Читать онлайн Вена. Роман с городом бесплатно

Jean des Cars

Le roman de Vienne

© Издательство Ольги Морозовой, 2017

© М. Троицкая, перевод, 2017

© А. Бондаренко, оформление, 2017

Издательство выражает благодарность литературному агентству Анастасии Лестер за помощь в приобретении прав на перевод произведения

Издательство благодарит за финансовую поддержку Лео Ширнхофера, а также выражает признательность за помощь в подготовке издания Андрею Полякову

Перед отъездом…

В первый раз я приехал в Вену осенью 1967 года. Меня, журналиста, редакция Marie-Claire направила специальным корреспондентом для, как это принято называть, освещения съемок фильма «Майерлинг» с Катрин Денёв и Омаром Шарифом. Для меня составили целую программу… Но прежде всего это была моя первая командировка за пределы Франции. Одних встреч с Катрин Денёв и Авой Гарднер (о нет! это уже похоже на сказку!) хватило бы, чтобы объяснить мое восторженное возбуждение! Но, в полной мере исполнив свои увлекательные профессиональные обязательства, я… влюбился в Вену. Я и сейчас в нее влюблен. Между тем столица Австрийской империи, уменьшившейся по сравнению с прошлым в девять раз, выглядела не лучшим образом – темная, печальная, словно погруженная в воспоминания о своих лучших и своих самых черных днях. Дома, памятники и дворцы – немые свидетели былого величия, погибшего в 1914 году, – еще не вернули себе того блеска, что восхищает в них сегодня; повсюду виднелись следы Второй мировой войны, особенно бомбардировок союзнической армии 1945 года; улицы почти не освещались, и на всем лежала печать тоски. Город играл грустный вальс. Играл тихо, под сурдинку.

Любезный владелец книжного магазина, расположенного неподалеку от Грабена – бывшего оборонительного рва, ставшего красивой улицей, – на старательном французском объяснил мне:

– Не забывайте, что не так давно здесь были советские танки. А еще солдаты – американские, английские и ваши. Они разъезжали в джипах командами по четыре человека – патрулировали город… Вену оккупировали победители, которые разделили ее, как и всю Австрию, на четыре зоны. Нам твердили, что в сорок пятом году нас освободила Красная армия, но это было вранье. Мы находились под контролем союзников, наглей страны больше не существовало! Пересмотрите фильм «Третий человек»[1], и вы всё поймете. Окончательно мы освободились только в пятьдесят пятом, когда во дворце Бельведер был подписан Государственный договор, признававший новое государство – Австрийскую Республику. Мы провозгласили нейтралитет и наконец-то обрели свободу. Оккупационные войска ушли. Да-да, для нас война длилась на десять лет больше. Долгое наказание… Но потом Вена пробудилась!

Эти слова коренного венца навсегда остались в моей памяти.

С тех пор я бывал в Вене много раз – то по заданию редакции, то собирая материал для своих исторических книг, – и каждая встреча наполняла меня новой радостью. Возрожденная столица – город, любимый Талейраном и ненавидимый Гитлером, – постепенно возвращала себе подобающую роль. Во времена холодной войны Восток и Запад по каким-то неясным и пугающим причинам обменивались здесь шпионами. В 1961 году в Вене встретились Никита Хрущёв и Джон Кеннеди – не в силу случая, а по необходимости. Тогда впервые заговорили о разрядке… А потом вернулась мода на искусство, в том числе на искусство жить. Шоколад, Сисси, вальсы, тихие или шумные кафе, уютные кабачки, светские развлечения, венгерские и турецкие рестораны, величественное после реконструкции здание Оперы, фантастическое богатство картинных галерей, ар-нуво и даже доктор Фрейд, наконец-то получивший свой музей, – все это переживало второе рождение. США и СССР снова пытаются найти общий язык, и в 1979 году Леонид Брежнев и Джимми Картер подписывают в Вене договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2). Как мы знаем, проблема остается актуальной до сих пор.

Я был в Вене в ноябре 1982 года – готовил по заданию редакции репортаж о триумфальном возвращении в город последней австрийской императрицы Циты Бурбон-Пармской. Я был здесь незадолго до падения Берлинской стены и своими глазами видел, как один министр разрезал – в буквальном смысле – «железный занавес» в виде колючей проволоки на границе с Венгрией. Я был здесь и зимой 1999–2000 года, когда социалисты, 13 лет находившиеся у власти, по результатам демократических выборов утратили большинство и передали бразды правления страной в руки коалиции, именуемой ультраправой, а на самом деле исповедующей националистические идеи, на что во Франции всегда смотрели и продолжают смотреть косо. Предпочтения австрийских избирателей вызвали здесь шумное неодобрение, переходящее в негодование. Но и Вене вмешательство Европейского союза во внутренние дела страны совсем не понравилось. Венцы не желали выслушивать чужие нотации, особенно от тех, кто любит поучать других, но, возмущаясь, почему-то действует крайне избирательно. Далее последовали «санкции» – столь же непристойные, сколь и бесполезные, – действие которых продлилось 233 дня. Представители французской интеллигенции бросились в Вену в надежде «образумить» австрийцев. Кое-кто из прибывших пал жертвой галлюцинаций, увидев то, чего не было. Появилось специальное издание знаменитого туристического путеводителя в черной (в знак траура!) обложке, серьезно задевшее венцев – они не понимали, с какой стати их снова обвиняют в отсутствии политкорректности. Я тоже этого не понимал, о чем и написал в двух своих статьях, опубликованных в газете Le Monde 6 и 7 февраля 2000 года. В эти неспокойные дни венские друзья напомнили мне, что австрийцы вообще и жители столицы в частности воздержались от ядовитых комментариев, когда в 1981 году во французском правительстве оказалось сразу четыре министра-коммуниста. Они не считали себя вправе ставить нашему народу «двойку» за неверный выбор. Но некоторые западные демократии, в том числе Франция, упорствовали в убеждении, что венцы допустили ошибку и их следует направить на истинный путь. Как не без цинизма заметил Бертольд Брехт, «если народ заблуждается, надо изменить народ». Бурление умов утихло только после новых выборов. Вена снова стала городом, который не стыдно посещать. Что касается меня, то я посещал ее всегда. Это удивительный, волшебный город, отличающийся невероятным разнообразием и богатством оттенков. Разве это не важнее всех на свете судорог политической жизни и качаний маятника, именуемого общественным мнением?

Я видел прелестные оперетты – искрометный, чисто венский жанр – в прекрасном театре дворца Шёнбрунн и на больших сценах, видел восхитительные мюзиклы, ничем не уступающие постановкам Лондона или Бродвея; на открытом рынке Нашмаркт, протянувшемся параллельно с линией метро, сталкивался с людьми из самых разных уголков земли. Здешние зеленые деревянные лавчонки притягивают к себе гурманов со всего города. У каждой лавки – своя специализация, и, помню, я долго стоял разинув рот перед витриной, в которой красовалось не меньше ста видов уксуса. Еще здесь есть блошиный рынок, куда со всей Европы свозят всякий забавный китч. Задрав голову, я пытался сосчитать количество украшений на Доме с медальонами и на Майоликовом доме – двух шедеврах архитектуры 1900-x. В кафе «Централь» и в красном зале роскошного ресторана «Захер», куда считается особым шиком ходить на поздний, после театра, ужин, я лакомился изумительным wiener schnitzel – телячьим шницелем в мелкой панировке. Разумеется, я не забыл посидеть на вытертой бархатной банкетке в кафе «Гавелка», основанном в 1939 году. Его владелица фрау Гавелка до последнего дня жизни лично следила за тем, чтобы посетители – цвет артистической Вены – остались довольны обслуживанием. В кафе «Ландтман», где обычно собираются театральные деятели и интеллигенция, меня заверили, что я могу давать их адрес всем своим корреспондентам и мне непременно передадут всю пришедшую на мое имя почту. Под мерный стук лошадиных копыт – на ушах у обеих лошадок были надеты цветные колпачки – я беседовал с добродушным и по-крестьянски лукавым кучером фиакра; все они традиционно носят шляпу-котелок. Я восхищался Карл-Маркс-Хофом – одним из самых величественных архитектурных ансамблей «красной Вены», в 1920-30-е годы возведенным социалистами в качестве муниципального жилья. В парке Пратер я катался на колесе обозрения, и мне казалось, что я вот-вот увижу зловещую фигуру Орсона Уэллса из «Третьего человека» – в ушах у меня настойчиво звучала музыкальная тема из фильма, как будто ее автор, композитор Антон Карас, сидел со своей цитрой рядом со мной.

В легендарном театре Ан дер Вин я аплодировал Руджеро Раймонди, певшем партию Дон Жуана; в Опере слушал «Кармен» в постановке Франко Дзеффирелли – оркестром дирижировал Лорин Маазель, которого публика, поначалу настроенная более чем прохладно, провожала овациями. Для меня это стало еще одним из проявлений настоящего венского духа – смеси доброго юмора и язвительной насмешки, критичности восприятия и уважения к подлинному мастерству. Я провел немало часов в Техническом музее, расположенном напротив дворца Шёнбрунн, и даже сидел в салон-вагоне Сисси, которая полагала, что путешествует инкогнито, хотя к поезду был прицеплен фургон для коров и коз, чтобы императрица могла пить свежее молоко! В самом Шёнбрунне посетителя не покидает ощущение живого прикосновения к прошлому. Меня особенно тронул скромный экспонат, напоминающий об одном важнейшем эпизоде австрийской истории – отречение Карла I, написанное и ноября 1918 года простым карандашом, что дало некоему политику повод заявить: «Теперь Австрия – это республика без республиканцев». В этом умении кратко и точно выразить мысль я вижу еще одно проявление того самого венского духа.

Однажды зимой я проехал через весь город на старом трамвае. В руке у меня был стаканчик целительного глинтвейна – горячего вина с корицей и апельсиновой цедрой; в вагон сели уличные музыканты с аккордеоном, и звуки польки Штрауса перекрывали лязганье колесных пар по железным рельсам. На Кертнерштрассе я обошел все букинистические магазинчики – только здесь можно найти старые газеты и томики мемуаров, ставшие библиографической редкостью.

Я восхищался грацией липицианских лошадей в Зимнем манеже, где императрица Мария Терезия когда-то лично приветствовала мастера верховой езды за безупречное исполнение самых сложных фигур. С тех пор наездники всегда выступают в коричневых с белым камзолах и треуголках с золотым кантом. Я обошел все музеи и выставочные галереи; в частности, в 2004 году присутствовал на открытии Дворца Лихтенштейнов, где собрана поистине бесценная коллекция произведений искусства. В доме, где жил Фрейд – чемоданы, трость и шляпы доктора вернулись из Лондона на родину, – я убедился, что черная кованая решетка перед его квартирой заперта так же надежно, как наше подсознание. Между тем основатель психоанализа утверждал, что сумел подобрать к нему ключи. С 1989 года посетители могут даже присесть на железный диван, хотя он, конечно, далеко не так удобен, как легендарная кушетка, на которой пациенты Зигмунда, в том числе принцесса Мари Бонапарт, делились с ним своими сокровенными мыслями… Между парком Кайзергартен и барочным фасадом галереи Альбертина я с изумлением обнаружил эскалатор, над которым нависает кровля в виде гигантского самолетного крыла. Поистине, в Вене искусство подстерегает тебя повсюду, и его разнообразию нет предела.

Сегодня, когда столица готовится отметить 250-летие со дня рождения Моцарта (в Вене ему жилось лучше, чем в Зальцбурге, хотя наиболее восторженный прием он встретил в Праге), а Австрия – на полгода возглавить Европейский союз (неплохой реванш!), как никогда ясно понимаешь, что Вена – это живое сердце Европы, которое бьется в такт со всеми ее радостями и горестями. И я полностью разделяю мнение Проспера Мериме – писателя и путешественника, объездившего едва ли не полмира. Находя Париж «смертельно скучным», он в 1854 году записал: «Я пришел к выводу, что после Мадрида самый культурный город Европы, в котором лучше всего жить, – это Вена». На мой взгляд, это по-прежнему так. Добавим к сказанному лишь несколько замечаний Стефана Цвейга. Этот прекрасный писатель оставил нам несравненное описание своего родного города, принадлежащего к «вчерашнему миру»: «Состоящая из множества разнородных элементов, Вена стала идеальной площадкой для зарождения общей культуры» и за два тысячелетия превратилась в «столицу народов». У того же Цвейга читаем: «Без этой любви к культуре, без чувства одновременного наслаждения и контроля по отношению к этому благостному излишеству жизни невозможно было быть истинным венцем». Говорите, все это осталось в прошлом? Ничего подобного. Вена все та же.

I

Турецкая угроза

Вена, 10 марта 2005 года. Многие венцы возмущены или по меньшей мере изумлены и взволнованны. Утром этого дня они обнаружили, что барочный фасад Кунстхалле, расположенного посреди Музейного квартала и прежде служившего императорскими конюшнями, весь завешен красными флагами. Что это, демонстрация ностальгии по коммунизму? Нет, на флагах изображены символы ислама – белая звезда и полумесяц. Значит, это турецкие флаги. Некоторые из них достигают в ширину 2 метров 70 сантиметров, другие доходят до 3 метров 40 сантиметров. Эта неожиданная декорация не осталась незамеченной, что, впрочем, и было целью ее автора – Феридуна Заимоглу, художника и писателя немецкого происхождения, родившегося в Анатолии в 1964 году. Своей акцией он пытался выразить протест против жесткой позиции Австрии по вопросу вступления Турции в Европейский союз, заметно осложнившей отношения стран – членов ЕС с Анкарой. Заимоглу хотел устроить полемику среди соотечественников, но спровоцировал лишь их раздражение: больше 80 процентов австрийцев (и три парламентские партии, кроме «зеленых») враждебно восприняли идею о приеме в ЕС современной Турции – наследницы Османской империи, дважды (в 1529-м и в 1683 году) осаждавшей Вену. Оба раза турецкий натиск заставил дрожать от страха почти всю христианскую Европу. Заимоглу, прекрасно знавший историю, сравнил свою акцию с третьей турецкой оккупацией: «Второе и третье поколения турок, живущих в Европе, больше не обязаны жить скученно и изолированно: отныне они представляют собой могучую силу, не намеренную ограничиваться обороной. Когда варвары победителями входят в чужую страну, они несут впереди свои флаги – символ наступления своей власти». Своей «инсталляцией», получившей название Kanak Attack, что можно перевести как «Третья осада турками», художник призывал венцев турецкого происхождения выбраться из гетто и разрушить привычный имидж города, целиком, по его мнению, обращенный в прошлое, где нет никого, кроме Моцарта и Сисси. Венское культурное наследие, настаивал Заимоглу, гораздо богаче и не сводится к этим двум культовым фигурам.

В течение нескольких часов дирекция Кунстхалле получила сотни звонков. Одни звонившие благодарили руководство музея, другие его проклинали. Мусульманская молодежь – дети иммигрантов – хвалили директора за смелость, коренные венцы возмущались «османизацией» общественного здания и напоминали, что его содержание финансируется из их налогов. Особенно кипятились представители правой Австрийской партии свободы (АПС), а глава ее венского отделения Хайнц-Кристиан Штрахе, в котором многие видели нового Йорга Хайдера, воспользовавшись предлогом, запустил свою кампанию, вывесив на улицах Вены баннеры со слоганом «Вена не должна стать Стамбулом!». Настроения подогрелись еще больше, когда выяснилось, что инсталляцию не демонтируют до 28 марта, то есть только через две с лишним недели. Для АПС это было последней каплей, и в британском еженедельнике The Observer появилась статья, в которой говорилось: «Если мы, австрийцы, согласимся с происходящим, это будет означать, что мы готовы поставить под угрозу свою безопасность и сохранение своей культурной идентичности». На следующий день газета Heute сообщила читателям: «Кунстхалле отныне превращен в турецкую хижину». Директора музея Геральда Матта, на чьей отставке безуспешно настаивали националисты, поднявшаяся шумиха нисколько не смущала: в преддверии Литературного фестиваля «Ислам и Запад» она оказалась как нельзя более кстати. В залах Кунстхалле, обычно посещаемых туристами и респектабельной интеллигенцией, собрались писатели, обитающие в народных кварталах; они организовали читку произведений мусульманских авторов – палестинских, боснийских, ливанских, иракских, египетских, афганских и даже ливийских. Здесь же 16-летняя школьница демонстрировала искусство каллиграфии, выписывая немецкие слова арабской вязью. Директор Матт, искренне радуясь всплеску интереса к музею, в ответ на критику заявил: «Эта выставка – тест для обмещанившегося венского общества. Мы утратили привычку к социальному разнообразию. Можно подумать, мы живем во Франции!»

Почему же художественное событие 2005 года вызвало такой шквал откликов, как позитивных, так и негативных? Дело в том, что для Вены «турецкий вопрос» всегда был болезненным. Вена – единственная из западных столиц, пережившая и, к счастью, сумевшая отразить угрозу османского завоевания. Эта угроза была вполне реальной, свидетельством чему может служить Будапешт, просуществовавший под османским владычеством почти полторы сотни лет. Впрочем, и ниже мы об этом еще поговорим, нельзя сказать, что обе турецкие осады оставили по себе в Вене исключительно дурную память. Ислам – третья в Австрии по распространенности религия, которую исповедуют 300 тысяч человек. Большинство из них (200 тысяч) проживает в Вене – сегодня достаточно прогуляться по Грабену или зайти в любой музей, чтобы своими глазами убедиться, что число женщин в хиджабах значительно увеличилось, во всяком случае, за последние десять лет. Мало кто помнит, что в 1912 году, во времена бессменного правления Франца-Иосифа, был принят закон, по которому ислам признавался одной из официальных религий Австро-Венгерской империи. После аннексии Боснии и Герцеговины в 1906 году в армии Габсбургов появились военнослужащие имамы.

В декабре 2004 года федеральный канцлер Австрии Вольфганг Шюссель, политик консервативного направления, пообещал организовать референдум по вопросу присоединения Турции к Евросоюзу. Но прежде чем продолжить эту тему, давайте вспомним, чему нас учит история, тем более что ее следы буквально впечатаны в венские стены. Если вы отправитесь к дворцу Шёнбрунн с кем-нибудь, кто действительно хорошо знает город, он обязательно покажет вам застрявшее в стене одного дома пушечное ядро, выпущенное из османского орудия. Такими точно ядрами 29 мая 1453 года турецкая артиллерия разрушила крепостные стены Константинополя, что привело к падению Византии. Сохранились и другие ядра, навсегда вбитые в уличные мостовые, – еще одно доказательство того, какой опасности подвергся город. Но, пожалуй, самым ярким символом турецкой угрозы остается пушечное ядро, вмонтированное в шпиль собора Святого Стефана. Тот, кто еще не понял, что оно означает, может осмотреть украшающую епископскую кафедру фигуру святого Франциска, попирающего поверженного турка…

Чтобы поразмыслить над героическим прошлым, лучше всего устроиться за столиком кафе – в Вене их множество, и каждое встретит вас уютом. Самых знаменитых – примерно два десятка. В зависимости от времени суток и «профиля» заведения вы попадете в спокойную или оживленную атмосферу. Как заметил один хроникер: «В венских кафе сидят люди, которым хочется побыть в одиночестве, но для этого им нужна компания». Впрочем, у всех кафе есть общая черта: вы можете провести здесь хоть целый день, заказав всего одну чашку кофе и прочитав все газеты, которые к услугам посетителей выложены на деревянной подставке. Ни один официант не подойдет к вам через час-другой и не станет интересоваться, не желаете ли вы заказать что-нибудь еще. Если вам не хочется выглядеть невеждой-туристом, никогда не просите принести вам «кофе». В Вене это будет воспринято примерно так же, как если вы, зайдя в мясную лавку, потребуете просто «мясо». Кофе – это понятно, но какой именно? Здесь его подают как минимум в пятнадцати видах, от эспрессо до капучино, включая знаменитый кофе по-венски – со взбитыми сливками, причем кофе может быть как черным, так и с молоком. К кофе вам непременно подадут стакан воды, а по желанию – изумительные, тающие во рту пирожные с кремом или, если вы голодны, какое-нибудь простое и сытное блюдо, например тафельшпиц – отварную говядину с картофелем, приправленную петрушкой, соусом из зеленого лука и хреном; им особенно любил лакомиться супруг Сисси, отличавшийся крепким здоровьем и презиравший любые диеты… Франц-Иосиф также был большим поклонником тафельшпица, и в 1890-e годы в лучших венских домах появился обычай готовить это блюдо – вдруг император, решив поужинать у кого-нибудь из подданных (такое и правда случалось), нагрянет без предупреждения? Известно, что он охотно пускался в рассуждения о необходимом количестве приправ: сколько надо класть в тафельшпиц перца, лаврового листа, ягод можжевельника и мускатного ореха…

Итак, для начала устроимся в одном из венских кафе и закажем кофе, а к нему – что-нибудь из фирменной продукции заведения, например круассан. Вы всерьез полагали, что круассан – это парижское или, шире, французское изобретение? Так вот, вы ошибались! Родина круассана – это Вена. И сказать за это спасибо надо как раз туркам. Это не единственный в истории случай, когда иноземные солдаты оставляли о себе добрую память. В 1814 году, когда в Париж вошли русские казаки царя Александра I, многие из них разместились на Елисейских Полях. Времени у них было мало, и, заходя в кафе перекусить, они приговаривали: «Быстро, быстро!» Так на свет появилось знаменитое французское «бистро». Казаки уехали домой, а бистро осталось, хоть сегодня его вытесняют другие рестораны. Примерно то же самое случилось и в венских кафе, только вместо русских здесь были турки.

Так что же здесь происходило почти пятьсот лет назад? Когда вся Европа затаив дыхание с тревогой следила за событиями в Вене, – точнее говоря, почти вся – король Франции, красавец Франциск I, активно искал согласия с тем, что тогда называлось Высокой Портой, и рассматривал султана не как врага, а скорее как союзника. Пусть временного, но все же союзника.

Город Вена, выросший на месте древнего кельтского поселения Виндобона, ставшего римским форпостом, всегда притягивал к себе алчные взгляды завоевателей. О присутствии здесь римских легионов говорят сохранившиеся античные развалины, древний форум, сегодня превратившийся в старейшую городскую площадь, а также результаты недавних раскопок вокруг дворца Хофбург. Расположенный на высоте 171 метра над уровнем моря, город стоит на пересечении двух важнейших дорог. Первая тянется с востока на запад параллельно течению Дуная, представляющего собой естественное средство сообщения. Вторая, известная как «Янтарная», идет с севера на юг, от Балтийского моря до Италии. Виндобона находилась к востоку от Альп, там, где начинаются просторы Восточно-Европейской равнины, почти на самой северной границе Римской империи, по-латински именовавшейся limes (от этого слова происходит «лимит», то есть «граница»). Именно здесь в 180 г. новой эры погиб Марк Аврелий, отражавший во главе своего войска набеги германцев. Здесь же в эпосе о Нибелунгах, положенном на музыку Рихардом Вагнером, празднуют свадьбу Аттила и Кримхильда. В конце и века благополучно забытый император Пробий позволил легионерам, желавшим осесть в Виндобоне, заняться разведением винограда. Отсюда берет начало традиция, отголоски которой до сих пор слышны в народных песнях, что любят распевать хором посетители местных кабачков…

Само собой разумеется, этот политический и торговый перекресток не мог остаться в стороне от Великого переселения народов. Первыми сюда вторглись гунны, затем, в VI веке – лангобарды. Город, лишенный какой бы то ни было естественной защиты, захватывали то одни, то другие: грабили, рушили, жгли, и всякий раз он отстраивался заново. Лишь после 800 года, когда Карла Великого короновали в Риме императором Запада и он твердой рукой навел порядок в своих владениях, жители Вены перестали постоянно дрожать от страха. Само слово Вена, по всей видимости, славянского происхождения и обозначает «река». Дунай не пересекает Вену (в отличие от Будапешта или Белграда), но дунайский порт, как и в более древние времена, оказался граничной точкой франкской экспансии в Центральной Европе. В конце X века Вена, освободившаяся от венгерского владычества, присоединилась к Священной Римской империи германской нации и стала вторым после Кёльна крупнейшим городом к северу от Альп, где говорили на немецком языке. Примерно двести лет спустя первый герцог Австрийский по просьбе императора Фридриха I Барбароссы перенес свой двор в местечко Ам-Хоф («При дворе»). Именно тогда Восточная марка (то есть восточная граница империи) становится герцогством. Площадь – самая древняя в сегодняшнем так называемом Внутреннем городе – сохранилась и сегодня, а совсем рядом с ней высится каланча центральной пожарной части, расположенной в поразительном здании барочной архитектуры, украшенном греческим фронтоном и фресками! Уточним, что вплоть до 1804 года никакой Австрийской империи еще не существовало, а эта территория называлась Австрийским герцогством и входила в состав Германской империи, протянувшись от Эльзаса и Истрии до Каринтии и Фриули.

В правление Леопольда VI Славного из блестящей династии Бабенбергов Вена стала столицей герцогства. В это время город окружают шестью прочными крепостными стенами с шестью воротами и 19 башнями. Сегодняшние посетители императорского дворца Хофбург могут увидеть сохранившиеся части этих древних защитных укреплений. При дворе герцога регулярно устраивали состязания трубадуров и менестрелей. Около 1200 года началось возведение новых крепостных стен, для которого был найден не совсем обычный источник финансирования. Восемью годами раньше король Англии Ричард Львиное Сердце, возвращавшийся из крестового похода под чужим именем, был опознан и пленен герцогом Австрии, который заточил его в темницу над Дунаем. Выкуп, полученный от английского короля, пошел на строительство крепостных стен и еще нескольких сооружений в центральной части города, в районе улиц Кертнерштрассе, Кольмаркт и Грабен, сегодня привлекающих туристов всего мира. От кого же в XIII веке столь старательно защищалась Вена? От главного из своих тогдашних врагов – Венгерского королевства.

Тесные торговые связи между Веной и мадьярами, селившимися на другом берегу реки Лайты, расположенной в сотне километров восточнее и обозначающей австро-венгерскую границу, не мешали соседям время от времени вступать в ожесточенные схватки. В одной из них в 1246 году погиб последний герцог из династии Бабенбергов. Венгры готовились к захвату Вены, но Белу IV опередил король Богемии Пржемысл Отакар II, в 1251 году ставший герцогом Австрии. Отметим, что именно в это время, несмотря на взаимное соперничество, формируется то, что я для себя называю Золотым треугольником Центральной Европы – конгломерат Вена-Будапешт-Прага, причем каждая его «вершина» отстояла от двух других почти на одно и то же расстояние. Иначе говоря, образовался равнобедренный геополитический треугольник. Каждая из «сторон» тянулась примерно на 300 километров, и многие миллионы мужчин и женщин, населявших эти места от Средневековья до начала XX века, образовывали особую общность, позже получившую имя Срединной Европы – Mitteleuropa. Их тесные связи были грубо прерваны сначала в 1918-м, а затем после 1945 года, но начиная с 1989 года успешно восстанавливаются. География всегда найдет способ отомстить истории.

То была бурная эпоха. За герцогство Австрийское шла жестокая борьба. Как мы уже говорили, в ней победил король Богемии Пржемысл Отакар II, который и соорудил крепость Хофбург, сравнимую с вознесшимся на берегах Сены Лувром. Тогда же вокруг центральной части Вены была возведена мощная крепостная стена. Жители под ее защитой чувствовали себя гораздо спокойнее, и не зря – стена просуществовала до 1858 года!

1273 год – важнейшая веха в истории города. Именно тогда на его горизонте появляется фигура правителя родом из швейцарского кантона Аргау, как мы сказали бы сегодня, швейцарского немца, по имени Рудольф Габсбург. Он родился в 1218 году, и к моменту описываемых событий ему исполнилось уже 55 лет, что во времена седьмого (и последнего) крестового похода считалось преклонным возрастом. Рудольф потребовал, чтобы Отакар II принес ему оммаж[2]; тот отказался, и началась война. В 1278 году Отакар погиб в битве у Сухих Крут в Моравии, к востоку от Вены, в которой ему удалось пожить всего два года. Его победитель стал первым из Габсбургов, кто в 1282 году перенес в Вену свою официальную резиденцию. Союз города с династией Габсбургов продлился шесть с половиной веков. Именно Габсбургам Вена была обязана своим расцветом и ростом престижа, но также своими поражениями и страданиями… С переходом власти к сыновьям Рудольфа правящую династию стали именовать Австрийским домом. Рудольф II попытался ограничить привилегии горожан, те восстали – впервые! – и добились для себя муниципальной хартии. Отныне всеми городскими делами здесь станут заправлять бургомистры. В XIV веке Вена пережила подъем городского строительства, что свидетельствовало о политической стабильности – угроза захвата города чужеземцами отступила в прошлое. Как из-под земли выросли церковь Святого Августина, новое здание церкви Святого Стефана, здание университета.

Но в 1356 году в Вену прибывает с юга гонец с тревожной вестью: турки переправились через Босфор! Встревоженный народ собирается на Кольмаркте – бывшем капустном рынке, со временем превратившемся в одну из торговых улиц между Хофбургом и Грабеном. Все понимают, что опасность вполне реальна. За Босфором турецкая армия овладела Фракией – бывшей римской житницей; впоследствии эта территория станет европейской частью Турции, граничащей с Болгарией. Таким образом, турки ступили на европейскую землю, угрожая Византийской империи с ее великолепной столицей Константинополем. Справедливости ради напомним, что именно византийцы, сражаясь с сербами, призвали себе на помощь турок! В 1389 году в битве при Косово сербы были разбиты. Многие балканские области стали данниками султана. После вытеснения генуэзцев с Черного моря османская экспансия продолжилась с удвоенной силой. Для жителей Вены – города, который на протяжении последних 75 лет служил официальной резиденцией Габсбургов, было очевидно, что турки намерены продвигаться дальше на север вдоль русла Дуная. Христианский мир, и без того расколотый вследствие Великой схизмы, столкнулся с новой угрозой. Что нужно было делать? Рудольф IV ограничился тем, что приказал укрепить городские стены, расставил часовых и продолжил возведение католических церквей. Он выжидал. Отметим кстати, что в 1421 году в результате каких-то загадочных событий в Вене был уничтожен первый еврейский квартал; это выглядит тем более странно, что Габсбурги всегда демонстрировали похвальную, а в ту эпоху – уникальную религиозную терпимость.

Позиции Вены значительно усилились после 1437 года, когда герцог Австрийский Альбрехт V в 33 года стал королем Богемии и королем Венгрии, а немного позже был избран императором Священной римской империи под именем Альбрехта II. Нам сегодня непросто разобраться в этом калейдоскопе имен и титулов, которым изобиловала Европа времен Габсбургов. Путался в нем и Наполеон, который в 1806 году просто взял и росчерком пера упразднил Священную Римскую империю германской нации, хоть и утратившую влияние, но все же имевшую 844-летнюю историю. Его будущий тесть, отец эрцгерцогини Марии-Луизы, король Германии Франц II стал императором Австрийским Францем I. Но, анализируя события, имевшие место до 1806 года, следует с настороженностью относиться к именам властителей и их порядковым номерам, ибо это может ввести нас в заблуждение. Как бы то ни было, до 1806 никакой Австрийской империи официально не существовало. Вспомним, что в 1792 году охваченная революцией Франция, выступая против Габсбургов, объявила войну королю Богемии…

Для нас во всех этих событиях интересно то, что в середине XIV века Вена стала политическим центром «золотого треугольника». К несчастью, соперничество братьев Альбрехта IV и Фридриха III вызвало в городе мятеж. Добрую службу монарху сослужил дворец Хофбург (его макет есть в экспозиции сегодняшнего музея), где укрылась королевская семья. Вынужденное заточение продолжалось долгие два месяца. Наверное, это было унизительно, чувствовать себя осажденными в родном городе, но затворники могли утешаться мыслью, что после падения в 1453 году Константинополя их наследники будут носить титул эрцгергоцов – просто потому, что они так решили. Почему это было так важно? Потому что это означало усиление Австрийского дома в рамках империи. До сих пор герцоги австрийские не входили в число лиц, участвовавших в выборах германского императора (это звание не передавалось по наследству). Так на свет появился уникальный в истории титул эрцгерцога, и мы можем только гадать, не случилось ли это в результате обиды, нанесенной одним герцогом другому…

Фридрих III уделял огромное внимание возвышению Вены и в 1469 году добился учреждения здесь епископства, но недооценил угрозы, исходящей от соседней Венгрии. В 1485 году после четырехмесячной осады в город вторгся венгерский король Матьяш I Корвин. Оккупация продлилась до 1490 года. Матьяш занял Хофбург, но счастья ему это не принесло – 6 апреля 1490 года он скончался. Но, хотя его мечте о Великой Венгрии без Габсбургов не суждено было сбыться, он успел сделать немало хорошего: объединив вокруг себя немецких и итальянских ученых, заложил великолепную библиотеку и основал университет в Пресбурге (венгерское название – Пожонь; ныне – город Братислава). В Вене воцарился сын Фридриха III – Максимилиан Габсбург. Он правил Австрией с 1493 по 1519 год и прославился многими славными делами. Его портрет работы Дюрера, с которым он дружил, лег в основу богатейшего собрания произведений искусства династии Габсбургов, и сегодня мы можем восхищаться ими в венских музеях. Этому человеку, которого называли «последним рыцарем», предстояло сыграть важнейшую роль. Именно он в результате заключения политических и матримониальных союзов (что в те годы часто было нераздельно) стал подлинным основателем могущества Габсбургов. Можно сказать, что он в своей деятельности руководствовался двустишием, сочиненным Матьяшем Корвином (в оригинале – на латыни):

Красиво сказано. Эта тактика действительно приносила свои плоды, правда, не всегда. Для начала Максимилиан женился на Марии Бургундской, дочери и единственной наследнице герцога Бургундии Карла Смелого. Верный своим принципам, он, действуя под влиянием любви (мы так надеемся!) и из государственных интересов (кто бы сомневался!), сумел в ущерб королю Франции Людовику XI, бывшему врагу своего тестя, присоединить к своим владениям Франш-Конте и Нидерланды. Заметим при этом, что, несмотря на богатое приданое невесты, само герцогство Бургундское Максимилиану заполучить не удалось. Не забывал он и Вену, основав здесь университет. Кроме того, он создал постоянную армию, что во времена наемничества было новинкой, и учредил Канцелярию и Верховный суд, тем самым заложив основы современного централизованного государства. Канцелярия приняла постановление, согласно которому символ политической власти – королевская печать, доверенная особо назначенному вельможе, – должна была храниться в Вене. Точно так же было объявлено, что суд отныне будет преимущественно происходить в одном и том же месте, за исключением случаев, когда это невозможно по причине отсутствия в городе верховного правителя. Иначе говоря, власть окончательно оседает в Вене.

А что же турки? Они захватили Морею[3], южную часть континентальной Греции и каблук итальянского «сапога» и в 1480 году подошли к Отранто. Правда, здесь они задержались всего на год, но пугающая слава об их быстроходных судах, позволявших им перемещаться по морю и маневрировать, и об их закаленной в боях коннице летела впереди них.

Максимилиан тем временем продолжал строить матримониальные союзы. В 1496 году его сын Филипп Красивый женился на дочери «католических монархов» – испанских королей Хуане Кастильской, она же Хуана Безумная, наследнице Кастилии и Арагона. Это был первый брачный альянс Габсбургов, заключенный на Иберийском полуострове. Двумя годами позже Максимилиан I основал придворную капеллу – предшественницу знаменитого Венского хора мальчиков, которая сегодня каждое воскресенье поет на утренней мессе в капелле Хофбурга. Тот, кто хочет услышать эти ангельские голоса, должен приходить заранее, не то не достанется места.

Как подлинный стратег, Максимилиан стремился расширить семейные связи на всю Европу (точно так же будет действовать императрица Мария Терезия). За четыре года до смерти он присутствовал в перестроенном кафедральном соборе Святого Стефана на венчании своих внука и внучки с внуком и внучкой короля Венгрии и Богемии Ладислава и короля Польши Сигизмунда. Монохромная кровля собора выделялась на фоне темного камня. Надо иметь в виду, что в те времена площадь вокруг собора была тесно застроена лепившимися друг к другу лавчонками. Здесь же располагалось и кладбище, где погребали жертв чудовищных эпидемий, в первую очередь чумных, свирепствовавших в Европе в XIV веке. Лишь через триста лет люди осознали опасность заражения от небрежных массовых захоронений. Вспомните об этом, когда будете прогуливаться по пешеходной зоне близ собора, где современные «артисты» с большим или меньшим успехом развлекают публику, нарядившись средневековыми шутами… Старшим из сыновей Филиппа Красивого и Хуаны был не кто иной, как будущий Карл V. Именно он, уступив младшему брату Фердинанду австрийскую часть империи, де факто отделил от нее испанскую ветвь. На землях Габсбургов никогда не заходит солнце…

Так что же турки? Кажется, венцы о них забыли. И напрасно. 25 августа 1526 года османская армия, оснащенная мощными пушками, в битве при Мохаче (на Дунае, в южной части современной Венгрии) нанесла поражение венгро-чешско-хорватскому войску. В этом бою пал отважно сражавшийся король Венгрии и Богемии. Победа открыла туркам дорогу на венгерскую равнину и Будайский холм. Турецкое владычество продлилось полтора столетия. Еще и сегодня можно видеть сохранившиеся турецкие бани на месте многочисленных термальных источников, которыми с удовольствием пользовались уже древние римляне. Возглавлял турецкое войско султан Сулейман I, которого перепуганные христиане поспешили назвать Великолепным. Четырьмя годами раньше этот человек-легенда (считается, что ему было всего 30 лет) завоевал Белград и теперь получил контроль над всей придунайской территорией. Подданные именовали его Сулейманом Справедливым. Успех его армии обеспечили в первую очередь пушки, проделавшие путь в сотни километров. Сулейман выиграл тринадцать крупных сражений. Где он остановится?

Жители Вены были охвачены страхом, и их можно понять. Многочисленное войско Сулеймана уже успело изгнать с Родоса рыцарей-госпитальеров (они же иоанниты), которым пришлось укрыться на Мальте; впоследствии он возьмет еще и Багдад. Единственным, кто мог бы противостоять султану, был европейский монарх Карл V. Монарх-христианин. 27 сентября 1529 угроза из скрытой переходит в реальную: Сулейман осаждает Вену. В австрийских официальных источниках об этом говорится так: «В XVI веке на страну напали свирепые и жадные до добычи турки». Сегодня об этом событии напоминает Турецкий парк, разбитый на месте бывших турецких военных укреплений, на северо-западе города, в двух его округах – Веринге и Дёблинге (18-м и 19-м соответственно). К нему ведет улица, которая также носит название Турецкой, – здесь расположена неоготическая церковь обета Вотивкирхе. Войско Сулеймана насчитывало 120 тысяч человек. По легенде, первыми подняли тревогу венские булочники. Именно они, привыкшие подниматься до зари, чтобы успеть разжечь печи, услышали подозрительные звуки – это турки рыли подземные ходы, пытаясь проникнуть в город. Булочники предупредили стражу. Оборону Вены возглавил граф Зальм, собравший 20 тысяч воинов. Добавим, что защитникам восточного бастиона империи Карла V пришли на помощь обрушившиеся на город ливневые дожди, предвещавшие раннюю зиму. 15 октября Сулейман снял осаду, продлившуюся 18 дней. Кому-то может показаться, что это не так уж много, но венцы придерживались другого мнения: никогда еще вражеские солдаты в столь странном облачении, в легких шлемах с султаном, едва прикрывающих макушку, вооруженные длинными кривыми саблями, не подступали так близко к собору Святого Стефана. Горожане еще долго будут вспоминать эти страшные дни. Фердинанд I, брат и наследник Карла V, отблагодарит булочников, предоставив им привилегию выпекать новое изделие из подсоленного слоеного теста в виде полумесяца – символа ислама. Так на свет появился круассан, которым сегодня можно полакомиться в любом венском кафе…

Угроза турецкого нашествия так напугала жителей Вены, что сразу после снятия осады они принялись за возведение новой крепостной стены, на строительство которой потребовалось 20 лет. И – практически все ресурсы, чем объясняется, почему в Вене относительно немного сооружений ренессансной архитектуры. Защитить город было важнее, чем воздать дань уважения художественному течению, пришедшему из Италии. В 1525 году, после сокрушительного разгрома в битве при Павии, король Франции Франциск I (главный вдохновитель и меценат французского Ренессанса) был захвачен в плен своим противником Карлом V. «Потеряно все, кроме чести и жизни», – писал он из плена. Действительно, Франции пришлось уступить императору почти четверть своих территорий. И тогда Франциск решил вступить в союз с Сулейманом – разумеется, временный, лишь бы отомстить Карлу. В Вене эта новость вызвала шок и была расценена как измена христианскому миру. Добавим, что в то время, когда французский король позволил себе подобное вероломство, в немецкоязычных странах наметился страшный раскол. Мартин Лютер начал проповедовать в 1517 году; в 1535-м Жан Кальвин опубликовал свое «Наставление в христианской вере».

Народ пребывал в смятении: после того как Лютер разоблачил торговлю индульгенциями, организованную католической Церковью, ее авторитет сильно пошатнулся. Результаты оказались самыми неожиданными: так, император Максимилиан II примкнул к протестантам! К концу его правления, в 1590 году, выяснилось, что 80 процентов венцев исповедуют протестантизм. Что будет, если османы снова попробуют осадить Вену? Заручившись поддержкой французов на западе, они могут взять город в кольцо. Но и это было еще не все. Рудольф II, правивший Австрией на стыке XVI и XVII веков, в 1582 году перенес свою резиденцию из Вены в Прагу. К тому же он горел желанием заложить новый город, что шло вразрез с намерениями его предшественника, десятью годами ранее основавшего в Вене Испанскую школу верховой езды. Представим себе, как были удручены венцы, когда их мудрый, блестяще образованный и преисполненный грандиозных планов монарх покинул город. Действительно, при нем столица Богемии Прага быстро стала маяком европейской цивилизации. Скромная Влтава – небольшой приток Эльбы – вступила в соперничество с полноводным Дунаем. Вена чувствовала себя несправедливо обиженной, и это «наказание» продлилось долгие 30 лет…

В 1563 году завершил работу Тридентский собор, положивший начало процессу Контрреформации, но после заключения Аугсбургского религиозного мира лютеранство распространилось на все немецкие государства. Вернуть Вене ее угасший было блеск попытались монашеские ордены. Битву против «ереси» возглавил кардинал Клесль, и в 1590 году был принят указ об изгнании протестантов. Духовной «реконкистой» занялись несколько конгрегаций, в том числе кармелиты ордена братьев Пресвятой Девы Марии (сегодня штаб-квартира ордена находится в народном квартале Леопольдштадт, во 2-м округе, на севере Вены, между каналом и Дунаем) и августинцы, построившие церковь Святого Роха. Францисканцы, доминиканцы и, разумеется, иезуиты выступили сторонниками обновления католицизма и привлекли к архитектурным и строительным работам итальянских мастеров. Вскоре городской ландшафт украсила первая барочная церковь. Город готической, если можно так выразиться, вертикальной архитектуры, постепенно «округлялся», а церкви заполнялись статуями святых и изображениями пухлых ангелочков; ярким примером перемен стала реконструкция фасада Шотландского монастыря. Стиль барокко с его волютами, позолотой и обилием декоративных элементов был призван образумить мятежные души. В 1612 году император Фердинанд II, разочаровавшись в протестантизме, возвращает Вене статус имперской столицы. Яростный противник Лютера, он негодовал против так называемого Восстания чешских сословий, в 1618 году переросшего в Тридцатилетнюю войну. Религиозная вражда подорвала авторитет Австрийского дома в Богемии. В 1619 году восставшие чехи двинулись на Вену, а еще через год состоялась битва на Белой Горе, в которой католики сошлись с протестантами. Последние проиграли и были изгнаны из региона. Впрочем, Швеция не смирилась с поражением: королева Кристина не только приказала разграбить собрание произведений искусства Рудольфа II, но и несколько раз посылала войска под стены Вены.

Наконец в 1648 году был подписан Вестфальский мир, доказавший утопичность идеи религиозного единства. Снова вспомнили древнеримский принцип: «Каждому суверену – своя религия», что означало: император – хозяин на своей земле и волен выбирать веру себе по вкусу. В Вене подвели итоги кампании. Габсбургам удалось вернуть себе большую часть украденных шведами сокровищ: Фердинанд II получил назад все работы Дюрера и унаследовал от брата великолепное собрание картин Брейгеля Старшего. В скором времени – впервые в истории династии – обладателем шедевров из галерей Вены, Инсбрука и Праги стал один-единственный человек – Леопольд I. Правда, монарху пришлось признать некоторые свободы за германскими подданными Священной империи, отныне расколовшейся на множество княжеств. Хуже того, Вена потеряла Эльзас, перешедший под власть французов, и Габсбурги с горечью констатировали, что Людовик XIV и другие европейские монархи все чаще пытаются вмешиваться в дела империи. После Вестфальского мира соотношение сил в Европе изменилось, и Леопольд I, утративший влияние на западе, был вынужден укреплять свою власть на востоке. В конце концов, он с 1655 года носил титул короля Богемии и Венгрии! Между тем едва его избрали императором (в 1658 году), как над Венгрией вновь нависла османская угроза. Турки расширили свои владения за пределы Буды и захватили Трансильванию, навязав ей вассалитет.

Опять эти турки! Правда, их флот был дважды разбит – сначала на Кипре, затем в знаменитом сражении при Лепанто, но это лишь замедлило их наступление. В воздухе отчетливо запахло опасностью. Христианский мир, расколотый схизмами, должен был объединиться. Из Вены во все концы империи отправляются гонцы: пусть имя Сулеймана Великолепного кануло в историю, но его наследники не отказались от амбициозных планов султана. Эмиссары императора приезжали даже в Версаль! Дипломатическая обстановка оставалась сложной. Король-солнце, продолжая близорукую политику Франциска I, заботился лишь об охране своих восточных границ. Одновременно он искал союза со всеми, кто был настроен против Габсбургов – с Польшей, Венгрией и… Турцией! Он надеялся окружить владения Священной империи враждебными государствами, чтобы в итоге заполучить себе императорскую корону. После смерти Фердинанда III кардинал Мазарини, первый министр Людовика XIV, предпринимал попытки объявить Бурбона императором. В Центральной Европе, обескровленной тридцатью годами войн – некоторые области в ней полностью обезлюдели, – обострилось противостояние между Австрийским домом и французской монархией. Положение Габсбурга во многом зависело от финансовых ресурсов империи, которые на момент подписания Вестфальского мира оставляли желать лучшего.

И вот теперь Людовика XIV призывали на помощь против «врага христианства». Он принял посланцев Габсбургов и даже согласился предоставить войско численностью шесть тысяч человек, но не без задней мысли – его интересовала Рейнская область. Французские солдаты действительно сражались бок о бок с австрийцами, служа живым примером того, что в натянутых отношениях обоих монархов наметилось существенное улучшение. Справедливости ради добавим, что Людовика XIV ужаснул рассказ венцев о султане Мураде IV Кровавом, который был убит по приказу собственной матери – гречанки по происхождению – за то, что утопил в Босфоре 280 своих наложниц!

В 1663 году Вена снова оказалась под угрозой. Леопольд во главе 60-тысячного войска двинулся к Бургенланду – области, пограничной с Венгрией. Здесь он соединился со вторым 60-тысячным войском, которым командовал маркграф Леопольд Вильгельм Баден-Баденский. Таким образом, общая численность имперской армии составила 120 тысяч человек. Ее возглавил граф Раймунд Монтекукколи, уроженец Модены, и в битве при Сентготтхарде (местечке в Западной Венгрии, на реке Рааб) она нанесла сокрушительное поражение туркам. Людовику XIV сообщили, что шесть тысяч его воинов покрыли себя неувядаемой славой – особенно по сравнению с остальными частями императорской армии, явно уступавшими им в доблести. Османская империя поспешила заключить с Габсбургами мир, который и был подписан в городке Вашвар спустя несколько дней после битвы. Впрочем, это был не мир, а перемирие сроком на двадцать лет, и Леопольд явно совершил ошибку, принимая подобное условие. Турки честно держали слово… ровно двадцать лет. Произошел даже обмен послами. Отметим такую дипломатическую тонкость: прежде турки не признавали за Габсбургом императорского титула, упорно именуя его «королем Вены». Теперь все изменилось – и в документах появился титул кайзера. В Вену торжественно прибыл полномочный турецкий посол Кара Мехмед-паша, поселившийся в квартале Леопольдштадт. В его свите находился знаменитый османский историк Эльвия Челеби, которому было поручено рассказывать о жизни в Вене всевозможные байки, достойные сказок «Тысячи и одной ночи». Зато переводчик, имени которого история не сохранила, действительно старался понять, чем живут венцы, и составлял подробные планы города.

Османская империя за это двадцатилетие преодолела временное ослабление, возможно, благодаря назначению в 1676 году на пост великого визиря Кара Мустафа-паши. Подстегиваемые Людовиком XIV и при поддержке венгров, недовольных жестокостями Контрреформации, турки готовились к решающему штурму Вены.

Леопольд, всегда мечтавший о церковной карьере и лишь из-за смерти брата Фердинанда оказавшийся во главе империи, проводил политику агрессивного католицизма. Он действовал безжалостно и беспощадно. В 1670 году он издал указ об изгнании из Вены евреев. Парадокс истории заключается в том, что после своего возвращения в город и вплоть до 1939 года евреи займут квартал, носящий имя того, кто подверг их гонениям, – Леопольдштадт.

Между тем Вену ждало новое испытание. Не успели закончиться празднества в честь рождения у императора Леопольда I сына, как на город обрушилась эпидемия чумы. Снова чума! Это была катастрофа. На улицах лежали неубранные трупы; жители в панике покидали свои жилища. Лишь немногим хватило мужества попытаться противостоять страшной болезни, и в их числе был князь Шварценберг. Он предпринимал всевозможные меры и призывал горожан пользоваться элементарными средствами гигиены, чтобы снизить риск заразы, но минул целый год, прежде чем эпидемия пошла на спад. В память об этом бедствии на Грабене, на месте чумного рва, воздвигнута колонна, которую можно видеть и сегодня. Ее поставили в 1682 году в благодарность Деве Марии или Святой Троице, по мнению венцев, избавивших их город от чудовищной напасти. Эпидемия унесла жизни 10 тысяч человек.