Читать онлайн Убойное лето бесплатно

© Колычев В.Г., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть первая

Глава 1

Лес, озеро, яркое солнце и с утра уже жаркое – от тумана над водой осталась только дымка, да и та вся в жалких клочках. Отличный намечается денек, отдыхающие уже присматривают места на пляже, но можно отправиться в лес: а там и пешие экскурсии, и конные прогулки. Егору Прокофьеву приходилось бывать на этой базе отдыха, и загорал он здесь, и гулял, но сегодня приехал по работе. Не все курортники пережили эту ночь, не всем сегодня радоваться солнечному дню.

База небольшая, домиков не так уж и много, десятка два, основная часть размещена вдоль аллеи, наискосок пересекающей территорию. По ней можно только пешком, Прокофьев это знал. Он припарковал машину на стоянке у озера, вышел, осмотрелся. «Уазик» патрульно-постовой службы, микроавтобус следственно-оперативной группы, машины отдыхающих. Спецавтомобиль за трупом еще не приехал, значит, не слишком припозднился Прокофьев, хотя мог бы приехать и пораньше. Начальник отдела по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений – птица важная, но не самого высокого полета. Не того он еще ранга начальство, чтобы задерживаться, а не опаздывать.

Дом, в котором обнаружили тело женщины, находился в самом конце аллеи, путь к нему отсекли сигнальной лентой, поставили патрульного с автоматом, впрочем, отдыхающие у ограждения не толпились, все правильно, ни к чему портить себе день негативными эмоциями.

Дом одноэтажный, на два номера, с общей открытой террасой, оплетенной диким виноградом. Плюс к тому между домом и аллеей живой изгородью тянулась линия кустарников с широкими проходами между ними.

Дверь в первом номере нараспашку, на веранде эксперт-криминалист с фотоаппаратом, следователь ему показывал, что именно фотографировать, и он щелкал. Чуть в стороне от дома Прокофьев заметил кинолога, который гладил, успокаивая, собаку. Взлохмачен Бонд, явно чем-то расстроен, вид растерянный, взгляд виноватый. И Саватеев явно озадачен, увидев Прокофьева, он в нерешительности поднялся на ноги.

Женщину застрелили, по всей видимости, из пистолета, это не исключало бытового характера преступления, но все же на место выехала постоянно действующая следственно-оперативная группа, работающая по умышленным убийствам. Следователь Бутенков – специалист грамотный, опытный, на его счету не один десяток раскрытых дел, в том числе и особой важности, и эксперты под стать ему отличные профессионалы.

С деревянного настила террасы по каменным ступенькам Бутенков спустился на дорожку, выложенную тротуарной плиткой, кивнул в знак приветствия и протянул Прокофьеву руку. Внушительного вида мужчина, рослый, статный, сильный, на турнике двадцать раз подтягивается, три километра за двенадцать с половиной минут пробегает, стрелковая подготовка на высоте, но ему больше нравилось работать в кабинете, чем бегать с пистолетом за преступниками. Каждому свое, тем более что человек на своем месте.

– Егор Ильич!

– Дмитрий Романович!

– Покурим?

Бутенков не курил, но Прокофьев его понял. Надо немного подождать, пока Еремеев «заархивирует» террасу.

– Что-то интересное? – Прокофьев глянул на Саватеева, который, казалось, порывался что-то ему сказать.

– Да на первый взгляд все просто, муж застрелил жену, – сказал Бутенков.

– Вельяминов Вильямин Вильяминович, – кивнул Прокофьев.

Все началось с ограбления банка в позапрошлом году. Убийца и сутенер Сивый сговорился с инкассатором Сигайловым, организовал разбойное нападение, с ним был Аркадий Сарычев, его должник по коммерческим делам. Всего бандиты увели семь инкассаторских сумок, две нашли в ногах у мертвого Сивого. Две-три сумки могли уйти с криминальным авторитетом Пентиумом, которому удалось обнаружить покойника чуть раньше, чем полиции. Одну-две сумки мог увести Сигайлов. Пентиума так до сих пор и не нашли, бесследно исчез и Сигайлов, обнаружили только одного Сарычева. Денег при нем не оказалось, он клялся, что не брал, и вообще выдавал себя за жертву обстоятельств.

Аркадия Сарычева осудили на шесть лет, через два года статус его преступления понизили до средней тяжести, срок скостили на две трети. Он вышел на свободу, вернулся домой, а у жены новый мужчина. Вильямин Вельяминов оказался самой настоящей тряпкой, Сарычев издевался над ним как хотел, а он все терпел. И даже выгораживал своего обидчика.

Сарычев обманул следствие, на самом деле он припрятал две сумки с деньгами, но его самого обокрали. В поисках утраченной добычи Сарычев вышел на некоего Василькова, он собирался отобрать у него все свои деньги, но его опередили. Василькова убил односельчанин, он же забрал одну сумку с деньгами. В убийстве подозревался сам Сарычев, но ему повезло, уголовный розыск установил настоящего преступника. Одну из двух сумок нашли, а другую предположительно увел Сарычев.

Сарычев точно не убивал, возвращать его в неволю не стали, он сейчас на свободе, но вроде как под наблюдением. Если деньги у него, рано или поздно они всплывут, Прокофьев на это надеялся.

Прошел всего месяц, как нашли одну из двух инкассаторских сумок, и вот убийство. Вельяминов обнаружил труп своей жены, позвонил в полицию, и Прокофьев уже на месте. А из головы не выходит Сарычев. И пропавшая инкассаторская сумка. Возможно, расследование убийства Вельяминовой наведет его на эти деньги.

– Клянется, что не убивал, – усмехнулся Бутенков. – Но, возможно, не помнит. Перегаром от Вельяминова за версту несет.

– Ты говоришь, на первый взгляд все просто, а в чем не просто? – Прокофьев глянул на собаку, которая все никак не могла прийти в чувство.

– Да вот отмычку нашли, как раз на такой вот цилиндровый замок. – Следователь кивком указал на закрытую дверь, возле которой стоял криминалист, и, вынув из кармана, показал саму отмычку, запакованную в целлофановый пакет. Плоская ручка, обмотанная изолентой, жало с крючком. А изолента тряпичная, как раз такая, на какой не остается отпечатков пальцев.

– И где нашел? – спросил Прокофьев.

– На террасе. У входа в номер Вельяминова. – И снова Бутенков показал на закрытую дверь.

– Так, подожди, а у него что, свой номер был?

– Так в том-то и дело. Он даже не знал, что его жена поселилась в соседнем номере. И она очень удивилась, когда увидела его.

– Хм.

– Кто-то взломал дверь в его номер. На замке заметны следы взлома, детальное обследование не проводили, но выводы делать можно.

– Значит, кто-то взломал дверь в номер Вельяминова?

– И упал, выронив отмычку.

– Упал?

– Или его сбили с ног. Скорее всего, удар был, след от подошвы остался, от резкого сцепления с полом. Погода сухая, обувь чистая, четких отпечатков не видно, а этот след отпечатался. На кроссовку похоже. Может, просто дверь неожиданно открылась. Вернее, открыли… В общем, взломщик ушел в лес. – Бутенков повел рукой в сторону кинолога и дальше. – Там в заборе пролом, на этом месте след и обрывается. Не знаем пока, чем там набрызгали, но Бонд носом по земле скреб, так больно было.

– Кайенская смесь? – громко спросил Прокофьев, чтобы кинолог услышал его.

– Да нет, на красный перец Бонд натаскан! – мотнул головой тот. – Химия там какая-то!

– Химия… – кивнул Бутенков. – Пистолет предположительно «макаров», профессиональная отмычка, химия. Такой вот джентльменский набор.

– Это не про Вельяминова, – сказал Прокофьев и задумался.

Вельяминов действительно производил впечатление мягкотелого слюнтяя, но в то же время он успешный предприниматель, производство автокомплектующих – дело сложное и серьезное. Он вполне мог убить свою жену, а затем направить следствие по ложному пути. Если есть отмычка и были применены химические вещества, значит, существует и преступник, который подставил невинную овечку.

– Ну что, пройдем? – Бутенков кивком указал на распахнутую дверь.

Люкс начинался с холла с выходом на ванную и гостиную, смежную со спальней. На полу в комнате лежала женщина, не молодая, но еще и не старая. В глаза бросалось бурое пятно на банном халате. Пуля попала точно в сердце, смерть, по всей видимости, была мгновенной. Волосы у покойницы сухие, но не расчесанные, возможно, в момент смерти она только собиралась заняться ими. Вышла из ванной в халате на голое тело, кто-то вторгся в номер, возможно, с пистолетом в руке. Испуганная Вельяминова услышала, попятилась в гостиную, там в нее и выстрелили. Во всяком случае, так предполагал следователь, и Прокофьев готов был с ним согласиться.

– А где пистолет? – спросил он.

– На месте убийства обнаружена только гильза. Вельяминов клянется, что пистолета у него не было.

– Одна гильза.

– И был один выстрел, – кивнул Бутенков.

– Киллеры стараются следить за контролем качества.

– Не было контрольного выстрела.

– Где сейчас Вельяминов?

– Да в номере у себя, Бордов с ним.

– Очень хорошо.

Майор Бордов уже работал с Вельяминовым, выводил его на чистую воду. И был о нем не очень высокого мнения. Или даже очень невысокого.

Терраса не делилась на части, она служила холлом для двух номеров, из одного люкса в другой можно было пройти, не выходя на крыльцо. Террасу обследовали, подозрительный след от обуви зафиксировали, но все равно Бутенков просил передвигаться осторожно и аккуратно.

Вельяминов сидел на стуле посреди комнаты, вид у него был загнанного в угол человека. Жалкий, глазки бегают, руки трясутся, сытые щечки красные и мокрые от пота. Зато Бордов спокойный как удав, взгляд у него сильный, обволакивающий. И внешне он чем-то был похож на удава, лоб крепкий, широкий, глаза маленькие, широко расставленные. Высокий, худощавый, мускулистый и сильный, как удав. От страха перед ним Вельяминов, кажется, протрезвел. Хотя перегаром от него несло жутко. На столе ополовиненная бутылка виски, объедки пиццы на деревянной доске, в комнате бардак, вещи разбросаны.

Увидев Прокофьева, Вельяминов стал подниматься со стула, в глазах мольба – избавить его от монстра.

– Ничего не видел, как убивал, не помнит, – пожав Прокофьеву руку, с усмешкой сказал Бордов, положил руку на плечо Вельяминову и заставил его сесть.

– Да не убивал я! – мотнул головой мужчина.

– Ну да, и как Сарычев через забор сбегал, тоже не видел, – вспомнил былое Бордов.

– Я же говорил, что видел!

– Ага, со второй попытки.

– Где пистолет? – в лоб спросил Прокофьев.

– Да не знаю я, где пистолет! – чуть не плача простонал Вельяминов. – Не было у меня оружия! Не стрелял!

– И даже не слышал! – хмыкнул Бордов.

– Я ведь спать сразу лег. Выпил и сразу отрубился, – сказал Вельяминов.

– Сразу после чего? – спросил Прокофьев.

– Сразу после того, как от Люды пришел!

– Когда это было?

– Когда… Не знаю, когда… В районе десяти вечера. Темно уже было… Стою на террасе, смотрю, Люда в номер заходит, у меня глаза на лоб… Я даже не знал, что она здесь!..

– То есть вы приехали сюда без Люды? – спросил Прокофьев.

– Я приехал сюда, потому что очень устал! – Одной рукой Вельяминов хлопнул себя по затылку, а другой прикрыл глаза: уж очень он хотел спрятаться от всех.

– От кого устал?

– От всех!

– Любовь у него! Ларису Сарычеву любит! – усмехнулся Бордов.

– И она меня любит! – чуть ли не с ненавистью глянул на него Вельяминов.

– А спит с мужем.

– Аркадий Сарычев – грязное, похотливое животное! – захныкал Вельяминов.

– Вы от Сарычева сюда сбежали? – обращаясь к нему, спросил Прокофьев.

– От себя… От себя сбежал! – ударив себя в грудь, с пафосом сказал мужчина.

– Кто-то уходит в забой, кто-то в запой, – прокомментировал Бордов.

Прокофьев едва глянул на него.

– А жена ваша когда приехала? – спросил он.

– Не знаю, но увидел я ее вчера вечером! – ответил Вельяминов. – Думал, померещилось, пошел за ней, точно, она!

– Сразу пошли за ней?

– Сразу. Она в душ собиралась, волосы расчесывала. Она всегда так перед душем делает. Делала…

– То есть ваша жена не знала, что вы здесь?

– В том-то и дело!

– Тогда почему она приехала?

– Не знаю. Да и не жена она мне… То есть по факту как бы жена, но мы уже оформляем развод. Оформляли.

– Что вашей супруге причиталось по разводу?

– Что ей причиталось по разводу?! – захлопал глазами Вельяминов. – Вы думаете, что я мог убить свою жену из-за денег?!

Прокофьев промолчал, пристально и тяжело глядя на собеседника. Ну, конечно же, он мог так думать!

– Но это же глупо! На меня же первого и подумают!

– На вас первого и подумали, – фыркнул Бордов.

– Но это не я!

– А кто? – резко спросил Прокофьев.

– Я не знаю! Меня подставили!

– Кому это нужно?

– Кому? Да хотя бы Сарычеву!

– Он вам угрожал?

– Он постоянно мне угрожает! Голову открутить обещал!

– Он вас бил?

– А это что-то меняет?! – возмущенно удивился Вельяминов.

– Еще раз спрашиваю, он вас бил? – настаивал Прокофьев.

Сарычев не выходил у него из головы, для серьезного разговора с ним нужен был хороший повод, а истязание – это уже основание для уголовного преследования.

– Нет, он меня не бил, но эти его постоянные оскорбления… Да, еще он обещал переспать с Людой! – вспомнил Вельяминов.

– Переспал? – спросил Бордов.

– Не знаю!

– А может, знаете? Может, Людмила вам в этом призналась? – напирал Бордов.

– Не говорила она ничего! – мотнул головой Вельяминов.

– Вчера вы увидели свою жену, пошли за ней, вспыхнула ссора, – предположил Прокофьев.

– Ну да, я спросил, что она здесь делает, она послала меня к черту! Да, мы разговаривали на повышенных тонах! Но я ее не убивал. Люда была жива, когда я уходил!..

– Вы ушли, выпили, легли спать и сразу заснули.

– Спать очень хотелось, выпил много.

– Крепко заснули?

– Спал как убитый.

– Но проснулись рано утром.

– Да.

– В состоянии сильного похмелья.

– Очень сильного, – кивнул Вельяминов.

– Но тем не менее поднялись и отправились к жене.

– Да, поднялся… Злость меня подняла!

– Злость?

– А вдруг Люда с любовником, подумал!

– А вам не все равно, если вы оформляете развод?

– Мне все равно, кто… Только бы не Сарычев!.. Он же любит издеваться надо мной… Закроется, бывает, с Ларисой, и… – вздохнул Вельяминов, чуть не плача, и обреченно махнул рукой, обрывая себя.

Прокофьев мрачно усмехнулся, глянув на него и с укором, и сожалением одновременно. Сарычев с Вельяминовым не церемонился, но тем не менее обвинить его не в чем. Лариса не успела развестись с мужем, и дом в их собственности. Вот если бы Сарычев насиловал свою жену, но где тогда заявление потерпевшей?..

– Вы говорите, Сарычев обещал переспать с вашей Людой, – напомнил Прокофьев.

– Обещал! Назло мне! Может, он нарочно ее сюда привез! Чтобы я слышал, как они… там, за стенкой…

– Вы с женой жили отдельно?

– Мы жили в разводе, – подавленно сказал Вельяминов. – Одно время я жил с Ларисой, потом появился Сарычев, в конце концов мне пришлось переехать. На старую квартиру. А Людмила жила в новой.

– Адрес!

Прокофьев узнал адрес, вернулся к Бутенкову и поделился с ним своими соображениями. Сарычев действительно мог подставить Вельяминова – застрелить его жену, затем вломиться к нему в номер, чтобы подбросить орудие убийства. Но, видимо, что-то пошло не так. Или Вельяминов случайно ударил его дверью, или кто-то другой подставил ему подножку, но план не сработал. Во всяком случае, пистолет в номере Вельяминова обнаружить не удалось. Орудие убийства исчезло, возможно, его никогда уже не удастся найти.

– И еще вопрос, почему Вельяминова поселилась в одном гостевом доме со своим мужем? – спросил Прокофьев. – Если верить Вельяминову, она и сама не ожидала его здесь встретить.

– Но это если ему верить… – пожал плечами Бутенков. – А может, просто изобразила удивление. Может, помириться с ним приезжала?

– Может быть, и так, а может, ее нарочно сюда направили. Возможно, Сарычев… Надо бы осмотреть городскую квартиру потерпевшей, опросить соседей. Подруг, родственников. И Сарычевым нужно заняться.

– Насколько я помню, он у вас под наблюдением.

– Постольку-поскольку, – усмехнулся Прокофьев.

Хотелось бы наблюдать за Сарычевым круглосуточно, но идеальные и реальные варианты развития событий – понятия малосовместимые. Если Сарычев увел сумку с деньгами, то, скорее всего, он ее надежно спрятал, и следить за ним сейчас нет никакого смысла. Не пойдет он к своему тайнику в ближайшее время, не достанет из него деньги, а будет ждать, когда интерес к нему сойдет на нет. Он и год может ждать, и два, и десять лет. А может, он уже начал тратить деньги, но совсем по чуть-чуть, так, чтобы не привлекать к себе внимания. И Прокофьев ничего с ним поделать не может, потому как нет у него лишних людей следить за Сарычевым, да и с техникой, как обычно, напряженка. В общем, наблюдают за Сарычевым, но постольку-поскольку.

Глава 2

Лето, жара, дверь в подъезд распахнута настежь, консьержка прохлаждается непонятно где, каморка ее пустует. Прокофьев прошел в дом, не представляясь, не показывая удостоверения. И девушка, ожидавшая лифт, не знала, что присоединиться к ней собирается не абы кто, а представитель закона. Не знала и приняла Прокофьева за маньяка. Стоит, смотрит на него испуганно, голову в плечи вжала. Совсем еще юная, худенькая и жалкая, как воробушек, небольшой рюкзачок за спиной казался слишком тяжелым для нее. И без того бледная, она стала белой как мел.

Прокофьев понял, что лучше уйти. Подниматься по лестнице на двенадцатый этаж высоковато, но можно просто отойти в сторонку. Девушка уедет, и тогда он вызовет лифт.

Но девушку вдруг затрясло, она стала падать, из горла хлынула пена. Прокофьев не растерялся, подхватил бедняжку и уложил на пол. Девушку затрясло еще сильней, и если бы Прокофьев не подставил руку, она бы ударилась о пол головой.

Это был самый настоящий приступ эпилепсии, и Прокофьев знал, что нужно делать. Первым делом подложить что-нибудь под голову. Он мог снять с себя пиджак, но лучше подложить рюкзак, его все равно придется стаскивать с девушки, потому что он мешал ей лежать. С рюкзака Прокофьев и начал. И уже снял его, когда послышался истошный вопль:

– Люди добрые! Грабят!

Толстая женщина со слоновьими ногами не стала разбираться, что происходит, и с воем выскочила на улицу.

– Помогите, грабят! – донесся из-за двери ее крик.

Прокофьев лишь цокнул языком, не реагируя на паникершу. Он подсунул рюкзак девушке под голову, положил ее на бок, чтобы она не захлебнулась пеной, вынул из кармана чистый носовой платок и, свернув в жгут, просунул его между зубов незнакомки. Раньше он думал, что в подобных случаях больному нужно всовывать ложку или что-то такое же твердое в рот, но знакомый врач ему объяснил, что это делать вовсе не обязательно. Если врач не ошибался.

И в «Скорую» он позвонил. Коротко объяснил ситуацию, назвал адрес и, конечно же, представился, чтобы придать ускорение процессу прибытия «Скорой помощи».

Он уже заканчивал разговор, когда приступ прекратился. Девушка еще не пришла в чувство, но уже прекратила биться в конвульсиях, а в подъезд с ревом влетела женщина. Маленькая, худенькая, но в первый момент Прокофьеву показалось, что на него несется гиппопотам.

К счастью, защищаться не пришлось: женщина еще на подлете разобралась что к чему и резко остановилась. И плечом, оттолкнув Прокофьева, склонилась над девушкой.

– Дашка! Дашка!

– «Скорая» сейчас подъедет, – сказал Прокофьев.

– Кто вы? – Женщина глянула на него агрессивно, но без злобы.

– Подполковник полиции. – Прокофьев произнес это нарочно громко, чтобы услышала женщина со слоновьими ногами, которая стояла в дверях.

– Да? А то мне сказали…

– Да я откуда знала! Смотрю, хватает! Рюкзак срывает!.. А что это с дочкой?

– Ничего! – отрезала женщина, по всей видимости, мать девушки.

В это время остановился грузовой лифт, открылись двери, вышел мужчина, освободив кабину. Прокофьев поднял Дашу на руки, занес в лифт, женщина взяла рюкзак.

– Обычный обморок, ничего особенного! – обращаясь к толстухе, сказала она.

– Да-да, просто обморок, – подтвердил Прокофьев и повернулся к матери девушки. – Какой этаж?

– Двенадцатый. – Женщина стукнула пальцем по кнопке лифта. – Спасибо вам. И за обморок тоже… Сами знаете, какой у нас народ. Как начнут болтать!

– Может, я зря Дашу потревожил?

– Вы все правильно сделали, приступ уже прошел. У нее быстро проходит.

Лифт остановился, Даша зашевелилась, мать тронула Прокофьева, чтобы он опустил ее дочь на пол. И когда девушка встала на ноги, отдала следователю платок. И вдруг спохватилась.

– Или сначала постирать?

– Ничего, я сам. – Он спокойно положил в карман мокрый платок.

– Вы точно из полиции?

– Подполковник Прокофьев, – кивнул он. – Егор Ильич.

– Листьева Татьяна Максимовна. Если это вам интересно.

– Очень интересно. – Егор смотрел на бронированную дверь под номером тридцать четыре, в то время как Листьева открывала дверь в соседнюю квартиру. – Я так понимаю, Вельяминова Людмила Владиславовна ваша соседка?

– Так вы к ней? – немного разочарованно и насмешливо спросила женщина.

От волнения она даже забыла о дочери, которая не совсем еще оправилась от недавнего приступа. Впрочем, Даша вошла в квартиру без ее помощи. Взгляд у девушки вполне осознанный, но сонный, ей очень хотелось спать.

– А что, ее муж против? – улыбнулся Прокофьев.

– Муж… Муж к другой ушел.

– Людмила, наверное, очень переживала.

– Переживала, – усмехнулась Листьева. – Помогали ей переживать.

– Кто?

– Да такие, как вы!

– Кто, например?

Прокофьев не торопился, вот-вот должен был подъехать майор Ярыгин, без него осмотр квартиры начинать не стоит. Хоть какой-то свидетель нужен, а то пропадет что-то ценное, придется отписываться. И понятых неплохо бы пригласить, а то вдруг найдется что-нибудь интересное, доказывай потом, что не подбросили.

– Ну-у… А почему вы спрашиваете?

– А если это служебный интерес?

– Служебный? Что-то случилось?

– Мама! – донесся из глубины квартиры голос.

– Я сейчас! – сказала Листьева и, немного подумав, спросила: – Может быть, чаю?

Прокофьев кивнул, она провела его на кухню, поставила чайник и занялась дочерью. Уложила в кровать, дала лекарство и отменила вызов «Скорой помощи».

– Заснула, пусть спит. Беда с этими детьми, – наливая чай, вздохнула она.

– Насколько я знаю, у Вельяминовых детей не было.

– Может, потому он и ушел. К женщине с двумя детьми.

– А что муж этой женщины?

– А у нее был муж?

– Почему был? Есть.

Прокофьев вывел на экран смартфона фотографию Сарычева и показал женщине.

– Не видели никогда?

– Что-то знакомое… – Листьева близоруко сощурилась, глядя на снимок.

– Видели?

– Да, видела. – Женщина повела головой в сторону соседней квартиры. – Но не скажу!

– Почему?

– А зачем я буду портить отношения с Людмилой?

– Никто не сможет испортить ваши с ней отношения, даже я. Людмила погибла.

– Как погибла? – Листьева удержала в руках сахарницу, но у нее сдали ноги, и она опустилась на стул.

– Ведется розыск преступника.

– Вы серьезно?

– Татьяна Максимовна, вы видели этого человека? – Прокофьев еще раз показал фотографию Сарычева.

– Не скажу точно, но очень похож.

– Когда вы его видели?

– На прошлой неделе. Слышу, дверь открылась, я в глазок смотреть не стала, к домофону, который на лестничную площадку выходит, подошла. А этот к лифту вышел и оглянулся, прямо в глазок домофона посмотрел. Спокойно посмотрел, я думала, он мне сейчас подмигнет. Но не подмигнул.

– Не подмигнул. Но посмотрел.

– Посмотрел. Как будто знать хотел… – Листьева пожала плечами, раздумывая, продолжать свою мысль или промолчать.

– Что хотел знать?

– Что видеокамера есть.

– А видеокамера у вас на запись работает?

– Да. Но только если нам звонят! Но он же не звонил! Другой звонил! – вспомнила женщина. – Квартирой ошибся. У Людмилы тридцать четвертая, у нас тридцать пятая.

– Мужчина звонил?

– Мужчина. Людмила ему сама открыла.

– А запись сохранилась?

– Я не знаю, это давно было.

– Когда давно?

– Еще в мае… Или даже в апреле. А что тут такого? Людмила – женщина интересная, мужчинам нравится, ей что, в монастырь уходить, если муж бросил?

– И много было таких мужчин?

– Мне кажется, вопрос не совсем корректный, – качнула головой Листьева. – Я не слежу за Людмилой, я не считаю ее мужчин. Но мужчины были, двоих я точно видела.

У Прокофьева зазвонил телефон, это подъехал Савелий Ярыгин.

Вельяминова жила в четырехкомнатной квартире, роскошный ремонт и обстановка, два санузла, и везде порядок, близкий к идеальному.

– И что мы здесь ищем? – осматривая спальню, спросил Ярыгин.

Мощный он парень, на вид задиристый и разбитной, но на поверку сама сдержанность и продуманность. Правда, мог и сорваться, особенно если имел дело с явными представителями криминального мира. Бандиты Карамболя Савелия побаивались, обходили стороной. А темных дел хватало. Карамболь старался не светиться, подпольным бизнесом напрямую не занимался, но наркота по городу гуляла не без его участия, а проституция, нелегальный игорный бизнес – там дилеры, сутенеры, у многих из них стволы и отбитые мозги. К тому же у Карамболя личная охрана, а в ней цепные псы, в основном двуногие, что им скажут, то и сделают.

– Ну, труп здесь мы точно не найдем, – пожал плечами Прокофьев.

В квартире Вельяминовой также был установлен домофон с камерой, выходящей на лестничную площадку. И срабатывать на запись видеокамера должна была при малейшем движении в зоне ее действия. Но, как оказалось, не срабатывала. Изображение на монитор поступало исправно, однако записывающий блок отказывался его фиксировать. Возможно, домофон повредили умышленно.

Прокофьев не поленился, спустился вниз. Консьержка так и не появилась, а видеокамера над подъездом его разочаровала. Хорошая видеокамера, но установлена высоко, и объектив почему-то направлен был не на пятачок перед входом, а на стоянку с машинами на ней. Возможно, кто-то из жителей дома таким образом обезопасил свой автомобиль. Чтобы обмануть камеру, достаточно было зайти в подъезд по отмостке вокруг дома, и делали так многие, не только преступники. Кто-то просто сокращал таким образом путь к своему подъезду.

Прокофьев вернулся в квартиру Вельяминовой, и Ярыгин его огорошил.

– Егор Ильич! – бодро улыбнулся он, разжимая ладонь.

В ней уже в пленке лежал самодельный «жучок» – микрофон, транзистор, катушка, резисторы и конденсатор на крошечной плате в комплекте с мизинчиковой батарейкой.

– Под кроватью нашел! Еле снял, хорошо было закреплено.

– Не надо было снимать, – покачал головой Прокофьев.

– Да я осторожно, если пальчики были, там и остались, – не очень уверенно проговорил Ярыгин. – Да и к батарейке я не прикасался. В целлофан вот все как положено запаковал.

– Странно все это, очень странно. Отмычка, химия от собак, теперь вот «жучок». И камера на запись не работает.

– Неужели все-таки подстава?

– И Сарычева здесь видели. Был он в гостях у Вельяминовой. И на камеру домофона смотрел с умыслом.

– И мотив у него был. Подставить Вельяминова.

– В том-то и дело. Значит так, эксперта сюда, пусть пальчики снимут. А потом еще раз квартиру обыскать. Ну и с микросхемы пальчики, само собой, снять… А я пока к Сарычеву съезжу, – решил Прокофьев.

– Ну так и я поеду. Вдруг у него ствол!

Прокофьев кивнул. Очень многое указывало на Сарычева, и орудие убийства могло находиться у него, как бы он отстреливаться не стал. Надо бы взять с собой Ярыгина, а радиомикрофон доставить в отдел по пути к Сарычеву, снять с него отпечатки пальцев, если это возможно, идентифицировать пальчики, а затем отправить эксперта и кого-нибудь из оперов на квартиру к Вельяминовой.

Так Прокофьев и поступил. Но «пальчики» с «жучка» снять не удалось – за их отсутствием. А жаль, хотелось бы предъявить Сарычеву заключение экспертизы, но нет, пришлось ехать с пустыми руками и предположениями.

Сарычев жил на окраине города, в новом квартале, где количество недостроенных домов превышало число уже готовых. И справа от Сарычева незаконченная новостройка, и слева, это позволяло ему тайком покидать свой дом и уходить от наблюдения. Одна сторона его улицы выходила в чистое поле, за ней лес. В начале улицы находилась площадка для мусорных контейнеров, два года назад Сарычев избавился там от одежды, в которой грабил банк, а Прокофьев ее нашел. И этим прижал его к стенке. Но сейчас, увы, Егор Ильич не располагал уликами против него. И в мусорные баки заглядывать бесполезно. Сарычев не идиот, чтобы повторить грубую ошибку. Тем не менее в мусорные баки Прокофьев заглянул, но ничего похожего на пакет с одеждой не нашел.

Осмотр мусорных баков не занял много времени, но все же Прокофьев чуть не опоздал. Сарычев собирался уезжать, когда они с Ярыгиным прибыли к его месту жительства, перехватили Аркадия в воротах дома. В позапрошлом году дело было иначе. Сарычев не уезжал, а, напротив, возвращался домой, Прокофьев и Ярыгин зашли во двор и приперли его к стенке. Тогда Сарычев упрямиться не стал, признал свою вину и без возражений позволил надеть на себя наручники. Но тогда против него имелись весьма серьезные улики.

Прокофьев перегородил выезд, и раздраженный Сарычев вышел из своего внедорожника.

– Ну что вам еще? – скривился он, глядя на Прокофьева.

Брутальной он внешности мужик, довольно-таки высокий, плотный, массивные надбровья, тяжелый взгляд маленьких глаз, крепкий, с горбинкой нос, чугунный подбородок. Черты лица грубые, но внешность неотталкивающая. Солнцезащитные очки очень ему шли. Белая сорочка, заправленная в зауженные брюки, лакированные туфли блестят на солнце. Лицо свежее, загорелое, ни ссадин, ни порезов.

– Как поживаем, Аркадий Васильевич?

– Да вашими молитвами хреново. Отмечаться вот еду.

Сарычев заставил себя подобреть, даже снял очки, чтобы Прокофьев мог видеть его глаза. Условно-досрочное освобождение у него, нельзя ему дерзить представителям закона, а то можно и обратно по этапу отправиться.

– А вчера не отметились? – спросил Прокофьев.

– О чем это ты, начальник?

– На базе отдыха «Вереск».

– Вчера?

– А когда?

– Ну бывал я там. В прошлой жизни…

– С кем бывал?

– С женой.

– С чьей женой?

– Не понял!

– Вы же не станете отрицать, что знакомы с женой Вельяминова.

– С Людмилой?

Жена Сарычева незаметно подошла к машине.

– Что-то случилось? – спросила она, и с тревогой, и с надеждой глядя на Прокофьева.

И не хотела она терять Сарычева, но в то же время совсем не прочь была избавиться от него и вернуться к спокойной комфортной жизни с Вельяминовым. Красивая она женщина, с изюминкой, не зря Вельяминов потерял от нее голову.

– Да вот господа полицейские в нашу постель с ногами залезли, – ухмыльнулся Сарычев.

– Что ты такое говоришь? – Лариса с укором глянула на него.

– А то и говорю, что постель у нас большая: ты, я, Вильям… Его жена.

Ярыгин фыркнул, с презрением глядя на Сарычева, не мужик он, если грязное белье на глазах у жены выкладывает.

– С ума сошел? – Лариса чуть ли не умоляюще посмотрел на Прокофьева, призывая его не верить сумасшедшему мужу.

Но Егор и так не верил. В сумасшествие Сарычева. Возможно, гнилая суть нарочно выставлялась напоказ. За одно только скотское отношение к жене ведь не сажают. А ни в чем другом Сарычев не виноват. У него же все на виду, что было, то и говорит. А если не сказал, то ничего и не было. Именно так и следовало его понимать.

– Мы с Людкой, правда, по отдельности, – с ухмылкой сказал тот.

– Что по отдельности?

– Трахнул я ее по отдельности!

– Что?! – изменилась в лице Сарычева.

– Ну тебе же можно, почему мне нельзя?

– Лариса Ивановна, вы бы шли в дом, зачем вам слушать эти гадости… – сказал Прокофьев.

– Гадости, – глядя на мужа, согласилась женщина.

– Соберите на всякий случай вещи в дорогу, – усмехнулся Ярыгин.

– В какую дорогу? – встрепенулась Лариса.

– В дальнюю. Дальняя дорога, казенный дом.

– Это что, из-за Людки?! – У Сарычева вытянулось лицо.

– Лариса Ивановна, идите. – Прокофьев показал в сторону дома. – Смену белья приготовьте, спортивный костюм, зубную щетку, почтовые конверты.

– Ну, хорошо, – со слезами на глазах кивнула женщина и скрылась за машиной.

– Это у вас шутки такие? – спросил Сарычев.

– Где вы находились сегодня ночью?

– А вы что, за мной не следите?

– Вы не ответили на вопрос.

– Значит, не следите, – усмехнулся Сарычев. – Дома я ночью был, жена подтвердит. Я ей всю ночь спать не давал. И дети слышали…

– Что слышали?

– Сложный период у меня, начальник. Нажраться могу. Вчера вот не сдержался… У меня, согласно приговору суда, трезвый образ не прописан! И гулять можно всю ночь.

– Выпивали где?

– Да где… Сидел в машине и пил. Тоска вдруг накатила.

– Когда приехали домой?

– В районе одиннадцати… В начале двенадцатого… У меня видео, можно глянуть. – Сарычев кивком указал на панорамную камеру, установленную на фонарном столбе. – За свой счет, между прочим, ставил!

– А деньги откуда?

– Вельяминов одолжил. Не веришь, спроси.

– И часто он вам одалживает?

– Часто. Как потребуется, так и одалживает.

– Ему это не нравится.

– От радости он, честно сказать, не пищит, – усмехнулся Сарычев.

– Не пищит, но деньги дает. Для этого ты его и подставил, – перешел на «ты» Прокофьев.

– И как это я его подставил?

– Убил его жену, а ему подбросил орудие убийства.

– То деньги у меня ищите, то орудие… Какое такое орудие? – всколыхнулся Сарычев.

Прокофьев смотрел ему в глаза так, будто пытался прочесть в них, притворяется Сарычев, что ничего не понимает, или нет. Но глаза выдавали только тревогу и удивление и ничего больше.

– Орудие убийства.

– Что-то я не догоняю, я уже убил жену Вильяма или только собирался?

– Вы убили его жену? – спросил Ярыгин.

– Так, постойте! Давайте вы не будете путать меня! – Сарычев выставил перед собой руки, будто собирался хлопнуть в ладоши. – Что с Людмилой?

– А ты не знаешь?

– Или вы сейчас мне обо всем расскажете, или я отказываюсь от разговора.

– Убили Людмилу.

– Так! – Сарычев сделал над собой усилие, призывая на помощь всю свою выдержку и самообладание.

Но в его положении такое поведение казалось вполне естественным. Его фактически уже обвинили в убийстве, он просто был обязан собраться с мыслями и дать правильный ответ. А по поводу чьей-то гибели он не сокрушался. Такой уж он человек, личное благополучие для него гораздо важней чьей-то жизни.

– Людмилу Вельяминову убили?

– Вельяминову.

– Когда?

– Вчера. В районе девяти-десяти вечера.

– А при чем здесь база отдыха «Вереск»? – тщательно взвешивая каждое слово, спросил Сарычев.

– Там Вельяминову и убили. База недалеко от города, до вашего дома минут сорок езды. – Прокофьев снова вернулся к официальному тону. – Как раз в начале двенадцатого вы и приехали. – Он выразительно глянул на камеру, которая сейчас наблюдала за ними.

– Значит, я убил?

– Вы знали Людмилу Вельяминову?

– Более того, я спал с ней, – кивнул Сарычев.

– Когда вы виделись с ней в последний раз?

– Сегодня у нас что, пятница?..

– Двадцать шестое июня, – кивнул Ярыгин.

– В последний раз я был с нею в понедельник. Все, больше я ее не видел.

– И вчера на базе отдыха «Вереск» вас не было?

– Кто-то меня там видел? – резко спросил Сарычев.

– Вы знаете, кто здесь задает вопросы.

– Не видели меня там! И не могли видеть!.. Я там не был!..

– Вам знаком этот предмет? – Прокофьев вынул из кармана смартфон и вывел на экран снимок «жучка», обнаруженного в квартире Вельяминовой.

– «Пальчики» сняли? – усмехнулся Сарычев.

– Допустим.

– Не было там «пальчиков», я тщательно все протер.

– Ваша работа?

– И я бы никогда вам в этом не признался. Если бы Людмилу не убили… Это слишком серьезно, да?

– Зачем вы установили прослушивающее устройство?

– И не одно, там еще на кухне стоит, под столом, так сразу не найти…

– И все-таки, зачем?

– Зачем… Если скажу, не поверите. – Сарычев хлопнул себя по карману, вынул пачку сигарету. – Вильяма она хотела заказать.

Прокофьев уловил фальшь и в словах Сарычева, и в его поведении. Разволновался Аркадий, и это чувствовалось. Слишком уж большой кусок он ставил на кон, как бы не подавиться.

– Так хотела или заказала?

– Ситуацию пробивала, типа, и ей выгодно, если Вильям умрет, и я свои проблемы решу. На деньги намекала… Я сразу ей сказал, что на меня рассчитывать не надо… Не веришь мне, подполковник? – Сарычев смотрел Прокофьеву прямо в глаза.

– А если я ввел вас в заблуждение? Если Вельяминова жива, а вы ее сейчас оговариваете?

– Жива?.. – с обидой спросил Сарычев и сощурился. – А мне бояться нечего! Что было, то и сказал.

– Значит, Вельяминова заказала вам своего мужа?

– Скажем так, наводила мосты.

– А «жучки» зачем?

– Да затем… Я отказался, а кто-то согласился.

– Кто согласился?

– Я не знаю, но кто-то ей позвонил, она обрадовалась. И мне дала понять, что в моих услугах больше не нуждается. А я понял, что кто-то другой должен решить этот вопрос.

– Кто именно?

– Не знаю, но хотел узнать. А у меня «жучки» дома среди хлама завалялись, я когда-то электроникой увлекался, на всякий случай поставил…

– Зачем?

– А затем, что глупая она баба, эта Людмила Вельяминова. А хотела казаться слишком умной. Вот я и подумал, вдруг Вильяма убьют, а меня подставят. Мотив у меня есть? Есть! Что еще надо?!

– Ну и что, выявили заговор?

– Не знаю, может, и было что-то, но я же не мог все время с помощью «жучков» прослушку вести, они всего на сто метров бьют, это круглые сутки возле дома стоять надо. Но какое-то время стоял.

– А в полицию обратиться не пробовали?

– А вы мне верите?

– Сейчас нет, – честно признался Прокофьев. – Потому что Людмила Вельяминова действительно мертва. И убить ее могли вы.

– А мотив?

– Подставить Вельяминова.

– Я его подставил?

– Вельяминов задержан по подозрению в убийстве, – кивнул Ярыгин.

– Так, может, он и убил… Может быть, Людмила его все-таки заказала, а он узнал.

– Гражданин Сарычев, где вы находились вчера в промежутке времени между двадцатью одним и двадцатью двумя? – строгим, официальным тоном спросил Прокофьев.

– Я же говорю, сидел в машине и выпивал. Тоска заела.

– Боюсь, что вам придется проехать с нами. – Прокофьев кивком указал на свою машину.

Сарычев признался во многом, и свою связь с Вельяминовой отрицать не стал, и от «жучков» не открещивался, а все-таки Прокофьев ему не верил. Мутный он тип, этот Сарычев, хитрый, увертливый. Он утверждал, что грабить банк его заставили, посадили за руль, велели ехать. А тот же Карамболь не так давно намекнул, что Сарычев мог организовать нападение на инкассаторов. И еще Сарычев утверждал, что не брал деньги, а недавние события показали обратное. Искал он деньги, искал. Из двух им же потерянных сумок к нему вернулась только одна, но ведь деньги он брал! И сейчас он мог врать.

Возможно, Вельяминова действительно заказала своего мужа Сарычеву, но ведь он мог и согласиться. А квартиру на прослушку он поставил из соображений безопасности: вдруг Вельяминова втягивает его в какую-то западню? Возможно, с помощью «жучков» он и узнал что-то такое, из-за чего и приехал вчера к Вельяминовой. И убил ее, хотя должен был застрелить мужа.

Разбираться надо, выяснять, в чем тут дело. Обыск в доме у Сарычева провести, одежду его осмотреть, соскобы с рук взять, машину обследовать. А его самого в камеру, нечего с ним церемониться.

Глава 3

Тихо в квартире, часы с ходиками мило тикают, приятная прохлада после жарких страстей, кровать мягкая, уютная. И сама Виктория просто прелесть: и красивая, и нежная, тело Егора не знает с ней покоя.

Только вот нет полного спокойствия на душе. Прокофьев лежал на спине, до пояса накрытый простыней, и с грустью смотрел в потолок. Сегодня утром Марина чуть не заплакала, провожая его на службу, как будто знала, что у него появилась любимая женщина. Сколько лет Егор хранил верность нелюбимой жене, и вдруг прорвало. Марина это чувствует, но сцен не устраивает, просто смотрит на него глазами преданной собаки. Она преданна, а ее предали…

Вика вышла из ванной, Прокофьев услышал, как на кухне открылся холодильник. А вскоре появилась и Вика в банном халате, волосы мокрые, но уже расчесанные. Она поставила на тумбочку две бутылки с пивом, взяла пульт и выключила кондиционер. Прокофьев смотрел на нее, думая о Марине. Может, и не любил он свою жену, но уважал. Да и не так уж плоха Марина. Не такая уж красивая, черты лица не очень-то милые и нежные, тело тяжеловатое, походка неуклюжая, но есть в ней и достоинства.

– Что-то не так? – почувствовав настроение Егора, спросила Вика.

– Да вот думаю…

– О жене?

– Почему о жене?

– Мы же с тобой договорились, никаких обязательств. Я свою жизнь менять не хочу и замуж за тебя не собираюсь.

Прокофьев качнул головой. Не верил он ей. Вика хотела замуж, просто разочаровалась в своих ожиданиях. Он наводил справки, были у нее мужчины, за кого она собиралась замуж. Но не судьба. С одним мужчиной она жила несколько лет, но не сложилось. Возможно, потому что завести детей у них не получалось. Ни с кем не получилось.

И Вельяминов мог уйти от жены, потому что в семье не было детей.

– Вчера ночью погибла женщина, тоже вот так, вышла из душа в банном халате. И кто-то в нее выстрелил… Возможно, Сарычев.

– Сарычев? – задумалась, вспоминая Вика. – Что-то знакомое… Ах да, миллионы рублей в инкассаторской сумке… И кого он убил?

Она села на стул перед трюмо, взяла фен, но включать не торопилась.

– Может, и убил, – погружаясь в размышления, кивнул Прокофьев.

Вика глянула на него, мило улыбнулась и включила фен. Как будто знала, что шум от прибора не сможет нарушить ход его мысли.

Обыск в доме Сарычева ничего не дал, осмотр машины тоже, и на одежде не было следов крови, пороховых газов. Где находился подозреваемый в момент убийства, установить не удалось, а к месту преступления привязать его не получилось. Не было Сарычева на базе отдыха, ни одна камера его не зафиксировала, и не регистрировался он нигде. Никаких улик против него, известно лишь то, что он знаком с Вельяминовой, установил в ее квартире «жучки» и что у него отсутствует алиби, но этого явно недостаточно, чтобы осудить.

– А может, и кто-то другой, – все так же в раздумье проговорил Прокофьев.

Только тогда он заметил, что фен не работает и Вика расчесывает уже сухие волосы.

– Кто? – рассеянно, думая о чем-то своем, спросила женщина.

– А если Сарычев не врет? – спросил Прокофьев, обращаясь к себе.

– Может, врет, может, не врет, – сказала Вика – лишь бы что-то сказать.

– Его действительно могли подставить под убийство. Вельяминов спал с его женой, Сарычев мог его за это наказать. Чем не мотив для убийства?

– Пиво, наверное, уже теплое.

– Могли подставить Сарычева, а подставили Вельяминова. Может, Сарычев подставил, а может, кто-то другой.

А подставить Сарычева мог кто-нибудь из любовников Вельяминовой. Возможно, она их для того и заводила, чтобы решить проблему с мужем. Прокофьев усмехнулся. Поздно уже – и мозг засыпает, и мысли еле ворочаются, отсюда и бредовость суждений.

– Пиво, говоришь?

Пиво действительно утратило ледяную свежесть, но бутылочку Егор осушил с превеликим удовольствием. И вспомнил утренний разговор с гражданкой Листьевой. Она говорила о любовниках Вельяминовой в общем, но двоих она видела в лицо, Сарычева недавно, а кого-то еще в мае. Или даже в апреле. А видео с ее домофона так и не скопировали. Прокофьев собирался поставить эксперту задачу, но, видимо, запамятовал. Или даже не придал значения: слишком уж увлекся Сарычевым. А надо бы глянуть на человека, которого засекла камера Листьевой. И чем скорее, тем лучше.

Прокофьев глянул на часы, половина двенадцатого, Листьева наверняка уже спит. И домофон ее работает на запись только в том случае, если нажимают на клавишу звонка. Запись может храниться и месяц, и два, и даже год – в зависимости от интенсивности пользования звонком. Если так, то за ночь ничего не случится. А если запись уже стерта, то и метаться поздно.

Но вылезать из теплой постели все же пришлось. Не мог Егор остаться на ночь у любовницы, семья у него, жена, дети. Он, может, и предатель, но не свинья.

Марина встретила его, как будто он вернулся со службы, прижалась, поцеловала, не ожидая взаимности. Накормила, уложила спать, а утром приготовила завтрак. А на прощание спросила:

– Когда тебя ждать?

Некрасивая она, но вовсе не отталкивающая. Домашняя, уютная, теплая. И в руках у нее все горит, дома образцовый порядок, дети ухожены, Марина следит за ними строго – Светлана фигурным катанием занимается, в музыкальную школу записана, Платон увлекается вольной борьбой, а еще мать развивает в нем любовь к рисованию. Егор, конечно, тоже принимал участие в воспитании детей, но у него постоянно дела. У детей каникулы, они еще спят, а он уже несется к Листьевой, нужно ее перехватить, пока не ушла на работу. Обычно он только рад был поскорее убраться из дома, а сегодня вдруг захотелось остаться.

– Я постараюсь пораньше, – сказал он.

И у него даже возникло желание поцеловать жену на прощание. Не чмокнуть в щечку, как обычно, а именно поцеловать. Но вспомнив о Вике, он сдержал в себе непрошеный порыв. Сначала нужно с любовницей завязать, а затем уже с нежностями к жене лезть.

Существовал еще и другой, возможно, более честный вариант: развестись с Мариной и жениться на Вике, но Прокофьев его не рассматривал. Но подумал о нем уже в машине, на пути к Первомайской улице.

Он успел вовремя, Листьева еще только собиралась на работу. Более того, ему очень повезло, изображение мужчины, о котором она говорила, сохранилось. Изображение можно было перегнать с одного носителя информации на другой, но Прокофьев всего лишь сделал с него фотографию. И без того плохое качество изображения ухудшилось, но его это не смутило. Дело в том, что он узнал человека. Сам когда-то принимал участие в задержании Рената Бешерова из бригады Ханчика. И самого Ханчика брал, но уже позже.

В девяностых – начале нулевых город крепко держала банда Рахата, за мокрые дела в его системе отвечали Головастик и Ханчик. Рахата убили, власть подобрал Карамболь, а Головастик и Ханчик сбежали в Москву, там они занялись заказными убийствами. И в Чугуй они наведывались, Карамболь их приглашал, понятно зачем. Но веревочка вилась недолго, Головастика застрелили при задержании, Ханчик скрылся в родном городе, Егор тогда сделал все возможное и даже невозможное, чтобы отправить бандита на нары. Тогда же появилась возможность закрыть и Карамболя, но Ханчик до суда не дожил, убили его.

Когда принимали Бешерова, Рахат был еще жив, а Карамболь ошивался на вторых ролях. А приняли его за убийство, доказательств хватало, адвокаты не нашли средств против них, даже суд не решился оправдать преступника, но Бешерова осудили всего на двенадцать лет, отмотал, правда, от звонка до звонка. Два года уже прошло, как освободился. До сих пор не светился.

Прокофьев поблагодарил женщину за содействие, подмигнул Даше и ушел. Он думал, где искать Бешерова, но столкнулся с ним у лифта. Мужчина собирался нажать на клавишу звонка в тридцать четвертую квартиру.

Бешеров сильно изменился, из безусого паренька с «молочными» щеками превратился в матерого мужика неслабой комплекции. Дубленая кожа лица, синюшный после бритья подбородок с багровым рубцом на месте ямочки. Но при этом смотрелся Бешеров очень даже неплохо, подтянутый, ухоженный, одет не дорого, но со вкусом. Стильный блейзер и сидел на нем как надо и молодил его как минимум на пару лет. Только вот одеколон его подвел, аромат протухшего гладиолуса заставил Прокофьева поморщиться.

Изменился Бешеров, не узнать, но Егор думал о нем, поэтому в момент идентифицировал его.

– Ренат?

– Лейтенант?! – удивился мужчина, не зная, радоваться ли этой встрече или горевать.

– Подполковник.

– Ну да, время идет… – Бешеров нажал на клавишу звонка.

– Нет Людмилы, – сказал Прокофьев.

– Как нет? – Ренат глянул на него удивленно и с подозрением.

Похоже, он не знал о смерти Вельяминовой. Или только вид делал. Может, он уже не первый раз к ней в дверь стучится, чтобы на него обратили внимание. Говорят, весь мир – театр…

– А так и нет.

– А ты что, тоже к ней?

– Ты с какой целью интересуешься? – спросил Прокофьев.

Экспертиза не выявила посторонних отпечатков пальцев в квартире Вельяминовой. Нашлось только несколько отпечатков, принадлежавших Вельяминовой. И один – Сарычеву. Все-таки наследил он. Но так он и не отрицал своего, что бывал у нее. Да и Бешеров не скрывал своего знакомства с погибшей.

– Не понял!

– Любовь, реклама, маркетинг?

– Ну, любовь… А что такое? – Ренат расправил плечи и оправил пиджак, давая понять, что достоин даже самой красивой женщины.

– А то, может, услуги? Мужа грохнуть, например!

– Эй, начальник! – возмущенно и с обидой воскликнул Бешеров и угрожающе сощурился.

– Ну ты у нас по этой части!

– Я свое отмотал, так что не надо!..

– И что, денег от этого прибавилось?

– А деньги я честно зарабатываю. Дальнобойщиком устроился, в Москву езжу.

– А где был вчера ночью?

– Так в рейсе и был. А что вчера ночью случилось?

– Случилось, Ренат, случилось… А чего это мы здесь стоим? Может, в дом пройдем? – Только сейчас Прокофьев вспомнил про второй «жучок», который вчера так и не сняли. Он думал сделать это, когда ехал к Листьевой, но увидел на мониторе Бешерова, и «жучок» вылетел из головы.

– Зачем в дом?

– Может, Людмила подойдет.

– Так если ее нет, значит, на работу ушла.

– Позвони ей.

– Звонил, телефон не отвечает.

– Может, помехи?

– Какие помехи?

Прокофьев взял Бешерова под локоть, и тот напрягся так, как будто на него надели наручники.

Квартиру Вельяминовой опечатали – Егор сорвал бумажную ленту и открыл дверь.

– А это что такое? – Бешеров щелкнул пальцем по обрывку.

– Да тут вообще много странностей!

Прокофьев повел рукой, приглашая его зайти. Но тот стоял, напряженно и настороженно глядя на подполковника.

– Это что, засада какая-то?

– А чего тебе бояться? Если ты не при делах, то и бояться нечего.

– При каких делах?.. Давай выкладывай, что там с Людмилой? За что ее повязали?

– А за что ее могли повязать?

– Все, начальник, пошел я! Если ордера нет, отвали!

Бешеров действительно собрался уходить.

– Убили твою Людмилу! – остановил его Прокофьев.

– Чего?! – ошалело уставился на следователя мужик.

И он не фальшивил, во всяком случае, Прокофьев мог в это поверить. Не знал Бешеров, что Вельяминова погибла. Да и проверить его алиби не составляло особого труда, и у напарника можно спросить, и по маршруту пройтись, если дойдет до крайности.

– Заходи!

Прокофьева интересовала кухня, там он осторожно на глазах у Бешерова перевернул стол. Самодельный «жучок» находился под оцинкованной стяжкой, соединяющей верхние поперечины стола. Действительно, спрятано надежно, рукой так просто не нашарить.

– И что это за штука?

– Помехи создавать, – усмехнулся Прокофьев.

– Кому?

– А кому Вельяминова мужа заказала?

– Кому она мужа заказала?

– Тому и создавать…

– Это штука не для того, чтобы помехи создавать, это «жучок».

– А как ты думаешь, откуда мы знаем, что Вельяминова мужа заказала?

– Прослушивали ее разговоры? – задумался Бешеров и повел глазами, как будто искал табличку с ответом на возникший вопрос.

– Я же говорю, Вельяминова мужа заказала. Как думаешь, откуда мы об этом знаем?

– Что-то я не понял: мужа заказала она, а убили ее.

– Муж и убил. За то, что она его заказала.

– Муж убил? – чуть заметно обрадовался Бешеров.

– Но кто-то кому-то его заказал? – Прокофьев пристально смотрел в глаза собеседника.

– Кому?

Бешеров не допускал панических настроений, и лоб у него не покрылся испариной, но рукой он повел, как будто хотел смахнуть холодный пот.

– Вот я и спрашиваю.

– А почему ты на меня смотришь?

– А больше не на кого!

– Да Людка даже не знает, за что я сидел! – мотнул головой Ренат.

– Значит, узнала.

– Не заказывала она мне мужа! Точно тебе говорю! Слышь, начальник, ты на меня не дави, я тебе не таракан! Я не при делах, отвечаю! – Голос у Бешерова дрожал.

А Прокофьев продолжал нависать над ним, внимательно наблюдая за его руками. Вдруг за нож схватится от волнения.

– Страшно тебе, Ренат. Очень страшно. А почему?

– Да потому что у вас, у ментов, политика такая! За что сидел, за то и посадят! И не важно, делал ты или нет.

– Ты не делал. Ты в рейсе был.

– А кто делал?

– Вот я у тебя и спрашиваю!

– Ты не спрашиваешь, ты на пушку берешь!

– И тебе страшно, Ренат.

– Страшно! Потому что я срок за убийство мотал! Но это не заказуха была!

– Разве?

– Вакула телку мою обидел! Я за Вальку мстил!

– А Вельяминов Людмилу обидел.

– Давай не будем! Я ни при чем! В рейсе я вчера был! Согласно графику!

– А могло быть по-другому? Когда алиби нужно, можно и подмениться, да?

– Ну ты в натуре чудак, начальник!

Прокофьев обиделся, но бить Бешерова не стал, всего лишь резко повел плечом, и тот пугливо согнулся в поясе, закрывая живот руками.

– Ты что-то сказал?

– Поступаешь, говорю, непорядочно. Человек честную жизнь ведет, нет, нужно к нему цепляться. Ты сам подумай, кто мог убить Людмилу, если я был в рейсе? Нет у меня таких знакомых! Можешь у людей поспрашивать, никто не скажет!

– А в Москве?

– А что в Москве? Ты же сам Ханчика принял.

– Кто тебе об этом сказал? – резко спросил Прокофьев.

– Как это кто сказал? – И снова глазки Бешерова забегали, как тараканы, в поисках, где спрятаться от неожиданно вспыхнувшего яркого света. Но ненадолго, он быстро взял себя в руки.

– С Карамболем говорил?

– А мог и с Карамболем!.. – Бешеров обрадовался, как студент на экзамене, вовремя получивший правильную подсказку.

– Так мог или говорил?

– Не говорил я с ним! Зачем? Чтобы он меня в мокрое впарил? Не-е, я в эти игры больше не игрок!

– Тогда кто сказал?

– В зоне разговор был!

– Кто в зоне сказал? – напирал Прокофьев. Видел он, что Бешеров виляет, не хочет правду говорить. Как будто боится чего-то.

– Я не понял, это что, допрос?

– Кого ты боишься, Ренат? Кого ты боишься сдать?

– Да никого я не боюсь! – Бешеров смотрел на Прокофьева как на злого мага, который смог вывернуть наизнанку его душу. – И сдавать некого! Друзья у меня такие же дальнобойщики, как я сам! Они про Ханчика знать не знают!

Прокофьев кивнул, глядя на жертву психической атаки. Выставляя на обозрение своих новых друзей, Бешеров мог прятать за ними старых, которые и рассказали ему и о Ханчике, и о том, кто его задержал.

– А что ты в Москву возишь? Случайно не фейерверки? – усмехнулся Прокофьев.

– Почему фейерверки? – зыркнул на него Бешеров.

– Да ведешь себя как контуженный!

– Да ты сам – «КамАЗ» с петардами!

– Давно с Вельяминовой дружишь?

– А я обязан отвечать? Если это допрос, скажи, в чем меня обвиняют! А если нет, пойду я, у меня дела.

– Дела? Ты что, к Людмиле на пять минут заходил? Ты или скорострел, или знал, что ее нет дома.

– Не знал я! Слушай, начальник!..

– А ведь ты прав, Ренат, ты за убийство сидел. Я сейчас могу закрыть тебя только за это. И тогда заказное убийство, и сейчас.

– Да не было тогда никакого заказного!

– Ты это девочкам своим расскажи, – усмехнулся Прокофьев.

– Какие еще девочкам? – неожиданно разволновался Бешеров.

– Ты чего такой нервный?

– Я нервный? Какая я тебе, на хрен, девочка?

– Я сказал, что ты девочка? Ты так и не ответил, давно с Вельяминовой дружишь?

– Ну, с весны, восьмого марта познакомились. Она из Тамбова ехала, машина у нее заглохла, бензин закончился. Я подобрал и до заправки довез и обратно. А что?

– Говорят, она уже после тебя роман крутила.

– С кем?

– А ты не знаешь?

– Может, когда я в рейс отправлялся. Я иногда на неделю уезжаю.

– Кто такой Сарычев, знаешь?

– Сарычев? – задумался Бешеров.

– Он с Рубцом по молодости корешился.

– Рубца хорошо знаю, а Сарычева… Сарыч, что ли?

– Он позапрошлой весной банк ограбил, Сивый, Кайман, Сарычев.

– Ну да, слышал! – повеселел Бешеров.

– Муж твоей Людмилы к его жене ушел. Не знал? Не говорила?

– Не говорила. Зачем? Она баба цивильная, я для нее дальнобой неотесанный. Для этого и нужен был! Мы, когда познакомились, она мне сразу же в кабине отдалась. Думаешь, это она мне подарок сделала? Нет, она себя поздравила. С Восьмым марта! Романтика, говорит! Шальная она баба!.. А Сарычев, Сарычев… Ну да, видел я его!..

– Где?

– Я от Людки уходил, смотрю, мужик навстречу. Лицо вроде бы знакомое, а кто – не вспомню… Да, Сарычев это был. А зачем ты спрашиваешь?

– Если Вельяминов спал с его женой, как мог ему Сарычев отомстить?

– Переспать с Людмилой?! И что?

– Переспал.

– С одной стороны, нормально. А с другой… Знаешь, а ведь я морду этому козлу набью, если встречу!

– Может, и встретишь. На этапе.

– За что?

– Его – за убийство твоей Людмилы, а тебя… Ну, чтобы ему жизнь медом не казалась.

– В зоне?

– В зоне.

– Так не трону я его там! – ухмыльнулся Бешеров. – Так что не надо меня на этап!

– А если это ты Вельяминову убил? – хлестко спросил Прокофьев.

– В рейсе я был! – чуть не вскрикнул Ренат.

– Да спокойно, спокойно. На пушку я тебя беру, неужели не понял?

– Как это не понял? Понял!

– Увидел тебя, смотрю, ты к Людмиле намылился… Значит, в рейсе был?

– Да.

– Тогда отдыхай! – улыбнулся Прокофьев, кивком указав на дверь.

– Ну ты, начальник, в натуре! – выдохнул Бешеров. – Наизнанку меня вывернул!..

– Да, и фото на память. – Прокофьев навел на него камеру смартфона.

– Если только в анфас.

– На профиль ты пока еще не заработал.

– Чур тебя!

Прокофьев сделал фото и показал на дверь. Бешеров только рад был убраться с глаз долой, но вряд ли он уходил с легкой душой. Не мог уголовный розыск оставить его в покое, и он это, скорее всего, понимал.

Глава 4

Лида не подарок, и Саша не тряпка, а утром сегодня они оба встали не с той ноги. И началось. Саша налил в чайник воды, но спросонья забыл включить, Лиду это разозлило, она обозвала его недотыкой. Потом он спросил у нее, кто такой интроверт. А она послала его подальше. А ведь можно было просто взять и ответить на вопрос. Тем более что все очень просто. Интроверт – это человек, склонный к интроверсии. А интроверсия, в свою очередь, – это то, к чему склонен интроверт. Неужели так сложно запомнить?

Все бы ничего, но в то же утро поссорился со своей Раисой и Паша. Да по-другому и быть не могло, ведь Саша и Паша – близнецы. А Лида и Раиса практически сестры и по духу, и по профессии.

На службу девушки отправились на одной машине, Саша и Паша – на другой. А служба у них одна – Управление уголовного розыска, отдел по раскрытию тяжких и особо тяжких дел против личности. Четыре опера, и все Луковы. Фамилия, может, и не звучная, но после развода Лида и Раиса не захотели возвращаться к девичьим фамилиям. Да, да, за два года Саша успел и жениться на Лиде, и развестись с ней, а не так давно они снова сошлись. А сегодня вот очередной раздрай. И Паша с Раисой не могут сойтись характерами.

– Мужчина должен быть умнее женщины, – сказал Паша, взмахом руки приветствуя оперативного дежурного за стеклом.

– Это тебе так Прокофьев говорил? – усмехнулся Саша.

– Помириться нужно, а то весь день кувырком.

– И Валя лыбиться будет! – кивнул Саша.

Валентин Бордов – идейный холостяк, и любая семейная ссора – это очередное подтверждение правильности выбранного им пути. Он этого и не скрывает. Так что ссора между Сашей и Лидой – вода на его мельницу. С Пашей и Раисой аналогично.

Лида и Раиса устроились в отделе с комфортом, у них свой кабинет, небольшой, но отдельный. В их кабинете у окна стоял Бордов, Лиду он обнимал за плечо правой рукой, Раису – левой и при этом нагло улыбался, глядя на братьев. На столе торт с кремовыми розочками, на подоконнике закипал чайник с ромашками.

– А-а, однояйцевые! – Раиса даже не собиралась отстраняться от Бордова.

– Надо же, а я все думаю, что-то же в них не то! – Лида хлопнула в ладоши, локтем легонько ткнув Бордова в живот.

– А сравнить не с кем было! – засмеялась Раиса и боком толкнула Бордова, заставляя прижать ее покрепче.

– Валь, а возьми нас в жены! – попросила Лида.

– Ну все, хватит! – Продолжая улыбаться, Бордов мягко оттолкнул от себя девушек, направляя одну к Саше, другую к Паше. – Давайте чай пить!

Но Сашу это не раздобрило.

– А чего ты здесь раскомандовался?

– А того, что у Валентина сегодня день рождения! – злорадно и с осуждением уколола его Лида.

– Да?! – Саша растерянно захлопал глазами.

Девчонки на то и девчонки, чтобы запоминать даты, но Лида могла бы и сказать.

– Два! – передразнила Раиса.

– Тридцать два! Тридцать два года мне сегодня стукнуло. День святого Валентина сегодня! – расплылся в улыбке Бордов.

– Поздравляю, скромняга! – Паша протянул Валентину руку, в этот момент и открылась дверь.

В кабинет вошел Прокофьев, краса Управления, гордость отдела, он же и гроза, и пример для подчиненных. Суровый мужчина, внушительный, и тяжело с ним, и легко одновременно. Сколько помнил себя Саша, рядом с Прокофьевым он всегда чувствовал себя мальчишкой. А на душе всегда было легко. Даже когда Прокофьев ругал его, он чувствовал в его голосе отеческие нотки. Прокофьев никогда никого не предавал, а однажды спас ему жизнь. И ему, и Паше, и девчонкам.

Сивого с награбленными деньгами накрыли, собирались его брать, но появились бандиты Карамболя, завязалась перестрелка. Лида с Раисой присоединились к перестрелке, но и у них очень скоро закончились патроны. Бандитам до полной победы оставалось совсем чуть-чуть, когда появился Прокофьев… После той кровавой бани Саша сдружился с Лидой, Паша – с Раисой, потом сыграли свадьбу, а затем развелись. Чуть больше двух лет прошло, а как будто целая жизнь прожита.

– Вот вы где! – Голос Прокофьева прозвучал и строго, и тепло.

– День рождения у меня, товарищ подполковник!

Лида открыла створку шкафа, вынула оттуда коробку, обвязанную розовой ленточкой, Раиса губами отыграла туш. Саша озадаченно смотрел на свою бывшую. Деньги на подарок обычно собирала Лида, и его стороной она могла обойти только в одном случае: если очень обиделась. Значит, черная кошка между ними пробежала еще вчера, а хвостом махнула только сегодня. Обиделась на него Лида, и даже непонятно за что. Нет, не будет у них будущего. Надо равняться на Бордова с его холостяцким кодексом жизни.

Лида открыла коробку, достала сувенирные сапоги-скороходы под гжель.

– Это чтобы ты еще быстрей за своими бабами бегал! – сказала Раиса.

– А почему две пары? – улыбнулся Бордов.

– Одна пара для тебя, другая для твоей будущей жены, – лукаво повела бровью Лида. – Если, конечно, ты ее догонишь.

Саша обиженно глянул на нее. Забыла она сказать ему про подарок, потому что думала о Бордове. Замуж за него собралась.

– Чтобы она за мной потом бегала? Со сковородкой!

– Зачем бегать? Мы ей ружье подарим! – засмеялась Раиса.

– Поздравляю, Валентин! – Прокофьев крепко пожал Бордову руку. – Успехов тебе и крепкого здоровья!

Валентина поздравили, девчонки налили чай, разрезали торт, а когда к праздничному застолью присоединился майор Ярыгин, оно перешло в служебное совещание. Главный вопрос, понятное дело, убийство Вельяминовой.

– Ситуация у нас, ребята, очень интересная, – отхлебнув из чашки, сказал Прокофьев. – Сарычев утверждает, что Вельяминова собиралась заказать ему своего мужа. Он якобы отказался, но это ее не остановило. И она заказала своего мужа кому-то другому.

– Кому? – усмехнулся Ярыгин, давая понять, что Сарычеву верить – себя не уважать.

– Возможно, другому своему любовнику. Ренат Ильясович Бешеров, в настоящем водитель-дальнобойщик.

– А в прошлом? – Лида чуть ли не завороженно смотрела на Прокофьева, но Сашу это почему-то ничуть не смущало.

– В прошлом бандит из банды Рахата. Был осужден за убийство бандита из конкурирующей группировки. Убийство заказное, отсидел двенадцать лет, два года назад вышел на свободу, работает водителем в транспортной компании «Быстролайн».

– Вельяминова знала, к кому обращаться, – кивнул Бордов.

– Да, но убили не мужа, убили ее саму! – мотнула головой Раиса.

– Вот я и говорю, ситуация у нас очень интересная. В смысле очень запутанная. Сарычев установил в квартире «жучки», сказал, что наблюдал за Вельяминовой, мало ли, вдруг она собирается подставить его, чтобы замести следы. Вариант вполне возможный. Но Сарычев не сказал про Бешерова. То есть сказал, что есть некто, кто может решить вопрос с мужем Вельяминовой, но кто именно, ищите сами…

– И вы нашли?

– И нашел, и поговорил. И в глаза посмотрел. Хитрый он, этот Бешеров, изворотливый. Я у него про Сарычева спросил, знает ли такого? Ответил, знает. А о том, что Сарычев с Вельяминовой крутил, якобы понятия не имеет. – Прокофьев все больше обращался к самому себе, говорил, как будто вслух рассуждал. – Я вот думаю, кто мне больше наврал, Бешеров или Сарычев, кого из них подозревать? Возможно, они были в сговоре. В момент убийства Вельяминовой Бешеров находился в рейсе, а у Сарычева алиби нет. Он мог и убить.

– Сарычев должен был убить Вельяминова, а погибла его жена, – напомнил Бордов.

– Значит, что-то пошло не так. Или решили переиграть с предложением Вельяминовой. Деньги у нее взяли, а мужа убивать не стали. Ее убили, а мужа подставили.

– А если Сарычев врет? Если не заказывала Вельяминова своего мужа? – предположил Саша. – Если это Вельяминов заказал свою жену. А заказать он мог ее Сарычеву. Зачем тогда Сарычеву впутывать Бешерова? Одно дело, если бы Бешеров убивал, а он в рейсе был.

– Бешеров – темная лошадка, – пожал плечами Прокофьев. – Сарычев мог обратиться к Бешерову, чтобы он убил, а Бешеров сел ему на шею. Друзья у него какие-то есть. Возможно, очень опасные. Они могли надавить на Сарычева, тот мог испугаться.

– Что за друзья?

– Не знаю, возможно, рахатовские недобитки. А может быть, кто-то другой, кого можно использовать. И кого Бешеров боится… В общем, Саша, берешь сейчас брата, едете в компанию «Быстролайн», наводите справки о Бешерове, может, он врет, что был в рейсе в момент убийства.

– Понял, – сказал Саша.

– Постарайтесь выяснить, кто у него друзья. И еще нужно узнать, где он живет. Посмотрите, как он живет, с кем. Опросите соседей. Нам нужна подробная информация о Бешерове, как он жил после освобождения из мест лишения, с кем водился.

Саша глянул на брата, настраиваясь на работу. С руководством предприятия поговорить, с диспетчерами пообщаться, с коллегами подозреваемого, узнать, где живет Бешеров, опросить соседей, взять под наблюдение дом или квартиру. Работа сложная, нудная, но привычная.

* * *

Хороша Маша, да не наша. В смысле, Вика. Перова. Не смог Карамболь раскрутить на любовь эту красотку. Фирму, в которой она работала, прибрал к рукам, в кабинет заманил, на стол к себе усадил, под юбку хотел залезть, а эта сучка ни в какую. Тут черт за одно место и дернул, силой Перову завалил, но вдруг появился Прокофьев. Кулак у мента чугунный, челюсть ныть начинает, как вспомнишь.

Прокофьев мог нагрянуть и сейчас, но Карамболь его не боялся. Не в его это правилах перед ментами стелиться. Да и охрана у него серьезная. Мало того, Жрун и Лазарь обозлены на Прокофьева до крайности, им сейчас только дай отмашку, порвут этого пса в клочья.

К тому же ничего предосудительного Карамболь не делал. Вика сама открыла ему дверь. Правда, сразу же попыталась ее закрыть, увидев, кто пожаловал в гости, но это не считается. Открыла? Открыла! Значит, рада!

– Да ты не бойся, детка, у меня к тебе чисто деловое предложение.

Вику усадили в кресло, а Карамболь неторопливо обошел квартиру. Неплохо живет девочка, надо будет задать вопрос, на какие шиши.

– Говори быстрей, Прокофьев должен подъехать! – сказала Вика.

Халат на ней домашний, атласный, наверняка такой же гладкий, как и ее кожа. Сочный персик, ароматный. Карамболь ее еще не пробовал, но уже практически потерял чувство вкуса к своей молодой жене. Но это временно, съест Вику, словно изысканный фрукт, и утраченный аппетит вернется, он точно это знал. Только вот этим фруктом он мог и подавиться. Прокофьева бояться не следует, но все же это очень опасный пес. Тот же Ханчик в этом уже убедился. А скольких пацанов Проко- фьев из своей волыны положил.

Карамболь усмехнулся, наклонился и с нежной улыбкой посмотрел Вике в глаза.

– Ты только не борзей, девочка!

– Борзеют собаки! На службе у хозяина! – Вика подняла голову, скосив глаза на Жруна. – А я тебе не служу!

– Не надо служить, нужно просто работать. Твое место в «ЭКОЛО» свободно. Бухгалтерия ждет.

– Не хочу.

– А если я очень попрошу?

– Нет!

– А на что жить собираешься?

– Найду я работу, ты в этом даже не сомневайся.

– С хорошей зарплатой?

– Обещаю, если ты сейчас уйдешь, я ничего не скажу Прокофьеву.

– А что ты ему скажешь? Квартира у тебя ничего так, скажешь ему, откуда деньги на нее и обстановку взяла?

– Он знает, – нахмурилась Вика. Почувствовала запах своей крови, насторожилась.

– Знает, что у тебя любовники были?

– Догадывается.

– И про Сигайлова знает?

Вика вздрогнула.

– Он не хочет ничего знать о моем прошлом, – едва слышно проговорила она.

Карамболь усмехнулся, вспомнив о своей жене. Его Аэлита танцевала в стриптизе, отдавалась мужикам в привате, и ему совсем не интересно знать, сколько у нее было таких особых клиентов. Зато подноготная Перовой его очень заинтересовала, а информацию он собирать умел, тут ведь главное очень захотеть.

– А может, твой Прокофьев просто плохой сыщик?

– Да, у меня были отношения с Сигайловым, и что?

– Были? А может, продолжаются? Банк ограбили, а отношения продолжаются. Где он? Что с ним?

Сигайлов был тем самым инкассатором, с которым Сивый ограбил банк. Парень сбежал предположительно с деньгами, прихватил одну сумку или даже две. Найти его до сих пор не могут. Так же, как и Пентиума, которого Карамболь объявил крысой. Охота на этого гада продолжается по сей день, только вот на хвост ему наступить все никак не могут.

– Я не знаю.

– Может, он деньги на хранение оставил?

– Мне? Зачем?

– А квартира у тебя откуда?

– Старую продала, новую купила. Кое-что добавила. На честно заработанные купила.

– Это ты Прокофьеву объяснишь, – усмехнулся Карамболь.

– И объясню, мне скрывать нечего!

– А сразу почему не сказала?

– А разве деньги у меня? Были бы у меня – сказала! И вернула!

– А деньги у тебя?

Карамболь сурово смотрел на Вику, но она выдерживала взгляд. Дрожала от страха, вжимала голову в плечи, но глаза в сторону не отводила.

– Нет! Можешь обыскать квартиру! – Она обвела рукой комнату – в совершенной уверенности, что денег здесь нет. Может, они и есть где-то, но не здесь.

– Может, я лучше обыщу тебя? – облизнулся Карамболь.

– Оставь меня в покое!

– Покой нужно заслужить. Давай так, я тебя саму один разок обыщу, и на этом закончим. И тебе хорошо, и Прокофьеву все равно!

– И мне все равно!

– Да? – приободрился Карамболь.

– Я не святая! И от меня не убудет.

– Вот!

– Но я не могу! Ты мне противен! Меня от тебя тошнит! Неужели это так трудно понять?!

Это была самая настоящая истерика, и Карамболь знал, как ее остановить. Он влепил Вике пощечину. От всей души влепил. И она протрезвела – и от неожиданности, и от боли, и от дикого удивления. Она ждала выстрела, а Карамболь чижика съел.

– Успокоилась?

Вика подавленно кивнула.

– Тошнит?

– Тошнит, – не стала отрицать она.

– На работу возвращаешься?

– Нет!

Вика резко наклонилась и обхватила голову руками, стараясь прижать ее к коленям. Карамболь понял, что сейчас она закричит. И очень громко. А убивать ее резона нет. Сам по себе Прокофьев, может, и не опасен, но если он взбесится, если поднимет на уши свое Управление, может начаться ад. И все из-за какой-то сучки, которая не так уж и хороша собой, которая, похоже, на самом деле не знает, куда делся сбежавший Сигайлов. И пропавшие деньги у нее искать бесполезно.

– Ну и хрен с тобой!

Спускаясь вниз на лифте, Карамболь думал о возможной встрече с Прокофьевым. Вдруг он столкнется с ним во дворе. Такое может начаться, и это при том, что игра не стоит свеч.

Прокофьева не было, Карамболь сел в машину, глянул на дом и тихонько шлепнул себя ладонью по виску. И зачем он только сунулся к Вике? Ну нет в ней ничего такого, от чего мужики сходят с ума. И Прокофьев рано или поздно бросит ее. Вот тогда с этой сучкой и надо будет поговорить.

* * *

Бешеров жил в доме, который почему-то принято было называть бараком. Длинное одноэтажное строение из белого силикатного кирпича, разделенное на две половины. Свой двор, отдельный вход, клумба, сад, огород, все как положено. И дом не какая-то развалюха, на фундаменте стоит крепко, ровно, крыльцо, правда, облупилось, краска на газовой трубе потрескалась, вместо стекла в одной форточке вставлена фанера, но это мелочь. Тем более что половина дома принадлежала Бешерову безраздельно. Бабушка очень любила внука, он сел на двенадцать лет, а она слегла, так его и не дождалась. Сиделец вернулся, первое время пил, гулял, затем устроился на работу, привел в дом женщину, даже собирался жениться на ней, но не сложилось. Расстался с любимой, снова загулял, дом опять стал проходным двором. И с друзьями-дальнобойщиками Бешеров пил, и со случайным бабами развлекался, плечевые так и вовсе отсыпались у него после трудов праведных. А потом вдруг все успокоилось. Бешеров разогнал приживал, в доме стало тихо.

– Ну так, иногда приходят друзья, – морщила лоб Ирина Витальевна, его соседка по дому.

Хорошая женщина, добрая, гостей из полиции сразу в дом позвала, чаем напоила. Нервничала она, все в окно поглядывала. Муж с работы должен вернуться, а в доме парни в два раза моложе нее, а вдруг не из уголовного розыска? Вдруг она придумала, что из полиции! У ревности границ нет.

– Все те же, с которыми он раньше гулял? Или какие-то новые?

Саша уже поименно знал всех друзей Бешерова. Всех, которые на виду, всех, которые с ним работают. Столько людей опрошено, в ушах уже звенит от разговоров, а толку нет. Не водил Бешеров дружбу со своими старыми дружками-бандитами, ну, может, иногда пересекался с рахатовскими недобитками, но в дом к себе вроде бы не водил. И друзья-дальнобойщики о них ничего не знали, во всяком случае, не говорили.

– Ну какие новые? – пожала плечами Сивачева. – Они у Рената постоянно новые… Я же за ними не слежу!

За окном открылась калитка, в соседнем дворе появились люди. Ирина Витальевна и хотела бы убедить гостей в своем равнодушии к жизни соседа, но к окну все-таки подошла, глянула, прикрываясь занавеской.

Время уже вечернее, темнело, но Саша довольно легко узнал и Бешерова, и его напарника Колю Валежникова. И девушки с ними, одна симпатичная, другая откровенно страшненькая, и обе затасканные до неприличия. И одна несла сумку с продуктами, и другая, зато мужчины налегке.

– Парень знакомый, не знаю, как его зовут, а девушек я не видела… Хотя нет, одну видела… Ой-ей-ей! – приложив ладонь к подбородку, качнула головой женщина.

– Что такое, Ирина Витальевна?

– Такое прошлым летом здесь вытворяла! Голая по двору бегала! Еще и кричала! Кто догонит, тот… А-а! – Она махнула рукой, не желая продолжать. И все же проговорилась: – Игорь, муж, так возмущался.

– Догнать не смог? – не удержался Паша, чтобы не пошутить.

Саша косо глянул на брата, но тот и без того прикусил язык. Впрочем, Сивачева была лишена чувства юмора.

– Как же он мог ее догнать, если она к нам не забегала?

– Ну да, логично.

Компания зашла в дом, за стенкой послышались голоса, звонко засмеялась девушка.

– У нас тут кухня за спиной, они обычно в гостиной гуляют, но иногда заходят… – тихо проговорила Ирина Витальевна. – Я просила Рената не курить, они не курят. Но иногда бывает, и курят, и… А-а! – Женщина снова, застыдившись, махнула рукой.

– Вы же сказали, что Ренат успокоился?

– Да уже давно не колобродил. Тихо было.

– Совсем тихо?

– Ну не то чтобы совсем. Слышала я недавно мужской и женский голоса. Совсем тихо говорили. И не гуляли.

– А вы не видели этот женский голос, в смысле женщину? И мужчину.

– Да нет, как-то не довелось.

– А хотели увидеть? – прямо спросил Паша.

– Да, хотела, – не стала отрицать Сивачева. – Ренат тогда в рейсе был.

– А у него в доме кто-то жил?

– Ну может, жил кто-то из его друзей. С женой. Или девушку привел. Без Рената какая гулянка? Тихо посидели, тихо ушли.

– А свет в окнах не горел?

– Нет, свет в окнах не горел. Воду включали. Вы же видите, какой Ренат хлебосольный! И в дом водит, и в «семерке» угощает. Ну, может, и за свой счет пьют, но пьют! Он иногда в таком состоянии домой приходит…

– А что за «семерка»?

– Да столовая раньше была номер «семь». Там и сейчас столовая, но не «семь». В одной половине столовая, в другой – рюмочная, муж ее «семеркой» называет.

– И Ренат в этой «семерке» завсегдатай?

– Сейчас не знаю, а раньше да… Вы меня извините, но вам уже пора уходить, муж сейчас придет.

Саша вопросительно посмотрел на брата. Неплохо было бы и с хозяином дома поговорить, может, он пытался догнать кого-то из гостей Бешерова, может, Сивачев знает больше, чем жена. Вряд ли он ведет фотоучет соседских гостей, а если да, то не скажет ничего. Нездоровое любопытство обычно не афишируют, тем более перед женой.

– Может, в «семерку» сходим? – уже на улице, глянув на часы, спросил Паша.

– О Бешерове поговорить? – задумчиво спросил Саша.

В рюмочной они точно ничего не узнают. К кому там обращаться, кто знает Бешерова? У бармена спросить, может, он что-то знает? Но бармены – народ ушлый, на абстрактные вопросы в лучшем случае последуют абстрактные ответы, а так и на хрен послать могут и на корочки не посмотрят.

– А что мы о нем узнаем?.. Следить за ним нужно.

– Гуляет мужик. Дружок с ним. И проститутки.

– Может, он с этим дружком и порешил Вельяминову?

– Он с этим дружком в рейсе был.

– Обмозговать надо, – предложил Паша.

– Надо, – согласился Саша.

Следить за Бешеровым – только время терять, а в отдел ехать не хотелось, домой тоже: и там Лида с Раисой, и там. Зато в рюмочной ни одной женщины, да и мужчин немного, человека три на шесть столиков и две барные стойки.

Саша выбрал главную барную стойку. Он решил ничего не спрашивать, просто слушать, а чтобы не вызывать подозрений, чего он здесь вынюхивает, заказал пару шотов. Душа не требовала выпивки, но и отказываться не стала. И Паша находился не в лучшем настроении.

– Вот скажи, что Райке от меня нужно? – спросил он уже после второй стопки.

– А Лидке? От меня!

– Это мы-то однояйцевые? – раздухарился Паша.

– Спокойно, брат, спокойно!

Саша заказал третью порцию алкоголя, а на пятой или шестой к нему подсела длинноволосая шатенка в приталенном жилете поверх белой кофточки. От нее пахло духами. Саша скользнул по ней оценивающим взглядом. Красивая. Нежный овал лица, изящный носик, подкачанные губки. Глаза небольшие, но именно они делали ее не просто симпатичной, а красивой. Худенькая, стройная.

– Водки! – всхлипнув, сказала она. Девушка обращалась к бармену, но при этом не смотрела на него, а Сашу и вовсе не замечала.

Бармен глянул на нее также оценивающе, похоже, он видел ее впервые. Но молча наполнил стопку.

Девушка положила на стойку сторублевую купюру, выпила, выдохнула, постояла немного, опустив голову. И повернула к выходу, даже не глянув на Сашу. Но сделав шаг-другой, вернулась на место. Снова попросила налить и в этот раз выпила сидя. Выпила, уронила голову на грудь, закрыла глаза и затихла.

Саша и хотел было спросить у нее, что случилось, вдруг вспомнил, что Лида в таких случаях могла послать сразу на все тридцать три буквы алфавита, и промолчал. Вдруг и эта красотка несдержанная.

Ясность внесла вторая девушка, такая же темноволосая, стройная и очень симпатичная. Короткая стрижка, высокий лоб, выразительные скулы, четко очерченный подбородок. Она появилась, подошла к подружке, взяла ее за плечи, тряхнула.

– Машка, твою мать!

– Да иди ты! – совсем не зло, хнычущим голосом послала ее несчастная.

– Ну нельзя же из-за этого козла так убиваться!

– Нельзя! – кивнула Маша и снова попросила водки.

– Вон их, козлов, сколько! – глянув на Сашу, сказала ее подружка.

– Мы не козлы! – мотнул головой он.

– Ксюха, скажи им, что все мужики козлы, – не поднимая головы, тихо сказала Маша.

– Мы не такие! – высунулся Паша.

– Маша, смотри, они же даже не мужики! – засмеялась Ксюха.

– Слышь! – скривился Саша.

Девушки, конечно, хорошенькие, но как же он устал от их плоского юмора. И от них самих, в особенности от Лиды с Раисой. Но ведь он же не кричит на всю Ивановскую, что все бабы – суки!