Читать онлайн Борись за нее бесплатно

Все книги автора: Лиз Плам

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

Liz Plum

FIGHT FOR HER

Печатается с разрешения издательства

St. Martin’s Publishing Group

и литературного агентства

Nova Littera SIA

Пролог

Стук в дверь отвлекает меня от телевизора. Для гостей время уже позднее – даже слишком. Находясь в одиночестве посреди гостиной, я убавляю громкость, не зная, что делать: открыть дверь или подождать, пока настойчивый стук разбудит родителей. Вопрос разрешается, когда с лестницы доносится звук тяжелых шагов. Спустя мгновение появляется отец; его фигура – лишь силуэт на фоне темноты.

– Кого там принесло?

– Может, Макс забыл ключи? – предполагаю я.

Но стоит папе открыть дверь, как время для всех нас вмиг замирает. С печальным видом в дом заходит мужчина в синей форме. Хотя офицер и отец разговаривают так тихо, что я не могу разобрать ни единого слова, – я понимаю, что произошло нечто серьезное.

Отец бледнеет и меняется в лице. Одного только взгляда на него хватает, чтобы по телу поползли мурашки. Напряженным тоном отец зовет маму, отчего мои руки невольно начинают дрожать.

В голову закрадываются мысли: «Почему Макса нет дома? Почему полицейский снял фуражку и почтительно держит ее в руках? Почему папа выглядит так, будто сейчас заплачет?»

Мама спускается по лестнице, и, судя по ее лицу, она встревожена не меньше меня. Отец говорит с мамой, обняв ее.

Голос отца смолкает. У меня возникает чувство, будто единственное, что удерживает маму в вертикальном положении, – его руки. Отец снова обращается к маме, но на этот раз выражение его лица утрачивает надежду на хороший исход. И вот тогда их глаза останавливаются на мне. Когда наши взгляды встречаются, осознание ударяет меня, как гром среди ясного неба.

Макса больше нет. Мой брат умер.

Бешеный ритм сердца замирает – ощущение, которое мне никогда не доводилось испытывать. Дыхание тяжелеет и учащается; зрение затуманивается от слез. Родители тут же вбегают в комнату, чтобы заключить меня в объятия, вот только тело мое онемело, и я едва чувствую их прикосновения.

– Нам очень жаль, Скарлет.

– Все будет хорошо, милая.

Бессмысленные, пустые слова, сказанные родителями в надежде меня утешить и создать иллюзию силы и мужества, – и это несмотря на то, что им только что сообщили о гибели их единственного сына. В гостиную входит офицер. Он вновь говорит тихим голосом, уводя отца в другую комнату.

Пока мы с мамой плачем в объятиях друг друга, отец и полицейский общаются поодаль. Вскоре они возвращаются, и я, невзирая на душевную боль и блестящие от слез глаза, замечаю перемену в их лицах.

– Макс попал в аварию на мотоцикле, – объясняет офицер.

Отец кивает, едва сдерживая слезы. Его подбородок дрожит.

– Водитель фуры находился в нетрезвом состоянии. Сворачивая на Бандери-лейн, он не заметил мотоцикл. Макс попал в слепую зону водителя. Мне очень жаль. Он скончался на месте от сильного удара. Как мне сказали, боли перед смертью он не почувствовал.

Офицер говорит так, будто его слова должны облегчить страдания. Так, будто мне станет проще жить, зная, что моего брата безболезненно переехала фура. Так, словно бывают новости и похуже, а это известие – сплошное благословение.

Увы, но я знаю только одно: мой брат ушел из жизни.

Глава 1

Если взглянуть со стороны, любому может показаться, что старшая школа – это лучшие годы моей жизни. Изо дня в день жители нашего маленького городка видят меня либо в толпе друзей, либо в объятиях мускулистого квотербека – звезды нашей школы. Вот только видимость – лишь малая доля того, кем я, Скарлет, на самом деле являюсь. Мой внутренний мир представляет собой иную картину; картину, которую видят только мои глаза.

Мой парень, Джек Даллас, капитан и квотербек футбольной команды, хочет стать суперзвездой НФЛ. На сегодняшний день он уже три раза привел команду к победе на чемпионате штата, ввиду чего ему на регулярной основе поступают предложения от колледжей Восточного и Западного побережья. Все девочки в школе, включая меня, без ума от его внешности, южного шарма и мягкого акцента, придающего его голосу медовую сладость. По воле случая мы с Джеком поладили сразу. Я болела за его команду, а он, будучи футболистом, находился в поисках симпатичной девушки – той, которой будет посвящать победные мячи. После знакомства мы быстро сблизились, и я терпеливо ждала, когда он наконец предложит мне стать его девушкой (это заняло несколько мучительных недель «дружеских» тусовок). Когда он все-таки пригласил меня на свидание, нас сразу прозвали «парой из “Истории Золушки”» школы Роял Иствуд.[1]

Наши отношения начались сразу после победы «Воинов» Роял Иствуда над командой «Рыцарей» Вест-Сайда в прошлом сезоне. Вместе с остальными я следила за матчем с трибуны, промокшая до нитки из-за хлынувшего во второй половине игры проливного дождя. Но даже непогода не заставила болельщиков разойтись по домам, поскольку до победы нашей команде оставался всего один тачдаун. И вот, за считаные секунды до окончания игры, Джек забил победный мяч. Толпа просто обезумела от счастья, ведь победа автоматически привела команду на чемпионат штата! Мы кричали, скандировали его имя, и среди всего этого хаоса Джек бросился на трибуны, нашел меня, обнял и поцеловал. Так мы стали парой.

Даже сейчас, когда мы сидим в центре переполненной столовой, взгляды учеников устремлены только на нас. И пока Джек с Брайсом, своим лучшим другом и лучшим нападающим команды, смеются, рука Джека опускается с моих плеч прямо на талию. Я тем временем не свожу с него глаз, любуясь идеальной улыбкой. Зубы Джека сияют белизной; идеальный подбородок притягивает внимание; слегка прищуренные светло-голубые глаза искрятся радостью.

– Нет, приятель, я выпил быстрее тебя! – уверяет Брайс, одновременно похлопывая Джека по спине. Они болтают о вечеринке, состоявшейся несколько вечеров назад.

– Шутишь, Брайс? Ты и половины не выпил, когда я уже прикончил целую бутылку! – возражает Джек.

– Чувак, это была моя третья! Черт, я еще днем сидел в машине и потягивал пиво вместо сдачи контрольной.

– Брайс, как ты собираешься возглавить юридическую фирму родителей, если единственное, что тебя волнует, – соревнования по выпивке? – интересуюсь я.

– Да мне плевать, Скар. Моим предкам некому передать бизнес, кроме как мне. Круто быть единственным ребенком в семье! Эй, cлушай, мне всего семнадцать, а в этом возрасте самое главное – отрываться на полную катушку.

– Согласна. На прошлой неделе я завалила тест по экономике, но отцу плевать на оценки. Мы оба знаем, что так или иначе я унаследую его фирму, – добавляет Кэти, девочка из нашей компании.

Остальную часть пустого разговора я пропускаю мимо ушей. Все это – позерство и глупое хвастовство. Впрочем, здесь нет ничего удивительного: школа Роял Иствуд славится богатенькими учениками. Все мы родом из Конро, состоятельного города в Техасе, в сорока милях от Хьюстона. Конро известен одноименным озером, на берегу которого живут зажиточные семьи.

Жизнь в состоятельном округе и учеба вместе с богатыми детьми неумолимо приводят к роскошному образу жизни. Все родители окружения Джека владеют крупными бизнесами, а его отец – футбольной командой «Хьюстон Тексанс». Благодаря толстым родительским кошелькам ученикам не приходится потеть на занятиях, как подытожила Кэти своим комментарием по поводу теста по экономике. Что ж, лично мне кажется, что у них довольно странные взгляды на жизнь. По какой-то причине ребята вбили себе в головы, что для успеха стараться совершенно не нужно.

Мои друзья этого не знают, но я попала в двадцатку лучших учеников класса. Нет, я не бедная: у моих родителей тоже есть семейный бизнес. Они владеют «Такер Авто», сетью автомастерских на Среднем Западе. Когда мой отец отойдет от дел, он, как и все отцы в моей компании, передаст свое дело в мои руки. И все-таки между мной и моими сверстниками существует весомое различие: мои родители абсолютно точно прикончат меня, если я позволю среднему баллу стать слишком низким. Да и мне самой нравится получать хорошие оценки и видеть довольные лица учителей, когда я правильно отвечаю на их вопросы.

Бизнес должен развиваться, а для этого необходимо хорошее образование. А разве существует место для учебы лучше, чем школа Роял Иствуд, славящаяся своими учителями и почти идеальным процентом успешных выпускников? В будущем я планирую поступать в политехнический университет Вирджинии. Конечно, далековато, однако расстояние – не помеха, если учебное заведение предлагает сильнейшую подготовку в области бизнеса.

Джек после школы продолжит заниматься футболом и поступит в колледж, который сделает ему лучшее предложение и обеспечит самый быстрый путь в НФЛ. Он вырос на футболе и «Огнях ночной пятницы»[2]. НФЛ – единственный путь в его жизни.

Что касается остальных, то в их будущем я не уверена. Единственное, что знаю: они не рассматривают варианты без дохода меньше шестизначной суммы. А уж как они этого добьются – не моего ума дело.

С губ Кэти слетает пронзительный смех. Я в ответ фальшиво хихикаю, старательно маскируя безразличие. Брайс и Джек, конечно же, не замечают притворства, а Кэти… Что ж, Кэти дальше своего носа ничего не видит. Повсеместный шум галдящих учеников отвлекает меня от вынужденных порывов неискреннего смеха. Если честно, иногда я жалею, что стала частью популярной компании, ведь я едва понимаю смысл их разговоров, хорошо учусь и не люблю бесконечные вечеринки. В большинстве своем эти ребята довольно милые, но разве можно называть кого-то другом, если у вас абсолютно нет ничего общего? Хотя у нас есть Джек, а общение с ним стоит всех неудобств.

В нашей компании есть лишь одна девочка, которая мне действительно нравится. Ее зовут Джессика. У нее короткие каштановые кудри, и я более чем уверена, что ей, как и мне, совершенно плевать, что сказала Кэти и над чем она до сих пор смеется. Хотя семья Джессики тоже богата, по всем предметам она учится на четверки и пятерки. И ей дела нет до того, подстригся Брайс или сменил парфюм.

Когда обед подходит к концу, мы проходим мимо угла с мусорными баками, выбрасываем остатки еды и направляемся в коридоры, чтобы разойтись по классам. Роял Иствуд не перестает поражать своим великолепием. Крыша здания состоит из мансардных окон, откуда прямо на черные шкафчики льется солнечный свет. Шкафчики, в свою очередь, великолепно контрастируют с оранжево-белой напольной плиткой.

Джек и большинство его друзей-футболистов ходят на одни занятия. У нас с Джеком совместных уроков нет, но при этом мы никогда не отказываемся друг друга провожать. По пути к кабинетам Джек снова начинает рассказывать о спортивном лагере, и пока друзья жадно поглощают каждое его слово, я замечаю кое-что.

Возле шкафчика стоит Элайджа Блэк.

Не секрет, что в каждой школе учится хотя бы один плохой парень. Будь он из компании дерзких ребят или же волком-одиночкой в кожаной куртке, ни одна знакомая мне школа не обходится без бунтаря. Школа Роял Иствуд обладает всеми типажами учеников, за единственным исключением: у нас нет классического альфа-самца, который, как мне кажется, присутствует в любом учебном заведении.

Нет, наш «плохой парень» не обладает тем позитивным оттенком, который приписывают мальчишкам-мятежникам: он не держит школу в страхе в кожаной куртке и на мотоцикле; он не спит с несчетным количеством девушек и уж точно не ввязывается в драки. Нашего «плохого парня» называют фриком-наркоманом, хотя никто из учащихся даже не удосужился с ним познакомиться.

Элайджа Блэк.

Ученики – с их же слов – ассоциируют Элайджу с его нерадивым старшим братом, умершим несколько лет назад от передозировки героина. Никто из друзей Джека к Элайдже не подходит, ибо все они глубоко верят в свои суждения.

Бывают моменты, когда у меня появляется желание выяснить, почему до сих пор Элайджа не опроверг эти гадкие слухи. Мне хочется докопаться до истины, чтобы люди перестали относиться к нему свысока, разносить безжалостные сплетни и сыпать бесконечные оскорбления. Я считаю несправедливым, что ужасное отношение к нему основывается исключительно на сплетнях. Более того, их слова искажают произошедшее в жизни Элайджи трагическое событие, оставляя неизгладимый след на его характере.

Убежденные в «отвратительном» образе жизни Элайджи, девочки держатся на расстоянии и не обращают внимания на его приятную внешность. Им плевать на четкую линию подбородка и выраженные скулы; им нет дела до его зеленых, печальных, но при этом ярких глаз. Все, на чем они делают акцент, – несправедливый ярлык. Насколько мне известно, слабый пол падок на мужскую загадочность, но в случае с Элайджей девчонки стараются держаться подальше.

Голос Джека эхом отражается от стен коридора:

– Эй, ребята, смотрите-ка! Фрик Элай собственной персоной! Неужели решил завязать с наркотой и заглянуть в школу?

Ребята смеются. Я не реагирую на слова Джека: я никогда не стану поддерживать его выходки. В Джеке мне не нравятся несколько черт и манера издеваться над другими – «номер один» в моем списке. Проходя мимо Элайджи, Джек постоянно отпускает шуточки и унижает его; из раза в раз у него находится веская причина для придирок. Кроме того, ненависть в его голосе наводит на удручающую мысль: кем на самом деле является Джек?

Если человек способен питать ненависть к незнакомцу, откуда тогда в его сердце взяться любви? Как он может настолько сильно ненавидеть Элайджу, но при этом любить меня? Я напоминаю себе, что не должна сомневаться в любви Джека, ведь он каждый день говорит мне о своих чувствах.

Как обычно, Элайджа не отвечает и никак не реагирует. Напряженно сомкнув губы, он молча захлопывает шкафчик. Джек в ответ смеется, и мы продолжаем путь к кабинетам. И хотя тема разговора в мгновение меняется, мои глаза по-прежнему остаются прикованными к Элайдже.

Элайджа оглядывается: он чувствует мой взгляд. Несмотря на количество людей в холле наши глаза встречаются. Он чуть морщится, и я тут же отворачиваюсь. Я ощущаю, как Элайджа провожает меня взглядом, отчего сердце колотится почти без причины. Меня так и тянет оглянуться и снова встретиться с изумленными яркими зелеными глазами.

Чем ближе мы подходим к моему классу, тем быстрее редеет компания, и вскоре остаемся только мы с Джеком. Он останавливается перед дверью, прислоняется спиной к стене и притягивает меня к себе. Вдали от своих друзей Джек наконец-то переключается с дерзких шуточек на искреннюю нежность. Я таю в его объятиях, наслаждаясь крепостью мышц, и забываю об издевках над Элайджей.

Обычно, если на горизонте появляются Брайс, Кэти и остальные ребята, Джек тут же входит в образ крутого парня. Однако наедине со мной он становится самим собой, и я забываю о тех ужасных вещах, которые он способен говорить другим и о других. Джек становится настолько милым, что невольно начинаешь удивляться: как такие грубые слова могли слететь с его языка?

– Кэти и Брайс достали тебя болтовней? – Джек смеется, заправляя волосы мне за ухо.

– Поболтать они любят, да только ничего умного от них не услышишь, – шучу я.

– Эй, может, прогуляешь историю? Дом сегодня в моем распоряжении. Только ты и я… – Джек кладет руку мне на бедро и медленно массирует пальцами. – Запрыгнем в джакузи. Я сделаю тебе массаж, медленно сниму бикини и…

– Ты же знаешь, что я не прогуливаю, – перебиваю я.

– Да ладно, детка, всего один раз…

Смеясь, я наклоняюсь и целую его. Джек с нежностью отвечает на поцелуй, после чего дарит мне улыбку.

– Нет.

– Ладно, посмотрю тогда порно или… – говорит Джек, но тут же вскрикивает: – Ай! Я шучу, шучу! Не бей меня!

– Да-да, конечно… Я видела историю твоего браузера. Кстати, не знала, что ты так сильно любишь блондинок.

– О, может, ты поэкспериментируешь с окрашиванием волос? Я бы точно не смог оторваться от блондиночки Скарлет!

– У меня идея получше: может, ты поэкспериментируешь с принятием своей девушки такой, какая она есть?

– Моя девушка – единственная, кого я хочу. Мне никто больше не нужен.

Этих простых слов достаточно, чтобы любая девушка мгновенно влюбилась в парня. Таким Джека не видят друзья: этот милый и нежный парень скрывает истинное «я» для избранных, которым доверяет.

– Не прекращай свои сладкие речи, – шепчу я, целуя его, – и однажды они могут сработать в твою пользу. А сейчас мне пора на урок. Увидимся позже.

Стоит мне повернуться, как Джек тут же игриво шлепает меня по ягодицам. Парень из команды Джека кричит нам, чтобы мы продолжали горячие игры. Я люблю Джека, но определенно не люблю его друзей.

* * *

С последним звонком ученики спешат покинуть школу и обычно не задерживаются возле шкафчиков. Пробки на выезде с территории просто сумасшедшие. Если не успеть на автобус, то придется ждать еще минут пятнадцать, и дорога домой займет целую вечность. Чтобы избежать пробок, водители-подростки спешат к машинам, чтобы быстрее уехать домой.

Если задуматься – это настоящая угроза безопасности. Вы только представьте это зрелище: недавно получившие права подростки несутся на огромной скорости, пытаясь выглядеть крутыми или обогнать пробки. По этой причине я предпочитаю задерживаться после занятий, чтобы в тишине собрать вещи и спокойно покинуть шумный школьный мир.

Я лениво набираю пароль, ошибаюсь в общей сложности раза три, но потом все-таки открываю дверцу шкафчика. Почти все ученики уже разошлись, и я наконец-то оказываюсь вдали от друзей Джека, высмеивающих меня за выполнение домашней работы.

Брайс и его приятели-футболисты проносятся мимо какого-то парнишки. Заметив, что тот заталкивает в рюкзак домашнее задание, они останавливаются. Брайс протягивает руку, намереваясь схватить рюкзак, но парень ловко изворачивается и уходит прочь, низко опустив голову. Когда он пробегает мимо, у меня болезненно щемит сердце. Но что я могу сделать? Они – лучшие друзья моего парня. А я для них – всего лишь девочка, которая держится за руку с Джеком.

– Неудачник! – кричит вдогонку Брайс, проходя мимо меня. – Этот нищеброд будет до конца школы домашку делать!

– Да его отец, похоже, дворник. Я слышал, что он живет на Десятой улице.

Пусть мы и живем в богатом пригороде, но даже он не лишен неблагополучных районов. Самый бедный из них расположен в южной части. Район, полный обветшалых домов, разрушенных вместе с социально-экономическим статусом, находится чуть дальше пригородного центра, и такие ученики, как Брайс, никогда в жизни не переступят невидимую границу, ведущую на сторону богатой жизни.

Брайс ухмыляется. По смешкам других парней я предполагаю, что он стукнул своего товарища в знак согласия, как это любят делать футболисты.

– Смешно, приятель. Вот расскажем Джеку – он его с дерьмом смешает!

В нашей школе выполнение домашнего задания напрямую связывают с бедностью. Ведь если ты беден – у тебя нет возможности купить хорошие оценки. Из этого следует другой неизбежный вывод: над бедными учениками можно издеваться. Мои родители никогда бы не позволили мне заплатить за экзамены, поэтому я всегда выполняю задания и уже давно завоевала уважение учителей.

Вытащив единственный учебник, который понадобится мне вечером, я захлопываю черную дверцу шкафчика. Звук эхом разносится по пустому коридору.

По пути на улицу, где меня ждет Джек, я сталкиваюсь с каким-то парнем. Учебник, папки и конспекты падают на пол, разлетаясь во все стороны. Парень вмиг наклоняется, намереваясь собрать бумаги, и звук его голоса выводит меня из равновесия.

– Не хочешь помочь? – спрашивает он низким, грубым голосом.

Элайджа Блэк.

Внезапно до меня доходит: он стоит на коленях на полу и в одиночку собирает мои вещи.

– О, прости, пожалуйста! Я бы сама все подняла, – тараторю я, собирая разлетевшиеся конспекты. – Я от неожиданности немного растерялась.

– Как ты умудрилась на меня налететь? В холле кроме нас никого больше нет, – подтрунивает он, поднимаясь на ноги.

Я молчу как рыба, не зная, что сказать. Элайджа принимает мое молчание за отказ продолжать разговор, поэтому поворачивается, чтобы уйти.

– Я всегда была неуклюжей! – выкрикиваю я.

Элайджа останавливается и оглядывается, приподнимая бровь.

– Думаю, все началось еще с детства, когда я, сделав свой первый шаг, свалилась с крыльца. С тех пор у меня нарушена координация. Я до сих пор виню отца за то, что он не поставил ограждение. Он вообще не предпринял никаких мер, чтобы в доме…

– Увидимся, Скарлет, – прощается Элайджа, исчезая за углом.

Мое лицо краснеет от его довольного вида. Что только что произошло? Ну, что бы ни случилось, теперь мне известно одно: Элайджа не фрик, не наркоман, не алкоголик. Похоже, единственный верный слух заключается в смерти его брата, и мне его искренне жаль. Когда я узнала о трагедии Элайджи, я хотела подойти к нему и выразить соболезнования: я по собственному опыту знала, как тяжело потерять брата и через что ему пришлось пройти. Однако мне казалось, что Элайджа не отличался приветливостью, поэтому подойти к нему я так и не осмелилась. В итоге ему пришлось справляться со всем в одиночку.

Взяв свои вещи, я иду на парковку, сгорая от любопытства.

Джек ждет меня возле огромного черного пикапа. Когда родители купили ему машину, он поднял кузов, установил чертовски громкую выхлопную систему с наружными трубами и стереосистему, которая, как мне кажется, должна быть незаконна ввиду слишком низких басов. Но что тут скажешь? Разве можно считать техасца техасцем без навороченной тачки?

Несколько девушек сгрудились вокруг Джека, восхищаясь его мускулами, глазами и машиной. Срочная новость, дамы: он занят! Но разве можно их винить? Я по собственному опыту знаю, что от этого красавчика очень сложно оторвать взгляд.

Джек, заметив меня, сразу отходит от поклонниц, будто они разом превратились в невидимок.

– Эй, детка, где ты была? Я уже пятнадцать минут тебя жду, – ворчит он, забирая из моих рук учебник и папки.

– Я столкнулась с Элайджей. Конспекты разлетелись, и мне пришлось их собирать.

Джек замирает – я мгновенно осознаю оплошность. Джек – единственный парень, который всегда рад поиздеваться над Элайджей.

– С Делайлой, я хотела сказать, – неубедительно лгу я.

Джек замечает мою ложь.

– Зачем ты разговаривала с этим фриком?

– Я сама на него налетела. Он всего лишь помог собрать мои вещи, – тараторю я.

– Этот фрик на тебя налетел? – повторяет Джек, будто Элайджа лично оскорбил его. – Как только я увижу его, засуну кулак ему…

– Джек, перестань. Мы не общались.

Лицо Джека омрачено гневом, даже несмотря на мои слова. Тогда я тянусь к нему и нежно целую, надеясь привести его в чувства. Джек клюет на уловку и продлевает поцелуй.

– Я не позволю этому уроду с тобой разговаривать. Ты моя девочка, Скар.

Я предпочитаю не отвечать.

Джек, взяв у меня остальные вещи, кладет их на заднее сиденье. Будь моя воля, я бы сама ездила в школу и из школы, но, к сожалению, машины у меня нет. Свой первый автомобиль я хочу купить на честно заработанные деньги, но на данный момент сбережений пока недостаточно. Родители, конечно же, предлагали купить мне машину, однако я отказалась: хочу сама на нее заработать. Настолько крупная покупка, да еще и без помощи родителей, поможет почувствовать, что такое настоящая независимость.

У моего отца в гараже полно раритетных автомобилей: «Корвет» 1960 года, «Форд Купе» 1940 года и «Камаро» 1970 года, которые он собирал годами и ремонтировал. Для человека, управляющего национальной сетью автосервисов, одержимость автомобилями – залог успеха. Эти шесть машин, возможно, куда лучше той, что я могла бы себе позволить, вот только гордость не позволяет мне взять набор ключей и присвоить один из его автомобилей.

Джек помогает мне забраться в пикап, после чего садится за руль и сладко меня целует. Он заводит машину, вынуждая дизельный двигатель испустить свой рев.

– Как насчет мороженого? – предлагает он.

Под громкий рев двигателя, который, возможно, слышит вся страна, Джек кладет руку мне на бедро, врубает басы на полную мощность, опускает стекла и направляется в сторону моего дома.

Пока Джек везет меня, я погружаюсь в мысли, разглядывая проплывающие мимо поля. Элайджа оказался совсем не таким, каким его описывали; он был достаточно дружелюбным и даже попытался завязать разговор, который я испортила своей глупой болтовней. Пока Джек ведет машину, держа одну руку на моем бедре, я не перестаю удивляться: почему он так ужасно относится к Элайдже? Я не понимаю причин для ненависти.

Глава 2

После большой порции мороженого я открываю дверь пикапа, спрыгиваю вниз – по моим ощущениям, метров на триста – и приземляюсь с грохотом, от которого у меня подкашиваются ноги.

Джек тоже выходит из машины.

– Детка, ты уверена, что не сможешь поехать ко мне? – Он приближается ко мне и непринужденно обвивает руками талию.

– Ты же знаешь, что папа ждет меня дома. А у тебя, между прочим, тренировка с ребятами.

– Ради тебя я бы ее пропустил.

– Мы оба знаем, что это не так.

Джек смеется и опускает голову, чтобы поцеловать меня.

– Важен не подарок, а внимание, помнишь? – Джек касается носом моего носа. – Увидимся утром, Скар. Я привезу тебе свои знаменитые черничные блинчики. Знаю, ты их обожаешь. Люблю тебя.

Запрыгнув в машину, Джек объезжает небольшой фонтан на подъездной дорожке и выезжает на главную дорогу. Земля дрожит от громкой музыки и рева дизельного двигателя. Как только Джек скрывается из виду, я направляюсь к входной двери.

Мой дом нельзя назвать новым. По сравнению с домом Джека или с домами большинства его друзей мое жилище довольно скромное. Однако для тех, кто живет в бедной части города, дом бы показался довольно большим.

Кирпичное трехэтажное строение выделяется строгими черными ставнями, белыми колоннами и отделанным камнем крыльцом. Прямо над крыльцом расположен красивый, но довольно маленький балкон – владение хозяев второго этажа. Второй, еще более крошечный балкон находится возле окна третьего этажа с задней стороны дома. Это моя комната.

Подъездная дорожка тянется почти на полмили от дороги, проходит через большой ярко-зеленый двор и заканчивается у великолепного черного фонтана, расположенного посреди множества желтых и красных цветов, образующих букву «Т» (первая буква моей фамилии – Такер).

Мне нравилось жить в нашем дружелюбном районе. Ребенком я любила ездить на велосипеде к друзьям. Они жили в старых домах, поэтому, глядя на их скромные жилища, я понимала, насколько повезло нашей семье. С другой стороны, я не могу не задаться вопросом: столь ли важно богатство, если у тебя есть место, которое можешь назвать своей крепостью?

Ух, похоже, утренний урок философии прошел не зря.

Зайдя в дом, я сообщаю родителям, что вернулась. Первой со мной здоровается мама. Она сидит на диване в гостиной и смотрит кулинарное шоу. Гостиная вмещает в себя коричневый кожаный диван, большой телевизор с плоским экраном над камином, а также картины и фотографии нашей семьи. Комнату дополняет кресло отца с сине-красным пледом, от которого он отказывается избавляться.

– Привет! Ты что-то припозднилась, – замечает мама. – Трудный день?

– Нет, мы с Джеком ели мороженое после школы. Как твой день?

– Все по-старому. Узнала парочку новых рецептов. – Она кивает на экран телевизора, где идет кулинарное шоу. – Мы могли бы кое-что приготовить вместе. Мне приглянулся один рецепт.

– О! Какой?

Сев рядом с мамой и скинув обувь на пол, я закидываю ноги на пуфик. Моя мама великолепно выглядит, и если не знать об ее блестящем уме и искренней любви к моему отцу, ее запросто можно счесть трофейной женой. У нее великолепные каштановые волосы до плеч с естественными светлыми прядями, идеально пропорциональные светло-карие глаза и улыбка, которую без доли лукавства можно назвать самой нежной из всех. После всего, через что пришлось пройти нашей семье, мама доказала, насколько она сильна духом. Хотя она переживала тяжелее всех нас, она никогда не позволяла трагедиям повлиять на ее любовь ко мне и отцу. О некоторых родителях трудно сказать, как они выглядели в дни былой славы, но я думаю, что моя мама по сей день живет на высшем уровне своего великолепия.

Как только мы заканчиваем обсуждать новый рецепт, открывается входная дверь и входит мой отец в мятой рубашке и с перекинутым через руку пиджаком. Он выглядит уставшим после долгого и утомительного рабочего дня, но стоит ему увидеть нас с мамой, как его усталые глаза загораются, и он одаривает нас ласковой улыбкой.

Мой папа – идеальная пара для моей мамы. Ее красота могла привлечь внимание любого парня, но она остановила выбор на нем. Папа отличается заразительным смехом, заботливыми поступками и стремлением жить полной жизнью, а такие качества способны очаровать всех. Конечно, ввиду редеющей черной шевелюры и небольшого пивного животика его нельзя назвать самым привлекательным из мужчин, однако красивые голубые глаза и удивительный, чуткий характер перевешивают любые недостатки.

– А вот и они! Две мои самые любимые девочки!

Папа подходит к маме, целует ее в губы, затем ерошит мои волосы, будто я все еще пятилетний ребенок.

– Как дела? – интересуется мама.

– Я только что из мастерской на Шестой улице. – Отец вздыхает, усаживаясь в десятилетнее кресло, снимает рабочие ботинки и бросает их к моей обуви. Мама, наверное, уже готовит для нас гневную речь. – Арчи просил узнать, не хочешь ли ты поработать, милая? – спрашивает меня отец.

Без лишних раздумий я соглашаюсь: я рада поработать еще несколько часов.

Мои родители владеют расширяющейся сетью автомастерских. Я тем временем работаю на полставки в ближайшей из них, на Шестой улице. Именно оттуда начался их бизнес, но благодаря бесчисленным часам напряженной работы отца и неизменной поддержке матери «Такер Авто» разросся по всему Среднему Западу. Более того, мы пытаемся расшириться и на Восточном побережье, чтобы стать общенациональной сетью.

Арчи – мой начальник и главный механик. Пускай у него и не хватает мозгов, чтобы вести бизнес, зато он в состоянии починить практически любую машину. У них с отцом прекрасные взаимоотношения. Папа, в свою очередь, невзирая на руководящую должность, обожает принимать участие в жизни мастерских, особенно если это касается мастерской Арчи.

– Поможешь? – спрашивает папа, откидывая спинку кресла. С расслабленным вздохом он поднимает подставку для ног.

– С удовольствием! Ты же знаешь, я никогда не откажусь от лишних часов в гараже.

Отец усмехается.

– Как прошел твой день, милая?

– Прекрасно. С Джеком.

– Почему бы тебе не пригласить его на ужин? Я могу поговорить с ним о плане игры, выяснить, хорошо ли ваш тренер выполняет работу.

Это Техас. Школьные тренеры относятся к работе так же серьезно, как тренеры НФЛ, борющиеся за победу на Суперкубке.

– Он бы с радостью, но у него сегодня дополнительная тренировка с ребятами.

– Ладно, тогда в другой раз.

Родители влюбились в Джека с первого знакомства. Он очаровал их страстными разговорами о футболе, южными манерами и ласковыми словами обо мне. Они сразу увидели, какой счастливой он меня сделал. Учитывая события, произошедшие незадолго до нашего с ним знакомства, родители были благодарны ему за то, что он сумел вернуть мне улыбку.

И это одна из причин, почему я влюбилась в Джека. Он – единственный свет, увиденный мною в туннеле тьмы.

Встав и потянувшись, я хватаю рюкзак и направляюсь наверх, чтобы сделать домашнее задание. Проходя мимо пустой комнаты, я ощущаю дрожь. Невольно я вспоминаю о грусти, разъедавшей сердце до появления Джека. Раньше это была комната Макса.

Где-то вдалеке я слышу звон телефона. Спустя минуту за мной по лестнице поднимается папа.

– Ты в порядке, милая? – спрашивает он.

Со дня смерти брата прошло уже три года, и за это время я научилась скрывать свою боль. Мне всего семнадцать; не могу же я прожить остаток жизни, держась за печаль, которую оставила после себя смерть Макса.

– Да, пап, все нормально.

Папа не сводит с меня глаз: он пытается понять, верить мне или нет. После трагической гибели брата я прекрасно научилась изображать радость. Но когда в моей жизни появился Джек, он напомнил мне, что видимость благополучия – не обязательное условие исцеления. Он доказал мне, что в мире по-прежнему существует масса способов постичь счастье. И этим счастьем стало общение с Джеком.

– Звонил Арчи по поводу машины. – Папа уже переоделся в джинсы и футболку. – Он зашивается. Не хочешь поехать со мной? Посмотрим, в чем там дело.

Здорово, когда не нужно беспокоиться о семейном бюджете, вот только успешный бизнес и самоотверженность, требуемая для управления большой компанией, зачастую приводят к тому, что родители редко бывают дома. Я училась в седьмом классе, когда бизнес пошел в гору. Отец постоянно находился на совещаниях или улетал за границу по работе. Мы виделись редко, а когда все-таки встречались, отцовская деловая сторона невольно затмевала его истинную личность. В один миг я лишилась возможности видеть того веселого папу в футболках и джинсах, с которым я росла. Он не вылезал из делового костюма и никогда не улыбался. Однако после смерти Макса к нему пришло осознание: он слишком мало времени проводил с семьей. Все чаще он стал оставаться дома и вновь превратился в отца из моего детства.

– Скарлет? – снова обращается папа.

– Да, конечно. Я с удовольствием, – отвечаю я.

Мы ездим в автомастерскую с тех самых пор, как я впервые встала на ноги. Для меня это место – мой второй дом, а Арчи для меня как дядя.

Вопреки большому выбору машин отец выбирает старый пикап, который, как мне кажется, поддерживает его связь с деревенскими корнями. Ржавая машина выглядит довольно странно на великолепной подъездной дорожке, но нас это мало волнует. Папа опускает стекла, и теплый осенний воздух тотчас пускается играть с моими волосами.

– Смотри, Скар, – призывает папа, просовывая руку в окно и указывая на дом, который я видела уже тысячу раз. – Я…

– Вырос там, – заканчиваю я фразу. – Ты напоминаешь об этом всякий раз, когда мы едем в мастерскую.

– Это важно. Я вырос там и открыл сервис в пешей доступности. Я жил здесь, копил деньги и работал, пока не заработал достаточно, чтобы переехать. Я встретил твою маму и начал медленно расширяться, одновременно воспитывая двоих детей.

Мои родители всегда учили меня важности хорошей трудовой этики.

Отец научил меня менять шины, когда мне было всего десять лет. Придя домой, я первым делом похвасталась Максу, будто умею делать что-то, чего не умеет делать он. Но потом я выяснила, что отец обучил его, когда ему было восемь, и он знал раз в десять больше меня.

Я проводила в мастерской каждую свободную минуту, наблюдая за трудом Арчи, отца и Макса. После расширения компании я редко работала с этой троицей, поэтому всегда дорожила временем, проводимым вместе. В конечном итоге я пробила себе дорогу, и им пришлось научить меня всем тонкостям мастерства. Я не позволяла им выполнять работу до тех пор, пока они не показывали решение той или иной проблемы.

С тех пор отец начал подбрасывать мне работу. Мне на тот момент было всего тринадцать лет. Сначала я помогала Максу и Арчи, пока однажды меня не повысили до механика, не нуждающегося в помощи старшего брата.

Увидев отца, Арчи расплывается в улыбке. Они жмут друг другу руки, после чего Арчи притягивает меня к себе, чтобы слегка приобнять.

– А вот и мой любимый юный работник, – говорит он с техасским акцентом, одновременно взъерошивая мои волосы, как это делал отец. – Эта машина – настоящая заноза в заднице. Она буксует, когда владелец переключает передачи.

– Ты проверил трансмиссионную жидкость? – спрашиваю я.

– Да, это первое, о чем я подумал. Уровень нормальный. Я не понимаю, что с ней случилось, а времени на диагностику нет. У меня еще три машины на стоянке. Владельцы нагрянут с минуты на минуту.

Отец смотрит на меня, обнимая за плечи.

– Как думаешь, Скар, в чем проблема?

Вместе мы поднимаем капот, чтобы найти поломку, допуская, что Арчи мог что-то упустить. Пока я ставлю капот на опору, мастерская заполняется скрипом. Папа идет за перчатками, и их пыльный запах заполняет мои легкие, когда он бросает мне мою потрепанную пару.

Я знаю, что отцу нравится приходить в мастерскую и возиться с машинами, ведь деловая сторона его работы означает, что в своем большинстве он занимается цифрами и корпоративными служащими. Он не вдыхает запах гаража, не беспокоится о том, что мама будет кричать из-за испачканной смазкой и маслом одежды, не слышит рев двигателя, который он починил. Нет, он просто смотрит на клиентов и видит доллары в электронной таблице, погружаясь в жесткий, деловой стиль.

Сморщив лоб, отец тянется за гаечным ключом – на футболке появляется масляный развод. Пока мы работаем над трансмиссией, мой серый комбинезон приобретает точно такое же пятно, лоб покрывается испариной, а волосы выпадают из хвоста.

– Разобралась? – спрашивает он.

Я знаю, почему он интересуется: он определил проблему и хочет, чтобы я нашла ее так же быстро, как он.

– Пока нет.

– Смотри, – говорит он, подходя ближе и указывая на свечу зажигания. – Ничего не замечаешь?

– По-моему, все нормально. Гайка клеммы не повреждена.

– Ну-ка посмотри внимательнее.

Отец прав. Хотя клемма в прекрасном состоянии, область вокруг нее подверглась коррозии.

– Как же я раньше не заметила… – вздыхаю я.

– Не переживай, Скарлет, ты бы все равно догадалась. Помни: важно проверять даже то, откуда меньше всего ждешь проблемы.

– Все настолько просто! Я даже и не подумал туда посмотреть, – признает Арчи. – Спасибо, босс, сейчас все исправим.

Отец снимает перчатки, бросает их на стол в углу и вытирает руки о джинсы.

– Закончи работу, Арчи. Дай мне знать, если возникнут трудности.

Мы возвращаемся домой на закате. Папа снова опускает стекла. Солнце садится за поля, окутывая город золотой тенью. Мы проезжаем мимо дома папиного детства как раз в тот момент, когда исчезают последние лучи солнца. Однако мне не нужен солнечный свет, чтобы узнать травинку или неровность на дороге. Я слишком хорошо знаю город. Он достаточно мал, чтобы запомнить любую его деталь. Он достаточно мал, чтобы воспоминания связались с каждой улицей, каждым зданием, каждым человеком.

Папа заезжает на подъездную дорожку, огибающую фонтан в центре, и мы возвращаемся в дом, где мама уже приготовила ужин. Ароматный запах запеченной курицы разносится по холлу, когда мы входим. После ужина я направляюсь в комнату, намереваясь закончить домашнее задание и приготовиться ко сну. И тут я замечаю сообщение от Джека, напоминающее о необходимости подготовиться к завтрашней акции поддержки. Что ж, меня ожидает совершенно обычный день.

Глава 3

Все утро я готовлюсь к разогреву публики. Осенние пятницы – любимое время каждого ученика, и мы ждем их всю неделю. Ученики толпятся в душном спортзале, где от оранжевого пола отражаются яркие огни. Зал вибрирует от танцев и скандирований; в атмосфере витает веселье. В этом году у команды во главе с Джеком появился еще один шанс попасть на чемпионат штата и победить.

В Роял Иствуде принято, чтобы девушка игрока надевала футболку своего парня на каждую домашнюю игру, и, конечно же, я буду с гордостью носить футболку Джека. Не каждой девушке выпадает честь надевать форму лучшего квотербека в штате Техас. Наши школьные цвета – оранжевый и черный. На майке Джека белым цветом нанесен номер один, очерченный оранжевым на черном фоне, с которым практически сливаются мои волосы.

В середине выступления группы поддержки какой-то шумный старшеклассник, пытаясь подражать движениям девчонок, случайно меня толкает. Джессика успевает поймать меня за руку и спасает от падения с трибуны. Будучи старшеклассниками, мы по традиции стоим в первом ряду, поэтому гибель от падения слегка преувеличена: первый ряд расположен менее чем в футе от земли. Даже если бы Джессика меня не схватила, максимум я бы просто споткнулась.

– Спасибо, Джесс. Клянусь, когда-нибудь эти митинги меня доконают.

– Студенты Роял Иствуда! – восклицает директор Майерс в микрофон.

Весь спортзал тут же сходит с ума.

– Встречайте «Воинов» Роял Иствуда 2018 года во главе с трехкратным чемпионом штата, квотербеком и капитаном команды Джеком Далласом!

Крики становятся громче, чем пять секунд назад. Мое горло уже хрипнет от возгласов.

В зал выбегает Джек, после чего направляется к самому центру. За ним следует его команда. Джек прирожденный лидер, поэтому команда безоговорочно позволяет ему нести знамя и наслаждаться всеобщим вниманием. Они смотрят на него, как смотрит большинство жителей нашего города: как на лидера, на героя, на следующего величайшего квотербека, который прославит наш город на всю страну.

Трибуны сотрясаются от волнения. Стоит заметить, что все наше общество живет футболом. Почти для каждого человека вечер пятницы – главное событие недели. И я не преувеличиваю: магазины буквально закрываются ради игр.

Джек подмигивает мне, губами произнося «я люблю тебя», после чего обращается к публике.

– Вы готовы к вечерней игре? – кричит он в микрофон, оборачиваясь вокруг себя. – Я вас не слышу! Я спрашиваю: вы готовы к вечерней игре?!

Оркестр вторит волнению в зале, и я закрываю уши, когда каждый инструмент выдает случайные ноты, дополняющие какофонию звуков.

– Вот это другое дело!

В футболке, джинсах и ботинках Джек выглядит неоспоримо сексуально. Джинсы обтягивают его во всех местах, а футболка обнажает бицепсы. Оранжевый и черный цвета резко контрастируют с голубыми глазами, и я почти таю, когда он ловит мой взгляд.

– Сегодня мы играем с нашими соперниками, – продолжает он. – Они утверждают, что прервут нашу серию побед, которая длится уже два сезона. Ну как вам заявление?

Толпа разражается хором освистываний.

– Вот и я не согласен. Поэтому мы не позволим им набрать ни одного очка!

И снова толпа в зале неистовствует.

Что ж, это громкое обещание, однако все вокруг верят в способности Джека и остальных членов команды.

– Но знаете, что самое приятное в грядущем матче? Сначала мы размажем противника, а потом я отправлюсь домой и отпраздную победу со своей любимой девушкой, великолепной мисс Скарлет Такер!

Со всех сторон я слышу возгласы, и мне становится не по себе от излишнего внимания публики. Кроме того, я не совсем уверена, какие чувства вызвал у меня скрытый посыл его слов, который, уверена, остальные зрители тоже уловили.

Хотя Джек делает меня счастливой и любит мной похвастаться, иногда он перегибает палку. И все бы ничего, если бы он хвастался только футболом. Так нет же: он распространяется о нашей с ним личной жизни. Его друзья не раз задавали мне интимные вопросы, что вынудило меня однажды попросить Джека не обсуждать с друзьями наши отношения. Он держался целую неделю, но потом все вернулось на круги своя. Людей изменить нельзя, и вы либо принимаете их такими, какие они есть, либо не тратите на них драгоценное время.

Я должна любить Джека со всеми его хорошими и плохими сторонами, ведь идеальных людей и отношений не бывает. Для меня главное – что он сумел сделать меня счастливой, когда после смерти Макса я тонула в горе и слезах. Если бы мы с Джеком расстались – пускай смерть и расставание нельзя сравнивать, – я не уверена, что смогла бы справиться с потерей настолько близкого мне человека.

Группа запевает гимн, не проходит и секунды, как толпа на трибунах начинает подпевать. Мы обхватываем друг друга руками и кричим каждое слово во всю мощь своих легких, излучая гордость за школу. Мне думается, что техасские школы обладают самой гордой группой поддержки во всей стране.

* * *

Пока болельщики расходятся по классам, я жду Джека снаружи спортзала. Джессика ждет вместе со мной, но в конце концов ей приходится уйти. Я прислоняюсь спиной к оранжево-черному бетону и смотрю на двери спортзала, ожидая появления Джека.

Наконец Джек смеясь выходит вместе с Брайсом. Они обнимаются, после чего Брайс уходит, а Джек подходит ко мне. Он поднимает меня и кружит. Смех так и льется с моих губ.

– Ты был великолепен, – признаю я.

– А как иначе? Школа ждет, что я приведу команду к очередному чемпионату штата.

– Ты дал громкое обещание.

– Какое? Не дать им забить? Детка, у нас лучшая защита. Они ни за что на свете не доберутся до конечной зоны. Я уверен в своих парнях.

– Настолько?

– Знаешь, я не из тех, кто разочаровывает, – шепчет он, прижимаясь губами к моим губам. – И я несказанно рад, что меня представляет такая красотка. – Он опасно низко скользит рукой по спине. – Это очень возбуждает.

Засунув руки в карманы, Элайджа стоит в другом конце коридора, одетый в темно-серую толстовку на молнии. Когда мы столкнулись несколько дней назад, он выглядел совсем другим. Он показался мне… более доброжелательным. Вокруг него царила спокойная атмосфера.

Джек замечает его прежде, чем Элайджа успевает свернуть за угол. Джек не отстраняется от меня, а только крепче обнимает за талию.

– Эй, фрик! – кричит Джек. – Почему ты за нас не болел? Или ты под кайфом? Не можешь понять, что происходит?

Элайджа останавливается; тело его заметно напрягается. Однако не проходит и пары секунд, как он продолжает свой путь и исчезает из виду. У меня замирает сердце.

– Спасибо, что так громко болела за нас, детка, – благодарит Джек, целуя меня в щеку. – Пойду поищу ребят. Увидимся позже.

Я смотрю Джеку вслед. С какой-то стороны я рада, что он ушел, ведь теперь мне не придется выдумывать ответ на его шуточки. Мой взгляд возвращается к тому месту, где только что стоял Элайджа. Я невольно вспоминаю, как напряглось его тело, когда Джек его оскорбил.

Может, стоит найти его и извиниться за Джека? Все-таки нам недавно удалось пообщаться, пускай я и болтала лишь о способах защиты маленьких детей от домашних травм. Но раз уж мы поговорили (вроде как), разве он не заслуживает того, чтобы я подошла и принесла извинения за поведение Джека? Я устремляюсь в сторону коридора, куда он недавно ушел, но тут вбегает Джессика с другими девочками, и они втягивают меня в разговор о предстоящей игре.

* * *

Забрав на выходные книги из шкафчика, я отправляюсь звонить маме: нужно узнать, сможет ли она забрать меня из школы. Чаще всего меня подвозит Джек, но сегодня у него тренировка. Погруженная в свои мысли, я вдруг замечаю вьющийся в воздухе тяжелый шлейф дыма и не могу отделаться от идеи, что пятничный день – довольно странное время для костра.

Шлейф приводит меня к старому побитому «Форду». Неужели я смогу кому-то помочь и немного поднять себе настроение? Одна только мысль придает мне радости. Подойдя ближе, я обнаруживаю под капотом Элайджу. Сердце подпрыгивает в груди: его я ожидала увидеть в последнюю очередь. Он снял толстовку, обнажив испачканную белую футболку. Мой взгляд невольно останавливается на белых бинтах, обмотанных вокруг костяшек его рук.

– Проблемы с машиной? – интересуюсь я, подойдя достаточно близко. Я понимаю, что Джек точно бы не оценил мое рвение помочь Элайдже.

Элайджа поднимает голову от капота, одаривая меня удивленным взглядом.

– И что навело тебя на эту мысль?

– Разрешишь взглянуть? – спрашиваю я.

– Пожалуйста.

Отмахиваясь от дыма, я трогаю несколько проводов и сразу же нахожу проблему. Дым начинает рассеиваться.

– Слушай, я хотела извиниться за поведение Джека. С машиной все нормально, но двигатель чуть перегрелся. Нужно залить охлаждающую жидкость. В миле отсюда есть магазин.

– Спасибо, Скарлет.

У меня перехватывает дыхание: мое имя звучит чужеродно и странно из уст затворника Элайджи.

Он отталкивается от машины и уходит в том направлении, куда я указала.

– Эй, я работаю в автомастерской. – Я догоняю его. – У меня скоро начнется смена. К тому же могу сделать тебе скидку.

– А, я понял. «Такер Авто». Автомастерская твоей семьи, – догадывается Элайджа. – Скарлет Такер, – повторяет он немного зловеще, будто только что собрал кусочки головоломки.

– Да, это бизнес моего отца, – отвечаю я, пиная камень ногой. – Я там работаю и могу сделать скидку.

– Что? Зачем работать механиком, будучи владелицей целой сети?

– Нужно ведь как-то зарабатывать.

Элайджа смотрит на меня несколько секунд, но потом переводит взгляд на дорогу.

– Тебе нравится ходить пешком или у тебя машина сломалась?

– А, ну конечно. Я же при деньгах – у меня должен быть «Мерседес» или «БМВ», – бормочу я. – Я работаю, чтобы накопить на машину. Не хочу, чтобы родители ее покупали. Можешь назвать это гордостью или чем угодно, но машины у меня нет.

Я чувствую его удивление.

– Гляжу, ты любишь ярлыки, – подмечаю я.

– О, а ты разве нет?

Когда я не отвечаю, Элайджа уходит от темы и переводит взгляд на дорогу.

– Я сделал вывод, глядя на твое окружение.

Я снова пинаю камень, который тут же попадает ему под ноги и улетает на дорогу.

– Я другая. С ребятами я дружу только из-за Джека. Слушай, я знаю, что он гадко себя ведет по отношению к тебе, и мне неприятно его поведение. Иногда он бывает слишком… самоуверенным. А еще он слишком часто флиртует с девушками и может быть довольно грубым…

– Ты скоро перейдешь к «но»?

– Но, – подчеркиваю я, чувствуя, что Элайджа подтрунивает, – он хороший парень.

– Я не утверждал обратного.

– Мне жаль, что он так ужасно с тобой обходится… – снова начинаю я.

– Да брось.

Впереди, сразу за небольшим холмом, виднеется неоновая вывеска «Такер Авто». Я ничего не говорю в ответ. Мы молча поднимаемся по холму, избегая глубоких трещин на тротуаре. Я уже чувствую запах газа из гаража, однако мы избегаем ремонтной зоны и направляемся прямиком в магазин. Звон знакомого колокольчика извещает продавца о нашем приходе.

– Какого года твой пикап? 1980-го? – спрашиваю я, на что Элайджа кивает. – О, я правильно догадалась. Он великолепен, но у него есть проблемы с двигателем.

– Ты разбираешься в автомобилях? Серьезно?

– Меня научил отец. – Я передаю Элайдже предпочтительную марку охлаждающей жидкости. – Он привел меня в мастерскую, когда мне было десять лет. Тогда я починила свою первую шину. Я всегда обожала машины. Я ныла и ныла до тех пор, пока папа не разрешил мне заглянуть под капот. Я постоянно делала вид, будто находила проблему, хотя даже понятия не имела, в чем она состояла. Отец утверждает, что я была плаксивым ребенком, но мне кажется, он просто хочет меня задеть. Я…

– Ты все время болтаешь? – подшучивает Элайджа.

– Если короче, то отец начал свой бизнес в этой мастерской.

Я велела Арчи вычесть охлаждающую жидкость Элайджи из моей зарплаты. Элайджа поспешил возразить, но я сунула ему в руки бутылку, прежде чем он успел сказать что-то еще, и дала ему инструкции, куда заливать и сколько ждать до отъезда.

– Спасибо.

Я отмахнулась.

– Прими это в качестве извинений за то, что налетела на тебя и заставила собирать конспекты.

Перед магазином проезжает машина, заглушая смех Элайджи.

– Хорошей игры.

Охлаждающая жидкость в руке Элайджи плещется о стенки темного контейнера. Он поворачивается и уходит, оставляя меня наедине с мыслями о том, как долго после смены мне придется готовиться к футбольному матчу.

Глава 4

Джек, конечно же, привел футбольную команду к победе, тем самым сдержав данное школе обещание. Наши соперники не набрали ни единого очка. Джек попал во все новости, и здесь нет ничего удивительного: он пообещал настолько большой результат и не подвел. После оглушительной победы со счетом 35:0 он очутился в каждой газете и на каждом новостном канале в радиусе пятидесяти миль. В выходные он праздновал победу с командой, а я взяла дополнительные часы на работе. Я нисколько не возражала, ведь его счастье – на поле, а мое – в мастерской. Мы не виделись все выходные, и я этому не противилась.

Сегодня утром Джек заехал за мной, чтобы отвезти в школу. Это была наша первая встреча после его победы. Учитывая сильный дождь, громко стучащий по тротуару, я не могла не оценить его жест. Дождь лил со вчерашнего вечера, когда разразилась сильнейшая гроза.

Перед четвертым уроком я вернулась к шкафчику, не обращая внимания на суету в коридоре.

– Привет, красотка, – шепчет Джек, подходя ко мне сзади и обвивая руками талию. – Ты так быстро сбежала, что я не успел получить свой утренний поцелуй.

– Кое-кто заехал за мной на десять минут позже. На поцелуи не оставалось времени.

– Это был не я. Я отличный парень – всегда приезжаю вовремя.

Ложь.

Я поворачиваюсь в его объятиях и встаю на цыпочки, чтобы поцеловать.

– Вот он – твой утренний поцелуй.

– Эй, сейчас уже полдень, Скар! Мне нужен послеобеденный поцелуй!

Я снова наклоняюсь вперед, но когда отстраняюсь после короткого соприкосновения губ, он ворчит и пытается украсть еще один поцелуй. Да, парни-подростки – еще те кобели, а Джек – самый ярый из всех. Он уводит меня на несколько футов назад, прислоняет к ряду черных шкафчиков с оранжевыми цифрами и обнимает крепче.

– Если мы продолжим – ты не сможешь остановиться, – шучу я, хотя какая-то часть меня говорит вполне серьезно.

– Меньше разговоров, больше поцелуев!

Я отстраняюсь.

– Кстати, сегодня на уроке английского…

– Привет, Джек! – кричит парень из коридора. – Отличная победа!

– Спасибо, приятель. Я сделал то, что должен, – отвечает Джек.

– Продолжай в том же духе – и нас никто не остановит в этом году!

– Пока я остаюсь квотербеком «Воинов», нас ждут только победы! Я обещаю. – Он подмигивает, и парень топает прочь, выкрикивая футбольную «кричалку».

Проходящая мимо толпа футболистов зовет Джека. Все они выкрикивают его имя и отпускают шуточки о нас двоих. Джек переводит внимание на ребят.

– Увидимся позже, детка, – пренебрежительно говорит он, следуя за ними.

– Эй, я не успела рассказать историю!

Джек возвращается, кладет мои руки себе на плечи.

– Прости, Скар, – извиняется он, нежно целуя мою ладонь. – Расскажешь вечером. Я буду весь внимание, обещаю. Не дуйся, детка. Ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Да-да-да. Иди уже.

Я уже привыкла. Такое происходит не в первый раз.

– Не могу дождаться, когда услышу твою историю! – кричит Джек, догоняя толпу мускулистых футболистов.

Случайно заметив человека в толстовке, я подпрыгиваю на месте.

– Элайджа! – без раздумий выкрикиваю я.

Хотя его плечи напрягаются, он не останавливается. Я еще раз зову его и бегу трусцой за ним.

– Что ты делаешь? – спрашивает он.

– Составляю тебе компанию.

– Зачем?

– Мы ведь друзья, разве нет?

– Друзья?

– Ну, раз я помогла тебе в пятницу и мы прошли вместе почти милю, значит, нас можно считать друзьями.

Элайджа не отвечает, отчего я чувствую необходимость заполнить тишину:

– Слушай, если тебе кажется, что все происходит слишком быстро… Хм, звучит так, будто у нас отношения, а это явно не так. Нет-нет, не подумай, что я предвзято к тебе отношусь! Совсем наоборот! Ладно, я только все усугубляю. Мы недавно познакомились, и у меня есть парень, и…

– Стена. – Голос Элайджи остается спокойным, но в нем проскальзывают нотки смеха.

В тут же секунду мое лицо сталкивается с бетоном. Я подношу руку к несчастному носу, сморщиваясь от резкой боли.

Стена.

– Ауч…

Клянусь, если я только что умудрилась сломать себе нос, девочки из компании Джека наперебой начнут рассказывать, где сделать операцию, чтобы добиться наилучших результатов (чего мне хочется меньше всего). Но что самое позорное: я налетела на трофейную колонну в главном зале, а эту штуку очень трудно не заметить.

Элайджа прислоняется к колонне, в которую только что врезалось мое лицо.

– Ты в порядке?

Я потираю пульсирующий лоб.

– Да, просто замечательно.

– Значит, ты хочешь быть моим другом?

– А почему бы и нет?

– Ну, я могу назвать несколько причин.

– Например? Если ты о слухах – я не слушаю этот бред. И все же кое-что я знаю наверняка: ты – загадочная личность.

– Загадочная?

– Да, и это единственное, что мне известно, если, конечно, не брать в расчет тот факт, что ты частенько носишь эту толстовку. А когда ты не в ней, то надеваешь другую, черную и большего размера, но в эти дни почему-то прячешь лицо. О, а еще я знаю, что твои пальцы иногда замотаны бинтами или заклеены пластырем. Все остальное – загадка.

Элайджа мгновенно возводит между нами стену, куда более прочную, чем та, об которую я только что ударилась. Его губы превращаются в напряженную линию, и прежде чем я успеваю извиниться, звонок предупреждает нас о скором начале четвертого урока. Элайджа отталкивается от колонны и направляется прочь.

– Увидимся, Скарлет.

Как только Элайджа растворяется в толпе учеников, я слышу как кто-то зовет меня: это Джессика. Она хватает меня за руку – не очень нежно – и тащит по коридору.

– Ты что задумала? – шипит она.

– Я могу задать тот же вопрос!

Опустив глаза на свою руку, Джессика ослабляет хватку, извиняясь.

– Зачем ты с ним разговариваешь? Джек знает, что вы друзья?

– Я сама не знаю, друзья ли мы, – бормочу я. Элайджа не дал мне конкретного ответа. – Да и вообще, какая разница, знает ли Джек?

– Я не хочу, чтобы ты страдала.

– Ты ведь не веришь в слухи об Элайдже?

– Я не о нем говорю, Скарлет. Но раз уж мы заговорили, я все равно попрошу тебя быть осторожнее. Он… жутковатый. Все знают, что Джек ненавидит Элайджу. Даже боюсь представить, что он скажет, если увидит тебя рядом с Элайджей.

Обойдя спешащих на урок учеников, мы успеваем на урок английского ко второму звонку. Мысль о Джеке и Элайдже не выходит у меня из головы, отвлекая от участия в занятиях. Вместо того чтобы сосредоточиться на уроке, моя голова целиком и полностью погружена в предупреждения Джессики.

Глава 5

Весь оставшийся день я держусь от друзей на расстоянии. Джессика заставила меня задуматься: не совершила ли я ошибку, начав общение с Элайджей? Ее слова никак не выходят из головы даже сейчас, в мастерской, и звучат куда громче, чем дождь, бьющий по опавшим листьям за дверью гаража. Ливень, к слову, не прекращается уже целый день.

– Арчи, ты не мог бы передать тряпку? – прошу я, выкатываясь из-под старой ржавой машины, поступившей на ремонт несколько дней назад. Неожиданно вместо протянутой руки мне на лицо падает тряпка. – Черт, Арчи! Что ж, спасибо и на этом.

– Не за что, дорогая, – отзывается он. – Похоже, твой дружок Джек решил к нам наведаться.

Я медленно встаю с подкатного лежака – приспособления, похожего на скейтборд, которое механики используют для прохода под машинами. Вытирая руки от жира, я слышу рев пикапа. Джек останавливается на парковке, выпрыгивает из машины и ныряет внутрь, спасаясь от дождя.

– Эй, детка, что ты… – начинаю я.

– Какого черта ты разгуливала с этим уродом? – заявляет он обвинительным тоном.

– Ты о чем? – спрашиваю я, нервно сжимая в руках тряпку.

Кто, черт возьми, на меня настучал?

– Об Элайдже! Брайс видел, как вы шли на занятия!

Брайс.

Я прохожу через гараж, бросаю тряпку на захламленный стол. Арчи, заметив назревающую ссору, тут же уходит в магазин.

– А что тут такого? – удивляюсь я, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Что такого? – недоверчиво повторяет Джек, вскидывая руки. – Все это дерьмо о наркозависимости, Скар! Его брат умер от передозировки. Элайджа – наркоман!

– Это всего лишь слухи, Джек.

– Слухи разрушают репутацию. И моя репутация теперь тоже под угрозой!

– Ты пришел сюда, чтобы на меня накричать? Если так, тогда тебе лучше уйти, пока ты не остынешь.

– Нет.

– Тогда прекрати.

Джек делает глубокий вдох, закрывает глаза на несколько мгновений, чтобы привести себя в чувства.

– Отец просил кое-что купить для машины.

– Что ему нужно?

– Не уверен, – бормочет он, шагая в сторону магазина. Я следую за ним. – Какая-то жидкость, чтобы чистить капот или лобовое стекло или что-то еще в этом роде.

– Стеклоомывающая жидкость?

– Точно! – Джек щелкает пальцами, и я целую его. – Спасибо, детка. Прости за мою вспыльчивость. Можешь вычесть из своей зарплаты? Я оставил бумажник в спортивной сумке.

Я не хочу больше ссориться, но я ненавижу, когда он пользуется плодами моей тяжелой работы.

– Слушай, Скар, я не хочу ругаться. Приходи сегодня вечером. Я хочу загладить вину. Попрошу Линду приготовить нам стейк, мы посмотрим твой любимый фильм, а потом поднимемся наверх и займемся примирением, – предлагает он, притягивая меня к себе.

Я размышляю над заманчивым предложением Джека. Линда, личный шеф-повар его семьи, феноменально готовит, а ее стейк – мое любимое блюдо.

– Я вижу ответ в твоих глазах, Скар. – Джек ухмыляется. – Заеду за тобой в восемь. Люблю тебя.

Держа над головой куртку, Джек выходит из магазина, запрыгивает в пикап, заводит машину и уезжает.

Арчи снова появляется.

– Не волнуйся, милая, я притворюсь, что не видел, как он взял канистру.

* * *

– Сможешь подменить меня? У нас клиент, а я до сих пор вожусь с машиной мисс Бетти, – просит Арчи, копаясь под капотом старого «Шевроле».

Я сразу же откладываю инструмент и направляюсь в сторону магазина.

– Да, сэр!

Арчи хмыкает: он ненавидит, когда я называю его «сэром», но манеры для меня имеют первостепенную значимость.

Запах резины, смешиваясь с освежителем воздуха, чуть ослабевает. Я заставила Арчи купить освежитель, чтобы у клиентов в зоне ожидания не болела голова. Запах масла и шин остается со мной еще на несколько часов после ухода домой и принятия душа, а мне бы не хотелось, чтобы магазин тоже пропах.

От неожиданности у меня по телу пробегает дрожь: я вижу знакомую серую толстовку, которая рассматривает дворники размещенные вдоль задней стены.

– Знаешь, Элайджа, теперь, когда мы друзья, тебе не нужно за мной следить. Ты можешь прийти и поговорить со мной напрямую, – дразню я.

Услышав мой голос, Элайджа не подпрыгивает от удивления. Вместо изумления он холодно оборачивается, обратив на меня пронзительные зеленые глаза. Я замечаю, что его короткие каштановые волосы спутались от дождя. Капли дождя собираются на небольших бакенбардах и струйками стекают с челюсти.

– Вчера во время грозы у меня дворники сорвало, – объясняет он, держа в руках новую пару.

– Эти дворники зимние, и они предназначены для седана 2014 года и новее. Твоему «Форду» понадобятся… – я хватаю подходящую пару, – вот эти. Я даже удивлена, что они есть в наличии. Ты умеешь их устанавливать?

Элайджа почесывает затылок.

– Нет, не умею.

– Я помогу.

Элайджа открывает передо мной дверь, и я быстро выскакиваю на улицу, замечая, что ливень превратился в легкую морось, а темные тучи рассеялись. Мы идем по парковке, обходя лужи. Добравшись до «Форда», я приступаю к работе по установке новых стеклоочистителей.

– Твоя машина – мечта механика, – шучу я. – Целых две проблемы за одну неделю!

Хотя он не заплатил за охлаждающую жидкость, и мы вроде как ушли, не заплатив за дворники… Прости, папочка.

– О, кстати. – Элайджа полез в бумажник.

– Все в порядке. – Я останавливаю его.

– Нет, возьми, пожалуйста. – Элайджа вкладывает деньги в мою ладонь.

– Спасибо.

Его грубые руки покрыты ранами и шрамами, но прежде чем я успеваю спросить о них, он убирает руки в карманы.

– Готово! – говорю я, закончив.

Мои глаза с любопытством блуждают по пассажирскому сиденью. На порванных кожаных креслах я замечаю гигантскую потертую голубую сумку.

– Убегаешь из дома?

– Это для спортзала.

– Здорово. А я вот мало тренируюсь. Однажды я пошла с Джеком в спортзал, но он был с Брайсом и кучей друзей, так что я чувствовала себя как рыба без воды, – жалуюсь я.

Элайджа не отвечает на мою историю.

Я прочищаю горло.

– А где твой спортзал?

– Еще раз спасибо за помощь, Скарлет. – Элайджа открывает скрипучую дверь и уезжает, не сказав больше ни слова.

Глава 6

Когда на следующий день по пути в столовую я захожу за угол, заблудившись в настенной росписи озера Конро, которую студенты-художники создавали на протяжении многих лет, меня резко обвивает пара рук. Кто-то сильно, но нежно притягивает меня к твердой груди, а я в ответ издаю тихий возглас удивления. Глубокий смех щекочет мне ухо, обдавая шею теплым дыханием.

– Не хотел напугать тебя, красотка, – говорит Джек.

– Мне пора бы уже привыкнуть. Каждый день одно и то же.

– Да, это моя фишка.

Шумные футболисты в лице лучших друзей Джека проносятся мимо, и мой любезный Джек вмиг превращается в мачо-квотербека.

– Чувак, ты все подготовил для пятничной вечеринки? – спрашивает Брайс, хлопая Джека по плечу и отрывая его от меня.

Что ж, к этому тоже пора бы привыкнуть.

– Приятель, у меня достаточно выпивки, чтобы до смерти напоить каждого.

– Вечеринка? – переспрашиваю я.

– Черт, я забыл сказать. В пятницу вечером после игры я устраиваю вечеринку.

Прежде чем я успеваю ответить, мы доходим до столовой и направляемся к нашему месту. Расположение столов явно намекает на четкое разграничение учеников по их популярности: в самом центре стоит стол, достаточно большой для нашей компании, а по краям – маленькие круглые столики для всех остальных.

Как только мы садимся, Кэти достает ланчбокс от Кейт Спейд, наполненный суши. Брайс достает контейнер с тремя мясными бутербродами. Все это напоминает сцену из фильма «Клуб “Завтрак”». Если бы я достала домашний папин бургер, меня бы точно восприняли чудачкой из фильма, высыпающей на сэндвич Pixy Stix[3]. Поэтому вместо бургера я принесла зеленый салат. О, не подумайте: я не имею ничего против салата. Я никогда не стала бы есть нелюбимую еду, чтобы произвести впечатление на друзей. Но все же, как бы я ни любила зелень, я предпочитаю что-нибудь более сытное, поэтому в дополнение я укладываю на него курицу гриль.

– Даже не знаю, что мы будем делать, если появится Карсон, – жалуется Кэти.

Изо всех сил я пытаюсь прислушаться к разговору о том, кто испортит репутацию вечеринки, но теряю интерес и переключаюсь на текущие новости.

– Ребята, вы слышали о недавнем падении акций на фондовом рынке? Папа сказал, что малые предприятия теперь под угрозой, и…

Они тотчас перебивают меня рассказами о вечеринке. Я сдаюсь. Конечно, я могу попытаться еще раз, но только какой в этом смысл?

– Так что там насчет бизнеса, детка? – спрашивает Джек, наконец обратив на меня внимание.

– Индекс Доу-Джонса упал. Папа говорит, что это не критично, но взять на заметку все-таки стоит. ФРС может поднять процентные ставки.

– О, ФРС? – шутит Джек.

– Предприятия наших родителей могут пострадать. Разве мы не должны за этим следить, Джек? Это ведь базовая экономика. Я думала, вы все в этом семестре…

Джек улыбается, но в его голосе не слышно волнения.

– Конечно, детка. Я обязательно передам папе, чтобы он был осторожен.

Я даже не знаю, зачем вообще пытаюсь.

Элайджа сидит в противоположном конце столовой с помятым коричневым бумажным пакетом, и, похоже, одиночество его ничуть не волнует. Интересно, что у него на обед? Может быть, отец приготовил ему бургер? Вот что странно: затворничество Элайджи волнует меня больше, чем его самого. Я не перестаю думать о том, что никто не должен сидеть в одиночестве. Что бы сказал Джек, если бы я встала, подошла к Элайдже и села рядом? Что бы сказали остальные ребята за моим столом? Почему вообще меня это заботит?

– Эй, чего ты уставилась на этого фрика? – ворчит Джек мне в ухо.

Я подпрыгиваю от неожиданности и смотрю на него удивленными глазами.

– Что?

– Ты пялишься на него.

– Он выглядит одиноким.

– Что за благотворительность, Скар? Прекрати на него смотреть.

Вздыхая, я бросаю последний взгляд на Элайджу, прежде чем вернуть внимание к разговорам о вечеринке и о том, кто быстрее напьется. Похоже, они будут трещать об этом весь оставшийся день.

На каждой перемене я только и слышу о предстоящей вечеринке. Они не смолкают даже тогда, когда наступает время уходить домой. Прижимая учебники к груди, я направляюсь к парковке. Сегодня Джек не смог отвезти меня домой, однако у меня есть запасной вариант: папа просил позвонить ему, когда я выйду из школы. Он сегодня рано закончит и сможет меня забрать.

Я уже собираюсь достать телефон, как вдруг кто-то похлопывает меня по плечу. Я оборачиваюсь.

– О, Элайджа. Привет.

Он протягивает руку, неловко держа знакомый блокнот.

– Ты уронила.

Ах, так вот почему я узнала его.

– Спасибо! – Я аккуратно беру блокнот и неуклюже закидываю его на вершину стопки в руках.

Кивнув, Элайджа прячет руки в карманы, не возражая против воцарившегося молчания. В ту же секунду «БМВ» на парковке чуть не врезается в розовую «Ауди». Машина явно покрашена на заказ, и столкновение испортило бы покрытие. Тишину заполняет шум дорогих гудков.

– Куда идешь? На парковку? – интересуюсь я.

Элайджа кивает, вскинув бровь.

– Прогуляемся?

Его губы чуть дергаются; уголки приподнимаются.

– Да, я как раз хотел спросить тебя.

Я чувствую смущение. Зачем ему спрашивать разрешения? Это мне нужно спрашивать, ведь обычно Элайджа не выглядит так, будто хочет пообщаться. Он все делает один, и я не понимаю его затворничество. Конечно, я тоже могу назвать себя независимой, но это вовсе не значит, что мне не нравится внимание других людей. Я люблю находиться в компании, смеяться с кем-то или просто иметь собеседника. Не понимаю, почему у него с этим проблемы.

– Почему ты обедаешь один? Ты любишь одиночество? – интересуюсь я.

– Я не страдаю от него.

– Я бы так не смогла.

– Разве?

– Слушай, мне тоже не нужна толпа друзей. Но мне нужен кто-то, с кем можно поговорить. Это всегда приятно. Раньше, до встречи с Джеком, мне было трудно радоваться жизни. А потом появился он, и я поняла, насколько все становится проще, когда ты не один. В одиночестве трудно держаться подальше от мыслей, которые разъедают тебя, понимаешь? Когда ты с кем-то – ты можешь отвлечься и отогнать прочь мрачные мысли. Я рада, что у меня есть возможность посмеяться с друзьями или посплетничать. И…

Пора бы мне научиться контролировать свой рот.

– Когда ты долго находишься в одиночестве, ты забываешь, каково это – зависеть от других. Ты больше не нуждаешься в помощи, чтобы отгонять мысли, – возражает он.

– Может быть. До тех пор, пока не найдешь человека, который напомнит тебе, что ты не один. Видишь? Некоторые из моих бредней могут привести к умным выводам, – шучу я.

Ответ Элайджи уводит разговор от философии:

– Ты общаешься со мной, потому что твои друзья не дают тебе и рта открыть?

У меня не получается придумать остроумный ответ.

– Я не слепой, Скарлет, – говорит он.

Элайджа открывает дверь, и мы выходим на улицу. Меня окутывает волна осенней свежести, наполненной запахом листьев.

– Они без перерыва говорят о вечеринке, а мне эта тема не очень интересна. – Я чувствую необходимость защитить друзей.

Хотя Элайджа молчит, глядя перед собой, я знаю, что он внимательно меня слушает.

– Вечеринка в пятницу. Хочешь пойти?

Элайджа одаривает меня хмурым взглядом.

– Ты приглашаешь меня на вечеринку?

– Да, а что такого?

Ты же знаешь, Скарлет, – существует масса причин не делать этого. Однако причина, по которой все-таки стоит его пригласить, однозначно избавит от остальных вопросов. Ты ведь хочешь, чтобы он пришел.

Элайджа смотрит на меня несколько секунд, прежде чем перевести взгляд на тротуар.

– В пятницу вечером я занят.

– Чем же? – спрашиваю я вопреки здравому смыслу.

– Нужно помочь маме оплатить счета. – Он тщательно подбирает слова.

– Чем она занимается?

– Работает официанткой в закусочной на Десятой улице, – нерешительно отвечает Элайджа.

После нескольких попыток я вспоминаю закусочную и тот день, когда Макс водил меня за мороженым. Да, это было там.

– Кафе на Десятой, – повторяю я. – Оно так и называется, верно?

Элайджа выглядит удивленным.

– Ты там была?

– Да, несколько раз, – нерешительно протягиваю я, не желая вызывать ненужные воспоминания о Максе. Когда я думаю о нем, мне трудно сдерживать эмоции.

– Я бы никогда не подумал.

– Там вкусно кормят, – настаиваю я.

Элайджа уходит к машине, и я остаюсь одна. Пока он идет по траве, капюшон его толстовки подпрыгивает в такт; шнурки на изношенных кроссовках почти касаются земли.

Я кладу книги на траву, сажусь рядом, набираю номер отца, чтобы узнать, сможет ли он за мной приехать. Я звоню дважды, и когда оба раза мне отвечает голосовая почта, я начинаю звонить маме. Мама тоже не отвечает.

Заблокировав телефон, я бросаю его на колени. Я сижу на земле, теребя траву и одновременно размышляя: стоит ли мне пойти домой пешком или же позвонить Джеку, Джессике или кому-то другому? Пока мой разум перебирает возможные варианты, я слышу хруст травы. Спустя мгновение я вижу перед собой две старых кроссовки со шнурками почти до земли. Подняв глаза на залитую солнцем фигуру Элайджи, я, щурясь, смотрю на его лицо.

– Никто не ответил? – Он протягивает мне руку. – Пойдем, я отвезу тебя домой.

До моего мозга наконец-то доходит значение только что сказанных слов. Я беру его руку, чувствуя, как грубые мозоли царапают мою такую же грубую кожу, закаленную работой в автомастерской. Элайджа помогает мне подняться на ноги. Наверное, я выгляжу как рыба, вынырнувшая из воды с открытым ртом: я не могла и представить, что Элайджа Блэк когда-нибудь предложит отвезти меня домой.

– Мы же друзья. Я не позволю тебе пойти домой пешком, в одиночестве, да еще и под дождем, – добавляет он, переводя взгляд на облака. – Похоже, Техас застрял в цикле штормов.

– Я не хочу тебя напрягать. К тому же я не возражаю против прогулки. Да и дождь вряд ли пойдет, – тараторю я, подходя к пикапу. В ту же секунду мне на нос падает огромная капля.

Элайджа морщится, глядя по сторонам.

– Эй, я, может, и фрик, но точно не бессердечный. Пойдем, не хочу, чтобы ты попала под дождь.

Вздрагивая от комментария Элайджи, я сажусь в машину, вдыхая аромат старой кожи. Джек, возможно, и считает его фриком, но я точно знаю, что это не так.

– Слушай, я не считаю тебя фр…

– Я знаю.

Если бы не мелкий дождь, барабанящий по лобовому стеклу, мы бы ехали в полной тишине. Элайджа включает дворники, устанавливая самую низкую скорость.

– Надеюсь, на этой неделе дождь закончится, – нарушаю я тишину. – Иначе пятничная игра будет испорчена. Ты пойдешь?

– Я не увлекаюсь футболом. Куда мне поворачивать?

– Направо, потом до мастерской. Я живу в нескольких минутах оттуда. Почему ты не любишь футбол?

Элайджа переключает передачу, выезжая на главную дорогу. С легким шумом он повторяет действия, а затем увеличивает скорость дворников.

– Слишком многие болеют за парня, который мне не нравится, – отвечает Элайджа.

Мы проезжаем район Джека. Въезд закрыт изысканными черными воротами с кодовым замком. Джек живет на берегу Конро: лодки, гидроциклы, большой причал и прочие атрибуты роскоши. Интересно, какой смысл от озера в дождливые дни?

– Здесь поворачивать?

Элайджа тормозит, но я останавливаю его прежде, чем он успевает переключить передачу.

– Нет, я живу не здесь. Я живу в Саммерсете.

Слегка приподнятые брови Элайджи выдают его удивление, и он продолжает ехать дальше, быстро поднимаясь на холм, ведущий к «Такер Авто».

– Теперь твоя очередь рассказывать, где ты живешь, – шучу я. – Тебе знакома формула разговора? Я рассказываю что-то о себе, а ты в ответ рассказываешь о себе.

Элайджа усмехается.

– Я живу в центре.

– У закусочной на Десятой улице?

Он явно колеблется. Десятая улица – самый бедный район в Конро, а закусочная – единственный бизнес, способный держаться на плаву. Кафе расположено в окружении обанкротившихся зданий с грязными окнами и табличками о продаже помещений десятилетней давности. Жители этого района – однозначно не те люди, с кем стоило бы связываться. Если бы в Конро был высокий уровень преступности, все злодеи были бы однозначно оттуда.

– Примерно там, – решается ответить Элайджа.

– Здесь нам прямо и налево. Я никогда не была в центре города, кроме закусочной.

– Этот район не очень популярный.

Не очень безопасный, я бы сказала.

Когда он поворачивает на небольшую улочку с коттеджами по обеим сторонам, мы доезжаем до поворота в мой район. Я указываю, куда повернуть, и вскоре мы достигаем подъездной дорожки, подпрыгивая на булыжниках. Мой дом наконец показывается за деревьями.

– Спасибо, что подвез, Элайджа. Подумай о том, чтобы пойти на игру или на вечеринку.

Открыв дверь – мне прошлось приложить усилия, потому что она немного прилипла из-за ржавчины, – я делаю шаг вниз, мысленно готовясь к прыжку. Прыгать, однако, не приходится, ибо ноги мгновенно упираются в землю. Снова попрощавшись с Элайджей, я быстро забегаю в дом, прячась от дождя. Спустя миг я уже направляюсь в комнату: мне предстоит подготовиться к неделе, предшествующей пятничной вечеринке.

Глава 7

Всю неделю Джек и его друзья не смолкали о предстоящей захватывающей вечеринке, поэтому, как мне показалось, пятница наступила быстро. Игра против «Ягуаров» из Мидтауна только что закончилась, и я направляюсь домой.

Еще несколько минут назад я ликовала, кричала и улыбалась настолько широкой улыбкой, что мне казалось, будто лицо вот-вот разорвется. А сейчас я иду домой, дрожу от холода, молчу и хмурюсь так сильно, что боюсь, как бы мое лицо не осталось таким.

Сегодняшний матч стал одним из самых захватывающих игр за все четыре года. Новостные каналы целую неделю говорили о Джеке и запланированной футбольной игре, и он, очевидно, не подвел их ожидания. Стоит заметить, что внимание прессы никогда не беспокоило и не пугало Джека; оно только подстегивало его желание победить.

На протяжении матча обе команды забивали один тачдаун за другим, и неважно, насколько хорошо играла защита; нападающие доминировали во всем. Джек едва вырвал победу из пасти противника. В самом конце игры он бросил мяч (который все мы приняли за пас), однако игрок другой команды успел вовремя поднять руку. Казалось, мяч завис в воздухе, и каждый, кто находился на поле, был готов его выхватить. И все же Джек оказался быстрее: вместо ожидания он бросился вперед, прыгнул в воздух, оттолкнувшись от одного из нападающих, поймал мяч и легко приземлился на ноги.

Пока все вокруг пребывали в шоке от тактики Джека, он успел беспрепятственно устремиться в конец зоны и принести нашей команде победные очки. Джек умудрился поймать собственный пас и выиграть матч. Я знала, что история его победы будет пестреть во всех заголовках и привлечет тонну внимания.

Все болельщики, которые сидели на трибунах, мгновенно бросились на поле. В этом хаосе Джек нашел меня, поднял на руки и закружил; наши восторженные голоса присоединились к ревущей толпе. Затем товарищи по команде подняли Джека на плечи, и рев превратился в единое скандирование: «Джек! Джек! Джек! Джек!»

Когда шумиха поутихла, я решила подождать Джека на парковке: он должен был отвезти меня на вечеринку, которую ждал всю неделю. А когда спустя пятнадцать минут он не так и не появился, я достала телефон, чтобы набрать его номер. Оказывается, Джек забыл о договоренности. К тому моменту он был уже дома и успел принять на грудь.

И вот я иду домой, дрожа от внезапной осенней прохлады, чихая от подступающей простуды и проклиная Джека за то, что он оказался настолько глупым и забывчивым. Вскоре я прихожу в свой район. Ноги едва волочатся по земле: прогулка оказалась долгой и тяжелой. Фитнес-браслет без всяких сомнений покажет феноменальные цифры после этого похода на миллион миль.

К настоящему моменту я двигаюсь на остатках адреналина, что выделился после победы Джека. Простуда тем временем подкрадывается с удивительной скоростью: за последнюю минуту я чихнула и покашляла раз десять.

Подойдя к дому, я устало распахиваю дверь навстречу теплу и, закрыв глаза, позволяю бархатистому воздуху окутать озябшее тело и отогнать холод.

– Скар? – зовет папа из комнаты.

Я снимаю обувь и следую на его голос.

Я нахожу родителей под одеялом в гостиной с огромной миской попкорна. Единственный свет исходит от фильма, который в данный момент поставлен на паузу.

– Эй, почему вы не пришли на игру?

– Это я виновата, – с сожалением признает мама.

Папа целует ее в лоб.

– Мама неважно себя чувствует. Мы решили остаться дома и посмотреть фильм. Побоялись, что на игре ей станет хуже. Как все прошло?

Я тоже предпочла бы остаться дома, но Джек обиделся бы, если бы я пропустила один из его матчей. Да и какой у меня выбор? Джек был рядом во все важные моменты моей жизни. Кроме того, учеба скоро закончится, а это значит, что у меня осталось не так много игр. От последних лет школьной жизни нужно брать по максимуму.

– Мы победили. – Мой голос выдает усталость.

Мама, улавливая мое состояние, настороженно сжимает губы.

– Как ты себя чувствуешь, милая?

– Лучше не бывает. Немного устала от бесконечного веселья.

– Досмотри с нами фильм. Следующий выберешь ты, – говорит папа, похлопывая рукой по дивану.

С тоской я смотрю на свободную подушку, но с сожалением качаю головой, стараясь избавиться от подступающего чиха.

– Я бы с радостью, но я обещала Джеку прийти на вечеринку.

Я не стесняюсь говорить родителям о своих планах. Они очень понимающие люди и далеко не наивны. Я встречаюсь со звездой школы – или даже Техаса, – так что вполне ожидаемо, что я буду ходить на все его сумасшедшие вечеринки. И я рада, что родители мне доверяют.

Кроме того, я не очень люблю спиртное.

– Возьми мою машину. Не стоит рассчитывать, что тебя кто-то подвезет. Я знаю, Джек способен о тебе позаботиться, но лучше езжай самостоятельно.

Я подхожу к отцу и целую его в щеку.

– Спасибо, пап. Все будет хорошо.

– И не забывай, что в любой момент ты можешь нам позвонить, – добавляет мама.

– Да, я знаю.

Когда я прохожу мимо комнаты брата, в груди возникает знакомое жжение. Я никогда не смогу пережить его смерть. Она оказалась столь внезапной, что оставила в сердце дыру, которая никогда полностью не заживет. Дом изменился без его язвительных разговоров с отцом, без неразрывной связи с мамой, без юмора, который заставлял меня улыбаться.

Зайдя в свою комнату, я переодеваюсь в шорты с высокой талией и укороченный топ – не самый удачный выбор одежды для осеннего вечера, но я ведь должна играть свою роль, верно?

* * *

Мне повезло: я припарковалась на свободном месте прямо на подъездной дорожке у дома Джека. Слушая звуки вечеринки, я медленно направляюсь к входной двери, пока холодный воздух целует обнаженные участки тела. Пытаясь сдержать дрожь, кашель и чихание, я захожу в здание… где меня встречает настоящий хаос. Если до ваших ушей когда-либо доходили слухи о буйных вечеринках, тогда без доли лукавства скажу, что в доме Джека в данный момент присутствуют все известные вам стереотипы. Черт, кто-то даже качается на люстре!

Брайс.

И почему я не удивлена.

– Скар! Детка! – кричит Джек, подбегая ко мне с раскинутыми в стороны руками. – Я уже тебя потерял! Пойдем, красотка, я принесу тебе выпить. – Джек берет меня за руку, и мы, спотыкаясь, пробираемся через толпу.

– Джек, я за рулем, – напоминаю я.

Но он явно меня не слышит – мы молча продолжаем путь на кухню к куче бочонков. Джек наливает мне пиво и практически заталкивает в руку стаканчик. Я не возражаю: чтобы успокоить его пьяную сущность, мне нужно лишь подержать выпивку в руках. Джек все равно не заметит, что я не пью.

– Ты выглядишь чертовски сексуально, Скар. Как же мне повезло!

– Ты тоже неплох, когда не пьян, – бормочу я.

Джек, приняв мои слова за шутку, разражается смехом.

– Давай потанцуем! – Он тянет нас к танцующим телам.

Мой кашель становится слишком сильным. Нахождение в переполненной комнате с разгоряченными людьми и музыкой, от которой сотрясаются ребра, не помогает и без того пульсирующей голове. Похоже, у меня поднимается температура, потому что я потею и одновременно дрожу.

Не помогает и то, что Брайс свалился с люстры, расцарапав руку. Удивительно, что люстра не последовала за ним. Поскольку я единственная трезвая гостья в этом доме, я бегу в ванную за дезинфицирующими средствами и бинтами.

Джек позволяет мне помочь Брайсу, но вскоре вытаскивает меня танцевать.

– Джек, я выйду подышать! – кричу я сквозь музыку.

Не понимая, услышал и понял ли он меня в пьяном угаре, я пробираюсь сквозь толпу к выходу. От жара тел мне становится хуже.

Я начинаю кашлять. Горло горит, и я тяжело сглатываю. Сначала я забегаю на кухню за бутылкой воды, а потом устраиваюсь в углу дворика, глядя на бассейн и озеро. Лунный свет отражается от глади воды, нарушаемой каждым порывом ветра.

Я и вода.

По своей глупости я забыла куртку, но зато взяла с собой холодную бутылку воды… Что ж, по крайней мере я больше не потею.

Я привыкаю к глубокому басовому эху, доносящемуся изнутри дома. Вскоре он становится лишь фоновым шумом по сравнению с шелестом листвы на деревьях и нежным плеском озера о булыжную мостовую. Но вдруг я слышу посторонний звук – что-то вроде хруста ломающейся ветки. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Джека. Наверное, он вышел проверить, как я себя чувствую.

И тут я вздрагиваю.

Ко мне направляется Элайджа.

Руки его спрятаны в карманы. На нем старая расстегнутая толстовка, откуда выглядывает футболка, обтягивающая крепкое и высокое тело. Он выглядит слегка растрепанным, но не пьяным, какими являются все внутри. Позади него, на дороге, я едва различаю припаркованный у обочины светло-голубой пикап.

– Ты приехал? – спрашиваю я, не пытаясь скрыть удивление.

– Да, дела закончились раньше, чем я предполагал.

– Правда?

Он качается на пятках, глядя на озеро.

– Я проезжал мимо и вспомнил, какие прекрасные виды отсюда открываются. Ты одна?

Все мои друзья веселятся внутри, пока я сижу на террасе в полном одиночестве. Я, наверное, выгляжу жалко.

– Не часто увидишь девушку, которая сидит одна снаружи дома, пока ее парень отрывается внутри, – замечает Элайджа, как только узоры на патио привлекают к себе все мое внимание.

Я пододвигаюсь, жестом приглашая его сесть со мной, и Элайджа садится.

– Ну вот, теперь я не одна.

– Действительно.

Одинокая лодка проносится по озеру, освещая путь точечным лучом света. Глядя на воду, мы погружаемся в тишину. Я сглатываю, пытаясь смягчить больное горло, которое от холода начало гореть еще сильнее.

– Спасибо, что пришел, – говорю я.

– Мне все равно нечем было заняться.

Мои плечи опускаются от прямого и довольно грубого ответа.

Элайджа, кажется, замечает негодование и пытается разрядить напряженную обстановку:

– К тому же не хотел тебя разочаровывать. Я же видел, как сильно ты хотела, чтобы я пришел.

Не веря своим ушам, я поворачиваю голову в его сторону.

– Ты шутишь?

Я чувствую, как он принимает оборонительную позицию. Тут до меня доходит, что мои слова прозвучали так, будто я не разрешала ему шутить.

– Да, и что?

– Мне кажется, я никогда не слышала, чтобы ты шутил, – признаюсь я искренне и легкомысленно, вызывая на его губах улыбку.

– Ну, я вроде как не клоун.

– Мне это нравится.

– Что? Когда я шучу?

– Да. – Я улыбаюсь. – Шутки – это то, чего точно не ждешь от Элайджи Блэка.

– Узнаешь меня получше – поймешь, что я полон сюрпризов.

Пока я обдумываю ответ, меня одолевает сильный приступ кашля. Я пытаюсь прочистить горло, но кашель становится только хуже. Щеки начинают пылать от боли и смущения. Я тяжело сглатываю, пытаясь хоть как-то избавиться от жжения.

– Зачем ты пришла, если плохо себя чувствуешь? – Элайджа хмурится. Наш смех остается в прошлом.

Проницательно. Хотя мою болезнь заметить не так уж и трудно.

– Это всего лишь простуда, – шепчу я. Говорить тихо однозначно легче. – Кроме того, кто-то ведь должен позаботиться о Джеке, – добавляю я.

Я чихаю, впуская в свое тело усталость и напряжение.

– Скарлет, у тебя простуженный голос, тебе не следует выходить из дома.

Я тянусь к забытой бутылке с водой, делаю пару глотков, которые на секунду или две успокаивают боль.

– Я должна быть с Джеком, – повторяю я.

Элайджа выглядит раздраженным, и я быстро продолжаю:

– Я знаю, что забота о нем не входит в мои обязанности. Но что, если он сделает какую-нибудь глупость, а меня не окажется рядом, чтобы помочь?

– Делай то, что считаешь нужным.

Я снова чихаю. Элайджа хмурится.

– Но не забывай о здоровье.

– Это не так просто.

– Почему?

Простой вопрос заставляет меня попотеть в поисках ответа. В глубине души я знаю, почему стремлюсь помочь Джеку или почему беспокоюсь каждый раз, когда он напивается или идет на вечеринку.

– Ему нужна моя помощь, – говорю я, надеясь, что этого будет достаточно. Но даже я знаю, что это не все.

Элайджа продолжает смотреть на меня, ожидая пояснений.

– Я не прощу себя, если с ним что-то случится, а меня не окажется рядом.

Возможно, если бы я была рядом с Максом в тот день, он был бы с нами и сегодня.

– Я потеряла дорогого мне человека. – Я смолкаю, чувствуя, как слезы обжигают горло. – Еще одну потерю я не переживу.

– Твой брат, – говорит Элайджа. В его голове как будто складываются кусочки головоломки; в глазах вспыхивает признание. – Макс, верно?

– Откуда ты знаешь его имя?

На долю секунды глаза Элайджи расширяются, словно он сказал что-то, чего не следовало говорить. Однако это проходит настолько быстро, что я начинаю сомневаться, не показалось ли мне.

– Мы живем в маленьком городе. Его смерть попала в заголовки газет.

Я киваю, пытаясь сдержать гнетущий груз печали. Макс был на шесть лет старше меня, и мало кто знает, что мы с ним были родственниками. Я, если честно, удивлена, что Элайджа это понял.

Газеты не говорили о том, как тяжело переживала семья; они лишь превратили трагическую аварию в дебаты о необходимости принятия закона, обязывающего мотоциклистов носить шлем.

У Макса были черные волосы, всклокоченные на макушке, и поразительные голубые глаза, на которые обращали внимание все девушки. В свое время Макс был стереотипным плохим парнем Роял Иствуда. Он ездил на чертовом мотоцикле, носил кожаную куртку и пах сигаретами, которые всегда держал под рукой. Я умоляла его бросить курить, угрожая раком легких, но он уверял меня, что с ним все будет в порядке.

И все же одна часть Макса, которая не соответствовала репутации плохого парня, заключалась в том, что он был удивительно приятным парнем. Он был заботливым, сострадательным, верным. Если бы вы взглянули в его суть сквозь кожаную куртку, сигареты и мотоцикл, он бы предстал перед вами святым человеком.

– И дня не проходит, чтобы я не вспоминала о Максе и о той боли, которую принесла его смерть, – признаю я.

Элайджа концентрируется на фонаре, который светит на док и освещает часть воды.

– Я тебя понимаю.

– Понимаешь?

И тут до меня доходит, что я не единственная, кто потерял брата.

– Мой брат тоже умер.

Он потерял брата одним из самых трагических способов, который только можно представить: смерть от передозировки наркотиков. Новости о случившемся распространились по школе и городу как лесной пожар, и для меня это был один из самых тяжелых слухов.

– Оливер, верно? – тихо спрашиваю я.

Элайджа, кажется, изумился, что я знаю и помню имя его брата.

Он кивает.

– Мне жаль, – сочувствую я. А что еще мне сказать? Три года назад я упустила свой шанс выразить соболезнования.

– Мне тоже.

Первые несколько месяцев после потери Макса оказались для меня самыми тяжелыми. Каждое утро я просыпалась и вспоминала, что его смерть – не ночной кошмар, а суровая реальность, с которой мне пришлось столкнуться. Все это разрывало меня на куски. Если честно, я даже не могу представить, каково это – справляться с такой болью в одиночку.

– Макс умер, оставив душевную боль, которую не сможет унять даже Джек. Никто не сможет.

– Потерять кого-то близкого – самое трудное испытание, – признает Элайджа. – Никогда не знаешь, насколько ты силен, пока не столкнешься с истинным горем.

От его слов по коже бегут мурашки.

Да, это правда. Ты не узнаешь, что такое сила, пока не столкнешься со смертью любимого человека и не выйдешь из депрессии, продолжив функционировать в повседневной жизни так, будто ничего не случилось. При этом, как бы ты себя ни вел, ты все равно будешь помнить о трагедии.

Я замечаю что-то красное и переключаю внимание на руки Элайджи. Откуда взялись эти пропитанные кровью бинты, обернутые вокруг костяшек? Да, кровь уже засохла, однако багрово-коричневый цвет трудно не заметить.

Не раздумывая ни секунды, я тянусь и хватаю его несчастные руки. Наш откровенный разговор остается в прошлом.

– Что случилось?!

Элайджа убирает руки.

– Ничего, – пренебрежительно отвечает он.

Я медленно перевожу взгляд с настороженного лица Элайджи на костяшки пальцев и вижу, что кровь буквально окрасила бинты в красный цвет.

– Дай мне свои руки, – требую я, едва сдерживая чих, который мог бы испортить столь авторитетный тон.

– Скарлет, это не…

– Дай мне свои руки.

Мы замираем на несколько напряженных секунд, а затем он молча вкладывает руки мне в ладони. Я достаю из кармана дезинфицирующее средство и бинты и тут же получаю вопрос:

– Откуда у тебя аптечка?

Я понимаю, что это довольно странно – внезапно доставать средства первой помощи.

Я улыбаюсь.

– Один из друзей Джека поранился, и я обработала его раны. Оставила набор на тот случай, если кто-то еще пострадает.

Я действительно удивлена, что с Брайсом не случилось ничего более серьезного, чем несколько царапин.

Я осторожно начинаю снимать повязки с левой руки Элайджи. Заметив, что они полностью покрыты засохшей кровью, хмурюсь.

Откуда у него раны? Он кого-то или что-то ударил?

Вопросы, которые начали безудержно всплывать в голове, быстро исчезают при виде настороженного взгляда Элайджи. Он явно не хочет, чтобы я задавала вопросы, поэтому я предпочитаю молчать.

Вместо разговоров я обрабатываю раны. Я смачиваю водой из бутылки чистую салфетку, вытираю засохшую кровь, накладываю мазь. Элайджа молчит. Я чувствую, как его глаза сверлят меня, но отказываюсь на него смотреть. Он явно не хотел, чтобы я помогала. Но почему? Возможно, просто боялся услышать вопросы. Вероятно, он разрешил помочь лишь потому, что я промолчала.

– Готово.

Когда Элайджа заканчивает разглядывать чистые бинты, он переводит взгляд на меня.

– Спасибо, Скарлет. – Его взгляд смягчается в знак благодарности.

– Не за что. Но я бы предпочла, чтобы ты называл меня доктор Такер.

Элайджа вскидывает бровь.

– Серьезно?

Мы оба смеемся над моим глупым замечанием.

– Нет, точно не сейчас, когда я услышала, как ужасно звучит мое имя.

Сильный порыв ветра охлаждает меня до костей. Я трижды чихаю.

– Джек дал тебе куртку?

– Дал. Но сразу же пролил на нее пиво.

Я чувствую, как напрягается тело Элайджи. Он смотрит на вереницу машин у входа.

– У меня в машине есть куртка.

Внезапный громкий треск из дома вынуждает меня обернуться.

– Я, наверное, пойду. Нужно проверить, жив ли Джек, – шепчу я, сожалея, что нас отвлекли.

Мое общение с Элайджей – самое веселое, что произошло на этой вечеринке. Мы оба встаем, и я стряхиваю пыль со своих шорт. И тут мне приходит мысль, что было бы приятно иметь трезвую компанию.

– Не хочешь пойти со мной?

Он смотрит на меня пару секунд.

– Думаю, я поеду домой. – Элайджа смотрит в сторону машины.

Не в силах игнорировать свое разочарование, я все-таки киваю и улыбаюсь ему.

– Я рада, что ты решил зайти, Элайджа.

– Я тоже, доктор Такер.

Прежде чем я успеваю ответить, он смеется над моей реакцией, доходит до машины и садится за руль. Я же не могу избавиться от единственного вопроса: откуда у него эти раны?

Вернувшись в дом, я оглядываю бушующий хаос. Люстра выглядит так, будто вот-вот рухнет на пол. Трудно сказать, насколько надежно она закреплена, поскольку отражающийся от нее свет каждые несколько секунд меняет цвета в такт музыке. Я пробираюсь мимо танцующих ребят и наконец замечаю пьяного Джека, кажущегося потерянным, будто он заблудился в собственном доме.

– Детка! – восклицает он, бросаясь ко мне. – Я искал тебя повсюду, красотка. Куда ты убежала? – Джек притягивает меня к себе, будто я отсутствовала много лет.

В пьяном угаре он имеет тенденцию становиться слишком милым.

– Я выходила на улицу. Мне нужен был воздух.

Кашель щекочет горло, но мне удается его сдержать.

– Я скучал по тебе и твоим сексуальным танцам, – протягивает Джек, заканчивая фразу не очень сексуальной икотой. – Упс, прости.

– Знаешь, было бы намного приятнее, если бы ты не был пьян.

– Ты… – он берет паузу, чтобы икнуть, – …самая сексуальная девушка, которую я когда-либо встречал.

– Правда?

Джек энергично кивает.

– Определенно. Прости, если я недостаточно часто говорю об этом.

Итак, несмотря на то, что все мое тело болит от усталости, я снова выхожу на танцпол. Джек по дороге выпивает очередной стаканчик какого-то алкоголя.

Когда он осушает еще две кружки пива или непонятно чего, я веду его в туалет, пока он не изверг весь свой дневной рацион на танцпол. Распахнув дверь, я толкаю его прямо к унитазу. Не проходит и секунды, как Джека начинает рвать, а вслед за рвотой начинаются истошные стоны. Я опускаюсь на колени.

– Все хорошо, Джек. Ты в порядке, – шепчу я, успокаивающе потирая ему спину.

Ты сам виноват.

Как только стоны стихают, я наполняю чашку водой и подношу ее к губам Джека.

– Выпей.

Он пытается залпом осушить целую чашку.

– Не торопись, иначе будет хуже.

– Как же мне с тобой повезло, Скар.

Я молчу.

Джек прислоняется к стене. Его лоб блестит от пота, и я нежно зачесываю его волосы.

– Ты удивительная, красивая, совершенная, – бормочет Джек, все еще пьяный, и закрывает глаза. – Ты заботишься обо мне. – Он снова открывает глаза, улыбается. – Я люблю тебя.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб.

– Ты устал? Наверное, пора заканчивать вечеринку.

Джек кивает. Я поднимаюсь, направляясь к импровизированному диджею и выключаю музыку. Все понимают, что на сегодня вечеринка окончена, и через десять минут в помещении никого не остается. Надеюсь, ребята не поехали домой пьяными. Обычно, когда у нас проходят вечеринки, я объявляю, что все, кто не в состоянии ехать домой, могут остаться здесь. Сегодня же мой голос недостаточно силен, чтобы кричать.

Когда последние гости уходят, я возвращаюсь в ванную. Джек все еще лежит на полу.

– Все ушли. Вот, возьми, – говорю я, протягивая две таблетки.

– Спасибо, красотка.

Я беру его за руку. Лихорадка, очевидно, возвращается – мои ладони становятся влажными.

– Тебе пора ложиться. Пойдем, я помогу тебе дойти.

Спотыкаясь, мы поднимаемся по лестнице и, наконец, попадаем в его комнату. Я стягиваю с него грязную одежду и оставляю в одних боксерах, как он любит спать. Затем я укладываю его под одеяло и открываю окно, чтобы впустить немного холода, как он предпочитает.

Уложив Джека в постель, я присаживаюсь на край кровати, чихая от врывающегося в открытое окно холодного воздуха. Из-за сильной боли в горле я морщусь и тяжело сглатываю.

Внезапно к моему лбу прикасается рука. Я опускаю взгляд на обеспокоенные глаза Джека, который заметно протрезвел после рвотных фонтанов в ванной.

– Скар, детка, ты вся горишь. Тебе плохо?

Неужели он наконец-то заметил?

– Я в порядке. Тебе нужно поспать, Джек.

– Что у тебя болит? Давай я приготовлю куриный суп с лапшой или что-нибудь еще? – настаивает он.

Но когда Джек начинает вставать, с губ его срывается глубокий стон. Он ложится обратно, крепко зажмурив глаза.

– Голова кружится. Тошнит.

Смахнув с его лба прядь мокрых волос, я кладу руку ему на щеку.

– Тебе станет лучше, когда ты выспишься. – Мой голос окончательно стал хриплым от напряжения.

– А как же ты? Я не хочу, чтобы ты болела.

– Спи, Джек. Все хорошо.

– Все будет хорошо, если ты останешься рядом. Я должен убедиться, что ты поправишься, – настаивает он.

– Нет, я не хочу, чтобы ты заразился.

– Значит, ты больна.

– Да, и я не хочу, чтобы ты тоже заболел.

Несколько секунд Джек изучает мое лицо, после чего опускает голову на подушку.

– Наверное, ты права. У меня большая игра в следующую пятницу.

– Именно. Игра, перед которой тебе нужно отдохнуть. Поспи немного; утром тебе станет лучше.

– Только если ты поправишься.

– Обязательно.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Спасибо за заботу, Скар. Я люблю тебя. Спокойной ночи, красотка. Будь осторожна на дороге.

Мгновением позже сон вступает в свои владения. Тогда я бесшумно выскальзываю из комнаты, выхожу из дома и еду домой, где наконец-то смогу отоспаться. Всю дорогу я кашляю и чихаю, виляя при каждом чихе. Горло напоминает наждачную бумагу.

Я подъезжаю к дому, аккуратно паркую машину отца и захожу внутрь как можно тише, чтобы не разбудить семью. Но когда я вижу свет, струящийся из кухни, меня тянет к нему, точно мотылька. Мама, одетая в ночную рубашку, стоит у столешницы, перед ней две чашки с теплым чаем.

– Привет, милая.

– Привет, мам, – тихо говорю я, устало улыбаясь ей в ответ.

Она кивает на чай.

– Это поможет твоему горлу.

– Как ты узнала, что я заболела? – спрашиваю я, вдыхая прекрасный аромат чая. Я подношу теплый напиток к губам и позволяю медовому содержимому успокоить горло.

– Скарлет, я твоя мама. Я все знаю.

Смеясь, я подношу чай к губам.

– Все-все?

Она ухмыляется.

– Больше, чем ты хочешь.

Я хмыкаю в ответ: она знает не так много, как ей кажется.

– Что это за парень, с которым ты общаешься? Элайджа?

Я едва не давлюсь чаем.

Откуда…

Она улыбается над кружкой.

– Я же говорила тебе. Я все знаю, милая.

Я качаю головой. Что ж, никогда не стоит недооценивать мать.

– Почему ты не спишь, мам? Уже два часа ночи.

– Не могла уснуть, – тихо говорит она.

С тех пор как умер мой брат, мама стала немного другой. Она впала в депрессию, из которой мы с папой едва смогли ее вытащить. Она просыпалась каждую ночь, кричала, чтобы Макс «уходил», «убегал». Я плакала вместе с ней и пыталась напомнить ей, что он не мог обогнать фуру. Объяснения, однако, не помогали. Я думаю, эти слова только усугубляли ситуацию.

К счастью, ее любовь ко мне и отцу оказалась сильнее, чем болезнь, и ей стало намного лучше. Она наконец-то смирилась с потерей, доказав не только свою силу, но и нашу, ведь все мы каждый день просыпаемся и продолжаем улыбаться, несмотря на трудности, с которыми столкнулись.

И все же ей по-прежнему больно осознавать, что Макса с нами больше нет.

Она не высыпается. Она бросила работу из-за депрессии и не вернулась даже тогда, когда пошла на поправку. Вместо этого она помогает отцу в компании, но формально – она безработная.

Может, она и не так счастлива, как раньше, но ее по-прежнему можно назвать любящей матерью, такой же самоотверженной и милой. Единственное, что изменилось, – в ее сердце не хватает большого кусочка, который никто и никогда не сможет восполнить.

– Мне жаль, мам.

Она грустно улыбается и быстро меняет тему. Она всегда так делает.

– Как прошла вечеринка?

Со вздохом я вспоминаю, как почти весь вечер нянчилась с Джеком. А потом на ум приходит Элайджа. Его компания оказалась бесценным подарком, поскольку поговорить нам удается достаточно редко.

– Кто стал причиной этой улыбки? Джек? Или Элайджа?

– Что? – переспрашиваю я. Щеки вмиг краснеют и наполняются жаром.

– Ладно, вот тебе мой совет, – говорит она, ставя кружку в раковину. – Поспи немного, Скар. Я добавила противовирусное в чай – завтра тебе станет лучше.

Мама направляется в спальню.

Я оглядываюсь на удаляющуюся фигуру. Ненавижу лекарства.

Не могу поверить, что моя мать только что меня накачала ими.

Глава 8

К счастью, моя простуда не переросла в мононуклеоз, грипп или что-то похуже, и состояние улучшилось после дня отдыха. Джек, понимая, что не позаботился обо мне должным образом, зашел ко мне вчера, чтобы побыть рядом и загладить вину. А чтобы не заразиться, надел медицинскую маску.

Арчи был несказанно рад моему столь скорому выходу на работу: оказывается, в мое отсутствие у нас появилось много заказов. Сегодня я работаю не покладая рук, хотя и не жалуюсь, ведь смена в мастерской – не самый плохой способ провести воскресный день. В любом случае я еще вчера сделала домашнее задание, потому что была буквально прикована к постели.

После третьей машины за день Арчи окликает меня, одновременно устанавливая пикап на подъемнике:

– Милая, у тебя, похоже, гости! Тот парнишка, Элай.

Я беру тряпку, чтобы вытереть жирные руки, и направляюсь к открытым дверям гаража. Арчи не успел вчера вымыть пол – подошва то и дело прилипает к липкой поверхности, заставляя морщить нос.

Я вижу, как Элайджа с трудом идет по дороге, толкая машину в сторону мастерской. Одной рукой он держится за открытую переднюю дверь, пока другой рукой управляет несчастным автомобилем. Лицо его не выражает эмоций, однако блестящий пот на лбу выдает его напряжение.

Сегодня на нем расстегнутая красно-черная фланелевая рубашка, надетая поверх белой футболки, которую он довольно часто носит. Запятнанная футболка стала почти прозрачной от пота, обнажив тем самым участки тела Элайджи. К своему удивлению, я замечаю, что у меня вспыхивает интерес.

Элайджа без всяких сомнений находится в отличной физической форме. Я даже не удивилась, узнав, что он ходит в спортзал. И все же не могу не признать, что эти знания разожгли воображение относительно скрывающихся под футболкой мышц.

Когда я подбегаю, чтобы помочь, Элайджа вмиг останавливается. Удивительно, но его дыхание сбилось совсем немного. Я вот запыхиваюсь даже после короткой пробежки.

– Какой сюрприз. Я и не думал тебя встретить, – говорит Элайджа, вытирая со лба пот.

– Не думал меня встретить в мастерской, где я работаю?

Он улыбается.

– В прошлый раз, когда мы виделись, ты была больна. А это, к слову, было всего два дня назад. Ты так быстро поправилась?

– Да. Вчера я целый день отдыхала. Сначала мне было плохо, но чем больше спала, тем лучше мне становилось. Зато мамино лекарство, которым она меня накачала, вызвало безумные сны. Мне приснилось, что у меня появился домашний питомец. Краб. Странно звучит, я знаю. Но все стало еще хуже, когда краб заговорил со мной человеческим голосом и…

– Вижу, тебе и правда лучше.

Румянец подбирается к моим щекам.

– Так что там сказал краб?

С моих губ срывается смех, и я перевожу разговор.

– Что с машиной?

– Не заводится. Заглохла несколько раз, а потом умерла. – Он берет паузу, смотрит на меня с замешательством. – Подожди, твоя мама накачала тебя лекарствами?

Я понимаю, что упомянула этот абсурдный и преувеличенный факт, поэтому мило улыбаюсь.

– Она подсыпала противовирусное в мой чай.

Элайджа подносит тыльную сторону ладони ко лбу, вытирая остатки пота.

– Как далеко отсюда сломалась машина?

Опираясь на открытую дверь, он смотрит на длинную дорогу позади нас.

– В нескольких милях.

– Несколько миль?! Ты не потерял сознание и не умер, толкая ее?

Лицо Элайджи становится смешливым, но он не отвечает.

– Ладно, давай дотолкаем ее до мастерской.

Элайджа колеблется. Я тем временем принимаюсь за работу: упираюсь ногами в асфальт и, держась за дверь, пытаюсь сдвинуть машину с места. Да только ничего не выходит. Расставив ноги для лучшего равновесия, делаю еще один вдох и толкаю вперед изо всех сил. И снова машина едва сдвигается с места.

Сделав несколько тяжелых вдохов, я переключаю внимание на Элайджу. И тут до меня доходит: он не помогает.

– Ты не хочешь… – я прерываюсь, чтобы перевести дыхание, – …помочь мне?

Элайджа вздыхает.

– Скарлет, я не знаю, сколько это будет стоить. У меня мало денег.

– Да брось! Не стоит беспокоиться о деньгах.

Он не отвечает. Барьер между богатыми и бедными заставляет его замолчать.

– Ты мой друг. Я помогу тебе независимо от того, сможешь ты заплатить или нет, – добавляю я.

– Правда? – удивляется он.

Я потрясена этому изумлению в тоне.

Продолжить чтение