Читать онлайн Медицина и сострадание. Советы тибетского ламы всем, кто заботится о больных и умирающих людях бесплатно

Эта книга посвящается памяти отца Чокьи Ньимы Ринпоче, Тулку Ургьена Ринпоче – совершенного и сострадательного учителя, воплотившего в себе все качества, описанные в этой книге. Он продолжает вдохновлять нас.

Chokyi Nyima Rinpoche

and David R. Shlim, M.D.

Medicine & Compassion

A Tibetan Lama’s Guidance for Caregivers

Translated by Eric Pema Kunsang

Foreword by Harvey Fineberg and Donald Fineberg

Wisdom Publications

Boston

By arrangement with Wisdom Publications, Inc,

199 Elm Street, Somerville MA 02144 USA

www.wisdompubs.org

Публикуется по согласованию с издательством «Виздом Пабликейшнз», США и литературным агентством Александра Корженевского

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспризведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Chokyi Nyima Rinpoche and David Shlim, 2006

© Перевод на русский язык. К. Царьков, Н. Минеева, А. Яремчишин, 2013

© Издание на русском языке, ООО «Ориенталия», 2014

Вступительное слово Фонда «АДВИТА»

Проблемы с эмпатией, эмоциональная усталость, профессиональное выгорание хорошо знакомы всем медикам и волонтёрам. В какой-то момент начинает казаться, что мир состоит только из страдания и что пытаться уменьшить количество этого страдания – всё равно что пытаться вычерпать ложкой море. Собирать себя заново в рабочее состояние каждое утро, заставлять себя быть внимательным и сосредоточенным, гасить волны раздражения и равнодушия – иногда на это сил уходит столько же, сколько на саму работу. Это и в самом деле острейшая проблема современной медицины: врач так много сил тратит на знакомство с современными лекарствами и методиками, должен принять компетентное решение по такому количеству пациентов, что на человеческий контакт сил уже не остаётся. И доктор чувствует себя несчастным, и пациент – брошенным. Книга пытается соединить западную и восточную традиции взаимоотношений врач – пациент, вернее, пытается объяснить западным медикам, как думают и действуют восточные врачи и почему у них всегда хватает терпения на каждого пациента. Но ждать от чтения книги немедленной отдачи неверно: это только первый толчок, первая попытка посмотреть на ежедневную рутину со стороны, попытка высунуть голову из потока повседневной тревоги и усталости и посмотреть на него извне. В самой подаче материала содержится парадокс: чтобы суметь услышать негромкий голос этой книги, нужно сначала высвободить время и внутреннее пространство, попытаться заблокировать шум, издаваемый ежедневной суетой, добиться внутренней тишины. Но ведь невозможность добиться этой тишины хотя бы на минуту и жесточайший цейтнот, в котором живёт каждый доктор и волонтёр, и есть главная проблема, которую эта книга призвана решить. Мне кажется, важно, начав читать книгу, постараться прочитать её до конца в один-два вечера, просто волевым усилием освободить себе эти два вечера, чтобы впечатление не рассыпалось на разрозненные осколки, лишённые общего смысла. Даже если основы восточной медицины покажутся западному врачу нелепыми и бессмысленными, то сама постановка вопроса о человеческих боли и сочувствии способна изменить наше отношение к страданию и, безусловно, имеет свою, совершенно особую и отдельную, ценность.

Елена Николаевна Грачёва,

координатор программ

благотворительного фонда «АдВита»

Предисловие

Главная задача медика – обеспечивать надлежащий медицинский уход на основе сострадания и уважения прав человека.

Первый принцип кодекса врачебной этики Американской медицинской ассоциации

Каждый врач знает о том, что необходимо, чтобы стать компетентным специалистом: нужно больше времени посвящать исследованию последних достижений медицины и новейших препаратов и процедур. Тем не менее много ли врачей понимают, как развить в себе сострадание? В том ли дело, что некоторые больше склонны к состраданию, чем другие? Врождённая ли это черта? Можно ли развивать сострадание так же, как другие знания и навыки, необходимые во врачебном деле?

Эта необыкновенная книга подразумевает чёткий ответ: добросовестный врач может научиться состраданию. Этого можно добиться. Выдающийся американский врач Дэвид Шлим смог развить сострадание. И что важнее, он и его соавтор, тибетский лама Чокьи Ньима Ринпоче, рассказывают, как каждый из нас может развить в себе сострадание. Предложенный здесь подход к состраданию в медицине возник в результате почти двадцатилетнего обмена опытом врача и ламы, он основывается на философии тибетского буддизма. Тем не менее ошибкой будет считать, что получить пользу от чтения книги и применить её идеи на практике сможет только последователь буддизма. Данная работа выходит за рамки философских утверждений и предлагает полноценное практическое руководство для всех, кто хочет стать более сострадательным человеком.

Говорят, что Микеланджело, создавая скульптуру, просто освобождал фигуру, скрытую в мраморе. Схожим образом Чокьи Ньима Ринпоче учит, что сострадание заложено в каждом из нас и проявляется, когда мы устраняем мешающие слои жадности, гнева и неведения. Для этого нужно приложить усилия и развить мастерство, но само по себе сострадание – не техника. Сострадание возникает внутри целостного, понимающего и открытого человека. Пользуясь терминами современной психологии, мы можем сказать, что чёткое намерение развить в себе сострадание опирается на принципы когнитивного консонанса. Понимая, как обрести связь с присущим нам состраданием, и действуя исходя из этого знания, мы способны наполнить этим чувством не только работу, но и жизнь. Наше личностное и профессиональное развитие идут рука об руку.

Ровным счётом те же качества ума, что питают сострадание, – готовность посмотреть в лицо неопределённости, осознание текущего момента, открытость новой информации – помогают врачам принимать верные решения в ходе клинической практики. Сострадание повышает компетентность врача. Движимые состраданием, врачи сосредоточиваются на подлинных нуждах пациента, при этом в полной мере используют свои экспертные знания. Таким образом, сострадание выражает принцип врачебного подхода, сосредоточенного на пациенте, – ключевую составляющую качественной медицинской помощи. Эта идея была признана важным фактором развития качества медицинской помощи в отчёте Института медицины США за 2001 год «На пути к качеству: новая система здравоохранения XXI века».

Книга «Медицина и сострадание» напоминает нам, что сострадательный врач лучше справляется со своей работой, чем его коллега, лишённый сострадания. Сострадание не только помогает лучше ухаживать за больным, оно также развивает способность врача справляться со сложными клиническими ситуациями неизлечимо больных, требовательных или раздражённых пациентов. Развивая сострадание, мы вспоминаем о главной причине, по которой многие из нас в своё время выбрали медицину в качестве профессии. Перед лицом многочисленных задач, встающих сегодня перед врачом, это напоминание важно как никогда.

Харви Файнберг, доктор медицины и философии,

президент Американского института медицины,

Вашингтон, округ Колумбия

Дональд Файнберг, доктор медицины,

психиатр,

Санта-Фе, Нью-Мексико

Вступительное слово

Дэвид Шлим, доктор медицины

«Медицина» и «сострадание» – кажется, в мединституте я не слышал, чтобы кто-то употреблял эти слова в одном предложении». Когда я только начинал собирать материал для книги, этот комментарий моего друга заставил меня обратить внимание на то, насколько странной может показаться мысль, что состраданию можно учиться. На тот момент я пятнадцать лет прожил в Непале, работая руководителем самой загруженной в мире клиники для путешественников. Одновременно я занимался изучением тибетского буддизма. Я обнаружил, что в буддизме существует целый пласт знаний о развитии сострадания, который мог бы помочь мотивированному врачу в уходе за больными.

В этой книге Чокьи Ньима Ринпоче, тибетский лама и настоятель крупного монастыря в Непале, рассказывает о своём видении сострадательного и мудрого врача и делится методами, с помощью которых мы можем приблизиться к этому идеалу. Эта книга написана очень вовремя: она предлагает решение сложившейся в современной медицине ситуации, где во главе угла стоят высокие технологии и всё большее влияние на медицинскую помощь оказывают финансовые соображения. Считается, что сострадание к пациенту по умолчанию является частью медицинского ухода, поскольку задача медицинской помощи – сделать жизнь человека лучше и длиннее. Даже если сегодня врач и хотел бы открыто проявлять больше сострадания в работе со сложными пациентами и ситуациями, научиться этому негде.

Однажды молодая женщина-врач, только что закончившая обучение, встретилась в Непале с Чокьи Ньимой Ринпоче. Она спросила: «Когда день только начинается, мне очень хочется помогать людям, но к вечеру я уже не хочу ни о ком заботиться. У меня просто не хватает сил. Почему так происходит?»

Чокьи Ньима Ринпоче ответил: «Это происходит потому, что вы ещё не достигли полного просветления. Но то, что каждый ваш день начинается с желания помогать людям, – очень хорошо».

Эта книга – руководство для тех, кто хочет каждый свой день начинать с желания помогать другим; в ней приводятся методы, благодаря которым можно увеличить и желание, и способность помогать, одновременно сокращая прилагаемые для этого усилия. Книга описывает то, что буддисты называют «просветлением», и показывает, как данное состояние позволяет человеку проявлять больше сострадания, испытывая всё меньше ограничений.

Философия тибетского буддизма опирается на развитие сострадания. В рамках буддизма сострадание означает искреннее желание облегчить страдания других существ. Метод развития сострадания основывается на признании того факта, что все существа обладают способностью испытывать сострадание и эту способность можно углубить и сделать устойчивой с помощью упражнений, позволяющих проявлять больше сострадания, затрачивая меньше усилий. Иными словами, сострадание – это наше естественное состояние, поэтому «упражняться в сострадании» означает просто позволять естественно присущему нам состраданию проявляться и возрастать.

Нет никаких сомнений в том, что эти методы работают. Далай-лама – один из сотен живых примеров, воплощающих глубокое сострадание и вдохновляющих на него других. За последнее тысячелетие тысячи тибетцев сделали это учение сердцем своей практики и взрастили в себе несокрушимые сострадание и мудрость. Несмотря на то, что широкой западной аудитории эти методы стали доступны только сейчас, за ними стоит долгая история. Это не трюки в стиле нью-эйдж.

Врачи обычно пытаются проявить больше сострадания к пациенту, развивая определённые техники проведения собеседования, совершенствования эмпатии или навыки быстрого реагирования в сложных ситуациях. Тем не менее многие врачи замечают, что, вовлекаясь в ситуацию из сострадательных побуждений, впоследствии они расплачиваются своими эмоциями: чем больше врач сближается с пациентом, тем сложнее становится выносить его страдания. В конечном итоге даже преисполненные большого сострадания врачи могут дойти до того, что перестают видеть прежний смысл в своей работе и происходящее уже не заботит их так, как раньше. Именно поэтому метод тибетского буддизма настолько хорош, ведь он позволяет углубить сострадание, затрачивая при этом меньше усилий. Подлинное сострадание приносит облегчение не только объекту, но и субъекту. Вместо того чтобы способствовать накоплению стресса, сострадание уменьшает его.

Тем не менее чтобы развить сострадание, придётся приложить некоторые усилия. Большинство из нас согласятся, что спустя двадцать лет медицинской практики врач лучше справляется с лечением больных, чем в начале карьеры. Как и изучению медицины, развитию сострадания можно посвятить всю жизнь и постоянно в нём совершенствоваться. Читателю этой книги стоит отнестись к упражнениям по развитию сострадания так, как если бы речь шла об обучении игре на фортепиано. Нельзя и подумать о том, чтобы стать концертирующим пианистом за выходные, взяв пару уроков. Как и мастерство пианиста, развитие сострадания – результат непрестанной ежедневной практики, а не внезапной вспышки вдохновения.

Советы тибетского ламы, изложенные в этой книге, уникальны именно потому, что представляют собой первый случай адаптации философии тибетского буддизма для западных врачей, медсестёр и всех, кто ухаживает за больными. Форма подачи учений проста, но при этом в них содержится вся глубина тибетского буддизма. Вы можете изучать тибетский буддизм всю оставшуюся жизнь и при этом в какой-то момент всё равно обнаружите, что то, что вы узнали, уже было кратко изложено в этой книге.

В книге три раздела. В первом рассматриваются вопросы человеческой природы, сострадания и тех трудностей, с которыми сталкиваются врачи, пытаясь поддерживать в себе сострадательный настрой. Во втором разделе приводятся советы, как именно упражняться в техниках, увеличивающих способность человека выражать сострадание; они помогают углублять сострадание, затрачивая при этом меньше усилий. Третий раздел посвящён примерам трудных пациентов и сложных ситуаций: в нём даются практические рекомендации, как справляться с раздражёнными пациентами, смертельно больными, а также как поддерживать родителей умирающих детей.

Для тех, кто понимает их подлинную ценность, такие учения – золото. Однако золото не встречается в природе в чистом виде. Его необходимо выкопать, отделить от примесей и расплавить, чтобы оно приобрело ту форму, которая так ценится людьми. Схожим образом для того, чтобы предложенное в книге учение приобрело практическую ценность, его необходимо впитывать, размышлять над ним и затем применять на практике.

Все наши свершения в этой жизни берут начало в порыве достичь чего-то нового. Простое желание стать более сострадательным – это первый серьёзный шаг к достижению цели. Начиная с того, что каждое утро мы будем принимать решение помогать другим, рано или поздно мы обнаружим, что и в конце дня сохраняем это желание. Эта книга посвящается всем, кто узнает полную сострадания и подобную чистому золоту собственную природу и будет использовать её, чтобы приносить благо каждому существу.

Благодарности

Я хотел бы поблагодарить Чокьи Ньиму Ринпоче за постоянную поддержку, которую он оказывал этому проекту. Признательность, которую я испытываю к нему, трудно преувеличить. В течение двадцати лет он терпеливо делился со мной своими прозрениями об уме и сострадании. В ответ на мою просьбу прочитать курс лекций для профессиональных медиков он не мешкая согласился, несмотря на своё и без того чрезвычайно загруженное расписание. Основной причиной согласия Чокьи Ньимы Ринпоче было то, что он чувствовал: обучив относительно небольшую группу людей, он может их вдохновить на то, чтобы облегчить страдания тысяч пациентов.

Я также хотел особо отметить работу переводчика Эрика Хайна Шмидта (Эрик Пема Кунсанг). Самые глубокие и прекрасные учения на тибетском языке не имели бы ровным счётом никакого смысла для иностранцев без помощи профессиональных переводчиков. Эрик – один из лучших работающих сейчас переводчиков, и благодаря ему глубокие знания тибетского буддизма теперь стали доступны новой аудитории.

Хочу поблагодарить издательство Wisdom Publications за то, что оно оценило значимость этой книги, задуманной, чтобы дать практическое применение тибетской буддийской философии и обучить развитию сострадания всех, кто ухаживает за больными.

Также хочу сказать спасибо своей жене Джейн и детям Мэтью и Анна-Таре, которые продолжали верить в ценность этого проекта несмотря на то, что его воплощение заняло пять лет.

Кроме того, не могу не упомянуть множество великих тибетских мастеров, которые из-за физических болезней нуждались в уходе западного врача, – мне выпала честь лечить этих учителей, от них я получил наставления по буддийской философии и медитации. Несмотря на то, что перечислить их всех не получится, я хотел бы особо поблагодарить Чогье Тричена Ринпоче, Дилго Кхьенце Ринпоче, Чоклинга Ринпоче и Цокньи Ринпоче.

Введение

Дэвид Шлим,

доктор медицины

Спустя примерно шесть месяцев после начала работы в ординатуре я стал замечать, что желаю пациенту смерти – лишь бы мне дали наконец выспаться. По правилам медицинской подготовки, которую я проходил, часто требовалось, чтобы я бодрствовал по тридцать шесть часов подряд. В ту ночь я работал до четырёх часов утра, и шёл двадцать второй час моего дежурства. Я только-только задремал в дежурной комнате без окон, как меня разбудил резкий звук телефона – вызов в приёмное отделение к новому пациенту, за эту ночь уже седьмому по счёту. Тут мне стало понятно, почему на больничном жаргоне приём нового пациента называют «ударом». Я ковылял в сторону приёмного отделения, словно боксёр в конце боя, который ему уже не выиграть. Внезапно мне подумалось, что если бы новый пациент умер до моего появления, я бы смог вернуться ко сну, а не тратить следующие два-три часа на разговоры, осмотр и заполнение карты. В тот момент мысль показалась мне приятной.

Что же до пациента – а им оказалась женщина лет пятидесяти, – то он не умер. У неё были непослушные обесцвеченные волосы и пухлые щёки с дорожками размытой туши. Рыдая, она перечисляла долгий список своих страданий, и ни одно из них не имело физического происхождения. Если бы кто-то вошёл и увидел нас в эти предрассветные часы, то ему было бы непросто понять, кто несчастнее – пациент или врач-практикант, безуспешно пытающийся проявить сострадание.

Когда я был ребёнком, сострадание очень меня вдохновляло, и я всегда пытался помочь тем, кто поранился, или диким животным, нуждавшимся в уходе. Мой отец был доктором и являл собой прекрасный пример врача, преисполненного сострадания. Но годы медицинской практики медленно высосали из меня сострадание, заменив его неотступной мыслью «либо я, либо они». Пациенты, чьи страдания должны были быть моей главной заботой, становились источником моих собственных мучений: они не давали мне выспаться, у них почему-то появлялись эмоциональные потребности, которые я не мог удовлетворить, и у них не получалось выздороветь, хотя я ухаживал за ними. «Пациент всегда может сделать тебе больнее» – одно из главных правил, сформулированных в романе «Дом Бога», откровенно рассказывающем о первом годе обучения врачей в крупном медицинском центре[1].

Я не позабыл о сострадании вовсе, но теперь оно казалось мне роскошью, которую я не мог себе позволить. Усталость и сонливость не оставляли меня даже в моменты бодрствования. «У многих стажёров – пишет врач, исследователь стажёрской практики, – усталость вызывает гнев, возмущение и обиду, а не доброту, сострадание или эмпатию». В программу продолжительностью всего лишь несколько лет втискивают огромный объём медицинской практики. Постоянное давление, связанное с необходимостью работать в тяжёлых условиях, формирует жёстких врачей, способных функционировать несмотря на кризис и усталость. Тем не менее я стал задумываться, каким образом сострадание к пациентам поощряется в такой сложной сфере, как современная медицина. Я задался вопросом: если в результате медицинской практики уменьшилось сострадание, с которым я изначально пришёл в медицинский институт, то как я мог надеяться стать добрым, полным сострадания и мудрости врачом?

Если во враче и ценится сострадание, то не вполне понятно, на каком этапе обучения делается акцент на развитии этого качества. Кандидатов на места в медицинские институты выбирают исходя из показателей академической успеваемости, а не из подлинности желания помогать другим. После зачисления на студентов наваливается необходимость изучать огромную теоретическую научную базу, лежащую в основе современной медицинской помощи, позднее им приходится столкнуться с тяжестью реального ухода за пациентами и страхом допустить ошибку. Если они тратят больше времени на то, чтобы облегчить жизнь отдельному пациенту, контролирующий ординатор упрекает их в низкой продуктивности. Когда начинается ординаторская практика, именно продуктивность ценится больше всех остальных качеств. Ординатору гораздо важнее доказать, что он способен справляться с рабочей нагрузкой, чем показать, что он способен проявлять сострадание.

После многих лет обучения и практики врачи привыкают уделять внимание механической стороне медицинской помощи – диагностике и лечению – и редко тратят много времени на то, чтобы поставить себя на место пациента, за которым ухаживают. Только по окончании обучения врач наконец может определить своё отношение к состраданию – способности дарить другим людям заботу, при этом не вовлекаясь в эмоционально тяжёлые ситуации.

Ирония в том, что открытого сострадания в медицине стало недоставать именно тогда, когда у врачей появилась возможность сделать для пациента больше, чем когда-либо в истории. Развитие медицины за последние пятьдесят лет было отмечено появлением антибиотиков, противовоспалительных средств, эффективных методов неинвазивной диагностики, минимально инвазивных хирургических процедур, иммунизации против широкого спектра болезней, диализа почек, операций на открытом сердце и трансплантации органов. Несмотря на эти удивительные достижения, немногие довольны сегодняшней медицинской практикой. Проведённые опросы показывают, что сейчас врачи удовлетворены своей профессией меньше, чем раньше. Пациенты часто жалуются на медицинскую помощь, а руководители систем здравоохранения опускают руки, отказываясь от попыток сделать медицину приемлемой по цене или доступной для всех. Мозаика явно не складывается, и, вероятно, сострадание – та самая недостающая часть паззла.

Возможно, истинного чувства сострадания в медицине недостаёт не вопреки последним технологическим достижениям, а благодаря им. Используя имеющийся в их распоряжении могучий арсенал, врачи облегчают состояние пациентов и помогают им почувствовать себя лучше. При этом врачи считают, что, устраняя симптомы недугов, они уже проявляют сострадание, и при этом не могут взять в толк, почему пациенты не испытывают должной признательности.

Предполагается, что сострадание присуще самому акту оказания медицинской помощи – что называется, сострадание де-факто. Пациенты ждут от врачей поддержки и доброты, но то, что они получает, ощущается как нечто обезличенное. Врач выражает всем своим поведением: «Разумеется, мне не всё равно – я же вас лечу, разве нет?»

После многих лет обучения и практики врачи привыкают уделять внимание механической стороне медицинской помощи – диагностике и лечению – и редко тратят много времени на то, чтобы поставить себя на место пациента, за которым ухаживают.

Отчасти сострадательный уход за пациентами с трудом поддаётся определению из-за того, что «сострадание» – само по себе неудобное слово. В медицинских словарях слова «сострадание» нет. Согласно стандартному словарному определению, «сострадание» означает «страдать с кем-то вместе, со-страдать». Если понимать это определение буквально и просто делить с пациентами их страдания, это не принесёт пользы ни больным, ни врачам. Часто с понятием «сострадание» также связывают «сочувствие» – его профессиональные медики избегают, поскольку считают, что пациенту оно кажется снисходительным и унизительным. Поэтому слово «сострадание» редко можно встретить в медицинской литературе. Сегодня чаще употребляются слова «гуманизм» и «забота».

Врачи опасаются, что если они слишком сильно откроются эмоциям своих пациентов, то не смогут с ними справиться. Им кажется, что нужно отдалиться от боли, одиночества и страха, мучающих пациентов. Если они слишком сильно отождествятся со своими пациентами, им грозит эмоциональное истощение. Это истощение может помешать принятию трезвых решений, поэтому врачи стараются держаться на объективном расстоянии, что пациент воспринимает как недостаток заботы со стороны врача. Поэтому выходит, что врачи создают эмоциональную ловушку: лучше заботиться о пациенте они могут только тогда, когда не слишком заботятся о нём.

Потребность в сближении врачей и пациентов не осталась незамеченной в медицинском образовании. Руководители медицинских институтов разработали обучающие программы, предназначенные для того, чтобы помочь молодым врачам лучше справляться со сложными клиническими ситуациями. Большинство из них рассчитаны на студентов первого и второго курсов, мало контактировавших с пациентами и ещё не столкнувшихся с настоящей ответственностью. Суть таких программ состоит в развитии эмпатии – понимания того, как себя чувствует пациент. Также на подобных лекциях преподаются методы, которые можно использовать, чтобы помочь разгневанным, подавленным или скорбящим пациентам.

Эти лекции могут вдохновить некоторых студентов-медиков настолько, что те попробуют применить эти советы на практике. Тем не менее в обстановке, где главное условие – необходимость выполнять работу как можно быстрее, импульс сострадания скоро гаснет. Ограничивающую проявления сострадания обстановку врачи стали называть между собой «скрытая учебная программа», поскольку именно она внушает студентам во время обучения и ординатуры негласное правило «просто сделай дело».

Те студенты, которые в этой атмосфере всё же проявляют чуть больше заботы о пациентах, рано или поздно обнаруживают, что им приходится возвести защитный эмоциональный барьер. Без руководства в развитии сострадания и работе с эмоциями пациентов они оказываются неспособны справиться с болью, которую каждый день видят на работе. Когда студенты признаются, что дошли до точки, их преподаватели и коллеги объясняют, что именно поэтому они сами и предпочитают держаться на эмоциональном расстоянии от пациентов, которые, как оказывается, действительно всегда «могут сделать тебе больнее». Сегодня в медицинском образовании недостаёт метода, позволяющего врачам проявлять больше сострадания, затрачивая меньше усилий, и работать с эмоциональными травмами, не нанося урона собственному психическому здоровью.

Мы проявляем больше всего сострадания в те моменты, когда расслаблены. Фокус внимания смещается с наших собственных эмоций, гнева или раздражённости, и мы естественным образом открываемся чужим проблемам. Тем не менее проявлять больше заботы и при этом чувствовать себя расслабленными для большинства из нас совсем не естественно. Чтобы достичь этой цели, требуется определённая тренировка. Идея, что мы можем в процессе обучения увеличить способность к состраданию, ещё не стала признанной концепцией в медицинском образовании, равно как и в западном образовании в целом. Основная задача этой книги – показать, что существует заложенная 2500 лет назад высокоэффективная традиция упражнения в сострадании, которую можно применить в условиях западных медицинских учреждений.

Мы склонны считать, что сострадание в человеке либо есть, либо его нет. Мы не вполне понимаем, откуда сострадание берётся, поэтому используем его экономно, сохраняя для особых случаев. Нам кажется, что сострадание – как батарейка: после того, как её включили, она будет стабильно расходовать заряд, пока не потребуется её перезарядить. Мы даже говорим, что во время каникул, праздников и отпусков «перезаряжаем батарейки». Но, как и у аккумуляторных батарей, способность сохранять полный заряд у нас со временем уменьшается. В итоге неспособность беспокоиться о других и находить смысл в собственной работе может положить конец профессиональной карьере медика – это явление называется синдромом эмоционального выгорания.

Я уже был близок к тому, чтобы сгореть на работе, когда в 1983 году решил переехать в Катманду. К тому моменту я успел полтора года проработать семейным врачом в небольшом городке лесорубов в Северной Калифорнии, но совершенно не вписался в провинциальную жизнь. Затем я четыре года работал врачом неотложной помощи в своём родном городе Портленд, штат Орегон. Практика неотложной помощи притягивала меня чёткостью границы между рабочим временем и отдыхом, что позволяло мне неделями заниматься скалолазанием. Те заряженные адреналином моменты, когда мы в напряжении работали в команде, принимая тяжелобольных в пункте неотложной помощи, напоминали мне о том, что я чувствовал, взбираясь на скалы. Тем не менее двенадцатичасовые смены в конце концов привели к тому, что и в свободные дни я не мог выспаться, потому что мои биоритмы были совершенно сбиты. К тому же ночное отделение неотложной помощи находилось в центре постоянной борьбы с нерешёнными социальными проблемами. Автоматические двери отделения открывались всем: избитым, бездомным, душевнобольным, агрессивным – а иногда и всем им одновременно. Несмотря на беспокойство об этих людях, я не мог решить лежащие в основе их страданий проблемы в условиях отделения неотложной помощи. Мы как будто пытались залепить пластырем глубокую рану, нанесённую обществом. И вот спустя шесть лет после начала карьеры я всё ещё ждал момента, когда же врачебная практика начнёт приносить мне удовлетворение.

Мы склонны считать, что сострадание в человеке либо есть, либо его нет. Мы не вполне понимаем, откуда сострадание берётся, поэтому используем его экономно, сохраняя для особых случаев.

За эти шесть лет я три раза ездил в Непал и по три месяца кряду работал в маленьком пункте спасения поблизости от базового лагеря на вершине Эверест. Там я оказывал медицинскую помощь профессиональным альпинистам, туристам и местным жителям. Я встретился с авторами книг, вдохновивших меня отправиться в Гималаи на поиски приключений, – с сэром Эдмундом Хиллари, Райнхольдом Месснером и Галеном Роуэллом. Я в одиночку решал серьёзные медицинские проблемы в каменной хижине на высоте 4000 метров в труднодоступной долине. Впервые я ощутил прямую связь между приложенными мной усилиями и благодарностью, которую пациенты испытывали в ответ.

Во время третьего путешествия в горы я понял, что окончательно разочаровался в практике оказания неотложной помощи в своей стране. Что делать дальше, я не знал – будучи волонтёром, я не мог весь год оставаться в летнем поселении пастухов (круглый год там не жили даже шерпы), а в неотложку возвращаться не хотелось. Именно тогда я услышал про клинику CIWEC в Катманду, основанную в 1982 году западными врачами и предназначенную для оказания медицинской помощи иностранцам в Непале (аббревиатурой CIWEC обозначается Международная канадская консультационная группа по вопросам воды и энергетики – именно она изначально собрала средства для запуска клиники). Моё пребывание в горах окончилось с приходом зимы. Три дня я шёл пешком до взлётной полосы в Лукла и вылетел в Катманду. Я встретился с начальником медицинской службы клиники CIWEC, мне предложили должность, и я приступил к работе в августе 1983 года. Я планировал проработать там год или два, но в итоге остался на пятнадцать лет.

Это была первая в мире клиника для путешественников, предоставлявшая в стенах одного учреждения всю медицинскую помощь, необходимую иностранцам в развивающейся стране. CIWEC до сих пор остаётся самой загруженной в мире клиникой подобного рода. Путешественники, которые приходили к её дверям, часто были очень больны и испытывали колоссальное облегчение, встретив внутри западных врачей и высокие стандарты оказания медицинской помощи.

На второй год пребывания в Непале я добровольно вызвался работать с монахами из тибетского монастыря и стал по субботам вести приём больных оттуда. Настоятелем монастыря был Чокьи Ньима Ринпоче. Он родился в 1951 году, за год до этого китайцы вторглись в Восточный Тибет. В возрасте полутора лет его признали перевоплощением главы монастыря в Центральном Тибете. По мере того, как влияние китайцев и их бесчинства распространялись на запад в сторону Лхасы, жизнь монахов и лам все чаще подвергалась опасности. Тибетцы начали уходить из Тибета в Непал и Индию, и семья Чокьи Ньимы Ринпоче покинула Тибет в 1958 году. На следующий год сотни тысяч тибетцев оставили страну следом за Далай-ламой – ему пришлось спешно бежать из Тибета, чтобы избежать ареста китайскими властями.

Чокьи Ньима Ринпоче (Ринпоче – почётный титул, означает «драгоценный») получил монашеское образование в монастыре Румтек в индийском штате Сикким. Он одиннадцать лет учился в Румтеке под руководством главы линии передачи карма кагью, шестнадцатого Кармапы[2]. Проведя последний год возле Кармапы в качестве его личного помощника, Чокьи Ньима Ринпоче по указанию учителя отправился в долину Катманду, чтобы построить там монастырь, а также помогать западным людям, заинтересованным в тибетском буддизме.

Когда я впервые встретил Чокьи Ньиму Ринпоче в 1984 году, ему было тридцать с небольшим лет – он был на год моложе меня. Он жил на верхнем этаже своего монастыря – массивного белокаменного сооружения, окнами выходящего на ступу Боднатх – важнейшее для буддистов место паломничества. В то время в монастыре было примерно восемьдесят монахов (сегодня их более двухсот пятидесяти). Личная спальня Ринпоче соединялась с большой приёмной. Каждую субботу, перед тем как начать осмотр монахов, я преодолевал четыре лестничных пролёта, чтобы увидеться с ним. Мы сидели на резных деревянных диванчиках в дальнем конце приёмной и пили чай, обсуждая последние новости. Чокьи Ньима Ринпоче часто приглашал меня пообедать с ним после того, как я заканчивал работу с монахами.

В Чокьи Ньиме Ринпоче я обнаружил зрелость, мудрость и сострадание, каких раньше ни в ком не встречал. Несмотря на то, что мы с ним были одного возраста, я стал относиться к нему как к отцу – человеку, который всегда готов дать добрый и уместный совет. Советы Чокьи Ньимы Ринпоче основывались на буддийской философии, и я стал замечать, что буддийский взгляд на вещи помогал мне справляться со сложными и болезненными ситуациями. Тибетскому буддизму меня обучал человек, одновременно достигший мастерства в философии и в практике медитации, поэтому его наставления были удивительно ясными и хорошо структурированными.

Многие тибетские ламы, встретившиеся мне в Непале, были воплощением глубокого сострадания, полного отваги. С каждым они были способны поделиться добротой и мудростью. Тяжёлые ситуации они воспринимали беспристрастно. Даже когда их собственной жизни угрожали неизлечимые болезни, их спокойная открытость всему происходящему и сострадание к другим оставались неколебимы. Они сохраняли милосердие, умиротворённость и полное бесстрашие даже в последние минуты жизни.

Однажды меня попросили осмотреть тибетского ламу, страдавшего от рака печени в последней стадии, он жил примерно в двадцати минутах езды от моей клиники. День подходил к концу; в это время и без того загруженные улицы Катманду сливаются в почти недвижимый поток людей, животных, дымящих грузовиков, машин и мотоциклов. У двери меня встретили взволнованные монахи и провели в комнату ламы. Глаза ламы сильно окрасились жёлтым: печень начинала отказывать, а от давления увеличенной брюшной полости на лёгкие ему было трудно дышать. Он поблагодарил меня за то, что я пришёл, и заметил, что мне было непросто добраться до него через пробки в это время дня. Несмотря на то, что этот человек испытывал невыносимую боль и едва мог дышать, он беспокоился о том, что мне пришлось ехать через пробки. На следующее утро он умер.

Вскоре я начал принимать не только монахов, но и тибетских беженцев. В основном это были молодые люди. Они пешком переходили Гималаи по перевалам высотой 6000 метров, спасаясь от китайского режима. Если им не везло и они попадали в бурю, у них не было возможности вернуться: в Тибете их ожидал арест, а нередко и пытки за неудавшуюся попытку побега. Последствиями многодневного пешего перехода без экипировки в условиях сильных снежных бурь были серьёзные обморожения. Пока я ухаживал за тибетцами – а многим требовалась ампутация пальцев на руках и ногах и месяц или два восстановительной терапии, – я выслушивал душераздирающие истории об арестах и пытках. Меня каждый раз удивляло, что какими бы ужасными ни были воспоминания, почти все беженцы говорили о произошедшем со спокойной отстранённостью и без заметного ожесточения.

Одну из историй я не могу забыть по сей день – её рассказал мне парень лет двадцати, его арестовали за развешивание плакатов, критикующих китайскую власть в Тибете. Каждую ночь холодной зимой его раздевали догола и отводили на крышу тюрьмы. Затем его окунали в ледяную воду и оставляли привязанным к столбу. Каждый раз он почти замерзал до смерти, но утром его уводили обратно в камеру и позволяли отогреться. На следующую ночь его ждала та же процедура.

В то время я встретил старого тибетского врача. Он пережил почти двадцать лет китайской тюрьмы, полных голода и невероятных лишений. Я спросил его, испытывает ли он обиду на китайцев. Он ответил: «Мои страдания в тюрьме были связаны с моей собственной кармой. Теперь они закончились. Если бы я убил китайского солдата, это бы не отменило случившегося со мной, а только создало бы причины для новых страданий в будущем. Так какой в этом смысл?»

Встречи с тибетцами зародили во мне страстное желание отправиться в Тибет и своими глазами увидеть страну, вырастившую этих невероятно сильных и духовно развитых людей. В 1987 году я наконец пересёк Гималаи и оказался на дороге, выходящей на высокогорное тибетское плато.

Развалины тысяч монастырей были похожи на плохо зажившие шрамы, оставшиеся на этой в остальном почти нетронутой земле. Китайцы попытались выбить из-под ног Тибета буддийский фундамент, и если судить по разрушениям, им это удалось на 90 процентов. Кроме того, на тот момент почти все великие буддийские мастера Тибета покинули страну, были арестованы или убиты.

По возвращению из Тибета я начал больше ценить возможность общаться с ламами, жившими в Непале. Доброта и щедрость моих ближайших наставников вызывали растущее чувство благодарности и признательности за то, что они мне давали. Искреннее желание стать похожими на них и взрастить в себе мудрость и сострадание помогло мне углубить медитативную практику. Какое-то время спустя я начал замечать, что отношения с пациентами стали меняться к лучшему. Теперь пациентам было проще рассказывать мне о наболевшем. Уместные слова поддержки стали приходить в голову сами собой. Я заметил, что начал терпимее относиться к раздражённым и разгневанным людям. Мне стало легче утешать серьёзно больных и умирающих пациентов. Иными словами, я нашёл способ стать таким врачом, каким всегда хотел быть.

Это понимание пришло ко мне не за одну ночь. Оно не было откровением; скорее, постепенной внутренней переменой. Теперь я был убеждён, что врач может научиться быть добрее и сострадательнее. Возникло желание попробовать организовать конференцию по проблемам сострадания в медицине для западной аудитории. Я поделился идеей с Чокьи Ньимой Ринпоче, и он согласился прочитать курс лекций для врачей и медсестёр, если я возьмусь за его организацию. Много лет я не оставлял эту идею, но возможность её осуществить возникла только в 1998 году, когда я вернулся в Соединённые Штаты – в Джексон-Хоул, штат Вайоминг.

Я решил, что курс лекций, посвящённый медицине и состраданию, должен иметь структуру медицинской конференции. Её участники должны были работать по учебному плану, получать академические баллы и сидеть за столами, как в студенческой аудитории, а не на полу на подушках, как это принято на буддийских учениях. Я подготовил брошюры и разослал их пятидесяти тысячам врачей и медсестёр. Я намеренно не включил в этот список врачей и медсестёр, уже связанных с буддизмом: мне было важно понять, может ли тибетский буддизм предложить что-то ценное большинству практикующих врачей и медсестёр. Для этого необходимо было вначале проверить идею на не имеющей отношения к буддизму аудитории.

Первая конференция «Медицина и сострадание» прошла в сентябре 2000 года при участии шестидесяти пяти врачей и сестёр. Второй курс лекций «Медицина и мудрость» в июне 2002 года собрал девяносто человек. Учения, приведённые в этой книге, представляют собой отредактированные записи этих двух конференций. После того как первое издание книги «Медицина и сострадание» увидело свет, в Гарвардской школе общественного здоровья в Бостоне прошла третья конференция, собравшая сто десять человек.

В учениях Чокьи Ньимы Ринпоче о медицине и сострадании мудрость тибетского буддизма изложена простым языком специально для врачей и медсестёр. Однако представленные здесь учения можно воспринимать как замечательное по своей доступности введение в наиболее глубокие понятия тибетского буддизма.

Практикующим врачам часто кажется, что у них просто нет времени на то, чтобы наполнить свою работу состраданием. Чокьи Ньима Ринпоче ясно даёт понять, что каждый может взрастить сострадательный настрой – искреннее желание облегчить страдания других, – и тогда сострадание будет проявляться вне зависимости от временных координат. Развивая сострадание, человек естественным образом расслабляется, что помогает ему мыслить яснее. Кроме того, это освобождает энергию, необходимую для решения проблем пациента.

Практикующим врачам часто кажется, что у них просто нет времени на то, чтобы наполнить свою работу состраданием.

Если врач приносит с собой в смотровую не только профессионализм, но и сострадание, пациенты ощущают это сразу, и им становится легче рассказывать о том, что их беспокоит на самом деле. Если пациент по-настоящему раскрывается, врач может помочь ему быстрее и в конце дня испытывает большее удовлетворение от проделанной работы. Если люди, ответственные за развитие системы здравоохранения, отвлекутся от планов по уменьшению затрат на оказание медицинской помощи и сосредоточатся на сострадании, пациенты наконец смогут получить то, что им действительно нужно. Если сделать сострадание одним из главных компонентов ухода за больными, возможно, удастся найти решение болезненного для современной медицины вопроса предоставления высокопрофессиональной медицинской помощи всем нуждающимся.

За несколько недель до первого курса лекций Чокьи Ньимы Ринпоче «Медицина и сострадание» в сентябре 2000 года началась сильная засуха на западе США. Пожары охватили многие штаты, и огонь окружал город, где должна была пройти конференция. Мы видели, что лесной пожар бушевал в национальном парке Гранд-Титон. Отряды пожарных были слишком разбросаны территориально, их силы были на исходе; специалисты утверждали, что огонь можно будет локализовать только с началом зимних снегопадов.

В тот день, когда Чокьи Ньима Ринпоче прилетел в Джексон-Хоул, чтобы провести курс лекций по медицине и состраданию, начался дождь. Он лил целый день. Это был первый ливень за два месяца. Дождь продолжался два дня и прошёл во всей западной части страны, гася пламя пожаров и облегчая работу пожарных. Чокьи Ньима Ринпоче прокомментировал это так: «В последнее время в Соединённых Штатах горело много лесов, но сейчас прошёл дождь сострадания, и это чудесно. Это не просто слова – ведь на самом деле дождь сострадания тушит леса, сгорающие в пламени гнева. Мягкий дождь сострадания гасит пламя гнева».

Если бы каждый из нас посеял семена, которые рано или поздно пролились бы мягким дождём сострадания, пламя гнева можно было бы усмирить во всем мире. Причём не только на словах, но и на деле. И с чего тут начать, как не с искусства исцеления, а именно – с медицинской практики.

Пролог

Чокьи Ньима Ринпоче

Задача этой книги – рассмотреть, как можно совместить сострадание с искусством врачевания. Как наилучшим образом объединить эти две движущие силы, и в чём ценность такого объединения? Сострадание – это настрой, определяющий отношение к потребностям других людей. Мы руководствуемся в жизни самыми разными принципами, но принцип сострадания наиболее благородный из всех и приносит наибольшую пользу другим. То, что сострадание важно, – это общепринятый факт. Понимание ценности сострадания не зависит от того, считаете ли вы себя духовным человеком и следуете ли той или иной религии.

В буддийской философии развитию сострадания уделено особое внимание. В буддийских учениях говорится о бодхичитте – «драгоценном просветлённом настрое добросердечия». Этот драгоценный просветлённый настрой проявляет себя как стремление помогать другим, преисполненное любви, внимательности и сострадания. Есть ли практический смысл в попытках развития доброты и сострадания, когда все вокруг, кажется, только соперничают друг с другом? Разве не разумно просто действовать в собственных интересах и интересах близких людей? Но если задуматься, именно из-за обстановки в современном мире со всеми его конфликтами необходимость учиться состраданию и упражняться в нём становится всё более и более актуальной. Ведь именно сострадание лежит в основе мира и благополучия.

В буддийской философии развитию сострадания уделено особое внимание.

Мой ученик доктор Дэвид Шлим много лет медитировал и изучал буддийскую философию. В результате он посчитал, что будет полезно поделиться с другими тем, чему он научился. Он рассуждал примерно так: «Я врач, и многие врачи чувствуют то же самое, что и я. Нам хочется служить другим, и мы хотели бы развить в себе любящую доброту. В буддизме учения о любящей доброте и мудрости представлены очень ясно». Он долго обдумывал это и снова и снова обращался ко мне с просьбой: «Я бы хотел, чтобы вы дали учение специально для профессиональных медиков – учение о медицине и сострадании. Вы сможете когда-нибудь прочесть подобный курс лекций?»

Я знаю, что для врачей эта тема очень важна, поэтому я нашёл время. Насколько это окажется полезно или бесполезно для вас, я сказать не могу. Я очень рад, что вы приложили усилия, чтобы приобрести эту книгу. Что заставило вас обратиться к ней? Вы испытываете доброту к тем, за кем вы ухаживаете, и хотите развить и углубить эту доброту и в себе, и в других. Это весьма, весьма достойная причина прочесть книгу о медицине и сострадании.

Я желаю вам счастья и здоровья, и пусть ваша мудрость и любящая доброта возрастают, подобно тому, как месяц, возрастая, становится полной луной. Таково моё пожелание, и об этом я молюсь.

Обзор

Глава 1

Природа человека

За последние двести лет мир, кажется, полностью изменился благодаря достижениям науки. Теперь возможно преодолевать огромные расстояния за очень короткое время. Практика медицины также сделала шаг вперёд благодаря научным открытиям. Была значительно усовершенствована хирургия, и сегодня излечению поддаются такие болезни, которые в прошлом было невозможно вылечить. Если бы люди, жившие несколько сотен лет назад, внезапно перенеслись в наше время, они бы подумали, что наши современные изобретения – какое-то волшебство.

И при том что большая часть этих открытий была крайне конструктивна и полезна, некоторые стороны развития технологий оказались разрушительными и пугающими. Произошли массовые геноциды, а сейчас постоянно присутствует угроза террористических актов с использованием ядерного и биологического оружия. Кажется, что добро и зло процветают бок о бок. Нужно разобраться, почему.

Все полезные и конструктивные изменения, с которыми мы сейчас имеем дело, стали возможны благодаря человеческому интеллекту. Ни одно из изобретений не свалилось на нас с неба. Технологическими достижениями мы обязаны не богам, и совсем не дьявол использовал их в разрушительных целях. Некоторые люди верят, что всё хорошее, что у нас есть, создано богами, а всё вредоносное и дурное – работа дьявола. На мой взгляд, дело обстоит иначе.

Позитивные результаты развития человеческой цивилизации – это продукт творческого ума человека. Разрушительные изобретения также возникают в человеческом уме. Если мы внимательно присмотримся к характеру любого человека, мы обязательно найдём в нём что-то доброе и хорошее. Если мы исследуем его ещё внимательнее, то обнаружим, что сострадание присуще каждому человеку, оно изначально заложено в человеческом уме. В некоторых людях мы обнаружим лишь семена сострадания, но тем не менее они там есть.

В то же самое время почти у каждого человека есть агрессивная и потенциально опасная сторона. Если мы зададимся вопросом «Какова природа этого человека?», то придём к выводу, что каждый из нас – смесь положительных и отрицательных качеств. Порой мы спонтанно испытываем чувство сострадания к другим, но потом нас внезапно охватывает гнев.

Любое существо, способное переживать опыт, называется чувствующим, или живым, существом. Базовое качество – способность переживать – в равной мере присутствует в каждом из нас. Если использовать аналогию, можно сказать, что наша основополагающая природа подобна воде. Воде свойственна влажность. Можно ли найти воду без этого качества, без влажности? Если вам удастся найти сухую воду, назвать её водой будет уже нельзя. Чистая вода выглядит сверкающе прозрачной. Однако встречается и мутная вода. Когда вода смешивается с грязью, она выглядит мутной, но при этом там же находится чистая вода. Если мы отфильтруем грязь, то получим чистую воду. То же самое происходит и внутри нас. Наша основополагающая природа чиста и прозрачна, но она может выглядеть замутнённой. Вода – удобный пример, потому что о качествах воды знает каждый из нас.

Теперь объединим пример и его значение. Подобно тому, как воде свойственно быть чистой жидкостью, наша основополагающая природа, в буддийской философии определяемая как «ум», обладает свойством сострадания. И хотя в целом мы и признаём, что это верно для любого человека, мы не всегда считаем, что это можно сказать о любом живом существе. Но даже у самых вспыльчивых и жестоких животных, например, тигра или леопарда, всегда есть кто-то, о ком они заботятся, кого они рады видеть, кого они любят и защищают. Наверняка вы смотрели фильмы про дикую природу и видели, как самки тигров и леопардов нежно заботятся о потомстве и учат детёнышей выживанию в джунглях. Если мы приглядимся внимательнее, то обнаружим, что все живые существа на том или ином уровне способны испытывать сострадание.

Способность к состраданию тесно связана с человеческим интеллектом. Этим двум аспектам нашей основополагающей природы свойственны невероятная сила и огромный потенциал. Работа человеческого ума может приводить к созданию удивительно полезных вещей. Ум способен открывать лекарства от болезней и вакцины, предотвращающие заражение миллионов людей. Теперь у врачей есть возможность проникать внутрь человеческого тела с помощью осциллографов и устройств отображения, которые позволяют вести лечение, не обращаясь к болезненной инвазивной хирургии.

Появились и другие полезные изобретения, например машина, которая может перевозить по воздуху четыреста человек сразу. В одно и то же время пассажиры едят, ведут беседы, спят, а кто-то сидит на унитазе. И при этом они вместе за один день перелетают из места, которое мы называем Востоком, в место, называющееся Западом. Это потрясает воображение. Как такое стало возможно? Это изобрёл не компьютер, и это не передано с небес божественной дланью. Только человеческий интеллект, использованный по назначению, способен создать изобретения, приносящие людям огромную пользу.

Способность к состраданию тесно связана с человеческим интеллектом. Этим двум аспектам нашей основополагающей природы свойственны невероятная сила и огромный потенциал.

Творцом всех этих технологических чудес является именно человеческий ум. Этот факт широко признан и вызывает большой интерес. В результате для молодёжи создано множество возможностей развивать ум и интеллект. Западная цивилизация ориентирована прежде всего на интеллект, способный производить всё более утончённые материальные ценности. Но как быть с другим аспектом человеческого ума – способностью проявлять сострадание – и качествами, сопровождающими этот процесс? Создаётся впечатление, что эти качества интересуют людей меньше, поэтому существует не так много возможностей для развития сострадания.

Если бы мы смогли достичь равновесия между развитием интеллекта с одной стороны и любящего, сострадательного ума с другой, мир стал бы гораздо более гармоничным и спокойным местом. Я чувствую, что в настоящий момент крайне важно прилагать больше усилий к систематическому развитию любви и сострадания. Разумеется, развивать любовь и сострадание было важно всегда, но именно в нынешнее время этому следует уделить особенное внимание. Если бы мы смогли довести развитие любви и сострадания до такого уровня, на каком находятся наши технологические достижения, это принесло бы неизмеримую пользу всему населению земного шара.

Если бы мы смогли достичь равновесия между развитием интеллекта с одной стороны и любящего, сострадательного ума с другой, мир стал бы гораздо более гармоничным и спокойным местом.

В буддизме сострадание означает искреннее желание облегчить страдание другого существа. Оно включает в себя желание устранить не только неприятные переживания, испытываемые существом в настоящий момент, но и их причины. Именно на подлинном желании помочь другим почувствовать себя лучше и не страдать основано сострадание.

Схожим образом, по буддийскому определению, любящая доброта – это пожелание счастья и причин счастья другому человеку. Это желание видеть другого человека благополучным и в добром здравии. Вы не только хотите, чтобы другие ненадолго стали счастливее, вы желаете, чтобы они обрели причины непреходящего счастья.

Любящая доброта и сострадание – это чувства, направленные на других. Испытывать любовь и сострадание к кому-то, кто нам нравится и кого мы уже знаем, например к близким друзьям, детям или родителям, кажется естественным. Сложнее испытывать любовь и сострадание к людям, которых мы не знаем, к людям, с которыми нас не связывают никакие отношения. Ещё сложнее испытывать спонтанную любовь и сострадание к тем, кто вредит нам, или к тем, кому, как нам кажется, мы не нравимся, кто нас критикует.

Для тех, кто стремится упражняться в сострадании, прежде всего важны намерение и мотивация. Чем чище, благороднее и обширнее наши намерения, тем лучше результат.

Возможно, вы встречали в жизни людей, которые плохо отзывались о вас или пытались очернить вас за вашей спиной. Такой человек мог быть груб с вами или наговорить вам жестоких, обидных слов. Крайне тяжело испытывать сострадание к тому, кто так поступает с вами. Согласно учению Будды, нам нужно стремиться развивать в себе любящую доброту и сострадание, не знающие границ, не сосредоточивая их только на знакомых и любимых людях. Тем не менее мы уже выяснили, что такое безграничное сострадание не проявится само по себе. Если мы не будем упражняться в нём и всем сердцем не устремимся к тому, чтобы быть сострадательными, мы не продвинемся дальше. Нам нужно упражняться в развитии любящей доброты и сострадания, чтобы в конечном итоге они проявлялись вне зависимости от каких-либо пристрастий или ограничений.

Может показаться, что такого отношения добиться невозможно, и так бы оно и было, если бы не одна ключевая составляющая буддийского учения, делающая это возможным. Будда учил, что нам нужно попытаться достичь состояния ума, которое описывают как «пустота, проникнутая состраданием». Хотя слово «пустота» и является самым популярным вариантом перевода, его можно заменить здесь словом «открытость»: мы говорим о чувстве открытости, проникнутом состраданием. Для некоторых людей это может прозвучать странно, а другим, напротив, будет достаточно легко понять смысл, стоящий за этими словами. Мы более подробно разберём это понятие позже, а сейчас нужно просто уяснить, что речь идёт не о каком-то религиозном качестве. Пустота – это то, что в абсолютном смысле является нашей основополагающей природой.

Для тех, кто стремится упражняться в сострадании, прежде всего важны намерение и мотивация. Чем чище, благороднее и обширнее наши намерения, тем лучше результат. Когда вначале мы выражаем желание помогать другим, мы вряд ли сразу сможем представить, как на самом деле справимся с этой задачей, да ещё и в крупном масштабе. И всё же, просто стремясь помогать другим существам, не думая о том, сколько их – а их бессчётное множество, – рано или поздно мы воплотим своё желание. Благодаря простому пожеланию или молитве «пусть я помогу огромному числу существ, не только людям, но всем существам» вы в конечном итоге осуществите своё намерение. К сожалению, точно так же действуют пожелания зла. Если долго придерживаться злого умысла, подпитывать его, превращая его в упорное намерение «да причиню я всем огромное зло», такое устремление тоже когда-нибудь сбудется.

Благожелательный настрой ума может облегчить страдание других существ, а злонамеренный – привести к огромному страданию. Поскольку вы читаете эту книгу, я полагаю, что вас интересует способность облегчать страдания существ. Для того чтобы научиться не причинять страдание и облегчать его, нам необходимо более подробно рассмотреть причины страдания.

Глава 2

Причины страдания

Для нас, человеческих существ, некоторые типы страдания неизбежны. Всё начинается с момента появления на свет. Рождение – это непростое событие как для матери, так и для ребёнка. Роды могут быть крайне болезненны и опасны для них обоих. Если нам удаётся выжить и пережить рождение и детство, мы вырастаем. Затем мы встречаемся со следующей проблемой – старением. Процесс старения может быть очень болезненным. Поначалу мы его ощущаем исподволь, тело постепенно стареет и начинает утрачивать некоторые свои возможности и жизнеспособность. Но когда мы стареем по-настоящему, это может показаться просто ужасным. К тому моменту мы начинаем осознавать, что существует множество вещей, которыми мы уже не сможем наслаждаться, и кроме всего, нас могут мучать постоянные недомогание и боли.

Затем болезни. Недолгую, лёгкую болезнь выдержать легко. Это неприятно, но не так уж страшно. Куда сложнее пережить тяжёлую болезнь. Если она поддаётся лечению, то всё не так уж плохо. В любом случае это лучше, чем тяжёлая неизлечимая болезнь. Как быть, если узнаешь, что болезнь не поддаётся лечению? Это может быть невыносимо. Тут мы подходим к четвёртой проблеме – рано или поздно нам придётся умереть. Но смерть не всегда наступает в конце долгой болезни или в старости. Смерть может прийти без предупреждения в любой момент. Время смерти неопределённо, но совершенно точно, что однажды мы умрём. Когда именно и как, этого мы не знаем. Эти четыре проблемы – рождение, старение, болезни и смерть – есть у всех людей.

Помимо этого люди испытывают и другие виды страдания. Богаты мы или бедны, стары или молоды, нас в той или иной степени постоянно преследует неудовлетворённость. Беспокойство возникает из ощущения «я не получил того, что хотел». У каждого есть что-то, что он или она страстно желает. Это может быть одно большое желание или много маленьких. Желания часто приходят по очереди, как рябь на воде. Забавно то, что как только нам удаётся достичь желаемого, сразу появляется другое желание. Именно в этом проблема. Большая проблема.

Когда вы начинаете чего-то желать, по определению это значит, что вы этого ещё не получили. Пока вы гонитесь за этим объектом, вас преследует постоянное ощущение неудовлетворённости. Вы ждёте и надеетесь на нечто ещё не произошедшее. И когда вы наконец достигаете желаемого, обыкновенно оно не приносит того удовлетворения, на которое вы рассчитывали. Разве можно сказать, что, получив желаемое, мы хоть раз оказались полностью и навсегда удовлетворены? Проблема именно в этом. Непрерывный цикл смены желания и неудовлетворённости делает людей несчастными и сам по себе является причиной страдания.

Страдание может возникнуть от непрестанного беспокойства – ведь то, что у нас есть, кажется нам недостаточно хорошим. Мы неспособны радоваться тому, что имеем, и вместо этого сосредоточиваемся на том, чего у нас нет. До тех пор, пока мы позволяем себе быть озабоченными этим, у нас не получается успокоиться. Мы не можем просто сказать себе: «Всё в порядке, я доволен».

Если мы не научимся немного расслабляться, мы никогда не почувствуем себя по-настоящему счастливыми. Нам не удастся расслабиться даже тогда, когда со стороны будет казаться, что мы живём совершенно счастливой жизнью. Посмотрите на богатых людей: они живут в роскоши, едят изысканно приготовленные блюда – можно подумать, что они счастливы. Но если бы мы могли увидеть внутреннее состояние этих людей, то поняли бы, что они неспособны ценить жизнь, удобства и удовольствия, которые у них есть, они неспособны справиться с неудовлетворённостью. Какой смысл быть сказочно богатым и владеть целым царством, если это всё равно не даёт тебе счастья? Чувству неудовлетворённости можно противостоять, для этого потребуется научиться действительно ценить то, что имеешь. Наша задача – почувствовать себя удовлетворёнными и научиться радоваться жизни.

Каждый из нас естественным образом стремится к здоровью и счастью. Само по себе это не является проблемой. Проблема в том, что часто мы ищем решение не там. Как я уже отметил, приобретение всё новых и новых вещей – это не выход из ситуации. Как тогда добиться желаемого? Попробуем разобраться.

Если мы не научимся немного расслабляться, мы никогда не почувствуем себя по-настоящему счастливым. Нам не удастся расслабиться даже тогда, когда со стороны будет казаться, что мы живём совершенно счастливой жизнью.

Для начала зададим себе вопрос: кто такой этот некто, кто хочет испытывать радость, чувствовать удовольствие? Что или кто на самом деле испытывает радость или счастье, к которым мы так стремимся? Наш ум. Когда наш ум расслаблен и доволен, нас устраивает всё, что мы видим, слышим и ощущаем. В такие моменты мы чувствуем, что всё на своих местах.

Всё меняется, когда наш ум оказывается встревожен, испытывает гнев, страх, гордость или зависть. Когда мы погружаемся в хаос и нас охватывают беспорядочные эмоции, мы переживаем то, что называем «страданием». Сильные эмоции мешают нам воспринять внешние объекты и явления как приятные, и неважно, насколько они хороши сами по себе. Окружающие нас вещи уже не доставляют удовольствия, звуки раздражают, и даже самый дорогой парфюм не вызывает ничего, кроме разочарования. Самые изысканные блюда итальянской, французской или китайской кухни кажутся неаппетитными. Даже когда вы всё-таки начинаете есть, еда оказывается безвкусной и пресной. Получается, что всё вокруг меняется из-за негативного настроя ума.

Почему так происходит? Разве запахи, вкус, прикосновения стали другими? Как правило, именно так нам и кажется. Если бы они действительно изменились, мы могли бы сказать: в том, что мы себя чувствуем ужасно, нет нашей вины. На самом деле окружающий мир не изменился. Просто когда наш ум охвачен беспокоящими эмоциями, всё, что мы воспринимаем, вдруг кажется неприятным. Именно состояние ума влияет на наше восприятие мира. Случается и наоборот: порой мы видим окружающее приятным и полным радости, поскольку в этот момент наш ум расслаблен и способен с благодарностью принимать всё происходящее. И если не развивать в себе способность ценить то, что мы имеем, будет неважно, насколько изысканные объекты нас окружают, – мы в любом случае будем ими недовольны.

Как только мы признаём, что страдание – нечто, берущее начало в состоянии нашего ума, мы начинаем различать множество видов страдания, разворачивающихся на разных уровнях. Что касается болезней, какие-то из них поддаются лечению, а какие-то – нет. Эмоциональное недомогание при этом всегда можно излечить, если знать верные методы и применять их разумно. С буддийской точки зрения все виды эмоциональной боли, а также в конечном итоге и физического страдания, происходят от одного-единственного источника, который обычно в переводе с тибетского определяют как «неведение». Это может на первый взгляд показаться смешным: неведение – главная причина физических и психических болезней. В действительности же это очень глубокое утверждение.

Неведение буквально значит «не-знание». А что, собственно, мы должны знать? Нам необходимо узнать нашу основополагающую природу – изначальное необусловленное состояние, лежащее в самом сердце любого момента сознания. Чем бы эта природа ни была, она не связана ни с религией, ни с философией. Она имеет отношение только к тому, каким всё является. Знание естественного состояния – не просто умонастроение. Это не способ восприятия. В сущности, наша основополагающая природа полностью свободна от представлений. А без концептуальных представлений нет платформы, нет основания для эмоциональных помех.

Предположим, что мы способны узнать и пережить свою основополагающую природу. При этом у нас всё равно будет физическое тело из костей, крови, плоти и так далее. Если мы осознаем и испытаем на опыте свою основополагающую природу и освободимся от любых установок, основанных на концепциях, разве это означает, что мы никогда больше не заболеем? Нет, не означает. В любом случае будут возникать обстоятельства и условия, которые вызовут болезнь нашего нынешнего физического тела. Но эмоциональная или психологическая боль, которая обычно связана с болезнью, растворится. Боль уже не будет такой сильной, как раньше, и страдание перестанет быть невыносимым.

Ещё один термин, используемый для описания естественного состояния, – это «естественный ум». Когда мы узнаём естественный ум, физическая боль уже не воспринимается так, как прежде. Нам всё ещё больно, но это уже не так так важно. На нас больше не лежит тяжкое бремя тревоги – мы, скорее, просто озадачены. Конечно, мы чувствуем и замечаем происходящее, но это больше не сбивает нас с толку. Наши переживания уже не так сильны, как раньше. Именно так переносят боль те, кто развил в себе привычку осознавать естественный ум.

Давайте рассмотрим противоположную ситуацию. Представьте человека, который не может избавиться от мысли «Я болен, это ужасно, я не могу этого вынести». Он снова и снова прокручивает эту мысль, раз за разом, мгновение за мгновением. Он настолько сживается с ней, что всерьёз начинает верить, что он «болен, это ужасно, и он не может этого вынести». Конечно, человек может быть болен физически, но чувство беспомощности и паники – это умственная конструкция, надстроенная над болезнью.

Именно такое отношение к болезни и делает её невыносимой. Даже если человек не болен физически, его тревога и страх могут достигать невероятных масштабов. При этом они могут не иметь отношения к тому, что в действительности происходит в нашей жизни, или к тому, что с нами может случиться в будущем. Мы так сильно беспокоимся, что страх сам по себе становится невыносимым – даже если то, чего мы так боимся, может никогда и не произойти. Если возникает новый повод для беспокойства, который кажется более серьёзным, мы тут же забываем о том, что совсем недавно не давало нам покоя. Новая проблема заслоняет предыдущую. Наше отношение к происходящему формирует ощущение страдания. В наших силах выбрать настрой, который не раздувает боль до невероятных размеров. В противном случае мы можем превратить любое недомогание в огромную проблему, даже если оно на самом деле несерьёзное. И тогда наша боль усиливается настолько, что становится почти невыносимой. Всё, так или иначе, зависит от нашего настроя.

В этом профессиональный медик может помочь пациенту. Вы можете вдохновить пациента изменить отношение к происходящему, сменить негативный настрой на более позитивный и открытый. Вы можете поддержать пациента в зависимости от ситуации, сказав: «Держитесь. Мы сделаем всё, что в наших силах. Всё будет в порядке, мы справимся. Не расстраивайтесь, мы работаем над этим». Ведь если пациент сдастся психологически, лечение сильно затруднится. Даже если лекарства верно подобраны и лечение ведёт очень опытный врач, оно может оказаться не очень эффективным, если пациент потерял всякую надежду. Психологическая капитуляция может сказаться и на реакции тела. Очень важно, чтобы пациент сохранял надежду, чтобы он думал: «Я хочу быстро поправиться. Я хочу жить. Я хочу побороть эту болезнь. Я хочу излечиться». Такая сильная мотивация имеет огромную силу. Она действует на тело. Если человек обладает внутренней силой, это помогает телу сопротивляться, и лекарства работают лучше.

Смысл этой книги не только в том, чтобы подчеркнуть важность сострадания. Я думаю, что вы уже это почувствовали, иначе не стали бы читать дальше. Наша задача – понять, как быть более сострадательными. Мы знаем, что сострадание важно, но как сделать его доступным для каждого? Первый шаг – узнать правду о страдании, выяснить, какова боль на вкус. Люди страдают. Жизнь, старение и смерть – совсем не безболезненный процесс. Есть много видов страдания, как физического, так и эмоционального. Простое применение медицинских знаний не может полностью устранить то страдание, которое испытывают пациенты.

Если мы на своём опыте знаем, каково это – болеть и страдать, нам проще воспринять страдание других. Тем не менее многие врачи отличаются хорошим здоровьем. И даже если вы сами не пережили тяжёлую болезнь, то всё равно стоит попробовать представить, как себя чувствует больной человек. Если вы не будете развивать чуткость к ментальным и эмоциональным переживаниям больных, вы будете сосредоточиваться только на физической стороне болезни. Поэтому первый шаг к тому, чтобы стать сострадательнее, – это понять, что значит быть больным. Когда мы действительно осознаем, как пациент переживает болезнь, представим муки и боль, с ней связанные, мы, естественно, захотим их облегчить. Сострадание, как я уже говорил выше, – это желание облегчить страдание. Один из первых шагов к тому, чтобы стать сострадательнее, – это ясно понять природу страдания.

Глава 3

Чего хотят пациенты

Польза от развития в себе сострадательного настроя станет более очевидной, если мы задумаемся о том, как именно люди, испытывающие боль, воспринимают врачей и медсестёр. Когда человеку больно, контакт с врачом может сильно на него повлиять: имеет значение и то, как врач выглядит, и то, как он говорит, и то, что он делает. Когда врач проявляет по отношению к пациенту особенную доброту, это сильно влияет на развитие ситуации.

Польза от развития в себе сострадательного настроя станет более очевидной, если мы задумаемся о том, как именно люди, испытывающие боль, воспринимают врачей и медсестёр.

Когда люди больны – неважно, имеет их страдание физическую или эмоциональную природу, – к кому они идут за помощью? Они обращаются к профессиональному медику. Они чувствуют, что врач, медсестра или медбрат смогут им помочь. Когда пациент серьёзно болен, его физические страдания могут усилиться из-за сильной тоски и страха. У пациента возникает надежда, что врач сможет ему помочь; одновременно появляется и страх, что сделать ничего нельзя и что ситуация, быть может, безнадёжна.

Если такой пациент встречает врача или медсестру, которым действительно небезразлично происходящее с ним, это всё меняет. Когда вы ухаживаете за пациентами, вы должны внушать им уверенность – например, транслируя своим поведением такое сообщение: «Мне действительно не всё равно. Я сделаю всё, что от меня зависит, и не только в том, что касается диагностики и лечения. Я не буду вас использовать, чтобы продемонстрировать свои профессиональные навыки. Если появится что-то, чего я не знаю, я не побоюсь спросить других специалистов. Медицинских ресурсов масса. Если это будет необходимо, я проконсультируюсь со всеми источниками». Если пациент почувствует, что кому-то действительно есть до него дело, что ему хотят помочь, его страх отступит. Когда пациент чувствует, что есть надежда, он становится восприимчивее к лечению, поскольку доверяет людям, которые о нём заботятся. Таким образом искренняя забота и сострадание способны изменить ход лечения.

Болезнь – одна из наиболее сильно беспокоящих нас вещей. По этой причине врачи играют очень важную роль в нашей жизни, поскольку мы все болеем. И это беспокойство отнюдь не теоретического толка. На самом деле ничто не донимает людей сильнее, чем страх болезни и смерти. Когда человек действительно заболевает, тот, кто способен устранить его страх болезни или смерти, приносит ему наибольшее благо. Это наилучший способ помочь кому бы то ни было.

Несмотря на то, что медицина – это обширная область знаний, врачу удаётся изучить бо́льшую её часть. Затем он применяет эти знания для помощи другим людям. Особенно нуждаются в поддержке те, кто близок к смерти, поскольку часто именно на пороге смерти люди испытывают наибольшие страдания. Когда врач прописывает лекарство, проводит операцию или ухаживает за умирающим пациентом, проявляя доброту и заботу, пациент чувствует сострадание, исходящее от врача. При этом пациент испытывает большое облегчение. Это рождает у больного человека глубокое внутреннее чувство, облегчающее психические страдания и боль.

С самого рождения каждого из нас преследует неотступная опасность болезни и смерти. Этот фактор неопределённости, а также то, что мы действительно заболеваем много раз в течение жизни, определяют значимость профессии врача. Болезни и смерть – настолько распространённые явления, что работа у врачей будет всегда. Порой врачу может казаться, что бремя ухода за больными становится слишком тяжёлым. Врачам приходится иметь дело со множеством болезненных ситуаций и с большим количеством больных и умирающих. Когда человек серьёзно болен, почти все свои надежды он возлагает на врача. Если пациент религиозен, он может молиться Богу, но непосредственным источником его надежды всё равно остаётся врач. Именно так думают больные. Больные люди часто чувствуют, что врач подобен отцу или матери – это человек, который может их спасти, вернуть здоровье. Внезапно пациент ощущает себя в роли ребёнка. Врач в этой ситуации становится родителем, и пациент возлагает на него все свои надежды.

Когда люди больны и охвачены беспокойством, они становятся чувствительнее. При этом они подмечают каждое, даже самое незначительное, изменение выражения лица врача. Стоит поведению врача измениться хоть на йоту, пациент это почувствует. Пациент реагирует на язык тела врача, на движение его лицевых мышц и в особенности – на выражение глаз. Глаза могут сказать многое. Всем известно выражение «взгляд, преисполненный любви». В глазах человека можно прочесть радость, грусть или страх, и больной человек различает их гораздо быстрее.

Если мы действительно заботимся о пациенте и желаем ему помочь, а не просто относимся к нему как к проблеме, которую необходимо решить, это положительно скажется на самочувствии пациента.

Пациента заботит только одно: «Как поправиться? Врач должен как можно скорее помочь мне вылечиться». Болезнь подобна острому шипу, вонзившемуся в руку. Всё, чего мы хотим, – чтобы врач вытащил его как можно быстрее. Так к болезни относится пациент.

Пациент всё время пытается понять, уделяет врач достаточно внимания его проблеме или нет. Пациенту кажется, что всё решится, если врач будет достаточно внимателен. Он рассуждает примерно так: «Если доктор сконцентрируется на моей проблеме, он сможет её решить». С точки зрения пациентов всё выглядит именно так. Если они ощущают, что врач не уделяет им всё своё внимание, они продолжают испытывать страх.

Врач, в свою очередь, рассматривает пациента через призму своей профессиональной подготовки. Он обучался тому, как ставить диагноз и проводить лечение. В мединституте и ординатуре врача учили, как вести себя с пациентом, как контролировать мимику, как управлять своей речью. Тем не менее, когда врач заходит в палату, моментально становится заметным его подлинное отношение к пациенту независимо от того, что врач пытается изобразить. Проявляется что-то неуловимое, демонстрирующее мотивацию врача. Забота врача должна быть искренней, поскольку подделать её невозможно, ведь пациент всё чувствует.