Читать онлайн Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду бесплатно

Посвящаем тебе, читатель

Горе – слишком глубокое переживание, чтобы его можно было «исправить». Хотя у нас нет возможности посидеть рядом с каждым, кто скорбит, мы все же можем говорить вам слова утешения, надежды, воодушевления, в то время как вы идете по вашему собственному мосту, преодолевая боль по-своему, в своем темпе. В каком-то смысле мы можем быть вместе.

Рэймонд Моуди и Дайан Аркэнджел

Предисловие

Изучая могилу неандертальца, которой более 44 тысяч лет, археологи нашли следы древней пыльцы гиацинта и цветов штокрозы – очевидно, остатки венка, принесенного кем-то из скорбящих. Это щемящее напоминание о том, что горе, потеря и траур уже очень давно являются частью опыта человека.

Некоторые полагают, что все изменится. Эксперты предсказывают в самом ближайшем будущем сенсационное увеличение продолжительности жизни. Иные опрометчиво заявляют, что смерть можно будет откладывать бесконечно, поскольку ученые разгадывают тайны старения одну за другой. Однако пока что статистика убедительна: умирают все, исключений нет, а это значит, что искони присущее нам чувство утраты вряд ли когда-либо изживет себя.

Хотя смерть никуда не девается, меняется наше отношение к ней. Одно из самых важных достижений западной культуры XX века заключается в том, что мы все больше хотим встречать кончину открыто. Книги о смерти и умирании становятся бестселлерами. Курсы по «курированию смерти» и сострадательной заботе об умирающих входят в стандартную программу медицинских учебных заведений, больниц и светских учреждений. Уход за пациентами в хосписе помогает медицине восстановить контакт с духовными корнями. Часто говорят о «естественной», «хорошей», «мирной», «милосердной» смерти. Люди из послевоенного поколения, бэби-бумеры, которым уже за пятьдесят, когда-то взяли на себя сочинение свадебных клятв, а сейчас самостоятельно пишут для себя сценарии похорон, стараясь персонализировать свой уход и облегчить горе тех, кто останется их оплакивать[1].

Одна из причин таких перемен заключается в осознании того, что болезненный эмоциональный опыт, опыт горя и утраты, следует переживать, полностью отдаваясь ему, вместо того чтобы его игнорировать или загонять в подсознание. Как говорится в буддизме, «все принимай, ничего не отвергай». Именно в таком русле и создана книга Моуди и Аркэнджел «Жизнь после утраты». Этот замечательный труд – самое лучшее практическое руководство по переживанию боли и потери. Основываясь на личном опыте и своих размышлениях, авторы делятся мудростью с читателями.

В последние пару веков царили материализм и наука, и было модно отождествлять сознание человека и деятельность мозга. Это означает, что со смертью тела и мозга сознание пропадает бесследно, то есть происходит полное уничтожение личности. Эта точка зрения не только усугубляла для скорбящих горечь утраты, но и напоминала им, что и их ждет та же участь. Однако сегодня существуют многочисленные свидетельства того, что пора пересмотреть взгляд на разум как на эквивалент мозга. В общем, научные данные показывают, что разум способен на то, чего не может делать мозг. Проще говоря, мозг и сознание – не одно и то же.

Исследуя околосмертный опыт, Рэймонд Моуди-мл. проливает свет на некоторые данные, позволяющие предположить, что после смерти мозга и тела сознание продолжает функционировать. Моуди – профессиональный философ, и в этом качестве он прилагает все усилия, чтобы не переоценить факт сохранения сознания после смерти. Однако надежда на это точно есть[2]. Как констатировали недавно британские врачи: «То, что люди переживают околосмертный опыт во время остановки сердца, поднимает немало вопросов о том, как на самом деле соотносятся сознание и мозг»[3].

Когда мы говорим о горе и утрате, что утрачивается на самом деле? Очевидно, физическое тело умирает, но что можно сказать о сознании? Джон Сёрл, один из наиболее выдающихся философов, изучавших сознание, сказал: «На нынешнем этапе исследования разума мы не знаем, как он работает, и должны проверять самые разные идеи»[4]. Философ Джерри А. Фодор отметил: «Никто понятия не имеет, как нечто материальное может быть сознательным. Никто не знает даже, каково было бы хотя бы отдаленно представлять, как нечто материальное может быть сознательным. Вот вам и вся философия сознания»[5]. Сэр Джон Мэддокс, бывший редактор научного журнала Nature, трезво рассудил: «В список того, чего мы не понимаем, обязательно… должен войти человеческий мозг… Из чего состоит сознание… это загадка. Несмотря на потрясающие успехи нейробиологии в прошлом веке… мы, как представляется, все так же далеки от понимания… как сто лет назад»[6]. Эти замечания показывают, что мы поразительно невежественны в том, что касается природы разума, соотношения сознания и мозга, а также происхождения и предназначения сознания. Важно признавать свое невежество, поскольку это позволяет быть более открытым для новых взглядов на сознание и, возможно, поможет преодолеть смерть.

Мы вступаем в эпоху возрождения: ученые сейчас исследуют работу сознания в отрыве от мозга[7]. Например, вполне убедительны данные об исцелении на расстоянии и силе ходатайственной молитвы, и таких свидетельств становится все больше[8]. В результате анализа этих и многих других научных данных мы начинаем понимать, что какой-то аспект сознания выходит за пределы физического мозга и, очевидно, не привязан к отдельному органу или бесконечен во времени и пространстве, то есть вечен и бессмертен[9].

Почему мы придаем такое значение этим достижениям? Я уверен, что нет ничего важнее того, чтобы вырвать жало смерти и освободиться от горя и чувства утраты, сопровождающих смерть любимых людей.

Я высоко ценю двойной смысл названия книги – «Жизнь после утраты». Жизнь для кого? Для тех, кто остался? Для тех, кто ушел? Я отвечаю: и для тех, и для других.

Многие по-прежнему верят, что горе и чувство утраты – это болезненный опыт, который нужно переживать в одиночестве, в изоляции, в тишине. Эта книга показывает, что такой подход неверен. Для уменьшения боли, которую приносят горе, скорбь и чувство тяжелой утраты, можно предпринимать конкретные шаги, и авторы их приводят.

Эта книга – труд, вдохновленный любовью и заботой, его могли создать только те, кто способен на глубокое сопереживание. Авторы заслуживают благодарности от всех нас за то, что помогают нам осознать: пусть мы не можем отменить смерть, она все же не будет последней главой для тех, кто остался в живых, – а возможно, и для тех, кто ушел.

Ларри Досси, доктор медицины

Введение

Горе в нашей культуре принято отрицать. После смерти любимого большинство людей стремятся избежать переживания потери, отдаваясь прозаическим занятиям: уходят в работу, еду, выпивку, наркотики, музыку, телевидение, физкультуру, секс, книги, покупки, интернет – список можно продолжать бесконечно. Почему бы не попытаться скрыться от горя? Кто хочет ощущать боль? Кто хочет переживать что-либо, хотя бы отдаленно связанное со скорбью?

Представьте себе внушающую страх глубокую долину, а за ней – идеальное местечко на вершине прекрасной горы. Этот уголок чудеснее всего, что вы можете вообразить, а окружает его все то, что вам дорого. Единственное, что соединяет вас и это волшебное место, – это мост. Вершина горы воплощает ваше оптимальное состояние, того человека, каким вы должны стать, полностью реализовав свой потенциал. Долина – это бездна горя, а мост – скорбь. Добраться до вершины в радости и блеске невозможно, путь к ней лежит только через горе.

Этот мост мелькнет у вас перед глазами множество раз: когда уезжают друзья, отправляется домой бабушка, подходят к концу каникулы, отношения завершаются разрывом, когда вы упускаете возможность, заканчивается то или иное время года и т. д. Однако пересечь мост вы сумеете, только если вы любили, потеряли и оплакали кого-то, дорогого сердцу.

Утрата может разбить сердце. Она может быть опустошительной. Порой кажется, что пришел конец всему. Мы встали на этот путь сорок лет назад в школьных классах, библиотеках и церквях, когда пытались понять собственное горе и справиться с ним. Пережитые нами потери вдохновили нас на работу в отрасли танатологии (науки о смерти и умирании) и преодоления смерти (изучение жизни после смерти). Мы занимались исследованиями, проводили консультации и преподавали, и постепенно стало ясно, что все горюющие нуждаются в том же, что искали мы: в утешении, надежде, заверении, что наше состояние и чувства «нормальны».

Мы преподносим эту книгу всем вам, однако мы написали ее не как эксперты, которые учат людей горевать. Мы уверены, что в этой сфере каждый сам себе эксперт. Хотя некоторые читатели обнаружат на этих страницах тот или иной способ преодолеть горе, мы не предлагаем готовых формул. К такому глубоко личному переживанию, как горевание, формулы неприменимы. Мы хотим того же, чего хотел Томми.

История Томми

Томми было всего шесть лет, и он мечтал о наручных часах. Когда же он наконец получил их в подарок на Рождество, ему не терпелось показать их лучшему другу, Билли. Мама его отпустила, но перед уходом сказала ему:

– Томми, у тебя на руке новые часы, и ты умеешь определять время. От нашего дома до дома Билли идти две минуты, так что не задерживайся. Жду тебя домой к шести часам, будем ужинать.

– Хорошо, мама, – ответил Том и поспешил в гости.

Ни к шести, ни позже мальчик не вернулся. В пятнадцать минут седьмого Томми еще не было, и мама начала сердиться. В половине седьмого она рвала и метала. Без десяти семь ее гнев превратился в ужас. Она уже собралась идти искать сына, но тут дверь открылась, и на пороге появился Томми.

– Ой, Томми! – накинулась на него мама. – Почему ты такой невнимательный? Разве ты не знал, что я стану волноваться? Где ты был?

– Я помогал Билли… – начал Томми.

– С чем помогал? – закричала мама.

Малыш снова попробовал объяснить:

– Билли на Рождество подарили новый велосипед, но он упал с тротуара и сломался, так что…

– Ну, Томми, – прервала его мама, – откуда шестилетнему ребенку знать, как чинить велосипед? Ради бога, надо было…

На этот раз перебил Томми:

– Нет, мама. Я не пытался помочь ему починить велосипед. Я с ним сидел на тротуаре и помогал ему плакать.

Наша цель

Наша цель такая же, как у Томми, мы не стараемся ничего «починить». Горе – слишком глубокое переживание, чтобы его можно было «исправить». Хотя у нас нет возможности посидеть рядом с каждым, кто скорбит, мы все же можем говорить вам слова утешения, надежды, воодушевления, в то время как вы идете по вашему собственному мосту, преодолевая боль по-своему, в своем темпе. В каком-то смысле мы можем быть вместе.

Лично для вас

«Жизнь после утраты» была написана для тех, кто переживает горе; однако наши рассуждения можно приложить и к иным потерям. Некоторые материалы окажутся как раз тем, что вам нужно, другие не будут вам полезны. Мы призываем вас пользоваться тем, что вам подходит, а остальное отложите, – возможно, вы вернетесь к этому позже. Только от вас зависит, как вы будете находить в этой книге утешение, однако не следует считать ее заменой лечению или профессиональной помощи психолога.

Формат книги

Мы постарались ответить в тексте на вопросы, которые задают нам чаще всего. Как людям после утраты удается стать сильнее? Как можно утешать, как принимать соболезнования? Чем отличается «нормальное» проживание горя от неэффективного, нефункционального? Когда придет конец моим страданиям? Как тем, кто понес утрату, выстроить свою жизнь после? Как справиться со стрессом? В заключение мы упоминаем блага, которые несет с собой утрата, и приводим список доступных ресурсов, в том числе книг, журнальных статей, информационных рассылок, периодических изданий, ассоциаций, организаций, центров помощи горюющим, телефонов доверия, групп поддержки и интернет-сайтов.

По просьбе некоторых людей, чьи истории вы прочтете на этих страницах, мы изменили их имена и детали, по которым их можно было бы опознать. Однако сами истории остались неизменно правдивыми.

Глава 1

Раннее переживание горя

Среди стонов и проклятий,

Самых детских, самых тяжких[10].

Элизабет Барретт Браунинг

Смерть любимого человека вновь пробуждает в нас самые ранние переживания разлуки и горя. Люди, которые в период горевания становятся сильнее, стремятся вернуться к ним и вспомнить свой детский опыт. Поэтому в первой главе мы обсудим пять факторов, продолжающих влиять на нас и во взрослом состоянии: переживания плода до родов, опыт рождения, привязанность и потеря, знакомство с понятием смерти и, наконец, представления о смертности, которые формируются у нас в детстве.

Переживания плода до родов

Раньше психологи не учитывали воспоминания плода, считая, что плод недостаточно развит, чтобы на него оказывали влияние внутриутробные переживания. Однако многочисленные свидетельства заставили вернуться к этому вопросу. Матери, скорбевшие во время беременности, утверждают, что их малыши родились горюя. Об этом говорят и другие члены семьи, иногда сами дети. Случай Дженни убедительно доказывает, что внутриутробные переживания плода могут влиять на человека и во взрослом возрасте.

«Я чувствую, что я в темной комнате, похожей на гроб» – рассказ Дайан

Дженни, успешная модель из Нью-Йорка, сколько себя помнит, испытывает глубоко укоренившееся горе и страх. Много лет она старалась от них избавиться.

В середине лета 1988 года все, кто мог, уехали с Манхэттена. Все, кроме Дженни.

– Я намерена разобраться со своими эмоциональными проблемами, – сказала она, когда мы встретились. – Я ходила к разным психологам, даже пробовала гипноз, но каждый раз, когда врач говорил мне мысленно вернуться в прошлое, я чувствовала, что будто бы нахожусь в темной комнате, похожей на гроб, и у меня начиналась истерика. Я все еще ощущаю эту постоянную тревогу в сердце. Не знаю, откуда она, и я устала от того, что она мешает мне строить отношения. Меня пугает то, что может за этим скрываться, но я должна что-то с этим сделать. Дайан, вы мне поможете?

Два сеанса гипноза, которые провела я, не дали ничего нового.

– Я в совершенно черной комнате, – рассказывала Дженни. – Нигде ни малейшего проблеска света. Голоса… Я слышу снаружи громкие приглушенные голоса. Потом я слышу, как кто-то кричит… похоже на голос моей мамы. Меня толкают. Мне так страшно… Кто-то… Мама…

Дженни морщилась, извивалась. Я напомнила ей:

– Мы тут вместе. Ты в безопасности. – Когда она успокоилась, я спросила: – А что там делается сейчас?

Она попыталась определить, что происходит за пределами ее укрытия.

– Я не могу сказать. Я думаю… кто-то… кто-то мучает мою маму… теперь я… я в опасности… я заперта совсем одна… в темноте… Меня толкают… всё…

На этом тело Дженни обмякло на стуле. Ее дыхание замедлилось.

– Что происходит сейчас?

– Я просто там внутри, – ответила она.

– Сколько тебе лет?

– Я не знаю. Я маленькая, совсем маленькая.

– Там есть кто-то еще? – уточнила я.

– Я очень стараюсь, – отвечала она, – но я не могу понять.

Через неподвижную границу проникали только отдельные смутные звуки. Затем наступила тишина, покой, и в конце концов Дженни испытала странное умиротворение, отдыхая внутри своего небольшого убежища.

– Ух ты, – сказала она, открыв глаза. – Что бы то ни было, сейчас я помню это яснее. Я чувствовала себя как маленький ребенок, может быть, двух-трех лет, я пряталась в чулане. Я была беспомощна, просто слушала, как кто-то мучает мою маму. Но как бы я могла ощущать, что меня так пихают, если бы я была в чулане? Это не имеет смысла. Я должна выяснить, что со мной случилось.

На следующей неделе Дженни отправилась домой, в Азию, расспросить родителей о своем детстве. Однако стоило ей начать задавать вопросы, как мать расплакалась навзрыд. Отец принялся ругать Дженни: «Никогда больше не заводи этот разговор!» Она обратилась с вопросом к бабушке по материнской линии, но и та ее упрекнула и ничего не стала отвечать.

– Моя поездка не принесла ничего, кроме разочарования, – поведала мне Дженни, – ведь мне пришлось уехать, не получив ответов на свои вопросы. Но по крайней мере я убедилась: что-то там произошло.

Эта тайна мучила Дженни, она чувствовала, что должна разрешить эту загадку, и стала терпеливо ждать, пока соберется вся семья.

Вскоре Дженни решила, что пышная свадьба двоюродной сестры будет прекрасной возможностью обратиться с расспросами к другим родственникам. На свадьбе все немного выпили, принялись вспоминать прошлое и воспринимали ее вопросы как должное. В конце концов тетя Дженни рассказала ей о том, что случилось.

Много лет назад к ним в дом ворвалась ревнивая любовница отца Дженни. Она схватила с кухонного стола нож для разделки мяса и кинулась в спальню, чтобы убить соперницу. Мама была на девятом месяце беременности, вынашивала Дженни. Проснувшись, она увидела, как к ней кто-то крадется. Любовница отца прыгнула на кровать, проклиная хозяйку и размахивая перед ней ножом. Мама Дженни изо всех сил сопротивлялась, защищая себя и нерожденного ребенка, отталкивала обезумевшую женщину, пока в комнату не влетел ее муж. Крупный, сильный мужчина, он схватил любовницу со спины, скрутил и выволок ее из спальни. Оставшись одна, слишком обессиленная, чтобы шевелиться, мама Дженни возблагодарила Бога, что все обошлось.

Это объясняло те чувства, которые испытывала Дженни в течение сеансов гипноза: то, что ее толкали и пихали, в то время как она была заперта внутри темного помещения, громкие невнятные голоса, охватывавший ее ужас и затем блаженная неподвижность.

«Это было чудо, – написала мне Дженни по электронной почте через десять лет после наших сессий. – Я знаю, что это Божественное провидение послало мне все эти события: мою тревогу, терапию, яркие воспоминания и затем семейную встречу. Этот опыт научил меня, что дух, который дает нам Господь, исполнен не страха, а силы, любви и здравого рассудка, и это стало лейтмотивом моей жизни. Я вернулась к учебе, теперь я профессиональный социальный работник в медицинской сфере. Я разрабатываю программы духовного развития для детей в США и за рубежом. Я никогда не чувствовала себя настолько спокойной и счастливой».

Практикующие врачи и ученые собрали немало свидетельств того, что внутриутробный опыт может запоминаться. Это означает, что ваше первое столкновение с горем могло произойти еще до вашего рождения.

Впечатления от процесса рождения

Для новорожденных процесс появления на свет полон стресса как с психологической, так и с физиологической точки зрения. Самая первая разлука с мамой может вызвать тревогу, которая будет сопровождать человека всю жизнь. Некоторые психологи считают, что всем людям свойственно глубоко укорененное желание вернуться в материнскую утробу.

Другие специалисты утверждают, что наша жизнь начинается с чистого листа, как tabula rasa, и что впечатления о жизни и мире вокруг нас мы формируем только с момента рождения. По их мнению, младенцы недостаточно развиты, чтобы испытывать сложные эмоции, такие как страх расставания, который может появиться при рождении.

Сопоставив противоположные точки зрения, мы приходим к практическому выводу: представляется логичным, что расставание, выход из комфортного лона – это стресс. После того как малыш долгие месяцы жил в темном, теплом и стабильном окружении, его вдруг вышвыривает в совершенно иной мир. Его пугают яркие огни, громкие звуки, открытое пространство, холодный воздух. Потом младенца передают с рук на руки, моют, теребят и тискают. А еще рождение может быть физически болезненным, как поведал сначала своей маме, а потом и бабушке трехлетний внук Дайан Сайлас.

«Мне было больно» – рассказ Дайан

В родовой палате собралось двадцать врачей и медсестер. После девяти месяцев тяжелой беременности и шестнадцати часов осложненных родов Кей Энн сделали кесарево сечение, и Сайлас наконец-то появился на свет.

– Ты родился три года назад в этот самый момент, – сказала Кей Энн сыну, показывая на часы.

– Мне было больно, – отозвался Сайлас, склонив голову.

– Что ты хочешь сказать?

– Мне правда было очень-очень больно. Я хотел остаться внутри, – морщась, объяснил он.

Когда они приехали ко мне, Кей Энн (эрготерапевт, по второму образованию психолог) вызвала меня на кухню. Пересказав мне этот разговор, она поинтересовалась:

– Но он же не может на самом деле это помнить – или может?

– Я не знаю, – ответила я. – Звучит невероятно. Хочешь, чтобы я его об этом спросила?

Вечером вся семья собралась на ужин, я задала Сайласу вопрос: «Ты помнишь день, когда ты родился?» – и он снова сказал, что помнит, как ему было больно.

Нам всем приходится пройти через страдания, расставаясь с материнским лоном, и вне зависимости от того, помним мы их сознательно или нет, эта первая серьезная потеря играет важнейшую роль в развитии нашей психики на самом раннем этапе.

Ранняя привязанность, разлука и горе

Мы приходим в этот мир полностью зависимыми. Нам всем необходима пища, тепло, укрытие, защита и любовь. Привязанность и скорбь – настолько же первобытные и инстинктивные чувства. Как показывают исследования, боль утраты испытывают как люди, так и животные.

Привязанность, разлука и горе у животных

Так же как люди, многие животные из-за расставания горюют. Домашние питомцы порой умирают от горя, потеряв хозяина. Даже если разлука временная, некоторые из них приходят в такое отчаяние, что отказываются от того, что необходимо для жизни. Ветераны говорили, что после их ухода на войну питомцы, остававшиеся дома, переставали есть и пить и умирали.

Некоторые стадные животные (например, слоны) собираются вокруг умирающего собрата и не оставляют его одного. Однажды Джо стал свидетелем такого горя, и это изменило всю его жизнь.

«Что я наделал?»

Когда Джо было десять лет, отец подарил ему двустволку. К двенадцати годам мальчик часто уходил один в близлежащие поля и леса. Если играть было не во что, он стрелял в любое животное, просто чтобы потренироваться в меткости. Джо с болью вспоминает свой последний охотничий опыт.

В тот день в походе не было ничего необычного – до тех пор, пока Джо не подстрелил чайку. Когда прекрасная белая птица с криками упала в ближайший пруд, ей на помощь поспешили десятки чаек. Они кружили над смертельно раненной сестрой у кромки воды. Их грациозный танец контрастировал с полными горя выкриками. Вскоре с разных сторон слетелось еще множество чаек, так что их набралось около сотни. Воздух заполнили резкие звуки: чайки плакали от горя и бессилия.

С Джо такого никогда раньше не случалось. «Что я натворил… что я натворил?» – думал он. На скорбную вахту собралось больше птиц, чем ему когда-либо доводилось видеть. Ни одна чайка из птичьего сообщества не прерывала траурного полета, даже когда подстреленная птица перестала шевелиться. Джо отвернулся, больше не в силах выносить пронзительные рыдания и сиротливое кружение грациозных птиц.

«Я так пожалел о том, что сделал, – объяснил он, – что побежал, надеясь оставить это все позади. Но у меня ничего не вышло. Птичья скорбь заставила меня понять, что жизнь одной маленькой чайки тоже имеет значение, что в жизни каждого существа есть смысл и все имеют право на жизнь. Я поклялся, что никогда больше не причиню животным вреда».

Хотя время и расстояние отдалили от Джо гулкие крики чаек, горевание, которому он стал свидетелем в тот день, врезалось ему в память. Этот опыт привел к тому, что он на всю жизнь увлекся темами привязанности и потери. Джо подтверждает, что все живые существа (люди и животные, как дикие, так и домашние) испытывают горе. Горевание из-за потери настолько же естественный рефлекс, как то, что, ощущая голод, мы едим.

Ранняя привязанность и горе у людей

Младенцы зависят от привязанности, она необходима им, чтобы выжить[11]. Малыши обычно привязываются прежде всего к матери и плачут от горя, если их с мамой разлучают. Даже если расставание временное или воображаемое, оно может вызвать настоящее отчаяние. Горе – это самая сильная эмоция, определяющая поведение, и с возрастом это не меняется. Взрослые испытывают те же чувства и продолжают вести себя в соответствии с тем, чему они научились в течение первого года жизни, – более поздние переживания лишь прибавляются к этому.

Развитие стратегий горевания

Младенцы недостаточно развиты, чтобы осознавать свои чувства при разлуке и горе, и, даже если бы они были на это способны, у них нет слов, чтобы описать то, что они переживают. В результате дети переносят все эти эмоции на следующий этап развития.

На следующем этапе, на втором и третьем годах жизни, дети начинают осознавать свои чувства, также развивается умение их выражать. В этот момент становятся более очевидными реакции малышей на горе. К несчастью, мало кто понимает, что привязанность – это истинная потребность ребенка и что дети нуждаются в том, чтобы выражать горе при разлуке с любимым человеком. Большинство взрослых отвечают: «Перестань хныкать», «Такой большой, а плачешь», «Не о чем реветь» или «Попробуй у меня поплачь, я тебе задам». Ниже мы приводим примеры того, как могут развиваться стратегии переживания горя.

«Мы не хотели, чтобы вы, дети, поднимали шум»

У Эмили и ее двух сестер на троих было шесть детей, от года до четырех лет. С самого начала молодые матери договорились сидеть с детьми по очереди. Чтобы малыши не плакали, когда уходит их мама, взрослые придумали особую систему. Например, Эмили не говорила своим детям, что уйдет и оставит их на несколько часов с тетей. Когда они приезжали в гости, все собирались в гостиной. Затем, когда Эмили пора было уходить, кто-то из взрослых отвлекал детей, уводил их во двор поиграть. Но каждый раз, когда малыши возвращались в ту комнату, где оставили маму, и не находили ее, их охватывала паника. «Мама, мама, мама!» – кричали они, плакали и колотили по двери, чтобы мать вернулась. Они чувствовали себя брошенными, будто их предали, они горевали, но тетя отмахивалась от их эмоций и ругала их: «Да что такое? Вы же знаете, что она вернется».

Хотя сейчас дети Эмили выросли, затаенное горе, чувство покинутости, ощущение, будто их предали, всплывают каждый раз при каждой новой утрате. Однако выросшие дети предпочитают отмахиваться от этих чувств, поскольку именно этому их учили в детстве. Правда, одна из племянниц попробовала обратиться к своему прошлому, когда умерла ее мать.

– Почему вы так поступали? – спросила она у тети.

– Мы просто не хотели, чтобы вы, дети, поднимали шум, – ответила та.

Разобравшись, как развивались в ее случае стратегии горевания, племянница Эмили объяснила нам: «Я своих детей готовлю. Я целую их на прощание и напоминаю, что через несколько часов вернусь. Они могут немного попереживать, когда я ухожу, но не чувствуют себя брошенными и потерянными, как это было у меня».

«Снова похоронная процессия» – рассказ Дайан

С самого раннего возраста, пока мама с папой были на работе, я оставалась с бабушкой. Когда мне исполнилось пять лет, мы с родителями и моей старшей сестрой переехали из Хот-Спрингса, штат Арканзас, в Хьюстон, штат Техас, а бабушка осталась в Арканзасе. Хотя мы часто навещали ее, каждый раз перед тем, как мы отправлялись в долгий обратный путь до Хьюстона, повторялось одно и то же.

Мама и сестра говорили бабушке «до свидания» еще в доме, а затем торопливо выходили к машине. Они давали мне и бабушке время попрощаться наедине и дать волю эмоциям. В этот краткий промежуток я цеплялась за каждую миллисекунду: впитывала аромат свежевыпеченного пирога на кефире, капание крана на кухне, выгоревшие цветы на обоях и крепкие объятия бабушки, когда она с любовью прижимала меня к себе.

Тем временем мама терпеливо ждала меня за рулем машины, а сестра, взгромоздившись на две толстые подушки, барабанила накрашенными ноготками по заднему стеклу. Через несколько минут мама заводила мотор, и это был сигнал для меня: пора выходить. Мы с бабушкой, рыдая, распахивали скрипучую дверь и в обнимку появлялись на пороге, а сестра громко говорила: «О боже! Снова похоронная процессия».

Я садилась на переднее сиденье и спешила опустить стекло, чтобы оно не стояло между мной и бабушкой. Автомобиль трогался, и я посылала ей последний воздушный поцелуй. Бабушка промокала слезы красивым вышитым фартуком, и казалось, что у нее разрывается сердце. Однако она прикладывала морщинистую руку ко рту, чтобы послать мне поцелуй в ответ. Я вытягивала шею, стараясь как можно дольше не терять обожаемую бабушку из виду. Но вот между нами вставали дома, а у меня перед глазами все плыло от слез. Бабушки снова не было видно. «Милая, не плачь, – просила мама. – Ты разболеешься, если будешь плакать».

Я была так мала, и при этом мне нельзя было дать волю чувствам, но так обходятся с большинством детей. Однако мой мозг воспринял мамины предостережения еще более серьезно. Мой дед умер от неизвестного заболевания, поэтому я выстроила для себя такую логическую цепочку: Если я буду плакать, я заболею, а если я заболею, то умру. Плакать = заболеть = умереть. Слезы стали вопросом жизни и смерти, и единственным способом остаться в живых было удерживаться от слез несмотря ни на что.

Прошло около тридцати лет, мои родители умерли, и я чувствовала себя так, будто мое сердце тонет в слезах. Я перебирала свои ранние утраты и то, как я с ними справлялась. Я изучила проблему слез, то, как плач влияет на иммунитет, и другие способы переживать горе. С одной стороны, я знаю, что мама хотела поддержать мое здоровье, и я ее всегда буду за это любить. С другой стороны, я узнала больше, чем было известно ей. Я выяснила, что подавлять горе не полезно для здоровья, что слезы на самом деле выводят из тела токсины. Теперь у меня есть несколько вариантов осознанной реакции на расставание вместо одной неосознанной.

«Я горевала всю свою жизнь»

Семнадцатилетняя юная женщина родила ребенка в приюте для незамужних матерей-одиночек. Новорожденную нарекли «Малышка». Так было принято поступать с незаконнорожденными детьми в то время, 28 июня 1922 года, в Форт-Уэрте, штат Техас.

Прошло три дня, и за Малышкой приехали приемные родители, им было по двадцать лет. Крошка с длинными темными волосами и носом-пуговкой наконец обрела любящую мать, прекрасный дом и имя – Леона.

«Помню, жизнь была такой чудесной, – рассказывала Леона, возвращаясь мыслями к первым годам. – Но потом моя мама заболела, ей нужно было сделать операцию. Во время операции она умерла. К трем годам я стала сиротой дважды. Но мы это никогда не обсуждали, – со вздохом продолжала Леона. – Я просто горевала, горевала одна. Это было ужасно. Каждый раз я переживала горе как новое: когда пошла в школу, когда окончила школу, когда вышла замуж, каждый раз, когда рожала собственных детей, и когда я стала бабушкой. Я часто плакала вечерами, пока не засыпала, без повода, и не только в годовщины смерти. Теперь я понимаю, что горевала каждый день своей жизни».

Как показывает история Леоны, подавленное горе может возвращаться снова и снова, и не только в период траура. Любое переживание может вернуть человека к первоначальной боли.

Знакомство с понятием смерти

Обычно дети впервые сталкиваются со смертью еще до того, как им исполнится два года. В прежние времена людей не старались от этого уберечь; смерть была естественной и неоднозначной частью их жизни. В наше время культура больше ориентирована на молодежь и тема смерти стала запретной, а основным источником информации теперь является телевидение. К сожалению, сцены насилия, которые там можно увидеть, не учат нас ничему здоровому в отношении смерти. Кончину и горе тех, кто оплакивает ушедших, изображают ненатурально.

Первый личный опыт ребенка, связанный со смертью, обычно оказывается самым ярким и окрашивает отношение к этому понятию на протяжении всей жизни. Для многих это момент, когда они находят во дворе мертвую птицу или насекомое. Возможно, умирает любимый питомец или член семьи. Иные впервые сталкиваются со смертью, глядя на то, как горюет дедушка или бабушка. Горе настолько сильное чувство, что может безмолвно передаваться от поколения к поколению, как это показано в следующем примере.

«Горе нескольких поколений» – рассказ Дайан

Лучи восходящего солнца превращались в радугу на кубке из цветного стекла, который подарил мне бывший пациент хосписа. Я брала в руки кубок только тогда, когда мне необходимо было поднять себе настроение, как, например, в тот день. Мой кот, которому стукнуло уже двадцать лет, чувствовал себя плохо, и ветеринар позвонил сказать, что, по данным свежих анализов, у бедняги отказывают почки.

Кот начал теребить своими белыми лапками мой халат, и тут телефон зазвонил снова. На сей раз это была моя дочь. «Привет! Давайте отмечать день рождения! – сказала она. – Сайласу сегодня полгода!» Но мое настроение было непраздничным, и я не хотела обрушивать свое горе на родных. Немного поразмыслив, я решила, что выход в люди поможет мне развеяться, а о больном коте я упоминать не буду. Словно клоун, готовящийся к представлению, я нацепила самую яркую одежду и самое счастливое выражение лица.

Стоило мне перешагнуть порог их дома и, как обычно, весело сказать: «Привет!», как мой внук восторженно взвизгнул. С другого конца комнаты он тянул ко мне свои ручки, готовясь меня обнять. Его голубые глаза сияли, он улыбался во весь свой беззубый рот и уже собрался из маминых объятий кинуться в бабушкины. Но, по мере того как я приближалась, восторг на лице Сайласа таял. К тому моменту как я взяла его на руки, сияние глаз и улыбка сменились выражением глубокого горя. Он спокойно и просто взял мое лицо в свои крошечные ладошки и посмотрел мне прямо в глаза. Потом он обнял меня за плечи и уткнулся носом мне в шею. И будто бы этого было недостаточно, чтобы продемонстрировать, как горе передается от поколения к поколению, еще он несколько раз застонал. «Он знает… знает», – сказала я. Сайлас крепко обнимал меня, мы с ним сели на диван и долго сидели там, молча прижимаясь друг к другу. Наконец я глубоко вдохнула и рассказала о тяжелом состоянии кота.

Многие дети в первый раз переживают горе, интуитивно почувствовав скорбь родителя, – то горе, что безмолвно передают родителям дедушки и бабушки, после достается малышам. В случае с Сайласом печаль напрямую перешла от меня к нему. Этот пример также иллюстрирует, что почувствовать и выразить горе способны даже младенцы. Хотя Сайлас вряд ли вспомнит этот ранний опыт, вероятно, это переживание все равно повлияет на то, как он будет справляться с горем впоследствии.

Другие люди не только вспоминают, как впервые столкнулись с понятием смерти, но и находятся под глубоким впечатлением от этого знакомства. Возможно, если бы Рэймонд не стал «отцом» исследований в области околосмертного опыта, он был бы отцом нескольких детей и жил бы где-то неподалеку от почтовых дорог США. Он всерьез собирался выбрать профессию почтальона, и так бы оно и случилось, если бы он не познакомился с понятием смерти самым необычным образом.

«Бедный малыш Фриски умер» – рассказ Рэймонда

В Портердейле, штат Джорджия, не было разделения на районы: в городе жили всего около двух тысяч человек и все приходились друг другу соседями. На прогулку можно было отправиться в одном из двух направлений: вниз по склону холма или вверх. Дорога вниз приводила к аптеке Блэки, где наибольшим спросом пользовались мороженое, комиксы, грампластинки и газированная вода. Если пойти по склону вверх, можно было увидеть узкие улочки, вдоль которых толпились скромные домики и росли гигантские дубы. Сидя на террасах, люди приветствовали проходивших мимо соседей. В 1945 году Портердейл был образцом простоты и невинности, которыми славятся картины Нормана Роквелла.

У моего дяди Фэрли был песик, похожий на карманного белого чихуа-хуа. Фриски отличался таким свободолюбием, что его можно было считать общей собакой. Мы с ним любили друг друга так, как только могут любить друг друга собака и маленький ребенок. Когда он видел, что мама собирается со мной на прогулку, он тявкал, прыгал и тащил поводок, чтобы мы взяли его с собой. По дороге он шел рядом с моей синей коляской с большими колесами и никого ко мне не подпускал. Любому, кто кидал в сторону коляски с ценным грузом хотя бы взгляд, Фриски отвечал оскалом и глухим рычанием, а также принимал боевую стойку и от этого казался еще более воинственным. Пусть Фриски и был маленьким, он воображал себя громадным свирепым сторожевым псом.

Однажды утром, когда мне было примерно полтора года, нашу маленькую собачку сбила машина, и вскоре Фриски умер. Дядя Фэрли отнес бездыханное тельце на городскую свалку: тогда в Джорджии так избавлялись от мертвых животных. В Портердейле это был день траура. Хотя моя семья не выказывала горя (как обычно), я слышал, как они потихоньку приговаривали: «Бедный малыш Фриски умер».

А ровно через три дня, к всеобщему изумлению, Фриски прибежал домой. Я так никогда и не узнаю, что именно с ним случилось, но он прожил еще много лет. Мой первый друг преодолел грань между жизнью и смертью и вернулся – и мне это казалось нормальным.

Эта первая встреча со смертью оказалась в результате схожей с околосмертным опытом, который я впоследствии стал изучать, но до того момента, когда мы начали работу над этой книгой, почти пятьдесят лет спустя, я не осознавал, что эти явления связаны между собой. Изобрел бы я термин «околосмертный опыт» и стал бы работать в этом направлении, если бы Фриски не «вернулся с того света»? Это событие повлияло на все аспекты моей жизни и все еще оказывает значительное воздействие на мое отношение к смерти. Я до сих пор не могу полностью осознать и осмыслить то, что тогда произошло, но следующее воспоминание так же живо в моей памяти, как и в тот самый вечер, когда все произошло.

Я ждал отца с работы рядом с нашим домом на окраине, похожим на ранчо, и как раз выглядывал из-за угла, когда он подошел. Ясно помню белую рубашку папы и его короткую стрижку. Он опустился передо мной на колени и спокойно объяснил мне:

– Я задержался, потому что, когда я выходил из больницы, прямо у меня на глазах у человека случился сердечный приступ. У него остановилось сердце, поэтому мне пришлось вскрыть ему грудную клетку и сделать массаж сердца, чтобы снова заставить его биться.

Я был в шоке. Я хотел убедиться, что понял правильно, и переспросил:

– Ты имеешь в виду, что он умер, а ты вернул его к жизни?

– Так и есть, – ответил папа.

«Человек умер, а потом снова ожил», – лихорадочно думал я.

Эти ранние эпизоды возбудили мое любопытство в отношении жизни после жизни и до сих пор влияют на то, как я переживаю утраты. Однако, к сожалению, я не могу изменить стоическую реакцию моей семьи на горе. Это, как звенья одной цепи, передается от поколения к поколению, и привычные стратегии переживания горя остаются неизменными – пока кому-то не удастся это исправить.

В 1965 году меня увлекла идея околосмертного опыта, и я начал расспрашивать об этом тех, кто приходил к нам в дом. Мы с женой любим принимать гостей, как это заведено среди тех, кто вырос на Юге – здесь люди становятся друзьями мгновенно. Когда у нас родились сыновья, наш дом стал еще гостеприимнее. Друзья усаживались на цветастые подушки нашего мягкого дивана и делились воспоминаниями о своих околосмертных переживаниях, а Эвери и Сэм сидели у них на коленях и зачарованно слушали.

И вот к чему это привело: Сэм и Эвери познакомились с понятием смерти с уважением. Мы с женой всегда старались, чтобы дети выражали свои чувства и соображения по поводу услышанного. Они росли не просто в доме, где обсуждали то, что после смерти тела жизнь продолжается, но и в то время, когда об околосмертном опыте стали много говорить в СМИ.

Недавно наши сыновья пережили смерть трех бабушек и дедушек. Вспоминая о родных, они лили слезы без стыда и без стеснения. У меня было тепло на душе, когда я смотрел на то, как они выражают горе: это доказало мне, что нездоровое отношение моей семьи к гореванию мы преодолели.

Важно то, как человек узнает о смерти

Судя по рассказам, личным свидетельствам, проверенным и надежным данным, можно с уверенностью утверждать, что то, как вы познакомились с понятием смерти, оказывает влияние на то, как вы будете относиться к смерти, утрате и горю впоследствии. Пока что мы рассмотрели четыре фактора, влияющих на то, как человек справляется с горем: внутриутробный опыт, переживание родов, привязанность и первое столкновение с понятием смерти. Возможно, оказывают влияние и ранние впечатления, связанные с осознанием смертности.

Существование личности

Некоторые психологи считают, что человек с самых первых дней испытывает врожденный страх небытия. Соответственно, узнав о смерти, дети сталкиваются с экзистенциальным кризисом: их ошеломляет осознание того, что и они когда-нибудь умрут.

Похороны часто дают детям основу для того, чтобы обдумать конец собственного существования. Согласно исследованиям состояния горюющих, во время похорон люди слишком остро все воспринимают и мало понимают из того, о чем говорят священники. Однако, как оказалось, дети из опытной группы через четыре месяца все еще помнили высказывания священника о сущности бытия. Через два года и более дети в подробностях вспоминали многие базовые положения. Более того, спустя годы после похорон выросшие дети все еще опирались на основные утверждения, касающиеся жизни и смерти. Тревога по поводу собственной смертности не оставляет людей во взрослом возрасте, и это проявляется в том числе в нашем отношении к животным.

Символы существования

Животные символизируют жизнь и смерть. Когда животное умирает, проявляются наши базовые чувства и убеждения относительно смертности. Сильнее, чем смерть животных в целом, на нас воздействует смерть питомца, друга: в ней мы подсознательно видим отражение собственной кончины.

«Я чувствую себя так, будто я сама умираю» – рассказ Дайан

Пока мужа Бетти оформляли в стационар хосписа, мы с ней беседовали в комнате для родственников. Она недавно продала свой магазин сувениров, который был одним из самых успешных в городе, чтобы проводить больше времени с четырьмя внуками и с мужем, умирающим от рака.

– Мне шестьдесят четыре года, Дайан. Большинство людей моего возраста и так уходят на пенсию, правда? – говорила она. – Моя жизнь была обычной, и это просто следующий этап. – Затем она кивнула в сторону палаты мужа и попросила: – Скажете ему, что я пошла в кафе купить что-нибудь перекусить? Я сейчас вернусь.

Она казалась такой спокойной, но, когда я передала мужу Бетти ее слова, он, к моему удивлению, сказал:

– Я так волнуюсь, что она сорвется. Просто не знаю, что с ней будет, когда я умру. Я имею в виду, стоит ей хотя бы взглянуть на мертвое животное, как она совершенно расклеивается. Если она увидит оленя на обочине дороги или мертвую птицу во дворе, ее начинает тошнить. Дважды ее так расстраивала смерть домашних животных, что она падала в обморок, а потом несколько дней проводила в постели, но она ни с кем это не обсуждала. Когда я думаю о том, как она расстраивалась из-за них, ну, вы понимаете… – Он сделал паузу, склонился вперед и кашлянул. – Мы прожили вместе больше сорока лет, и я просто за нее боюсь. Думаю, если вы с ней поговорите, когда мы вернемся домой, это может помочь. Не могли бы вы это сделать?

– Да, – согласилась я, – поговорю.

Когда на следующей неделе я подъехала к их дому, шел такой сильный дождь, что, даже несмотря на работавшие на высокой скорости «дворники», я с трудом рассмотрела скорую, которая выдвигалась мне навстречу. У мужа Бетти была лихорадка и сильные боли, дома они уже не могли с этим справиться, и его снова отправили в стационар хосписа. Бетти была очень расстроена тем, что ее муж должен был вскорости умереть. Она попросила меня зайти на минутку. Мы с ней разговаривали, и мне казалось, что она переживает горе совершенно нормально, до тех пор, пока я не спросила ее о собаках.

– Я не могу о них говорить, – ответила она, прижимая руки к груди. – Мне слишком больно. Я даже мысли не могу допустить, чтобы подумать об этом.

Пока она вспоминала, мы молчали. Затем Бетти заговорила: она поведала мне, как случайно отравила одну из собак. Но вскоре ее щеки побледнели.

– Я сейчас упаду в обморок, – сказала она.

– Можно задать вопрос? – спросила я, склоняясь к ней. – О чем вы подумали прямо перед тем, как так себя почувствовали?

– Ну, я… я не знаю, – с запинкой ответила она. – Я просто чувствую себя так, будто вот-вот умру. Почему?

Бетти начала анализировать свои мысли и чувства и выяснила, что в момент смерти животных она ощущала собственную смертность.

– Сколько я себя помню, – прошептала она, кусая губы, – я всегда боялась того, что меня однажды не станет. На самом деле я не думаю об этом, пока не умрет кто-то из моих собак. А потом я лежу в кровати и пытаюсь вообразить, как будет выглядеть эта комната, когда я умру. Иногда я встаю и хожу по дому, стараясь понять то, что понять невозможно. Я никак не могу представить, чтобы меня больше не было, не могу представить, что дом будет так же стоять, когда меня не станет.

Бетти осознала, что ее стратегия переживания горя была для нее не самой благоприятной, и постаралась найти опору, читая свидетельства о жизни после смерти тела. Кроме того, она обзавелась группой поддержки, где можно было обсуждать свои переживания с другими людьми. В результате она оставалась с мужем до самой его кончины, а затем, годы спустя, встретила собственную смерть с достоинством и умиротворением.