(Не)настоящий ангел

Читать онлайн (Не)настоящий ангел бесплатно

Пролог

1999 год. Антон

Я чутко сплю. Прислушиваюсь к каждому шороху и звуку. На самом деле, даже не сплю, а просто делаю вид, чтобы мама не ругалась. Завтра в школу, но как тут спать, когда ждешь, что с минуты на минуту откроется дверь, и послышатся тяжелые папины шаги. Его не было почти месяц, дольше, чем обычно. Мама очень волновалась и часто вздыхала, получая очередную телеграмму. Еще она подолгу стояла у окна, словно папин Опель вот-вот въедет во двор и привычно просигналит, чтобы мы выходили. Но этого, конечно, не могло случиться, он же писал.

И чего она волнуется? Папа всегда возвращается. С подарками, новой машиной и широкой улыбкой.

Я очень его жду. В этот раз он обещал привезти мне видеокамеру. Ни у кого из пацанов такой нет. А я смогу снимать сюжеты и отправлять их в “Сам себе режиссер”. Когда-нибудь нас пригласят на передачу, и я прославлюсь на всю страну, получу в подарок еще одну видеокамеру, джинсы и целый набор мороженого Баскин Роббинс! Никого круче меня во дворе не будет.

С улицы доносится тарахтящий звук двигателя, я тут же вскакиваю с кровати и прилипаю к окну. Из-за угла дома поворачивает блестящая серебристая машина, подъезжает к нашей парадной и останавливается. Это батя! Батя приехал!

Мотор глохнет, хлопает дверца машины, мне плохо видно из-за деревьев, но это точно он! Перетаптываюсь с ноги на ногу, нетерпеливо вглядываясь в окно. Наконец-то, наконец-то он приехал!

К моменту, как в замке поворачивается ключ, я уже скачу возле входной двери. Первым его встречаю. Даже мама еще не встала! Батя шумно отряхивает ноги о порог и улыбается мне. Я бросаюсь к нему, чтобы вырвать из рук сумки, там же мой подарок!

– Привет, мелкий, – треплет меня по голове, отдавая одну из сумок. – Хоть бы поздоровался сначала, – смеется.

– Привет! – бросаю, уже несясь в комнату.

Включаю свет в большой комнате, чтобы разбудить маму. Но она уже и так встает, вдевает ноги в свои тапочки и завязывает халат. Проходит мимо меня в коридор, пока я распаковываю сумки. Папа всегда привозит кучу хлама. Какие-то банки с непонятными названиями, технику, вещи на продажу. О, конфеты! Развязываю пакет и тут же набиваю рот шоколадом. Вкусные. Но где же камера?! Содержимое сумки нещадно выбрасывается прямо на ковер.

Из коридора доносятся голоса родителей. Приглушенные, но все равно понятно, что снова ругаются. И чего они не могут быть нормальными? Почему все время нужно ссориться, они же так давно не виделись! Опять мама чем-то недовольна.

– Все, Валь, хорош, – слышится резкое за спиной.

В комнату входит папа, снова кладет руку мне на макушку.

– Ну что, мелкий, как четверть закончил?

– Хорошо! – гордо отвечаю, поднимая взгляд. – Четыре, пять. По матеше только… Но я исправлю.

– Молодец, – садится рядом со мной на корточки. – Держи, как обещал, – протягивает черную сумку.

Это камера! Камера!

Кручу в руках тяжелую штуку с надписью Panasonic. Ставлю на пол, открываю замок, затем липучку, вытаскиваю камеру, руки еле держат. Какая клевая!

– Спасибо, пап!

– Лучше бы куртку ему новую привез, у него зимней нет, – недовольно комментирует мама за спиной.

– Продам тачку и купим десять курток, – не смотря на мать, говорит батя, показывая, куда нужно вставлять кассету. Мама сзади шумно выдыхает и подходит к нам, собирая вещи, которые я разбросал. Сейчас опять начнется.

Подхватываю подарок и удираю в свою комнату. Плотно закрываю дверь, чтобы не слушать ругань. Хочется поскорее опробовать эту штуку!

Мне разрешают больше не ложиться спать и даже перед школой выйти поснимать на камеру двор. Вчера шел дождь и всю площадку затопило, везде грязь и пожухлые листья, ничего интересного. Вожу камерой из стороны в сторону, снимаю новую батину машину, парадную, окна нашей квартиры. Скукота. Так я никогда не сниму ролик для “ССР”. (ССР – передача «Сам себе режиссер – прим.автора)

Из парадной выходят соседи с мелкой орущей занозой. Как же я ее ненавижу, жуть! Жить с ней через стенку – настоящее испытание. Она все время орет, а когда не орет – плачет. Ее любят приводить к нам в гости, и она постоянно что-то ломает. Неделю назад она открутила голову Леонарду и поломала панцирь Донателло. (Один из героев мультсериала «Черепашки-ниндзя» – прим.автора) Я, конечно, отомстил, обмазав клеем волосы ее Барби. Вот ору стояло! А потом меня наказали. И все из-за этой мелочи пузатой!

Тетя Люда ведет ее за руку, поправляя дурацкую шапку на голове. Мелкая опять вопит, пытаясь стянуть ее с головы. Эй, это же моя старая шапка! И куртка моя! Она выглядит в этом глупо, сразу же понятно, что это вещи мальчишки, да еще и на пару размеров больше, зачем мама все время отдает ей мою одежду? Приближаю камеру на эту козявку и снимаю. Вот позорище. Подрастет, буду ее шантажировать!

Мелкая выкручивается из рук матери и все-таки стягивает дурацкую шапку. Её белые-белые волосы рассыпаются в разные стороны. Красивые. Но сама она гадкая. И чего мама ее все время ангелочком зовет? Противная и громкая. Слишком громкая для четырехлетки.

Пока тетя Люда возится с зонтом, “ангелочек” уносится прямо к огромной луже у мусорки. Разгоняется и прыгает в нее двумя ногами. Поднимаются брызги, и грязь фонтаном бьет ей в лицо. Вот это кадр! Делаю на камере максимальный зум, чтобы ничего не упустить, и злорадно смеюсь. Сейчас кому-то всыплют по жопе.

– Ангелина! – разносится по всему двору. – Ты что делаешь! – бежит за ней тетя Люда.

Малая громко смеется и продолжает топтать лужу. Конечно, на ней же резиновые сапоги, ей-то что. Вытерла лицо рукавом моей старой куртки и скачет себе дальше, пока тетя Люда ходит вокруг, охает, не знает, как подступиться к этой козявке.

– А ну вылезай! В садик опоздаем! Ваня! – кричит в сторону парадной.

Я перевожу камеру и ловлю в объектив отца мелкой занозы, он стоит у лавочки и курит какие-то жутко вонючие сигареты. Отбрасывает окурок в кусты и широко шагает в сторону белобрысой уничтожительницы черепашек. Останавливается возле мусорки, задумчиво смотрит на брызги грязи, летящие во все стороны. Ох, хороший будет ролик, сейчас кому-то влепят ремня!

Мелочь громко смеется, а это ничуть не лучше ее плача – словно гвоздем по стеклу. И продолжает скакать, устраивая настоящий фонтан.

Наконец, дядя Ваня расшнуровывает ботинки, снимает носки, подворачивает штанины и лезет к своей дурной дочери в лужу. Бр-р. На улице же холодина, теперь мелкой точно попадет за эти выкрутасы. Подхожу немного ближе, чтобы заснять гримасу на лице противной девчонки, это же самый лучший кадр будет! Но вместо испуга на ее лице красуется широкая улыбка. Дурочка. Совсем ничего не понимает.

Она тянет руки вверх к отцу, тот подхватывает ее и поднимает над лужей. Но вместо того, чтобы вытащить, с громким “плюх” опускает снова в воду. Грязь стоит столбом, их громкий смех раздается на весь двор. Дядя Ваня снова поднимает козявку высоко над головой и опускает в лужу. И снова, и снова.

– Ваня! – сокрушается их мама. – Ты что?! – но сама улыбается.

Странные они. Выплясывают с ног до головы в грязи и радуются. Меня б уже за уши отодрали за такое.

Я вздыхаю и захлопываю крышку камеры. Нет, это не интересно. Вот если б мелкой ремня дали! А так, на сюжет не тянет.

Я возвращаюсь домой, вынимаю кассету из видеокамеры и закидываю в стол. Стирать не буду, пусть будет компромат на будущее. Вот подрастет эта мелочь и будет, чем ее шантажировать. Страшной шапкой, мальчишеской курткой и грязью на все лицо!

Нужно только подождать!

Глава 1

Ангелина. Наши дни

Я не так, чтобы очень мстительная натура.

Просто бывают дни – чернее ночи, а бывает – чертов апокалипсис! Моим апокалипсисом стал грёбаный Макс Державин. Гений, красавец, самовлюбленный засранец. А еще мой босс. В списке его прегрешений числится не только мерзкий характер, раздутое самомнение и шовинизм, но еще и абсолютно атрофированное чувство самосохранения. Иначе, оправдать его гнусное “нет, дорогая, на место начальника ты еще не поистерла колени” – я никак не могу.

– Ангел мой, ты же не серьезно? – спрашивает с привычной ухмылкой.

Прислонился к отвратительной серой стене, скрестил руки на груди, смотрит с таким снисхождением… Так и воткнула бы ему в глаз Паркер с логотипом компании.

– О-о-о, ещё как, – достаю из сумки помаду, раскручиваю тюбик. – Ещё как!

Сбрасываю с рабочего стола гору папок, что он вручил мне накануне, гребаную канцелярию и даже клавиатуру с мышкой, чтоб не мешали моему плану возмездия. Раскладываю на столешнице несколько листов А4, скрепляю их между собой в огромный плакат. Размашисто пишу свой телефон и послание для чуваков из здания напротив. Ярко-розовая помада подходит для этих целей, как нельзя лучше, и плевать, что она стоила полтора косаря. Проживу недельку без винишка. Хотя после полугода работы на этого деспота, мне не помешает курс психотерапии, не то, что пару бутылок белого сухого.

– Ладно, Ангелина, поистерила и хорош. Скоро на встречу ехать, – отрывается от стены и делает шаг ко мне. Поправляет свой идеально скроенный пиджак, сверкая дорогущими часами, кидает взгляд на циферблат. Торопится, пакости кусок.

– Пф-ф-ф, это я только начала, Максим Витальевич. Дальше будет интереснее! – выпускаю нервный смешок и откидываю стертую практически под ноль помаду в сторону.

Хватаюсь за спинку стула и везу его к нашему огромному панорамному окну. Ножки противно скрипят по начищенной до блеска плитке. Перехватываю скрепленные листы за уголки, скидываю туфли и забираюсь на стул. Вытягиваю импровизированный плакат в руках. За спиной слышатся перешептывания коллег, на нашу с боссом маленькую перепалку сбежались гады, как звери к водопою.

– Ангелина, хорош, – шипит Макс, подходя ближе. Настолько, что моя задница, по его словам, единственное мое достоинство, оказывается перед его носом.

– Да пошел ты, – тихо выплевываю я.

Руки немного подрагивают. Еще бы, попробуй удержать такой транспарант на вытянутых руках! Меня слегка кренит в бок, но я ловлю баланс и прижимаюсь лбом к стеклу. Ну же, корпоративные задроты, киньте взгляд на конкурентов!

– К чему это шоу? – убирая из голоса промелькнувшее раздражение, спрашивает босс. – Разве на правду стоит так злиться? – подначивает.

Я крепче сжимаю челюсть. До скрипа зубов. Если бы он только взял свои слова назад… Но этот эгоистичный козел и правда считает, что я гожусь только для офисных утех и никак не могу быть руководителем отдела. С моими-то показателями продаж, после всего, что между нами было… Хотя это и сыграло со мной злую шутку. Сдалась под напором этих черных, как космос, глаз и наглых рук. Дура, дура, дура!

Ну ничего, подобной ошибки я не повторю.

Дышу глубже, не свожу взгляд со стекол офиса напротив. В том, что кто-нибудь обратит внимание на мое импровизированное объявление, я не сомневаюсь. Мы давненько перебрасываемся язвительными сообщениями таким изощренным способом. Наша конкуренция – единственное развлечение в мире дюбелей и краски. Даже ведём шутливый подсчет побед в тендерах, выставляя его на окне двусмысленными рисунками.

Да чем они там так увлечены, блин? Сидят, уткнулись в мониторы, ноль внимания.

Ладно.

Прижимаю плакат к стеклу грудью и вскидываю правую руку. Если махать долго и с чувством, глаз кого-нибудь из корпоративных кротов зацепится за мелькание в стеклах напротив. Плюсы плотно стоящих друг к другу бизнес-центров.

– Все, Ангел мой, я устал. Слезай со стула, – на спинку кресла ложатся загорелые пальцы. – Перенесем твой взрыв в другую плоскость.

– Даже. Не. Смей, – зло шиплю я, оглядываясь.

Только не хватало, чтобы, без пяти минут, бывшие коллеги услышали его недвусмысленный намек и сделали свои выводы. Да, я с ним спала. Да, почти с самого трудоустройства. И нет, это никак не помогло мне продвинуться по карьерной лестнице, наоборот, он теперь искренне считает, что на большее я и не гожусь.

Толпа за спиной почти рассосалась. То ли напуганные суровым взглядом босса, то ли потеряли интерес к сумасшедшей девице на стуле. Не прыгает из окна и ладно. Остались только мои верные пажи: Гера и Вадик. Два молодца, одинаковых с лица, мозг у них тоже один на двоих. И кого-то из них Макс назначит начальником отдела, серьезно?

Телефон на столе начинает трезвонить.

Я резво соскакиваю со стула, огибаю высокий силуэт козла-босса и босиком несусь к рабочему месту. Поднимаю трубку.

– Вы серьезно? – слышится серьезный женский голос на том конце трубки. Без приветствия, расшаркивания и преамбулы. И это даже к лучшему, нет времени передумать.

– Конечно, – выталкиваю из себя воздух. – Готова приступить немедленно! – последнее предложение подчеркнуто громко кидаю в каменное лицо Державина, пусть им и подавится сегодня вместо обеда!

– Ты работаешь по договору, дорогая, – спокойно парирует босс, слегка изломив губы в усмешке.

Нет, он все-таки считает меня тупой!

– То есть, мне нужно отработать три дня… а потом я вся ваша. Как и мой клиентский портфель, – последнее вывожу с особой кровожадностью, наблюдая, как меняется насмешливая маска на лице Макса на злобную. О да, в гневе он хорош, очень, очень хорош.

– Когда сможете подойти на собеседование?

– Да хоть сейчас, – совсем не по-деловому фыркаю в трубку, разгоряченная адреналином, курсирующим по венам.

– Я тебя не отпускаю, – цедит сквозь зубы козел напротив.

Зажимаю телефон плечом, берусь за ручку, чтобы записать контакты, одновременно почесываю нос средним пальцем. Надеюсь, мой легкий посыл достаточно красноречив.

– … седьмой этаж, офис 705.

– Угу, угу, – подтверждаю, что все поняла. – Буду через десять минут. Спасибо! – радостно прощаюсь, отрываю стикер с адресом и размахиваю перед лицом совершенно потерявшего человеческий вид засранца.

Глаза горят, вены на висках вздулись, желваки перекатываются. Примерно так в ужастиках выглядят вампиры, прежде чем высосать всю тебя досуха. Но как-то уже не страшно. У самой красная пелена перед глазами, подумать только, “не насосала я”. Повезло тебе, Державин, что не откусила, пока был шанс!

– Ты пока еще работаешь на меня, Ангел мой, и я тебя никуда не отпускаю. Рабочее время, – стучит по циферблату своих модных Кавалли.

– Ну, во-первых, не на вас, Максим Витальевич, а на компанию. А, во-вторых, – беру его руку и выкручиваю запястье, чтобы взглянуть на стрелки часов. – Обед. Трудовой кодекс, знаете ли, ничего не попишешь!

Выпускаю из пальцев дорогой пиджак и разворачиваюсь на пятках к выходу. Ноги неприятно холодит плитка, и я запоздало понимаю, что туфли так и остались у окна. Гордо вздернув подбородок, разворачиваюсь на сто восемьдесят и, обогнув пышущего гневом босса, иду за обувью. Подхватываю мои ненавистно-любимые лодочки и, опираясь на стекло, надеваю. Кидаю взгляд на здание напротив, натыкаюсь на все те же склоненные над компьютером лица. Но кто-то же меня заметил!

Обвожу взглядом весь коммерческий отдел конкурирующей фирмы, мысленно представляя, где буду сама сидеть. Может, мне уступит место вот тот, у раскидистого фикуса? Я люблю цветы. Или для меня лично поставят новый стол? Прямо напротив окна, чтобы Державин каждый раз смотрел на меня из своего офиса и локти кусал, как все просрал!

Перетаптываюсь с ноги на ногу, поправляя туфли, кидаю взгляд на брошенный на пол плакат “Возьмите меня на работу” и еще раз убеждаюсь, что все сделала правильно. Жаль помада закончилась на последних цифрах моего номера, сейчас бы не помешало поправить макияж перед важной встречей и Державину на зло.

Стук моих каблуков прокатывается по Опен спейсу (Офис открытого типа – прим.автора), отбиваясь от холодной плитки, забивая брошенные мне в спину слова злого босса.

Не важно, все это уже не важно. Я долго терпела его выходки, эти прятки от людей и его совершенно непомерное эго. Но ставить меня в один ряд с тупоголовыми подстилками – это вышка. Я достойна большего. А он достоин хорошей порки. И поверь, Макс, я уже достаю свой стек.

Глава 2

Ангелина

Поворачиваю ключ в замочной скважине, попутно пытаясь спрятать пачку сигарет поглубже в сумке. Это вторая за шесть дней. Если учесть, что до этого я не курила четыре года – не так уж и много, да? Но все равно не хочу, чтобы подруга ее видела. Прячусь, как школьница от суровой мамки, ей-богу. Я брошу, честно, брошу. Нужно пережить всего пару дней, когда окончательно отпустит, и я снова встану на путь ЗОЖ. Аминь.

Квартира встречает меня приглушенными голосами из-за запертой двери и смехом соседки. На двери ее комнаты висит яркий треугольник. Салатовый вырвиглаз носок. Не трусы в горошек – уже хорошо, на это добро под окнами я налюбовалась с лихвой. Как это произведение ивановского трикотажа с дерева снимал наш дворник – отдельная эпопея. Что они вообще там делали – история не для слабонервных. (Историю Иды читайте в книге «(Не)настоящий парень» – прим.автора)

Дверь в комнату Иды приоткрывается, и в свете коридора появляется и сам владелец ярмарочных труселей и радующих психически неуравновешенных людей цветастых носков. Сегодня в одежде, слава тебе, боженька.

– Приветствую, – подчеркнуто стелется он. Не поможет, ты мне не нравишься, и вряд ли это когда-то изменится, Фрейд недоделанный.

– И тебе не хворать, демон, – сбрасываю туфли и прохожу на кухню. Надеюсь, они не вылакали припасенное мной винишко?

Я, конечно, все понимаю, долгое примирение после первой ссоры, брачные игрища майских жуков и все дела, но я подругу уже три дня не видела, только этот злополучный носок и кривую ухмылку ее дрыща, изредка высовывающего нос из-за двери.

Открываю холодильник, окидываю взглядом не слишком густо заставленные полки. Так, винишко на месте – плюс одно очко мерзкому Слизерину. Мои маринованные кабачки тоже – еще полбалла. А вот огурцы сожрал, гаденыш, минус десять очков и “круциатус” на десерт! Ешьте своих бедных зверушек, а мои плодово-ягодные и растительно-клубневые попрошу руками не трогать. Я же не беру ваши живодерские колбасы.

Жить втроем мне, определенно, не нравится. Я рада за Иду и ее наладившуюся личную жизнь, но слушать стук кровати о мою стенку и засыпать каждый вечер в наушниках – выше моих сил. Особенно сейчас, когда я только-только вышла на новую работу и должна сразить коллег своими суперспособностями, а не синяками под глазами.

Уволиться в три дня оказалось проще простого: заявление в отдел кадров, где надо – подписать, где надо – покивать головой, от выплаты в трехкратном размере отказаться. Лишь бы отпустили. Выдержать этот колючий жаркий взгляд Державина, чей эгоистичный хвост я прижала своей выходкой – гораздо сложнее. Он удерживать не пытался. В своей излюбленной манере бросался остротами и снисходительными взглядами. Всячески намекая, что и там через постель не выйдет, и стоит ли менять его хлопковые простыни на еще чьи-то?

А я и не пыталась!

Я думала, у нас взаимная симпатия, и мухи от котлет, то есть мои деловые способности от постельных уж он-то отделить сможет! Самый молодой руководитель филиала, самый амбициозный карьерист, самый самовлюбленный засранец.

Чтоб ему икалось в его красивой двушке с видом на залив.

Достаю бутылку холодного белого сухого, делаю глоток прямо из горлышка. Кидаю взгляд на цветущий двор и забитую машинами стоянку. Черт, так снова покурить тянет. Если бы не два моралиста за стеной, открыла бы форточку и прямо здесь устроилась. Который сегодня день моей безуспешной попытки смириться с тем, что очередной мужик оказался козлом? Шестой день, правильно. Можно еще немного погробить свое здоровье, к двадцатому должна прийти в себя. Так было и в прошлый раз, не вижу причин в этот страдать дольше.

– Ты сегодня рано, – на кухню тихо прокрадывается раскрасневшаяся Ида. С блестящими глазами и смущенной улыбкой.

– Да нет, как всегда. Просто счастливые часов не наблюдают, – салютую ей бутылкой вина, прислоняюсь к подоконнику.

– Блин, прости, Гель, – оттягивает на бедрах широкую мужскую футболку, заливаясь краской. И чего стесняется, она как никто заслужила немного безудержного спаривания, а я не ее строгая мамаша, чтобы этим попрекать. – Мы, наверное, поедем к Вове сейчас, чтобы тебе не мешать.

– Вы мне не мешаете, просто скажи своему дармоеду, чтоб огурцы мои не трогал и будет мир, – в очередной раз приподнимаю бутылку и делаю глоток. Хорошее вино. И послевкусие почти радостное. – А носок кто придумал?

– Вова, – хмыкает подруга. – Так неловко, Господи, – снова тушуется, переминаясь с ноги на ногу. – Но мне завтра уже на работу, так что…

– Так что ничего не изменится, я все так же буду лицезреть его радостные семейники вечерами, – смеюсь почти по-настоящему. Ведь так, так?

– А у тебя как? – Ида слёту улавливает мое настроение, прищуривается и чуть наклоняет голову, всматриваясь в мое лицо.

Иногда я забываю, что шесть лет бок о бок сделали из нас ментальных близнецов. Ей не обмануть меня, а мне – её. Хотя весь остальной мир покупается на мои лживые глаза и улыбку каждый божий день.

– Ничего, – пожимаю плечами и снова делаю глоток спасительного напитка. Тугой узел в груди понемногу расслабляется. Но не настолько, чтоб петь и плясать, радуясь новому дню.

– Как на новой работе?

– Коллектив – отстой. Начальник – отстой. Рабочее место…

– Отстой? – со смешком подхватывает подруга, отодвигая стул за столом.

– Не, рабочее место ничего. Как раз возле двери. Сквозняк пока не добил мои почки, я слишком молода, так что можно сказать, наслаждаюсь бесплатным кондеем.

– М-м-м, какой оптимизм, – тянет руки к моей бутылке.

– Эй! – возмущаюсь, но отдаю. Ладно, еще успею в “КБ” (Магазин «Красное и Белое – прим.автора) за второй.

– Так, а что коллектив, неужели все так плохо? – делает глоток, возвращает бутылку мне.

– Да не, норм вроде. Просто все такие из себя в работе. Весь день слышен только стук клавиш и пролетающие по офису мухи.

– У вас есть мухи?

– Это образно. С клиентами по телефону почти не общаются, между собой тоже. Это почти пытка, – закатываю я глаза. – Лёлик и Болик хоть и были не слишком одаренными, но с ними было всегда весело, – вспоминаю Геру и Вадика. Хорошие пацаны, и чего мне один из них не приглянулся? – А эти… Хотя начальник не лучше, – кривлюсь я.

– Сухарь?

– Хуже. Женщина.

– Почему хуже?

– Потому что чувствует конкуренцию, – вздыхаю, объясняя элементарные вещи. Ида со своими грымзами на кафедре совсем забыла, что такое молодые амбициозные женщины.

– Она тебя… эм… ущемляет?

– Да нет, – ставлю пустую бутылку на пол. – Вот смотри, нормальная вроде девчонка, ну как девчонка, ей двадцать девять, но выглядит старше. Не суть. Вся такая запакованная в костюм, улыбки не раздаривает, все сухо и по делу.

– Так, – кивает подруга.

– Но сразу пометила территорию, указав, кто здесь главная сучка, – хмыкаю, видя широко распахнутые глаза соседки. – Выделила мне далеко не самое лучшее место, с коллективом не познакомила, я все сама. Никакого обучения не было, кинула в меня фолиантом и назначила онлайн курс по продукции. А сегодня уже поставила план продаж.

– Жестко.

– Да в принципе не особо еще, у нее там одни мужики в коллективе, она мягкой быть и не может. Но не слишком умно. Она могла бы заручиться моей собачьей верностью, стоило только быть чуточку хитрее, но решила идти другим путем.

– И что думаешь, как будет работаться под ее началом?

– Ну, всяко не хуже, чем под Державиным. Шовинист гребаный, – фыркаю, снова вспоминая этого засранца. Блин, а курить хочется все острее.

– Да забудь ты о нем, – вставляет Ида. – Он никогда тебя достоин и не был. Ты же сама знаешь.

Знаю. Знала. Но дурацкое влюбчивое сердечко уже нагромоздило картинок с счастливым концом, которого быть не могло. И теперь страдает от собственной слепоты и тупости. Это же надо на одни и те же грабли, из раза в раз!

– Э, нет. Забыть – это не наш метод, – подмигиваю подруге. – Я ему еще накрошу стекла в кашу.

– Что? – испуганно переспрашивает моя впечатлительная подруга.

– Да образно я, Господи, боже, – широко улыбаюсь. – Просто считаю, что за все нужно платить. И свои слова о моих интеллектуальных способностях он еще возьмет обратно. Это дело принципа.

И моей поруганной чести.

Хорошо, честь была поругана до него. Пару раз. Но это незначительный нюанс.

– Ладно, – отталкиваюсь от подоконника. – Я в “КБ”, вам что-нибудь взять?

Ида машет головой, встает и идет следом. Я надеваю свои безумные туфли, других у меня просто нет, и хватаю сумку и ключи с комода.

– Хотя знаешь, – снова заливается краской подруга. Прикусывает щеку изнутри и наклоняется поближе, чтобы шепнуть, как ей кажется, ужасно неприличную вещь.

– О, Господи, – воздеваю взгляд к потолку. – Вам на три или на двенадцать? Не отвечай, – выставляю ладонь. – Куплю на три, я больше не выдержу.

– Спасибо, – прикрывает рот ладонями.

Громко цокаю, разворачиваясь к двери. И чего так стесняется? Что естественно – то не безобразно!

Спускаюсь по пролету до первого этажа, выхожу в цветущий май. Погода для Питера не просто ласковая – душительно любвеобильная. Жарко и влажно, словно июль на дворе. Заворачиваю за угол дома и иду к соседнему, там, на первом этаже, расположился спасительный магазин с красно-белой вывеской.

Хватаю с полки свое любимое вино, встаю в очередь, возле кассы вспоминаю о презервативах для неугомонных кроликов из соседней комнаты.

Выхожу на улицу, останавливаюсь под раскидистой черемухой. Вдыхаю на полную глубину своих легких. Боже, ну и запах. Самое время убить его табаком. Достаю сигареты, зажигалку, вино ставлю на землю у ног. О, боженька, как прекрасна эта первая затяжка, как прекрасен мир, сосредоточенный на кончике тлеющей сигареты. Контроль, умиротворение, смерть. Я брошу, точно брошу. Докурю эту пачку и всё.

В сумке трезвонит телефон. Мама.

Откидываю окурок, словно она замела меня за гаражами с первой сигаретой, и поднимаю трубку.

– Да, мам!

– Ангелия, – ласково, на свой странный манер, говорит она, и я традиционно расплываюсь в улыбке. – Тут тетя Валя предлагает горящую путевку…

– Та-а-ак, – жду подвоха.

Куда горящую? В Подмосковье к очень состоятельным холостякам за пятьдесят? В Геленджик к дальним родственникам, у которых “очень хороший мальчик Айнур” только что институт закончил? Я скоро растеряю всю любовь к тете Вале с ее маниакальным желанием пристроить меня в надёжные руки. Даже собственная мать не так этим вопросом озабочена.

– Мы сегодня в девять улетаем! – огорошивает мама.

– Ку-да? – растерянно спрашиваю.

– В Турцию. Никогда там не была, представляешь, и, вот, едем!

– Поздравляю, – все еще ожидаю какой-то подставы. Мама вообще на самолете, кажется, в первый раз полетит, всю жизнь поездом и автобусом добиралась до курортов.

– Дочь, нужна помощь.

– Проводить? Встретить? Вай-фай показать, как настраивать?

– Нет, Вискас один же остается.

– Вискас? Ах да, – спохватываюсь я, плешивый кот тети Вали. Угораздило же ее прикормить это несуразное существо. – Я его забрать не могу, ты же знаешь, у нас питон, – и пускай он заперт от меня на три замка, а кормит его Ида, святая женщина, хозяйка квартиры точно будет против пушистой заразы.

– Да не надо. Просто приезжай по вечерам его покормить.

– Мам, – выдыхаю я. Блин, не ближний свет к ним каждый день после работы кататься.

– Мы всего на пять дней, ангелочек, – ну как маме отказать, а? Она единственная на всем белом свете из меня веревки может вить одним только своим “ангелочек”.

– Ладно. Ключи не забудьте оставить.

Кажется, до дома ждать не стоит, пора расчехлять вино под черемухой.

Глава 3

Ангелина

Интересно, существует ли какая-то премия, типа “дочь года” или, возможно, медаль за бескорыстную помощь нуждающимся котам? На государственном уровне? Я бы не отказалась от квартиры в столице или худенького внедорожника, врученного самим ВВ. Или такая щедрость только для героев страны? Эх, говорила мне мама: иди в олимпийскую школу, вырастят из тебя настоящую спортсменку, возьмешь все медали и заживем…

Не послушала я ее. Поэтому и торчу на окраине города обвешанная сумками с кошачьим кормом и пакетами для какашек. Потрясающий вечер. Метро, каблуки, потный жирдяй с сардельками и масляным взглядом у кассы “Пятерочки”. Вот как в этом недружелюбном для женщин мире оставаться трезвой?

Поправляю пакет в руках и тяжелую сумку со спрятанной в ней бутылкой вина. Да, это новая. Но кто меня осудит? Бокал перед сном – это даже полезно! Открываю своим ключом мамину квартиру и в ноздри тут же забивается затхлый запах старых вещей. Я люблю маму. Но она совершенно не способна избавляться от старья. Я съехала, как только моя комната была захвачена старой стиралкой, дедушкиными лыжами и пятью пакетами с детской одеждой. Балкон оказался слишком мал для всех этих "воспоминаний".

С каждым моим приездом квартира обрастает все новыми деталями. Например, эту эффектную шубу, изгрызенную в двух местах молью, я никак не ожидала увидеть переброшенной через дверцу шкафа посреди душного мая. О стопке подшитых газет вместо табуретки – лучше даже не думать. Слава богу, на то облезлое чудовище возле мусоропровода наткнулась тетя Валя, а не моя мать. Иначе к запаху старья примешался бы еще и другой, похлеще.

Чертов кот. Заочно обгадил мне все вечера на этой неделе.

Хватаю со столика ключи от соседней квартиры и бодро разворачиваюсь. Я давно научилась не замечать маминых странностей, так оно комфортнее жить. А она научилась не видеть, что ангелочек вырос в чудище лесное. Или это еще один ее супердар.

Закрываю мамину квартиру двумя поворотами ключа и делаю шаг к соседней. Так, какой же ключ, хоспади… Наугад тычу самым длинным в верхнюю скважину, делаю оборот, два, дергаю ручку – заперто. Для уверенности дергаю еще дважды, с нажимом, чтоб наверняка. Не-а. Закрыто. По лестничной клетке разносится бряцание металлической ручки и массивного брелка на ключах. Надеюсь, кот там не наделает кучу от страха, не хотелось бы пускать в ход пакеты. Не сегодня. Подбираю ключ поменьше для замка снизу – снова два поворота – опа! Открыто. Наружная металлическая дверь открывается с жалобным скрипом, внутренняя деревянная вторит ей в унисон. Не помешала бы мужская рука и пол-литра смазки. Как и всем нам. Издаю глухой смешок от собственной шутки.

Все, докатилась. Сама шучу, сама смеюсь у себя в голове. Может, пора притормозить с горе-пьянством? И словно знак вселенной, сумка соскальзывает с плеча и падает на пол. Слышится глухой удар стекла о ламинат. Боженька, пожалуйста, пусть дешевый кожзам самортизирует, пожалуйста, пожалуйста!

Тут же раздается тихое шипение, повествующее о том, что злой участи вино не избежало. И надо же было сегодня игристое взять!

Захлопываю за собой дверь, кидаю пакет с провиантом для кота-дистрофика на пол и берусь за сумку. Кожзаму хана. Из приоткрытой сумки поднимается стойкая пена, а снизу вытекает тонкая светло-розовая струйка и уделывает пол под ногами. Не хватало только, чтоб гадский зверь этого добра налакался и отдал душу кошачьему божеству. Оглядываю коридор – мохнатого Вискаса нигде не видно, спрятался, гаденыш, и точно где-то пакость откладывает. Блин.

Я даже не знаю, где у тети Вали тут тряпки, чтоб замести следы. Фак.

Ну что за жесть тянется соплей уже вторую неделю!

Выхожу из соседской квартиры, снова открываю мамину. Прокрадываюсь на мысочках до кухни, хватаю тряпку и ведро. Наливаю теплой воды, добавляю Пемолюкс, чтоб наверняка избавиться от липкой лужи. Возвращаюсь к коту, пятки которого так и не сверкнули в поле зрения. Хм, странно, а свет в коридоре был включен? Может, Вискас не так прост и знает пару фокусов?

Со вздохом отвращения оседаю на пол и стираю все, что натекло из сумки. Что делать с бедной подделкой под Гермес – ума не приложу. Ма-а-а-ать, там же телефон!

Быстро ныряю рукой во внутренний карман и достаю мой Айфончик. Мизинец цепляется за край треснувшего стекла и руку простреливает болезненное ощущение. Была б моя нервная система чуть послабее, я уже швырялась вещами и котом в стену. Но сейчас главное, что телефон в непромокаемом чехле и не успел пасть жертвой пенной вечеринки. Капли крови, которые смешиваются с розовой шнягой под ногами, волнуют меня в куда меньшей степени.

Я чертыхаюсь, пока выжимаю липкую, воняющую нотками земляники, тряпку. Чертыхаюсь, снимая туфли, сросшиеся с ногой за тяжелый рабочий день. И страстно матерюсь, неся на вытянутых руках ведро и кроваво-пенную сумку в сторону ванной.

Дверь ванной комнаты удачно распахнута, свет зажжен. Так, а вот это уже ни фига не странно, это уже пугает. Мой щедрый на теории мозг подкидывает варианты: тетя Валя бежала на самолет, как от пожара, и ей было тупо не до всей этой бытовой шняги с экономией электричества. Вариант два: Вискас – пугливый засранец, и она оставила свет для него. Вариант три…

Находится сейчас сзади меня. Шлепает босыми ногами по ламинату, пугая меня до чертиков. Надежды, что это кот – никакой. Слышится странный звук скользящего удара и крепкое мужское ругательство.

Мне конец. В квартиру пробрался домушник, сейчас стырит красивые теть Валины перстни и покромсает мое прекрасное лицо. Я стану одной из тех неудачниц, что оказались не в том месте, не в то время, и до конца дней буду вынуждена зарабатывать на программах типа “Пусть говорят!”. Плача и скрывая лицо за маской.

Перспектива меня обозлила.

Я внутренне собралась с силами, бесшумно отступила к зеркалу, прячась за полотенцами на крючке, и перехватила ведро двумя руками. Блин, надо было вытащить из сумки отколотое горлышко бутылки, чтоб обороняться! Но уже поздно, шаги становятся ближе, мое сердце подскакивает к самому горлу и ускоряется в таком ритме, что в ушах звенит.

Я подгадываю момент, выскакиваю прямо перед бандюганом и выплескиваю содержимое ведра вместе с тряпкой ему в лицо!

Домушник, явно не ожидавший засады, низко басит, матюкается, спотыкается о порожек ванной и вываливается на пол коридора.

Я перескакиваю через него, едва взглянув на покусителя на девичью честь и бриллианты, и несусь к входной двери. Мозг щелкает какая-то деталь, и я неожиданно притормаживаю. Оборачиваюсь, смотрю на голого мужика.

То есть, до того, как он упал, на нем еще было полотенце, скрывающее мужскую задницу. А сейчас – ни-че-го.

И знаете что?

Эта задница мне знакома.

Глава 4

Антон

Сердце уходит с орбит, бьется как ломаный бит

Я был почти убит, кто мы друг другу, кто мы?

Синий Солярис останавливается на очередном светофоре, и к горлу подкатывает тошнота. Вторые сутки в пути, без нормальной еды и сна – вымотают даже такого закаленного в жестких условиях человека, как я. В салоне душно, кондиционер, какого-то фига пашет на обогрев, окно с пассажирской стороны не открывается. И это пресловутый питерский “комфорт”. Я отвык, что с меня дерут деньги за просто так.

Прикрываю глаза, пытаясь добрать сна, пока едем от аэропорта. Ни черта не выходит, и к родному дому подъезжаю еще более раздраженным, чем выходил из самолета, после изнурительного полета.

Злой, как собака, выбираюсь из машины, забираю свой скудный багаж, в приложении мстительно ставлю водителю тройку. Секунду окидываю взглядом двор: будто ничего не изменилось и одновременно все совершенно другое. Отвык, забыл, подстерлось. Скучал. И в тоже время ни капли. Подъезд все так же пахнет краской, словно здесь постоянный ремонт, и немного жареной картошкой. Я безошибочно угадываю из какой квартиры распространяется аромат, кое-что никогда не меняется. Желудок противно сжимается, вспоминая, что в нем только отвратный сэндвич с курицей, который вручила стюардесса, и еще более мерзкий комбо-обед из кафе при аэропорте. Убил бы сейчас за мамины голубцы. Нужно было позвонить ей заранее, но решение вышло спонтанным, так что набрал уже буквально у трапа. Она не ответила, потом я был недоступен, лавируя над страной в большой железной птице. Потом недоступна стала уже она. Остается надеяться, что написанная между пересадками смс до адресата дошла.

На звонок в дверь никто не отвечает и надежда на то, что мама откопала телефон в сумке и увидела сообщение о возвращении блудного сына – тает на кончиках пальцев, что вдавливают залипающую кнопку в стену. Черт, хорошо, что свои ключи все еще ношу на связке.

Открываю двери, они противно скрипят, напоминая, что я хреновый сынок. Кидаю спортивную сумку на пол, протяжно выдыхая. Отработанным движением закрываю дверь на два замка, скидываю ботинки, отпихиваю их ногой под обувницу – старая детская привычка. Поесть, душ и спать. План – само совершенство. Кидаю взгляд на часы над дверью: единственное оправдание, почему мамы в это время нет дома и ее телефон все еще вне зоны – она укатила на дачу. Там всегда были проблемы со связью, а выйти к дороге, проверить не звонил ли кто, она не догадается. Откуда ж ей знать, что единственный и неповторимый сын решил явиться на порог родного дома спустя семь долгих лет. Потрепанный и злой.

Закидываю сумку в комнату, прохожу на кухню, открываю холодильник. М-да, мать явно не собиралась возвращаться со дня на день – пусто, хоть шаром покати. Залезаю в приложение доставки, выбираю ближайшее кафе и делаю заказ. Стягиваю пропитанную дорогой футболку и кидаю ее в стирку по пути в ванную.

Как раз успею в душ.

Планы меняются на берегу: теплая вода настолько привлекательна, что я опускаюсь на дно ванны, втыкаю затычку и с нескрываемым удовольствием вытягиваю замлевшее тело. Экран телефона светится оповещением, что из-за высокого спроса время ожидания заказа составит полтора часа. Отлично. Значит, спешить некуда.

Врубаю свой плейлист, втыкаю наушники, чтобы оглушить собственные мысли, и вырубаюсь прямо в наполовину набранной ванной.

Меня будит громкий сигнал оповещения о том, что курьер уже в пути. Встряхиваюсь, убираю наушники, включаю душ. Направляю поток прямо на туго соображающую башку. Отросшие волосы лезут в глаза и уши, одним движением руки смахиваю их назад, позволяя горячей воде стечь по лицу. Хорошо. Это немного бодрит и уже через пару минут я вылезаю из воды, чтобы встретить курьера. Обворачиваю одно из полотенец вокруг бедер, оно критически мало и в узел не завязывается, но дойти до сумки, брошенной в спальне, вполне возможно. Думаю, пацан не оценит, если я встречу его в таком виде, а уж если там девчонка…

Встряхиваю мокрые волосы, шествуя по квартире босиком. По пути включаю в коридоре свет, заруливаю в свою бывшую комнату. Мама удивительный человек, жесткой волевой рукой в два счета избавилась от любого напоминания о том, что здесь когда-то жил сын. Точно так же, как когда-то избавилась от всего, что напоминало ей об отце. Только его вещи летели с балкона четвертого этажа, мои, надеюсь, были удостоены менее жалкой участи. Открываю сумку, вытряхиваю скудный запас одежды на кровать. Отпуск был незапланированный и весьма скоропалительный в сборах. Ничего для дома даже не подумал захватить.

За окном орет сирена, и я привычно срываюсь проверить тачку. Запоздало вспоминаю, что это не может быть моя. Еще не принял ситуацию. Все еще мысленно там.

Перебираю рубашки и пару запасных штанов, размышляя, какова вероятность откопать в своем старом шкафу залежи каких-нибудь футболок. Хотя размер вряд ли подойдет. Семь лет и активные тренировки сказались и на ширине плеч, и на вкусе. Носить мрачные тряпки со старперскими рок-группами – отстой даже для человека в моем положении.

Из коридора доносится какой-то странный звук, похожий на стук. Курьер? Почему не было слышно звонка?

Придерживая полотенце от падения, иду проверить. Прислушиваюсь к звукам за дверью, заглядываю в глазок – ничего. Может, телефон вибрировал?

Иду в ванну, где оставил смартфон, по пути наступаю в какую-то лужу и поскальзываюсь, больно ударяясь костяшкой о стену. Что за черт? Это с меня что ли так натекло?

Захожу в ванную, успеваю выловить взглядом лежащий на стиралке телефон, когда мне в морду выплескивается какая-то вонючая жижа. Голову накрывает еще более вонючая тряпка, я оступаюсь и падаю, вспоминая весь свой богатый запас непечатного фольклора. Что за?..

Тело мгновенно активизируется, ощущая угрозу. В два четких движения сбрасываю тряпку, подскакиваю на ноги, готовлюсь размазать смертника по стене. К сожалению, полотенце осталось на полу.

К сожалению, передо мной само исчадие ада.

Глава 5

2002 год. Антон

– Я не хочу таскаться с ней в школу! – обиженно складываю руки на груди и отворачиваюсь.

– В школу не надо, только со школы, – мягко говорит мама, пододвигая ко мне бутерброды. Умаслить меня хочет, но не выйдет! Я эту мелкую отраву с собой на хвосте таскать не буду! – У тети Люды отпуск закончился, и она не может с работы отпрашиваться, чтобы Ангелочку забирать, а папы у них нет, ты же знаешь.

– У нас тоже нет! – взрываюсь я. С некоторых пор. И это ужасно злит, ненавижу, что он взял и бросил нас. Никогда ему этого не прощу!

– У нас – есть, – твердо говорит мама, – просто с нами не живет, а у них…

Краем глаза улавливаю, как мама складывает руки на столе и опускает голову. Ну да. Если бы мой папа умер… представить страшно, сразу глаза щипать начинает. Хотя предательство – хуже смерти. Никогда больше не буду с ним разговаривать!

– Нужно помогать тем, кому трудно, Антош. Когда-нибудь помогут и нам.

– Нам не нужно помогать! – возмущаюсь. Я уже взрослый и смогу решить любые вопросы, и никто нам с мамой не нужен.

– И все же… Мы же с тобой порядочные люди? – мама дожидается моего согласного кивка и продолжает. – Значит, важно делать добрые дела. Ангелочка еще совсем маленькая, а от школы идти далеко, ты, как старший товарищ, должен ей помогать.

– Но я ее терпеть не могу, – вздыхаю, переводя взгляд на бутерброды с колбасой. А есть-то хочется.

– Антош, ну ты старший, будь умнее.

– Она все время задирается, – протягиваю руки к тарелке и хватаю бутер.

Это чистая правда. Эта козявка жить не может без того, чтобы меня не выбесить. Липнет, как банный лист, таскается повсюду за мной и всегда позорит перед друзьями. Еще и со школы ее забирать – пацаны засмеют.

– Тогда давай договоримся так: ты помогаешь, а на Новый год Дед Мороз тебе принесет, что захочешь.

– Мам, – смотрю на нее со снисхождением. – Ну мне тринадцать, а не три! – беру кружку с чаем и отхлебываю, запихиваю в рот бутер.

– Приставку тебе купим, которую хотел, – улыбается она.

– Что, Сони Плейстейшен? – чуть не поперхнувшись, выдавливаю.

– Какую скажешь, – улыбаясь еще шире, встает из-за стола, чтобы достать с верхнего ящика конфеты.

Кладет целых три штуки передо мной и выжидательно смотрит.

Конфеты и обещанная Сонька делают свое дело: я сдаюсь. Старую Сегу давно пора на помойку, она уже не тянет. И пацаны просто лопнут от зависти.

– Ладно, – хватаю конфеты и сую в карман олимпийки, пока мама не передумала. Лимит конфет на сегодня уже превышен.

– Какого хорошего сына я вырастила, – треплет по голове, разлохмачивая волосы.

Я морщусь от этого жеста и уворачиваюсь, терпеть не могу эти телячьи нежности. Но чего только не стерпишь ради Соньки. И конфет.

– Сегодня после школы тогда не забудь Ангелочку забрать с продленки. Я вам тут суп оставила, придете, поедите.

– Что, ее к нам тащить? – бурчу я.

– Ну не оставлять же ее одну, Антош!

– Тогда еще три конфеты. Сейчас, – иду ва-банк.

– Тебе нельзя столько сладкого, ты знаешь, – хмурится мама.

– Я все сразу есть не буду, – вру я.

– Ладно, – мама кивает, снова лезет за пакетом на верхнюю полку пенала. Я краем глаза примечаю, куда она прячет их на этот раз. Сто пудов перепрячет, когда я уйду, но попытка – не пытка.

Младшие классы находятся в другом крыле школы и, чтобы не запалиться перед друзьями, приходится обежать здание с левого крыла и зайти с отдельного входа. Тут все как я помню: мультяшки на стенах, низкие скамейки и пахнет булками. Столовая совсем рядом. Поправляю рюкзак на плече и, выдохнув, стучусь в дверь первого “Б”. Училка мелкой смотрит на меня с удивлением, но отпускает ее со мной без вопросов.

Козявка морщит нос при виде меня, но без вопросов встает, хватает ранец и выходит.

Подходит ко мне и больно бьет огромным рюкзаком в живот. Да что она там камни носит?

– Понесешь, – вместо “спасибо”.

– Обойдешься, – кидаю рюкзак в нее.

Она не ловит, и тот с громким грохотом падает на пол. Зараза упирает руки в бока и поджимает губы. Два белобрысых хвоста смешно раскачиваются на голове.

– Я все маме расскажу!

– Нашла, чем напугать, – фыркаю.

– Твоей! – вредно добавляет она.

У-у-у, мелочь пузатая! Так бы и взгрел портфелем!

– Значит так, – ей только покажи слабину, сразу под дых ударит. – Рюкзак тащишь сама. Идешь молча. Не бесишь. Иначе сама ходить будешь, поняла?

– А вот и пойду! – разворачивается на пятках так, что два хвоста описывают дугу и чуть мне в лицо не бьют и шагает в сторону раздевалки.

Ну что за вредина! Подхватываю оставшийся на полу ранец и тащусь за ней. Мама меня убьет, если узнает, что эта… сама домой поперлась. “Сонька и конфеты. Сонька и конфеты” – повторяю про себя.

Мелкая натягивает куртку, хватает пакет со сменкой и отбирает у меня из рук свой рюкзак. Пыхтит, одевая последний, и чуть не заваливается, когда рука не попадает в лямку. Бросает такой взгляд, что становится не по себе. На всякий случай прикрываю руками штаны, не знаю кто ее научил, но последний раз, когда я получил от нее коленом, мне не понравилось.

Из школы выходим молча. Заноза громко пыхтит, держась за лямки рюкзака, и время от времени подпрыгивает на месте, чтобы его поправить. Она слишком мелкая для огромного ранца с “Утиными историями”, да и для своего возраста. Вот была бы не такой противной, я бы помог. А так пусть терпит. Я же ее терплю.

– Что тебе мама пообещала за то, что будешь со мной ходить? – спрашивает неожиданно.

– Соньку. А тебе?

– Киндер, – вздыхает малявка, не отрывая взгляд от своих ног в блестящих ботиночках.

– Это ты продешевила, – смеюсь над ней.

– Я люблю Киндер, – тихо отвечает она.

По упрямо поджатым губам я понимаю, что она пытается не заплакать. Она давно уже не воет по каждому пустяку, но я всегда знаю, когда хочет. Неожиданно мне становится неприятно. Не надо было говорить так, не красиво. Я же знаю, что у них не так много денег.

– Эй, семечек хочешь? – толкаю ее в плечо, останавливаясь возле ларьков.

– Нет, – зло говорит она.

Но я все равно подхожу к бабулькам у ларьков, достаю три рубля и прошу отсыпать стакан.

– Тебе в кулек или в карман? – спрашивает улыбчивая бабулька с ярко-рыжими волосами.

– В кулек. И жвачку, – достаю рубль.

– “Турбо”?

– “Барби” – вздыхаю, кидая взгляд на мелкую, которая топчет комок грязи своими красивыми туфельками. Вот дурочка.

Забираю семечки и стягиваю с плеч мелкой рюкзак.

– На, держи, – протягиваю ей жвачку. – Мир?

Она задирает лицо и смотрит на меня своими огромными глазами. Они меня всегда пугали, слишком уж большие. Потом широко улыбается, выдирает у меня из рук жвачку, распаковывает и быстро закидывает в рот, разглаживая фантик пальцами.

– Ни-ваф-то, – говорит, энергично жуя. А на губах все такая же вредная улыбка.

– Ну и дура.

Глава 6

Ангелина. Наши дни

– Волосатый, – торжественно произношу я.

– Чего? – не говорит, шипяще выплевывает "парень из прошлого, и та еще задница".

Тянется за полотенцем на полу, хмуря кустистые брови. Поздняк, конечно, я уже все рассмотрела, мог не суетиться.

– Оброс, говорю, – складываю руки на груди, скользя нарочито-вызывающим взглядом по его торсу.

Красивый, зараза. Красивее, чем я помню. Но ни одна мышца на моем лице не дрогнет, чтобы польстить этому хренову Копперфилду. Трюк с исчезновением стал его короночкой.

– Это все, что ты можешь сказать спустя столько лет? – строит недовольную гримасу. Классический Арсеньев.

– Привет, засранец, – радостно скалюсь. – Понравилось земляничное шампанское?

– Так вот что это была за гадость, – кидает взгляд на тряпку у ног, крепче сжимая рукой полотенце на бедрах.

Мощных таких бедрах, с волосатым прилеском, уходящим вниз. Глаз не отвести. Я, собственно, и не отвожу. Могу себе позволить не мяться краснеющей девственницей у его порога, уже не восемнадцать.

– Пошла по кривой дорожке, алкоголь, нападение, кражи со взломом? – рычит повзрослевший мальчишка.

– Эй! Я пришла покормить кота! – пихаю мыском пакет под ногами.

– У мамы нет кота! – самодовольно скалится.

Словно в ответ из ванны раздается грохот падающей на плитку сумки со стеклом внутри.

– Ага, – строю ехидную рожу. – Зато, кажется, завелся домовой.

Делаю решительные шаги в сторону открытой ванны, но Антон, ожидаемо, не отступает. Развернул тут свои широкие голые плечи на весь коридор! Я подхожу к нему нос к носу и задираю голову, чтобы взглянуть в хмурое лицо. Переглядки – наша любимая детская игра. Он всегда сдавался первым, а я бессменный победитель. Но годы, кажется, прошли не напрасно, он натренировался. Мы оба не сдаёмся. Пялимся глаза в глаза, не смея моргать, пока веки не начинает щипать от подступивший влаги. И хотя я упрямо смотрю в серые зрачки, вспоминая грозовое небо сентября, в котором он меня бросил, общая картинка изменившегося лица отпечатывается в голове: заросшие густой щетиной скулы, собранные возле уголков глаз морщинки, выбеленный шрам на нижней губе. Всего этого раньше не было, и каждая деталь поражает. Почему-то я была уверена, что время над ним не властно, как над чёртовым Дорианом Греем.

Интересно, что видит перед собой Антон?

– О чем думаешь? – наконец, не выдерживаю тишины. Это ещё одна излюбленная игра: он ненавидел, когда я пыталась залезть к нему в голову.

– Что гребаная планета слишком тесна.

– Ты поэтому уехал на другой конец страны, проверить эту теорию?

– И стоило лишь ступить на родную землю – ты приперлась ее топтать.

– Я могу свалить, кота будешь кормить сам, – цежу сквозь зубы.

– Нет здесь никакого кота, мать ненавидит животных! – выталкивает из себя горячий воздух прямо мне в лицо.

– Мявф-ф, – раздается помесь кота со змеёй под ногами.

Антон широко распахивает глаза и переводит, наконец, взгляд вниз. Возле его голой волосатой ноги трётся самое жалкое существо в мире: Вискас с подранным в неравной дворовой схватке ухом и не зажившим до конца шрамом через весь левый глаз. Помню, когда я только увидела это жалкое зрелище, он был после ветеринара, и плохо сшитые края разодранной морды торчали самым безобразным образом. Сейчас это чудовище Франкенштейна выглядит ещё сносно, но все равно отпугивает не закалённого человека.

Антон в ужасе отшатывается назад, невольно отпихивая мохнатого зверя ногой. Вискас в свою очередь обиженно фырчит и плюется, решая сменить объект для внимания. Мягко переступает по ламинату в мою сторону, и я замечаю, что его лапы липнут к гладкой поверхности. Черт, вляпался в игристое, видать, теперь и его мыть!

Я присаживаюсь и подхватываю с пола нервно шипящее животное.

– Познакомься, Вискарь, это – твой новый хозяин, – тычу котом в лохматого Арсеньева.

– Его зовут Вискарь? – удивляется Антон.

– Вообще-то Вискас, но судя по запаху от этой наглой морды, он успел приложиться к игристому в моей сумке. Впрочем, это больше не мои проблемы. Держи, – чуть ли не кидаю кота в застывшего засранца.

Вискас проделывает дугу по воздуху, истошно вопя на своих мучителей – то есть меня – и попадает точно в подставленные руки Арсеньева. Хорошая реакция, зачёт тебе, Антоша. Полотенце, правда, снова на полу. Я выгибаю брови, не стесняясь снова взглянуть на богатство повзрослевшего друга детства. А там как бы есть на что взглянуть! Правда, мне полюбоваться долго не дают, безжалостно прикрываются драным котом.

Эх, ну ладно. На меня сегодня и так хватило зрелищ.

Шагаю в освободившийся проход и ныряю в ванну. Поднимаю с пола сумку, оценивая ущерб от разбившейся бутылки, вытряхиваю содержимое в раковину. Убедившись, что избавилась от стекла, споласкиваю кожзам под струей воды, вытираю полотенцем, выуживаю среди осколков бутылки то, что осталось живо из моих вещей и снова кидаю в сумку. Я иллюзий не строю: до дома доберусь и сумку придется выкидывать. Черт. Что за дебильный день?

– Ну что, счастливо оставаться. Не хворать вам с Вискасом, "Но пасаран", "Чао бамбино", – приходят на ум дурацкие лозунги.

Не глядя в сторону застывшей парочки, выхожу из ванны. В спину словно воткнули палку, прямее я её ещё не держала – то женская гордость взяла верх и желание не пасть лицом в грязь. Поправляю туфли на полу, всовываю правую ногу в жаркую кожу, сразу становясь на десять сантиметров выше. Лицо обжигает внимательный взгляд. Не насмотрелся, ты посмотри.

Всовываю вторую ногу, ещё раз встряхиваю сумку в руках и шагаю к двери, гордо задрав подбородок.

– В пакете корм и пакеты для какашек, – бросаю перед тем, как дёрнуть ручку.

– Для какашек? – брезгливо отзывается Арсеньев, все ещё застывший с Вискасом вместо щита.

– Да, представь себе, коты иногда срут, – кидаю последний колючий взгляд на волосатого соседа. – Но хотя бы не в душу.

Открываю дверь, перешагиваю порог. Громко стучу каблуками, сбегая по лестнице вниз. Сердце подпрыгивает в такт каждому движению.

Невероятно.

Просто сумасшествие.

Арсеньев вернулся.

Успокойся, глупое сердце, история не повторится. Романтическая прогулка по граблям – совсем не моя тема.

Глава 7

Ангелина

Стою под раскидистым каштаном – нашей гордостью двора и пытаюсь унять сердцебиение. Это какой-то очень трешовый сценарий развития событий. Похоже на одну большую-большую подставу.

Но мама бы не стала, нет. И тетя Валя тоже. Они ведь не знали. Не знали же?

Дыхание никак не придет в норму, а тянущее чувство в груди все разрастается и разрастается до огромной дыры, что казалось, дано затянулась. Я не верю во все эти “пронесенная через года любовь” и “он посмотрел на нее, и все былые чувства нахлынули”. Я за рациональный подход. Он меня бросил? Бросил. Воспользовался? Воспользовался. Ни разу за все эти годы не вспомнил? Не вспомнил. Значит, тот жар, что растекается от макушки до кончиков пальцев – жгучая ненависть, дань прошлым дням.

Надо же было этому засранцу вернуться, когда все мои ментальные щиты трещат по швам, благодаря очередному мудаку на пути. Я всерьез задумываюсь, что выбираю не тех мужчин: закрытые, недоступные, те еще уроды. Не внешне, с этим проблем у меня никогда не было, каждый последующий ничуть не уступал предыдущему: все высокие, темноволосые, с волевым лицом. Самовлюбленные эгоисты и циники. Типаж очень схожий, как и то, что все они, без исключения, в итоге топтались по моей самооценке и уходили, громко хлопнув шатающейся дверцей моей души.

Это надо закурить.

Роюсь в сумке и выуживаю на свет дня измятую, наполовину пустую пачку сигарет. Достаю одну, зажимаю губами, тянусь к зажигалке. Дверь сзади издает протяжный звук, выпуская наружу кого-то из соседей. Я быстро вынимаю изо рта сигарету и прячу. Доложат ведь маме, не лучшее место терять самообладание.

Мимо проплывает дядя Саша с первого этажа, сам любитель покурить у парадной. Он привычно останавливается у урны и достает свою дешевую “Балканскую звезду”. С минуту я решаю, не присоединиться ли, все же мне уже не шестнадцать, у него отличная зажигалка и он любить потрындеть, что, видит бог, мне сейчас не помешает… Но потом мозг все же просыпается, подсказывая, что идея – отстойная и те две минуты отвлеченных разговоров, что я получу, не помогут унять гребаную тахикардию, а в последствии еще и принесут проблем. Что бы ни было, спокойствие мамы для меня все еще на первом месте. Так что я просто здороваюсь с соседом и отхожу ближе к детской площадке. Там стоит трансформаторная будка, за которой я когда-то и попробовала первую затяжку. Излюбленное место всех подростков.

Тут все, как я помню: разбросанные бычки, неприличные граффити на стене. Все-таки что-то никогда не меняется. Снова зажимаю сигарету зубами и чиркаю зажигалкой. В кои-то веке она срабатывает с первого раза. Делаю первую затяжку и блаженно запрокидываю голову к небу. Солнце греет лицо, а дым заледеневшее нутро. Ну вот какого хрена он приперся? Почему сейчас? Почему такой же, как раньше, разве время не должно было нас поменять? Встряхнуть, перевернуть, перепрошить. Мы должны были измениться и повзрослеть, стать другими людьми, мило улыбнуться друг другу – словно все прошлое – в прошлом – и мирно попрощаться, чтобы ни в коем случае не всколыхнуть пожар, что вечно разгорался от наших скрещенных взглядов.

Но стоило лишь встретиться глазами – полыхнуло будь здоров. Ничего не забыто, мы все те же подростки. Ненависть снова пульсирует нервным током по венам. Лишь бы в этот раз не спутать ее с другим чувством, чтобы не появилась очередная кровоточащая зарубка на сердце. Там уже опасно нет места.

Надо искать плюсы.

Например, теперь, раз он вернулся, мне не придется каждый вечер таскаться на кормежку кота. Дерьмо опять же руками убирать. Чем не положительные моменты?

Черт, надо вернуть ключи тети Вали на место, если она приедет, а ее сынок опять куда-то свинтил – будет отстой.

Выкидываю окурок, встряхиваю головой, выгоняя ненужные мысли, и бодро шагаю к парадной.

– Ты бы завязывала, дочь, – отвечает на мою доброжелательную улыбку дядя Саша, докуривая вторую сигарету и ясно давая понять, что мои прятки за трансформаторной будкой не остались тайной. – Не женское это дело.

– Обязательно, – мысленно выставляю ему большой, жирный…

Не женское дело. А что женское? Рыдать в подушку и впадать в депрессию после каждого разочарования? Всем нужны вот такие моменты силы и контроля, когда ты точно знаешь, что владеешь ситуацией. А что сигареты зло – прописная истина, спроси любого, кто держит в руках пачку, просто это осознанный выбор темной стороны. Лучше такая мелкая слабость, чем просто быть слабой.

Прикладываю ключ от домофона, открываю дверь. Мимо меня проскальзывает хрупкая фигурка девчонки-курьера в яркой желтой куртке и тихо благодарит. Я иду к лифту, она ныряет на лестничный пролет. Какая шустрая, с таким рюкзаком и субтильным телосложением, и явно не опытная – совсем не экономит силы. Я еще помню времена, когда самой приходилось вот так по району гонять, чтобы заработать первые деньги. К концу дня ноги еле передвигались.

Кабина старого лифта со скрежетом движется вниз, пока не останавливается на первом этаже. Он меня всегда немного пугал хотя бы потому, что его год выпуска сильно старше, чем мой. Но сегодняшний день был и так чересчур долгим и утомительным для девушки на каблуках, поэтому я решаю сэкономить немного энергии. В конце концов, это дело минуты: подняться, открыть квартиру, кинуть ключи тети Вали обратно на мамин комод, закрыть дверь и снова залезть в лифт.

Дверцы разъезжаются на этаже, и я с удивлением застаю девчонку-курьера у соседской двери. Она жмет звонок и нетерпеливо перетаптывается с ноги на ногу.

Я подхожу к маминой квартире, засовываю ключ, успеваю провернуть один раз, прежде чем соседская дверь распахивается.

– Добрый день! – звучит бодрое приветствие “желтой куртки”. А затем, – о, боже! – выдает с придыханием.

Да ладно, там максимум на “вот это да”. Неужели и правда во всей красе дверь открывал? Не успел натянуть портки за столько времени? Любопытство перевешивает мое твердое “плевать мне на него с высокой колокольни”, так что я делаю шаг назад и ненавязчиво заглядываю за соседскую дверь через плечо девочки-курьера.

Сначала я даже не понимаю, чего она так ахнула. Арсеньев выглядит почти как человек: в джинсах и футболке, никаких неприлично висящих достоинств. Влажные волосы зализаны назад, а не торчат, как у психопата, каким я встретила его ранее. Правда, в его руках красуется огромный грязный нож, с которого что-то капает на пол.

Девчонка отшатывается от двери, и мне предстает более детальная картина: по коридору шествует кровавый кот, медленно тащит по ламинату окровавленную лапу, по его морде стекает красная струйка и окрашивает шерсть на груди и животе. Истошный кошачий вой только прибавляет напряжения сложившейся ситуации. И в совокупности с ножом в руке Антона все это выглядит не очень.

Какого хрена, Арсеньев?!

Я больше не хочу копать яму во дворе под покровом ночи!

Антон

День как-то не задался. Хотя есть эпитет покрепче.

Неадекватная соседка в самолете, чокнутая дома – похоже, это что-то кармическое.

– Что думаешь, Вискарь? – подношу уродскую морду кота к лицу и вглядываюсь в это недоразумение.

Это, конечно, подстава подстав от матери. Все детство канючил у нее котейку, а получал лишь неизменное “только через мой труп”. Хотя готов был на самого бесхожего и блохастого, лишь бы был, как у всех. То ли мать смягчилась на старости лет, то ли так мстит за вынужденное одиночество.

Вискас смотрит на меня одним целым глазом, шипит и замахивается когтистой лапой, очевидно, желая сделать мое лицо похожим на свое. Хорошо, не стал буянить, прикрывая самое ценное от взгляда мелкой занозы. “Не такой уж и мелкой уже” – подсказывает уставший мозг.

Выпускаю нервного кота на пол, он тут же фыркает, словно ругается на меня, и с важно задранной покоцанной мордой шествует в сторону кухни. Выходит громко. Во-первых, потому что у этого разбойника с большой дороги не когти, а когтищи, стучащие о ламинат, как вбиваемые гвозди. А, во-вторых, его лапы липнут к тому самому ламинату из-за лужи, в которую мы оба с ним вляпались.

Что за черт, кстати говоря?

Эта чудачка так набросилась с самого порога, что ни черта выяснить не удалось: ни какого хрена она тут натворила, ни почему мне в рожу прилетело вонючей тряпкой. Почему под ногами сейчас разливается мутная сладкая лужа и какого хрена я все еще стою в ней абсолютно голый?

Швыряю полотенце под ногами в самый эпицентр разлива, оно и так уже все пропиталось землянично-помойным запахом, и направляюсь в комнату. Нужно хотя бы портки натянуть, чтобы не остаться без шаров, с которыми гарантированно захочет поиграть Вискарь, когда я буду прибирать за чокнутой. Это тоже какой-то круг сансары. Вот вернулся в старую жизнь и все по накатанной: она, я, бесконечный треш. Всю жизнь за ней разгребал и отгребал за нее, как говорится: никогда не было и вот опять. Едва переступил порог родного дома.

Встряхиваю единственные джинсы, достаю припасенную футболку, она неприятно липнет к телу, и я вспоминаю, что так и не смыл незабываемое приветствие от чокнутой.

Иду в ванную, кошак трется в коридоре, шурша пакетом. При моем появлении выдает наглое “мяв”, слегка шипяще. Шепелявый кот-пират. Огонь.

– Жрать хочешь? – зачем-то спрашиваю это недоделанное создание.

– Мя-яв, – истошно вопит он, присаживаясь на тощий хвост.

Господи, до чего же жалко создание. Но умный, все понимает. Или у меня уже крыша едет от жесткого недосыпа, разговаривать с мохнатой мордой?

– Ладно, пошли, – подхватываю пакет с кормом и делаю шаг в сторону кухни.

Кот-пират радостно плетется за мной, все еще прилипая лапами к полу. Надо его сполоснуть после кормежки. Вопрос только, настолько мне это нужно, чтобы рисковать своим лицом?

Кидаю пакет на кухонный стол, включаю кран с водой, ополаскиваю лицо, кожу которого стянуло от липкой жижи, прилетевшей в него. Волосы прочесываю назад, чтоб не мешались, ворот футболки оттягиваю, чтобы добраться до шеи. Хоть ты снова в душ лезь.

Очередное гневное “мяв” за спиной напоминает, что мои потребности нынче не в приоритете. Наглое создание восседает на столе и помахивает облезлым хвостом. Еще и недоволен, ты посмотри.

Выключаю воду, высыпаю содержимое на стол. Какая ирония – Вискас для Вискаса. Хотя выбор весьма приличный. Тут тебе и тунец в желе, и рагу с лососем, и паштет из телятины. Чтоб я так питался. Перекидываю пакетики с кормом на край стола, выбирая, чем сегодня будет ужинать этот доходяга, когда побитая морда подталкивает ко мне консервную банку. Облезлый, побитый, а губа не дура у котяры. Я б тоже заточил “террин с уткой, морковью и шпинатом”. Желудок неприятно сводит, напоминая о голоде. За всем этим нескончаемым трешем забыл о курьере из доставки. Надеюсь, он уже у порога, иначе придется открывать консерву и на себя.

Вискарь спрыгивает со стола, пока я споласкиваю пыльную банку под струей воды, и топает в сторону ванной. Если он пошел мыть лапы – я начну верить в переселение душ и высший разум.

Дергаю колечко на банке, оно отрывается так и не подцепив край крышки. Ненавижу такие ситуации. Выдвигаю пару ящиков, чтобы найти открывашку, натыкаюсь взглядом на большой керамический нож. Отлично, вполне сойдет. Всаживаю его в податливый металл, подцепляю крышку, прорезаю ее по кругу. В дверь звонят. Наконец-то.

Ослепленный голодом, иду открывать прямо с ножом в руке. Как только огибаю дверцу открытой ванны, раздается душераздирающий вопль кота и позвякивание стекла. Да чтоб его! Разбил что-то?

Открываю дверь, на пороге стоит девушка из “Яндекс.Доставки” с огромным рюкзаком на спине. Мило улыбается и здоровается, пока не замечает огромный нож в моей руке. Я собираюсь пошутить и улыбнуться, но девчонка бледнеет и охает еле разборчивое “о, боже!”, смотря мне за спину.

Я перевожу взгляд на источник яростного завывания и столбенею. Кошак как будто лез через колючую проволоку: весь изрезан и оставляет кровавую дорожку на и так пострадавшем сегодня ламинате. Да что, блин, за день сегодня такой!

Выдыхаю, понимая, как выглядит вся картина в целом, с испачканным ножом и залитым кровью облезлым котом на периферии. Снова перевожу взгляд на курьера и встречаюсь не с одним, а двумя недоуменными взглядами. А эта здесь что снова делает?

– Арсеньев, твои маниакальные пристрастия все возрастают! – выдает зараза.

Я стискиваю зубы, чтобы не начать угрожать ножом этому исчадию зла. Не хорошо будет выглядеть со стороны, девчонка-курьер и так выглядит, словно сейчас заорет “полиция!”.

– Он что-то уронил в ванной, порезался, наверное, – оправдываюсь исключительно перед доставщицей еды. Только отряда с вызовом по 245 статье мне здесь не хватало.

– Черт, – выплевывает моя кармическая ошибка, отталкивает курьера плечом и проскальзывает в квартиру. Громко цокает каблуками в сторону раненого кота, подхватывает его на руки, не страшась быть испачканной в крови и шагает к ванной.

Отчаянная амазонка. Ни хрена ее годы не успокоили.

– Ты совсем дятел? – поворачивается с искаженным гневом лицом. – Не мог бутылку убрать?

Предчувствую гребаную разборку в Бронксе.

– Давайте заказ, – устало выдыхаю, поворачиваясь к курьеру.

Девчонка немного отмирает, стягивает большой рюкзак, расстегивает его на полу. Видимо, поняла, что я не живодер со склонностями к таксидермии и немного успокоилась. Хотя это не мешает ей бежать по лестнице, как ошалелой, едва передав пакет мне в руки.

Захлопываю дверь, поворачиваюсь к двум моим главным проблемам. Сегодня. И по жизни.

Кот нежно укутан в одно из маминых полотенец, за что, уверен, снова прилетит мне, и убаюкивается на руках у пышущей гневом чокнутой.

– Ты вообще неадекват! – стреляет в меня своими огромными глазищами. Почему они с возрастом стали только больше и более пугающими?

– Он жив? – задаю вопрос вместо ответного нападения.

– Сильно порезался, надо везти зашивать, – выдыхает огнем.

– Чем он так? – делаю шаг в их сторону, заглядываю в ванную, натыкаюсь на крошево стекла в раковине и дважды два сложить не составляет труда. – Серьезно? – перевожу взгляд на идиотку. – Ты разбила бутылку и оставила стекла в раковине?

– Ты должен был их убрать! – кричит в ответ.

– С какого это… я должен был? – цежу сквозь зубы.

– Это твоя квартира! Ты меня сам выгнал!

– Ты просто, – поднимаю руки в воздух и сжимаю кулаки у ее лица. – Просто невозможна!

Желание убивать, с которым я успешно боролся последние годы, снова расцвело буйным цветом. Дело оказывается, не в людях, а во вполне себе определенной особе. Рядом с ней и святой возьмет на душу грех.

– На том и порешили! Держи! – впихивает мне в руки запеленованного кота. Нож, все еще зажатый в руке, падает на пол. – Приятно тебе развлечься этим вечером!

Разворачивается на каблуках и бьет меня волосами по лицу. Специально же, зараза!

– Не-не-не, дорогуша, ты поедешь со мной в ветеринарку и оплатишь космический счет за этого долбокота, – успеваю перехватить ее локоть.

В меня снова стреляет острый взгляд арктических льдин. И так быть не должно, знаю, но от этого все внутри разгорается животным желанием. Не логично и очень остро.

Глава 8

Ангелина

– Подвинься! – пихаю локтем в ребро сидящего рядом Арсеньева. В ответ получаю тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей и гневное шипение кота.

Прости, Вискас, я метила не в тебя. Но на пути к ребрам засранца встал облезлый кошачий бок. Кот, на удивление, ведёт себя прилично. Наверное, опыт дворовой жизни подготовил его ко всему и мелкие порезы не кажутся уже чем-то за гранью терпимого.

Мы представляем из себя весьма странное трио: я – в рубашке с кровавыми потеками, Антон с запеленованным чудищем на руках и, собственно, кот – великий и ужасный. Больше, конечно, ужасный. Интересно, тетя Валя заметит появление новых шрамов на этой неосторожной морде или мне повезет? Эх, вот если бы кота можно было подменить так же просто, как неожиданно сдохшую рыбку.

– Что ты ерзаешь все время?! – гневно шипит на меня нервный мужчина рядом.

Да потому что скоро мой красивый круг сзади превратится в квадрат от этого пластикового стула! Почему так долго, серьезно? Что-то я не вижу тут очереди из окровавленных котов к ветеринару. Только мы и гуляющая по коридорам бабулька. Ее пудель сейчас как раз в руках доблестного врача.

– Не мог другую ветеринарку найти, с мягкими стульями? – огрызаюсь я. По дебильному, понятное дело, просто раздражение требует найти выход и сорваться на кому-нибудь – потребность.

– По мнению гугл карт, это ближайшая круглосуточная, – устало выдыхает Арсеньев.

Он прислоняется спиной к жутко выкрашенной стене позади, вытягивает ноги и прикрывает глаза. Серьезно? Решил поспать?

– Слыш, – бью его кулаком в плечо. – Страдать – так вместе!

Но тут даже Вискас не на моей стороне. Прикрыл глаза и тарахтит на мужской груди, закутанный в полотенце. Пригрелся, гад. Ему что, вообще не больно? Может мы зря труханули и сорвались к врачу и всё само зарастет?

Но острое чувство вины напрочь затмевает усталость и желание махнуть рукой на двух неприятных мне самцов. Всё-таки я разбила бутылку, я же не выкинула осколки, даже не подумав о коте. Хотя так этой мохнатой пьяни и надо! Никакого инстинкта самосохранения, чисто бомжатские привычки – лезть куда не следует ради бухла. Никакой породы и самоуважения.

– За что мне все это, – чуть слышно бухтит старый добрый недруг.

– Серьезно? – фыркаю я, да так громко, что тетка за стойкой ресепшена поднимает взгляд на нашу парочку. – Долго еще? – не упускаю возможность рявкнуть в ее сторону.

Ну, не то, чтобы рявкнуть, но громко и раздраженно спросить.

– У врача срочная операция, вам же объяснили, – чуть ли не сквозь зубы говорит она.

– А врач только один, ну конечно! – не унимаюсь. Вот было бы у меня винишко – я была гораздо добрее.

– В ночную смену дежурит только один, – коротко отрезает не очень приятная сотрудница. Или это я на ее взгляд не очень приятная?

– Зашибись сервис, – тихо ворчу.

Прислоняюсь головой к стене позади и пару раз гневно выдыхаю, пытаясь совладать с раздражением. Нужно поесть. Срочно. А то я голодная и уставшая могу и покусать кого-нибудь. Предпочла бы знакомую мужскую задницу, но чую, не обойду стороной и тетку за стойкой.

Кидаю взгляд на Антона, сохраняющего пойманный дзен. Он немного развернул голову в мою сторону и смотрит из-под опущенных век на меня. Тяжело и вдумчиво. Классический взгляд, пронесенный через года.

– Чего? – рявкаю и на него.

– Ты совсем не изменилась, – ставит диагноз.

И это тот случай, когда слова – не комплимент.

– Много ты знаешь, – выходит чуть более отчаянно, чем хотелось бы. Я отвожу взгляд и встаю с пластикового стула – орудия пыток двадцатого века. Последний раз такие в садике видела.

– Ты куда? – спрашивает сурово.

– Успокойся, размяться схожу, задница затекла, – кидаю из-за плеча и иду на выход. Чувствуя, как чей-то взгляд приклеивается к той самой, почти квадратной части тела.

Наглец.

Красиво дефилирую до разъезжающихся дверей, превозмогая боль в ноющих ступнях. Я выброшу эти туфли, как только доберусь до дома, отвечаю. Но пока – это отличное орудие мести. Пусть смотрит и впитывает, насколько я изменилась.

Выхожу на улицу, вдыхаю посвежевший вечерний воздух. Даже курить не тянет, от голода уже подташнивает. Вижу мигающую в темноте вывеску продуктового магазина и срываюсь туда. Выбор в маленьком магазинчике такой же, как и его размер – никакой. Беру пачку печенья и бутылку воды. Возвращаюсь в самую убогую клинику из всех, что я видела.

Антон положения так и не сменил: сидит с вытянутыми ногами и прикрытыми глазами, отросшие патлы лезут в лицо. В какой день за прошедшие семь лет он решил, что бритва и парикмахер его враги? Я помню его совсем другим и это странно. Этого нового человека хочется изучить, разобрать на косточки и препарировать. Последнее – из мести. Грудь с дрыхнущим котом мерно приподнимается и опускается в такт вдохам, и я позволяю себе немного вольностей. Скольжу взглядом по длинным крепким ногам в высоких ботинках, останавливаюсь на паху. Там, кажется, тоже произошли изменения. Определенно, в лучшую сторону. Я почти уверена, что Арсеньев отрубился и не заметит моего пристального внимания, но все же отвожу взгляд и даю себе мысленную оплеуху.

Не. Интересно.

Тихо присаживаюсь на стул рядом, стараюсь бесшумно открыть пачку печенья, но в тишине приемной шелест упаковки – сродни танковым гусеницам, проезжающим по гравию. Щеку тут же обжигает знакомое тепло. Ненавижу то, что привыкла чувствовать этот взгляд за километр.

– Будешь? – милостиво протягиваю Арсеньеву пачку.

– Ореховое? У тебя есть шикарный план по моему устранению?

Точно. Аллергия. Кое-что время все-таки вымывает.

– Как хочешь, – пожимаю плечами и засовываю в рот сразу половину “Юбилейного”. – М-м-м, – мычу специально и совсем не от удовольствия. Я не поклонница сладкого, тем более на голодный желудок. Просто было либо оно, либо килька. Кильку точно отобрал бы кот.

Антон шумно сглатывает, сверля меня глазами. Вот кто точно не отказался бы от печеньки. Как он весь этот пресс нарастил со своим пагубными пристрастиями?

Я продолжаю нагло и с упоением жевать, наблюдая за кислой миной проснувшегося мужика. Потом открываю бутылку воды и присасываюсь к горлышку. Господи, ненавижу сухомятку, рот словно песком забили. Арсеньев наблюдает и за этим процессом, смотрит, как во мне исчезает сразу половина бутылки воды, потом на мои губы, плотно обхватившие горлышко и снова нервно сглатывает.

М-м, кажется, у кого-то настоящая жажда.

А я очень, очень мстительная зараза.

Глава 9

2004 год. Антон

– Это вышло случайно, – мнусь перед рыдающей малявкой, как второклассник.

Это ж надо было так накосячить! Мелкая зараза заливается такими горючими слезами, что меня всего аж скручивает. Вот и поиграли в X-Box с пацанами. Веселью хана.

– Блин, ну случайно на него сел, не реви, – раздраженно кидаю в мелочь, но она отчего-то не успокаивается, а принимается рыдать еще громче. Как сказала бы математичка – по экспоненте. И это невыносимо, честное слово, хуже только шуршание пенопласта и Бах в исполнении криворукой соседки сверху.

– Не реви, тебе говорят! – прикрикиваю. Но это не работает.

Лицо малявки все красное, глаза – как два пельменя, нос весь в соплях. Ну чего так убиваться? Подумаешь – хомяк! Смотрю на часы, через час должна прийти мама, и если эта зараза не успокоится, опять влетит мне. Хотя я не виновен даже. Какого фига он вообще делал на нашем диване?

– Тох, ну чё? – заглядывает в комнату Санёк. – Мы играть еще будем?

– Не будем, – раздраженно кидаю я.

– Да брось ты ее, порыдает и успокоится сама, чё с ней возиться, – выдает друг. – Там Серый за Барселону ща рубиться будет. Пошли.

Поворачиваюсь к нему и кручу пальцем у виска. Неужели не видит, какая космическая жопа тут намечается, если малявка не успокоится? Мать точно отберет приставку и запрет дома на ближайший год за этого дебильного хомяка.

– Пошли, – толкаю его в спину, выгоняя из комнаты.

Прикрываю дверь, рыдания немного приглушаются, а затем переходят в дикий вой. Жопа, как она есть.

– Всё, игре конец, – оповещаю друзей, входя в зал.

Серый ставит игру на паузу и отрывает взгляд от телека.

– Да ты прикалываешься! – не верит он.

– Мать скоро придет, а тут эта… – киваю головой на стену, за которой продолжаются громкие всхлипы. – Мне кранты.

– Отстой, – Серый кидает на пол джойстик и встает. – Завтра доиграем?

– Не знаю, если мелкая не успокоится, мать приставку заберет, ты ж знаешь.

– Не повезло тебе, – хлопает по спине Санёк. – Сёстры – это жесть.

– А эта даже не сестра, – вдевает ноги в кроссы Серый. – Я б на твоем месте прикопал ее где-нибудь за школой, – громко ржет над своей шуткой.

Я ржу в ответ, хотя не смешно ни разу. Им не объяснить, что такое ответственность и мамин шантаж.

Закрываю за друзьями дверь и возвращаюсь в комнату. Мелкая все так же рыдает, уткнувшись в колени лицом. Два белобрысых хвоста раскачивают в такт всхлипам. Рядом с ней на моем одеяле валяется дохлый Роджер. Больше не веселый, потому что труп. Вот на фига она его сегодня в школу таскала? На фига из клетки тут выпустила?

Сажусь с ней рядом, вздыхаю.

– Конфет хочешь? Я знаю, где мать прячет.

Мелкая затихает, но голову не поднимает, просто отрицательно машет. Тихонько всхлипывает, но уже не воет, как раненная. Хорошо.

– Хомяки вообще долго не живут, – решаю утешить. – Года два, не больше.

Очередной всхлип превращается в громкий вой, от которого аж мурашки по рукам бегут. Да что она так убивается, что я такого сказал?

– Я тебе завтра другого притащу! – наконец, меня озаряет. Точно, в зоомагазине их видел, недорогие и все на одно лицо. Морду. Хотел Need for Speed купить, конечно… но лишь бы мама не узнала.

– Я не хочу другого, я хочу Роджера! – вскидывает голову и стреляет в меня краснющими глазами.

– Будет Роджер два! Назовешь его Великим!

Мелкая вытирает сопли рукавом и кидает взгляд на тушку почившего в бою за диван хомяка. Ее лицо снова кривится, словно вот-вот рванет новый поток слез.

– И колесо! – вставляю, пока она не опомнилась. Помню, она у матери все выпрашивала.

– Морскую свинку! – тут же успокаивается мелочь, снова проходясь рукавом свитера по лицу. – И колесо.

– Нет, погоди. Так все поймут, что с этим хомяком стало.

– Ты его убил! – прищуривается и поджимает губешки.

– Давай договариваться. Я тебе хомяка и колесо, а ты никому ничего не рассказываешь.

– Не-а, – качает головой. Один хвостик от энергичных движений съезжает ниже с макушки, и заноза становится ужасно похожа на Пеппи Длинный чулок. Такая же… зараза!

– Хомяк, колесо и поильник?

– Поильник, колесо и морская свинка! – победно загибает пальцы, кивая.

Переговорщик от бога. И такая же пройдоха.

– Ладно, – пораженно выдыхаю. – Но никто ничего не должен знать!

– Угу, угу, – кивает и вскакивает с кровати. Радостно улыбается, оттого что удалось развести меня на нового питомца. Хорошо, что не щенка попросила, отделался, можно сказать, малой кровью. – Ой, – прикрывает рот ладошкой, натыкаясь взглядом на дохлого Роджера. – Надо его похоронить.

Кидает на меня взгляд полный печали. Я снова вздыхаю.

– Пошли, коробку для него найдем. У тебя есть лопатка детская? – разворачиваюсь в коридор.

– Не-е-ет, откуда?

– Ну вы же возитесь там в песочнице?

– Ты дурак? Мне уже девять!

– Малявка, – фыркаю я.

– Сам такой! – пинает по ноге. Больно.

И смотрит дерзко и с вызовом, знает, что ничего ей за это не будет. “Девочек бить нельзя, девочек бить нельзя, девочек бить нельзя!” Даже если они совершенно дурные. Вот если б ее мать иногда брала в руки ремень, как моя!

Но я просто стискиваю зубы и открываю шкаф, чтобы найти подходящую обувную коробку. Все ради X-Boxa. Ремень уже давно не помогает, так что у мамы новые способы моего воспитания. И я привык платить за слезы мелкой заразы.

Нахожу коробку, укладываю в него хомяка, и под тоскливые вздохи мелкой перевязываю ее толстыми нитками. Мы выходим во двор и крадемся под каштаны. Где дохлого Роджера еще хоронить?

Копать яму приходится найденной палкой. “Ангелочек” стоит на стрёме. Заговаривает зубы соседям, отгоняет собачников, а когда приходит время закопать коробку со сдохшим питомцем, даже не всхлипывает. Держится прямо, как солдат, мужественно опускает на кучку земли сорванные на клумбе неподалёку нарциссы и громко вздыхает. Я отряхиваю руки от земли и становлюсь рядом с мелкой. Мне жаль, что так вышло, самому неприятно оказаться убийцей, но надеюсь, наш договор облегчит и мою совесть, и ее грусть.

Маме она ничего не говорит, на следующий день получает обещанную морскую свинку, колесо и поилку. А уже вечером того же дня я обнаруживаю свой X-Box сломанным.

“Прости, это случайно вышло” – совершенно не соотносится с дерзким взглядом огромных глаз. – “Я случайно на нее села” – убеждает в коварности мелкой заразы.

Но предъявить мне ей нечего, в отличие от меня, она сразу во всем призналась и с гордостью понесла наказание от своей матери.

Так я узнал, что девчонки ничего не прощают.

Глава 10

Ангелина

Жаль, я не пошла учиться на ветеринара. Озолотилась бы.

Когда мне протягивают счет с четырехзначной цифрой, я слегка фигею. Потому что это настолько впечатляющая четырехзначная цифра, что еще немного и стала бы пятизначной. А на карте у меня такой нет. Дома лежит наличка, рассованная по конвертам с надписями “квартира”, “мама”, “туфли” и ни одного “на кота”. Я кидаю злой взгляд на Арсеньева, стоящего в нескольких шагах от меня и внимающего словам коновала, только что с садистским удовольствием шившего морду кота.

Антон держит на руках уснувшего от анестезии мохнатого монстра и важно кивает с совершенно непроницаемым лицом. Конечно, он же очень по-мужски сбросил на меня этот денежный вопрос, чего ему париться?

А все, между прочим, из-за него.

Я вздыхаю и потираю пальцами лоб. Думала, времена унижений из-за надписи “недостаточно средств для совершения операции” уже позади, но, как показывает практика – никто не застрахован. Облокачиваюсь на стойку регистратора и кидаю еще один прожигающий спину взгляд на Антона. Стоит, как монументальная статуя, широко расставив ноги, поигрывает красивой трапецией плеч. Зараза. И задница очень…

– Готово? – поворачивается ровно в тот момент, когда я приклеилась к его впечатляющим джинсам и ловит меня на горячем. Черт.

– Нет, – говорю спокойно, отталкиваясь от стойки. – Жду твоих вливаний.

Брови Арсеньева ползут вверх, красноречиво говоря, какой именно подтекст он услышал. Извращенец.

– Я не убрала, ты не проследил за котом, – опускаю на землю этого человека. – Фифти-фифти. “Мани мэйкс мани” (Деньги к деньгам – прим.автора), – постукиваю по стойке ладонью.

– Вы посмотрите, кто блещет знаниями английского, – сухо говорит он, делая шаг ко мне.

– Твоими стараниями, – поддеваю моего первого горе-репетитора по ненавистному ингишу.

Антон передает мне кота, разворачивает к себе бумажку со списком оказанных услуг, внимательно проходится по нему глазами и хмурится, увидев итоговую сумму. Да, я тоже офигела.

– Оплата картой, – обращается к тетке за стойкой и достает телефон.

– Прикладывайте, – улыбается ему.

Мне так не улыбалась, меня она возненавидела с первого взгляда.

Арсеньев разблокирует экран и прикладывает смартфон к терминалу. Я успеваю увидеть на экране полуголую девицу в откровенном купальнике и снова разозлиться на него. Ну конечно, такой весь из себя мужик. Подошел, заплатил, бабу имеет. Последнее, конечно, меня не волнует, просто купальник с пайетками, серьезно?

Телефон скрывается в кармане джинс, кот снова кочует на руки к засранцу.

– Такси вызови, – кидает он, как только мы выходим из ветеринарной клиники.

– Уже, – печатаю адрес в Uber. Вызываю две машины, одну для Арсеньева, другую для себя, ехать нам на разные концы города. Потом захожу в приложение Сбера. – Карта к номеру привязана?

– Что?

– Номер диктуй, переведу тебе половину.

Поднимаю взгляд и встречаюсь с пронзительными серыми глазами. Арсеньев смотрит на меня с таким снисхождением, что хочется съездить ему по морде.

– Не надо, – отмахивается и уводит взгляд на дорогу.

– Давай без этого, рыцарь благородие, – кидаю раздраженно. – Не хочу быть тебе должна.

– Тогда самое время оплатить услуги няньки за десять лет, – хмыкает он.

– Это еще что значит?

– Ничего.

– Номер диктуй, – повышаю на него голос.

Записываю с его слов номер телефона, автоматически копирую его себе в заметки, никаких задних мыслей, просто коварный план, которым я наверняка даже не воспользуюсь. Перевожу половину суммы за лечение драного кота и, услышав звук оповещения из мужского кармана, удовлетворенно улыбаюсь.

Там в сопровождающем сообщении маленький сюрприз.

Прислоняюсь плечом к одиноко светящему фонарю возле клиники и ловлю себя на мысли, что все это очень странно. Арсеньев, я, наши перепалки. Словно семь лет назад мы поставили на паузу нашу войнушку и тут же включились в нее, едва оказались нос к носу. Хотя помнится, закончилось все совсем не на этой ноте. Если уж продолжать с того, чем все зафиналилось, то по законам жанра мы должны сейчас кувыркаться на его узкой кровати, пыхтя, как два паровоза.

Скольжу взглядом по крепкой фигуре напротив, оценивая, насколько интереснее это было бы сейчас. Определенно, громче.

Роюсь в сумке и вытаскиваю сигареты. Холодно и голодно, а никотин убивает этих двух зайцев. Подношу сигарету ко рту, зажимаю губами фильтр, поджигаю зажигалкой. Первая затяжка разливается теплом в груди.

– Ты еще и куришь, – кривится Антон, кидая на меня брезгливый взгляд.

– Ой, пожалуйся маме, – отбиваю раздраженно.

Делаю еще одну затяжку и, красиво отведя руку с зажатой сигаретой, выпускаю дым в небо. В моей голове это выглядит очень эротично. Почти как у актрис прошлого века в элегантном манто на плечах и длинным мундштуком в руке.

– Твоей бесполезно. Скажу своей, она знает, как бороться с такими привычками, – не ведется на картинку Арсеньев. – Кстати, когда она вернется, не знаешь?

– Они прилетят в следующую субботу, – очередная затяжка.

– Откуда? – упирает в меня свой недоуменный взгляд.

Вот и любовь сына во всей красе.

– Так ты не знаешь, – расплываюсь в широкой улыбке. – Они с мамой в Турцию укатили. Уже должны были заселиться и опробовать “ультра все включено”.

– Мать недоступна, я думал на даче, – прислоняется к фонарю напротив и устало выдыхает. – Значит, не увидимся.

– Ты просто сын года, – хмыкаю я. – Приехать первый раз за семь лет, без предупреждения, м-м-м, красавчик!

– Кто бы говорил, – громко фыркает он. – Твоя мать хоть наполовину тебя настоящую знает?

Что есть, то есть.

Тушу окурок о бортик урны и выбрасываю. Повисает гнетущая тишина. В сумке раздается вибрация, разрезая напряженное молчание вечера. Вытаскиваю телефон, смотрю на имя и морщусь. Вечер становится все интереснее.

– Да, – холодно отвечаю на звонок.

– Ангел мой, – урчаще произносит Макс.

И я ненавижу то, что от этого голоса по-прежнему бегут мурашки.

Глава 11

Антон

А утром все пройдет, и сердце остынет

И каждый упадет в свою пустыню…

– Чего надо? – рявкает в трубку “ангелочек” напротив.

Я невольно вздрагиваю. Так увлекся ее пухлым ртом, выдыхающим из себя никотин в атмосферу, и тонкими пальцами, держащими чистый яд, что не заметил, как зазвонил ее телефон. Чертовка даже убивает себя так, что хочется присоединиться. Или добить ее быстрее, не полагаясь на пожирающее легкие время. Она просто ужасна, боже.

Отворачиваюсь к дороге и высматриваю такси. Кот на руках почти ничего не весит, совсем тощий, но руки все равно затекли. Да и все тело в целом от долгого сидения на неудобном стуле и накопленной усталости – закаменело. Разминаю шею поворотами вправо-влево, повожу плечами, чтобы немного расслабить забитые мышцы. Пытаюсь не вслушиваться в разговор рядом, но все равно в голове составляю картину того, с кем она может говорить в таком ключе: от замаскированной агрессии до елейного голоска.

– С ума сойти, – говорит она с таким придыханием, что я оборачиваюсь.

На проводе точно мужик.

– Макс, зачем гондоны, когда у тебя есть ты? – вкрадчиво, но с явной злостью кидает в трубку и обрывает звонок.

Не хило она его приложила. Бывший?

– Какие же вы, мужики… – говорит, поднимая на меня свои ясные глаза.

– Гандоны? – вскидываю бровь.

– Стопроцентно латексные.

– Тогда мы точно стоим друг друга, – пожимаю плечами и снова опираюсь на столб позади.

– Мы с тобой? – хмыкает, ехидно приподнимая уголок губ.

– Боже упаси. Женщины и мужчины в целом.

– Ну конечно, – фыркает и складывает руки на груди. – И что же, есть теория на счет женщин?

– Чокнутые. Все до единой.

– Ха! – высоко и ненатурально. – Уж лучше быть чокнутой, чем распоследним…

– Гандоном? – напоминаю я, не скрывая уже улыбки.

Это гнездо лучше не ворошить палкой, я еще помню расцарапанную мелкими коготками морду, но как устоять? Уверен, мужик не был изначально таким, просто рядом с ней и святой станет Ганнибалом Лектором.

– Самокритика очень важна. Молодец, продолжай в том же духе, – насмешливо подтрунивает надо мной. – Может быть найдешь себе под стать резиновую бабу!

Вот зараза!

– У меня и с живыми неплохо складывается. А вот твою тягу к резиновым изделиям можем обсудить.

Видеть разгорающееся в ее взгляде пламя – почти кайф.

– Да пошел ты! – взрывается ровно в момент, когда у обочины останавливается автомобиль.

Я делаю шаг к машине, она таращится в телефон, не двигаясь с места. Открываю заднюю дверцу, поворачиваюсь к заразе.

– Едешь?

– Это твоя, – гасит экран телефона, кидает его в сумку.

– Даже так? – и чего удивляюсь, знал же, что с мамой больше не живет, просто сложил в голове какие-то необоснованные факты: если с мужиком своим разошлась – значит вернулась домой. – Вторая машина скоро подъедет?

– Скоро, можешь валить.

И оставить ее одну в ночи? Очень хочется, но честь не позволяет.

– Шеф, подождешь пару минут, пока девушка не уедет? – наклоняюсь в салон и прошу водителя.

– Бесплатное ожидание – пять минут, – пожимает плечами.

– Я заплачу.

Закрываю дверь и делаю шаг к занозе в заднице. Быстрей бы избавиться от нее и спокойно отдохнуть.

– Не всё рассказал мне о резиновых изделиях? – ехидно интересуется, когда я подхожу.

– Хочу убедиться, что ты не станешь жертвой маньяка. Твой внешний вид словно напрашивается.

– Интересно, чем же это? – разводит в сторону руки.

Окидываю ее длинные ноги и затянутые в офигенно узкую юбку бедра и поднимаю взгляд до лица.

– Влажная мечта Чикатило.

– Я работаю в офисе. А тебе, – тычет в меня пальцем. – Стоит проверить свои странные наклонности, я начинаю переживать за дальневосточных женщин, – снова фыркает.

Не женщина, а колючий ёж.

– Зараза, – цежу сквозь зубы. – Ну, едет твоя тачка? – спрашиваю нетерпеливо, еще немного и от голода вцеплюсь в ее шею. Заодно и избавлю себя от вечной кармы.

Она достает телефон, разблокирует экран.

– Черт, – выдыхает. – Отменил.

– Ладно, поехали со мной, от нашего дома вызовешь, – хватаю ее за локоть, она вырывается, оставляя только мимолетное ощущение от соприкосновения кожи к коже.

– Вызову снова, не парься.

– Поехали, говорю. Я тут куковать с тобой еще полчаса не собираюсь. Я голодный и злой, и лучше тебе меня сейчас не провоцировать, – проговариваю еле слышно.

Она игнорирует, тычет пальцами в свой телефон. Точно перекушу сейчас кому-то сонную артерию и пошло оно всё лесом, прости мама, твой давний наказ не смог выполнить.

– Да блин, – раздраженно выключает смартфон. – Поехали, свободных машин нет.

Шагает мимо меня, громко стуча каблуками по асфальту, даже не притормаживает, чтобы дождаться. Облако горького сигаретного запаха забивается в ноздри несмотря на то, что мы не стоим на ветру, а курила она давно. Зараза открывает дверцу и ныряет на заднее сидение, я успеваю заметить только очень провокационный разрез на ее юбке сзади. Потенциальная жертва, как я и сказал.

Огибаю машину, собираюсь сесть спереди, чтобы хоть ненадолго забыть о ее существовании, но, какого-то хрена, ныряю на заднее.

– Здесь с котом удобнее, – оправдываюсь на ее скептический взгляд.

– Да плевать, – устало выдыхает и с протяжным стоном откидывается на подголовник.

Блузка на груди натягивается от глубоко вдоха, а я, как последний неандерталец, заглядываюсь. Не потому, что у меня давно не было женщины. Просто давно не было её. Розовые рюшки наверняка давно в прошлом.

Мы едем в полной тишине. Безумная девчонка выглядит почти нормальной, пока сидит с прикрытыми глазами и захлопнутым ртом. Я начинаю расслабляться, представляя завершение сегодняшнего дня. Надеюсь, успешное, то, где я ужинаю и ложусь спать, а чокнутая навсегда самоликвидируется из моей жизни.

– Возле магазина остановите, – прорезает она идеальную картинку требовательным тоном.

Водитель безропотно тормозит возле какого-то трактира и выключает зажигание. “Ангелочек” резко выпрыгивает из машины и, мелко перебирая ногами в убийственных туфлях, забегает в сомнительного вида магазин. Выходит через несколько минут с бутылкой вина.

– У тебя же дома есть еда? – спрашивает, снова опускаясь на сидение рядом.

– Да, но…

Откручивает крышку и присасывается к горлышку.

– Боже, ты еще и пьешь, – констатирую устало, не веря глазам.

Водитель снова трогается с места.

– Ага, сплошные пороки! – хмыкает. – Знаешь мои любимые? – подсаживается ближе и наклоняется к самому уху. – Сквернословие, самолюбование, злоупотребление алкоголем, блуд.

Выдыхает, оставляя горьковатый запах табака на моей коже и отклоняется, салютуя бутылкой. Делает очередные два глотка и передает бутылку мне.

– Да, у меня есть еда, – принимаю ее негласное предложение. И бутылку.

***

На голодный желудок алкоголь действует отвратно. Сознание ведет с первого глотка, здравый смысл притупляется, и на поверхность выходят инстинкты. Запустить пальцы в длинные светлые волосы, поймать ртом сигаретно-винный вкус. Легкие обжигает от глубокого вдоха, пах простреливает мгновенно вспыхнувшим желанием.

Она – как наркота – действует мгновенно и безжалостно, вызывая потребность закинуться снова, даже если ты в завязке уже долгих семь лет.

Я не понимаю даже в какой момент место кота на моих руках занимает податливое женское тело. Всё как на старой кинопленке – подстерто и рябит, отсвечивает лишь несколько ярких кадров: гибкое тело прижимается ближе, пухлые губы на моих губах. Вкусные. Мягкие.

Вся кровь от головы отливает вниз, заменяя любые мысли одной звенящей потребностью. Я кладу ладони на тонкую талию, пальцы пробивает ток от оголившейся гладкой кожи под строгой рубашкой. Зараза трётся о мои колени, позволяя провокационной юбке скользить все выше, разжигая огонь во мне сильнее. Захватывает нижнюю губу зубками и болезненно прикусывает, до вкуса металла на языке.

Я шиплю и хватаю ее за волосы, запрокидывая голову назад, чтоб взглянуть в бесстыжие глаза. Провоцирует меня. Ничего не забыла. Коварная улыбка на ее губах не оставляет в этом сомнений. Она снова тянется к бутылке на сидении рядом и делает несколько больших глотков, неаккуратно проливая немного себе на грудь. Кроваво-красные капли скользят по молочной коже и ныряют в вырез, я подаюсь вперёд и провожу языком по длинным винным дорожкам, собирая вкус алкоголя и этой несносной женщины. Умер бы здесь и воскреснул.

Маленькие пальчики больно сжимают волосы у меня на затылке и отстраняют от себя. Две затуманенных льдины смотрят на меня с разгорающейся жаждой. Она подносит бутылку вина к моему рту и вливает терпкий алкоголь внутрь. Пить с ее рук – отдельное сексуальное удовольствие. Нужно ещё. Больше.

– Приехали, господа хорошие, – вырывает из забытия голос водителя.

Стройное тело ловко соскальзывает с моих коленей и выбирается на улицу. В приоткрытой двери мне видно, как тесная юбка вновь облегает круглые бедра, как длинные пальцы расправляют ткань. Бумажник с трудом удается достать из кармана джинс, все внимание приковано к нетерпеливо постукивающей каблучками по асфальту девчонке.

– Сколько с меня? – отсчитываю наличку в кошельке.

– Оплата картой стоит, – равнодушно кидает водила.

– Тогда за ожидание, – протягиваю ему несколько сотен. – И за представление.

В два коротких движения выскальзываю за белокурой стервой, с ловкостью циркачки, провоцирующей меня на безумства. Хорошо, что сейчас темно, нет шанса разглядеть кто передо мной на самом деле и передумать. Хорошо, что во мне ничего кроме вина нет – тормоза напрочь снесло.

Чокнутая сгребает мою футболку на груди в свой маленький кулачок и тянет к двери парадной. В ее руке уже поблескивают ключи, стуча о темное стекло зажатой бутылки.

Машина сзади трогается с места и уезжает, погружая двор в привычную тишину.

Уличные фонари подсвечивают красивую восьмёрку, которой движутся бедра девушки впереди. Я не вижу ничего, кроме мелькающих в вызывающем разрезе сзади ног. Пищит дверь, сигнализируя о том, что путь открыт, но я, как одержимый дьяволом, прижимаю сумасшедшую девчонку к холодному металлу входной двери. Утыкаюсь носом в ее волосы, вдыхаю сладко-горький аромат, пальцами сдавливаю бедра до приглушенного крика.

Собираю тяжёлую ткань её юбки по правой ноге, ныряю ладонью к мягкой коже. Ее тяжёлое дыхание забивает к чертям все звуки вокруг, даже стук пульса в ушах. Теперь можно не сдерживаться. Это, несомненно, будет жёстко и громко.

Задираю юбку выше, прохожусь ладонью по округлой ягодице.

– Извращенец, – выдыхает вместе со стоном.

Нет. Но с ней всё извращается. Плохое становится хорошим, хорошее – плохим, безумное – нормальным. Как же я снова так влип?

Секундное просветление мгновенно стирается ее требовательными губами. Она зажимает мою шею рукой и разворачивает голову так, чтобы пробраться ко мне в рот и снова запудрить мозги. Ладно, я сдаюсь, ты победила, стерва.

Зажимаю ее подбородок пальцами и беру всё, что она даёт: горечь, дурман, помешательство. Всё до капли.

– Пошли, – выходит сипло.

Ключ снова открывает домофонную дверь, мы ныряем в полутемную парадную, ведомые инстинктом. Ко мне? Конечно, как же иначе.

Я ведусь, как собачонка на поводке в ее руках. Поднимаюсь по лестнице, принимаю бутылку из красивых рук, мысленно раскладываю ее на столе, делая очередной глоток. Быстро и грубо. Потом медленно. Звенит связка ключей, открывается дверь квартиры. Тянусь к выключателю, но холодные пальчики меня останавливают. Я сразу разгадываю ее игру: темнота – её сообщник. Если не видно, то после легко притвориться, что ничего и не было. Снова.

Да и плевать.

Руки уже нащупывают край ее блузки и мелкие пуговицы. Глаза привыкают к мраку, и силуэт становится чётче. Ладонь скользит к ее лицу, большой палец очерчивает дерзкий рот, примеряясь для поцелуя. В этот раз ты не скажешь, что запоминать было нечего.

– А где кот? – звучит совсем не то, что я жду.

Дерьмо.

Глава 12

Ангелина

– Ты серьезно будешь сейчас есть? – голос моего недавнего наваждения звенит от напряжения.

Скидываю адские туфли на плитку и забираюсь на стул с ногами. Юбка мешает устроиться в моей любимой позе лотоса, но эта проблема легко решается. Подтягиваю ткань выше и собираю на бедрах. Будет совсем провокационно, если я ее к чертям сниму? Как минимум забавно. Но энтузиазм уже потух, ужин кажется более привлекательным, чем комичное выражение парня напротив, если я сейчас останусь в одних трусах.

– А что ты предлагаешь? – открываю контейнер с салатом и вытягиваю пластиковые приборы из бумажного пакета.

– Нужно дозвониться до водителя.

Антон кидает на меня тяжелый взгляд из-под кустистых бровей и складывает руки на груди. Он возвышается над кухонным столом, за которым я устроилась, мощной глыбой, и я лишь печально вздыхаю. А мог сейчас лежать на мне. Надо ж было про Вискаса вспомнить!

– Ты же слышал, они не дают телефоны водителей, это конфиденциальная информация, – закидываю в рот овощи и принимаюсь жевать, давясь слюнями. Пожухлые огурцы со странным соусом не впечатляют вкусовые рецепторы, но после вина и лишившись десерта – я страсть, как хочу есть.

Ставлю локти на стол и прикрываю глаза. Я уже позвонила в службу такси, провисела на линии пятнадцать минут, объясняя ситуацию, и оставила заявку, которую обещали рассмотреть “где надо” и со мной связаться. Я понимаю, что надо что-то делать, иначе кот тети Вали может к ней не вернуться, но конкретно в эту минуту я хочу тупо жрать. Голодный мозг – плохо соображающий мозг.

– Дай, я сам им позвоню, – тянет руки к моему телефону.

– Да пожалуйста, – не препятствую. Там все равно пароль.

– Пароль, – разворачивает ко мне смартфон.

– Это конфиденциальная информация, – закидываю в рот плохо прожаренную картошку. И не соленую. Интересно, а что-нибудь съедобное Арсеньев заказал?

Принимаюсь снова рыться в фирменном пакете недешевого ресторана под раздраженное сопение мужика рядом. Последовал бы моему примеру и тоже что-нибудь съел, а то злой, как собака. На мужиках вынужденное воздержание еще хуже отражается, чем на нас.

– Я с ними договорюсь, открой приложение, – миролюбиво, но явно сдерживая ярость, просит Антон.

Вывожу мизинцем на экране загогулину, и он вспыхивает яркой картинкой красного Феррари. Моя маленькая слабость. Визуализирую на будущее, не то, что некоторые с безвкусными телками на телефоне.

– Uber. Там в меню их горячая линия…

– Знаю, – резко прерывает, поднося мой телефон к уху.

Слушает гудки на том конце провода и вышагивает по небольшому пространству кухни. Ну удачи. Я мастер деловых переговоров, но ничего кроме срочной заявки от них не добилась. Девушка-оператор – хорошо натасканный робот по стандартным сценариям, легче от собаки дождаться внятного ответа, чем от таких, как она.

Вытаскиваю из пакета контейнер с плохо прожаренным стейком и от вида растекшейся от него крови меня сразу мутит. Фу, какое живодерство. Конечно, он ест мясо, не удивлюсь, если еще и младенцами закусывает на полную луну, чтоб в форме себя держать. Неужели ничего нормального не заказал? Ризотто? Паэлью? Ресторан-то славится интернациональными блюдами. Но нет. К стейку Антон взял бургер. Как предсказуемо. И не съедобно.

Остается только горестно вздохнуть и молча жевать свои салатные листья с помидорками черри. А дома тофу лежит нераспечатанный и целая банка красной фасоли. М-м-м. Надо валить домой. Кидаю пластиковые приборы обратно в пакет и встаю из-за стола. Пытаюсь отобрать телефон у козыряющего в трубку знаниями законов Арсеньева, но тот только отмахивается, уходя по коридору вглубь квартиры. Ладно, подожду.

Устало откидываюсь на стуле и массирую стопы. Итоги сего дня не утешительны: пара болезненных мозолей, заляпанная кровью блузка, потерянный кот и найденный Арсеньев. Насколько безумно то, что я собиралась с ним сделать? И надо ли вообще анализировать поступки слегка опьяненной женщины, которой бывший предлагал приехать покувыркаться “как в старые добрые”? Совершенно атрофированное чувство самосохранения у Державина, просто вышка по шкале мужского эго.

Или я в его глазах все еще легкодоступная потаскушка, бегущая по первому зову? Черт, как я вляпалась в это говно под именем Макс? В какой момент моя жизненная установка “быть выше их” дала сбой?

– Номер не дали, – раздается угрюмое за спиной. – Повторную заявку составили, – кладет телефон на стол рядом с моей рукой, горячее дыхание на секунду опаляет щеку.

Чувствую, как две мужские ладони опускаются на спинку стула возле моих плеч, ткань блузки прожигает близость его кожи, но прямого контакта так и не происходит. Это будет достаточно отчаянно, снова броситься на него? В темном салоне автомобиля, с терпким привкусом вина на языке – эта близость казалась необходимой потребностью. Я и сейчас чувствую потребность в чьем-то тепле, сладком забытьи в мужских объятиях, но делать первый шаг, падая в пропасть прошлого уже не кажется такой уж блестящей идеей. Но если он сам сделает этот шаг…

Я тянусь за телефоном и снова откидываюсь на стуле, будто случайно задевая его пальцы. Медленно разблокирую экран, залезаю в приложение такси, вбиваю начальный и конечный адрес, и на секунду зависаю пальцем над кнопкой “найти машину”, зная, что Антон наблюдает. Но он позволяет мне перекрыть все ходы и слить нашу игру. Я вызываю такси. Когда на экране высвечивается маршрут подобранной машины, он отстраняется от меня, огибает стол и молча садится напротив. Его взгляд прикован к контейнерам с едой, но есть он не начинает.

Продолжить чтение