Читать онлайн Богатыри. Русский героический эпос бесплатно

* * *

© Пропп В., 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Об этой книге

Книгу, которую вы держите в руках, написал Владимир Яковлевич Пропп (1895–1970) – один из выдающихся учёных XX века. Профессор Ленинградского университета, он создал новую методику изучения фольклора. Известны его фундаментальные и смелые, яркие исследования, посвящённые сказке. Но не меньшее значение Пропп придавал героическому эпосу, с которого начинается любая национальная литература. Ему он посвятил целый ряд исследований.

Книга Проппа, посвящённая русским былинам, богатырям, которые стали основой основ для русской культуры, откроет все тайны отечественной фольклорной героики.

Былины веками передавались из уст в уста. Публиковать их стали только в конце XVIII века. К тому времени их можно было записать только со слов сказителей, как правило, в северных областях России. Где и когда возникли былины – загадка. Пропп отвечает на этот вопрос, определяя наиболее древние сюжеты, в которых отразились становление российского государства и борьба с иноземными захватчиками. Разные сказители и разные ученые-фольклористы интерпретировали известные сюжеты с вариациями. И об этом тоже подробно пишет Владимир Пропп.

В этой книге немало таинственного. Но еще больше разгадок. Пропп повествует о всех ключевых русских богатырях, о всех основных сюжетах, связанных с ними. Анализирует, объясняет. В центре богатырского эпоса, конечно, стоит самый любимый в народе герой – крестьянский сын Илья Муромец. Не самый древний герой былин, но наиболее важный. Недаром и в наше время ему устанавливают памятники. Завершает цикл рассказ о Микуле Селяниновиче – самом мирном богатыре. Хлебопашце, который оказался сильнее воина. Эта мудрая история – как ключ к русской литературной классике, к ее народному демократизму. Трудно представить себе сюжет, более глубокий по смыслу.

Виктор Васнецов. Богатыри

Народные герои, которые знакомы нам с детства, станут еще ближе и понятнее. И нет для нас более важного чтения, чем родные былины. В особенности – в детские годы, когда формируется характер человека, его мировоззрение.

Нет ничего интереснее и загадочнее былин. Книга Владимира Проппа поможет нам понимать их.

Волх Всеславьевич

Былина о Волхе Всеславьевиче во многих отношениях представляет собой интереснейшую проблему, Выше уже приходилось указывать, что она, по нашим данным, принадлежит к числу древнейших, что она как целое сложилась задолго до образования Киевского государства. Ей присущи черты некоторой грандиозности, некоторого размаха, величия, воинственности, и этим она для народа сохраняла свою привлекательность в течение ряда столетий. Вместе с тем она по своему замыслу чужда новой киевской эпохе. Можно проследить весьма интересные попытки ее переработки: попытки эти должны быть признаны малоудачными и художественно малоубедительными.

В науке не было недостатка в трудах, посвященных этой былине. Большинство ученых с полной уверенностью утверждало, что Волх этой былины не кто иной, как Олег. Такая точка зрения должна быть признана совершенно фантастической. Поход Волха на Индию отождествлялся с походом Олега на Царьград, хотя в походе Волха, описанном в былине, нет, как мы увидим, буквально ничего, похожего на поход Олега, каким он описывается в летописи. Легендарная смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением былинного Волха от змеи, хотя и здесь ровно никакого сходства нет, кроме того, что в том и в другом случае фигурирует змея. Были и другие теории, но данная теория преобладала. Несмотря на ее полную и очевидную несостоятельность, она была повторена и некоторыми советскими учеными.

Былина о походе Вольги известна в 11 записях, но не все они равноценны. Вместе с тем мы видим, что о походе Волха фактически повествуется только в 4–5 записях. Чаще поется только о рождении Волха, поход отбрасывается. Это наводит на предположение, что былина о походе Волха обладала какими-то недостатками, особенностями, которые не удовлетворяли художественных запросов народа.

Богатырь Волх Всеславьевич

Рассказ о рождении Волха (или, как он также иногда именуется – Вольги Всеславьевича или Святославьевича), каким оно описывается в былине, сохраняет древнейшие тотемические представления о животных как о предках человека и о возможности рождения великого охотника и волхва непосредственно от отца-животного. Волх рождается оттого, что мать, спускаясь с камня, неосторожно наступает на змея. Змей обвивается вокруг ее ноги, и она зачинает. Волх рождается с восходом солнца или луны. При его рождении гремит гром, колеблются земля и море. Сохранилось это начало, конечно, не потому, что сохранилась вера в такое рождение, а потому, что картина эта полна величественности. Художественность ее отметил В. Г. Белинский в своем пересказе сюжета этой песни. «Это – апофеоза богатырского рождения, полная величия, силы», – так пишет он об этом начале.

Имя героя, Волх, указывает на то, что родился великий кудесник, волхв. Он рождением связан с природой, как с природой и борьбой с ней была связана вся жизнь первобытного человека. Предки русских, раньше чем стать земледельцами, зависели от охоты, которая когда-то была основной формой добычи средств существования. Когда Волх рождается, звери, рыбы и птицы в страхе прячутся: родился великий охотник.

Волх умеет обращаться в животных; рыб он ловит в образе щуки, птиц – обернувшись соколом, лесных зверей – серым волком. Он чародей и оборотень.

Песня о Волхе подтверждает точку зрения акад, Грекова на языческие верования восточных славян. «По-видимому, – пишет он, – у восточных славян долго сохранялись пережитки, связанные с тотемическими представлениями, например вера в оборотничество, то есть в превращение людей в зверей. Кроме зверей, славяне поклонялись камням, деревьям, ручьям, рекам. Пережитки этих верований долго существовали и после принятия христианства». В былине прямой веры в оборотничество уже нет, оно использовано только как поэтический прием, но создаться образ героя-оборотня мог только тогда, когда эта вера еще была.

Родился герой, соответствующий идеалам первобытно-общинного строя; великий охотник и колдун, умеющий покорять себе природу, и в первую очередь – животных, от которых когда-то зависела вся жизнь человека.

Но Волх не только великий охотник, он и великий воин. Как воин он, однако, совершенно не похож на воинов позднейшего русского эпоса – на Илью, Добрыню, Алешу.

Он воюет так же, как охотится; путем волшебного умения, «хитрости-мудрости». Поход Волха, цель этого похода, определяются совершенно иной идеологией, чем те войны, в которых принимают участие основные герои русского эпоса. Правда, Волх или Вольга набирает себе дружину вовсе не как колдун. В одном варианте он даже возглавляет огромное войско в 40000 человек. Но для Волха характерно не это. Для него характерны и специфичны черты волхва и кудесника Победу он одерживает своим волшебным искусством, а не искусством военным, хотя он, едва родившись, уже просит пеленать его не пеленой, а в латы:

Образ этот напоминает выражение из «Слова о полку Игореве»: «под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены». Образ пеленаемого в латы ребенка присоединен к Волху позднее, но он не изменил его природы оборотня.

Решающим моментом для оценки и определения Волха являются, однако, не столько обстоятельства его рождения и воспитания, сколько характер и цель совершаемого им похода.

Русский эпос знает и признает для своих героев только один вид войн – войны справедливые, войны, целью которых служит защита родины от нападения врага.

На первый взгляд может казаться, что и Волх совершает именно такой поход. В некоторых вариантах поход вызван похвальбой индейского царя, что он возьмет Киев и сожжет ею церкви. В других случаях царь хвастает, что он поедет воевать на святую Русь, девять городов он похваляется подарить своим сыновьям, а Киев взять себе. Жене он обещает привезти дорогую шубу.

Картина получается совершенно определенная: Волх отправляется в поход потому, что Киеву грозит опасность, и эту опасность он хочет предотвратить. Но это – позднейшее наслоение. Можно утверждать, что древнейшая основа песни была иной, и что эту основу народ отбросил. Волх первоначально совершал набег с совершенно иными целями: поход Волха был чисто хищнический. Достаточно сравнить защиту Киева от татар, Калина или Батыя Ильей Муромцем или Василием Игнатьевичем с той войной, которую ведет Волх, чтобы сразу увидеть разницу между подлинной защитой Руси и такой защитой, которая представляет собой лишь малоубедительный предлог для нападения. Волх сам ведет свою дружину к индейскому или турецкому царству и вплотную подходит к городу раньше, чем индейский царь вообще что-либо может предпринять. Можно было бы предположить, что Волх избрал наиболее совершенный способ защиты, а именно нападение. В таком случае он был бы более совершенным защитником родины, чем Илья Муромец. Явно, что это не так. О целях Салтана он узнает волшебным образом: он обращается в птицу и подслушивает разговор его с женой. Сказочный характер такой разведки совершенно очевиден. Но очевидно также, что намерение Салтана привезти жене из Киева шубу, подарить своим девятерым сыновьям девять русских городов не идет ни в какое сравнение с теми страшными и исторически реальными угрозами, с которыми в эпосе под Киев подступает Батый. Враг, на которого надвигается Волх, не имеет определенного исторического лица. На пять самостоятельных вариантов мы имеем три разные страны и трех разных врагов, против которых он воюет: это Индия, Золотая Орда и Турция. Былина отражает не те исторические войны, которые вела древняя Русь, а межплеменные схватки, набеги, которые в позднейшее время получили неустойчивое историческое приурочение.

Волх – предводитель этого набега не как военачальник, а как кудесник. Его волшебное искусство обеспечивает успех предприятия. Чтобы снабдить свою дружину всем необходимым, он обращается волком и соколом; охотой он и кормит дружину и одевает ее в шкуры убитых им зверей. Воины, одетые в звериные шкуры, отражают древний охотничий быт. В Волхе, заботящемся о своей дружине, есть несомненная привлекательность. Такая строка, как «дружина спит, так Волх не спит», выражает идеал военачальника, всем существом своим преданного своему делу и своим людям. Дружина же по существу представляет собой не княжескую дружину позднейшего типа, а скорее беспорядочную орду завоевателей. Успех предприятия решается «хитростью-мудростью» их предводителя. Все это объясняет нам, почему эта былина была почти забыта, когда создался собственно воинский эпос. Волх летит в индейское царство соколом и там обращается в горностая или других животных. Здесь он портит оружие врага: в образе горностая он перекусывает тетивы у луков, от стрел он отламывает наконечники, в образе волка он перекусывает горла лошадям и т. д. У «ружей огненных» он вынимает кремни, причем наличие в одной и той же песне древних луков и стрел и нового огнестрельного оружия нисколько не смущает певцов. Такое неслаженное сосуществование старого с новым чрезвычайно характерно для этой песни.

Совершив это дело, Волх будит свою дружину и ведет ее в индейское царство. Дружина робеет, увидев неприступные стены, но Волх обращает всю свою дружину в муравьев. Они перелезают через стены или сквозь ворота, а в индейском царстве Волх вновь превращает их в молодцев. Призыв, с которым он к ним обращается, выдает цель похода, определяет его идеологию:

В описании похода Волха мы видим остатки тех варварских времен, когда совершались жестокие набеги одних племен на другие. Щадят только молодых женщин. Сам Волх расправляется с индейским царем Салтаном Ставрульевичем и берет за себя его молодую жену, а дружину он женит на девушках. Завоевателям достается богатая добыча, и песня кончается грандиозной картиной дележа этой добычи: Волх делается индейским царем и выкатывает для дружины золото и серебро; он наделяет дружину целыми табунами коров и коней, так что на каждого из дружинников приходится по сто тысяч голов. Если до сих пор мы видели охотничий характер дружины, то теперь имеем набег в целях добычи скота. О защите Киева уже нет и помину. Сам Волх в Киев не возвращается и остается здесь царствовать, и дружина, переженившись, также остается в Индии.

Все это позволяет нам сделать следующее заключение: древнейшая основа песни о походе Волха – песня о набеге первоначально в поисках охотничьих угодий, позднее – в целях угона скота. И начальник дружины и сама дружина – охотники, питающиеся и одевающиеся охотой. Набег носит хищнический характер: все население перебивается, скот и имущество распределяются между победителями. Между ними же распределяются женщины, и победители не возвращаются, а остаются жить на занятых местах. Такое повествование обладает некоторой занимательностью, но оно уже не соответствует идеологии ни Киевского государства, ни киевского эпоса. Позднее самим народом была сделана попытка приурочить этот поход к своим позднейшим историческим интересам. Волх был представлен защитником Киева (теперь он мог получить имя Вольги и отчество Всеславьевича), его противник приобретает либо сказочно-фантастическую окраску, превратившись в индейского царя, либо мнимо-историческую – царя Золотой Орды или турецкого султана. Однако эта попытка не была доведена до конца, осталась незавершенной и поэтому неудачной, и песня о Волхе-Вольге была почти забыта и заброшена, вытесненная подлинно-героическими песнями об отражении русскими татар. Она принадлежит к числу наиболее редких песен русского эпоса. Часто о походе Волха совсем не поется, поется только о его рождении, «хитрости-мудрости», о наборе дружины. Это – не забывчивость, не искажение, а отбрасывание из песни идеологически не соответствующих историческому развитию народа элементов. Много позднее образ Волха был использован уже как чисто отрицательный и противопоставлен Микуле Селяниновичу.

Святогор

К наиболее древним героям русского эпоса мы должны причислить также Святогора.

В отличие от Волха, образ которого забыт и о котором имеется не более 4–5 полных записей песен о его походе, имя Святогора в эпосе чрезвычайно популярно, хотя его образ также заметно стерся. С его именем связано не менее семи различных сюжетов. Часть из них исконна для него, часть приурочена к нему, вероятно сравнительно поздно. К сюжетам, которые, несомненно, исконны для Святогора и принадлежат к области эпоса, надо отнести два: это, во-первых, рассказ о том, как Святогор наезжает на сумочку переметную, которую он не может поднять, и, во-вторых, рассказ о том, как он ложится в гроб, который за ним захлопывается. Все остальные сюжеты о Святогоре связаны с его именем и образом только внешне, известны и в ином приурочении, имеют прозаическую и отрывочную, фрагментарную форму и в большинстве случаев исполняются не как самостоятельные, законченные художественные произведения, а как коротко рассказанные эпизоды в сводных рассказах. Частично они носят библейско-легендарный характер (Святогор сближается с библейским Самсоном), частично характер сказочный или даже фарсовый.

Обе основные былины, исконно связанные с образом Святогора, повествуют о его гибели. В одном случае он надрывается, пытаясь поднять необыкновенную сумочку, которую невозможно поднять с земли, во втором тщетно пытается откинуть крышку гроба, в который он лег живым. Крышка захлопывается за ним навсегда, и спасти его оказывается невозможным.

Иван Билибин. Святогор

Что обе лучшие и наиболее древние песни о Святогоре повествуют о его гибели, – отнюдь не случайно. На сто с лишним сюжетов, известных классическому русскому эпосу, сюжеты о гибели героев исчисляются единицами. Так, Дунай и Сухман кончают свою жизнь самоубийством. Обе эти былины по своему содержанию глубоко трагичны. Трагически погибает Василий Буслаевич. Остальные герои, в песнях о них, никогда не умирают и не погибают. Наоборот: получая силу, Илья, например, одновременно получает пророчество, что смерть ему в бою не писана. Русский герой не погибает, и не об этом поются песни. Былина о том, как перевелись витязи на Руси, по нашим данным относится не к эпосу, а к духовным стихам, о чем речь будет ниже.

Если в рассказах: об одном герое дважды, и притом по-разному, говорится о его гибели, это означает, что гибель связана с самой сущностью, с природой этого героя, что в лице Святогора изображается герой обреченный. В отличие от гибели других героев, в его гибели нет ничего трагического. Его гибель как бы закономерна и в слушателе не вызывает сожаления о нем. Облик Святогора одинаков в обеих песнях о нем и может быть рассмотрен раньше изучения нити повествования.

Имя Святогора указывает на его связь с горами. Попытки увязать это имя с пушкинскими местами – со Святой горой близ Опочки или со Святыми горами на Донце, делавшиеся в науке, не убедительны. Святогор связан не с мягкими среднерусскими возвышенностями, он связан с каменистыми горами и ущельями. Он идет «по крутым горам да по святым местам». Он «Горыныч». К. Аксаков в детстве слышал рассказ о том, как Илья Муромец находит гору, «а на ней лежит огромный богатырь, сам как гора». На этой горе он спит. Илья иногда видит его уснувшим на своем коне на уступе высокой горы. Святые горы противопоставляются Святой Руси. Как Святая Русь – удел богатырей, так Святые горы – место, отведенное Святогору, откуда он, как правило, никогда не выходит на Русь. Певцы объясняют это тем, что он так велик и тяжел, что земля его не носит, не держит.

При встрече с Ильей он говорит:

Иван Билибин. Святогор и сума переметная

Последние слова показывают, что дело не только в непомерной величине и тяжести Святогора, но что ему «не придано», «не позволено» выезжать за горы на Русь. В лице Святогора мы имеем, таким образом, героя, связанного с некоторой ограниченной территорией, находящейся за пределами Руси. Такая ограниченность территории характерна для распределения земель по родам или племенам, когда земли и угодья каждого племени были запретны для соседей, тогда как русские герои пользуются всем простором и привольем Руси, где эти племенные границы давно исчезли. Русские герои – герои всей русской земли, Святогор – герой ограниченной местности, носящей по своему пейзажу нерусский характер.

Слово «Святогор» образовано по тому же принципу, как «новосел», «зимогор», «белорус» и другие, и обозначает принадлежность. От этого имени образуется прилагательное: он богатырь «святогорский» в противоположность «святорусским» богатырям.

Уже из приведенных отрывков видно, что Святогор представляется как герой непомерной величины. В некоторых вариантах он так велик, что при встрече с Ильей кладет его к себе в карман вместе с его богатырским конем.

Мы знаем, что гиперболизм был некогда одним из основных средств поэтизации. Облик Святогора унаследован от тех времен, когда огромный рост и нечеловеческая сила считались признаком истинного героя. Облик Святогора создался раньше, чем создались образы главных героев русского эпоса. Он отличается не только гиперболической величиной и тяжестью, но и гиперболической силой. Некоторые из песен о нем с самого же начала описывают эту силу: «Не с кем Святогору силой померяться, а сила-то по жилочкам так живчиком и переливается. Грузно от силушки, как от тяжелого бремени». «А Иванищу-Святогору была сила дана господом самим. Что бы ни возьмет, ничего не чувствует, все легко».

Уже из приведенных отрывков видно, что сила эта Святогору в тягость. Она не находит применения; такая сила уже не вызывает восхищения слушателей. Спящий, дремлющий, огромный Святогор – это образ силы неподвижной и не находящей применения. Никаких подвигов Святогор не совершает. Все это приводит к предположению, что Святогор – герой тех времен, когда величина и сила были основными признаками героя. Для нового времени, для Киевской Руси, нужна сила не как таковая, а сила, которая находит себе применение. Героизм нового типа определяется не столько наличием физической силы, сколько способом ее применения.

В обеих былинах о Святогоре он не только погибает, но противопоставляется героям позднейшим.

Былина о том, как Святогор не может поднять переметной, сумочки, известна в 10 опубликованных записях. Из них 9 падают на прионежский край и одна – на Мезень. Формально это дает право говорить о том, что данная былина – местное образование. Однако этому противоречит глубокий исторический смысл былины, наличие в ней не местных и не поздних, а ранне-исторических и общерусских черт.

Возможно, что в других районах она, как одна из древнейших, уже не сохранилась. Имя Святогора широко было известно, о чем свидетельствуют другие, более поздние сюжеты о нем, имеющиеся и в других районах, а не только в онежском крае.

В этой былине Святогор обычно изображается едущим на коне без определенной цели. Такое начало отличает эту былину от других русских былин. Русские герои обычно изображаются как едущие куда-нибудь с определенной целью. Былина о Святогоре и сумочке имеет характер дорожного приключения героя. Такая композиция характерна для очень раннего эпоса (много позднее она вновь появляется в авантюрных повестях). Святогору обычно придается кто-нибудь в провожатые, с которым он вместе едет, или певцы заставляют его кого-нибудь встретить. В обрисовке второго персонажа нет единства. Это может быть «пеший молодец», «прохожий», «старичок». В двух вариантах его настигает Илья Муромец, и еще в двух певцы сводят его с Микулой Селяниновичем. С точки зрения внутреннего значения и смысла данного сюжета последний случай, как мы увидим, должен быть признан наиболее удачным. Эта неустойчивость показывает, что ни один из этих случаев не исконен. Названные герои, Илья или Микула, создались позднее, чем образ Святогора, и введены в песню позже. В двух случаях Святогор не встречает никого; возможно, что такая форма сюжета – древнейшая.

Центральный эпизод данной былины состоит в том, что Святогор видит на земле обыкновенную переметную сумочку, какие носят крестьяне и странники. Иногда она просто лежит на дороге, и Святогор на нее «наезжает». Иногда же она появляется иначе. Святогор, беседуя со своим спутником, похваляется своей силой. Обычная форма похвальбы состоит в том, что Святогор берется повернуть землю, если бы был столб и в столбе кольца Эта же форма обычна и для других былин, в которых Святогор или другой герой похваляется своей силой.

В тех случаях, когда Святогор похваляется своей силой перед Ильей, Илья ему отвечает:

В этих словах ясно противопоставление героев различного склада Появление сумочки служит как бы прямым ответом на это хвастовство. Если Святогор не находит ее прямо на земле, то ее кладет на камень прохожий молодец, или это делают два старца, которые затем таинственно исчезают, или ее кладет на землю и предлагает поднять «старик седатый». Наконец сумочка эта может принадлежать Микуле Селяниновичу.

Сумочка имеет очень невзрачный вид, и Святогор не придает ей никакого значения. Невзрачная, маленькая сумочка и исполинский Святогор знаменуют столкновение двух различных сил. На самом деле соотношение сил и внутреннего значения их обратно тому, что представляется, на первый взгляд: могучий Святогор окажется бессильным по отношению к переметной сумочке, так как сумочка эта не простая. Илья, или Микула, или другой спутник Святогора предлагают ему эту сумочку поднять. Иногда он и сам нагибается с коня, чтобы кончиком кнута поднять эту сумочку. Но эта сумочка «да не сшевелится». Тогда Святогор сходит с коня и пробует поднять сумочку сперва одной рукой, потом «всей силой», «грудью». Он делает нечеловеческие усилия: «По лицу кровавый пот прошиб» (Сок. 159), «А по белу лицу не слезы, а кровь течет» (Рыбн. 86). Стараясь поднять сумочку, он по колена уходит в землю.

Святогор спрашивает своего спутника, что в этой сумочке. Ответы даются в разной форме, но одинаковые по смыслу. Когда эта сумочка принадлежит Микуле Селяниновичу, он говорит: «В сумочке у меня тяга земная» или «В этой сумочке ношу тягость от матушки сырой земли». Сходно выражают эту мысль певцы и в других вариантах: «На ней подписана вся земная тягота», «В ней весь земной груз сложен». «Погружена вся тяжесть во эти во сумочки». Надрываясь от усилий, Святогор чувствует приближение своего конца: «Верно, тут мне, Святогору, да и смерть пришла». У него «все жилы да суставы распущаются», «Где Святогор угряз, тут и встать не мог, тут ему было и кончение». Иногда певцы прибавляют «Тут Илья его и похоронил».

Таково несложное действие этой глубокой по своей мысли былины. Современный читатель не может ограничиться тем лаконичным объяснением сущности таинственной сумочки, которое дается в песнях. Что кроется за «тягой земной», представленной этой таинственной сумочкой?

На современном языке «тяга земная» означает силу притяжения земли. Однако несомненно, что не физические свойства земли служат предметом этой былины.

Понятием земли определяется весь основной смысл былины. Как уже указывалось, земля в ней отчетливо противопоставляется горам. По своей земле, по Руси, совершенно свободно разъезжают русские богатыри. По своим «святым горам» ездит Святогор и не может выехать на землю. У певцов нет единства в трактовке того места, где происходит приключение с сумочкой. В большинстве случаев оно происходит на «святых горах». В других – Святогор находит свою гибель тогда, когда покидает свои горы и едет по полям. В былине воспевается земля во всех ее значениях. Земля, на которой Святогор встречает богатырей, есть русская земля, хотя это нигде прямо и не подчеркивается. На этой земле будут создаваться новые формы человеческого общежития, осуществляемые нарождающимся русским государством Поэтому Святогору, не совершающему никаких подвигов, представляющему в своем образе огромную, но дремлющую и не прилагаемую силу, противопоставляется Илья Муромец. Сила Ильи – в совершаемых подвигах во славу отчизны, тогда как у Святогора отчизны нет. Но Святогору противопоставляется не только Илья, но и Микула Селянинович. Земля требует освоения, а это освоение требует таких сил, перед которыми ничтожной представляется грубая физическая сила Святогора. Для этого требуется сила труда. В крестьянском сознании – это почти исключительно труд земледельческий. Этим объясняется, почему в дальнейшем развитии сюжета Святогор стал противопоставляться Микуле: Микула подкидывает Святогору свою сумочку, которую он сам носит с такой легкостью, перекидывая ее через плечо за лямки. В данной былине Вольга точно так же не может поднять сумочки Микулы, как в другой, позднейшей былине он не может поднять принадлежащей Микуле сохи. Сумочка знаменует тяжесть земледельческого труда, для которого недостаточно той физической силы, которой обладает Святогор; для этого требуются иные силы – силы, носителем которых изображается крестьянство. Земледельческий труд есть один из важнейших факторов в создании новой государственности.

Поэтические достоинства этой былины понимали и ценили такие писатели, как Глеб Успенский, Некрасов, Горький. Успенский в четвертой главе своей книги «Власть земли», которая не случайно повторяет заглавие всей книги и также называется «Власть земли», подробно пересказал нашу былину в том ее варианте, в котором Святогор встречается с Микулой, По-видимому, Успенскому эта былина была известна по устному источнику, так как ни один из печатных вариантов ее не совпадает полностью с его пересказом. Успенский глубоко понимал ту связь, которая соединяет русского крестьянина с землей и с трудом на ней. Он показывает, что вне этого труда крестьянин не мыслил своей жизни. Народ, говорит он, «до тех пор сохраняет свой могучий и кроткий тип, покуда над ним царит власть земли, покуда в самом корне его существования лежит невозможность ослушаться ее повелений, покуда они властвуют над его умом, совестью, покуда они наполняют все его существование». В качестве доказательства этой мысли Успенский приводит былину в подробном пересказе.

При всем уважении к народолюбию Успенского фольклорист не может согласиться с тем толкованием, которое он придает этой былине. Дело не во власти земли над крестьянством, а как раз наоборот: во власти крестьянина над землей. Крестьянин в этой былине изображается не как «кроткий раб» земли, а как ее хозяин в силу своего могучего труда над ней. Овладение землей, как поворотный момент в истории русской культуры и в становлении русского государства, есть основной предмет воспевания в этой былине.

Иначе подошел к этой былине Некрасов. Он не пересказывает ее, не останавливается на ней как на целом и не делает никаких попыток ее истолкования. Некрасов пользуется ею как гениальный поэт и извлекает из нее некоторые художественные образы для осуществления своих поэтических замыслов; он видит и правильно определяет в этой былине не воспевание «кротости» и послушания власти земли, а как раз наоборот – исполинских сил народа:

Сумочка и ее «тяга» для Некрасова – та страшная «тяга», то вековое бремя, которое подымал и выносил наш народ. Кровавый пот, текущий по лицу богатыря, у Некрасова выражает народные страдания.

Однако, чтобы правильно понять мысль Некрасова, нельзя приведенные слова изолировать из контекста. Слова эти находятся в поэме «Кому на Руси жить хорошо» в главе «Савелий, богатырь святорусский». Рассказ ведется от имени крестьянина Савельюшки, который, не вынеся издевательств помещика, поднял крестьян и заживо закопал в землю управителя. Образ Савелия – один из самых ярких и революционно острых в творчестве Некрасова Не всегда народ будет носить ярмо, в народе есть богатырские силы, чтобы сбросить его, – такова основная мысль Некрасова, выраженная поэтическими средствами героического эпоса.

Поэтическую силу образа Святогора ощущал М. Горький, когда в статье «Разрушение личности» поставил этот образ в один ряд с образами Прометея, Геркулеса, Ильи, Микулы и других; в них Горький видит «широкие обобщения, гениальные символы», говорит о них как о гигантских обобщениях жизненного опыта народа. Подробное ознакомление с былинами подтверждает эту мысль Горького.

Другая былина о Святогоре очень близка к первой по своей идейной направленности. В XIX–XX вв. она пользовалась более широкой известностью, чем первая. Опубликовано 25 записей ее из Онежского края, с Поморья, Печоры, Пинего, Мезени. Обращает на себя внимание жизнеспособность этой былины вплоть до нашей эпохи. Из 25 записей ее 11 были сделаны в советское время, частично они отличаются прекрасной сохранностью.

В этой былине Святогор также показан в сопровождении спутника. Но если в предыдущей песне спутник не имел определенного облика и мог быть представлен различными героями или даже совсем отсутствовать, то в данной былине спутником всегда является Илья Муромец. Илья Муромец здесь не только спутник, но и важное действующее лицо. Может быть, именно этим объясняется как широкая распространенность, так и лучшая сохранность и устойчивость этой былины. Как и где Илья с Святогором встречаются, для хода и смысла повествования несущественно, и трактовка этого момента подвержена колебаниям, особенно в сводных текстах. Чаще всего Святогор едет по горам или по чистому полю и иногда, сидя на своем коне, спит. Илья, видя незнакомого богатыря и принимая его за нарушителя границ, или по другим причинам, со всего размаха ударяет его своей булавой по голове. К изумлению Ильи, этот богатырский удар не оказывает на Святогора никакого действия. Он не просыпается и не оглядывается и только после третьего раза замечает Илью:

Святогор и Илья

С этими словами он засовывает Илью вместе с его конем к себе в карман.

Весь этот эпизод нарушает своим фарсовым характером суровый и величественный стиль былины. Возможно, что он заимствован из другого сюжета, прикрепленного к Святогору: он носит с собой в кармане, в ларце, свою неверную жену. Там подобная деталь художественно уместна и составляет органическую часть повествования и вяжется с его стилем. Здесь же она носит характер вставки, нужной, чтобы оттенить огромные размеры Святогора, но для хода действия несущественной. Во многих вариантах этой детали нет, и повествование от этого не страдает. Конь жалуется, что ему тяжело носить двух богатырей, Святогор вынимает Илью, они братаются и вместе едут дальше.

Совершенно так же, как и в предыдущей былине, и часто в тех же выражениях Святогор хвастает своей силой. Как бы в ответ на это хвастовство Святогор по дороге вдруг видит гроб. Как и в предыдущей былине, Святогор как бы наезжает на свою судьбу. С этого момента начинается специфическое для данной былины развитие действия.

Гроб этот описывается различно, но наезд на него обязателен для всех вариантов. Гроб стоит в поле или на дороге. «Стоит тута да дубовый гроб» (Пар. и Сойм. 4) Иногда он каменный, что хорошо вяжется со всем обликом Святогора, связанного с горами: «Да гробница тут да каменна» (Гильф 119; Сок 1) Но гроб может быть и железным, и деревянным. Он всегда очень велик: «Плащаница огромная», «Большинский гроб» (Пар. и Сойм. 40; Гильф. 1). Еще чаще Святогор и Илья встречают двух работников, которые этот гроб делают или устанавливают. Они соответствуют тем старцам, которые в предыдущей былине подкидывают Святогору сумочку. «Два человека гроб делают» (Онч. 61). Обычно это именно старцы: «Старцы работают домище» (Аст. 25).

Слушатель сразу понимает, что гроб этот находится здесь или изготовляется неспроста. Старцы, строящие гроб, иногда таинственно исчезают. Певцы от себя иногда прибавляют, что это были ангелы. Гроб этот ниспослан свыше. Он представляет собой судьбу Святогора. Мысль о судьбе иногда влагается в уста Святогора. Он, например, спрашивает: «А кому в этом гробе лежать сужено?» (Пар. и Сойм. 4) Эта же мысль может быть выражена в форме надписи на гробу: «Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет» (Рыбн, 51).

Святогор всегда убежден, что гроб сужден не ему, а Илье, и предлагает Илье лечь в него, примериться к нему. Илье гроб всегда велик. Тогда в гроб ложится Святогор, но он уверен, что гробница эта не для него: «Лягу и всю разопру ее» (Аст. 5); «Я ляжу, так весь гроб раздавлю у вас» (Аст., стр. 338). А когда оказывается, что гроб ему впору и выдерживает его, он, как бы вызывая на поединок судьбу и те силы, которые ниспослали ему этот гроб, просит Илью накрыть гроб крышкой. Чаще дело происходит иначе: крышка сама наскакивает на гроб и так крепко прилегает к нему, что Святогор со всей его силой не может ее скинуть.

Некоторые исследователи сопоставляли этот эпизод с мифом о египетском боге Осирисе. Осирис также ложится в приготовленный для него гроб; его коварный брат захлопывает крышку и сбрасывает этот гроб в Нил. Если бы эта аналогия была исторически верна и возможна, она означала бы, что в лице Святогора мы имели бы старинное божество. Но аналогия эта ложная: Осирис, бог растительности, ложится в гроб, чтобы весной вместе с растительностью вновь воскреснуть. Его смерть – смерть временная. Смерть Святогора есть смерть окончательная. Он уходит из жизни потому, что его пора прошла. Это не фатализм, а художественное выражение исторической необходимости; в этом «судьба» Святогора.

Святогор не хочет мириться со смертью. Он просит Илью разбить крышку гроба. Илья берет свой меч или свою палицу (или меч самого Святогора, который он не всегда может сразу поднять) и наносит мощные удары по крышке гроба. Но происходит чудо: от ударов Ильи на гроб наскакивают железные полосы или обручи. «Где ударит, там станут железные обручи» (Рыбн. 138) «Ставятся обручи железные» (Гильф, 1) Только теперь Святогор смиряется: «Видно, судьбина поискала меня» (Рыбы. 51) «Видно, тут же есть богатырь да кончается» (Гильф. 1).

Святогор хочет перед смертью передать Илье стою могучую силу. Передача силы в песнях может совершаться различно: Святогор, например, предлагает Илье припасть к щели или даже сделать отверстие в гробу и принять его последний вздох. Он передаст ему силу вместе с дыханием.

Это дыхание иногда изображается как пар. «Пар пойдет».

В других случаях Илья должен перенять силу иным способом; надо утереть свое лицо потом умирающего. «Утрись ты этим потом, и примешь силу мою» (Сок. 269). Другие певцы говорят, что этого поту надо лизнуть (Гильф. 265) В одном случае говорится, что из него пойдет сила, и в ней надо искупаться. В других вариантах говорится, чхо из него пойдет пена; стремление к утроению приводит к тому, что пойдут три разные пены, пена трех разных цветов. Одну из них – последнюю, надо лизнуть; «А пойдет бела (пена), возьми ее на персту и съешь небольно много; тогда силы в тебе прибудет» (Онч, 61).

Оба представления – представления о том, что можно перенять силу от живого или умирающего через его дыхание или от умершего путем приобщения к его останкам – имеют глубокую доисторическую давность. Наш интерес к ним определяется, однако, не этим, а способом их художественного использования и некоторыми деталями. Если бы Святогор просто и безоговорочно передал свою силу Илье, это означало бы, что Илья – простой преемник и продолжатель Святогора. Но дело происходит не так, и в этом основной смысл былины. Умирает и уходит в безвозвратное прошлое старый герой, но он передает свою силу новому герою, герою новой исторической эпохи. Илья Муромец – не продолжатель Святогора. Есть очень интересный и неслучайный вариант, в котором Илья отказывается от силы Святогора:

В этом замечательном варианте ясно высказана мысль, которая в других вариантах как бы зашифрована; Святогор предупреждает Илью, чтобы он только один или два раза лизнул пены или принял бы только один вздох, не принимал бы третьего вздоха и т. д., иначе он погибнет, или сила его будет столь непомерна, что земля его не будет носить, то есть он уподобится Святогору. Иногда Илья знает это и без предупреждения Святогора; «Будет с меня силы, братец, не то земля на себе носить не станет» (Рыбн. 51) Таких примеров можно привести много. Святогор передает Илье всегда только часть своей силы. Это означает, что по существу сила Ильи качественно иная. В лице Ильи народился новый герой, которому нужна физическая сила не как таковая: она нужна ему для подвигов, которых неуклюжий Святогор совершить не может. Физическая сила соединяется с новыми идеалами и применяется для осуществления их Смена героев выражает смену двух исторических эпох – в этом основной, глубочайший смысл былины. Святогор ушел в прошлое, теперь вступает в силу Илья.

Мы должны признать эту былину художественно весьма совершенной. Она сложилась позже, чем предыдущая былина. В той форме, в какой мы ее знаем, она смогла сложиться только тогда, когда уже сложился образ Ильи, а сложился этот образ, как мы увидим, позже, чем образы других героев. Но самый замысел, сюжет, должен был сложиться раньше, в эпоху, когда герои-исполины еще не были забыты, но когда они перестали удовлетворять новым идеалам, требовавшим новых героев.

Садко

Выше мы видели, что женитьба героя когда-то составляла один из главнейших сюжетов эпоса. Это заставляет нас поставить вопрос о русских былинах, в которых поется о сватовстве. Число таких былин довольно значительно. Ближайшее рассмотрение их покажет, что в них сталкиваются две идеологии: старая идеология распада родового строя, при котором сватовство героизировалось, и новая идеология, идеология государства, которая такую героизацию отвергает. В этом основной конфликт, пронизывающий все былины о сватовстве. Подобно тому как государство не есть развитие родового строя, хотя оно и возникает на его почве, так и художественное творчество новой эпохи не есть продолжение творчества предыдущей эпохи, хотя оно в начале своего развития и связано с ним. Оно представляет собой качественно новое образование.

Былины о сватовстве мы располагаем в условно-хронологическом порядке, начиная с тех, которые содержат наиболее древние элементы или прослойки. К таким относится былина о Садко.

Правда, в той ее форме, в какой былина дошла до нас, сватовство – не главный ее мотив. Что Садко сватается к дочери морского царя, в настоящее время не составляет основного содержания песни. Но можно показать, что этот мотив составляет древнейший стержень песни, который позднее был видоизменен и оброс подробностями, почерпнутыми из исторической жизни древнего Новгорода, и это дает нам право отнести былину о Садко к песням о сватовстве.

Илья Репин. Садко

Былина о Садко принадлежит к лучшим и интереснейшим в русском эпосе. В некоторых своих частях (встреча Садко с морским царем) она весьма архаична, в других она отражает позднейшую реально-историческую обстановку древнего Новгорода.

Древнейший период русской истории у нас принято называть киевским периодом. Не следует, однако, забывать, что, как говорит акад. Греков, «Киевское государство, или держава Рюриковичей, образовалось из слияния двух восточнославянских государств – собственно Киевского и Новгородского». Из них новгородское должно быть признано более древним. Таким образом, признание именно новгородской былины одной из древнейших в русском эпосе само по себе не противоречит историческим данным.

Былина о Садко не только «докиевская», но и «доновгородская». Основные слагаемые этой былины древнее исторического Новгорода. Но новгородская Русь придала этим слагаемым такую форму и вложила в них такой смысл и такое содержание, что былина о Садко в дошедшей до нас форме должна быть признана созданием уже исторического Новгорода.

Древность этой былины устанавливается значительной прослойкой древнейших элементов, наряду с более поздними. Так, былина о Садко – единственная во всем русском эпосе, где герой, отправившись из дома, попадает в некий иной мир, а именно – в подводный. Он встречает там – тоже единственный случай во всем русском эпосе – хозяина этой водяной стихии, морского царя. Морской царь относится к герою отнюдь не враждебно – черта весьма архаическая. Былина эта неодносоставна, а слагается из четко разделяемых звеньев – черта, характерная для раннего, догосударственного эпоса. И, наконец, анализ былины покажет нам, что в основе ее когда-то лежало сватовство. Как мы видели, все это – характерные особенности эпоса догосударственного.

В условиях исторического Новгорода былина приобретает исторические черты. Как мы увидим, древний торговый Новгород отражен в ней настолько реально и верно, что песня о Садко может служить материалом для специального историко-бытового исследования. Так создался двойственный характер и стиль этой былины: сказочно-фантастический, представляющий собой переработку древнейшей традиции, и ярко реалистический, созданный древним историческим Новгородом.

Былина о Садко принадлежит к наиболее совершенным созданиям русскою эпоса. «Это один из перлов русской народной поэзии», – так отозвался о ней Белинский, Советские люди хорошо знают эту былину по опере Римского-Корсакова, который прекрасно понял и почувствовал сказочную красоту этой великолепной былины, творчески преобразив ее, он угадал и сохранил глубоко национальный характер ее. Былина о Садко вдохновляла не только композиторов, но и живописцев. Один из эпизодов ее, выбор невесты в подводном царстве, послужил предметом для картины Репина.

Научная литература, посвященная былине о Садко, очень велика, но ни одно из положений, выдвигавшихся русской буржуазной наукой, не может быть нами принято.

Если верить утверждениям некоторых ученых, то Садко – это немецкий Зигфрид, вылавливающий в виде золотой рыбки клад Нибелунгов (Буслаев); он – герой французского средневекового романа, сброшенный с корабля за убийство, но спасшийся (Веселовский); это финский мифический певец и заклинатель Вейнемейнен, играющий и поющий морскому богу (Миллер). Одним словом, Садко – иноземец. Если же он признается русским, то он либо купец, на старости строящий церковь, чтобы отмолить грехи, либо святой, совершающий чудо плавания на плоту против течения (Буслаев, Халанский) Былина будто бы сложилась в церковной среде (Марков).

Единственный, кто высказывал самую естественную точку зрения на эту былину, а именно, что она исконно и типично новгородская, что в этом весь ее интерес и что в этом направлении ее надо изучать, был Белинский.

Белинский прежде всего ставит вопрос о политическом строе древнего Новгорода и о торговле, как основном источнике его богатства, то есть исходит не из имен и частных фактов, а из исторической почвы, создавшей эту былину. Этим же определяется основная идея былины: «Она есть поэтическая апофеоза Новгорода как торговой общины». Садко борется против Новгорода. В этой былине «два героя: один – видимый, Садко, другой – невидимый, Новгород». Это значит, что Белинский ставит вопрос о драматическом, конфликте в былине и об историческом характере этого конфликта. Она могла возникнуть только в торговом Новгороде. Новгородскими Белинский признает и все мифологические образы. Образ морского царя могли создать только мореплаватели. Это образ не только совершенно русский, но и новгородский. Белинский в особенности восхищается пляской морского царя. Данная былина – замечательный памятник национальной культуры. Белинский устанавливает, что в лице Садко выражен совершенно национальный характер. В Садко есть русский размах, когда он, например, сразу закладывает все свое имущество. В нем русская удаль, когда он, испробовав все средства, чтобы спасти себя хитростью (тоже русская черта), и видя, что дело доходит до смерти, смерти не боится, а бесстрашно бросается в пучину моря.

Наш анализ покажет, что Белинский был прав во всех своих утверждениях. Взгляды Белинского полностью игнорировались и замалчивались в дореволюционной русской науке. Только в советское время была сделана попытка подробно рассмотреть былину в связи с той исторической и бытовой почвой, на основе которой она возникла. В статье Р. Липец, посвященной анализу местных мотивов в былине о Садко, подробно рассматривается отражение в былине быта древнего Новгорода Так, например, оказывается, что в былине очень четко отражен рыбный промысел древнего Новгорода. В эпизод вылавливания рыбы в Ильмень-озере включены такие подробности, как вязание неводов, закидывание тони, артельная организация рыболовства, хранение рыбы в погребах, промысловый и торговый характер рыболовства и т. д. Точно так же в былине отражен судоходный морской промысел. Описание бури или безветрия, подводных препятствий, описание и устройство корабля – все это типично новгородское, и в этом не остается никаких сомнений. Равным образом доказывается новгородское происхождение и новгородский характер всей мифологии этой былины.

Раньше, чем перейти к рассмотрению самой песни, необходимо рассмотреть состояние источников. Мы ожидали бы, что столь прекрасная песня будет богато представлена материалами. Однако в этом отношении исследователя ждет некоторое разочарование. Количество опубликованных записей, правда, довольно значительно, По сегодняшний день опубликовано около сорока записей, которые, по определению Липец, распадаются на четыре группы: олонецкую, беломорскую, печорскую и урало-сибирскую. К ним необходимо добавить группу донецкую. Этих материалов было бы вполне достаточно, если бы песня хорошо сохранилась. Но этого нет. Большое количество записей отрывочно и неполноценна. Картина эта довольно неожиданна, и мы должны будем попытаться найти этому свое объяснение. Можно назвать только одного певца, который знал все эпизоды этой былины в их полной форме и дал стройное и последовательное изложение всего сюжета от начала и до конца. Это – замечательный онежский певец Сорокин, который по полноте и красочности своих песен занимает одно из первых мест в онежской традиции, хотя он и не прославился так, как прославился Рябинин. От него наша былина была записана дважды: Рыбниковым и Гильфердингом (Рыбн. II, 134; Гильф. 70). В менее полном, частично отрывочном, и несколько ином виде все основные эпизоды песни содержатся также в беломорском тексте A. M. Крюковой (Марк 21). Но даже и эти лучшие тексты при ближайшем анализе обнаруживают некоторые неясности и ряд несглаженных противоречий, A. M. Астахова в своих комментариях к былине о Садко справедливо указывает на плохую сохранность ее и на признаки упадка и разрушений и сравнивает с этим прекрасную сохранность былин героических. Однако причина этой плохой сохранности не в том, что, как полагает Астахова, в первую очередь отмирают былины, «образы которых имеют более узко-историческое значение». Причина этого кроется, как мы увидим, в самом содержании былины.

Былина эта, как уже указывалось, распадается на несколько четко разделимых звеньев, что служит одним из внешних признаков ее глубокой древности; такое строение характерно для древнейших ступеней в развитии эпоса, но не характерно для эпоса русского. Былина о Садко слагается из трех частей или звеньев. Каждое из этих звеньев может исполняться как самостоятельная песнь, и этот случай встречается наиболее часто. Наряду с этим имеются соединения из двух звеньев, и – у Сорокина и у Крюковой – из трех звеньев. Можно предположить, что мы имеем здесь остатки того мозаичного строения, которое, как мы видели, характерно для эпоса на его ранних стадиях развития. В русском эпосе, как мы знаем, эта мозаичность давно преодолена: русские былины, как правило, совершенно монолитны. Но в данном случае монолитность еще не достигнута. В этом состоит одна из причин легкой забываемости этой песни. Тип ее непривычен для русского певца. Слабая внутренняя связь частей приводит к их распаду. Отдельные части обнаруживают ослабленную жизнеспособность. Может быть, ни в одной русской былине мы не имеем такого большою количества вариаций и колебаний. В отличие от других песен, где богатство вариаций свидетельствует о творческом интересе к песне, для данной песни обилие вариантов производит впечатление неустойчивости сюжета, неуверенности певцов. Несмотря на свои поэтические красоты, былина явно давно шла на вымирание.

Причина этого, однако, не только в форме песни, но лежит гораздо глубже, что мы увидим, когда ознакомимся с ее содержанием. Звенья, на которые распадается былина, в кратчайшем изложении имеют следующий вид:

1. Садко, бедный гусляр, оскорбленный тем, что его перестали звать для игры на богатых пирах, идет играть на Ильмень-озеро. Эту игру подслушивает водяной царь и награждает его за нее: он его учит, как выловить в Ильмень-озере рыбку золотые перья и как побиться об заклад с новгородскими купцами, что он поймает такую рыбку. Он вылавливает рыбку, выигрывает заклад – лавки с товарами – и становится богатым купцом.

2. Разбогатев, Садко вторично бьется об заклад с новгородскими купцами: он берется скупить все новгородские товары. Это ему в некоторых вариантах удается, но в большинстве случаев он терпит неудачу. В обоих случаях у него оказывается огромное количество товаров.

3. С накупленными товарами Садко отправляется в море торговать. Морской царь останавливает его корабли и требует его к себе. На морском дне Садко потешает морского царя своей игрой на гуслях. Морской царь пляшет. Чтобы наградить Садко за игру, он предлагает ему выбрать невесту. Садко выбирает девушку-Чернавушку, засыпает и, проснувшись, видит себя на берегу Волхова. Сюда же приплывают его корабли.

Мы рассмотрим каждую часть в отдельности. Одновременно перед нами раскроется характер их связи.

Первая часть встречается чрезвычайно редко. Она дважды записана от Сорокина, всего же записана только шесть раз. Данная песня (или часть большой песни) – одна из редчайших в русском эпосе.

Герой ее, Садко, не богатырь и не воин, он бедный певец-гусляр. Это не мифический певец типа Вейнемейнена, но и не скоморох, потешающий своих слушателей песнями не всегда высокого достоинства. Это – настоящий художник и, как тип певца, он несомненно историчен. Мы знаем, что художественная культура древнего Новгорода представляет собой одну из мировых вершин в развитии средневекового искусства. Это относится и к архитектуре Новгорода, и к его живописи, и к его литературе, о чем прежде всего свидетельствует эпос. Мы имеем все основания полагать, что на таком же высоком уровне находилось и музыкальное искусство Новгорода и что оно высоко ценилось и было популярно. Иначе бедный певец не смог бы войти в эпос и стать главным героем его. Садко – народный певец и гусляр, искусство которого стоит на очень высоком уровне. Песня начинается с того, что его перестают звать на пиры, что в его игре купцы не нуждаются. Мы не знаем, чем вызвано такое пренебрежение; возможно, что он своим искусством не сумел угодить своим заказчикам, что на пирах богатых гостей требовались не такие песни, какие пел Садко. В этом предположении нет ничего, что противоречило бы смыслу всей песни. Садко глубоко оскорблен. Он идет на Ильмень-озеро, и здесь он поет и играет без всяких слушателей, он играет для себя. Пейзаж в этой песне нигде не описывается. Он должен быть угадан слушателем, угадан и почувствован. Пейзаж ее – Ильмень-озеро с его плоскими берегами, сероватым зеркалом веды, неярким небом – обладает, однако, той особенной северной красотой, которую северянин не променяет ни на един самый колоритный пейзаж юга. Это озеро имеет своего мифического хозяина – водяного или морского царя, который невидимо для Садко подслушивает его пение. Необходимо подчеркнуть, что пение Садко не имеет магического, заклинательного характера, он не певец-заклинатель. Он покоряет морского царя только совершенством своего искусства.

Садко охвачен испугом. Но морской царь к нему расположен. Он хочет его наградить.

Эпитет «нежный» весьма необычен в суровом русском эпосе, Этим словом сразу определяется лирический характер игры Садка. Морской царь знает обо всем, что произошло с Садко. Он знает, что Садко беден. Певец Сорокин особо подчеркнул эту бедность.

Морской царь решает наградить его. Но ему надо не только наградить Садко, но и посрамить новгородских купцов. Чтобы понять характер его награждения, мы должны помнить, что генетически образ морского царя восходит к тем хозяевам стихий, которые даруют человеку удачу на охоте и промысле. Он посылает людям рыбу. Поэтому и Садко он награждает не золотой казной, а особого рода рыбой. Р. Липец показала в своей статье, как образ морского царя органически связан с верованиями и предрассудками новгородских рыбаков. Не случайно, что на Беломорье в тексте Аграфены Крюковой из воды выходит не морской царь, а Царица-белорыбица. Уже своим именем она выдает себя как хозяйку рыбьего царства. Морской царь здесь, собственно, озерной царь. Царем моря он выступит в следующей части песни. Морской царь олицетворяет рыбный и морской промысел древнего Новгорода. Но в былине вера в него как в реальное существо уже утрачена. Он имеет уже только сказочно-фантастический характер. Морской царь советует Садко побиться с новгородскими купцами о великий заклад, что в Ильмень-озере есть чудесная рыба золотые перья.

Морской царь посылает Садко богатство не в форме богатого улова, а в форме трех чудесных рыбок. Но в тексте у Кирши Данилова, чрезвычайно реалистическом по своему характеру, Садко именно вылавливает огромное количество белой и красной, мелкой и крупной рыбы. Для вылова этой рыбы он нанимает артель рыболовов. Как показала Р. Липец, эта артель отражает артельный лов рыбы в древнем Новгороде. Но и этот реалистический текст все же представляет собой былину-сказку, а не реалистический бытовой рассказ. За ночь белая и красная, крупная и мелкая рыба, сложенная в амбаре, превращается в крупную и мелкую золотую и серебряную монету.

Такова версия в сборнике Кирши Данилова. Эта версия художественно менее удачна, чем версия Сорокина. У Сорокина Садко, следуя совету морского царя, бьется с купцами об заклад, что в Ильмень-озере есть рыбка золотые перья. Но заложить ему нечего. Не задумываясь, он закладывает свою голову. Находятся три купца, которые закладывают каждый по три лавки с товарами. Садко действительно вылавливает золотых рыбок и выигрывает заклад. Этим он, презираемый всеми бедный гусляр, посрамляет купцов, он сам становится богатым и начинает торговать.

Он и в своем быту подражает богачам. Он устраивает себе палаты, расписанные по-небесному: у него в палатах солнце, месяц и звезды. Так кончается первая часть песни, имеющая внешне законченный характер и чаще всего исполняющаяся как отдельная песня.

Подробное ознакомление с песней вскрывает характер конфликта в ней. Внутреннее содержание этой былины во многом необычно и не соответствует нормам русского эпоса. Основной конфликт в ней – это конфликт между Садко, бедным гусляром, и богатыми новгородскими купцами. Разрешение этого конфликта носит, однако, не столько былинный, сколько сказочный характер. Герой приобщается к богатству, и тем создается счастливый для Садко исход этого столкновения.

Легко заметить, что такое разрешение конфликта не свойственно эпосу. Ниже мы увидим, что весь русский эпос пронизан чрезвычайно острой социальной борьбой. В данном случае мирное разрешение конфликта возможно потому, что вся эта часть былины носит сказочно-фантастический характер. Садко обогащается не путем торговли, он чудесным образом вознаграждается за свое искусство, отвергнутое людьми, но оцененное морским царем. В его руки попадают золотые рыбки, дарованные ему морским царем. В этих рыбках легко узнать волшебный предмет, которым в сказках обычно одаривается герой каким-нибудь могущественным покровителем и который приводит его к исполнению желаний. В варианте Сорокина золотые рыбки не имеют волшебного характера; Садко бьется об заклад, что они есть в Ильмень-озере, вылавливает их и выигрывает заклад. Но в варианте Кирши Данилова они обладают волшебным свойством. За ночь весь улов рыбы превращается в деньги. Былина о Садко – единственная во всем русском эпосе, где герой получает удачу и одерживает победу благодаря помощи потустороннего существа и обладанию волшебным предметом. Всем этим объясняется малая популярность данной части былины. Если она все же не совсем забылась, а исполнялась в течение веков, то это произошло потому, что образ Садко, бедного гусляра, вступающего в борьбу с купцами, отличается привлекательностью, художественностью и жизненной правдивостью.

Но есть и другая, чисто историческая причина, почему образ Садко, богатого гостя, мог поэтизироваться. Такая поэтизация носит чисто новгородский характер. Торговля была источником могущества, славы и богатства великого Новгорода. Приобщаясь к его богатству, Садко становится одним из носителей его славы. Эта идея не могла быть поддержана последующими поколениями певцов, они заострили конфликт между Садко и купцами, как конфликт между бедностью и богатством, но первоначально именно эта идея лежала в основе песни.

Но между Садко и новгородскими купцами все же не может быть полного примирения. Песня имеет продолжение, в котором борьба между Садко и купцами возобновляется. Полнота народного замысла вскрывается только при рассмотрении всей песни в целом. Несмотря на свою внешнюю законченность, данная песня представляет только звено более сложного целого.

В отличие от первой части, вторая относительно популярна и встречается часто. Характер ее уже совершенно иной. Внешне она мало связана с первой, но внутренне составляет с ней одно целое.

Садко этой части – уже не лирический герой. Он вступает в новую борьбу с купцами. Вся эта часть лишена каких бы то ни было фантастических элементов. Она реалистична от начала до конца Этим она выдает себя, как более поздняя. В ней уже не только отражен исторический древний Новгород, она создана им.

Эта часть у разных певцов и в разных местах имеет два совершенно противоположных конца. Мы рассмотрим обе трактовки раздельно.

Одна трактовка сводится к тому, что Садко, как бедняк и выходец из презираемой среды, не принят купечеством. Он обращается за советом к своему покровителю, который дал ему богатство, к «батюшке Ильмень-озеру» или к морскому царю:

Основной конфликт в данной трактовке носит сословный характер. Замкнутый купеческий круг не пускает в свою среду нового человека из низшей среды, человека презираемой профессии, который их посрамил и одержал над ними победу. Морской царь его поучает:

Садко так и делает. Он зовет «таможенных людей» и «посадских молодцов» на пир. В варианте Сорокина особо подчеркивается, что он зовет

То есть влиятельных людей правящей верхушки. Морской царь пытается помирить враждующие стороны, и Садко следует его совету.

Ясно, однако, что никакое примирение невозможно и что должен разыграться конфликт. Он действительно происходит.

На пиру все пьют и хвастают. Один только хозяин ничем не похваляется. Тем, что Садко не хвастает, он как бы выделяет себя из окружающей его среды. Это прекрасно понимают настоятели Лука и Фома, и они провоцируют Садко на высказывание своих затаенных чувств и дум. Садко чувствует презрение к этой среде и свое превосходство над ней. Но купцы признают только денежное превосходство, и Садко досаждает им именно тем, что объявляет себя богаче их всех. Он берется скупить все их лавки с товарами.

Новгородским настоятелям только этого и надо. В некоторых вариантах, чтобы вернее поймать Садко на слове, условие сделки записывается, и эта запись представляет собой документ, при помощи которого купцы надеются разорить Садко.