я думаю, что руководителям компании будет очень интересно узнать про этот факт.

– О-о-о! Ты и шантаж! Именно от тебя – я этого не ожидал.

– Боже упаси, какой шантаж. Ты же умный человек, все понимаешь. Я просто заинтересована в этом проекте и выкладываю все козыри, какие есть.

– А ты понимаешь, что у исполнительницы главной роли договор составлен так, что в случае отказа в съемках она получает восемьдесят процентов причитающегося ей гонорара. Тамара Иванова – девушка ушлая, своего не упустит. Ты готова работать просто так, ради любви к Васе Скрипникову и искусству?

Орлова радостно улыбнулась:

– Договорились!

Странно, но от этой ее улыбки все испарилось – и стремление заняться сексом, и желание обмануть Виолу.

Продолжить чтение