Равноденствие

Читать онлайн Равноденствие бесплатно

Рис.0 Равноденствие

Автор иллюстрации Ирина Василенко

Пролог

– Приёмную? – не-сестра перевела взгляд на меня. – Приёмную?

– Вирке, давай обсудим это дома.

– Приёмную?!!! Я хочу, чтобы ты немедленно рассказал мне, почему нашу мать назвали приёмной!

Я беспомощно растрепал уже переставшую быть аккуратной причёску. Спутанные волосы сразу рассыпались по плечам, полезли в лицо, словно решёткой пытались удержать слова.

– Потому что ты не моя сестра, Вирке.

Я заговорил. Рассказывал честно, без утайки, выплёскивал всё, что так долго мечтал и не мог сказать. Объяснялся, просил прощения, требовал покорности и умолял смириться…

– Это всё? – Вирке ровно глубоко дышала, слушая, перебирала пальцами взлохмаченные пряди. То и дело попадались особо упрямые колтуны, и она с силой вырывала их, даже не морщась.

– Это всё, что мне известно.

– И мы вроде как связаны судьбой, как гоблинова истинная пара из дешёвых романов?

Я погладил её ладонь, успокаивая. Улыбнулся как можно более ободряюще, будто сам не боялся происходящего до дрожи:

– Мне нравится, как это звучит.

Она вырвала руку:

– Неа. Нет. Не-е-е-ет! Катитесь вы! Со своими судьбами, предназначениями и извращёнными фантазиями.

Она вскочила, и я поднялся вместе с ней. Прикоснулся к мягкой, невероятно шелковистой и притягательной щеке:

– Всё хорошо, Вирке! Всё хорошо! Я тоже не верил. Но есть доказательства, книги, свидетельства…

– Доказательства чего? Того, что ты имеешь право меня трахнуть? Знаешь, на чём я вертела ваши извращенские свидетельства?!

– Извращенские? Вирке, мы даже не родня!

– Не смей приближаться ко мне!

– Ви-и-и-рке…

– Руки убери! Не трогай, сказала!

– Вирке!

Сколько же времени я мечтал об этом? Просыпался ночами, звал её, хотя прекрасно знал, что сам, спасаясь от соблазна, отправил любимую как можно дальше.

Когда лордом Ноктис де Сол стал я, ничто больше не сдерживало ужасное, постыдное желание. Я не только получил моральное право, когда отец рассказал правду, но ещё и получил власть, возможность заставить, принудить желанную женщину, когда он умер.

Смог бы я сдержаться? Не знаю. Старался, насколько хватало сил. Но как долго мучающийся от жажды усидит рядом с фонтаном, не прикасаясь к переливающейся негой шёлковой глади? Особенно если он никогда не отличался терпением.

Я заставил эту гоблинову девку заткнуться единственным возможным способом. Слишком долго мучился сам, и теперь терзал её: царапал, кусал губы, впитывал каждый вдох и хрип. Я должен был доказать ей… показать, как сильно… как много она значит для меня. Больше, чем сестра. Больше, чем кто бы то ни был! И разве я сумел бы подобрать слова? Нет. Но я целовал её. Целовал так, как ни одну из баб, с которыми пытался выгнать образ леди Ноктис де Сол из головы. Целовал сильно, больно, бесчеловечно.

И она ответила мне.

Глава 1. Маленькие семейные радости

Может, я никогда и не была хорошим человеком. Может, до сих пор не исправилась. Ну ладно, запишите меня в стервы! Не так уж это важно. Заботилась о себе. Что в этом плохого? Думать о всеобщем благе и подставлять шею под меч не желала. Да и зачем? Окститесь, времена героев давно прошли! А у меня лишь имелось достаточно сил и власти для того, чтобы не притворяться тем, кем не являюсь. Когда-то имелось…

А всё, как водится, началось с мелочей и сумасшедшего лета.

– Ну так что, госпожа? Подсобите? Заплотим!

Виллан1 в который раз смущённо утёр текущий нос рукавом, только сильнее размазывая по лицу пыль. Я брезгливо поморщилась и не стала удерживать лошадь, когда та переступила поближе к зелёной поросли и подальше от земледельца. Брать деньги из рук этого вонючего мужика? Не так уж я стеснена в средствах. Отрицательно качнула головой и завернула Скотину. Вообще-то лошадь звалась вполне пристойно. Но как, я, разумеется, не помнила, величая болезную то Живностью, то Сволочью, то Немочью. Та отвечала мне взаимностью и с похвальным упрямством старалась сбросить. Собственно, потому каждый раз перед прогулкой я и велела взнуздывать упрямицу, хотя в стойле ждало по меньшей мере пять куда менее смахивающих на меня характером кобыл: кто кого?

– Помилуйте, госпожа! На вас одна надёжа! – мужик терпеливо дождался, пока мы с Тварью выясним, кто из нас главнее, и напомнил о себе ещё раз.

– Обратитесь к кому-то менее… гм… щепетильному.

Нет, я не ханжа. По крайней мере, не настолько, чтобы отказаться от золота (или что там у них: серебро? плесневелая медь?). Просто оказалась не в настроении. На дворе лето, жара несусветная, под безумно дорогим, но столь же жарким дорожным платьем совершенно не по-дамски стекают струи пота. Ну не помрёт же тот ребёнок, в конце концов, от простуды?! А если дело совсем худо, не застеснялись бы, пришли к брату в замок. Сентиментальный дурачок выслал бы лекаря, а то и сам помчался смотреть больного. Хотя я, конечно, справлюсь быстрее и лучше. Угораздило же попасться на глаза заботливому папаше!

Сопливый мужик ухватился за стремя, чем жутко меня разозлил. Я стряхнула деревенщину. С трудом удержалась, чтобы не наподдать ногой.

– Уж третьи сутки как хворает! Жалко дитёнка, махонький же совсем! На вас одна надежда, что хочете отдам, хучь последнюю рубаху!

Вот рубахи точно не надо: провонявшая, застиранная чуть ли не до дыр и совершенно не в моём вкусе. Из таких грязных рук и деньги противны. Хотя это смотря сколько денег и смотря в какой ситуации. Как любая избалованная леди, я прекрасно понимала: хочешь оставаться столь же избалованной, предлагают монеты – бери.

– Я бы была вам очень признательна, если бы вы прекратили слюнявить мой сапог.

– Так возьмётесь? – боязливо уточнил мужик, на всякий случай, не выпуская с таким трудом захваченной ноги.

– Ничего не обещаю.

Я, рисуясь, тряхнула волосами, наслаждаясь их ежевичным блеском (якобы натуральным), и с отвращением обнаружила, что оборванец пялится с открытым ртом. Фу. Не для таких «красавцев» я днями натиралась мазями и лосьонами! Я ещё раз демонстративно поправила причёску. Скотина неспешно зашагала вдоль кромки поля, одобрительно приподнимая хвост.

– Эм… Госпожа, – так и стал столбом, остолоп. Будто без него не знала, что хороша! – Дом-то мой в той стороне…

Я молча развернула лошадь.

В замок я возвращалась торопливо, рысью2. Не терпелось смыть дорожную пыль и, в первую очередь, грязь халупы, в которой довелось работать. Ещё бы это маленькое чудовище не заболело! Пыль не вытирали никак не меньше недели, а из окон постоянно сквозило. Вылечить чихающий комок не составило труда. Зельям меня никто не учил, так что, делая вид, что понимаю, что творю, я просто влила в ребёнка часть своей силы. Голова, конечно, кружилась жутко, зато какой эффект! В качестве платы, как злобная ведьма из сказок, я потребовала услугу. Любую. Будь то кусок сыра или отрубленная рука знатного дворянина. Не нуждалась я, разумеется, ни в том, ни в другом, но надо же поддерживать с таким трудом созданный образ? Хотя чего уж? Окажись образ достаточно выразительным, за помощью ко мне вовсе не решились бы обратиться. Но ещё не вечер.

Сразу за воротами подскочил сообразительный конюх, принял поводья. Я похлопала Тварь по шее (Тварь попыталась куснуть в ответ и, не успев, мстительно испортила воздух) и вытерла ладонь об услужливо протянутое полотенце. Хоть кому-то в этом доме муштра пошла на пользу. А то в конец распустились.

Быстрым шагом пересекла двор, игнорируя приветственные поклоны. Виделись. Взбежала по ступеням, путаясь в шлейфе пенулы3, стянула прямо через голову опостылевшую, но, чего греха таить, красивую тряпку. Богиня, до чего же хорошо! Когда выезжала поутру из дома, туман холодом лизал ступни, оставлял на обуви ледяные капли. Пара часов – и что я вижу? Солнце печёт, на небе ни облачка, воды с собой, ясное дело нет… Благодарная семейка предлагала, конечно, и перекусить и отхлебнуть сидра – недостойного леди напитка, но такого ароматного и свежего… Как дыхание ветра! Я отказалась, чтобы не решили, что со мной можно по-свойски. Пришлось неуклюже, неумело лезть в покосившийся старый колодец на краю селения, изварзаться мхом и перепугаться огромной бородавчатой жабы. Зато гордость не пострадала! Вроде бы…

– Эда! Эделина, гоблин бы тебя утащил! – служанка выскочила из кухни, смущённо прикрывая рот. – Если узнаю, что ты снова воруешь мою сахарную смесь, руки оторву!

Румянец покрыл круглую физиономию, Эделина захихикала, показывая заляпанные сахаром зубы.

– Сколько раз говорить тебе, бестолочь, это не для еды!

Эда привычно увернулась от подзатыльника:

– Госпожа Вирке, ну кто ж такую ересь делает! Сахар на срамные места мазать – это ж лучше сразу в отхожую яму кинуть!

Маленькой пухленькой девчушке многое дозволялось. Куда больше, чем кому другому, ей спускалось с рук. Вёрткая, шустрая, любопытная, она везде успевала сунуть нос и постоянно по нему получала, но ничуть не смущалась. Наверное, за это мы и ценили говорливую рохлю. Но сегодня я шутить не в настроении.

– Набери ванну. И не мельтеши – раздражаешь.

Я кинула дорожное платье на пол, за ним последовали сапоги, чулки, ещё не дойдя до комнаты, заборола шнуровку корсета, освободилась и от него, с наслаждением потянулась. Если кто-то и наблюдал из-за угла, показаться он побоялся. И правильно сделал.

Эда, как водится, проявила чудеса расторопности. Всегда её ценила за умение сориентироваться. Не успела я расчесать превратившиеся в воронье гнездо волосы (зато красиво развевались при галопе!), ванну уже наполнили. Семь лет воспитанниц школы заставляли каждодневно мыться. Долго, нудно и тщательно. Я ненавидела крохотную деревянную бадью, которую прежде всего полагалось самостоятельно наполнить. Но стоило вернуться домой, как начала скучать по привычной процедуре. Благо, бегать с вёдрами больше не приходилось, да и само действо становилось куда более приятным, если ни до ни после не нужно утруждать себя работой.

– Простите, госпожа, нагреть воду никак не успевали. Я решила, вам поскорей надо…

Я вопросительно приподняла бровь и Эделина поняла, что ляпнула, смутилась, замямлила.

Я сжалилась:

– Правильно решила. Сама справлюсь.

Я направилась к ванне, старательно повиливая попой. Отличной попой, что уж. Если бы тогда я могла похвастать не только ею, но и чем-то более весомым, цены бы мне не было.

Бедная девочка в очередной раз запунцовела и отвела глаза. Ради благодарного зрителя я размяла шею и провела пальцами по обнажённой ноге.

– Не смущайся. Это всего лишь женское тело. У тебя такое же.

– Ну-у-у-у… «Такое же»! Скажете тоже! – завистливо протянула Эда. – Вы вон какая красивая!

– Разумеется, – я благосклонно приняла лесть. По крайней мере, от вертихвостки-служанки она казалась искренней.

– И кожа какая гладкая, и волосы густые…

– Не перебарщивай. Передай на кухне, чтобы ужин подавали внизу. Хочу увидеться с братом. И можешь идти.

– А помочь как же?

– Эделина, я вполне в силах помыться самостоятельно. Не то что бы мне мешало чужое преклонение, но восторги пора поумерить.

Эда прыснула, довольная, что сладкие речи развлекли госпожу, бегом побежала на кухню. Ох, не досчитается кухарка сегодня ещё одного кулька сахара.

Я коснулась ладонью поверхности воды, стараясь, чтобы та не слишком зарябила.

– Incendium.

Над бадьёй поднялся ароматный пар – полевые травы защекотали ноздри. То есть, я, конечно, и так из полей вернулась, но когда в дополнение к запахам идёт мошкара и пыль, удовольствие сильно притупляется. Любить природу из уютной комнаты куда как проще.

***

Стук в дверь всегда невовремя. В этот раз меня оторвали от работы. Хорошо, не от развлечений. Я хмуро посмотрел на поставленную кляксу, понял, что письмо подобного вида оскорбит короля, даже если дорисовать к пятну лучики и превратить в солнышко. Скомкал пергамент.

– Войдите.

В щель просунулась пухленькая физиономия, а следом за ней такое же туловище. Эделина старательно присела в неуклюжем реверансе.

– Господин Белен, вы просили доложить, когда сестрица ваша вернётся. Так она того…

Я откинулся в кресле, бесстыже рассматривая служанку, чем смутил девушку окончательно.

– Того… Сидит. Лежит, то есть. Ну…

– Понял, – я поднялся, прервав поток бессмыслицы.

– Госпожа хотела поужинать…

– Вот и отлично. Я сам ей отнесу ужин. Спасибо, Эда.

– Она с вами…

– Тем лучше.

Я открыл дверь перед Эделиной, намекая на окончание аудиенции. Та выскочила, как ошпаренная, прислонилась к закрывшейся двери и отчётливо прошептала «какой мужчина!».

Ужин для Вирке всё равно одно название. Как обычно, посидит с невозмутимым лицом над тарелкой и сжуёт листик салата. Яблока вполне хватит. На выходе я чуть не сбил с ног так и замершую Эделину.

– Я вся ваша! – пролепетала она мне вслед. Ох уж эти женщины!

Как всякий вежливый мужчина, я постучался. Два раза. Поскольку тактичность проигнорировали, посчитал себя в праве зайти в комнату сестры. В конце-то концов, мы росли вместе. Чего я там не видел?

– Гоблин тебя разорви, Вирке! Прикройся!

Кажется, с тех времён, когда мы вместе росли, кое-что успело измениться…

– Какого … ты ко мне вламываешься?

– А какого … ты не отвечаешь?! Откуда мне знать, может, ты тут повесилась с горя!

– С горя, что у меня брат – придурок?

– Или от того, что твои телеса уже весь замок успел рассмотреть и больше показывать некому!

– Я не стесняюсь своего тела!

– Зато я его стесняюсь!

Вирке подчёркнуто неспешно вылезла из воды и прошла мимо меня за халатиком. Халатик, разумеется, мало что скрывал. И она это прекрасно знала.

– Вирке, будь, пожалуйста, серьёзнее.

– Я сама серьёзность, – сестра присела на край кровати и закинула ногу на ногу. Халатик распахнулся сильнее. Я в ужасе отвернулся, стараясь не думать, что сделал это медленнее, чем следовало.

– Я хотел обсудить с тобой…

– Да-да?

– Твоё неподобающее поведение!

– Не подобающее чему?

– Не подобающее знатной молодой женщине! Вирке, веди себя прилично!

Сестра развела руками, как можно сильнее при этом оголяя грудь:

– А что же такого неприличного я себе позволяю?

О-о-о! Этот список у меня давно готов:

– Для начала, уходишь, когда тебе вздумается, никого не предупредив и не сказав, куда.

– Именно так я и делаю, – серьёзно подтвердила она.

– Разгуливаешь по замку голышом, смущая слуг и провоцируя дурацкие сплетни.

– По-моему, слуги вполне довольны и ничуть не смущены, но да, так я делаю тоже.

– Ни во что не ставишь собственного брата, на минуточку, хозяина дома и прилегающих территорий.

– С тем, что ни во что не ставлю, пожалуй, соглашусь. А вот про хозяина – вопрос спорный.

– Я старший. Меня объявили наследником.

– Милый мой, мы близнецы. А тот факт, что ты пролез между мамкиных ног на пару минут4 раньше меня, не делает тебя лучше. Во всяком случае, сильнее точно не делает.

Вирке, рисуясь, шепнула заклинание, воспламенила ладонь и запустила в меня парой огненных шариков. Я схлопнул их, зашипев от боли – горячие, поганцы.

– Вместо магии мне досталось множество других талантов.

– Например, трахать служанок? Это у тебя от папочки.

Я возмущённо развернулся и тут же снова уставился в стену: Вирке бесстыже разлеглась на кровати, всячески демонстрируя пренебрежение к моему присутствию.

– Я бы сказал, производить на окружающих хорошее впечатление. И не вызывать у людей желание провалиться сквозь землю, когда вхожу в комнату. И ещё неплохо могу отстегать плетью, если кто-то ведёт себя, как маленькая поганка!

– Это тебе Эделина сказала?

– Заткнись, Вирке.

– И не подумаю, Белен.

– Если продолжишь вести себя, как базарная баба, при дворе тебе точно места не найдётся, – я притворно жалостливо вздохнул, – а я только получил приглашение от короля на приём…

Вирке вскочила с кровати, захлопала в ладоши:

– Божечки! Приём! У самого Вальдинга! Какое счастье! Какая честь! – замерла и посмотрела на меня, как на полного идиота. – Это вот так мне полагалось скакать от восторга, потому что наш старичок соизволил устроить очередной кастинг фавориток?

Я глубоко вздохнул, напоминая себе, что очень люблю сестру, что у неё тяжёлый период и что спрятать труп всё равно некуда. Как можно спокойнее выдохнул.

– Ты можешь называть его как угодно. Но мне нужен повод попасть во дворец и поговорить с адекватными людьми на важные темы. А ты – мой неадекватный повод это сделать. Так что, ты идёшь. Это не обсуждается.

– Или ты запрёшь меня в комнате и лишишь сладкого?

– Или я буду сопровождать тебя постоянно, всеми силами нервировать и не давать колдовать.

Я вышел, изо всех сил постаравшись не хлопнуть дверью. Не уверен, что получилось. Отряхнул камзол от остатков раздавленного яблока.

Гоблиновы бабы!

***

Гоблиновы мужики!

Самовлюблённый…

Я скинула с прикроватного столика вазу.

Наглый…

Бокал с прохладным белым вином, принесённый смекалистой Эделиной, последовал за ней.

Эгоистичный…

Я повертела в руках переливающуюся благородным светом скляночку с мазью, делающей кожу рук мягкой, как лепесток розы. Стоила она немалых денег и досталась по не слишком приятной дружбе с крайне общительной особой. И оказалась действительно хороша.

Осторожно поставила крем на место и запустила вместо него в стену вытянутый бутылёк с ароматной водой. Тот, печально звякнув, рассыпался блестящей россыпью будущих трат на новые духи.

По-мужски втянув носом воздух, я с силой плюхнулась на кровать, задрала ноги и оперла их о лакированный столбик чёрного дерева.

Он считает меня глупой девкой! В самом деле. Спустя столько лет, столько скандалов и разбитой посуды брат всё ещё делает вид, что он здесь хозяин, а я – заноза в его величественной заднице!

Хотя я, собственно, всячески старалась ею быть.

– Я испоганю твою жизнь, – пропела я данное когда-то обещание. О, он быстро узнает, что я это сказала: слуги доносили Белену обо всём. Они обожали строгого, но справедливого хозяина, боготворили его. И с радостью стучали на его взбалмошную сестрицу.

Нужно запить. Я протянула руку за вином и досадливо наморщилась: лужица из разбитого бокала темнела в другой стороне комнаты. Значит, ужин. Нечего голодать из-за очередной ссоры с нашим любимым доброжелательным господином. А вот испортить аппетит ему – всегда пожалуйста.

Шкаф ломился. Я, разумеется, в глаза не видела половину тряпок, доставшихся в наследство от почивших мамок, бабок и тёток, что не мешало мне требовать новые и утверждать, что Белен держит меня в чёрном теле. Из вредности, наверное, а вовсе не из-за попыток заполнить дыру в сердце, образовавшуюся после нашего разлада, как говорили некоторые!

Я дёрнула на себя резные дверцы, гулко стукнувшие о стену и оставившие пару новых царапин. Из чёрного зева выглянуло Великолепие: туалеты цветные, тёмные, украшенные богатой вышивкой и драгоценными камнями, достойные королевы, и скромные по виду, безмерно удобные и, разумеется, немыслимо дорогие… Но я искала что-то особенное. Нельзя же явиться к брату неподготовленной. Ему, бедняге, и так весь вечер читать мне нотации и убеждать в важности торговых и деловых отношений. Пусть хоть на что-то приятное посмотрит.

Вот оно!

Любимое платье: «Вирке, не смей выходить в этом за порог!». Я с наслаждением вытащила наряд из невесомой ткани, совершенно ничего не прикрывающий сзади и практически ничего спереди. Уродливый шрам некрасиво делил спину пополам, но за годы я научилась не обращать на него внимания.

Покойная матушка не решилась бы в таком даже детей с мужем лепить. Всё-таки собственный портной – не роскошь, а необходимость.

Он сидел за огромным тисовым столом в гордом одиночестве. Длинные ряды стульев пустовали и утопали во мраке, а перед ним, как всегда, ворох бумажек, нетронутая тарелка с мясом и огромный бокал красного вина. Хмурил брови, потирал переносицу, когда что-то не сходилось, и нетерпеливо постукивал указательным пальцем по дереву. Таким я его запомнила в тот роковой вечер. Таким он остался спустя семь лет.

Я замерла в дверях, не решаясь ступить в круг света от огромного, на четыре дюжины свечей, канделябра. Пока Белен меня не видел, он словно дышал свободнее. Наверное, потому и избавился тогда от нерадивой сестрицы. Одному ему и правда легче.

Пора разрушить эту несуразную идиллию.

– Кх-кх, – я облокотилась о колонну, невзначай выставив ногу в высокий разрез.

Белен, конечно же, сначала нашёл ногу. Обследовал взглядом бедро, запутался в декольте (это ты ещё спину не видел!) и остановился на подбородке.

– Ты не одета, – буркнул он и вернулся к бумагам. – Сходи накинь что-нибудь. Я подожду.

Я устроилась напротив, опустив подбородок на сцепленные пальцы:

– Решил позаботиться о моей фигуре и придержать ужин?

– Просто не ожидал, что ты явишься, – брат, не поднимая глаз, нащупал и звякнул в маленький серебряный колокольчик.

– Но распорядился накрыть на двоих, – подметила я расторопных поварят, лётом принесших уже готовое блюдо – любимых перепелов в зелёном соусе.

– Не терял надежды.

– А это ты зря, – я яростно воткнула вилку в неподвижное тельце на тарелке.

Белен отложил перо и откинулся на мягкую спинку стула хозяина дома:

– Вирке, чего ты от меня хочешь?

Я протянула руку к терпкому сухому вину брата, сделала большой глоток, хотя ненавижу красное, и оставила возле себя.

– Для начала – извинений.

– Хорошо, – легко согласился новый владелец замка Ноктис де Сол. – Вирке, я прошу прощения за то, что заботился о твоём будущем, за то, что хотел дать тебе образование, которого ты достойна, за то, что отправил тебя в школу, где могли оценить твои таланты…

– Карсе Игнис – тюрьма, а не школа. Ты знал, куда ссылаешь меня.

– Не преувеличивай! Это самая обычная школа. Такая же, как все другие. Ты не первая прошла через неё.

– Я просила тебя, Белен, – я припала на руки, почти вытягиваясь поперёк столешницы к ненавистному, но так похожему на моё, лицу. – Я умоляла. Я готова была на всё, чтобы ты не делал этого.

На мгновение он закусил губу, словно пожалел об упущенном шансе, но вновь заупрямился:

– Я заботился о тебе!

– Ты выгнал меня из дома!

– Я хотел дать тебе достойное будущее!

– Ты хотел избавиться от меня, чтобы никто не отрицал твоё право наследия!

– Замок и так мой.

– Потому что у тебя между ног болтается фитюлька?

– И поэтому тоже, – знакомо ухмыльнулся брат, – а ещё потому, что так сказано в завещании, которое ты не соизволила прочесть. Вирке, я не выгонял тебя. Я заботился о тебе. Мне очень жаль, что родители умерли, но отец был идиотом, что не отдал тебя в Карсе Игнис сразу. И, раз уж он не додумался, это пришлось сделать мне.

Успокоиться. Не сжимать до хруста вилку. Неспешно, как учили ещё в детстве, отрезать крохотный кусочек птицы и жевать так долго, словно это не мясо, а подошва. После высказанного, кстати, на вкус оно ощущалось именно так.

– А ты не думал предупредить меня? – негромко поинтересовалась я, когда, не чувствуя никакого удовольствия, проглотила первый кусок и начала медленно разрезать волокно второго, представляя, что это чьё-то горло. Чьё-то очень конкретное горло.

– О чём? – Белен хлопал ресницами и делал такие искренние большие глаза, что я начинала понимать, почему среди служанок иной раз случались настоящие драки за право постелить ему постель и, возможно, задержаться в покоях до утра.

– О том, что я – ведьма и могу случайно разнести по камушку зал во время вручения дипломов, например.

Белен не торопился. Отчеркнул ногтем какую-то особо значимую строчку в письме, переложил его в отдельную стопку для неприятной корреспонденции, быстро пробежался глазами по следующему, скомкал и протянул к осторожному пламени свечи. Я не выдержала:

– Ignis! – растопила маленький огненный комочек между большим и указательным пальцами, швырнула в обречённую бумагу. Та вспыхнула и рассыпалась седыми хлопьями.

Брат сдул остатки пепла и наконец ответил:

– Но никто же не умер.

– Только покалечены и перепуганы. И некоторые ещё не переставая икают, – последнее я припомнила с особым блаженством.

– Всё, что я делаю, я делаю ради тебя. Даже если сейчас так не кажется, – брат говорил так жарко, так искренне, что, казалось, я действительно могла ему поверить. Но перед глазами услужливо всплывали искажённые злобой лица товарок, злые шутки и издевательства, которые приходилось сносить. О которых никто и никогда не должен узнать. О которых я бы сама с радостью забыла. Нет, я не прощу его за это. Я уже давно не испуганная умоляющая о милости девочка, которую он изгнал из Ноктис де Сол.

Я сделала ещё один глоток из чужого бокала и отправила его в путь до противоположного края стола. Брат поймал его в последний момент, прихлопнув ладонью и в свою очередь отпил.

– Разумеется, – сухо согласилась я.

– Мы вернёмся к этому разговору, – показалось или Белен вправду смягчился? Почувствовал себя виноватым? Ерунда! Брат никогда не признал бы своей вины! – Но очень тебя прошу, один раз побудь сестрой, которая мне нужна. Которой ты была когда-то.

Вот! Конечно, он чего-то хотел. Иначе просто игнорировал бы дальше, как делал каждый день с момента моего возвращения. Каждый день последние два месяца. Каждый из дней, когда был нужен мне, как воздух.

– Что тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы ты пришла на приём.

– У меня нет ни малейшего желания оказаться в спальне Вальдинга

– Поверь, у меня тоже.

Я приподняла бровь и сдержала смешок.

– В смысле, нет никакого желания, чтобы ты там оказалась! – поправился брат, закашлявшись. – Но мне нужен повод для встречи с ним. И без тебя и этого проклятого приёма такого шанса не выпадет ещё очень долго.

– И что же я получу взамен?

– Взамен?! Вирке, тебя это, наверное, сильно удивит, но мы всё ещё семья и должны помогать друг другу!

Я скрестила руки на груди.

– Я буду тебя очень благодарен, – попытался хитрец подойти с другого края.

Я хмыкнула.

– Новое платье? – с надеждой вопросил он.

Тоже мне!

– Ты очень низко ценишь мою помощь.

– Тогда что?!

А вот теперь я довела брата до белого каления. Небось уже мысленно подписал дарственную на земли, убрался из дома или женился на дочке чистильщика каминов.

– А вот это, – с наслаждением протянула я, поднимаясь со стула, – я сообщу уже после приёма.

– Вирке…

Сегодняшняя игра нравов осталась за мной. Просительный тон, опущенный взгляд… Наверное, я бы могла сжалиться и признаться, что понятия не имею, что потребовать взамен. Просто не хотела упускать удачную возможность помучить мерзавца.

– Что? – бросила я свысока.

– У тебя гм… грудь из декольте выпала.

Стоит отдать ему должное: Белен захохотал только когда я скрылась за углом.

Глава 2. Собственность короля

Почему? Почему? Почему?

Я всегда выглядела рядом с ним глупой взбалмошной девчонкой, слишком любящей скандалить. Проще говоря – дурой. А он весь такой спокойный и расслабленный, с метким словом в кармане, готовый хлестнуть очередным веским аргументом.

Богиня, как же я его ненавидела!

А когда-то любила. Не так давно, на самом деле.

Не разлей вода, брат и сестра – две стороны одной медали. Такие разные и такие… нужные друг другу. Не разлучались ни на час и всё детство провели вместе, заставляя нянек рвать на себе волосы и умолять об увольнении.

Я выворачивала целый мешок соли в жаркое для важных гостей – Белен прятал меня в подвале и брал вину на себя; его запирали в комнате в наказание – я пела ему песни под дверью; к отцу приезжали родители неженатых маленьких лордов – замковый мост по странному стечению обстоятельств оказывался изгажен утками… Последнее, к слову, так и не раскрылось.

И так могло продолжаться очень долго. Я думала, вечность.

Пока и без того не слишком заботливые родители не бросили нас раз и навсегда, заставив научиться их презирать.

«Шторм», – по-простому доложил камердинер – единственный выживший на всём корабле.

А Белен хмурил брови и молчал. С тех пор эта его морщинка на переносице становилась только глубже.

Почему я не догадалась оспорить завещание сразу? Действительно наивная глупая девчонка. Но тогда роль беззащитной принцессы меня вполне устраивала. А брат быстро понял, что в вопросах наследства друзей и родни не бывает.

– Пожалуйста, Белен! Прошу тебя!

Я ревела несколько дней к ряду. Ходила за ним по пятам, хватала за рукава и подстерегала по вечерам, когда он возвращался после слишком долгих прогулок и встреч с людьми в тёмных мантиях.

Весь такой хмурый и таинственный не по годам. Мальчишка. Нам обоим тогда едва исполнилось пятнадцать, а он уже считал себя в праве решать судьбу сестры.

– Не спорь со мной, – командовал он новым глубоким и уверенным голосом.

– Почему я не могу продолжать учиться дома? Что я сделала не так? Белен! Белен! Белен, поговори со мной!

Но он не говорил. Избегал, уходил, отмалчивался, делал вид, что не слышит.

Тот, кого я любила больше всех на свете.

Тот, кого оказалось больнее всего потерять.

А потом в моей жизни появилась Карсе Игнис.

Чудесная школа. Одна из лучших. Лучшая.

Леди со всей страны годами пытались получить место в престижном заведении.

Чтоб ему провалиться!

Девочки жили при школе с десяти лет. А новенькую привезли туда в пятнадцать. Образованную, богатую и знатную.

Ясное дело, меня сразу возненавидели!

– Это моё место, – веско заявила похожая на огромную муху большеглазая девица в первый же день. И кинула стопку книг прямо на мои приготовленные к уроку бумагу и перья.

– Что ж, в будущем я учту, что согнала с места хамку, – скинула я чужие вещи на пол.

Тогда она ушла. И я решила, что завоевала свою нишу. А зря.

– Кто расскажет про восстание девятого столетия? – и я тянула руку. Должно же хоть для чего-то пригодиться домашнее образование?

– Первая Магическая революция началась из-за Иоли Светлоокой, – с гордостью рассказывала я скучные забытые всеми истории. – Ковен Иоли выступил против короля Калипа Троннинга Добросердечного с требованием сделать их полноценным советом и разрешить вмешиваться в дела светской власти. Повсеместно распространённые необученные ведьмы и колдуны…

В затылок прилетел мерзкий мокрый комочек. Я недоумённо провела по волосам, вытаскивая шарик жёваного пергамента. Обернулась. Ученицы сидели с совершенно непричастным видом. Особенно она.

Стоило повести себя так же, как остальные. Пожаловаться наставнице и рыдать, забившись в угол, пока не соберётся стайка желающих утешить. Среди них наверняка нашлись бы и друзья. Или ещё умнее: признать, что «муха» здесь главная, примкнуть к её свите и измываться над какой-нибудь другой жертвой.

Но я просто нашла взглядом предполагаемую обидчицу и молча показала ей средний палец.

Война объявлена. Пути назад нет.

И мы воевали. Семь лет. Пока обучение не окончилось и меня не вернули домой. Повзрослевшую, поумневшую, обозлившуюся. И точно знающую, кого винить в бедах.

На приёме у Вальдинга, конечно, найдутся старые знакомые.

Каждая, кто якобы случайно выливала чернила на моё платье. Ежедневно. Целую неделю.

Каждая, кто пытался обстричь меня налысо во сне. Однажды почти успешно. Трижды вполне сносно.

Каждая, кто заходился смехом, когда я выходила танцевать.

Каждая, кто рассказал красавцу Ирвигу, что я ношу пояс верности и натираю струпья на ягодицах чистотелом.

– Ай, Эда!

– Простите, госпожа! – Эделина шустро спрятала клок волос, словно и не она только что его выдернула. – Задумались о чём-то?

– С тобой опасно отвлекаться, – выгнать бы эту неумёху за дверь по-хорошему. А ещё лучше – отписать розг. Я отобрала гребень: думала, лишилась целой пряди. Показалось. – Принеси одежду. Сама причешусь. Вот коза, – почти восхищённо пробормотала я вслед неугомонной девице.

Платье окутывало и придавало уверенности. Возможно дело было в его дороговизне, а возможно за огненной тканью удачно скрывались мои страхи.

– Ах, госпожа Вирке!

– Ну что там ещё?! – подол порвался в последний момент? Прыщ вскочил? Кружево оказалось кривым?

– Вы чудесно выглядите, – служанка смущённо скомкала передник.

– Это мне уже известно, – кивнула я. И тут же уставилась в зеркало: правда?

– Правда, – ответил на мой незаданный вопрос брат. Белен стоял в приоткрытых дверях. В камзоле, вышитом серебром, что ветвями забирались в складки ткани, с забраными в хвост волосами, похожий на мифического Бога, властителя лесов. – Ты настоящая богиня, Вирке.

Если бы рядом не стояла открывшая в восхищении рот Эделина, он бы точно отпустил очередную колкость. Красовался перед наивной мышкой, не более. Но я подыграла. Скандалить при посторонних – дурной тон.

Большой вопрос, кто из нас привлечёт больше внимания. Не мог одеться поскромнее? Или хоть предупредить, что будет в серебре? Я же теперь рядом с ним в гранатовом вызывающем и открывающем все допустимые прелести платье выгляжу дешёвой… Ладно, дорогой, очень дорогой.

– Но тебе придётся переодеться, – лаконично закончил брат.

– С чего это вдруг?

Этот потрясающе выглядящий сукин сын снял шейный платок и попытался пристроить его у меня на груди. Кусок шёлка оказался мелковат или грудь за годы подросла, но, как бы скромник не старался, всё равно оказывался недоволен результатом.

– Нет, так всё равно не пойдёт.

– Конечно, не пойдёт! – я повела плечами, позволяя ткани соскользнуть вниз. – Он же совершенно не подходит по цвету!

– Ты ведь всё равно поступишь мне назло, – Белен смиренно подхватил платок и начал аккуратно складывать. – Поэтому я не стану ни просить, ни уговаривать, ни угрожать.

– Потому что это совершенно бесполезно.

– Я хотел сказать, потому что ты – упрямая и безмерно наглая стерва, – я зарделась от смущения. Нет, ну может же делать комплименты, когда хочет! – Но твой вариант тоже уместен. Поэтому я просто напомню, что Вальдинг устраивает этот приём, чтобы найти очередную любовницу. А ещё он немолод, неприятен и верхняя челюсть у него вставная, – с удовольствием закончил брат, наблюдая, как я меняюсь в лице.

Желание позлить старых подруг вдребезги разбилось о нежелание спать с чьим-то величеством. Я поджала губы и вернулась к шкафу.

– Ты собираешься отвернуться?

– Вчера тебя это не смущало.

– Вчера смущался ты. Поэтому я веселилась.

Новое, куда более скромное платье, тоже не выглядело дешёвкой. Глубокий синий цвет подчёркивал черничные пряди, а узор на лифе напоминал рисунки из старинных книг. Но богиней в нём я уже не была. Впрочем, шлюхой короля я не была тоже, а это уже неплохое начало.

– Ну как? – хмуро поинтересовалась я.

Брат ещё немного подтянул корсаж, в тайне надеясь превратить меня в монахиню.

– Как не-любовница короля, – кратко резюмировал он.

***

Вы когда-нибудь бывали на королевском приёме? Я – да. И это… Скучно. Невыносимо, дико, неописуемо скучно. Опоздать на строго отведённое время; ненавязчиво поприветствовать тех, кто выше рангом, и бестактно проигнорировать тех, кто ниже, стараясь не думать, что для первых мы – вторые. Мило улыбаться, пока наши имена нарочито неспешно ищут в списках приглашённых и делать вид, что всё идёт, как надо, пока мимо проходят те, кто в списках не нуждается.

Тот, кто придумал эти приёмы, ненавидел людей всем сердцем. И люди спустя века отвечали ему взаимностью.

– Вирке! Красавица! Как давно я тебя не видела! Белен, моё почтение! – какая-то там сколько-то-юродная сестра или кузина кузена. Я не помнила имени и видела её раз или два в далёком детстве. Но полагалось вежливо раскланяться и умилиться, когда напомаженные губки мазнут по щеке, а тёмные, как у хорька, глазки её мужа задержатся в том месте, которое перед выходом всячески старался прикрыть брат. Не зря, надо признать, старался. От подобного внимания и в ризу облачишься.

Дождавшись, пока Белен отвернётся, я не удержалась и поманила пальцем крохотный бутербродик с подноса проходящего мимо лакея:

– Autem!

Как и всегда в присутствии брата, сосредоточиться оказалось сложно. Бутербродик дрогнул, не желая расставаться с насиженным местом, но всё-таки спрыгнул и прокатился по полу, чтобы замереть у ног хорькоподобного муженька. Ещё один неуместный поклон, чтобы получше разглядеть содержимое чьего-то платья, и кобелёк, поскользнувшись, с грохотом упал сам. Свалил жену и в завершение сбил лакея, который усыпал всю эту кучу дождём из лакомств.

Я отвернулась, пряча хихиканье под личиной скучающей леди.

– Вирке, не смей! – не переставая доброжелательно улыбаться, одёрнул меня брат.

– Что?

Вместо ответа Белен ухватил мою руку и положил на сгиб локтя, для надёжности прикрыв собственной ладонью.

Я раздражённо попыталась вырваться:

– Я что, ребёнок?

– Именно. И проведёшь весь вечер со мной в обнимку, если не умеешь себя вести.

– А как же твои важные разговоры? – напомнила я. – Неужели ты не боишься, что я могу что-нибудь ляпнуть некстати?

– А ты можешь? – спросил и тут же сам себе ответил брат. – Конечно, можешь…

– Ох, дорогая, не ожидала тебя здесь увидеть! – если сражения не избежать, лучше напасть первой. – Ты так похорошела, Колетта! Чудесно, что ваша семья наконец-то может позволить себе выпускать тебя в свет!

Похожая на муху девица напряглась и повернулась, удивлённо икнув.

– Вирке! Как я рада… ик!.. тебя видеть! Безмерно приятно, что тебя не заточили в высокой башне после того случая!

– Ну что ты! Какая ерунда! Никто ведь серьёзно не пострадал, – свободной рукой я поманила слугу, разносящего воду, и заботливо предложила бокал Колетте. – Держи. Говорят, помогает от икоты.

Старая знакомая вежливо приняла подношение и неприязненно вынужденно осклабилась.

– Ты представлена моему дорогому брату? – беззаботно продолжала я. – Белен, я рассказывала тебе о Колетт.

– Разумеется, – Белен, впервые услышавший это имя, наконец отпустил мою руку и склонился для поцелуя.

– Я уж думала, ты меня не помнишь, – я легко сделала вид, будто то, что сотворила с мерзкой девицей, можно забыть.

Ненавижу! Ненавижу всех! Будьте вы прокляты!

Я с трудом запихивала воздух в грудь и никак не могла вздохнуть. Слёзы катились сами собой, руки тряслись, а они всё смеялись, хохотали, как ненормальные…

– В чём дело? Уже не такая смелая?

Толчок – и я отлетаю к стенке, натыкаясь на чьи-то руки. Мгновение, которое никак не заканчивается. Снова удар.

И снова руки.

– В чём дело, Вирке? Где твой острый язычок, воронёнок? Ничего не хочешь нам сказать?

– Хватит! Прекратите! – хрипы уже не похожи на слова. Было ли мне больно? Не настолько. Но дышать всё равно не получалось. – Хватит!

– Попробуй попросить получше! – и Колетт, умеющая заглядывать в глаза преподавателям с истинным раболепием, хохотала, разбрызгивая слюну, и снова толкала.

А потом справа.

И слева.

И ещё…

Хватит!!!

Наверное, если бы не эти глупые девицы, Сила всё равно пробудилась бы. Раньше, позже… Когда-нибудь.

Но это случилось именно в тот момент. Как вовремя и одновременно как поздно!

– Хватит!!! – визг расплескался живыми волнами, бьющими в грудь обидчицам.

Стены ухнули, затрещали.

Кто-то сбежал сразу, решив не выяснять подробности; кто-то быстро сообразил, что забитая лохматая Вирке не так проста, как всем казалось; Колетт уйти уже не могла.

Воздуха казалось невероятно много. Он заполнял изнутри, распирал, требовал выпустить наружу, бежал по жилам…

Я протянула вперёд руку – девица с полными ужаса глазами проскользила по мраморному полу.

Я взметнула пальцы вверх – забившаяся в паутине чужой воли муха захрипела и взлетела, телом повторяя узор трещин в камнях.

Я дёрнулась – и Колетт оказалась на потолке.

А потом я отпустила руку. Наверное, я не хотела сделать ей больно. Наверное, сама испугалась случившегося и лишь пыталась остановиться. Наверное…

Девчонку спасли. Я оказалась не единственной ведьмой в школе. Целительница Бланш прибежала на грохот и смягчила удар, который должен был стать смертельным. А синяки и ссадины… Их не так сложно вылечить.

Зато икота осталась на всю жизнь.

Колетт сделала крохотный глоток и натянуто улыбнулась:

– Как тебя можно забыть! Мы ведь были не разлей вода в школе, правда, воронёнок?

И правда нельзя. Это я тебе гарантирую!

– А кто твой очаровательный спутник? Не представишь нас?

Спутник действительно казался очаровательным. Донельзя и до тошноты. Слащав, красив, напудрен и отвратителен. То есть, это мне он казался таковым. Судя по восторженным охам и завистливым ахам, а также ощущающейся вокруг этой парочки атмосфере самолюбования, мужчину полагалась считать великолепным. Он сам так точно не сомневался в этом. Парочка всячески хвасталась друг другом: она – его красотой; он – её деньгами. Им светил идеальный брак!

– Граф Томас из рода Пекуниа. Оч-ч-ч-чень приятно, – справился красавчик сам, оставляя влажный след на моём запястье.

– Что вы, что вы! Это мне приятно!

Нет, приятно мне не было. Вообще ни капельки. Скучные, лживые, помешанные на собственном я людишки. Невольно вспомнился грязный крестьянин, упрашивающий подлечить ребёнка. Искренне упрашивающий! На самом деле готовый отдать рубашку, штаны и даже собственную голову. А ребёнок всего лишь простыл!

И – эти. Лобызаются, рассыпают направо и налево фальшивые улыбки. В корсете вдруг стало необычайно, нечеловечески душно.

– Вирке! – брат многозначительно прокашлялся. Полагалось понять, что он недоволен. Но я, разумеется, наплевала.

Задержалась в реверансе на мгновение дольше, чем было бы прилично, проникновенно заглядывая в глаза прилизанному блондинчику и выдохнула восторженное:

– Я столько о вас слышала!

Колетт никогда не считалось дурой. Разве что не умела правильно выбирать врагов. И тут сообразила быстро: прижалась к жениху, затрепетала ресницами… Вот только он её ужимок не видел. Ещё бы! Всё внимание захватили мои!

Как Белен ни старался незаметно ущипнуть, приструнить укоризненным взглядом или поджатыми губами, я не поддавалась: хихикала, прижимала руки к груди, откидывала с шеи выбившиеся из причёски пряди. Брат обжигал холодом недовольства. А что? Ни слова лишнего, ни движения я себе не позволила. Всё как договаривались. Ещё немного и он выволок бы попавшего под раздачу графа из залы за идеально уложенный завиток на лбу, лишь бы успокоить меня, но взревновавшая невеста нашлась быстрее:

– Томас, нам ещё нужно поприветствовать Реджемов! Прости, Вирке! Безмерно рада тебя видеть!

– Ах, как жаль, что нам не удалось познакомиться поближе. Но ничего, уверена, Колетт прекрасно компенсирует вам наше общение!

Я прикоснулась к его плечу невзначай. Совсем легонько и трепетно. Так, что ни одна посторонняя женщина не придала бы этому значения. И так, что ни один мужчина не смог бы проигнорировать.

– Надеюсь, мы ещё встретимся, прекрасная Вирке!

Бррр! Срочно, срочно, срочно отмываться! Ужас какой! Он… он склонился и лизнул мне запястье! Едва дождавшись, пока будущая счастливая семейка отойдёт на пару шагов, я кинулась вытирать руку о грудь Белена.

Брат невозмутимо достал из рукава платок и протянул мне:

– Сама напросилась.

– Это она сама напросилась!

– Ты никогда не думала, что у тебя поэтому нет подруг?

Нет, не думала.

– Потому что их женихи – бесхребетные слабаки?

– Нет, потому что ты всячески стараешься взбесить окружающих.

Я заботливо сунула ненужный больше платок брату за пазуху, поправила ткань и похлопала для верности.

– Тогда почему у тебя нет друзей?

Я приподняла уголки губ, подхватила подол платья и ушла с гордо поднятой головой. Так его!

– Потому что у меня есть ты, – печально прошептал вслед Белен, изо всех сил стараясь думать, что это не звучит слишком обречённо.

Воздух! Богиня, как же мне не хватало воздуха!

С балкона легко наблюдать за тенями в зале: они гнули спины, манерно жестикулировали и, наверное, нарочно пытались казаться как можно более неприятными. Тени – не люди. Только сами они этого, разумеется, не знают.

Я показала окнам спину и мстительно и совершенно не по-дамски плюнула вниз. Плевок получился сочным, мощным и закончил свой путь ровно на идеальной точёной голове одной из статуй в саду. Жаль, некому похвастаться. Когда-то давно Белен бы поддержал и побился об заклад, что повторит. Но больше нет.

В небе сияла луна. Словно пытаясь докричаться до глухих людей, она переливалась, тянула тонкие, пока ещё совсем слабые лучи, путалась в лабиринте холодных каменных стен, как верёвками, обвитых плющом. Наконец, луна углядела среди ледяного великолепия одинокую фигурку, жмущуюся от ветра, но не желающую спрятаться среди гостей. Совсем недавно стояла несусветная жара. Почему же эта ночь выдалась такой холодной? Точно в подземелье сижу.

Но если не думать о затхлых комнатах, не смотреть на неприступные стены, если позволить взгляду расправить крылья и унестись вдаль…

С холма виднелась свобода.

Бесконечные дороги, встречающиеся, расходящиеся и снова сталкивающиеся, сливающиеся в единое целое и укрывающиеся под пологом огромного леса, похожего на доброго пушистого зверя. А ещё дальше – море. И, если пересечь его, можно навсегда покинуть страну и оказаться там, где никто тебя не знает, где для каждого ты будешь тем, кем сама захочешь. Никаких границ, никаких правил… Свобода!

– Кажется, наша встреча состоялась несколько быстрее, чем мы рассчитывали, леди Вирке.

Я не невинная девица, чтобы вздрагивать всякий раз, когда услышу мужской голос. Глаза от удивления я, конечно, округлила, но в темноте всё равно не видно. Я лениво протянула, не удостаивая нарушителя спокойствия взглядом:

– Безмерно рада снова вас видеть, граф Томас. Неужели невеста отпустила вас гулять одного?

– С Колетт всегда можно договориться. Этим она и ценна, – загадочно понизил голос блондинчик. – Любуетесь видом?

Бокал разрушил идиллию, окунув серебряный лик луны в кровавое вино. Я не люблю красное.

– Любовалась. Люблю, знаете ли, одиночество, – я чуть склонила голову, чтобы чужая рука не закрывала обзор, но бокал склонился вместе с ней. Пришлось принять.

– Одиночество – это прекрасно! Прекраснее него разве что хорошая компания.

Паршивый граф пробежался холёными пальчиками по моему локтю.

– Хорошая – пожалуй. Где бы только её найти? – откровенно нагрубила я.

Женишок переместился за спину и положил руки мне на талию, недвусмысленно прижимая к перилам:

– Я мог бы вам подсказать…

Ну, сам напросился.

Я резво вывернулась и выплеснула вино (посмотрите-ка, пригодилось!) в лицо нахалу.

– А не пошёл бы ты?!

– Сучка! – сделал он вывод. Долго, однако же, думал. Томас сжал пальцами мой подбородок и по-хозяйски шлёпнул по заду. – Норовистых кобыл полагается объезжать!

Вот как мы заговорили? Ну, я пыталась решить вопрос мирно.

– А жеребцов превращать в меринов, – я подняла руку, готовясь продемонстрировать обидчику магический, но жалящий не хуже обычного огонь. И… пусто. Жилка привычно дёргалась, готовясь выпустить на волю живое пламя, – не смогла.

– Думаешь, дорогая невеста ничего мне про тебя не рассказала? – навязчивый ухажёр с готовностью продемонстрировал простенький камушек на шнурке и, чтоб не расслаблялась, ещё раз опустил ладонь на мою ягодицу.

Гоблинов подкидыш! Так мы не договаривались! Я слышала про противоведьминские амулеты, но воочию ни одного не видела, и мысли не допускала, что даже с магией могу оказаться беззащитна. Нет! Не хочу! Годы, когда я не могла дать отпор, когда надеялась на брата или была совсем одна, давно прошли! Должны были пройти! Только не кричать. Это ещё унизительней. Нет! Пожалуйста, нет!

– Дорогой граф, а вам давно в последний раз били морду? – Белен не казался злым. Его лицо не наливалось кровью, он никогда не ругался и не кричал… Разве что на меня. Но он был в бешенстве.

– Господин де Сол! – как ни в чём не бывало поприветствовал мой неудачливый насильник. – А мы с вашей сестрицей беседовали о прекрасном виде.

Белен смолчал, но подошёл ближе.

– Чудесный приём, не находите?

Ещё один шаг.

– И превосходная погода!

Между мужчинами почти не осталось места. Я предусмотрительно отступила подальше. Есть у меня догадки, что случится дальше.

– И мне бы очень ха…

Одним коротким движением брат согнул Томаса пополам. Но упасть не дал: подхватил, нежно обнял, как старого друга, погладил по спине и каждый следующий удар сопровождал тихим спокойным голосом:

– Никогда даже не думай трогать мою сестру. Мерзкий ты хорёк, – слова закончились, а желание бить осталось. Он подумал и добавил. Без слов. Просто так. А потом усадил под перилами и заботливо разгладил помявшийся заляпанный вином костюм.

– Сам не изварзался? – озабоченно обратился ко мне брат.

– Совсем чуть-чуть, – я промокнула пятно на его воротнике длинным рукавом. По такому случаю не жалко.

***

Вирке спряталась сразу после того, как традиционно достала как можно больше народу. Хорошая привычка. В противном случае особо обидчивые могли потребовать сатисфакции или просто мелко подгадить.

Мне это только на руку: мелькать перед его величеством сестре не стоит, а оставлять её в толпе, где она может выкинуть что угодно, было, признаться, страшновато. На балконе и в одиночестве она не должна натворить особо много бед. Я надеюсь…

– Сир, – я склонился в раболепском поклоне.

Его величество Вальдинг вольготно расхаживал по залу, благосклонно принимая восхищения и почести, хотя половину из них не слышал из-за повреждённого в бурные годы уха. Принято считать, что пострадало его величество при подавлении одного из колдовских восстаний, кои ещё не были редкостью двадцать лет назад, хоть и изрядно измельчали. Якобы одна из ведьм наложила такое сильное заклинание, что на поле не осталось ни одного живого ни среди бойцов ковена, ни среди королевских. А Вальдинга по легенде задело самым краем страшного удара, после чего он героически бежал… эм… отступил.

Правда, отец, никогда не жаловавший род Троннингов и считавший их узурпаторами, незадолго до гибели обмолвился, что травмировался его великолепие во время пьяной драки. Решил на одном из банкетов в узком кругу продемонстрировать, какой он грозный вояка, и напоролся на собственное копьё. Но истории, как известно, пишут победители. В том числе глухие на одно ухо.

– Лорд Ноктис де Сол, – припомнила монаршая особа, – всё-таки пробились к нам? Похвальное упорство.

– Достаточная мотивация, – вежливо заметил я. – Не будете ли вы столь любезны уделить мне немного времени?

– О, дорогой, я сегодня слегка занят, – маленькие королевские глазки уже приметили несколько достаточно фигуристых для их внимания претенденток. – Попробуй записаться на аудиенцию.

Вместо ругательств, которые так и крутились на языке, я выпустил на волю печальный вздох:

– О, очень жаль. Видите ли, моя прелестная сестрица…

– Прелестная? – тут же заинтересовался Вальдинг. Даже маленького осьминога из закусок забыл прожевать, так и оставив одинокую ножку в углу рта.

– Разумеется. Вам же прекрасно известно, что все женщины де Сол отличаются статью и красотой. Я надеялся поговорить о ней, но, если вы заняты…

– Думаю, я могу ненадолго отвлечься. Совсем ненадолго! – предупредил король, обнаружив ещё одну даму, достойную звания фаворитки. Дама склонилась в таком глубоком реверансе, что я рассмотрел и призывно выпрыгивающие из платья груди, и как бы невзначай продемонстрированную щиколотку.

– Здесь нам не помешают, – чьё-то там величество устроился на скромном золотом троне в небольшой, всего на полсотни человек, комнатушке, предназначенной для бесед с самыми близкими. – Присаживайтесь, молодой человек, здесь все свои!

Спорное утверждение, но я всё равно опустился напротив.

Вирке никогда не любила замки. Даже дома всегда старалась вырваться на конную прогулку или на охоту. Здесь она бы взвыла. Впервые захотелось согласиться: стены – давят. Попав сюда раз, уже не выбраться.

– Мы получили письмо от вашего советника, сир.

Вальдинг отстранённо рассматривал узор на слишком яркой, совершенно петушиной мантии. Казалось, даже не слушает меня. Но слушал. И не только он, но и два охранника, что прятались в потайных ходах за картинами.

– Рикмас очень предусмотрителен, но с кем он водит дружбу, я не слежу.

Следишь. Ещё как следишь! Иначе давно бы уже получил кинжал под рёбра. От того же Рикмаса. Или от меня.

– Разумеется, – я склонил голову, демонстрируя согласие с каждым монаршим словом. – Но в письме шла речь о государственных делах, – о которых ты, разумеется, в курсе, но всё равно заставишь меня угождать и разжёвывать. – Видите ли, советник считает, что Вирке обладает некоторыми… талантами, которые могли бы помочь в Круге.

Вальдинг метнул хитрющий взгляд на одну из гардин, из-за которой, вероятно, Рикмас и наблюдал за происходящим.

– Неужели так и сказал? Насколько мне известно, Круг не существует уже более двух веков.

О да! Не существует! Конечно!

– Вероятно, я не так выразился. Советник намекнул, что таланты моей сестры могли бы пригодиться в определённой государственной работе. И мы, полагаю, оба понимаем, о какой работе идёт речь.

– Возможно, – Вальдинг степенно кивнул, с похвальной реалистичностью сдерживая смех.

Ему смешно. Конечно. Для короля это забава. А для моей сестры – сломанная жизнь. Я проявил непозволительную эмоциональность: вскочил с места и заходил туда-сюда вдоль стола, постукивая пальцами по резным спинкам кресел, каждая из которых изображала ретивую защитницу государства: уродливая голова старой ведьмы сменялась прекрасной девой, на место той спешила коротко стриженая, похожая на мальчишку, дальше – совсем молоденькая, почти ребёнок, следом – монашка, в которой тоже проснулся дар… За века их набралось на целый зал советов. И всё, что осталось от этих женщин, – резные спинки. Ни имени, ни памяти. Про них нельзя думать, их нельзя оплакивать. И Вирке не должна превратиться в бездушное деревянное изваяние. Не должна стать ещё одной подставкой под монаршей задницей.

– Сир, я ручаюсь, что у Вирке нет подобных способностей. У неё действительно случился всплеск магии в Карсе Игнис, но это единичный случай. Она совершенно бесталанная ленивая девчонка, способная Силой разве что зажечь свечу!

Вальдинг со смачным стоном выпрямил спину и закинул ноги на ближайший стул, уперевшись ступнями в резное лицо девушки с огромными невинными глазами.

– Целительница Бланш иного мнения. Сдаётся мне, мой мальчик, ты пытаешься уберечь сестру. Считаешь, ей будет у нас плохо?

Считаю, плохо будет вам.

– Ваше великодушие не знает границ. Служить вам – честь, – процедил я сквозь зубы, до хруста (дерева или пальцев?) сжимая причудливую вязь. – Но сомнительно, чтобы сестра её оценила.

Вальдинг обнаружил наконец мешающуюся в углу рта закуску, подхватил коротенькими пальцами и принялся рассматривать с необычайным интересом.

– Белен, – без обиняков начал он, обнюхивая недоеденное щупальце, – ты действительно считаешь, что твоё мнение имеет для меня значение?

Я усмирил ноги и вытянулся напротив его величества:

– Сир, я всего лишь забочусь о вашем благополучии. Если бы вы имели желание читать мои письма…

– Я читал все твои писульки, – слабый до женского пола и вкусной еды, нескладный, немолодой мужчина ненадолго стал похож на настоящего короля. На того, чей портрет висел в тронном зале в золочёной раме, на того, кто даже художнику позировал, не выпуская из рук меч и продумывая план сражения, на того, кем Вальдинг при всём желании не мог бы стать. – И их количество убедило меня, что ты, маленький гадёныш, пытаешься скрыть что-то очень интересное. Если ты вдруг забыл или не желаешь придавать этому значение, по указу моего отца каждый, кто обладает Силой, – собственность короля. Твоя сестра, будь она способна хоть ветры5 сдержать с помощью магии, обязана… Что ты там бормочешь? Про свободу? Двадцать лет назад про свободу уже поговорили. Больше не рискуют. Твоя сестра обязана служить мне. То, что она до сих пор живёт в твоём замке, – всего лишь оплошность наших осведомителей. Два месяца – слишком много для бесконтрольной ведьмы.

– Она слаба и ничем не сможет вам помочь!

– Главное, чтобы не мешала.

– Она не нужна вам!

– А это уже мне решать.

Я запустил пальцы в волосы, забыв про аккуратную причёску. Наверное, походил на умалишённого. Стоило сдержаться. С самого начала. Но когда дело касается Вирке, я не умею думать…

– Возьмите меня вместо неё!

Что я только что выпалил?

– Тебя? – Вальдинг усмехнулся, опять превращаясь из грозного правителя в одарённого властью разгильдяя, обратил внимание на сморщенное щупальце в пальцах. – Ты, конечно, довольно привлекательный для мужчины, но, пожалуй, я вынужден отказаться.

– Я смогу быть полезен вашему величеству. У меня достаточно знакомств… в разных кругах. Я отлично владею мечом, имел доступ к свиткам Равноденствия, – ухватился я за последнюю надежду.

– И при необходимости можешь надавить на сестру, – король заглотил остаток угощения. – Что ж, я подумаю. И, будь так любезен, следи за леди Вирке. Не хотелось бы, чтобы она попала в чужие… в беду.

Вальдинг вытер руки о петушиную мантию, с кряхтением поднялся с трона, напоследок мазнув ступнёй по лицу одной из тех, что когда-то служила его предку.

– Добро пожаловать в королевскую свиту, – похлопал он меня по плечу, словно оставляя невидимую метку.

«Добро пожаловать в королевскую оружейную», – обречённо разъяснил я сам себе.

Глава 3. Дорогая сестра

Когда ночью никак не получается уснуть – это мучительно. Я ворочалась с одной стороны на другую, отлёживая бока прежде, чем устраивалась поудобнее; мучилась от духоты и мёрзла попеременно; хотела пить и бегала к ночному горшку; злилась сама на себя, подсчитывая сколько времени осталось до утра, понимала, что всё равно не высплюсь, и злилась ещё сильнее. Спать хотелось неимоверно: зевота выворачивала челюсть наизнанку. Но не удавалось со дня возвращения домой.

Место, всегда приносившее радость, превратилось в темницу с ненавидящим меня сильнее всех личным стражником. Белен не ждал возвращения сестры. А я уже не стремилась к нему. Но больше пойти было некуда.

Я опустила ноги на ледяной пол. Решительно вскочила и схватилась за ручку двери: воздух! Срочно нужен воздух или я погибну!

Припозднившийся слуга мог бы решить, что перед ним призрак: всклокоченная, ссутулившаяся, в просторной белоснежной ночной рубахе, неприкаянная, я и правда походила на бесплотный дух. Оставалось научиться достаточно трагично подвывать.

Я задрала руки и проникновенно уукнула. Мрачные стены, хранящие память о многих поколениях Ноктис де Сол, ответили укоризненным гулом: «Твои предки славились умением вести светские беседы и завоёвывать земли», – напоминали они, – «а ты умеешь лишь дурачиться». Ну и пусть! Зато это у меня получается совершенно неподражаемо! Я уукнула ещё раз. Назло стенам. Получилось неплохо. Захотелось повторить при наличии подходящих зрителей. Замок безмолвствовал, но осуждал.

Я спустилась по лестнице, жалея, что не сообразила обуться. В школе постоянно горели камины на всех этажах, здесь же летом отапливали лишь спальни, и камни обдавали ступни могильным холодом. Казалось, что дневная жара приснилась, а на деле всегда существовал один ледяной замок, сковавший в объятиях ненавидящих друг друга людей, вынуждающий их назло друг другу держаться рядом, связывающий цепями долга и безысходности.

Когда-то эти серые камни окутывало тепло. Здесь кипела жизнь, смеялись гости, горел огонь. Мешались под ногами неугомонные близнецы. Да, уж что что, а мешаться мы умели.

А потом не стало родителей. И следом умер замок со всем счастьем, что когда-либо обитало в нём.

Бросили, оставили, предали, заставили просыпаться в слезах и раз за разом выслушивать притворные соболезнования надеявшихся на поживу дальних и не очень родственников. Белен с трудом избавился тогда от чрезмерно освоившихся визитёров. А я так и не вышла из комнаты ни к одному из них.

Когда-нибудь я сбегу отсюда. Лишь бы не чувствовать мучительного одиночества и голода холодных стен.

Нужен воздух…

Снаружи наверняка теплее. Накидка вряд ли понадобится. Но я всё равно свернула к огромному мягкому креслу у камина, где с вечера бросила плащ. Хотелось верить, что слуги ещё не утащили его чистить третий раз за день.

В кресле, крепко обхватив сукно болотного цвета, так удачно вчера вписавшееся в мой скромный наряд, спал брат.

– Чтоб тебя! – едва слышно выругалась я.

Он всё-таки красив. Смешно считать привлекательным близнеца. Мы ведь совершенно одинаковые, но он красив. Красивее меня. Быть может, потому что его губы никогда не кривила ядовитая усмешка. Или из-за спокойного, уверенного взгляда, даже когда он в исступлении кричал на меня и всеми богами клялся, что никого и никогда не ненавидел сильнее. А может дело в упрямой морщинке между бровей, что явно рановато прижилась на бледном лбу. Я сама не поняла, как подняла руку и прикоснулась к ней, желая разгладить.

Что же я делаю?! Проснётся – и рассеется мгновение спокойствия.

Белен напрягся во сне, но глаз не открыл. Можно было отнять руку и, наплевав на не так уж нужную накидку, выскочить на улицу. Ещё можно было…

Я провела пальцами ниже до кончика носа.

Плохая идея, плохая идея, плохая идея!

А ведь когда-то этот человек любил меня…

Пальцы скользнули вправо, очерчивая скулы. В последнее время они редко рдели от улыбки, всё больше обостряясь злостью.

Когда-то он готов был жизнь отдать за сестру.

Непослушные негнущиеся пальцы переползли вдоль уха к подбородку.

Нужно прекратить это немедленно.

Пальцы не слушались, тянулись к губам без моего ведома.

Сухие, тонкие, поджатые…

Разве это правильно?

Сила текла через спящего мужчину, узлом затягиваясь на коже. На моей? На его? На нашей? Щекотала, дразнила, золотилась слабой покалывающей искрой, оставляла светящийся узор прикосновений. Под его ресницами угадывался слабый свет. Открой глаза, дай мне увидеть его, ну же!

Жилы проступили неимоверно сильно, наполнились расплавленным золотом, требовали выпустить то, что пряталось внутри годами. Сильное, властное, сметающее все правила и преграды… Страшное.

Я отдёрнула руку.

Золотые искры змеями вползли обратно, свернулись, спрятались в самых тёмных и недоступных уголках души. На их месте осталась гложущая пустота. Томящая и бьющаяся в невидимых оковах.

Забыв обо всём на свете, я стремглав полетела обратно в комнату.

Была ли та духота? После странного порыва грудь распирало, рвало на части, терзало. Я в ужасе запрыгнула в кровать, обхватила подушку руками и ногами так крепко, как только могла. Словно ледяная ткань в силах выморозить, заставить забыть пляшущие на кончиках пальцев искры, унять притаившуюся где-то внутри золотую нить… Хорошо, что брат крепко спал.

А далеко внизу, в огромном мягком кресле, уставившись ополоумевшим взглядом в темноту, сидел мужчина. Одной рукой он сжимал лёгкий дорожный плащ, а другую всё никак не решался отнять от приоткрытых, не то в удивлении, не то в недоверии губ.

Давненько не удавалось заснуть так быстро. Я всё не вылезала из-под одеяла и терпеливо убеждала себя, что случившееся ночью лишь шутка воображения. И мне это почти удалось. Я вообще всегда мастерски занималась самообманом. Но стоило вылезти на свет, как смущение, злость и растерянность вернулись в полной мере.

На соседней подушке покоилась голова брата. Вопреки несмелым надеждам, плечи, туловище и ноги тоже оказались при нём.

– Доброе утро, Вирке!

Мерзавец всё так же красив. И сухие тонкие губы всё те же, что так молили прикоснуться к ним ночью. Я поспешно сосредоточилась на чём-то более невинном и уставилась на морщинку между бровями. Нет, только не на неё! Я нашла на аккуратно забранных в хвост волосах выбившуюся прядь, а в ней – седой волос. Хорошо. Сюда и смотреть.

– С тобой? Это вряд ли, – отрезала я, изо всех сил разглядывая серебристую паутинку.

Белен и не подумал разозлиться, возмутиться или хотя бы вылезти из постели. Он откинул одеяло и завёл руки за голову. Одетый! Уже легче.

А я?

Я торопливо заглянула под одеяло. Фух, ночная рубашка на месте. Стало быть, происходящее – не моя вина, а брата. Хотя, собственно, что – происходящее? Ничего особенного не случилось. Раньше я частенько забиралась к нему в кровать и, прижимаясь всем телом, грелась до самого утра…

Оу… Теперь это кажется не таким уж нормальным. По крайней мере, стало понятно ежеутреннее смущение и замешательство брата.

– Какого гоблина ты здесь делаешь? – я пихнула наглеца в бок, надеясь скинуть, но лишь отодвинулась сама.

– Ты давно так отвратительно ругаешься? – Белен повернулся и обеспокоенно уставился на меня. – Если вас этому учили в Карсе Игнис, я, пожалуй, отзову жалование твоих наставниц и подниму вопрос об их компетентности.

– Каждую среду и субботу, – с готовностью подтвердила я. – По два часа мы разучивали портовые песни моряков и учились объясняться с ними языком жестов. Я стала лучшей среди ровесниц.

– Только среди ровесниц? А я-то возлагал на тебя большие надежды, – брат едва не всплакнул от разочарования, а я снова попыталась избавиться от неприятного общества. – Ты чего делаешь? – широкоплечий и невероятно тяжёлый, он, кажется, даже не заметил моих стараний.

– Спихиваю тебя на пол, – прохрипела я, упираясь ногами в его бедро, а руками в предупреждающе трещащие столбики балдахина.

– Так бы сразу и сказала, – этот гад с готовностью опустился на пол и продолжил разговор оттуда, как ни в чём не бывало. – Вирке, мы вели себя…

– Да-да? – я настороженно подобралась, готовясь к ставшей традиционной каждодневной ссоре. Раньше, правда, брат хотя бы дозволял одеться для сего важного события.

– Я вёл себя ужасно, – поправился он.

– Да что ты говоришь?

– Ты тоже не…

Белен запнулся, задумался, мне показалось, попытался досчитать до десяти, но, снова заговорил вежливо и абсолютно спокойно:

– Да, я действительно вёл себя неправильно и признаю это. Вирке, я хочу помириться. Мы ведь дружили в детстве. Не может быть, чтобы за каких-то семь лет рассорились окончательно.

– Ты так в этом уверен? – я бросила край одеяла ему в лицо и встала.

Близнец развёл руками:

– Увы, я сейчас вообще ни в чём не уверен. Вирке, пойми: я глупый избалованный мальчишка, которому на голову свалилось огромное наследство. Я – идиот. Мне положено им быть.

– И ты отлично справляешься с ролью, – я окунула полотенце в услужливо принесённою Эделиной воду. Стоп! Если таз с кувшином уже здесь, значит, служанка видела, как мы с братом спали в одной постели?! Надеяться, что девчонка умеет держать язык за зубами, не приходилось. Оставалось лишь уповать на то, что она не присматривалась. Сплетни о мужчине в моей постели я переживу. Могу даже подтвердить и приукрасить при надобности, хотя с этим маленькая хитрюга вполне в силах справиться сама. Но уточнять, что этот мужчина мне родня, не хотелось.

– Хоть с чем-то я же должен справляться отлично!

Я не удержалась и улыбнулась в мокрую ткань, но, отняв её от лица, держала всё ту же суровую маску.

– И чего же ты хочешь от меня?

– Всего лишь последний шанс, – Белен подошёл, мягко отнимая полотенце. Окунул его в воду ещё раз и медленно провёл по моей щеке, предположительно стирая пятнышко. – Позволь напомнить тебе, что когда-то я был хорошим братом, – он наклонился так близко, что приходилось делить дыхание на двоих, опёрся лбом о мой, мокрый, очень надеюсь, от умывания, а не от испарины, – пожалуйста.

Я отняла утиральник и отвернулась, ледяной водой пытаясь остудить пылающие щёки. Дважды пришлось незаметно плеснуть на пересохший язык. Со стороны, надеюсь, казалось, что я принимаю решение.

– Последний шанс, – предупредила я плачущую остатками влаги ткань.

Белен звонко чмокнул меня в щёку:

– Одевайся. Не завтракай. Я жду в конюшне.

Едва дождавшись, пока скрипнет дверь, я схватила кувшин с водой и опорожнила его на добрую половину. Горло всё равно перехватывало жаром, никак не желающим утихать. Я осела на колени перед мозаичным столиком, прижалась горящей щекой к золочёной ножке.

Богиня, да что со мной такое?!

Он осторожно поглаживал мускулистую шею вороной и невероятно строптивой кобылицы. Лошадь недоверчиво косилась, принюхивалась и норовила укусить или лягнуть: в зависимости от того, куда станет непредусмотрительный наездник. Но наездник достался опытный и возможности напасть не давал. Лишь успокаивающе поглаживал, усыпляя бдительность и заставляя поверить, что ничего плохого он не задумал.

Я дождалась, пока Гадину взнуздает сонный, но демонстрирующий неправдоподобно сильное желание услужить конюх.

– Вот далась же тебе эта упрямица, – Белен вспрыгнул в седло так быстро, что вороная даже не поняла, в чём подвох. – Взяла бы кого поспокойнее. С этой же вы друг друга на дух не переносите! С данни6 проще договориться!

– С тобой мы тоже друг друга не переносим, но ничего, живём под одной крышей. У тебя разве кобыла образец послушания?

– А мне, может, нравятся строптивые, – заговорщицки подмигнул брат и огрел животное по заду, оставив пыльный вихрь на утоптанной земле.

Я хотела поскакать следом так же красиво, но поганая Тварь затанцевала, пошла боком и попыталась вернуться в стойло. Пришлось делать вид, что меня ничуть не оскорбил тот факт, что сдерживающий ухмылку конюх вёл её в поводу до самых ворот и немного по мосту, пока Сволочь не признала, что ранняя прогулка неизбежна.

Ветер тут же растрепал гриву, обдал волной едва уловимых, но неистребимых ароматов, попутно отхлестал по щекам, чтобы не слишком рьяно всматривалась в крепкую, чуть наклонённую спину впереди.

Спина замедлилась и позволила себя нагнать.

– Всё-таки ты победила, – кивнул брат на упрямую животину.

– Как и всегда, – я равнодушно передёрнула плечами, едва не сползла с седла из-за вильнувшей задом поганки и ударила её пятками в бока, подгоняя.

Копыта глухо приветствовали обласканную росой землю, оставляя в сужающейся деревенской дороге жестокие раны; замок Ноктис де Сол остался далеко позади, грозовой тучей мрачнея посреди нежного светлого неба; охраняющие посевы кустарники становились всё выше, разрастались до целых изгородей, норовили превратиться в рощи; в низинах спешил укрыться слоистый туман после ночного свидания с пушистыми полями, прощающимися робким шелестом мягких колосков.

Брат с полным ликования возгласом пронёсся мимо:

– Пошла! Н-н-но! Кто последний, – останется без завтрака!

Он что, считает меня ребёнком?!

Ясное дело, я его обгоню!

– Н-н-но!!!

Когда, смирившись с тем, что ни один из нас не уступит, а лошади у обоих донельзя вредные, мы пустили их шагом, Белен наконец извлёк из седельной сумы то, что имело наглость назваться нашим пайком.

– Серьёзно?! – я не спешила брать в руки слипшееся нечто.

– А что такого? – брат с готовностью надкусил то, что изначально походило на хлеб и сыр по отдельности, а ныне превратилось в рулет. – Помялся немного. На вкус ровно то же самое.

Я осмотрела спутника, начиная с лошадиных копыт и заканчивая собранными во взъерошенный хвост волосами. Других мешочков, тайников и сумок не обнаружилось.

– Ты собрался кормить меня этим? Ты уверен, что пытаешься наладить отношения, а не испортить их окончательно? Может, попросту хочешь отравить и прикопать, скажем, вон в том лесочке?

– В том-то? – мужчина ел с наслаждением и ничуть не смущался того, что «рулет» исчезал быстрее, чем удавалось уговорить меня разделить трапезу. – Не, в том не получится. Там народ обычно деревья валит. Не лес, а проходной двор. Быстро отыщут, потом придётся похороны устраивать, скорбеть… А мне оно надо?

– Дай сюда! – сообразив, что такими темпами и правда останусь голодной, я отобрала остатки хлебо-сыра и, на всякий случай брезгливо поморщившись, откусила. Ничего так. Видимо, с голода, но показалось, что даже вкуснее изысканной кухни нашей опытной поварихи. – Запить что есть?

Во фляге оказалась обычная вода. Нда… Кажется, родственничек решил подготовить сестру к тяготам и лишениям.

Белен, не рискуя смотреть мне в глаза, упорно разглядывал жиденький лесок, отделённый от нас полным туманного киселя оврагом. Лесок приветливо качал ветвями и всячески демонстрировал, что жизнь прекрасна. А вот брат, вопреки кажущемуся приподнятому настроению, морщил лоб и дважды набирал воздуха в грудь, чтобы начать некий, судя по всему, неприятный разговор.

– Вирке, – он пересилил себя и развернул Вороную, чтобы поговорить лицом к лицу, подъехал чуть ближе. И… Оу! Взял меня за руку! Богиня, он умирает? Я умираю?! Или того хуже: он женится?! – Вирке, я намерен отказаться от наследства и отписать его тебе, – выпалил брат.

О.

О.

О-о-о…

Наследство. Конечно. Как я могла об этом не подумать? Папочка, никогда не питавший к младшенькой особой любви, благополучно оставил Ноктис де Сол старшему мужчине в роду. А я? А меня, видимо, полагалось поскорее передать в чью-то ещё собственность. Мужа, любовника – как повезёт. И правда, зачем женщине земли?

Вот только… Действительно, зачем они мне?

– Вирке? – брат осторожно провёл пальцем по моему запястью. Золотые искры укололи кожу, и я поскорее отдёрнула ладонь. – Ты не выглядишь счастливой.

Вот он. Уверенный. Сильный. Красивый… Нет, это к делу не относится. Искренне считающий, что поступает правильно. Как всегда.

– А ты намерен пойти побираться в порту? Или отнимать хлеб у егерей?

– Я, – Белен запнулся и отвлёкся, чтобы потрепать по шее беспокойно переступающую кобылу. – Я вынужден… уехать. На какое-то время.

Теперь я поймала его руку и заставила поднять глаза. Гоблиновы искры!

– И эта поездка не подразумевает твоего возвращения?

– А разве тебе не всё равно? – он наклонился совсем близко ко мне. Так близко, что лошади недовольно зафыркали, не желая оставлять главенство за соперницей.

Я промолчала.

– Отмолчаться не получится, – брат сидел, чуть согнувшись, не давал лошади двинуться и не переставал хмуриться. – Это был вопрос. Тебе не всё равно?

Я досадливо дёрнула повод, но Белен схватился за уздечку, как за последнюю надежду, заставляя животное стоять ровно:

– Вирке, тебе не всё равно?

– Я тебя ненавижу, – прошипела я. Ни слова лжи.

– Я знаю. А теперь ответь на вопрос.

– Нет, мне не всё равно. И будь ты проклят, – удивительно, но он всё ещё умел улыбаться. Я не была в этом уверена, – Ты мой брат, Белен. Мне не может быть всё равно. Если кто-то тебя убьёт, это должна сделать либо я, либо чума, – улыбка погасла быстрее, чем стала заметной.

Он выпрямился и пустил вороную медленным шагом, позволяя часто останавливаться, чтобы выкусить особо аппетитный пук травы.

– Отец поступил неправильно…

– Отец был идиотом, – перебила я.

– Вирке, перестань их ненавидеть. Смерть – не их вина. Они любили нас обоих, но воспитывали… Как выяснилось, воспитывали не совсем правильно. Они просто пытались защитить нас.

– От чего?

Мы жили в спокойное время. То есть, в по-настоящему спокойное. Уже двадцать лет ни намёка на восстание. Все недовольные ковены распались или спрятались так глубоко в своих норах, что не сумели бы выбраться ещё очень долго. Торговля с объединённым королевством Витания стало честью и невероятно выгодным предложением для всех окружающих государств. Ни разу мне не попадались измождённые голодом или болезнями деревни. Хотя, кто знает? Может, я просто не присматривалась?

Нас не от чего было защищать.

– Ты понятия не имеешь, насколько жесток и неприятен мир!

– Имела бы, если бы не провела почти десять лет в тюрьме на острове, с которого не могла сбежать даже на празднование Ламмаса! Ты когда-нибудь отмечал сбор урожая, сидя в четырёх стенах? Незабываемое чувство! Так что, ты пошёл по стопам дорогих родителей.

– Мы защищали тебя от смерти!

– Вы не давали мне жить. Это разные вещи.

Белен хотел сказать что-то ещё. Я точно знала, что хотел: обидное, злое, что-то, что стало бы унизительнее пощёчины. Но, наверное, он и правда взрослее меня. Наверное, отец был прав, оставляя его за главного.

– Ты права, – он опустил голову и принялся перебирать спутавшуюся угольную гриву. – Родители любили тебя. Ты не представляешь, как сильно, и не смогла бы ненавидеть их, если бы знала… Но ты права. Мы не дали тебе возможности жить так, как ты сама хочешь. Но теперь эта возможность есть. Замок твой. Я уеду и обещаю больше никогда не лезть в твои дела.

– А может я не хочу, – ляпнула я.

Это надежда мелькнула на бледном лице или просто облако отбросило случайную тень?

Небо оставалось чистым.

– Может, мне не нужен Ноктис де Сол.

– Вирке, это твой дом.

Мой дом? Давно уже нет.

– И что с того? Я здесь чужая.

– Вирке, Ноктис де Сол – не просто замок. Это наследие. Это земли, – мужчина повёл рукой, указывая на бесчисленные поля, кучкующиеся на горизонте домики, копошащихся вдалеке вилланов, – это люди, которые рассчитывают на тебя. Которым нужен их лорд. Или леди.

С каких пор меня беспокоят эти люди?

– Кажется, ты снова забыл спросить моего мнения. Мне они не нужны. Мне никто не нужен! И ты… ты не нужен тем более!

Что это? Слёзы? Нет, ни за что! Только не снова! Больше никогда!

Я резко завернула упрямую клячу, только попытавшуюся завести дружбу с Вороной, и хлестнула изо всех сил.

Убежать. Спрятаться. Скрыться.

Я больше не буду слабой. Не имею права!

Я уже давно одна. Слишком давно. Я научилась. Думала, что научилась.

Туда, где нет боли. Туда, где не догонят, не достанут, где не заставят терять снова и снова.

Скорее. Скорее!

Невидимая нить, соединяющая сестру и брата, натягивалась, звенела, готовясь порваться, а Сила внутри росла, множилась, рвалась наружу, требовала выхода.

Быстрее! Убежать, скрыться в прячущей слёзы темноте, в пустоту, забирающую, выпивающую боль. Туда, где больше ничего нет, только спокойствие…

Я ведь не умела пользоваться Силой. Глупая маленькая девчонка, понятия не имеющая, на что способна настоящая магия. Я создавала огненные шарики и ставила подножки чванливым лордам, но разве это Сила? Разве можно коснуться гладкой поверхности крохотного пруда, не потревожив её? И разве не может пруд таить в себе затягивающий, чёрный, бездонный и голодный омут?

Сила всколыхнулась, задрожала, готовясь выпустить на волю скрытое от сторонних глаз глубинное чудовище.

Круги на воде.

Один.

Второй.

Третий, облизывающий берег волнами, готовый плеснуть через край.

Больше, чем я могла выдержать.

Желание глупой ведьмы исполнилось. Я хотела быстрее – и лошадь понесла.

Никогда не видела, чтобы лошади двигались так: копыта не касались земли, не оставляли следов, пот струями стекал со вздымающихся боков, а пена клочьями срывалась с выплёвывающих хрипы губ.

Леса? Поля? Тропинка? Что-то должно было виднеться, мелькать перед взором, но сливалось в единый цветной водоворот, пытающийся запутать, заглотить и никогда не выпускать. Верх? Низ? Болото или река? Что под ногами и где они, эти ноги? Я прижалась к кобыле, обхватила её как можно крепче, забыв обо всех правилах верховой езды, чувствуя, что вот-вот соскользну и упаду, провалюсь, туда, где ничего уже не важно. Как и желала.

– Вирке!

Солнце мазнуло по волосам, обозначая верх.

– Вирке!

Кто-то словно выхватил из омута за шиворот и с силой дёрнул, вытаскивая из засасывающей темноты.

– Вирке!

Брат начал нагонять, и почти сразу стал различим стук копыт.

Невидимая золотая нить натянулась вновь, не давая захлебнуться, забыться. Она тянула, держала, дарила свет.

– Вирке!

Белен скакал рядом, изо всех сил подхлёстывая измученную Вороную.

Протянул руку, пытаясь ухватиться за капсюля7, но пальцы соскользнули с мокрого ремня. Ещё одна попытка. И ещё.

Лошадь гнала.

– Хватайся!

Он вцепился в дрожащее от напряжения плечо, но отпустить потную воняющую шею оказалось выше моих сил.

– Вирке, гоблин тебя раздери!

Я посмотрела туда, где мелькали копыта, и вновь зажмурилась. Нет уж! Лучше умру так. Хоть без мучений.

Не знаю, что он делал. Не знаю, как извернулся, как удержался в седле, как вообще меня догнал. Но мои руки оказались слишком слабы по сравнению с руками воина. Он схватил меня за талию, рванул, выдёргивая из седла и завернул Вороную за миг до того, как Тварь (вот уж правда тварь!) сиганула в овраг и нырнула в мокрый пух тумана. Туман сыто чавкнул, а мы, непонятно как державшиеся до сих пор, кубарем скатились со спины напуганной клячи.

Снова верх и низ поменялись местами. Что-то царапало спину, что-то в кровь разодрало локти и колени. Юбка задралась выше некуда, ногами я обхватила твёрдые мужские бёдра, и катилась, не понимая, как остановиться.

Золотые искры рассыпались во все стороны, бренчали, прячась в траве, путались и сливались в единые сети, пытающиеся ухватить, задержать и помочь выжить.

Я пришла в себя в его объятиях. Таких крепких, что, казалось, скорее мир распадётся на части, чем он меня отпустит. Да и сама сжимала коленями захваченную ногу брата. Лицо Белена замерло непозволительно близко от моего. Он запустил пальцы в мои растрепавшиеся, как вороньи перья, волосы, совсем немного сжал, словно боялся, что я ненастоящая, и прижался губами к моему лбу.

– Жива, – прошептал он, то ли спрашивая, то ли воздавая молитву.

– Пока да. Но если домой придётся идти пешком, точно сдохну, – мрачно нахамила я, не пытаясь отодвинуться.

Глава 4. Больше не сестра

Что может быть хуже, чем хорошенько шлёпнуться на землю с бегущей полным ходом лошади, исцарапать все обнажённые и некоторые прикрытые части тела, и порвать или, скорее, превратить в лохмотья любимое платье?

Ну разумеется! После всего пережитого пришлось добираться до замка пешком: кобылицы убежали без оглядки. С большим, кстати, трудом представляя, в какой стороне этот самый замок находится. Благо, сапоги для верховой езды достаточно высоки, чтобы защитить ноги при падении, и достаточно удобны, чтобы устроить в них длительный променад. Зато неимоверно жаркие, так что, лучше бы я поехала хоть в атласных бальных туфельках, а не в этом орудии пыток.

Белен, к счастью, ни разу не заикнулся о том, кто виноват в пешей прогулке. Подставлял плечо, помогал перебираться через ямы и кочки, хоть и не меньше моего страдальчески морщился. Когда зенитное жестокое солнце начало припекать особенно сильно, он сдался и снял редингот8, оставшись в одной рубахе.

– Это ещё что? – я беспечно схватилась за край и задрала её. Половину спины брата украшал здоровенный, налитый пунцовой краской синяк. И он ещё переносил меня через болотце у оврага, когда я заявила, что не стану мочить ноги! – Немедленно раздевайся!

– Так сразу? – Белен потянулся вернуть одежду на место. – Даже не надейся! Я требую серьёзных отношений!

– Снимай рубашку, олух! Тебя нужно вылечить, или дома все решат, что я пыталась тебя убить!

– А ты разве не? – поднял брови брат.

Пожалуй, это и правда неплохая мысль.

– Ещё слово и я задумаюсь над тем, что добить тебя проще, чем спасти.

– Я в порядке. Предпочитаю не лезть в эти ваши магические штуки. Крепкий сон и хорошее вино – лучшее лекарство.

– Если немедленно не замолчишь, не доживёшь ни до первого, ни до второго.

Я с трудом поймала непрестанно вертящегося и сопротивляющегося больного. Да уж, раздевать мужчин силой мне ещё не приходилось. Схватилась за сорочку и потянула вверх; Белен сопротивлялся, отворачивался и отмахивался. Пришлось хорошенько тыкнуть его кулаком в травмированный бок, чтобы доказать, что без помощи ему не обойтись.

– Всё, убедила, – прохрипел страдалец, сгибаясь пополам и неловко усаживаясь на землю. Поднял руки – справляйся, дескать, сама.

Предательские негнущиеся пальцы всё время пытались вместо завязок отправиться исследовать то, что под ними спрятано. Я дулась, пыхтела, надувала губы, не решаясь посмотреть чуть выше – туда, где наверняка блуждала снисходительная ухмылка. Тем более, я не смотрела в глаза Белену. А ведь тогда знала бы, что помимо довольно изогнутых губ, то и дело изрекающих едкие замечания по поводу моей сноровки в вопросе раздевания мужчин, лицо не покидала морщинка между бровями. Сегодня особенно глубокая.

– Нет, так может продолжаться бесконечно, – брат ловко распустил ворот и одним движением избавился от одежды.

– А сразу так – руки бы отсохли? – нахлобучить бы эту вонючую тряпку ему на голову. Я не отказала себе в удовольствии.

– Вирке, ты ругаешься, как…

– Как кто?

– Как куртизанка. Можешь хоть иногда вести себя как леди?

– Могу, – я устроилась на земле, поджав под себя ноги и демонстрируя всем страждущим колени. Это к требованию «вести себя как леди»: шли бы вы, уважаемые! – Но не хочу. Весь запас вежливости исчерпала. Ищи – не найдёшь.

Больной, решив, что спорить с врачевателем для здоровья вредно, мученически вздохнул и стиснул зубы. Теперь можно и делом заняться. Синяком, то есть.

Вообще-то, тогда я не умела колдовать. Действовала по наитию, совершенно не понимала, что творю, довольствовалась парой советов и простеньких заклятий из старых, покрытых паутиной книг в дальнем углу огромной библиотеки. А что? Худо-бедно колдовала. Никто не умел, а я умела. Разве избалованной девице нужно что-то ещё? Простуженную малявку вылечила; графов и лордов на приёме заставила понервничать; лошадь, в конце концов, из-за меня понесла. Так что, я убеждала себя, что справлюсь.

Всего лишь не касаться бледной тонкой кожи. Не так уж это и сложно, хоть и довольно заманчиво.

Палец неторопливо скользнул по старому шраму вдоль позвоночника.

Знала же, что не сдержусь!

Рубец тонкой розовой лентой вился между лопатками и спускался к пояснице. Как и много лет назад. Не выцвел, не зажил. Мою спину украшал такой же. Няньку, не досмотревшую за двумя сорванцами, выпавшими из окна на кучу щебня, выгнали из дома сразу же. По крайней мере, так говорили. Я её не помнила вовсе, так что приходилось верить. Хорошо хоть не головы расшибли.

Полоска детских воспоминаний вела ниже, прокладывая дорожку к огромному кровоподтёку. Сейчас я его!

Жилы знакомо защекотало, кончики пальцев потеплели, сердце забилось с удвоенной скоростью, не в силах совладать с непокорной, разбрызгивающей солнечный свет, магией. Глубоко вдохнуть. Выдохнуть, выпуская на волю чистую Силу. Исцеляющую, освещающую, согревающую…

– Salutem.

Ничего не произошло.

– Ну что там? Плечо чешется, – нетерпеливо заёрзал брат.

– Salutem!

Сила продолжала дрожать на коже, как тягучие капли, и никак не могла сорваться.

– Не выходит, – я уставилась на ладони, перечёркнутые золотыми лучами.

– Быть не может.

Брат через плечо поймал ладонь, притянул к себе, заставив на миг прижаться к нему всем телом и тут же в ужасе отпрянуть. Нити засияли невыносимо сильно и взорвались, распались, испуганно прячась обратно под кожу.

– Это же… Я ведь не стала снова обычной? – я отняла руки и, чтобы хоть чем-то их занять, принялась с показной стеснительностью одёргивать платье. Или то, что от него осталось.

– Ты? Обычной? Это вряд ли, – брат обхватил меня за плечи. – Мы что-нибудь придумаем. Обещаю. Библиотека полна книг о магии, которые, спешу заметить, ты ещё не пыталась почитать.

– Зато ты перечитал, но колдовать так и не научился, – я вырвалась и нехотя поднялась. – Раз так, надо двигаться быстрее. Не хочу чувствовать себя, как вы, простые неволшебные людишки.

– Я ведь и поколотить могу, – предупредил брат, поднимаясь с куда большей осторожностью, чем я. – Без всяких заклинаний.

– Догони сначала, калека.

Сила, не нашедшая выхода, бурлила и требовала действий. Я взбежала на ближайший холм, не сбив дыхание. Вокруг кучковались холмы повыше, покрытые заплатками пашен. То тут, то там на склонах и в низинах пятнами мха зеленели пролески. Не видать только Ноктис де Сол.

– Странно. Мы не так уж далеко уехали. Замок должен виднеться, – Белен поднялся куда медленнее, обеспокоенно оглядываясь. – Солнце встало оттуда, – он повернул меня носом к востоку, – а сейчас оно тут. Дом на севере. Туда и движемся. Холмы в той стороне невысокие, да и сам замок не в котловине. Он должен стоять там, но его нет.

– Может, туман? – я с надеждой сощурилась в указанную сторону, но не нашла ни скучковавшихся облаков, ни высоких деревьев – ничего, что могло обмануть и спрятать высокие стены.

– Это после полудня? Вирке, ну ты как ребёнок.

– Сам ты… Погоди, а это что?

Нет, каменная глыба не соткалась из воздуха. Зато соседний склон словно ухватил щепотку синего неба и прилепил на скошенный бок. Синее пятнышко не желало стоять на мете: переползало, скакало, текло, сливаясь со вторым, делясь на десяток.

– Постой. Я сам проверю, – отстранил меня брат.

– Или что? Побьёшь меня за непослушание?

Как же! Едва на ногах держится, оборванец. Хотя и я не лучше: небось, когда доберёмся до дома, слуги решат, что мы боем выясняли, кому наследство нужнее. И, судя по тому, что отписывать его мне брат не передумал, ясно, кто победил с этой стычке.

Я обогнала упрямца, не давая синим пятнам ускользнуть. Те, как назло, танцевали по холму, как солнечные зайчики, не желали стоять на месте и никак не давали себя рассмотреть.

– Это коровы, – больше спрашивая, чем утверждая, выдал брат.

Я сделала единственно логичный вывод:

– Видимо, ты упал с лошади менее удачно, чем я.

– Да нет же! Это синие коровы, Вирке!

– Сам ты…

Но коровы действительно паслись. Правда синие. Они, словно огромные толстые бабочки порхали по горке, переговариваясь неслышным смертному мычанием. Переливались, от голубого до по-ночному тёмного, сталкивались, выясняя, кому щипать зелень на солнечном участке. Я заворожённо рассматривала дивных существ. Они не походили ни на что живое, что раньше доводилось видеть, хотя я, конечно, не слишком присматривалась к домашнему скоту. Но эти странные, лёгкие, вёрткие и воздушные существа явно не принадлежали человеку.

– Холмовики9! – наконец догадавшийся, что к чему, Белен зажал мне рот ладонью и заставил осесть на землю. Коровы напрягли уши, повернулись в нашу сторону, но, не заметив ничего подозрительного, продолжили своё коровье дело.

– Холмовики? Ты в своём уме? – я скинула измазанную грязью и кровью руку, но показываться стаду фей из сказок не спешила. Вдруг оно нам всё-таки не примерещилось? – Они же не выносят солнечного света!

Да, разумеется, именно это должно смущать больше всего: хогмены – днём. А не то, что они вообще существуют. Хотя, собственно, почему бы и нет?

– Они – не выносят; а их скот, видимо, любит, – Белен с беззвучным стоном разогнул спину, потянутую при поспешном отступлении. – Я в любом случае не хочу с ними связываться. Если тебе интересно, вперёд!

Интересно. Даже очень. Но лично выяснять, что делают шкодливые феи с похищенными женщинами и детьми не хотелось совершенно. Любопытные долго не живут.

– Спустимся с другой стороны?

– Спустимся с другой стороны? – повторил кто-то тоненьким голосочком.

– Да, пожалуй, – недоумённо ответил брат.

– Да, пожалуй, – откликнулся голосок.

– Ты это слышишь? – дзинькнувший колокольчиком голос прозвучал одновременно с нашими.

Белен приложил палец к губам. Будто без него бы не догадалась!

Надо признать, брат хорош. Избитый, нет ли, но на мечах никогда не находилось равных ему, как и в верховой езде, и в скорости. Это я к чему? Это я к тому, что даже не успела заметить, когда он выкинул вперёд руку, чтобы поймать за шиворот так удачно спрятавшегося позади меня крохотного человечка в очаровательно маленьком зелёном костюме. Не подумайте плохого! Я никогда не была склонна умиляться малюсеньким ножкам и соответствующим им по размеру штанишкам, но тут никто бы не устоял.

– Сир, извольте вести себя соответственно вашему статусу! – человечек надулся, скрестил руки на груди и недовольно дрыгнул ботиночком с колокольчиком за загнутом мысочке.

Оооооу!

– Ты кто такой, маленький? – я не удержалась и пощекотала пальцем животик, как котёнку.

Малыш тоненько засмеялся, но быстро овладел собой.

– Благий двор10! – гордо пискнул он.

– Неужели? А мы тут синих коров видели. С каких пор их хозяева помогают людям? – Белен недоверчиво встряхнул хитреца, надеясь, видимо, что из него посыпятся признания. – От холмовиков одни беды!

– Эй, полегче! – я уперлась в мускулистую руку, но заставить разжать кулак так и не смогла. Пришлось куснуть брата, чтобы он выпустил малыша на волю. Я поймала пленника в ладони, не давая ему упасть, и опустила с куда большим почтением. – Не помнишь, как нужно разговаривать с фейри? – и существу: – Прости его. Мужлан, что поделать. Деррики11, верно? – вспомнила я истории старой няньки.

– К вашим услугам, леди! – фей снял феску и элегантно поклонился, не забыв продемонстрировать язык менее вежливому собеседнику.

– И ты действительно хочешь нам помочь?

Деррики вернул на место головной убор и выразительно отряхнул костюмчик.

– Уже не так уверен, как раньше, благородная леди.

Брат по-своему истолковал недовольство волшебного человечка и, в свою очередь, изобразил поклон. В изодранной и грязной одежде он выглядел шуткой, но фея вполне устроил.

– Прошу простить, – склонил голову Белен. – Меня ввело в заблуждение стадо и наша несколько усложнившаяся прогулка. Я имел неосторожность предположить вашу причастность в Неблагому двору.

– Он у тебя больной? – по-простому поинтересовался у меня фей.

– Есть немного, – я последовала примеру человечка и уселась рядом с ним, наслаждаясь видом на домашний скот, который не должен существовать на свете. – Мы заблудились совершенно глупо. Вот он и решил, что это ты нам помог сбиться с пути.

– С этой хоть поговорить можно, – пробормотал Деррики. – Мы почуяли ведьму рядом. А с ведьмами последние века лучше дел не иметь, – объяснил он, – вот вы и попали под заклятье холмовиков. Стадо же защищать надо, а то никого не останется. А я знавал вашу приёмную матушку, вот и решил помочь…

– Молчи! – Белен дёрнулся прихлопнуть излишне болтливого фея, но тот, провалившись под землю справа от меня, тут же вырос слева.

– Лишнего сболтнул? Ну, извиняйте, извиняйте. Врать вообще нехорошо, если что.

– Приёмную? – я перевела взгляд с фейри на брата. – Приёмную?

– Вирке, давай обсудим это дома.

– Приёмную?!!!

– Лорд, леди, – деррики подпрыгнул, привлекая к себе внимание, – с этого холма вниз и вдоль реки до большого тиса. Дальше заклинание не действует, выберетесь легко. Лошади ждут там же. А в ваши дела семейные считаю вторгаться неэтичным.

– Ах, так теперь это неэтично? – взревел Белен, пытаясь растоптать языкастого малыша.

– Не тронь, – я заступила дорогу. – Спасибо, деррики. В следующий раз у меня обязательно найдутся крошки хлеба для тебя.

Фейри недовольно зыркнул на мужчину и отсалютовал мне крохотной шапочкой:

– Благодарю, леди. Надеюсь, мы с вами ещё встретимся. А с вами, – он поморщился в сторону неприятного мужчины, – для вашего же блага, надеюсь, что нет.

– Белен.

– Мы можем поговорить об этом позже?

– Белен?

Я глубоко дышала, стараясь не злиться и дать объясниться тому, кто знает слишком много. Явно больше, чем я.

– Это очень сложная и длинная история. Давай вернёмся домой.

– Белен!

– Вирке!

– Не смей кричать на меня!

– Ты начала первой!

Воздух неровно, прерывисто, змеёй выползал из груди. Что бы это ни было, какой бы длинной и непонятной не оказалась эта история, мне требовалось её узнать.

Здесь и сейчас.

– Белен, – я заговорила так тихо, что со стороны могло показаться, что я спокойна, что не готова сорваться на визг и с кулаками накинуться на стоящего передо мной растерянного… мальчишку. Всё-таки он оставался мальчишкой. Не менее испуганным, чем я, одиноким, понятия не имеющим, как это – поступать правильно. Но тогда мне так не казалось. Тогда, много лет назад, я видела молчаливого предателя, не желающего говорить о женщине, которую я очень долго училась ненавидеть. – Приём у короля.

– При чём здесь приём? – оторопело заморгал он.

– Ты должен мне желание. Потому что я пошла на приём и вела себя прилично.

– Прилично?!

– В меру своих возможностей. Так вот, я хочу, чтобы ты немедленно рассказал мне, почему фейри назвал нашу мать приёмной.

Белен беспомощно растрепал уже переставшую быть аккуратной причёску. Спутанные волосы тут же рассыпались по плечам, полезли в лицо, словно решёткой пытались удержать слова.

– Потому что ты не моя сестра, Вирке.

– Мой мальчик, разве подглядывать за сестрой приличествует юному лорду?

Я захлопнул дверь громче, чем стоило бы, подпрыгнул то ли от неожиданности, то ли от глумливого голоса. Отец никогда не был слишком щепетилен и любил уколоть только начавшего превращаться в мужчину мальчишку. Благо, никогда не упоминал обо всех сделанных им глупостях при посторонних.

– Я, – я замялся, не зная, что ответить, покраснел, кажется, до кончиков пальцев ног, смущённо отшатнулся от комнаты Вирке. – Я хотел зайти, а она там… Я не специально!

– Не смущайся, мальчик мой, – лорд Агро присел передо мной на корточки, становясь одного роста, взъерошил едва прикрывающие уши волосы. – Рано или поздно ты бы всё равно начал интересоваться женщинами. Хотя, признаться, я надеялся, что приглашённые мной очаровательные дамы скорее привлекут твоё внимание.

Дамы в замке действительно обитали. Я никак не мог взять в толк, откуда и зачем они взялись. И уж точно не понимал, почему так вьются вокруг меня и всё пытаются заглянуть пожелать спокойной ночи. Выпроваживать их с каждым вечером становилось всё сложнее.

– Я не хотел ничего дурного…

Позорище! Тоже мне, будущий лорд! Пойман подглядывающим за собственной сестрой во время шумной примерки нового платья. И кем? Родным отцом! Лучше бы дал подзатыльник, накричал, да хоть высек! Только бы не смотрел так сочувствующе, как на нездорового. Хотя…

А разве я здоров?

– Идём. Нам пора поговорить.

Отец мягко, но твёрдо сжал моё плечо. Вот и сбылись мечты об исцеляющей порке.

– Библиотека?

Я ожидал чего угодно: подвала, пыточной камеры, чулана, где меня заперли бы до скончания веков… Но библиотека? Наказание книгами весьма сомнительно: читать я всегда любил.

Он не ответил. Невразумительно бормоча под нос, перетаскивал лестницу с места на место, чтобы добраться до самых дальних полок, выуживал огромные рассохшиеся фолианты, свитки, которым стоило рассыпаться на части ещё до моего рождения, записки…

Наконец колонна бумаг оказалась на столе, способном выдержать рыцаря в полном доспехе. А может, и на коне.

Господин Ноктис де Сол развернул передо мной толстый лист пожелтевшего пергамента, покрытый столь изящным рисунком, что казалось, раскинувшееся на нём дерево встрепенётся от ветра, зашелестит листьями и протянет тонкие ветви навстречу склонившемуся юнцу.

– Что ты видишь?

Странный вопрос.

– Стол. Пергамент. Рисунки, – начал перечислять я.

– Ох, тебе явно суждено стать отменный воином, – прыснул отец и уточнил: – Что ты видишь на рисунке?

– Дерево. Это древо жизни, так?

– Возможно. Продолжай.

– Дерево отмечает праздники колеса года: Йоль, Имболк, Остара12… А это что? – я ткнул пальцем в нечто, напоминающее кокон, запутавшийся в ветвях между Имболком и Белтейном и поскорее убрал руку. Ещё испорчу древнюю ценность.

– А ты подумай.

Не самая любимая часть, но я постарался.

– Этот – весной, так? А второй такой же между Ламмасом и Самайном. Осенью. Это же Равноденствие!

– Всё верно, сынок, только впредь не стоит произносить это слово так громко. А теперь посмотри сюда.

Другой свиток, кажется, ещё более старый, но на удивление прочный, полотном накрыл кипу книг. Дерево, колесо года, праздники – всё повторяло предыдущий рисунок, кроме одного: коконы, что лишь отмечали значимые дни на первом рисунке, здесь превратились в лопнувшие почки; и в них, поджав под себя колени, блаженно улыбаясь, в окружении золотого и серебряного света спали… дети!

Девочка и мальчик. Не младенцы, но ещё не взрослые. Отличающиеся в мелочах, но совершенно одинаковые.

– Люди? Откуда здесь люди?

– Ты мне скажи, – хозяин замка устроился на стуле, задрал ноги, приготовившись долго ждать.

– Понятия не имею!

– Даже не пытайся. Я тебя, между прочим, за непотребством поймал. Не выпущу, пока как следует не напряжёшься, – мужчина явно забавлялся, но настроился решительно. Пришлось размышлять.

– Это не боги. И не символика, – наморщил лоб я, – тогда людей нарисовали бы у каждого праздника. Это какое-то воплощение равноденствия? – на всякий случай я понизил голос.

Ещё не старый лорд посерьёзнел, нехотя поднялся с удобного сидения и положил тяжёлую десницу13 на моё плечо.

– Это не воплощение, сынок. Эти двое – и есть Равноденствие. Они не люди, хотя всегда ими являлись; они не боги, хотя по силе способны сравниться с ними; и уж точно они не ведьмы, не колдуны, хотя умеют всё то же, что и они. И даже больше. Они рождаются… Нет, они вырастают из чистой Силы. Очень редко. И когда-то мирно жили рядом с нами: поддерживали баланс, крутили колесо года…

– Как?

– Как, – отец почесал в затылке и выщелкнул грязь из-под ногтей, как какой-нибудь привратник, – а гоблин их разберёт! Как-то поддерживали. Самим своим существованием, наверное.

– А почему они больше не живут среди нас?

Отец никак не мог устоять на месте, всё пытался облокотиться на спинку стула, присесть на стол, обнять меня… Не хотел говорить что-то? Оттягивал неизбежное?

– Наверное, потому что мы неправильно себя ведём. Или потому что отец нашего Вальдинга постарался истребить всех, у кого нашёлся дар, если они отказывались ему служить. А может, они рождаются, как и прежде. Просто мы этого не знаем.

– Они избранные, да? – я читал истории о героях. Сильных, смелых, жертвующих всем ради долга. Наверное, эти Равноденствие тоже герои.

Лорд Агро оправил сыну камзол, вырвал выбившуюся из шва нитку.

– Не думаю. Они просто… Просто хотят стать счастливыми. Наверное. Но, видишь ли, Белен, они могут… Должны. Обязаны быть вместе.

– Потому что они родня?

– Потому что они – единое целое. И один без другого зачахнет, потеряет себя, никогда не сможет стать счастливым, даже если будет очень пытаться полюбить кого-то другого, – подтянутый мужчина внезапно показался невероятно уставшим и старым. Таким, словно сам слишком долго пытался казаться кем-то, кто ему неприятен.

Я выхватил резанувшее по ушам слово:

– «Полюбить»? Но они же одинаковые! Как брат с сестрой! Как мы с Вирке!

– Вот именно, – постаревший лорд обнял меня болезненным тягостным движением, – точно как вы с Вирке.

– Папа?

– Да, Белен.

– Мы с Вирке – они? – одинаковые детишки с рисунка неотрывно смотрели круглыми чёрными глазками, и черты их незримо менялись, обострялись, делая лица куда более знакомыми, чем того хотелось бы.

– Одна очень хорошая женщина попросила воспитать вас. Вы были ещё слишком малы, чтобы запомнить. Разделить Равноденствие – подобно пытке. Воспитывать так, как должно, – невозможно. Муж и жена не могут, не имеют права быть близнецами. Ищейки Вальдинга не упустили бы шанса, заметили бы, притащили вас на поклон к королю. Поэтому…

– Поэтому вы воспитали нас как брата и сестру?

Обманули нас. Держали за идиотов. Заставили пойти против природы.

– А был выбор? Я понятия не имел, что тяга в паре окажется так сильна. Думал, вам будет достаточно родственной близости. А ваша мать…

– Это та, которая нам не мать, так не-отец? – я отступал к стене, увернувшись от утешительных объятий.

Ноктис де Сол скривился, как от пощёчины:

– Она не считала нужным рассказать больше. Она вообще не любит говорить об этом. И я её не виню. Мне очень жаль, Белен. Мы пытались спасти вас, дать нормальную жизнь.

– Я считал себя сумасшедшим! Больным! – я кинулся к дверям. Убежать, зарыться лицом в подушки и попытаться выплакать то унижение и обиду, что пришлось испытать. – Ты всё это время знал! Ты смеялся надо мной!

Отец успел наперерез, придержал дверь рукой: куда мальчишке совладать со старым воином?!

– Сын…

– Не смей называть меня так!

– Ах, не сметь? – он схватил меня за шкирку и хорошенько дёрнул вверх, заставляя взглянуть в глаза. – А как прикажешь тебя звать? Мальчишку, которого любил и воспитывал, как родного? Называть тебя бастардом? Подкидышем? Приблудным? Мы с вашей матерью… Не скалься! Эта женщина любит вас, хотя и не обязана! Мы всей душой желаем вам счастья! В этих книгах – всё, что тебе нужно знать. Можешь покричать, побиться головой об стену, но после – прочти. И тогда уже решишь, стоит ли нас ненавидеть. И стоит ли лишать сестру… Вирке нормальной жизни.

Он отбросил меня, как паршивого щенка. И я не виню отца за это, я бы тоже обиделся. Запер дверь, оставив наедине с книгами, навсегда разделившими существование на до и после.

Я прочитал их все.

Про уничтожение ведьм; про войны и восстания; про то, что бывает, когда один из Равноденствия умирает.

И поклялся сделать всё, чтобы Вирке не стала тем, кем родилась.

– Это всё? – Вирке ровно глубоко дышала, перебирая пальцами спутавшиеся волосы. То и дело попадались особо упрямые колтуны, и она с силой вырывала их, не морщась.

– Это всё, что мне известно.

– И мы, вроде как, связаны судьбой, как гоблинова истинная пара из дешёвых романов?

Я погладил её ладонь, успокаивая. Улыбнулся как можно более ободряюще, будто сам не боялся происходящего до дрожи:

– Мне нравится, как это звучит.

Она вырвала руку:

– Неа. Нет. Не-е-е-ет! Катитесь вы! Со своими судьбами, предназначениями и извращёнными фантазиями. Может, ты просто больной на голову и домогаешься родную сестру? Нет. Ни за что!

Она вскочила, и я поднялся вместе с ней. Прикоснулся к мягкой, невероятно шелковистой и притягательной щеке:

– Всё хорошо, Вирке! Всё хорошо! Я тоже не верил. Но есть доказательства, книги, свидетельства…

– Доказательства чего? Того, что ты имеешь право меня трахнуть? Знаешь, на чём я вертела ваши свидетельства!

– Вирке.

– Не смей приближаться ко мне!

– Ви-и-и-рке…

– Руки убери! Не трогай, сказала!

– Вирке!

Сколько же времени я мечтал об этом? Просыпался ночами, звал её, хотя прекрасно знал, что сам, спасаясь от соблазна, отправил сестру как можно дальше.

Когда лордом Ноктис де Сол стал я, ничто больше не сдерживало ужасное, постыдное желание. Я не только получил моральное право, когда отец рассказал правду, я ещё и получил власть, возможность заставить, принудить желанную женщину, когда он умер.

Смог бы я сдержаться? Не знаю. Старался, насколько хватало сил. Но как долго мучающийся от жажды усидит рядом с фонтаном, не прикасаясь к переливающейся негой шёлковой глади? Я никогда не отличался терпением.

Я заставил эту гоблинову девку заткнуться единственным возможным способом. Слишком долго мучился сам, и теперь терзал её: царапал, кусал губы, впитывал каждый вдох и хрип. Я должен был доказать ей… показать, как сильно… как много она значит для меня. Больше, чем сестра. Больше, чем кто бы то ни был! И разве я сумел бы подобрать слова? Нет. Но я целовал её. Целовал так, как ни одну из баб, с которыми пытался выгнать образ леди Ноктис де Сол из головы. Целовал сильно, больно, бесчеловечно.

И она ответила мне.

А потом врезала коленом между ног.

Глава 5. Катитесь к гоблинам!

Гадёныш!

Поцелуй обрушился вихрем. Горячим, пряным, томительным, знойным маленьким смерчем, наполненным ароматным дыханием солнца.

Обветренные губы царапнули мои, заставили молчать, испуганно и недоверчиво замерли, моля о нежности, а потом Белен сорвался с цепи. Кажется, пытался сожрать меня, проглотить, выпить целиком, чтобы никому больше не досталось.

Я бы никогда не признала, что успела ответить прежде, чем оттолкнуть его.

– Ты в своём уме? – брат позорно двумя руками зажимал травмированное междуножие.

Я осторожно, не глядя, ощупывая склон, чтобы не скатиться вниз кубарем, сделала шаг назад.

– Вирке, пожалуйста!

– Стой на месте! – выставила вперёд руки, готовая даже без магии сражаться: кусаться, плеваться – биться до последнего.

– Вирке, я не пытался тебя обидеть.

Всё, хватит! На этом – всё.

Вниз. Вдоль реки. До большого тиса. Главное, успеть первой и не забыть указания фейри. Хоть бы лошади действительно оказались на месте!

Не оглядываться! Не смотреть! Заткнуть уши!

Он кричал: отчаянно, болезненно.

Сначала Белен не двигался; пытался вернуть меня, успокоить, объясниться, обещал, что ни за что больше не тронет, а потом понял, что я не остановлюсь. Почувствовал, как напряглась невидимая золотая нить, как истончилась и задрожала, готовясь лопнуть. Когда я добежала до большого тиса, возле которого – слава триединой Богине! – действительно паслись Тварь и Вороная, брат только начал неуверенно спускаться. Вспрыгнула в седло так легко, будто конюху каждый раз не приходилось меня подсаживать, хотела сорваться, но задержалась на миг: выхватила охотничий нож, что Белен постоянно держал у седла, и, восхваляя провидение за то, что Вороная привыкла к виду оружия, перерезала подпругу14. Справедливости ради, прозвучало это проще, чем оказалось на деле: туго затянутый ремень не давался, скользил, не желал сдаваться, но наконец седло с грузным плюхом соскользнуло вниз. Его владелец к тому времени успел сообразить, что сестрица не из нормальных, и ускорился.

– Вирке, это седло обошлось мне в сотню золотых!

Я мстительно кинула нож остриём прямо в отшлифованный кожаный бок великой ценности и хлестнула Скотину.

Замок действительно начал виднеться, как только мы выбрались из-под заклятья холмовиков. Чёрная холодная громада раззявила пасть ворот и звала забыться в её объятиях, смириться с участью и позволить себе роскошь ничего не решать. Аккуратная притоптанная дорожка начиналась у подъёмного моста и петляла между холмами, путая, завлекая, играя в прятки. Предлагая нечто, о чём я давно мечтала, но никак не решалась попросить у богов.

Раздумья заняли бы вечность. Решающий судьбу выбор, несостоявшаяся жизнь, брошенные богатства…

Лошадь уже несла прочь от опостылевших стен, и удерживать её почему-то не было ни малейшего желания.

И тогда Белен понял, что я не собиралась возвращаться. Думала, седло его остановит? Ха! Он вскочил на спину несчастной кобылы прямо так, не жалея ни её хребта, ни своих… достоинств, ударил беднягу (нашёл крайнюю!) и пошёл в погоню.

«Он не может меня догнать! Не должен!», – а из горла вырывалось сипение. Можно подумать, это я неслась сломя голову после и без того тяжёлого дня, при этом терпя заносчивую девицу на спине. Но Тварь, хоть и оставалась той ещё тварью, в тот раз со мной согласилась: она догадывалась, что обычно обозлённые отвергнутые мужчины не сохраняют доброе расположение духа, так что лучше держать их на расстоянии. Которое, между прочим, стремительно сокращалось. Я подхлестнула лошадь.

– Стой, дура!

И правда захотелось остановиться. Высказать брату (да, брату!) всё, что думаю по поводу произошедшего, напомнить, что в последний раз, когда он назвал меня дурой, я сломала ему палец (на ноге, но всё же) и ещё раз освежить в памяти, как больно может ударить оскорблённая женщина. И словом и коленом. Но если бы он поймал меня тогда, уже бы не выпустил. Я слишком хорошо знала Белена, чтобы сомневаться.

Бегом, бегом, скорее!

– Вирке, вернись!

И не подумаю!

Он нагонял, с каждым прыжком, шагом, движением становясь всё ближе. Ближе, чем я могла выдержать.

– Вирке, прошу тебя!

Нет! Пожалуйста, нет! Не хочу, не могу, не стану! Я имею право на собственный выбор, на собственную жизнь. И никто не лишит меня её. Особенно Белен. Не снова.

Холодные цепкие лапы страха оглаживали спину, стекая ледяным потом, путали и без того превратившиеся в паклю волосы, тянули назад – и сдаться.

Никогда!

Я сильнее огрела бедную кобылу, выбивая остатки сил. Сдохни, если понадобится, но унеси меня отсюда!

Тонкая золотая нить, едва слышно звеня, плакала, разрываясь надвое. У неё не оставалось сил гореть, соединяя два пышущих холодной ненавистью сердца. Липкая паутина клоками стекала с плеч, рук, лица. Запутавшаяся муха чудом обрела свободу и не желала её выпускать. И не только тело избавлялось от невидимых пут: магия встрепенулась, расправляя затёкшие крылья и запела в полную силу.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – крик растворился в ветре испуганным писком, но не умолк. Продолжился, усилился, цепляя деревья, впитываясь в землю, превращаясь в угрожающий и несущий смерть гул.

Зелёный ковёр под ногами содрогнулся в ответ на зов, Великая Богиня-Мать ответила, вняла мольбам: никто не обидит её чадо. Земля вздулась, наполненная мощью, затряслась, пропуская меня и пугая, останавливая несущегося следом всадника.

Белен успел перепрыгнуть один струп на теле Богини, второй… На третьем Земля разверзлась, оглушая преследователя, заставляя Вороную встать на дыбы, отделяя меня от бывшего брата стеной слепящего света.

– Вирке! – безнадёжно; горестно; потерянно.

Я не оглянулась.

***

Свобода – это прекрасно и завораживающе. Но почему никто не предупредил, что в довесок к ней идёт испорченное платье и в кровь разодранные локти? Падение, погоня и длительная прогулка на жаре оставили на теле немало следов, и я не обольщалась: перепачканная и измученная ведьма, хоть и выглядит многообещающе, уважения встречным не внушит. С собой – ни монеты; про сменную одежду и говорить нечего. Гадину не загнала, и то ладно. Но путешествовать в подобном виде ниже моего достоинства. Ладно, в конце концов, я ещё леди, хоть по виду и не скажешь. Впереди виднелись дома, вилланам всё ещё полагалось считать меня госпожой и пытаться услужить. А если нет… Ну, я же снова грозная колдунья, верно? Так что, угрозы, шантаж и много других чудесных способов общения к моим услугам.

Я забарабанила в дверь, показавшуюся смутно знакомой.

– Госпожа! – открывшая женщина, в первый момент слегка обескураженная подобной вежливостью, не то попыталась сделать реверанс, не то просто осела от удивления. – Что случилось? Ой, проходите, леди Вирке! Я могу вам чем-то помочь?

Всё та же пыль по углам и мрачная темнота светлым днём. Я тут уже бывала: на этой узкой скамье лежала, свернувшись клубочком, непрерывно чихающая девчонка, уже начинавшая свистеть грудью, а не дышать.

– Как ваша дочь, милейшая? Всё ли хорошо? – из вежливости поинтересовалась я. А что? Может я просто зашла полюбоваться на свою работу.

Неуклюжая суетливая хозяйка торопливо отчиталась:

– Спасибо, госпожа, всё чудесно! Тахра благодаря вам полностью здорова. Она в поле помогает отцу. Прикажете сбегать за ними?

Ох, как же её имя? Она явно представлялась, когда меня приглашали сюда в прошлый раз, но я не посчитала нужным запомнить. Я сдержанно улыбнулась:

– Не стоит, я и так вам верю.

– Может, молока? Простите, госпожа, – она метнулась в сторону, схватила одну кружку, но посчитала недостаточно чистой и тут же сменила на другую, спрятав первую в карман передника.

– Вирке. Можете звать меня Вирке, я вполне это переживу, – пора бы уже начать обходиться без «благородной» и без «леди».

– Простите, леди Вирке, – Лиса (точно, её зовут Лиса!) рассеянно вертела сосуд в руках, видимо, уже забыв о предложенном угощении или смутившись тем, что решила попотчевать важную гостью детским питьём. А жаль. От молока я бы не отказалась, но не напоминать же теперь.

– Прощаю, – отшутилась я, но, кажется, женщина восприняла сказанное всерьёз. Раз так, поиграем в ростовщика и должников. – Когда я посещала вас в прошлый раз, я оказала вам некую услугу.

– Да, леди. Вы очень, очень нас выручили! Да благословит Богиня ваш путь! Мы так вам благодарны!

– Вы же понимаете, Лиса, – я с наслаждением отметила: женщина ну никак не ожидала, что я её вспомню, – что одними благодарностями здесь не обойтись. Насколько мне подсказывает память, мы договорились на услугу. Как считаете, не настало ли время платить по счетам?

Вспугнутые с куста соловьи создали бы меньший переполох. Лиса заметалась по крошечной комнатушке, сбивая всё на своём пути, роняя посуду на пол и с хрустом топчась по черепкам, попеременно хватаясь за сердце и за припрятанную, как она считала, крайне тщательно, среди тряпья шкатулку. Я сидела с прямой спиной и непроницаемым лицом, делая вид, что подобное поведение совершенно нормально. Хотя, если сравнить с другими произошедшими за день событиями, то, пожалуй, так и есть.

В конце концов женщина просто обессиленно рухнула, обхватив мои ноги и заливая слезами и без того многострадальную одежду:

– Простите, госпожа! Нам нечем вам отплатить! В этой шкатулке всё сбережения, но я понимаю, что этого недостаточно. Прошу, заберите что угодно, хоть мою жизнь, только не трогайте Тахру!

– Я вам что, ведьма из сказок? – я вскочила, оттолкнув просительницу, и принялась ходить туда-сюда, зло расшвыривая по углам черепки битой посуды. – Я похожа на того, кто вылечит ребёнка, а потом явится, чтобы испортить ему жизнь?

Лиса беспомощно сидела на полу:

– Но предания говорят… Вы же ведьма, госпожа…

– На кой мне сдался твой ребёнок?! Похоже, что я своего не могу родить? Только попробуй вякнуть про мой возраст! – я предупредительно показала кулак. Знаю, что давно должна быть замужем. Но… Но шли бы вы все в гоблинову дырку!

– Простите, госпожа…

Кажется, бедная женщина ни на шутку перепугалась. Наверное, не следовало играть с ней в светские беседы. Я устало опустилась на пол рядом с Лисой и заглянула в наполненные слезами глаза:

– Дайте мне платье. Как видите, моё никуда не годится, а отправиться домой я сейчас не могу. И хорошо бы умыться.

Находящиеся в наших владениях, то есть, во владениях брата, деревни не бедствовали. Люди оставались вполне довольны и сыты, не жаловались и всегда при необходимости получали помощь от господина. Но в самом дорогом платье Лисы я не смогла бы отправиться даже в сад, когда никто не видит. Блёклое, серое, хоть и довольно аккуратно сшитое, оно, к тому же, висело на мне мешком: прежняя хозяйка, хоть и не могла считаться толстой, по всем параметрам была куда как шире. С другой стороны, прогуливаться ни по саду, ни по замку, ни по любому другому месту, где можно пересечься со знакомыми из прежней жизни, я не собиралась. К тому же, это очень по-женски – ознаменовать новый этап жизни новым платьем. А если его немного подвязать, оно сядет не так уж плохо, как будто я крайне хрупкая и нежная, что, разумеется, чистейшей воды неправда.

– Благодарю, Лиса. Платье чудесное, – соврала я.

– И вы прекрасно в нём смотритесь, – ответила тем же ограбленная женщина.

Хоть я и не настаивала, но заботливая спасительница собрала в довесок небольшой узелок: упаковала гребень, который действительно был необходим, немного еды (я едва не заплясала от радости, но сдержалась, чтобы не выглядеть недостойно), небольшой ножик, которым стоило бы на кухне орудовать, а не в дорогу брать. От кресала15 я вежливо отказалась, на всякий случай тайком проверив, работает ли магия или снова решила впасть в спячку. Даже Твари перепало немного ласки и воды. И ещё неизвестно, чему Животина обрадовалась больше. Когда Лиса, запинаясь и комкая передник, попыталась всучить шкатулку с перекатывающимися в ней мелкими монетками, я с трудом сдержалась, чтобы снова не накричать на неё. Нет, в сложившейся ситуации деньги оказались бы весьма полезны, но разве я похожа на бандита? Главным же достоинством показавшейся недалёкой женщины оказалось умение помалкивать: ни единого вопроса, ни косого взгляда. Весь вид её говорил «что ж, и не такое случалось». Но я всё равно решила проговорить вслух простую истину:

– Лиса, я была бы вам очень признательна, если бы эта встреча осталась тайной. У меня на то свои причины.

– Будь благословенна, доченька! – добрая женщина, ошалев от собственной наглости, обняла меня и сразу же разревелась.

А я смогла только слабо улыбнуться. Кажется, несмотря на долгие годы обучения, я всё ещё очень многого не знала о мире.

***

Почему-то меня не предупредили, что еда склонна заканчиваться крайне быстро. А ещё, что по ночам даже в самые тёплые летние деньки холодно, что роса опадает не только на траву, но и на пытающихся уснуть замёрзших женщин, а развести костёр из неправильно разложенных веток (которые ещё надо умудриться найти!) довольно проблематично, пусть и при наличии магии.

Проще говоря, когда я снова вышла к людям и сумела поговорить с кем-то, кроме непрестанно неодобрительно косящейся на меня Сволочи, я была мила, вежлива, неимоверно счастлива, но всё ещё не готова вернуться домой.

Таверна «Два меча» не показалась таким уж чудесным местом. Нахохленной курицей она устроилась на перекрёстке между четырьмя деревеньками, распушив перья-доски и ни в какую не желая принимать приличный вид. А зачем, спрашивается, подновлять стены, если мимо проходящие путники, а также жители всех четырёх сёл исправно оседали именно здесь? Ну и пусть грязновато, душновато, народу многовато. Зато деревья внутри не растут, а комары не кусаются. О чём ещё мечтать?

Лошадь с таким воодушевлением кинулась к общему стойлу, что пройти мимо оказалось выше наших сил. Денег, правда, при себе так и не появилось, хотя надежда найти чей-нибудь обронённый кошелёк не покидала меня оба дня пути.

Вдруг среди посетителей гостеприимного, надеюсь, заведения найдётся кто-то из знакомых? Я не так уж далеко от замка, а владения Ноктис де Сол закончились только прошедшим утром. Хотя такой ли большой удачей стала бы нежданная встреча? Брат водил куда более тесное знакомство с лордами соседних земель, к тому же наверняка уже разослал гонцов с письмами и просьбами задержать меня, если вдруг попадусь. О, хотела бы я на это посмотреть! И всё-таки требовалось что-то придумать.

Я распахнула дверь с ноги, привлекая всеобщее внимание.

Несколько десятков лиц, морд и физиономий повернулось к лохматой женщине со впалыми глазами.

– Чего желаешь, малышка? – хозяин таверны оказался не слишком стар, невозмутим и беловолос. Несмотря на изрубленное шрамами лицо, трепета он не внушал, тем не менее, хамить и бить кулаком по столу, требуя обслужить госпожу как следует, мигом расхотелось. Но спустить фамильярность оказалось выше моих сил.

– Извольте без вольностей! Перед вами не малышка, уважаемый, а благородная леди!

Со всех сторон раздался согласный хохот:

– Леди горных троллей?

– Простите, благородная госпожа, не признали вас под слоем грязи!

– Нам бы поклониться, что сидим?!

Что ж, можно быть уверенной, даже если бы знакомые среди этой язвительной толпы и оказались, они бы вряд ли меня узнали. И ведь ни в чём нельзя их обвинить: видок посетительницы говорил сам за себя.

– Может, до благородной леди я сегодня и не дотянула, – я многозначительно воспламенила ладонь, тонко намекая на то, что гогот мне неприятен, – зато злая ведьма получилась отменная!

Шутки почему-то мигом прекратились:

– Так бы сразу и сказала!

– Ну всё, всё, злая ведьма, уймись, – примирительно пробухтел владелец «Двух мечей». – Ты сюда пожрать пришла или народ мне распугивать?

Беловолосый16 дважды стукнул ладонью по столешнице, показывая, что я вполне могу присесть рядом, пока он по традиции всех хозяев всех таверен мира протирает её полотенцем.

– Денег у тебя, судя по всему, нет, – проницательно заключил мужчина.

Я не стала отпираться:

– Ни серебрушки.

– Но жрать, полагаю, хочется?

А вот это уже унизительно. Но, видимо, очень заметно.

– Иногда приходится.

– Наверное, и переоделась бы с удовольствием, если б нашлось, во что, и помылась бы…

Я ухватила край мельтешащего полотенца, заставляя того, кто его держал, отвлечься от своего нелёгкого дела, посмотреть на меня внимательно и сделать соответствующие выводы. Одного навязчивого ухажёра мне хватило с лихвой.

– Слушай, ты, – спокойно, без крика, но твёрдо начала я, – внешний вид часто бывает обманчив и очень зависит от обстоятельств. Не обольщайся, я действительно могу за себя постоять и, если понадобится, взять силой всё, что мне нужно. Поэтому забудь о своих грязных намёках, налей вина и принеси нормальной еды. Лучше пожирнее, – эх, придётся забыть о стройной талии! – И тогда я мирно уйду, не разнесу это место до основания и, может быть, даже не засуну это полотенце тебе в задницу.

Ему бы сообразить, что я более чем серьёзна. Что зла, голодна и безмерно устала. Но он хрюкнул, попытавшись сдержать смех, а потом захохотал в голос:

– Ну точно, благородная леди! Ой, какая боевая! Я не могу! Нет, правда, я очень испугался! Уже в штаны наложил и всё жду, пока вонять начнёт! Прости неразумного!

– Это действительно настолько смешно? – сама себе я казалась весьма опасной.

– Нет, что ты! Очень внушительно! Я даже поверил. Но вы, бабы, одинаковы: слова ни скажи, всё вам под юбку залезть пытаемся.

– А ты разве не…

– Очень надо!

Я хотела покаянно опустить голову, но вместо этого вздёрнула нос:

– Значит, слова надо лучше подбирать!

Мужик восхищённо выпятил подбородок:

– Нет, ты определённо хороша! Далеко пойдёшь.

Далеко идти не хотелось. Особенно, если пошлют. Хотелось есть и не вставать с места.

– Да не нервничай ты так! Никто тебя не гонит. На.

Беловолосый от щедрот налил полную кружку пива и примирительно протянул мне:

– Вина не держим. По крайней мере того, которое ты захотела бы пить. Эй, Синни! – он чуть отклонился, пытаясь докричаться до кого-то в смежной комнате, откуда доносилось шкварчание и заманчивые запахи, из-за которых не хотелось покидать это неприятное место. – Свинины принеси! Той, что утром ставили.

– Эй, я тоже свинину просил! – возмутился слишком ярко одетый парнишка у входа.

– У тебя сиськи есть? Нету. Значит, вчерашней похлёбкой обойдёшься, – решил благодетель и снова вернулся ко мне: – зови меня Гверн. И нет, меня не волнуют твои сиськи, просто иначе этого болтуна не заткнуть. Теперь он пялится на тебя и думает, что для привлекательных они маловаты, а для страшненьких слишком хорошо смотрятся.

Я скрестила руки, прикрывая то, что внезапно стало объектом внимания нескольких десятков человек. Раньше меня такое не смутило бы, но раньше я лишь смеялась над слугами и издевалась над братом.

– И чего же ты хочешь за такое радушие, Гверн?

– Ну ты же ведьма, так? Хочу тебя нанять.

Чем дольше я отдыхала и отъедалась, тем менее удачной казалась идея согласиться на работу. Выяснилось, что и ноги гудели нестерпимо, и глаза слипались, и вообще молодая привлекательная женщина не должна бы изводить себя трудом. Однако беловолосый хозяин таверны мнения моего не разделял и всякий раз, когда я умудрялась, несмотря на весёлый гвалт завсегдатаев, задремать, бессовестно толкал под локоть:

– Куда спать? Рано! Тебе ещё всю ночь соседям пакостить и младенцев воровать. Или чем там вы с вашим ковеном после заката занимаетесь?

Я закрывалась рукавами, пряталась за огромную кружку медового пива, огрызалась, но Гверн только ухмылялся, демонстрируя неполный ряд частично выбитых зубов.

– Прокляну, – угрожала я.

– Не пристанет, – отшучивался он.

– Долго мне ещё тут сидеть?

Беловолосый окинул взглядом всё больше пустеющие к ночи столы:

– Раз, два, три… Семь. Пока эти семь мужиков по домам не разойдутся. А не, восемь! Того из-под стола тоже надо турнуть.

Я застонала.

Наконец, перепачканная маслом мужеподобная Синни оставила кухню и, перекинувшись парой слов с хозяином, отправилась домой; изрядно подпившие посетители вразвалочку, придерживаясь за новообретённых друзей или стены, покинули заведение, а счастливца, с вечера храпящего под столом, Гверн заботливо на руках вынес под придорожный куст.

– Что? – пожал он плечами. – Не зима чать, не околеет. Проспится и решит, что сам туда улёгся.

– Так что ж ты его сразу не выкинул? – устало зевнула я. – Закрылся бы раньше.

– А может я приятной компанией наслаждался, – подмигнул временный работодатель. – Тут, знаешь ли, дни проходят весьма однообразно.

Удавить бы… Да сил не осталось.

Я широко зевнула, одновременно похлопывая себя по щекам:

– Ну так чего-о-о-о там у тебя? – честное слово, если бы он тогда предложил заплатить ему телом за ночлег, я бы просто растянулась на столе, заявив, что со мной можно делать всё, что угодно, если в процессе не станут будить. Благо, непристойных предложений не последовало.

Вместо этого Гверн заботливо собрал всю бьющуюся посуду, отнёс в прилегающую к основному залу каморку; туда же отправились два начатых, но не опустошённых бочонка, остатки солонины, все собранные за день монеты и два меча, висящие на стене и призванные символизировать название таверны. Видимо, обоими – и более и менее ржавым – хозяин дорожил и оставлять их на попечительство малознакомой и не внушающей доверия работницы не собирался.

– Ну, на этом, кажется, всё, – Гверн задумчиво поцокал языком, прикидывая, не забыл ли чего.

Я поболтала ногами, критически оценивая заляпанные грязью сапоги для верховой езды. В жизни у меня не водилось столь грязной обуви! Но почему-то сейчас это совершенно не беспокоило.

Гверн запрыгнул на стол, куда чуть раньше, спасаясь от носящегося вихрем мужчины, взгромоздилась я.

– Всё? – спросил он у меня, словно я могла дать ответ.

– Мышиный помёт забыл перепрятать, – мрачно пошутила я.

– Ты мне ещё за это спасибо скажешь!

Я послушно повторила:

– Спасибо.

– Да не сейчас. Утром. Когда с работой управишься. Если управишься, – таинственно добавил он. – А теперь я на боковую.

И он действительно собрался уйти: спрыгнул на пол, заодно спихнул меня – «Не сиди на столе!», – подхватил недопитую одним из гостей бутылку вина, понюхал, поморщился:

– Будешь? А, не. Нечего тебе такую кислятину пить. Выгонишь этих тварей – эля тебе налью. Не абы какого – из личных запасов!

– Да кого выгонишь-то?!

– А, так я не сказал? – Гверн добродушно махнул рукой, разом растеряв всю пугающую таинственность. – Забыл! Пикси. Одолели, аж сил нет! Каждую ночь переворачивают тут всё вверх дном. Что мог, я поубирал, чтоб не пришибли ненароком. А дальше ты уж сама как-нибудь с ними договорись.

Договориться? С пикси?! Да он в своём уме?!

– А ты куда? – я схватила беловолосого за лацкан.

– А я – спать, – довольно осклабился он, сунул мне, откупаясь, только что найденную бутылку, и спрятался в каморке, куда только что перетаскал вещи. Звякнул ключ, тоненько сообщая, что больше изворотливого знакомца я сегодня не увижу.

Я бездумно поднесла горлышко к губам и тут же брезгливо отдёрнула: Гверн не соврал: вино действительно преотвратнейшее.

Что я помнила о пикси? Да практически ничего. Шаловливые, вредные, шустрые, обожающие пакостить. Как с ними справиться? Да понятия не имею! Обычно с фейри можно договориться – многие готовы помочь, если оставаться с ними предельно вежливой. Пикси же чихать хотели на людей. Их интересует только веселье и совершенно не волнует, что станет с чужим имуществом, перепуганным домашним скотом или неудачно встретившимся на пути человеком. Дети. Проказливые, дурные и жестокие.

Прикинув, чего мне хочется больше: денег или сохранить свою шкуру, я быстро поняла, что второе, и помчалась к двери. Но стоило схватиться за ручку, как стало поздно.

Маленький суетливый звездопад посыпался из щелей в потолке. Раз ворох, два, три… Словно крышу мерял шагами великан, вспугивающий сверкающих бабочек. Рой блестяшек замер, повис, задумавшись и (я это чувствовала) разглядывая меня. Что сделать с незваной гостьей? Закружить? Завертеть? Запутать? Наброситься, как стая пчёл, защищающих улей? Меня не устраивал ни один из вариантов, поэтому я старалась не шевелиться.

А звёздочки то опускались, то поднимались, беспрестанно дрожа, жужжа и попискивая. Звуки становились всё громче, требовательнее. Какой у меня выбор? Вот дверь. За ней – стойло, небольшая полоска дороги и лес. Если окажусь достаточно быстрой, могу успеть отвязать Тварь и, если та не заупрямится, сбежать. И потом всю жизнь буду терзаться тем, что дала дёру от крохотных человечков, которые на меня даже не напали. С другой стороны – волшебный рой. И, глядя на него, как-то вовсе не хотелось верить, что человечки безобидные. Пикси приближались и пищали всё более угрожающе, но, не долетев до человека какой-то дюйм, резко свернули в сторону и прыснули по углам, чтобы снова собраться воедино и, вихрем проносясь под столами, вскидывать их в воздух и позволять с грохотом падать. Да уж, останься здесь что-то из посуды, расколотили бы всё.

Вот огромная скамья в углу, которую вечером не могли передвинуть три здоровенных бугая, взметнулась до потолка, но вместо того, чтобы обрушиться на пол, сменила направление и полетела к растерявшейся новоиспечённой ведьме по найму.

Пикси приняли решение, и оно оказалось не в мою пользу.

Я вскинула руки, скорее, по наитию, чем надеясь защититься, не вспомнив ни единого заклинания, но древняя Сила оказалась умнее: без указки прорвалась путами из-под ногтей, оплела летящую в меня махину, откинула в сторону. Гм… Эдак я и правда на что-то гожусь! Раньше тарталетку с подноса скидывала, напрягшись до кончиков волос, а тут отшвырнула громадину так легко, словно дышала.

Во второй раз я подняла руки уже осознанно – путы рванулись к скоплению звёзд, но прошли насквозь, не зацепив ни одну. А пикси только разозлились. Теперь они не просто шалили, не развлекались, а готовились мстить.

Два стола взлетели в воздух одновременно, столкнулись, разлетаясь, если не в щепки, то, по крайней мере, на части. За стеной послышался недовольный голос Гверна. Ах, я тебе спать не даю? Бедненький! Я мстительно отправила один из стульев в смежную стену. Всё равно ведь не выйдет. Ему не впервой.

Когда-то давно нам с братом давали уроки битвы на мечах. Он всё схватывал легко, словно руки срастались с оружием, а у меня не получалось: проклятая железка всё время била не туда, куда я её направляла, рукоять выскальзывала, остриё заносило…

Но с магией совсем иначе. Ведьма не управляла Силой, и Сила не вела ведьму, но мы становились единым целым, предостерегая, охраняя, защищая меня – сосуд и её – драгоценное содержимое. Удар, второй, третий! Маленькие человечки взрывались снопами искр, визжали, нападали и отступали, но уходить не собирались.

Шаловливые дети не любят ложиться спать: стоит ночи укрыть землю, они вскакивают с кроватей, требуя веселья, внимания и танцев. Быть может, именно поэтому маленькие фейри не желали отступать? Придёт утро, и не станет краткого мига волшебства, когда всё дозволено. Снова вылезут строгие мамки-няньки, заставят учиться и выполнять ненужные никому требования. Но ночь – их время. Когда никто не заставит успокоиться и спрятаться под одеяло.

И не зря: пикси – умершие дети. Те, кто не успел сотворить в этом мире ни добра, ни зла, кто недостаточно смел, чтобы слиться с Богиней, но недостаточно силён, чтобы переродиться в новом теле. И всё, что им остаётся – отголосок воспоминания о том, кем они являлись раньше, о том, что по ночам, когда нет никаких правил, они могут быть собой.

Дети…

Дети! А я, бестолочь, нападала на них! Пыталась напугать! Дети не знают страха и не ведают цены ошибки. Не понимают, что могут навредить, лишь хотят поиграть с тем, от кого ещё исходит живое тепло.

Я огляделась. Ничегошеньки! Ничего, что могло бы привлечь внимание стайки непослушных ребятишек. Собралась с силами и засаленным призраком бросила в стайку забытое Гверном полотенце, отвлекая блестяшек, накрывая недоумевающих малышей тканью. Помчалась на кухню, помедлив несколько секунд, пытаясь магией вскрыть надёжно запертый замок. Переборщила: получилось выбить дверь. Но главное же результат, верно?

Луковая шелуха, мешочки с травами, закупоренные бутылки… Всё не то! Я зазвенела крышками, чугунками, сковородками. Вот оно! Не зря здесь подают отменное медовое пиво. На самой дальней полке, заставленный пахучими специями, стоял горшочек с мёдом. Дети обожают сладкое! И пикси должны любить. Не рискуя подниматься по шаткой лесенке, я волшебством притянула его к себе. Получилось это не так просто, как я надеялась: с полки-то горшочек спрыгнул охотно, но дальше начал падать так стремительно, что пришлось прыгать вперёд, хватая его, как пугливого кота, не давая разбиться, – разодрала только начавшую подсыхать кровяную корку на колене.

Фейри подоспели как раз вовремя. Унюхали сладость и, мигом забыв о коварстве и желании расквитаться с непрошенной нянькой, стремглав полетели к угощению.

Белен оказался прав: когда была возможность, стоило почитать побольше книг о магии, а не наслаждаться её благами в неведении. Хотя навряд в пыльных фолиантах нашлись бы заклятия и советы по борьбе с пикси, поэтому теперь я могла лишь надеяться и призывать в помощь Триединую. Я изо всех сил представила невидимую границу. Вытекая из самой земли, пронизывая пол, она коконом оплетала меня и, разумеется, мою добычу. Получится? Стопы покалывало то ли от напряжения, то ли от страха, то ли от пронизывающей насквозь магии. Не в силах смотреть на несущийся к самому лицу серебряный смерч, я зажмурилась.

Что это? Град?

Прижимая к животу горшочек с мёдом, как самую большую ценность на свете, я открыла один глаз: сверкающие бабочки сталкивались с невидимой границей и падали, осыпались к ногам, чтобы снова подняться и сделать ещё одну попытку. Граница едва заметно переливалась, отбрасывая на кожу тень, подобную запутавшемуся в водной глади солнечному лучу.

– Дай! Дай! Дай! – пищали человечки. Да, уже человечки!

Сообразив, что по-простому с жадной тёткой не договориться, они приняли истинный облик, действительно став похожими на маленьких, с мизинец размером, но очень непривлекательных детей. Приплюснутые мордочки, вздёрнутые носики, шестипалые ручки припадали к магической заслоне, не в силах её прорвать. Но за ней сверкало угощение, которое жутко хотелось получить!

– Это хотите? – я подняла вверх руку с мёдом.

– Да! Да! Хотим! – запищали человечки. – Дай!

– А что я за это получу? – ну а как иначе? С фейри нужно торговаться.

– Золото!

– Коня!

– Тайну! – наперебой начали обещать пикси. – Дай!

– Услугу! – в кои-то веки мне нашлось, что попросить взамен.

– Услугу, – согласились существа.

– Вы заберёте сладость, но больше никогда не станете шалить в этой таверне.

– Никогда! – пообещали пикси с такой искренностью, что не оставалось никаких сомнений – бессовестно врут.

На свой страх и риск я опустила разделяющую нас заслону и протянула вожделенное угощение малышам. Те набросились на него, готовые нырнуть с головой в сладкую тянучку, уже не замечая ни меня, ни разгрома вокруг.

Я осторожно вынесла горшок на улицу и пристроила под раскидистой ёлкой. Хорошо бы Гверну оставлять здесь угощение почаще. Кто знает, может, и сдержат слово маленькие обманщики?

После всего пережитого, после ужаса и восторга, после сражения и настоящей, принадлежащей мне одной, победы, благородная леди Вирке больше не Ноктис де Сол уснула, обхватив колени, на многие недели не метённом полу в углу полуразвалившейся харчевни «Два меча» где-то в глухомани. И была абсолютно счастлива.

– Нет, ты глянь! – едва рассвело, а меня уже будили. К тому же, совершенно неподобающим образом и без всякого уважения к победительнице, а просто грубо потряхивая за плечо. – Не сбежала! – восхищённо присвистнула мужиковатая Синни.

– Чего говоришь? – из каморки, потягиваясь до смачного хруста костей и разминая затёкшую за ночь на неудобном лежаке шею вышел Гверн. Подслеповато прищурился, разглядел знакомое, хоть и помятое лицо и удивлённо отпрянул: – Да ладно?! Не сбежала?!

Я затравлено метала взгляд от одного к другой, а они, мать их, хохотали, словно ничего не случилось, словно не было ночи, когда я, готовая разреветься, носилась, едва не взлетая, по столам, изображая не то охотника, не то жертву. А им – смешно.

– Весело? – мрачно поинтересовалась я, поднимаясь и отряхивая окончательно испорченное платье. Нда, в таком положении я ещё никогда не оказывалась.

Гверн подал руку, а Синни принялась виновато оправлять на мне одежду:

– Ты, никак, совсем ополоумел? Бедная девочка всю ночь на полу проспала, спины, небось, не чувствует. А ты что?

– А я что?

– А ты дрых?

Беловолосый показал зубы:

– А что мне, её сторожить?

– Именно! Я же говорила, что настоящая ведьма, а ты…

– А я много повидал и в людях успел разочароваться. Кто ж её знал, что она в лес не убежит к полуночи?

Синни подбоченилась и протянула пухлую ладонь:

– Я знала. Я! И об заклад билась.

Гверн скорчил мину, словно глотнул того самого кислющего вина, вернулся к себе в комнатушку и принёс две полновесных золотых монеты:

– От бабы! По миру меня пустите, не иначе!

– Проигрался – плати!

Беловолосый смиренно отдал первую монету выигравшей спор, а вторую протянул мне. А я смотрела на заляпанный кругляшок, на первые деньги, которые сама заработала, и никак не решалась принять.

– Что думаешь? – он, не дожидаясь, пока я снизойду, насильно сунул денежку. – Твоё – заработала. Пошли, что ли, эля тебе налью. Как обещал. Ведьма… Ты чего?

– Ничего, – благоговейно прошептала я. – Просто я, кажется, поняла, кем хочу стать, когда вырасту.

Глава 6. Интриги и интриганы

Сегодня мне снова снились кошмары.

Она молча падала в темноту. Не кричала, не звала, не просила о помощи. Я тянул руку, умолял схватиться, но она не двигалась. Только смотрела. Смотрела так, словно я отнял последнее, что было дорого ей в жизни. И падала. Снова и снова. В темноту.

Я открыл глаза, чувствуя себя уставшим ещё до того, как встал с кровати. Жирный паук у самого потолка суетливо пополз прятаться, недовольный, что его впервые заметили. Обычно потолок в этой комнате рассматривал не я, а служанки тактично молчали, чтобы не пришлось заканчивать жаркую ночь ещё и пробежкой за метлой, вот он и прижился. Не до него.

Вирке не возвращалась уже неделю. И я понятия не имел, где искать эту гоблинову дочь! Сначала убеждал себя, что одумается через пару дней. Устроит скандал, побьёт, как принято, посуду, потребует извинений. Я бы ответил тем же, заявил, что она ведёт себя, как ребёнок, накричал бы, может даже замахнулся для виду и с грохотом опустил бы кулак на стол. А потом всё стало бы как прежде. Нашёл бы, с кем забыться. Мало ли падких на смазливые лица служанок? Здесь или во дворце Вальдинга. От последней мысли больно заломило в висках, словно вчерашнее вино купили в придорожной дешёвой таверне, а не достали из погребов де Сол. Я бы уехал. Честное слово, уехал и оставил её в покое. Пусть только вернётся…

– Господин? – Эделина сунула в комнату вечно жующую мордочку.

– Если ты надеялась меня разбудить, то стараешься плохо, – от её блеяния и чуткая кошка бы не поднялась, не то что похмельный пёс.

– Да нет, господин, вам бы отдохнуть. Всю ночь грохотать изволили, небось не выспались.

Я нащупал возле кровати бутылку и с надеждой заглянул в горлышко:

– Эделина, чего тебе надо? – повинная только в том, что опустела раньше времени, бутылка полетела в дверь, разбившись в хэнде17 от служанки.

Та спрятала голову со сбившимися, похожими на рожки волосами, но тут же показалась снова:

– Поосторожнее, сир, а то среди слуг могут пойти слухи.

– Какие же? – я предпринял ещё одну попытку нащупать что-то, что способно унять похмелье.

– Что вы злой, например, – девушка ногой отпихнула осколки подальше, – и пьёте.

– Это не слухи, а чистая правда, – странно, уверен, что с вечера бутылок было больше. Или я оставил их в столовой? Или в комнате Вирке, где вышвырнул в окно её проклятый мозаичный столик?

– Тогда что у вас проблемы… с женщинами! – пригрозила Эделина, опасливо теребя простенькие плетёные браслеты на запястье.

Я аж отвлёкся. Уж в чём в чём, а в мужской состоятельности я успел убедить достаточно женщин северной границы Витании.

– И от кого же, интересно, эти слухи могут пойти? – я угрожающе приподнялся на локтях, но, едва не застонав, опять рухнул на подушки, так что образ безнадёжно испортил.

– От ме-ме… – она запнулась. – Мало ли, – и невинно передёрнула плечиками. А ведь некогда смотрела мне в рот. Как быстро, однако, можно пасть в глазах женщины! Хорошо, что Вирке не видела, как я сходил с ума все эти дни. А Эделина… Без её восхищения я как-нибудь проживу.

– Если тебе не с кем потрепаться, шла бы на кухню, – я натянул одеяло до самой макушки: нет вина – нет беседы. Хорошая служанка озаботилась бы.

– А я туда и шла, – фыркнула девушка и добавила в захлопывающуюся дверь: – Просто тот длинноносый отказывался уйти, пока я не проверю, бодрствуете ли вы.

Я помчался на первый этаж быстрее, чем успел натянуть халат. Эделина лишь вздохнула, рассматривая мой удаляющийся ничем неприкрытый зад, и бойкой козочкой заскакала по делам.

Длинноносый, неприметный, совершенно доброжелательного вида человек внизу оторвался от выковыривания драгоценных камней обрамления семейного портрета и, ничуть не смущаясь, сунул палец в ухо:

– Мог бы и одеться поприличнее. Я не баба, чтоб меня полуголым встречать, – бросил он, с сожалением отступая от картины и выуживая на свет комочек ушной серы, тут же брошенный на пол и затоптанный.

Я пропустил ехидство мимо ушей:

– Новости?

– Тебе прямо тут? Я могу, – неприметный подцепил раму, проверяя, не спрятался ли за ней кто, приподнял ковёр с той же целью и направился к креслу у камина, намереваясь опустить в него зад в перепачканных, надеюсь, землёй штанах.

– Нет. Конечно, нет. Пойдём.

Я торопливо зашагал в сторону кабинета – туда, где точно нет пытливых служанок с их чуткими, как у животных, ушами.

– Удостоишь меня аудиенции? Да в таком виде? Шалун! – пискляво пофлиртовал гость. Я сбился с шага, но решил спустить: просто так Брайс не приходит. Ему есть, чем меня порадовать.

Едва переступив порог, я готов был схватить его за ворот и трясти до тех пор, пока слова не посыпятся из шпиона сухим горохом:

– Ты нашёл её?!

Брайс деловито прошёлся по комнате, обнюхивая своим длинным носом все попадающиеся документы, оставляя следы заляпанных сапог на идеально вычищенном ковре.

– Так нашёл?

Он кивнул. То ли мне, то ли собственным мыслям. Сунул в карман золотой перстень, забытый возле чернильницы: неудобный и туговатый. Я терпеть его не мог, но всё равно почему-то таскал, так что сделал вид, что не заметил.

– Плата вперёд, – с добродушной улыбкой он уселся в кресло хозяина дома и собрался закинуть ноги на стол.

Я с той же улыбкой встал рядом и, проникновенно заглядывая в глаза хитрецу, сжал его плечо так сильно, что Брайс чуть не взвыл:

– Платой станет кольцо, которое ты сейчас сжимаешь своей потной ручонкой. Ты нашёл её?

– Нет, – пискнул горе-шпион и сполз на пол, освобождая место законному владельцу: – Но я нашёл тех, кто её видел.

– Ну?!

– Ай! Плечо-то отпусти! Бо-о-ольно!

Я расслабил пальцы. У парня и правда останутся синяки:

– «Два меча».

– Что это? Поместье?

Шпион злобно захихикал, похлопывая меня по колену:

– Это, друг мой, таверна. Место такое, куда такие, как ты, брезгуют заглядывать, – пояснил он. – Где собираются отбросы и пьянчуги. В трёх днях пути к востоку отсюда. Практически посреди леса, в глухомани между четырьмя мерзкими мелкими деревеньками. Хорошую компанию нашла твоя сестрица, а?

– Довольно, – ещё издевательства выслушивать. И, главное, от кого? – Это точно Вирке?

Брайс подскочил от возмущения: уж он-то своё дело знает!

– Тамошнего хозяина зовут Гверном. Я прямо у него и спрашивал.

– И?

Профессионал своего дело обежал стол с другой стороны и склонился, как бы рассказывая великую тайну, принялся загибать пальцы:

– Я у него спрашиваю, так и так, уважаемый, не видали ли вы здесь новых лиц?

Стоило всё-таки захватить вина. Беседа обещала стать долгой, а голова тяжелела всё сильнее.

– А он мне и отвечает, – продолжал ищейка: – «Здесь каждый день новые лица». Ну я ему: «А симпатичные такие? Благородных манер?».

Я не выдержал и ухмыльнулся. Это Вирке благородных манер? Словно на зло старательным наставникам Карсе Игнис, она по возвращении начала вести себя, как прожившая всю жизнь у свинарника хабалка. Нет, конечно, она прекрасно знала, с кем и как должно разговаривать, но меня показной грубостью раздражала исправно.

– «Благородных не держим», – говорит. А я ему тогда: «Ну а баба такая, черноволосая, худая, возможно, сильно уставшая и плохо соображающая, как держаться?».

– А он? – безнадёжно поторопил я.

– А он: «Черноволосая?» – «Ага»; «Тощая?» – «Именно»; «Растерянная и перепуганная, но наглая?» – «Да!».

Неужели её удастся найти так быстро? Богиня, клянусь, сделаю всё, чтобы больше не напугать! Уеду к Вальдингу, раз уж он так заждался и донимает гонцами, оставлю Ноктис де Сол ей, целиком и полностью, только бы вернуть!

– А он: «Впервые слышу!», – Брайс ударил по стопке писем, рассыпая их ровным слоем и не забывая просматривать печати, и упёр руки в пояс: посмотрите, де, какой молодец!

– И ты с этим ко мне пришёл?! – я убью его. Прямо сейчас размозжу эту крохотную головёнку вот этой вот печаткой!

– Но-но! – предугадал мои намерения болтун, отступая, на всякий случай, подальше. – Если можешь лучше, искал бы сам!

Если бы я мог! Будь хоть малейший шанс уехать из замка незамеченным, меня бы уже давно и след простыл!

– Я плачу тебе за слежку, а не за рассуждения. Когда мне станет скучно, как сестрице, и я захочу неузнанным пройтись среди простого люда, обязательно тебя уведомлю. А пока что в силах заплатить тем, кто выполнит грязную работу, – как можно равнодушнее процедил я, надеясь, что сжатый до хруста подлокотник кресла не заметен собеседнику.

– Так я продолжу? – уточнил ничуть не впечатлённый монологом гость. Я дёрнул подбородком, глядя в сторону. – Ясно, что леди Вирке заглядывала в «Два меча». Это же за… эм… Один… Два золотых подтвердил мой тамошний соглядатай (расходы на тебе). Она направилась в сторону Камней четыре дня назад. Так мне сказали. А теперь деньги.

Я выдвинул ящик стола, переборщив и случайно выкинув его содержимое на ковёр; шпион едва не лопнул при виде вензеля Вальдинга Троннинга на последнем письме, так некстати упавшем у его ног. Король терял терпение. Я хотел отсчитать оговорённую сумму из выуженного мешочка с золотом, но передумал и кинул в жадные ручонки целиком:

– Доплата за молчание. Найди её. Следи. Глаз не спускай! Если что-то случится с Вирке, отвечаешь головой. Все расходы я компенсирую.

Брайс незаметным движением перехватил деньги и спрятал в складках замызганного наряда одним плавным движением, насмешливо поклонился и направился к выходу.

– Если хоть кто-то узнает о задании, я тебя убью, – просто сказал я. Не пригрозил, не напугал. Предупредил. И он прекрасно меня понял.

Какого гоблина её туда понесло? Неужели не могла отсидеться у любого из соседей или проехаться по нашим деревням?! Вирке с распростёртыми объятиями приняли бы в любой семье и тут же забросали просьбами: шутка ли? Свободная ведьма! Вольная сама решать, когда колдовать, а не слушать повеления монарха.

Неужели мысль вернуться ко мне пугала её больше, чем неизвестность и одиночество? Неужели её так пугал я?

– Господин, конюх доложился, что лошади запряжены, – с пропажей Вирке Эделина, видимо, решила, что теперь она моя служанка. Я, не оборачиваясь, поднял руку – показал, что услышал.

– Вам обязательно уезжать, господин?

Богиня, она ещё здесь?

– Дела, – кратко процедил я. Если потяну ещё хоть день, Вальдинг явится ко мне лично. Или того хуже – отправит Рикмаса. И тогда пропажу сестры уже не скрыть.

– А госпожа Вирке скоро вернётся?

Что б я знал!

– Госпожа Вирке – взрослая девочка и вправе гостить у подруг, сколько ей вздумается, не интересуясь мнением лакеев.

Эделина обиженно фыркнула и оставила начищенную обувь у дверей, решив не подходить ближе.

– А вы? – всё-таки уточнила она. До чего же дотошная! Следит за нами, как стражник.

Я не поленился, сходил за сапогами сам.

– Как только разберусь с делами. Эделина, напомни, тебе платят за любопытство или за исполнение приказов?

– Мне платят за чудесный характер и умение терпеть высокородных кобелей, – с достоинством ответила девушка и хлопнула дверью. Нет, определённо в этом доме отродясь не водилось нормальных женщин!

Впрочем, в доме Троннингов, кажется, тоже. Дворец, в мгновение ока превратившийся в тюрьму, встретил меня настолько радушно, что захотелось последовать примеру сестры и скрыться на лошади в неизвестном направлении. Слуги (разумеется, не все, но десяток набрался точно) выстроились в два ряда, словно приветствовали высокородного гостя, а не очередного королевского подхалима, склонили головы без малейших признаков презрения. Просто работа, ничего более. Ни жалости, ни желчи. И кто выглядел радушнее всего, так это вышедший поздороваться лично, презрев все приличия, советник Рикмас. Может, надеялся, что я сразу попытаюсь перерезать ему глотку и можно будет не цацкаться, а отправить строптивца в темницу прямиком от отшлифованных высоких ступеней?

– Лорд де Сол! – он с достоинством, неспешно спустился ко мне, раскрывая тонкие руки будто для дружеских объятий, но в последний момент убирая их за спину.

Продолжить чтение