Читать онлайн Похититель разбитых сердец бесплатно

Все книги автора: Эля Рин

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

* * *

Пролог

В этот вечер судьба дважды подошла ко мне на расстояние вытянутой руки, но я еще не знала об этом.

Последний самолет из Москвы прилетел по расписанию. Последний на сегодня. При взгляде на табло меня уже начинало тошнить, в глазах плыло, но я мысленно отвесила себе пощечину – хватит изображать слабачку! – и с удвоенным вниманием принялась вглядываться в лица выходящих из зала прилета.

Справа от меня переминался с ноги на ногу одышливый таксист, справа – парень с модной прической с табличкой в руках. Таксист поглядывал злобно: полтора часа назад он едва не поймал в свои лживые сети – «довезу быстро и дешево, всего за полторы тысячи, в ваш район транспорт не ходит!» – милую девочку с каре и огромным чемоданом, но я от нечего делать спасла ее, показав дорогу к маршрутке. За пятьдесят один рубль. В смысле, за проезд, а не за мои услуги. Бесценные в свете вечной битвы измученных пассажиров с наглыми таксистами.

Парень с табличкой поймал мой взгляд и улыбнулся. Мы уже зацепились языками, и я знала, что беднягу отправили встречать гостя научной конференции, а номер рейса перепутали. Поэтому он грустил в аэропорту уже четыре часа.

На два часа меньше меня.

Еще и жаловался. Слабак.

Я достала из кармана телефон и нервно пролистнула список сообщений.

Не доставлено.

Я вздохнула и снова принялась вглядываться в проходящих мимо людей. Так внимательно, как будто это могло помочь. Загадывала: вот сейчас еще трое мужчин и три женщины, а следующим будет… Нет.

Ничего не работало.

Поток пассажиров наконец иссяк, я качнулась с пяток на носки, потом обратно… Надо не быть дурочкой и ехать домой. Всё. Он не прилетит сегодня, хотя и обещал. Что-то случилось. Или не случилось. Опоздал на самолет – первый, второй, третий самолет, не было билетов, телефон разрядился, будильник отключился, трамвай сломался…

Сзади раздался смешок. Краем глаза я успела заметить фиолетовую вспышку и высокую темную фигуру, быстро обернулась… Никого.

Измаявшийся парень с табличкой наконец обрел свое счастье в лице старичка наиученейшей наружности, а таксист поймал за хвост удачу в виде грузной женщины с выводком пищащих детей и ошарашенно молчащей в переноске кошкой. Пора было и мне отправляться домой, к бутылке вина и сырной тарелке. Станет ли утешением тот факт, что все это достанется мне одной? Черта с два.

Последнее место в маршрутке заняли за секунду до того, как я подбежала к ней, следующая к остановке подъезжать не спешила, я стояла, обхватив себя руками, дрожала и думала: кто ж такой умный поехал в аэропорт в чулках под тонкую юбку, забыв куртку, да еще и на каблуках? Тот, у кого сейчас последовательно отвалятся жопа и ноги. Первая – от холода, вторые – от шести часов стоя. Можно было, конечно, проклинать собственную дурость, но гораздо приятнее возмущаться погодой и отсутствием мозгов у тех, кто не поставил достаточно кресел в зале ожидания.

«Обвинять внешние обстоятельства – это так по-нашему», – сказал кто-то слева, будто прочитав мои мысли. Я открыла было рот, чтобы возразить, но осеклась на полуслове. Оказалось, это подростки начали смотреть какую-то видюшку на телефоне, не прикрутив звук. Хороша бы я была, начав с ней спорить. Как будто совсем свихнулась.

«Ты все это время ждала его? Совсем с ума сошла?» – спросил меня телефон, когда я наконец забилась в маршрутку на последнее сиденье и облегченно вытянула ноги в проход. Я в ответ фыркнула и уставилась в окно, глядя, как уплывает назад громада аэропорта. Как же я его сейчас ненавидела. Каждый квадратный сантиметр этого чертова зала ожидания.

А еще людей, которые дождались.

В отличие от меня.

«Надеюсь, ты едешь домой?» – еще одно сообщение.

Какие все заботливые и, главное, знают, как и что следует делать другим людям. Ну и пусть разговаривают сами с собой.

Я сунула телефон обратно в карман и прищурилась. Фонари за стеклом расплылись радужными пятнами, и у меня на мгновение получилось представить, как будто это я уезжаю, убегаю, улетаю, никого не жду, и на всех мне наплевать. Это ощущение было настолько… непривычным в контексте последних двух лет, что я даже растерялась. Как будто с ног сняли неудобные туфли, а вместе с ними две гири по пять килограммов. А что, так можно было?

Нет, нельзя.

Телефон характерно пискнул, раз, другой, завибрировал, я судорожно вытащила его и поднесла к глазам.

Доставлено.

«Котик, – пришло через минуту. – Прости, телефон разрядился. Ты что, ждала меня?»

Глава 1. Мерзавцы и мотоциклы

Подруга Соня потянулась ко мне и серьезно так, сосредоточенно погладила по кончику уха.

– Эй, ты что делаешь?

– Проверяю, – с убийственной трагичностью произнесла она. – Какой вид лапши в этот раз навешали тебе на уши. Рисовую? Яичную? Гречневую?

– Опять ты…

– Но, знаешь, даже издали видно, что лапша первого сорта! – Соня демонстративно сложила руки на груди и так сильно откинулась на спинку стула, что чуть его не опрокинула. А что, смешно было бы. Апогей милой женской ссоры в кафе. Бог наказывает ту, что решила рассорить влюбленных.

– Он действительно никак не мог приехать.

– И тебе тоже никак не мог позвонить, угу.

– Да там просто была авария, а потом…

– Яна! Ты сейчас говоришь, как эта… Героиня реалити-шоу! Которая застукала мужа с любовницей, но тут же заявляет, что все не так, как кажется. Мужа подставили, любовницу подложили, злодеи хотят разрушить вечную любовь.

– Рада, что ты сама признаешься в злодействе.

– Яночка, ну, ты чего, ну, – Соня наклонилась ко мне и пощелкала пальцами перед самым носом. – Давай рассуждать как взрослые люди. Валера спешит к тебе, стремится в Москву изо всех сил, чтобы не опоздать на самолет, с ним в машине за компанию едет друг, а еще впереди их знакомая девушка на мотоцикле… Так?

– Ну.

– Девушку заносит на повороте, она падает с мотоцикла, ломает ногу. Валера с друганом везут ее в больницу, далеко везут, в самую Москву, чтоб клиника нормальная, долго-долго оформляют бумаги. Так?

Вместо ответа я молча возвела глаза к потолку. С потолка на меня смотрела тыква. Что характерно, грустная. Круглый оранжевый плафон с кривой неискренней ухмылкой явно намекал, что ужо День Всех Святых придет и надает всем пендаля, не разбирая, кто конфетку отдал, а кто в кулачке зажал. Trick or treat как оно есть, черт его побери.

– Потом Валера спохватывается, пишет тебе, извиняется и говорит, что прилетит на следующих выходных. Я ничего не упустила?

– Ничего.

– А теперь вопросы. Почему его телефон был так долго выключен?

– Разрядился.

– В машине не было зарядки? В больнице не было розетки? У друга телефон попросить нельзя было? Почему он так долго торчал в больнице? Кто ему эта девица? Почему он не прилетел на следующий же день? Особенно учитывая, что у вас были планы…

– Хватит, – было, видимо, в моем голосе нечто такое, что заставило Соню заткнуться. – Я пошла. Пока.

– Не хочешь говорить, да?

– Не хочу. Нет.

– Хорошо. Но знай, когда захочешь, приходи в любое время дня и ночи…

Я не стала дослушивать, подхватила рюкзак и вылетела из кафе. Потому что очень, очень хотелось плакать. И никаких сил не было делать это на глазах у подруги. Если бы она начала утешать, я бы не выдержала. Хотелось разбить что-нибудь. Выплеснуть наружу все эти слезы и злость, которые я старательно, с маниакальным усердием запихивала внутрь себя. На пределе сил.

Иногда – как сегодня – мне казалось, что от взрыва инферно меня отделяет тончайшая оболочка, и она вот-вот треснет, порвется, разлетится на куски… Всего один лишний неудобный вопрос.

Почему его телефон был так долго выключен?

На улице уже стемнело. В воздухе плясала мелкая морось, по мокрому асфальту расплывались пятна света – отражения фонарей. Машины намертво стояли в пробке, переругиваясь гудками меж собой: впереди на перекрестке два одиночества встретились, поцеловались и перегородили дорогу всему транспорту. На остановке было не протолкнуться. Люди тоскливо смотрели на набитые маршрутки, которые еще и двигались в час по чайной ложке. Самые отчаянные пассажиры брали зонты на изготовку и готовились к штурму. Вечером, да еще таким эталонно осенним, всем хотелось лишь одного – побыстрее уехать после работы к ужину и горячему чаю.

Я перекинула рюкзак через плечо, поглубже засунула ладони в карманы куртки и пошла домой пешком, медленно и сосредоточенно обходя лужи. Спешить было решительно некуда. Планов на вечер у меня… не осталось. С тех пор как Валера не прилетел. Эту последнюю неделю октября мы собирались провести у меня дома, с теплыми пледами, чипсами и сериалами. Еще ходить на набережную, вместе пить кофе, держаться за руки… Делать, короче, все то, что доступно обычным влюбленным парам. А не раз в пару месяцев, как нам. Угораздило же меня влипнуть в отношения на расстоянии.

– Отношения на расстоянии, статус «все сложно», – ехидно протянула я с Сониной интонацией.

Глупо было отрицать, что она во многом права.

Обычно такие мысли я давила в зародыше – потому что нечего расстраиваться! рефлексируют только те, кому заняться нечем! – но сейчас у меня впереди было три километра до дома и весомый повод для размышлений.

Наверно, последние два года я была лягушкой. Но не той, которую поцеловали, и она сразу – хоп! – и принцесса. А той, которую посадили в кастрюльку с едва теплой водой, а потом постепенно нагревали. До состояния кипятка. Когда терпеть уже невозможно, но ты так долго убеждала себя в том, что происходящее нормально, что отказываешься выбираться наружу. Лучше свариться заживо.

Но, черт, неужели эта самая кастрюля с кипятком настолько мне дорога?

Мы встретились на чемпионате России по MTG[1]. Кастрюлька, то есть Валера, пришел туда поболеть за друга, а я первый раз приехала на такие крупные соревнования. Просто как-то сложилось: выиграла сначала на нашем местечковом турнире, потом на региональном уровне, и вот уже я в Москве. На улице плюс пятнадцать, а кто-то в одной футболке приехал из своего южного Таганрога с его +35, на радостях забыв, что в средней полосе даже летом бывает прохладно. Поэтому, когда в перерыв почти все участники соревнований отправились обедать, я категорически отказалась выходить на улицу. Хотя есть ужасно хотелось.

Никто из моих давних знакомых и приятелей не заподозрил неладное, зато Валера как-то сразу все понял, подошел, позвал за компанию до соседнего супермаркета и предложил куртку. За пять минут дороги туда, а потом обратно мы нашли кучу общих тем для разговоров, и я пропала.

Всегда думала, что любовь с первого взгляда – глупость.

И сама влюбилась взгляда эдак с тридцатого… наверно.

Ровно в тот момент, когда я ностальгически вспоминала нашу первую встречу с Валерой, выглядывая из-под зонтика, чтобы посмотреть в романтичное осеннее небо с кружащимися листьями, с дерева упал каштан и стукнул меня по переносице. Вернул, так сказать, в мир жестокой действительности. Напомнил, что романтика романтикой, но реальность иногда пребольно щелкает по носу. И задорно ускакал прочь, поблескивая глянцевыми коричневыми боками.

Меня, кстати, всегда занимал вопрос, зачем реальность так делает. Сначала заманивает, щедро отсыпая чудес и радостей, а потом, когда жертва попалась и доверчиво продолжает ждать подарков от судьбы, ставит подножку. Вот как это так? Закон всемирного равновесия в действии? Где-то прибыло, значит, потом где-то убудет? Закон полосатой зебры? Что, если весь наш мир на самом деле это гигантская зебра, которой ужасно скучно ходить в монохроме? Вот она маниакально и отмеривает полоски: белая-черная, белая-черная, белая-черная… А можно мне какую-нибудь необычную, а? Желтенькую? Серо-буро-малиновую? Фиолетовую в крапинку?

Короче, сначала все было хорошо. Ну или мне так казалось.

«Прилетай ко мне, пожалуйста, хотя бы на один день, я куплю билеты».

Нежность, объятия, касаться друг друга, засыпать в обнимку.

Волшебные закаты и рассветы.

Километры переписки: «я скучаю» – «я тоже».

Делиться настроением, делиться впечатлениями, чувствовать, что расстояния становятся совсем короткими, ничтожными, не важными.

Разговоры, разговоры, разговоры.

«Я тебя люблю».

Не я, кстати, первая это сказала. Не я. «И я тебя тоже», – вот это была моя реплика в нашем спектакле, который как-то незаметно из романтического ванильного жанра скатился в мелодраму.

Когда точно это произошло? Я потерла висок, пытаясь вспомнить. Память упорно сопротивлялась, затирала прошлое, прятала улики. Откуда-то сзади завопила пожарная сирена, я вздрогнула, но не оглянулась. Нет уж. Раз я начала – то есть осмелилась наконец – вспоминать, значит, ничего меня не отвлечет, даже если небо рухнет на землю.

Над головой тут же прокатился гром.

– Спасибо, что поддерживаешь разговор, – буркнула я в ответ вселенной и наконец ухватила за хвост воспоминание.

Одно. Остальные потянулись следом, как булавки за магнитом.

Это был сентябрь. В ворохе одежды, сваленном на кресле в квартире Валеры, я нашла… женские колготки. Это было как-то настолько нелепо, словно из фильмов про измену, что я даже сначала не поняла, что произошло. А потом как поняла! И тут же спросила, что это и откуда. Валера пожал плечами и сказал, что у него часто ночуют друзья и подруги, и – надо же! – эти самые друзья и подруги порой могут что-то забыть. «Спасибо, что нашла. Эй, ты же не думаешь, что это что-то значит?»

И оказалось, что легче не думать. Не мог же он меня обманывать, если говорил «люблю»? Если делился мечтами и планами, если обнимал так, что дух захватывало, если прижимал к сердцу, держа крепко и нежно… К тому же я знала, что у него и вправду часто останавливаются друзья из других городов.

Это был октябрь. Он ушел в пещеры с друзьями-спелеологами и пропал. В тот день, когда они должны были вылезти на поверхность и включить телефоны, ничего не произошло. Мои сообщения оставались не доставленными. Я волновалась и места себе не находила. Думала, что-то случилось. Переживала. Он вышел на связь спустя полтора дня. «Слушай, так бывает, в процессе чуть изменили маршрут. Ты и вправду волновалась? Перестань, я взрослый мальчик, а ты не моя мама».

И ведь правда же.

Это был ноябрь. Мы поехали праздновать его день рождения в Питер. Бродили по Невскому, ели в ресторане тушеную оленину с брусничным соусом, смотрели на Неву, прятались под одним зонтом от дождя. Стояли в длиннющей очереди в кунсткамеру… Тут он сказал: «Мне надо позвонить». И ушел на полчаса. Я мерзла, переминаясь с ноги на ногу, и смеялась сама над собой, ибо вернулся тот самый эталонный кошмар из детства. Когда мама поставила тебя в очередь в магазине, а сама пошла еще куда-то… И ты в ужасе. Касса приближается, денег в кармане нет, и что делать-то? Вопрос «успеет ли она вернуться» становится главным вопросом вселенной. И ответ на него вовсе не 42[2].

Валера вернуться успел, подгадав момент, когда я была уже на пороге музея. Как ни в чем не бывало. «Ловко ты отмазался от ожидания, – сказала я. – Кому звонил?» И он вдруг заорал в ответ: «Не твое дело! Что я, позвонить не могу уже?» А я стояла и смотрела круглыми глазами, не понимая, что случилось.

Потом был все еще ноябрь, или уже декабрь, недомолвки, недоговоренности, «абонент вне зоны действия сети», «прости, я забыл тебе позвонить, просто очень много работал». Я вздохнула. Эталонная картина, если смотреть со стороны. А если ты внутри, и воду нагревают постепенно…

Под Новый год я чуть не ушла от него.

Может, так и надо было сделать?

«Нет! – истерически завопил внутренний голос. Вот он всегда был на стороне Валеры. Наверно, тот его подкупил чем-то. – Ты же его любишь? Он же тебе дорог?»

Дорррог, дорррог, дорррог – над головой раздалось карканье, с дерева сорвалась стая ворон и полетела в сторону приморского парка, тяжело взмахивая крыльями.

И кто я, чтобы с ними спорить?

До дома оставалось еще десять минут ходьбы. Как раз достаточно, чтобы вспомнить тот дурацкий конец декабря, а потом убедить себя в том, что нечего бередить душу и поминать прошлое. Вон, настоящее тоже неплохо. Ветер. Листопад. Дождь. Половина фонарей в парке не горит. Левый ботинок промок. Пальцы замерзли. Мир прекрасен и удивителен.

Тогда я впервые разозлилась на Валеру. Если раньше получалось списывать его слова и странное поведение на «помехи» в понимании на расстоянии, на притирку и то, что взрослые самодостаточные люди не обязаны отчитываться друг другу обо всех телодвижениях, то тут… В ответ на логичный и невинный вопрос: «Как будем встречать праздники?» – он натурально завопил: «Достали вы все меня с этими праздниками! Все! Достали! Как хотите, так и встречайте, я тут при чем?» В ответ я заявила, что, во-первых, я – это не «все», а если у него проблемы со «всеми», то пусть на них голос и повышает. Во-вторых, я его девушка, а не посторонняя дурочка с переулочка, и мне надо планировать выходные, так что пусть возьмет себя в руки и таки поделится мыслями про тридцать первое декабря.

– В лес поеду. Один. У меня там есть любимая елка.

– То есть под елкой будешь встречать?

– Да. Или в пещерах.

– Богатые планы.

– Или в Чернобыле. У меня друзья были недавно. Нелегально, конечно, там есть чуваки, которые устраивают экскурсии…

– Понятно.

На этом месте я осознала, что разговор пора сворачивать. И тем же вечером договорилась с друзьями из Вологды, что приеду к ним в гости. Там ожидалась елка – не та, которая в одиноком лесу, а наряженная, еще катание на санках, игры в настолки, глинтвейн, соревнования по выпечке пирогов и три кота, которые от присутствия посторонних людей в доме становились бесконечно дурными и устраивали дикие шалости. С учетом того, что гостей ожидалось больше десяти, можно было заранее предвкушать долю веселого безумия.

С Валерой этот вопрос я больше не поднимала, решив, что поеду к друзьям через Москву, там как раз встречусь с любителем елок, пещер и радиации и расставлю все точки над «i». Ну, потому что переписываться – это одно, говорить по телефону – другое, а в глаза смотреть живьем – то самое третье, незаменимое.

Я прилетела поздним вечером двадцать седьмого.

Валера ждал у выхода из зала прилета, явно недовольный: рейс задержали почти на полтора часа. Подходя к нему, я еще успела подумать, что всего пару месяцев назад меня встречали с цветами, а теперь с кислым выражением на лице. Мелькнула шальная мысль: можно ведь сразу, с полуоборота поругаться. Устроить шоу для окружающих, расстаться красиво и драматично, переночевать в зале ожидания, погулять по Москве, а вечером двадцать восьмого уехать в Вологду… Но я ее тут же прогнала. Всегда считала, что если есть что обсудить в отношениях, то не стоит делать это на публике. Доедем до дома, попьем чай и поговорим. Или вообще завтра с утра.

– Привет. – Валера крепко обнял меня, потом отстранился и посмотрел… чуть подозрительно. – Что-то не так?

– Все так, – я пожала плечами. – Привет. Поехали.

Садясь в машину, я мимолетно подумала, что если мы сегодня… или завтра расстанемся, то мне очень будет не хватать совместных поездок. В самые дальние и интересные уголки Подмосковья, с кофе и бутербродами, с разговорами обо всем, ни о чем и самом сокровенном… Валера водил очень быстро, хорошо и с изрядной долей осторожности. Как по мне, редкое и очень приятное сочетание.

Я устроилась поудобнее, разгладила на коленях новую юбку и потянулась к ремню безопасности.

– Можешь пока не пристегиваться, – Валера наклонился через меня к бардачку, что-то там нашарил, потом повернулся и уткнулся мне носом в шею. Жарко задышал, щекоча бородой, и я почувствовала, как таю. – Сейчас заедем на заправку, там такие слойки пекут! Недавно разведал. А потом уже домой. Хорошо?

– Хорошо, – я кивнула и отвернулась к окну. Слойки. Домой. Рыжая колючая борода, такая уже родная и… Я сжала кулаки. Так. Мы еще не поговорили. Ничего не решено. Так что не плачь, Яна. Не смей.

Машина медленно поползла к выезду с территории аэропорта. Валера бормотал что-то по поводу проклятых задерживающихся рейсов и цен на парковку, а я упорно смотрела в окно, не поворачиваясь к нему. Звук мотора, и слова, и шелест проезжающих мимо автомобилей, и гул взлетающих самолетов сплетались в какой-то тревожный, дико раздражающий белый шум. Мне хотелось распахнуть дверь и выскочить из машины, и гори оно все огнем. Странное, нелогичное, дурацкое желание. Я закусила губу и перевела взгляд вперед, на шлагбаум, который задрожал и поднялся перед нами.

По дороге вилась поземка, с неба начинала сыпать белая крупа. Валера выжал газ, набирая скорость, я машинально улыбнулась, снова повернулась к окну, подышала на стекло и нарисовала снежинку. Веселую снежинку без забот, хлопот и отношений на расстоянии. Сбоку промелькнули два фургона – они осторожно крались по заснеженному асфальту, а мы всех обгоняли, и я успела подумать, что на дороге, наверно, очень скользко, и все-таки пристегнулась.

А через несколько секунд мы вошли в поворот, и я успела подумать, что бок газели на соседней полосе как-то подозрительно близко. Слишком близко.

Наша машина пошла юзом, казалось, что асфальт под колесами вмиг превратился в лед. Валера крутанул руль, кузов газели пролетел в нескольких сантиметрах от моего окна, перед глазами замелькали метель, грузовик, метель, легковушка, отбойник, столб… Меня повело в сторону и треснуло виском о боковую стойку, в глазах начало двоиться, и тут раздался удар – бах! Меня швырнуло вперед, дыхание перехватило, грудь пронзила боль – ремень безопасности сработал идеально, удержав на месте.

Но тут картинка в глазах окончательно раздвоилась.

И я, как будто со стороны, увидела, как не пристегнувшаяся «я» выбиваю головой лобовое стекло, перелетаю через капот и качусь по обочине, освещенной фарами. Потом останавливаюсь и лежу. Неподвижно.

Я поняла, что от ужаса забыла, как дышать, потянулась рукой к боку и нащупала свою сумку. Ту самую сумку, которую распороло осколком стекла, и она лежала там, на асфальте, рядом… и раскатившиеся из нее тушь, помада и карандаш для глаз. И пачка бумажных платков. С совами. Оптика взгляда сломалась, совсем сломалась, я одновременно смотрела с пассажирского сиденья и будто подошла поближе, присела и разглядывала все в подробностях.

Две дорожки крови из носа, изрезанные пальцы рук, багрово-фиолетовый синяк на подбородке, изорванную, мокрую, грязную одежду… И улыбку. Свою, знакомую улыбку из детства. Из тех времен, когда не было никаких проблем, когда я была смелая, светлая, отчаянно бесшабашная, радостная и уверенная в том, что все всегда будет хорошо. И со мной, и с любимыми людьми, и с миром вокруг нас.

Границы мира сузились до островка света, на котором лежала та, другая «я», снежинки падали и падали, и мне на секунду показалось, что все это дурной сон, приснившийся в самолете за минуту до того, как пилот попросит пристегнуть ремни и скажет, что мы приземлимся во Внуково через двадцать минут. Еще совсем немного, я проснусь, быстро пройду через зал прилета, выскажу Валере все, что думаю, и ни за что, ни за какие коврижки не сяду к нему в машину. Поеду на маршрутке. На автобусе. На чем угодно. Лишь бы избежать этого кошмара, когда кажется, что вот эту сломанную куклу с твоим улыбающимся лицом заключили в снежный шар, трясут и трясут его, снег падает и падает, и кажется, что это будет продолжаться целую вечность.

Тут раздался хруст гравия.

Я подняла глаза и увидела, что ко мне – к другой, изломанной «мне» – по обочине подходит Валера. Причем выглядел он не таким, как в действительности, а таким, как я представляла его себе в мечтах. Чуть выше, чем на самом деле, с чуть более правильными чертами лица, в черной косухе и кожаных байкерских штанах – я обожала его в мотоэкипировке! – с золотыми прядями в рыжих волосах. Он закусил губу, посмотрел сверху вниз и присел рядом. Деловито достал из кармана большой хрустальный флакон, открутил крышку и поднес его к губам той «меня».

И тут из ее рта и глаз во флакон полетели маленькие серебристые искорки. Одна за другой, все больше и больше, они наполняли хрусталь мерцающим лунным светом, а Валера смотрел на это и… улыбался. Хищно, надменно, жестоко, как будто ему было совсем «меня» не жаль. Как будто он… Тут я похолодела. Специально все подстроил. Тут из-под «моей» головы вынырнул большой серебристый светлячок и заметался, забился, дергаясь туда-сюда, как будто ни за что не хотел попадать в хрустальный флакон.

Валера хмыкнул, потянул к нему руку, и тут я не выдержала.

– Эй! – я хотела крикнуть, но получился какой-то хрип. Шепот.

Зрение мигом пришло в норму, и оказалось, что я снова смотрю с пассажирского сиденья – туда, вперед, на дорогу.

Валера вздрогнул и обернулся ко мне:

– Ты что, меня видишь? – прошелестело в голове, я моргнула и почувствовала на щеке холодную руку. – Ты меня слышишь? – Валера смотрел на меня с водительского места.

Я медленно перевела взгляд.

Лобовое стекло было целым.

Асфальт впереди, освещенный фарами, пустым.

Никто не лежал в луже собственной крови.

Ни у кого не пытались украсть… что? Что он пытался забрать у…

Я застонала. Прикоснулась к виску.

В голове пульсировала и ширилась боль. Мешала думать, мешала смотреть, стирала все, что я только что увидела, заставляла думать, что это бред. Показалось. Пригрезилось. А в груди и солнечном сплетении поселилось отчаянное, сосущее ощущение пустоты. Как будто часть меня исчезла. Испугалась и сбежала. Умерла. И пустоту эту требовалось срочно заполнить, чтобы не сойти с ума.

Я расплакалась, потянулась к Валере и уткнулась в его плечо.

– Сильно ударилась? – пробормотал он.

– Да… Болит, очень.

Про галлюцинации я говорить не стала. Я уже толком их и не помнила. Совсем не…

– Черт! – я наступила в глубокую лужу, почти по щиколотку, и холодная вода плеснула через край ботинка. – Черт-черт-черт!

Реальность выдернула меня из воспоминаний, и я поняла, что осталось совсем недалеко до дома. Пройти полквартала, свернуть во двор, и… Стоп. Я сглотнула. Те самые галлюцинации. Сейчас я помнила все настолько ярко и четко, что сложно было представить, будто в течение двух лет считала их бредом.

Бессмысленным видением.

Иллюзией, порожденной сотрясением мозга.

Может, из-за них я не позволяла себе рефлексировать, анализировать и вспоминать прошлое?

Может, потому что это было слишком больно… и странно?

Я подняла лицо к небу и посмотрела на растущую луну, перечеркнутую черными ветвями деревьев. Тридцать первого будет полнолуние. Идеальный День Всех Святых, день призраков и колдовства. Я рассмеялась, сама не понимая чему, вытерла капли дождя с лица и зашагала дальше.

Оставшиеся воспоминания были похожи на ту самую воду из лужи, которая теперь хлюпала у меня в ботинке. Холодные, неприятные, и никак не избавишься, пока не разуешься и не переоденешь носки.

А если носков с собой нет?

А если я не удержусь на одной ноге в процессе выливания воды из ботинка и плюхнусь на мокрый асфальт? Будет больно. И еще более мерзко.

Какие неприятные «если».

Лучше, наверно, обойтись без них.

Лучше не думать и продолжать идти вперед, делая вид, что не обращаешь внимания на хлюп-хлюп.

Мой принцип в отношениях в последние два года. Лучше не думать, а то вдруг хуже станет?

Ночью после той аварии мы с Валерой лежали в постели, я обнимала его изо всех сил, прижималась к плечу и думала: какая же я дура. Я думала, что лучше расстаться? Что за бред! Мне остро не хватало его, меня тянуло к нему, как будто тонкие ниточки пришили меня навсегда к его лицу, и насмешливому взгляду, и нежным ладоням. Я обреченно и необычайно остро понимала, что не могу без него.

Как будто из души вынули какую-то деталь, и пустое место жизненно необходимо было заполнить. Заполнить тем, кто сейчас рядом. Кто меня спас, мастерски вырулив на скользкой дороге.

Кажется, у меня было сотрясение мозга… в легкой форме. Мысли текли медленно и казались неповоротливыми, как медузы, выброшенные на морской берег. Когда мы дождались эвакуатора, Валера предложил не ехать в больницу – «что там? ушиб? ты действительно хочешь провести полночи в травмпункте? поехали лучше домой!» – и я почему-то согласилась. Думать и решать не хотелось. Хотелось в тепло и на ручки. Валера обнимал меня, и укачивал, и шептал, что все будет хорошо. Легонько покусывал за ухо и целовал пальцы, один за другим. Это спасало от головной боли лучше, чем любой анальгетик.

Но вечером следующего дня он проводил меня на вокзал и посадил в поезд, уходящий в Вологду.

Оставил без своего тепла, хотя я думала… я надеялась, что авария изменит его решение встречать Новый год одному. Что он захочет быть со мной. Я до последнего ждала, что Валера попросит: «Останься». До того самого момента, когда за окном поплыл перрон и столбы и меня с головой захлестнула мутная, темная обида.

Не помню, как встретила тот год. У меня болела голова, настроение было на нуле, и большую часть времени я сидела, подобрав ноги, в кресле под теплым пледом и гипнотизировала экран телефона. Ждала сообщений от Валеры.

Кто-то из друзей спросил:

– Он вообще нормальный? Отправить свою девушку с сотрясением мозга в другой город, блин.

– И что такого? – рассеянно ответила я.

– И ты не рассталась с ним?

– Нет!

Я дернула плечом, выбралась из кресла и ушла на крыльцо дома. Охладиться. Снег падал большими мохнатыми хлопьями, где-то в соседних дворах взрывались петарды, наряженная во дворе елка переливалась разноцветными огоньками, а я страшно злилась. Чужие слова царапали и будили внутри что-то такое, что ни за что нельзя было будить. Что-то неприятное. Колючее. То, чего я не хотела чувствовать. Расстаться? Что за глупости.

Зачем расставаться с человеком, если я его люблю.

Дальше как-то так и повелось. Друзья то и дело ужасались, возмущались, негодовали и пытались убедить меня, что Валера ведет себя не слишком хорошо и перспектив в отношениях у нас не слишком много.

А мне с каждым днем все жальче и жальче было думать даже не о расставании – просто о самой возможности расставания! – потому что чем дальше, тем больше я вкладывала души и сил в то, что было между нами.

Когда же становилось слишком грустно – например, после в очередной раз выключенного телефона, на несколько дней, без предупреждения, – Валера прилетал и начинал изо всех сил доказывать, что «все в порядке». Дарил украшения и дорогие гаджеты, был горяч и страстен в сексе, придумывал приятные сюрпризы и интересные поездки. «Натягивал поводок», – так сказала бы Соня.

Однако жить вместе не предлагал.

Не звал меня к себе.

Не говоря уже о предложении руки и сердца.

Пусть я и заводила этот разговор… а потом сама ужасно об этом жалела, потому что Валера начинал злиться и бурчать, что я пилю ему мозг на пустом месте. Клюю. Выедаю десертной ложечкой.

Если бы подруга с такими отношениями «все сложно» пришла ко мне за советом, то я однозначно посоветовала ей расстаться.

Но когда я сама пыталась отстраниться и взглянуть на свою жизнь «снаружи»… Ужасно начинала болеть голова, начиналась тахикардия, настроение портилось так, что хотелось лечь и лежать, повернувшись лицом к стене. Мир выцветал до пепельного цвета, и жизненная сила будто утекала из меня… Вытекала из дыры где-то там, в районе раненого сердца с застрявшей стрелой проклятого Купидона. Или кто там меня подстрелил.

Нет, были у этого и положительные стороны.

Однозначно, были.

От душевной боли можно страдать, а можно сублимировать ее в искусстве.

Два года назад мои рисунки были хобби в чистом виде, увлечением, которое занимало от силы пару часов в неделю.

Сейчас мои работы собирали сотни восторженных комментов на сайтах devianart и behance. А на вопрос «Как ты ЭТО придумываешь вообще?», я честно отвечала «Во сне». Города с изломанными улицами и пугающей геометрией, милые феечки с зубами острыми, будто рыболовные крючки, химеры, собранные из десятков видов животных, бесконечные зеркальные лабиринты в стиле Эшера… Когда мне хотелось орать от боли, я рисовала. Когда не было сил жить в этом мире, я уходила в другой, созданный собственными руками. И он оживал, обретал форму, все больше людей смотрели на него и любили его, и временами я отстраненно думала, что, если бы не Валера, все эти образы никогда не родились бы. Хотя бы за это стоило сказать ему «спасибо».

Может, я бы вообще никогда не узнала, на что способна моя фантазия.

Как не знает лошадь, способна ли взять высокое препятствие, пока ее не пришпорят.

Громко хлопнув дверью подъезда, я запретила себе рефлексировать дальше.

Хватит.

Зарекалась же.

Снова будет болеть голова.

Снова мне будет плохо.

Надо просто перетерпеть… переждать. Еще пять дней, и он прилетит. А когда мы были вместе, все сомнения исчезали, испарялись под светом его улыбки. И, главное, боли не было. Пусть отпуск получится вдвое короче, чем ожидалось, мы все равно проведем его хорошо. Встретим Хеллоуин, вырежем зловещую рожицу на тыкве, будем пить кофе с корицей и…

Выйдя из лифта, я замерла, и все мысли об ущербной личной жизни тут же вылетели из головы.

Дверь в мою квартиру была приоткрыта.

Если бы это было романтическое кино, то по законам жанра через мгновение на пороге должен был нарисоваться Валера с букетом роз наперевес, рухнуть передо мной на одно колено и протянуть кольцо с неприлично огромным бриллиантом. «Любимая, выходи за меня замуж! – проговорил бы он. – Я тогда не смог прилететь, весь извелся и вдруг понял, что ты – моя жизнь. Поэтому я все бросил, прилетел в Ростов, примчался в Таганрог, вломился в твою квартиру и устроил такой вот сюрприз. Ты рада?»

Если бы это была комедия, то по законам жанра я должна была осторожно заглянуть в прихожую, а оттуда мне навстречу выпрыгнуть как минимум пятеро друзей с криком: «Яна-а-а-а! Мы подумали, что в последнее время ты слишком грустная и тебя нужно развеселить! Мы дарим тебе редкую морскую свинку курчавой породы, будем тебя развлекать всю ближайшую неделю, давай же ржать и делать глупости!»

Если бы это был фильм ужасов, то по законам жанра я бы, конечно, зашла в темную прихожую, попробовала нашарить выключатель, не нашла его на стене, сняла куртку и наощупь начала пробираться дальше в комнату. Если бы это была середина фильма, то в лицо мне, как пить дать, вылетела бы стайка летучих мышей или ворон с криком «невермор!», раздался зловещий скрип или звон разбитого стекла. А если бы дело двигалось к финалу, то, возможно, из шкафа бы вывалилось само древнее зло или голодный вампир.

Однако – к сожалению или счастью – жизнь не похожа на жанровое кино, поэтому я осторожно, одним глазком заглянула в прихожую, включила свет, быстро осмотрела дверь – она была целой, никаких следов взлома – и позвонила единственному человеку, обладающему ключами от квартиры, ну, кроме меня.

– Юрий Иванович, – сказала я, присев рядом с дверью и разглядывая язычок замка. – Простите, что поздно звоню. Вы сегодня, случайно, не приходили?

– Нет, – удивился Юрий Иванович, хозяин квартиры и милейший мужчина, который появлялся не чаще раза в месяц, никогда не ел мозг, сам вызывал сантехников и электриков и лишь просил периодически, чтобы если кто спросит, то я его родственница, а вовсе не снимаю тут. – Что-то случилось?

– Да я тут пришла домой, а дверь открыта. Причем я ее закрывала, когда уходила. Точно-точно. Может, замок чудит?

– Вряд ли, – судя по голосу, Юрий Иванович забеспокоился. – Ничего там не пропало?

– Не знаю еще. Сразу вам позвонила. Но дверь не взломана, так что…

– Яночка, ты, это, проверь, как там внутри… Если плохо все, то звони, буду полицию звать. А если на первый взгляд в порядке… То закрой дверь и езжай, ночуй, наверно, к друзьям или еще куда, если есть такая возможность, ладно? А я завтра сам приеду и замок поменяю.

– Ладно. – Я прикрыла глаза, вспоминая, как расположены выключатели. Не хотелось бы ходить по темноте, даже плюс-минус один метр, даже не в фильме ужасов. – Я вам перезвоню. Или напишу.

– Договорились. Буду на связи.

Я положила трубку, молча кивнула телефону и зашла в прихожую, на всякий случай оставив дверь открытой настежь. И даже подперла ее снизу тапочкой, чтобы пути к отступлению были открыты.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Молчание было мне ответом.

Сердце забилось часто-часто, но я выдохнула, взяла в руки себя и трекинговую палку наперевес, и отправилась исследовать квартиру.

Однако через десять минут увлекательнейшего аттракциона «почувствуй себя детективом, осматривающим предполагаемое место преступления» пришлось признать, что палку можно было оставить в прихожей. В шкафу не открылся ход в Нарнию и оттуда ко мне не ломились фавны с зонтиками, из сливов в ванной и на кухне не торчали щупальца воинствующих гигантских кальмаров, хаос на рабочем столе остался нетронутым, все вещи были на своих местах. Ни одного повода заподозрить неладное во всей гигантской студии двадцати семи метров общей площадью. Тогда я написала Юрию Ивановичу: «Тут все нормально, сейчас уеду, напишите, во сколько завтра встречаемся», – и вздохнула.

Мечты о горячем чае и запланированных на ужин варениках с вишней растаяли как дым. Придется переодевать мокрые носки, брать пижаму и ноутбук, тащиться вместо отдыха через полгорода к родителям – потому что давно обещала заехать, вот и повод совместить неприятное с полезным – и выслушивать от мамы нравоучения по поводу неправильной жизни.

Неправильной работы.

Неправильного хобби.

Неправильной учебы.

Неправильного Валеры.

Работа была удаленной, хобби «каким-то пугающим», учеба в магистратуре не слишком прилежной, а Валера вообще диавол во плоти. Именно так, через «и», с интонациями какого-нибудь «страдающего Средневековья»[3].

Собрав вещи в рюкзак и переодевшись, я еще раз осмотрела комнату, не нашла ничего необычного и ушла обратно в прихожую. Посмотрела на себя в зеркало… и нахмурилась. Протянула руку к стеклу и потрогала его, пытаясь вспомнить – была здесь трещина или нет? Из-под рамы в левом верхнем углу выползала тоненькая полоска, переливающаяся радужными бликами, если смотреть на нее под углом. Я наклонила голову в одну сторону, потом в другую. Трещинка то совсем исчезала, то вновь появлялась. И как я ее раньше не замечала?

Надо завтра у Ивановича спросить… Или не надо. А то решит еще, что я тут его зеркало побила. Заставит новое покупать. Я с досадой потерла переносицу. Терпеть не могу такие мелкие бытовые штуки. Вроде ничего серьезного, а засядут в мозгу как занозы и всплывают при каждом удобном случае.

Вот и теперь.

Сначала во время поездки на маршрутке: «Передавайте за проезд» (Яна, у тебя там на зеркале трещина).

Потом у родителей: «Яна, что ты сидишь с отсутствующим видом? Совсем уже в мир фантазий отъехала!» (Помнишь? у тебя там на зеркале трещина.)

И даже во время переписки с Валерой перед сном: «Сладких снов, котенок!» (Кстати, у тебя на зеркале трещина!)

Тьфу ты!

Мысли эти достали настолько, что на следующий день я неслась в квартиру с ключами наперевес и решением выкинуть это зеркало к чертям и купить новое. Даже за свои, а не в счет арендной платы. Однако, когда я просочилась в прихожую одновременно с Юрием Ивановичем и открыла было рот, чтобы озвучить эти планы, мир снова решил меня удивить.

Вчерашней трещины на зеркале не было.

* * *

Если тебе кажется, что твоя крыша тихонько и тайком пытается уехать в несанкционированном направлении, есть несколько вариантов действий.

А. Решить, что тебе кажется, и продолжать спокойно жить.

Этот вариант манил своей простотой, но я все же решила смотреть правде в глаза.

Бэ. Решить, что тебе не кажется, ужаснуться и в панике бегать кругами, смешно размахивая руками.

Сделав три круга по ковру и споткнувшись о провод удлинителя, я решила, что этого достаточно и можно переходить к следующим пунктам списка.

Вэ. Решить, что тебе не кажется, и приобщиться к народной мудрости.

Гэ. Решить, что тебе не кажется, и обратиться к психологу.

Несмотря на то что в современном дискурсе поощряется вариант «г», я все же сначала сходила на пикабу и написала там пост от своего виртуала, готически-депрессивного художника Джоша. «Случалось ли вам, – вопрошал Джош, – именно вам самим, а не третьим лицам типа сына маминой подруги, сталкиваться со странным в этой жизни? Видели ли вы некробиотические поля, теряли ли вещи безвозвратно там, где потерять их невозможно, натыкались ли на полтергейст, видали ли тени в зеркалах при гадании?»

А потом в течение нескольких часов наслаждалась. Пост двигался в топ, количество комментариев перевалило за пару сотен, а внутри их царила крипота. Помимо очевидных городских сумасшедших, слова которых явно не стоило принимать близко к сердцу, своими странными историями делились люди, мнению которых я доверяла. Причем никаких откровений типа прорывов инферно или явлений призраков. Друзья, знакомые и незнакомые писали о мелочах, которые со стороны казались совсем не важными… А вот если задуматься о них серьезно, то начинали царапать мозг, как та самая трещина, чтоб ей пусто было. Мелкие нестыковки. Случайности. Детали обстановки.

Дом, который ты однажды точно видел, но потом никак не можешь найти к нему дорогу.

Вещи, которые точно клал на место, а потом они обнаружились на другом конце квартиры.

Глупые гадания, которые сбывались.

Вещие сны.

Необъяснимые звуки и странные голоса в ночи.

Ладно. Вариант «Вэ» намекал, что даже если я сошла с ума, то в неплохой и не самой маленькой компании. Однако пришло время для последнего рывка, и я написала психологу.

Деяние, сравнимое по героичности со взятием Трои или прыжком в пасть Змею Горынычу. Ибо я ненавижу психологов. Как-то не складывалось у меня с ними. Исторически.

Первая женщина, к которой я пришла по рекомендации других довольных клиентов, оказалась знакомой моей тети. И вместо того, чтобы в рамках профессиональной этики прекратить консультации, я долго и со вкусом обсуждала с ней мою неуверенность в себе и неправильный выбор специальности в универе. Когда все вскрылось, мне просто хотелось сквозь землю провалиться. Зато тетя спросила: «А что такого? Ирочка хотела как лучше!»

Второй психолог, к которому меня привело желание решить проблемы в отношениях с бойфрендом, сначала долго уговаривал меня: «Зачем вам вообще мужчина? Кажется, вам он не нужен!» Потом сообщил, что для терапии пары нужно присутствие обоих. И начал убеждать моего друга, что я тому не подхожу. Делал это при мне, кстати. Чудесная работа с запросом клиента.

Через пару дней бойфренд сообщил, что нам надо расстаться, ибо он многое понял.

И вот теперь у меня был третий заход. Я упорно не говорила во время терапии ни про Валеру, ни про личную жизнь. Только про плохие сны и проблемы в творческой самореализации. Дело не особо двигалось, зато можно было убеждать себя, что я действую в современном модном дискурсе. У психолога пока нашлось ровно три плюса. Он консультировал удаленно. На него можно было ссылаться в разговорах с мамой (видишь, видишь? я работаю над собой!). А еще его звали Викентий. Почему-то это имя изрядно и необоснованно меня веселило.

А еще ему можно было рассказать про зеркало, не боясь, что он тебя пошлет или покрутит пальцем у виска.

– Это вытеснение, – глубокомысленно изрек Викентий, выслушав сагу об исчезающих и пропадающих трещинах. – Ваш мозг, Яна, устал обрабатывать проблемы, которые вас реально волнуют, и ищет, к чему прицепиться и переключить внимание. Мелочи. Если же их нет, то придумывает воображаемые поводы поволноваться.

– То есть я реально схожу с ума?

– То есть вы реально не видите в комнате слона, а вместо этого пытаетесь охотиться на муравьев. – Викентий на той стороне экрана стянул с носа очки, протер их салфеткой и водрузил обратно. – Неужели вы думаете, что это незаметно?

– Что именно незаметно?

– То, что вы приходите ко мне с запросами, которые на самом деле не имеют отношения к реальности. То есть имеют, но зачем вы мне их приносите? Есть что-то другое, из-за чего вы себя не любите. Пытаетесь казаться тем, кем не являетесь. Мучаетесь и расстраиваетесь.

– А вот это уже не ваше дело! – вспыхнула я, забыв на мгновение, что дело-то как раз его. И я за дело это, между прочим, еще и денег плачу.

– Это как с мотоциклом в прошлом месяце, Яна, – мягко сказал Викентий. – Вы говорите мне: «Как полюбить на нем кататься, если я боюсь?» Но не говорите, из-за чего боитесь. Как я могу помочь вам, если не знаю предыстории?

Ну не буду же я рассказывать психологу о том, что Валера вечно уезжает на покатушки с друзьями, пропадает там неизвестно насколько, пару раз падал – не сильно, но страшно; то есть не ему страшно, а мне за него! – и все подначивает меня: «Давай подарю моц, будем вместе ездить!» А мне страшно. Тогда, зимой, на дороге, я еще видела…

– Яна, вы тут? – обеспокоенно спросил Викентий. – Или…

– Плохо себя чувствую, простите. Давайте закончим пораньше. Деньги сейчас переведу. – Я даже не стала выключать зум, просто захлопнула ноут и невидящими глазами посмотрела в окно. Там падали листья и снова шел дождь. Вот ведь гадство. Говорят, что обычно с ума сходят по весне. Что ж у меня по осени-то крыша едет?

Стиснула зубы, пробормотала «соберись, тряпка!» и пошла печь булочки с корицей. Лучшее лекарство от душевных мук, между прочим, лучше любых психологов. Наверно.

Глава 2. Зеркала и занозы

Неизвестно, что сработало.

То ли булочки с корицей, которые получились сумасшедше вкусными, пахли на весь дом, приманили на вечерний чай подруг и закончились подло и совсем неожиданно. Нет, абсолютно не верилось, что мы могли так быстро съесть целый противень! Наверняка, пока мы отвлекались на разговоры, половина булочек задумала побег и успешно осуществила его, спустившись со стола по проводу от ноутбука.

То ли вырубившийся в полночь свет. Спору нет, принимать ванну при свечах – это бесконечно романтично. Но если сначала я подпрыгнула от ужаса, когда взорвалась лампочка и отключилось электричество, чудом не упала, поскользнувшись на кафельном полу и долго, с чувством ругалась, а потом спешно мыла голову, вздрагивая от каждого подозрительного звука, доносящегося из темноты… Так себе романтика получилась, короче. Самое веселое, что включили свет ровно в ту секунду, когда я драматически, дрожащими руками завернулась в полотенце и строго-настрого запретила себе вспоминать сцену из фильма «Психо»[4].

То ли странные, очень предметные сны, которые не отпускали до самого утра и не давали привычно проснуться несколько раз за ночь, прийти босиком на кухню и щуриться, глядя в холодное окно и поджимая замерзающие пальцы на ногах. Мне снилась какая-то археологическая экспедиция, древние каменные лабиринты с осыпающимися стенами. Я бродила с факелом, восторженно оглядываясь по сторонам, и почему-то совсем не боялась. Наверно, потому, что ровно в тот момент, когда мне захотелось выбраться, по стене поползла трещина, из которой вырвались лучи серебристо-сиреневого цвета. Там, снаружи, меня ждало что-то ужасно радостное, я смотрела на раздвигающиеся камни и подпрыгивала от нетерпеливого предвкушения. Потом протянула руку, шагнула вперед и…

Дзынь. Турум-пум-пум.

Звонок телефона выдернул меня из сна, я вскочила, запуталась в одеяле, попыталась навскидку понять, который час, не преуспела в этом, шепотом выругалась и зашарила под подушкой, пытаясь найти пиликающий сотовый.

Пуру-у-у-ум…

Я наконец нащупала его, не глядя поднесла к уху и злобно сказала:

– Алло, – искренне надеясь на то, что сейчас мне предложат заказать билеты в театр по уникальной цене или потребуют срочно сообщить номера своих карточек с пин-кодами, и вот тут-то я и оторвусь. Живые позавидуют мертвым, а те, кто решил звонить мне голосом с утра – в мире наступившего торжества текстовых мессенджеров – достоин участи быть словесно оплеванным.

– Что-то ты нерадостная, – мило прокомментировал Валера. – А я меж тем скучал.

– Что? – удивленно спросила я. Гневный задор мигом пропал, а на смену ему пришло легкое, подобное удару молнии, изумление. Да просто он сто лет как не звонил по телефону. Есть же «Телеграм» и зум. Тыщу лет не звонил просто так, потому что соскучился. Миллион лет не…

– Котенок! – тут раздался еще один звонок. На этот раз не телефона. – Ну открывай же. Я тут уже пылью покрылся и паутиной зарос, целую минуту жду у тебя под дверью!

– Ты приехал? – осторожно спросила я, ожидая, что это окажется дурацкой шуткой, или сном, или… – Правда?

– Да правда же, – Валера засопел в трубку. – И негодую. Открывай уже.

– Ура! – завопила я, откинула одеяло в одну сторону, телефон – в другую и понеслась в прихожую. Сон как рукой сняло.

Как будто его и не было.

* * *

Мы стояли на набережной и смотрели, как солнце прячется за горизонтом. Дул сильный ветер, золотистые блики на воде будто пританцовывали, а набегающая на мокрый песок пена была абсолютно нереального, рыже-перламутрового цвета.

– Котенок. – Валера обнял меня сзади, уткнулся в шею и подул на затылок. Меня будто током ударило, по позвоночнику пробежал разряд электричества, а кожу на плечах закололо. Пальцы Валеры нырнули ко мне под воротник, нащупали круглый кулон и стали перекатывать его по краю ямки на шее. Это сочетание касаний теплого металла и холодных пальцев было абсолютно неправильным, нелогичным, притягательным и… гипнотизирующим. Мне хотелось застыть в этом мгновении, замереть в янтарном свете умирающего солнца, навсегда остаться на этом берегу. Малодушно не хотелось никакого будущего, проблем, сложных разговоров, обид, недоговоренностей. Потому что сейчас мне было абсолютно хорошо. Ощущение сродни спокойствию в оке бури, промежутку между вдохами во время приступа межреберной невралгии. Тебе было больно, и ты знаешь, что боль вернется, но в моменте ее нет.

– Ммм? – я наклонила голову и прижалась губами к его запястью.

– Кажется, так продолжаться больше не может, – ответил Валера. Край солнечного диска вдруг мигнул ослепительно-зеленым, а я почувствовала, как мое сердце останавливается и боится биться дальше.

– Как… так?

– Переезжай-ка в Москву, – продолжал он, будто не заметив, как испуганно, ломко, шершаво прозвучал мой голос. – Снимем квартиру вместе. Надоело уже все это. Перелеты, и твое расстройство, и отношения эти на расстоянии…

Валера говорил ровно те слова, о которых я мечтала все это время.

Правильные, нужные.

Но они звучали… не могу объяснить. Как фразы актера на сцене. Правильные, очень подходящие к красоте декораций, логичные. Но я почему-то не верила в них ни на грош.

И тут же возненавидела себя за это.

Яна, ты же именно этого хотела. Нет? Что не так-то? Что не так?

– Думаю, это хорошая идея, – надо было что-то ответить, и я ответила. И почувствовала, как ледяная хватка дурного предчувствия отпускает. Через мгновение я даже толком не понимала, почему в первые секунды почувствовала что-то не то.

Все было волшебно.

Просто обалденно.

– Ура! – я обернулась лицом к Валере и поцеловала его в нос. – Я правда очень рада. Только ты так неожиданно сказал, что…

– Да я просто подумал, что тянуть? – улыбнулся он в ответ и обнял меня изо всех сил. – Много тебе надо времени, чтобы собраться? Квартиру там освободить, все такое?

– А ты… хочешь, чтобы я переехала прямо сейчас?

– А тебя тут что-то держит? – Валера заправил прядь волос мне за ухо и погладил по щеке. – Смотри, у меня дела нарисовались на работе. Улечу немного раньше, чем собирался. А ты тогда следом. Числа тридцать первого, нормально? Чтобы уже за следующий месяц не платить за квартиру…

– Хорошо, – прошептала я и подумала, как была не права всего минуту назад. Будущее оказалось лучше, гораздо лучше того закатного мгновения.

Следующие два дня меня не отпускало волшебное возбуждение-предвкушение, как будто в крови поселились пузырьки шампанского, которые танцевали, сталкивались друг с другом и лопались, рождая внутри беспричинный смех. Я составляла списки дел, которые надо закончить, списки росли и ширились, успеть все это до конца месяца было решительно невозможно, и я начинала делать то, чего раньше никогда за собой не замечала – просто вычеркивать те пункты, которые были не жизненно важными. Оказалось, что да, так можно было. Я говорила «подумаю об этом потом», или «вернусь к решению через пару месяцев», или «в конце концов, не на другую же планету я улетаю?!». И небо не падало на землю, молния не убивала меня на месте как позорного необязательного отрицательного героя, мир не разваливался на части. Что удивительно.

Возможно, в этом была заслуга Валеры, который при каждом удобном случае ловил меня буквально в охапку, тискал и целовал, зарывался носом в волосы на макушке, сопел туда, как большой бородатый рыжий ежик, и шептал что-то нежное. Успокаивал. Вдохновлял. С ним все казалось проще простого. Я засыпала рядом с ним, просыпалась и не могла поверить в собственное счастье. Наверно, именно ради этого стоило перетерпеть два года… которые были не слишком хороши, надо все же признаться. Может, это так судьба проверяла меня, прежде чем выдать большой приз?

А что. Кому-то по потребностям, кому-то по обязанностям, а у меня вот душевные страдания оказались не напрасны.

«Сам, он сам предложил жить вместе!» – напевал мой внутренний голос, и я пританцовывала в такт его словам, улыбалась, решала десятки вопросов одновременно и чувствовала, как реальность послушно стелется под ноги. Потому что все складывалось как нельзя лучше. Любимые ученики согласились на формат удаленных занятий, а те, что не согласились… все и так шло к тому, что мы скоро расстанемся. Юрий Иванович возликовал по поводу моего отъезда и сообщил, что как раз подумывал сделать ремонт и продать квартиру и собирался мне говорить об этом через пару недель. Родители внезапно не возмутились в своей излюбленной манере «ну, и куда тебя понесло? что там, в Москве этой, медом намазано?», а обрадовались и сказали, что поддержат меня в любом решении.

Немного грустно было расставаться с подругами и друзьями, но, в конце концов, мы оставались друг у друга в соцсетях и мессенджерах… А Москва, повторюсь, вовсе не край света и уж тем более не другая звездная система.

Так что все было отлично… За исключением одного момента. Странного. Совсем чуть-чуть. Однажды я проснулась ночью и, приоткрыв глаза, увидела, что Валера не спит. Он опирался на локоть и настороженно смотрел куда-то в темноту. И, главное, дышал медленно-медленно и сосредоточенно, как… Как охотник, лежащий в засаде, вот что подумалось первым. Не хватало только ружья. Я несколько минут наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, потом на всякий случай – чтобы не спугнуть охотника! – сделала вид, что только проснулась, потянулась и пробормотала:

– Ты чего не спишь?

– Просто так, – прошептал он и поцеловал меня в висок. – Не спится.

А потом добавил:

– Слушай… Ты ничего необычного не замечала в последние дни?

– Нет. – Так и хотелось добавить «кроме того, что ты внезапно превратился в бойфренда мечты, а ведь ничто не предвещало», но я прикусила язык.

Про блуждающую трещину на зеркале я вспомнила уже наутро, но повода продолжить ночной разговор не нашлось… К тому же, наверно, прав был психотерапевт Викентий, и дело тогда было в ментальном вытеснении. В чем же еще?

Раньше, когда Валера улетал, я буквально чувствовала, как отмирает кусочек души. Потому что впереди снова были одинокие вечера, его молчащий телефон, недовольство, мои обиды, которые я старательно прятала как можно глубже и замалчивала, и они гнили где-то там, в глубине сердца, отравляя и разъедая его. Теперь же я просто сказала: «Пока!» – потом посмотрела вслед отъезжающему такси и улыбнулась. Даже в аэропорт не поехала провожать! Вот что с влюбленным человеком перспективы светлого будущего делают, а? Буквально все шаблоны ломают. Особенно когда тем же вечером Валера прислал мне несколько ссылок на сдающиеся квартиры и предложил обсудить, какая нам – нам! – больше нравится.

Правда, ломались не только шаблоны.

Вся привычная жизнь потихоньку разваливалась на куски и отправлялась на умозрительную полку «придется отказаться».

Внезапно оказалось, что некоторые места, вещи, привычки вросли в меня намертво, а теперь приходилось отрывать их с кровью. Никогда не думала, что уезжать будет так радостно и одновременно тяжело. Что есть так много мелочей, на которых строился мой жизненный алгоритм.

Круассаны с абрикосовым джемом из маленькой несетевой пекарни в соседнем доме.

Летние прогулки по узким улочкам Богудонии, которые переносят тебя сразу на сто лет назад, и никакой машины времени не нужно.

Каменная лестница с солнечными часами.

Платаны в сквере рядом с памятником Ленина. Сам этот памятник, рядом с которым мы собирались с друзьями, когда были еще в старшей школе, и задумывали страшные интриги и великие геройства, и пили «отвертку» тайком, и чувствовали себя ужасно крутыми и взрослыми.

Любимый клуб настольных игр и MTG. Помещение, в котором мы сами делали ремонт, и собственноручно покрашенный мной стол, и смешная стенгазета с фотками наших побед и дней рождения клуба.

Но главное – море. В какой-то момент я и вправду осознала, что теперь придется жить без моря, бросила все дела, сбежала на набережную и несколько часов просто молча сидела на скамейке. Слишком расточительно с учетом того, что времени на сборы было в обрез, но я просто не могла не. Не попрощаться с ним как положено. Шепот волн, запах водорослей, громады кораблей в грузовом порту, лед, по которому можно гулять зимой. Край между миром человека и миром воды, куда всегда можно прибежать, прийти в любое время дня и ночи – именно для этого я сняла квартиру в центре! – и постоять на этом самом краю, отпуская печали, задавая вопросы и пропитываясь нездешним духом.

Не знаю.

Может, я сама себе придумала это ощущение.

Может, никогда море со мной и не говорило. И все это сказки…

Зато я говорила с ним.

А теперь этих разговоров не будет.

Вряд ли у меня получится заменить их разговорами с какими-нибудь… поездами на МЦК, автомобилями на Третьем транспортном кольце, прогулочными корабликами на Москве-реке. Не то. Все это будет не то.

– Эй, ты только не расстраивайся! – сказала Соня, когда мы сидели у меня дома вечером перед отъездом и пили чай с имбирем и вишней. Друзья приходили один за другим с теплом и добрыми пожеланиями, а уходили с моими книгами, блокнотами, настольными играми… и кофеваркой. Все это отчаянно не помещалось в чемодан, и я решила раздать как можно больше вещей, чтобы не грустить о них лишний раз. Ведь если отвезти их к родителям, то я постоянно буду думать, что вещь далеко, не со мной, и скучать. А если сразу оторвать от сердца… то, наоборот, радоваться. Что у нее теперь новый хозяин, и всем отлично. Тра-ля-ля.

– И даже если не «тра-ля-ля», то ничего страшного, – наставительно заметила Соня и протянула мне бумажный платок.

– Никогда не думала, – шмыгнула я носом, – что живет во мне такое вот мещанство. Как сказали бы эзотерики, вещный мир победил! Позорище!

– Ничего не позорище, – Соня заварила свежий чай и пододвинула ко мне поближе блюдце с печеньем. – Ты вот Валеру сколько знаешь? Два с половиной года?

– Ну… да.

– А из этих чашек мы с тобой кукол чаем поили лет десять назад. Если бы ты их родителям не отвозила завтра, то я бы их сама забрала. Мужчины мужчинами, а получить люлей от взрослых за налитый в чайник люголь – такое не забывается!

На следующий день я отвезла вещи родителям, договорилась с Юрием Ивановичем, что оставлю ключи в почтовом ящике, а потом, как королева, загрузила чемодан в багажник такси. Обычно раньше, чтобы улететь в Москву, я ехала до автовокзала, потом на маршрутке – до Ростова, а потом еще на одной маршрутке – до аэропорта. Всего-то полдня, если правильно рассчитать время. Однако сегодня на горизонте маячила новая жизнь, а в чемодане было около тридцати килограммов, так что я решила шикануть.

«Уже едешь?» – спросил Валера.

«Ага. Только что села в такси».

«Напишешь, когда пройдешь регистрацию?»

«Конечно».

«Поеду тебя встречать. Кстати, чемоданы в багажник поместились? Или вызывать грузовое такси с бригадой?»

«Да все ок, там только один».

«Ну, вдруг бы ты решила взять с собой полжизни. Или все в единственный чемодан уместилось? Да ты гений упаковки!»

«Да, я такая:)»

А потом прижалась лбом к стеклу и смотрела, как убегают назад приморские села, поля и заросшие камышом поймы рек, потом Танаис и Чалтырь, а потом… Мир казался выцветшей, затертой кинолентой, я десятки, сотни раз проезжала здесь и видела одни и те же дома, и привыкла к этой дороге, как к зубной щетке, а вот поди ж ты – она тоже открутится сегодня, щелкнет… и кто знает, когда я увижу эти кадры в следующий раз.

Я вздохнула. Надо будет побыстрее устраивать жизнь в Москве, и квартиру снимать не самую дорогую, и быстрее искать новых учеников, чтобы деньги были. А то сюда не налетаешься. Романтика романтикой, но ведь бытовые штуки никто не отменял, да? Не собираюсь же я висеть у Валеры на шее, как провинциалка, приехавшая покорять столицу за чужой счет.

Получив посадочный, я поднялась на эскалаторе в зону вылета, нашла в зале ожидания свободное кресло с видом на поле, выдохнула и написала Валере: «Через час вылетаю. К тебе».

«Выезжаю! – ответил он. – Тоже к тебе».

Я подняла глаза от телефона и увидела, как к аэропорту подруливает мой самолет ярко-зеленого цвета.

Еще час, и начнется посадка.

А потом еще два…

Я засмеялась и почти физически почувствовала, как в моей истории переворачивается новая страница. Ю-хуу!

При заходе на посадку самолет болтало и раскачивало, женщина на соседнем кресле истерически крестилась, мужчина через проход в голос ругал пилотов, которые «летать не умеют», а откуда-то сзади тоскливо выла собака. Больше всего в этой ситуации я сочувствовала именно ей, потому что для животного и так стресс все эти переноски, переезды, ветеринарные контроли и перелеты, а тут еще и трясет. С другой стороны, ей хоть повыть можно, а мне, например, нельзя. Ибо мало ли что люди подумают.

Зато, когда шасси наконец коснулись посадочной полосы и нас перестало мотать из стороны в сторону, в салоне раздались аплодисменты такой мощи, словно мы тут все только что «Лебединое озеро» в Большом театре отсмотрели. Я, правда, к общему веселью присоединяться не спешила, а дождалась, пока мы подрулили к зданию аэропорта. А тогда уже хлопать было как-то поздно и глупо.

Стоило, в конце концов, заняться более насущными вещами.

Например, включить телефон и отправить три одинаковых «Прилетела!» Валере, маме и Соне.

«Отлично, береги себя», – ответила через минуту мама.

«Ура и жги там, я за тебя за тебя!» – написала через пять минут Соня.

А сообщение Валере до сих пор оставалось непрочитанным.

К тому моменту я уже успела дойти до зала выдачи багажа, прочитать, что в мире произошло, пока я была в небе и не имела доступа к соцсетям и свежим мемасикам, и сжевать пряник, оставшийся от самолетной кормежки.

Потом из багажных аэропортовых глубин величественно выплыл мой тридцатикилограммовый монстр, и мы слились с ним в тесном объятии. Отвратительно тесном. Оказалось, что во время погрузки в самолет ему повредили телескопическую ручку и колесико, теперь оно заедало, чемодан вело в сторону, он то и дело пытался упасть (и упал! четыре раза!), в итоге в зал прилета я буквально выползла на дрожащих, подгибающихся ногах, красная, растрепанная и в размышлениях о том, что вовсе я не гений упаковки. Потому что надо было вдвое ужиматься, ааа! Пятнадцать кило – вот идеальный вес. Наверно.

Я подняла взгляд в надежде увидеть спасительный образ рыцаря, который сейчас спасет меня от…

И нахмурилась.

Валеры не было.

Я достала телефон из кармана. Открыла «Телеграм».

Сообщение все еще было не прочитано.

Сердце будто перекувыркнулось в груди и забилось в два раза чаще.

«Спокойно», – прошептала я ему сквозь зубы и последовательно пооткрывала все соцсети.

В последний раз Валера был онлайн три часа назад. Тогда, когда написал, что едет меня встречать.

Так. Я потерла переносицу и растерянно оглянулась по сторонам.

Может, у него сел телефон, а зарядник из машины… ну, куда-то делся? Это бывало уже не раз и не два, так что самым разумным казалось подождать здесь. Даже с учетом вечерних пробок он должен добраться в течение получаса. Я оттащила чемодан в сторону от людского потока, уселась на него сверху, пристроила рядом рюкзак с ноутбуком и документами и приготовилась ждать.

В конце концов, всего каких-то полчаса.

Час.

Два.

Три.

Через три часа пришлось признаться самой себе, что а) я ужасно волнуюсь, б) у меня трясутся руки, и это точно очко в пользу борзому чемодану, который надо будет куда-то еще тащить, в) главный вопрос – куда?

Нет, мне не привыкать было к безжалостному голосу: «Абонент находится вне зоны действия сети». Но в этот-то раз ничего не предвещало! К тому же погода за окном была откровенно плохая, мело дождем пополам со снегом, «Яндекс. Пробки» на экране телефона расцветали десятками и сотнями аварий, в последние полгода Валера поменял очки для вождения, вечно на них злился и водил очень нервно, так что от моего самообладания остались уже просто рваные клочки.

Ладно.

Предположим, что с Валерой что-то случилось. Или телефон самоуничтожился и погиб во цвете лет. Можно сколько угодно переживать и бояться, но лучше бы делать это в более приятном месте, чем аэропорт. Дежавю в образе недавнего ожидания в другом зале прилета догнало меня и настолько крепко приложило, что я даже застонала сквозь стиснутые зубы. Тут же заболела голова. И захотелось наплевать на мнение окружающих и все-таки завыть, как та собака.

«С-с-собака», – прошипела я.

Надо было срочно решать, куда ехать, учитывая время. Было уже около одиннадцати вечера.

Хостел?

Гостиница?

Друзья? А у меня вообще есть здесь настолько близкие друзья, к которым можно ввалиться без приглашения на ночь глядя?

Видимо, все-таки хостел…

Я зажмурилась, потерла глаза рукой и попыталась сосредоточиться. Так. Яна, посмотри-ка внимательно в телефон и сделай тык-тык пальцем. Надо найти, куда ехать.

Но сосредоточиться не получалось, меня трясло, сердце никак не желало успокаиваться, да еще и зубы стучали – как будто мне было холодно.

Просто холодно, а вовсе не страшно. За Валеру.

Вместо того чтобы гуглить хостел, я в тысячный раз полезла в «Телеграм».

Сообщение не прочитано.

Пролистнула список чатов вниз… и замерла. Вчера мы переписывались со старым знакомым Сашей, я как раз хвасталась, что еду в Москву, а он звал заходить при случае в гости.

Жил он на Домодедовской.

Как раз там, куда приходит автобус, и…

Я закусила губу и мотнула головой. Вот еще, напрашиваться к знакомым, пусть даже хорошим знакомым, переночевать! Сейчас возьму себя в руки…

«Привет! – написал он вдруг, как будто услышал мои мысли. – Прилетела уже?»

«Привет, – ответила я. – Да».

«Погода – говно!:)) – радостно продолжил Саша. – Я вышел на балкон, а по соседней прям крыше молния долбанула. Как будто начало мая, а не конец октября. И чот подумал, как ты там».

Ладно. Если это не знак судьбы, то я даже не знаю, какой он должен быть.

Наверно, в любом другом состоянии я бы не решилась напрашиваться, но…

«Слушай, – написала я быстро, чтобы не передумать. – Ты говорил, что, если что, к тебе можно приехать».

«Конечно, можно».

«Если я приеду сейчас, то это очень нагло?»

«Лови адрес», – ответил он, и я с облегчением поняла, что хотя бы пункт «в» исчез из сегодняшней повестки.

Теперь в ней оставались только чемодан и Валера.

Или наоборот.

В процессе путешествия сначала до автобусной остановки, а потом до Домодедовской чемодан из обычного превратился в тот самый хрестоматийный, «без ручки». И нормально взаимодействовать с ним невозможно, и выкинуть жалко.

– Фигли ты его сама везла от остановки? Ты что, Халк? – пропыхтел Сашка, переваливая чемодан через порог квартиры.

– А… да ничего… не такой уж он и…

– Написать сложно было? Я бы встретил.

– Еще и этим тебя напрягать.

– Чай будешь?

– Да!

Тут по коридору прошествовала суровая старуха и одарила меня таким взглядом, что я чуть не подавилась еще не выпитым чаем.

– Это соседка, – невозмутимо заявил Саша, таща чемодан следом за ней по коридору. – У меня здесь две свои комнаты. В одной сам живу, вторую сдаю знакомому студенту, а в третьей вот она с мужем. И я тебе на кухне покажу, какой холодильник мой. Оттуда что угодно можешь брать. Кроме еды, которой там нет.

– Хо… хорошо, – сказала я, осторожно переступая порог комнаты. Огляделась по сторонам. Комп с двумя огромными мониторами, плоский телевизор на стене и две приставки рядом с ним, новый шкаф с фантастикой и фэнтези… А еще древнейший диван, одежда на спинках стульев, деревянные оконные рамы, крашенные, судя по всему, еще в прошлом веке, и одна потрепанная жизнью занавеска. Роскошь и нищета быта, два в одном. Сразу видно, что хозяин комнаты за источниками пищи духовной следит, а на остальное махнул рукой.

– У меня есть древняя раскладушка, – выдохнул Сашка, «добив» наконец чемодан и водворив его в единственный свободный угол комнаты. – И водяной матрас. Но он чуть-чуть протекает. Так что выбирай раскладушку.

– Хо… хорошо.

– Так. Чай я уже поставил, с ним все ок. Друганы из Китая недавно привезли, так что есть что выбрать. С едой почти никак, только яблоки. Норм?

– Норм… Да вообще, спасибо тебе огромное! Даже просто чая достато…

– Полотенце я тебе дам. Дорогу в ванную покажу. У нас там табличка «занято-свободно», ну, разберешься. Да, только осторожно, если стекла на полу или в душе найдешь, то просто выкинь.

– Эээ. Хорошо, – я присела на край стула, отодвинув в сторону джинсово-флисовый комок одежды. – А… зачем там стекла?

– А это зеркало, – ответил Сашка, плюхнувшись на диван. – Мы тут с чуваками вчера, то бишь уже сегодня до утра засиделись в LoL[5]. Так что я перед работой не ложился, а к семи дополз до дома и сразу завалился спать. Думал, уже до завтра. Просыпаюсь от грохота. Думал, опять соседи подрались, а это зеркало в ванной грохнулось. Пришлось просыпаться, убирать, но, может, там что осталось.

– Ммм… – я зависла, пытаясь подобрать нужную реакцию. Она почему-то никак не подбиралась.

– А потом вышел на балкон, увидел молнию и написал тебе. – Сашка похлопал чемодан по оттопыренному боку и самодовольно кивнул. – Кстати, совсем забыл, есть еще два финика. Прошлогодних.

– Отлично, – я невольно улыбнулась. – Вообще-то я собиралась в хостел, но там фиников точно не было бы.

– В хостел она собиралась… – буркнул Саша и покрутил пальцем у виска.

– А если бы ты не написал?

– А позвонить нельзя было?

– Может, чемодан хотел более долгой прогулки, – я кивнула на пункт «б», который наконец не надо было никуда тащить. – К сердцу Родины влек он меня. На Театральную, например.

– В тот хостел, откуда нас погнали, когда мы три года назад после чемпионата пили? Ну да, он вроде ничо.

И я вдруг вспомнила, что несколько лет назад в моей жизни было гораздо больше спонтанного веселья, турниров, дружеских посиделок. Жить тогда было смешнее. Теплее. Легче. Интересно, это я с тех пор повзрослела или…

Разрыдалась я после того, как почти допила чашку с прекрасным, без дураков прекрасным, чаем Тягуанинь.

– Расспрашивать? – поинтересовался Сашка.

– Завтра, – всхлипнула я.

Посмотрела в последний раз на до сих пор не прочитанное сообщение и запретила себе делать это до утра.

Ну, ок. Я проснулась всего раз семь или восемь.

Не прочитано.

В семь утра, несмотря на выходной, поднялся Сашка и с показательно героическим видом отправился за горячими булочками и кофе: «Должен же я познакомить свежепонаехавшего зародыша москвича с местными специалитетами?» И вернулся с круглыми глазами, выдал мне пакет с горячим хлебушком и заявил:

– Круто, что ты в хостел не поехала.

– Это ты уже говорил.

– Он сгорел, прикинь?

– Что-о-о? – я полезла в ленту новостей. И точно. Тот хостел на Театральной, куда у меня было больше всего шансов таки поехать, как раз сегодня утром загорелся. «Пострадавших нет, но все вещи гостей сгорели. Людей эвакуировали в тапочках и пижамах…»

Я нервно хихикнула и посмотрела на чемодан.

– Благодари Александра, что ты не погиб во цвете лет в объятиях пламени.

– Ладно. – Саша протянул мне стакан кофе. – Что там у тебя пошло не так?

И я рассказала. Вкратце. Без эмоций. Ну почти.

– Чем тебе помочь? – спросил по итогам рассказа добрый Саша. – Могу погуглить телефоны моргов.

– Мо… моргов?

– И больниц, – припечатал он. – Нет, ну ты можешь сидеть, волноваться и ничего не делать. А можешь создать имитацию бурной деятельности. Тогда хотя бы не будешь себя виноватить за ничегонеделанье. А там, глядишь, что-нибудь и разрешится.

И я успела позвонить в три больницы и два морга.

За примерно четыре часа.

А потом «что-нибудь» разрешилось. На странице одного из наших общих друзей, который написал: «Прощай, Валера, ты был хорошим другом». Наверно, надо было заплакать, но у меня не получилось. Потому что внутри было пусто. Совсем. Я просто начала бездумно щелкать по именам и ссылкам. Через полчаса нашла еще одну похожую запись. Потом еще одну. «Мир твоему праху, мне будет тебя не хватать». И поняла, что воздух в комнате неожиданно закончился.

В себя меня привел звонок телефона.

Я, не глядя, поднесла его к уху.

– Алло? – сказала одна из моих учениц. Они с подругой приносили мне почти половину дохода за уроки. – Яна?

– Да? – ответила я и удивилась, что голос прозвучал ровно. Что он, в принципе, хоть как-то прозвучал.

– Простите, что я с такими новостями… У нас изменились обстоятельства, и мы больше не будем у вас заниматься.

– Понятно, – ответила я, подняла глаза и уставилась в окно. То есть в занавеску. Та была зеленая в полоску.

– Еще раз извините и хорошего дня! – бодро сказала ученица и отключилась.

А я еще минут пять держала телефон у уха и смотрела на… На что, кстати? Не помню.

– Ян? – в какой-то момент Саша оторвался от своего компьютера, заметил, что со мной что-то не так, подошел и потыкал пальцем в плечо. – Ты в порядке?

– Нет.

– Что случилось?

Надо было ответить «Он умер» – но я не могла, просто не могла, потому что казалось, что в этот момент я сама умру. Поэтому я просто заплакала. Без слез.

– Ты пока здесь хочешь остаться или домой поедешь? – спросил Саша, накормив меня ужином. Бутерброд на вкус был как бумага, и чай был как бумага, и весь мир вокруг был как резаная бумага.

– Не знаю.

– Тебе ж, наверно… это… попрощаться с ним хочется?

– Не знаю… Да. Да, конечно.

Эта мысль выглядела как хоть какая-то точка опоры.

Куда и зачем мне возвращаться, если я только что отказалась от прошлой жизни?

Зачем мне оставаться в Москве, если она отобрала у меня призрак жизни будущей?

А тут… Хоть что-то осмысленное. Правильное. Не заставляющее занозу в сердце колоть все сильнее и сильнее.

– У тебя есть телефоны его родственников?

– Нет… Хотя да. Наверное, да.

Я лихорадочно принялась прокручивать историю звонков. Когда Валера был у меня – всего неделю, неделю назад! он был, то есть жил! – он звонил с моего телефона матери, а значит, надо найти городской с подмосковным номером, и…

– Я боюсь. Не знаю, что ей сказать.

– Для начала скажи «соболезную». Спроси, не нужна ли помощь. А дальше разберемся.

– Да?

– Да, – серьезно кивнул Саша. – Я могу суфлировать.

Страшно представить, чтобы я сейчас делала, если бы не оказалась рядом с ним. С кем-то, кто сочувствовал, помогал и понимал меня.

– Хорошо.

Я приложила телефон к уху и закрыла глаза.

– Алло, – сказал мне женский голос.

– Здравствуйте… – я поняла, что, даже несмотря на суфлера, не понимаю, как и что говорить. – Простите. Я по поводу Валеры. Он…

– Снова отключил телефон? – деловито спросила женщина. – Ира, это ты?

– Да, – зачем-то ответила я. Не знаю зачем. Наверно, потому что быть Яной сейчас было слишком больно. А неизвестной Ирой – нормально. Почти нормально.

– Он в Москве, наверно. Полтора часа назад ко мне заехал и говорил, что к девушке своей собирается. Она сейчас в больнице.

– А… понятно.

– Передать ему что-нибудь?

– Н-нет. Я перезвоню, спасибо.

Полтора часа назад. К девушке. Я подняла лицо к потолку и почувствовала, как слезинки щекочут виски, сползая из уголков глаз. Меж тем посты в соцсетях появились гораздо раньше. Что это такое. Что это такое вообще? Я в параллельном мире? Это шутка такая дурацкая? Или что?

«Ты там совсем охренел?» – написала я в мессенджере.

Не прочитано.

«Что за поминки вконтакте?»

Не прочитано.

«И что за девушка у тебя?»

Не прочитано.

Прочитано.

«Не знал, как сказать тебе, но рад, что все наконец открылось. Давай расстанемся, котенок. Так всем будет лучше».

И смайлик.

Смайлик, мать его так, смайлик!!!

С первого раза телефон не разбился. Только с третьего.

* * *

– Куда? – спросила женщина в окошке кассы.

– Куда угодно, – сказала я. – Какой рейс ближайший?

– В Красноярск, – ответила она.

– Давайте.

Боялась, что она скажет «Владивосток». И денег на билет не хватит.

Чемодан временно остался жить у Сашки. Когда я уходила от него, то точно не знала, далеко ли направляюсь. То ли в бар, то ли до ближайшего небоскреба с открытой крышей. Но пока спускалась, посмотрела на себя в маленькое мутное зеркало на стене лифта и внезапно страшно разозлилась. А еще поняла, что отправиться куда глаза глядят – это тоже в каком-то смысле оставить прежнюю жизнь.

Как там писал Павич? Если хочешь поменять судьбу, то измени место, где живешь, и язык, на котором говоришь.

С языком все не так просто, зато автобус до аэропорта стоял на остановке и призывно подмигивал фарами.

В Красноярске у меня не было ни одного знакомого.

Идеальный чистый лист.

Никто не узнает, как я буду судорожно искать работу, отчаянно выживать и, например, селиться в самом дешевом хостеле. В надежде, что тот – ха-ха – хотя бы не сгорит.

На регистрацию я успела последняя и получила место в последнем ряду возле туалета. Что в целом неплохо, учитывая, что через два часа полета у меня началась запоздалая истерика и затошнило так, что согнуло пополам.

На подламывающихся ногах я заползла в кабинку, плеснула воду в лицо и уставилась в зеркало.

Яны там не было.

Там никого не было.

И ничего.

Ни стены за моей спиной.

Ни таблички на ней «Если капитан воздушного судна включил знак «пристегните ремни», то пройдите в салон»…

Только клубящаяся фиолетовая мгла.

Самолет тряхнуло так сильно, что я врезалась в дверь, упала на колени и с трудом встала, цепляясь за кран.

Чтобы увидеть, как зеркало, будто сюрреалистический, диковинный цветок, треснуло и распустилось вихрем осколков, и навстречу мне, из фиолетовой глубины, шагнула тень с горящими глазами.

– Привет, – сказала тень, превращаясь в потрясающего красивого то ли эльфа, то ли демона с заостренными ушами и перламутровыми крыльями за спиной, и я поняла, что забыла еще об одном способе покончить с прошлой жизнью.

Успешно сойти с ума.

Глава 3. Фиалки и филармония

Раньше я думала, что в туалетах в самолете мало места.

Теперь же я решила, что его не просто мало, а преступно, невообразимо, исчезающе мало.

Мои спина и затылок упирались в стенку. Так сильно упирались, что, казалось, если попытаться сдвинуться еще хоть на миллиметр, то перегородка просто не выдержит и сломается.

А запястья, и бедра, и грудь были в плену. В плену у красавчика с фиолетовыми глазами, который разом взломал все границы, по-хозяйски прижался всем телом, навалился, держал и смотрел, не отпуская. Тем самым взглядом, от которого невозможно отвернуться. Даже глаза отвести – и то немыслимо.

Дыхание его пахло фиалками, горячей степью и мокрым асфальтом после дождя. Я же вовсе разучилась дышать. Но тут за его спиной раздался мелодичный звон, эльф обернулся и медленно отстранился, возвращая мне свободу.

– С этой турбулентностью, – светски заметил он, – никогда не знаешь, куда угодит последний осколок.

– Да? – растерянно спросила я. Ну просто чтобы поддержать разговор. А еще чтобы понять, как далеко расходятся круги от брошенного камня. То есть каковы границы моей галлюцинации. То, что она обонятельная, и осязательная, и слуховая, – это мы уже выяснили. Теперь осталось осознать, насколько глубокомысленный разговор она может поддерживать. Важное, кстати, знание в свете того, что, возможно, мне придется сосуществовать с ней довольно долго. Пока не заработаю на хорошего психиатра.

– Если бы не я, – эльф осторожно повернулся и продемонстрировал узкие осколки, воткнувшиеся в плащ из крыльев, – то один из них вполне мог угодить тебе в глаз.

– Если бы не ты, – устало заметила я, – этих осколков в принципе не было бы.

– Резонно, – кивнул эльф. – Я Сид. А ты Яна. Теперь, когда с зеркалом покончено и с реверансами – тоже, давай перейдем к делу.

– Обязательно. – Я заправила волосы за ухо и потерла висок привычным движением. Странно. Голова, которая минуту назад просто раскалывалась, сейчас болеть перестала. Наверно, от удивления. – Только не мог бы ты подождать меня снаружи?

Спросила я без особой надежды, но фиолетовоглазый неожиданно послушно кивнул и вышел. А я осталась стоять, беспомощно оглядываясь по сторонам. Осколки покрывали ровным слоем все поверхности. Казалось, пошевелишься, и все это блестящее крошево взмоет в воздух и кинется на тебя, как рой насекомых. Бррр. Поэтому я долго не решалась пошевелиться.

Однако, постояв на одном месте минут десять и прокрутив в голове все возможные объяснения происходящему, я вернулась к изначальной мысли про безумие и успокоилась. Может, у меня вообще инсульт там или инфаркт. Лежу себе в проходе между креслами, вокруг стюардессы суетятся, пассажиры причитают и всплескивают руками… Идиллия. Сейчас это казалось самым реальным. Укладывающимся в нормальную человеческую логику, а не логику сна.

Медленно выдохнув, я потянулась к двери и выскользнула наружу.

Парень из зеркала как ни в чем не бывало стоял и ждал меня, прихлебывая воду из пластикового стаканчика. Крыльев у него уже не было, а вместо старомодного жакета плечи обтягивал свитер крупной вязки.

– Поговорим? – улыбнулся он и, не дожидаясь ответа, пошел по проходу.

Я бросила взгляд на свое пустое кресло. И вместо того, чтобы сесть и сделать вид, что ничего не происходит, зачем-то зашагала следом за собственной галлюцинацией.

Дойдя до шторки, отделяющей эконом-класс от бизнеса, галлюцинация отодвинула ее в сторону и как ни в чем не бывало прошествовала дальше, мимо застывшей стюардессы со стеклянным взглядом. Я помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Ладно, мало ли чего там кажется, но когда в поле моего безумия попадают другие люди, это…

– Эй, ты идешь? – эльф обернулся и призывно махнул рукой.

Я осторожно протиснулась мимо стюардессы, ожидая каждую секунду, что сейчас раздастся окрик: «Пассажирам эконома сюда нельзя!» – и иллюзия развеется. Но все, что мне досталось, это искусственная пластиковая улыбка. Как будто все было в порядке.

Тем временем фиолетовоглазый уселся на кресло в свободном ряду и похлопал по сиденью рядом с собой:

– Устраивайся поудобнее. Что будешь пить? Можно попросить белое вино, или красное, или снэки…

Выглядел он при этом как граф или герцог, приветствующий гостей на балу в собственном имении и перечисляющий закуски вроде зефира из птичьего молока и язычков соловьев.

– Рисуешься? – ядовито поинтересовалась я, все же усаживаясь рядом.

Вместо того чтобы обидеться, эльф рассмеялся:

– Рисуюсь изо всех сил.

– А зачем?

– Мне это нравится, – пожал он плечами. – Что может быть приятнее, чем щегольнуть самомнением? Мое, кстати, так велико, что не поместилось в самолет. Так что это так, робкие отголоски.

Он помахал рукой, призывая стюардессу:

– Нам красное вино и вишневый сок, пожалуйста.

– А почему они не удивляются? – Я проводила взглядом стюардессу и потерла переносицу. Голова все еще не болела, и внутри ее была чистая, звенящая, яркая пустота. Предметы вокруг виделись необычайно четко, как будто кто-то выкрутил мне зрение на сто сорок шесть процентов. Спрашивать, откуда галлюцинация знает, что вишневый – это мой любимый сок, я не стала. В конце концов, это же мое собственное видение. Значит, должно быть знакомо с моими предпочтениями.

– Потому что думают, будто мы сидели тут с самого начала полета, – эльф зевнул. – Ничего сложного, если знать, как правильно манипулировать вниманием.

– Ладно. – Я взяла принесенный стюардессой стакан, прищурила один глаз и посмотрела на эльфа сквозь сок. В алом свете он выглядел, на удивление, более реальным. Наверно, потому что эпично-зловещий цвет соответствовал его нездешнему облику. – О каком деле ты хотел поговорить?

– О том, не хочешь ли ты отдать свое разбитое сердце, – спокойным, очень будничным тоном сказал он. – В тебе сейчас так много печали, и злости, и сожалений о потерянном времени, и… – он прищурился, вглядываясь в мое лицо. – И желания отомстить. И тебе от этого коктейля больно и плохо.

– Еще залетных психологов мне тут не хватало, – зло сказала я, отставила стакан и попыталась подняться и уйти. Но он схватил меня за запястье и удержал.

– Это не психология. Я их тоже, кстати, не люблю.

– Тоже? Откуда тебе знать, кого я люблю, а кого нет?

– Я мог бы воспользоваться твоей логикой и сказать, что все это тебе кажется. А раз я твой глюк, то должен все о тебе знать. Убаюкать твою подозрительность. Чтобы ты потом думала, будто это тебе во время полета сон приснился. Но…

– Что «но»?

– Есть в тебе что-то эдакое… – он щелкнул длинными пальцами, будто подбирая слово. – Ладно. Рисоваться так рисоваться. Сначала долетим спокойно, а потом приглашу тебя в филармонию. Тебе понравится, вот увидишь.

Вместо того чтобы закидывать эльфа вопросами «что за филармония?» и «почему она мне должна понравиться?», а также «может, хотя бы намекнешь про это самое эдакое?», я молча цедила сок и смотрела в спинку впереди стоящего кресла. Самомнение, говорите? У меня тоже есть самомнение. Которое подсказывало, что нечего изображать из себя восторженную избранную, если не до конца уверена, что предложенная тебе таблетка освобождает из матрицы, а не просто отправляет в наркотический трип.

«Кстати, а где было твое самомнение последние пару лет?» – ехидно поинтересовался внутренний голос, и стало так противно и больно, что, казалось, еще немного, и меня просто вывернет наизнанку.

Да еще и галлюцинация с соседнего кресла смотрела таким взглядом, как будто я была лабораторной мышью под скальпелем вивисектора. Казалось, фиолетовоглазому было просто и искренне интересно, что я буду сейчас делать. Выть? Плакать кровавыми слезами? Бить стаканы? Кусать костяшки пальцев? Бессильно всхлипывать? Горящая боль в глубине души становилась все сильнее, как будто я начала оттаивать. И если проснувшееся наконец самомнение и здравый смысл радовали, то осознание потерянного, уничтоженного, бесцельно проведенного времени просто ужасало.

Ради чего все это было?

Как я могла вообще терпеть подобное отношение к себе?

В тот момент, когда я уходила из Сашиной квартиры и решала, куда двигаться дальше, мне было просто больно. Когда любимый человек обманул тебя, это как удар по голове. Дезориентирует, оглушает и притупляет все остальные чувства.

Теперь же, когда головная боль прошла и в физическом, и в метафизическом смысле, я наконец осознала масштаб проблемы и ужаснулась. Потому что сейчас в моем теле была не я, а жалкий эрзац. Перекроенное, удобное, привыкшее сублимировать эмоции в творчество создание. Привыкшее не повышать голос, когда хочется кричать, не интересоваться планами, когда это нужно сделать, не возмущаться, когда об него вытирают ноги.

Черт, что Валера сделал со мной?

Или нет.

Что я сама с собой сделала?!

– Шаг назад, – сказал вдруг эльф. – Не ты это начала. Еще самобичевания тебе не хватало.

– Ты читаешь мои мысли? – прошептала я.

– Нет. Я просто хорошо представляю, о чем ты примерно сейчас думаешь.

– Ты уж определись, хорошо или примерно?

– Ты далеко не первая.

– Что?

Он вздохнул.

– У человека с разбитым сердцем примерно один и тот же набор переживаний. Они даже разворачиваются в определенном порядке.

– А говорил, что не психолог.

– Если я хочу забрать у тебя эти чувства, значит, мне надо знать о них все. Уметь с ними работать, понимаешь? – Эльф положил пустой стакан боком на столик и покатал его туда-сюда. – Если их взять просто голыми руками… можно обжечься. Так понятнее?

– Не совсем, – призналась я. – Далеко нам еще лететь?

– Минут сорок.

– Тогда пойду на свое место. Посмотрю, как там мой рюкзак и все такое. Насчет филармонии я помню, но…

– Боишься? – фиолетовоглазый прищурился. – Или до сих пор думаешь, что это бред?

Я пожала плечами и молча ушла.

Села на свое место, пристегнулась и зажмурилась изо всех сил.

Но за время, оставшееся до приземления, так и не сумела определиться, чего мне больше хочется. Чтобы это все оказалось сном… или правдой. Самолет снова дико мотало и швыряло при посадке, одна из багажных полок раскрылась, и рюкзаки с сумками посыпались на пол, кто-то завизжал, я еле увернулась от какого-то пакета канареечно-желтого цвета, который прицельно бросился вниз и сказал уже на полу сочное «дзонн!», стюардессы надрывались, призывая всех сохранять спокойствие.

И все-таки. Сон или правда?

На выходе из самолета никто меня не ждал.

«А жаль», – шепнул внутренний голос.

Вот такая я нелепая. Вечно решаю слишком поздно, когда уже ничего не исправить.

За окнами аэропорта было уже светло – сказывалась разница во времени. Ночь потерялась где-то там, между вылетом из Москвы и жесткой посадкой в Красноярске. Я медленно шла, закинув на одно плечо рюкзак с ноутбуком и двумя сменами одежды. Состояние было как перед экзаменом: всю ночь зубрил, ноги ватные, глаза закрываются, в ушах тихонечко звенит и страшно хочется спать. Но спать нельзя, сначала надо сдать, хотя бы на тройку. В моем случае – добраться до города и найти, где поселиться.

К остановке автобусов я вышла в 6:02, посмотрела на расписание и медленно выдохнула. Предыдущий ушел ровно две минуты назад, а следующий ожидался почти через два часа. Идеальный тайминг. Я закусила губу и задумалась. Наверно, стоило вернуться в здание аэропорта, в тепло – сибирская осень даже не намекала о том, что она не особо ласковая, а кричала об этом во весь голос. Даже теплая толстовка не особенно спасала. Надо было, конечно, лучше собираться. Распаковать, например, большой чемодан и взять из него что-то более осмысленное… но почему-то вчера мне об этом не думалось.

Я посмотрела на стеклянные двери, вздохнула и поморщилась, как перед прыжком в ледяную воду.

Эти неизбежные досмотры на входе в здания аэропортов всегда меня бесили. А уж сейчас, когда нервы ни к черту, – особенно.

Достаньте все из карманов. Снимите ремень. Вытащите телефон. Включите телефон. У вас есть компьютер или планшет? Давайте его сюда. Включите ноутбук. Выключите ноутбук.

Ааа! Зачем все это? Почему почти ни в одной другой стране мира подобного нет и всегда можно спокойно зайти-выйти? При этом с авиабезопасностью там все ок… Я вздохнула, поправила рюкзак и пошла было от остановки обратно, как сзади раздался оклик:

– Эй!

Сначала я даже не поняла, что это мне.

Потому что кому меня звать в незнакомом аэропорту незнакомого города в шесть утра? Правильно, никому.

Но тут снова крикнули:

– Эй, Яна! Ты куда?

Я оглянулась.

Возле остановки стояло такси с гостеприимно распахнутой задней дверью. Из салона выглядывал давешний эльф и призывно махал рукой.

– Запрыгивай!

Я зажмурилась и помотала головой. Снова открыла глаза. Картина не изменилась. Значит, все-таки правда?

– Сейчас, – сказала я и пошла к машине. Хотя с каждым шагом казалось, что ноги становятся все тяжелее, потому что кто-то готовился совершить невообразимую, здоровенную, жирную глупость. Сесть. В машину. С незнакомцем. Пфф! Отловив эту мысль, я расхохоталась во весь голос, закинула рюкзак в такси и быстро плюхнулась следом. Нет, все же это невероятно смешно. Потратить несколько лет жизни на долбоящера-изменника – это нормально, а отдаться на волю галлюцинации – страшный грех? Что за инертность мышления!

– У тебя уже есть гостиница на примете? – спросил эльф, когда мы тронулись. – Или ты квартиру собиралась снимать?

«Вот! Вот он момент истины! – вновь завопило инертное мышление. – Сейчас он тебя заманит… куда-нибудь!»

– Нет, – я пожала плечами. – Не было времени выбрать.

– Тогда не меняем адрес, все так же на проспект Мира, – сказал фиолетовоглазый таксисту, потом снова посмотрел на меня. – Не против тогда позавтракать? Там в центре есть несколько кафе, которые открыты уже с семи.

– Не против. Только если не очень дорого, – я виновато улыбнулась. – С деньгами у меня сейчас… пока… не очень.

– То есть я похож на мужчину, который не готов угостить прекрасную даму круассаном и чашечкой кофе? – показательно оскорбился эльф. – Это ты меня считаешь таким жмотом или таким негодяем?

– Просто не привыкла навязываться… – Я посмотрела в окно, постучала по стеклу кончиками пальцев и добавила тоном, который, надеюсь, получился безразличным: – Раз уж мы собираемся завтракать вместе… как там тебя зовут? А то знакомство было слишком… ммм, ярким. Не до имен.

Пришло время признать, что галлюцинация либо слишком правдоподобна, либо реальна. И тот, и другой случай требовал называть вещи – и незнакомцев из зеркал – своими именами.

Сид ловко подцепил с круглой деревяшки кусок пиццы и отправил мне на тарелку. Я же медленно тянула через трубочку морковный фреш со сливками и делала вид, что это для меня обычное утро. С пиццей на завтрак. В компании с красавцем-незнакомцем. В незнакомом городе. В Сибири. В полностью разобранных чувствах.

Идеальное комбо.

Девочку Элли закрутил вихрь и приземлил в Волшебной стране. В качестве Тотошки – ноутбук в рюкзаке, великий и ужасный Гудвин восседает напротив за столом и жует кусок пиццы «четыре сыра», впереди, судя по всему, опасности и приключения… Лишь одного не хватает, как сказал бы Страшила.

Немножечко ума.

Потому что, будь у меня ум, я бы никогда…

– По поводу сегодняшнего вечера, – эльф отхлебнул капучино и улыбнулся мне из-за чашки. Улыбка у него, кстати, была на редкость самодовольная. – Тебе удобно будет встретиться возле филармонии в семь?

– Даже не знаю, – я отвела глаза и посмотрела в окно за спиной Сида. Там уже ездили машины, куда-то шли редкие прохожие, город просыпался и оживал. Красноярск казался живым и настоящим, а не просто декорацией к моему неудачливому бегству. Так… странно. Казалось, будто я несколько лет не дышала, а тут вдруг научилась. И следом за мной весь мир вокруг стал наполняться яркими красками. – Как-то так сложилось, что у меня с собой нет ни вечернего платья, ни выходного костюма. Думаешь, меня пустят в оперу?

– Если я захочу, пустят, – Сид приподнял бровь, и я почему-то сразу и безоговорочно поверила: а ведь действительно пустят. Так же, как с бизнес-классом. Даже если я приду в футболке и джинсах, то все равно с поклоном проводят в ложу, выдадут крошечный позолоченный бинокль и программку. И ни на секунду не задумаются о том, что кто-то недостойно выглядит. – Но если ты действительно хочешь послушать, что там поют на сцене, выбери другой вечер.

– В смысле?

– Я сказал, что нам нужно в филармонию, а не на спектакль, – он притворно вздохнул. – Вы, люди, так привыкли соединять в сознании содержание и форму, что приходится все свои намерения прояснять по десять раз.

– Так и запишем, – отозвалась я, рисуя зубчиком вилки на поверхности сыра трехногого осьминога. – Ненавистник метонимий.

– Любительница языковых средств выразительности.

– Перед ЕГЭ вызубрила, – я пожала плечами. – Никогда не думала, кстати, что это знание мне когда-нибудь в жизни еще раз понадобится. А вот поди ж ты.

– Хорошая механическая память… – протянул Сид и прищурился, глядя на меня. Потом резко тряхнул головой. – Нет.

– Не веришь?

– Верю.

– Тогда почему «нет»?

– Это я о своем. Тебя не касается.

– Да? А что тогда меня касается?

– Сегодня в семь встречаемся, я тебя провожу к директору, и она все расскажет.

– Глядя на тебя, – я выпила последнюю каплю фреша и с сожалением уставилась в стакан, – никогда бы не подумала, что тебе нужны авторитеты. Чтобы что-то доказать или объяснить.

– А кто сказал, что они нужны мне? – Сид потянулся и зевнул. – Это тебе они нужны.

Но мысль развивать не стал, а вместо этого достал из кармана пустую визитку – ни имени, ни контактов – и быстро написал на ней несколько телефонов. Потом протянул мне:

– Если хочешь снять квартиру, то вот несколько номеров. Точно не знаю, какие сейчас свободны, но ты позвони на всякий случай.

– Спасибо. – Я не выдержала и тоже зевнула в ответ. – А они… проверенные?

– Да. – Сид поднялся, достал из кармана несколько купюр и положил на стол. – Проверенные и вполне надежные. Там обычно живут наши преподаватели.

– Надо же, – удивилась я. – Ты работаешь в школе? Или в университете?

– Почти, – ответил он. – То зеркала в самолетах бью, то лекции читаю. Скучная в целом жизнь. Так что до встречи вечером!

Шутливо поклонился мне и ушел.

И, клянусь, я даже услышала, как звякнули все стекла в кафе, когда гигантское самомнение Сида встрепенулось и распустило невидимый хвост.

Пока я смотрела вслед этому самодовольному то ли эльфу, то ли демону, официант принес мой десерт – эклеры с лимонно-лавандовым кремом – и еще одну чашку кофе. Я отхлебнула горько-пряной черноты и почувствовала себя так, будто время остановилось. В этот час, эту минуту, эту секунду, за столиком, на котором застыло пятно утреннего солнца, я необычайно четко это осознала.

Кончилась.

Моя прошлая жизнь кончилась.

Вне зависимости от того, надолго ли я здесь.

Даже если встреча в филармонии окажется банальной и бессмысленной.

Так, как было раньше, не будет никогда.

И в это самое раньше заглядывать было… страшно.

Как будто сейчас я сидела на условно «светлой» стороне, там, где не могло случиться ничего плохого. А обернуться назад… Это значило бы посмотреть в глаза темноте и чудовищам, которые обитали не только вокруг меня, но и внутри собственной души.

Нет.

Не хочу.

Я медленно откусила кусочек пирожного, прожевала его, прикрыв глаза, наслаждаясь каждым мгновением, и сдула с кончиков пальцев сахарную пудру.

Не хочу.

И не буду.

Сейчас допью кофе, попрошу счет и, наверно, даже осмелюсь позвонить по тем самым контактам, которые оставил Сид.

Я подхватила со стола визитку, крутанула ее между пальцами… и громко расхохоталась как сумасшедшая.

Да уж. Как раньше, точно не будет. Потому что вот уже больше десяти часов я провела без смартфона, и ни разу, ни единого разочка не задумалась об этом и не ощутила ни малейшего неудобства. Вот это «вау». Вот это настоящий цифровой детокс. Живые эмоции: шок, горе, удивление оказались такими сильными, что вытеснили желание следить за чужой жизнью и чужими событиями. Вдребезги разбитый телефон так и остался лежать там, в мусорном ведре, в квартире у Саши. Хотя, наверно, уже перекочевал в мусорный бак или даже держал путь на свалку. В посмертие погибших и выброшенных вещей.

И с чего мне тогда звонить?

С ладошки?

Денег после покупки билета в Красноярск и в свете отвалившихся учеников было настолько в обрез, что мысль о необходимости купить даже простую кнопочную звонилку заставляла меня ежиться и панически считать рубли. В этот момент официант подошел к столику:

– Что-нибудь еще?

И вместо того, чтобы попросить счет, я сказала:

– Простите, а в вашем кафе есть телефон? Оказывается, я свой забыла дома.

– Конечно, – кивнул официант. – Давайте я провожу вас за стойку.

По первому телефону мне никто не ответил.

Вторая квартира оказалась в центре города и слишком дорогая.

А вот с третьей, кажется, повезло.

И через час я уже ехала на электричке – всего за двадцать восемь рублей! – в еще один город с красивым названием Дивногорск. Всего час от Красноярска. На берегу Енисея. Дешево добираться. Что тут могло пойти не так?

– А вот тут у нас кухня! – радостно заявила хозяйка квартиры, распахивая дверь. – Слегка не убрано, но чем богаты…

В «слегка не убранной» кухне окно было плотно заклеено красным скотчем, и поэтому крошечный закуток в пять квадратных метров казался прибежищем Сатаны. Весь стол был завален исписанными листами бумаги, они же лежали на подоконнике и батарее, и на полу, и даже из полуоткрытого выключенного холодильника тоже выглядывал образец эпистолярного жанра.

– Что… это? – осторожно спросила я.

– Да здесь девочка, тоже из этого вашего института, жила… Съехала скоропостижно, часть вещей с собой не забрала, а я закрутилась, все думала завтра, завтра уберу… Тут ты звонишь – и уж некогда прибирать. Верно ведь?

Хозяйка квартиры мило улыбалась, и даже это «ты» не особо меня задевало, настолько оно казалось естественным и к месту… Но что-то все равно не давало покоя. Квартира была в хрущевке, в районе, как будто отставшем от времени на двадцать-тридцать лет. Когда я шла к нужному подъезду, то и дело сверяясь с записанным на салфетке адресом, даже увидела работающую таксофонную будку – там, внутри, кто-то стоял и реально говорил, прижимая к уху коричневую трубку. Как будто в декорациях к старому фильму. Мужики на скамейке играли в домино, дворовые кошки дремали под столом для настольного тенниса, лениво поводя ушами, тетенька в бигудях орала из окна на всю улицу: «Вадик! Ва-а-а-адик! Иди домой кушать!»

В подъезде пахло кошками, и лампочка на первом этаже не горела, зато квартирка за двумя крепкими дверями оказалась маленькой, но уютной. Вся нужная мебель, и неплохая стиралка, и милые занавески на окне, а главное – цена. Гораздо меньше, чем я ожидала. Ровно то, что я могла себе позволить. И я было твердо решила, что сниму ее – тем более совсем недалеко до электрички и, если что, до Красноярска добираться легко… Пока не увидела этот красный скотч.

– Если будешь въезжать, так я тебе убраться помогу, – продолжала улыбаться хозяйка. Маленькая, круглая, с румяными щеками, натуральный колобок. – Прям сегодня вечером и помогу.

– Не надо, – почему-то ответила я. Наверно, потому что хотелось побыть одной. К тому же на сегодняшний вечер у меня уже были планы.

– Так что, договорились? – не отставала она.

Я вздохнула. Шагнула к окну, потянула на себя одну из красных лент… Отходя от стекла, скотч невыразимо противно затрещал, так, что мне показалось, еще секунда – и сбегу отсюда прочь, прыгну в Енисей, напрошусь в тихий подводный мир на пээмжэ и буду потом рассказывать всем русалкам, что именно стало последней каплей в моей нелепой наземной жизни. Даже не хруст пенопласта. А треск скотча. Дешевка!

– Договорились, – твердо сказала я. – Если залог разобьете.

– Вот и отлично, вот и ладненько, – засуетилась хозяйка и побежала в прихожую. Крикнула оттуда: – У меня уже и договор приготовлен… зачем нам эти риелторы… кровопийцы-обманщики… верно? Давай в комнату!

«Абсолютно незачем», – подумала я, подписала договор на аренду, притулившись на скрипучем старом стуле, получила ключи, отдала деньги – в отсутствие телефона и доступа к интернет-банку наличные очень пригодились! – и через десять минут наконец осознала, что самый насущный вопрос – с жильем – закрыт.

Здравый смысл утверждал, что теперь стоит прилечь и поспать хотя бы пару часов, чтобы вечером не быть вареным оладиком. Но любопытство победило, и я пошла разведывать дорогу к ближайшему магазину. А возвращаясь домой с хлебом, чаем, пряниками и замороженными куриными крыльями, наткнулась на соседку по лестничной площадке.

– Здрасте! – пискнула я, пытаясь быстро и независимо повернуть ключ в замке. Но тот, как водится, назло застрял и подыгрывать мне упорно не желал.

– Еще одна… – вздохнула соседка, похожая на высушенную рыбину, и смерила меня неприязненным взглядом. – Только в прошлую пятницу одну в морг увезли, теперь вторая заехала.

И вдоволь насладившись моим обалдевшим видом, уплыла к себе.

Я же осталась на пороге квартиры, сумев наконец справиться с замком…

Только вот внутрь уже не особо хотелось.

Заходить в квартиру было страшно, стоять в дверях – глупо, телефона, чтобы позвонить хозяйке и срочно все переиграть, у меня не было, поэтому пришлось призвать на помощь отчаяние и логику.

Отчаяние – потому что бежать куда-нибудь и там страдать сейчас было решительно невозможно. Бежать некуда, а страдалка слишком устала за последние несколько дней и отключилась в самый ответственный момент.

Логику – потому что я не в фильме ужасов, а в маленьком сибирском городке на меньше чем тридцать тысяч человек, с двумя автобусными маршрутами, первый из которых идет до городской свалки и стрельбища, и второй ровно туда же. Интуиция подсказывала, что развлечений тут не особенно много, а вот сделать соседке гадость – какое-никакое, а веселье. Может так быть, что кто-то просто завидует дополнительному доходу от сдачи квартиры и специально выживает жильцов? Может. Может так быть, что кто-то раздул из мухи слона? Может. Может быть что угодно. Главное, выяснить, что тут правда, а что…

К тому же видели мы уже одного «мертвого» в дружеских соцсетях. Буквально вот недавно.

При этом воспоминании я так разозлилась, что шагнула в прихожую, захлопнула за собой дверь, решительно прошла в комнату и уселась по-турецки на пол рядом с рюкзаком. Рядом, из-под старенького потертого кресла, торчал уголок бумажного листа. Я зачем-то подцепила его и потянула. Такой же, как и на кухне, плотно исписанный мелким угловатым почерком. Чтобы хотя бы несколько минут не думать: «Ну, и что мне теперь делать в потенциально нехорошей квартире?» – я углубилась в чтение. Тем более что все равно ни черного кота, ни примуса рядом не наблюдалось, масло на трамвайные пути по дороге сюда никто не разливал, Патриаршие пруды остались в далекой Москве, и этот сценарий про вмешательство дьявола в мою жизнь отметался.

Продолжить чтение

Другие книги автора

Опасная игра с демоном

Сердце из хризолита

Любовь, ведьма и котики