Читать онлайн Геммы. Сыскное управление бесплатно

Забытое знакомство

Карета остановилась у невысокого обрыва, откуда открывался вид на залив и рыбацкую деревню. Должен был открываться, потому что отец поспешно задернул шторы и вышел вон. Только бросил напоследок:

– Оставайся здесь.

Девочка несколько мгновений вслушивалась в его удаляющиеся шаги, потом в мелкий перестук камешков, катящихся со склона. Снаружи всхрапывали и били копытами кони, вскрикивали, будто переругивались, птицы. А за всем этим – море, море, море! Огромное, почти бескрайнее, оно гулко вздыхало, толкаясь о невидимый девочке берег мягкой грудью и вновь отступая.

В карете было темно и душно. И вдобавок невыразимо скучно. Терпение быстро иссякло – ну нечем ей заняться: разве что снова выдергивать золотые нити из обивки сидений, опостылевших за долгие дни пути. Девочка распрямила затекшие ноги и задумалась – не станет же папенька ругаться, если она отойдет от кареты всего на два шажочка? Не станет, разве только пальцем погрозит и тут же простит, как прощал ей до этого все выходки.

Она тихонько потянула за изогнутую крылом медную ручку, и лаковая дверца приоткрылась с тихим скрипом, потонувшим в новом чаячьем вопле. Морской ветер, будто только того и ждал, швырнул ей в лицо горсть мелких брызг и рванул шляпку так, что та едва не улетела.

Девочка облизнула соленые губы, рассмеялась и совсем откинула густую черную вуаль – здесь она ни к чему. Рина огляделась и увидела, что кучера Антона тоже нет на месте, он ушел в деревню с отцом. Тем лучше, некому будет нажаловаться.

Море оказалось не синим, не лазоревым и не небесно-голубым с радужными переливами от солнечных лучей. Ее глазам открылось поле молочной ртути, что на горизонте сливалось с таким же скорбным небом. Рина пожала плечиками и, подтянув тесемки плаща, зашагала к краю обрыва, за которым скрылся отец. Она никогда прежде не видела рыбацких деревень. Она вообще мало что успела повидать.

Каблуки ее высоко зашнурованных сапожек вязли в рыхлой песчаной земле. На такой хоть рисуй, все видно будет. Протанцевав до края, Рина заглянула за него.

Деревенька оказалась на удивление тихой. Может, все ушли в море?

Но, переведя взгляд выше, к водной кромке, Рина вдруг увидела силуэт отца. Он выглядел необычно: вместо гордой осанки – полусогнутая спина. Боком, пригнувшись, он приближался к воде, а рядом с ним кучер и его верный помощник Антон растягивали в руках рыболовную сеть. Как будто они собирались поймать кого-то.

Дальше, в воде, там стояла фигура. Кто-то совсем маленький стоял, и волны толкали его со всех сторон, пытаясь повалить на колени, захлестнуть с головой. А вокруг… на поверхности волн безжизненно лежали какие-то рыбины, ими двигала только вода, но не они сами. Большие рыбины, с человеческий рост. С руками и ногами, с юбками и в рубахах, со светлыми и темными волосами, что треплет прибой… Не рыбины. Люди. Все они лежали в прибое лицами вниз, головой к ртутному горизонту.

Все, но только не тот мальчик. В том, что это мальчик, ее ровесник, Рина уже не сомневалась.

Отец и Антон растянули сеть, приближаясь к линии прибоя. Они хотят поймать его? Этого ребенка?

Тут отец обернулся и увидел ее. Он закричал:

– Назад! Прячься!

Рина попятилась, сделала только один неверный шаг, но обрыв уже посыпался, поплыл под ее ногами, и она заскользила по песку и гальке вниз.

Мальчик, до того неподвижно смотревший на волны, тоже повернул голову. Светлые пряди захлестнули его бледное лицо.

Рина, запутавшаяся в юбках на кринолине, ободравшая ладони даже сквозь перчатки, замерла, не сводя взгляда с его тощей фигурки в развевающихся на соленом ветру пепельных лохмотьях.

И чужой голос в ее голове вдруг спросил:

«Кто ты?»

Непостижимо само бытие Серафимов.

Однако ведома им любовь не лишь духовная, но и мирская.

Называю себя сыном Крылатых Мудрецов не с гордыней,

но со смирением. Ибо жизнь дарована мне с целью единой:

проводить тебя, и тебя, и родителей твоих, и детей

твоих сквозь сотни лет молчания.

Великим Благословенным именем не наречен я, но обречен.

И Свет Крадущим ведома любовь, и плоды любви сей не обречены,

а наречены Великим Проклятым именем.

И грезит каждый из оных о сотнях лет слепоты.

Наставления Диаманта

ДЕЛО № 1:

Счастье как жар-птица I

Сквозь частые перекрестья узких оконных рам Архива свет проскальзывал будто бочком, стараясь не касаться высоких тонкокостных стеллажей, шатких стопок пергаментов и груд свитков.

Луч перешагнул через выдающего немелодичные носовые рулады Хранителя, рассеянно погладил по лысеющей голове Рустикса, который тайком размазывал козявку по корешку фолианта четырнадцатого века, и на цыпочках подобрался к кудрявому светловолосому пареньку лет восемнадцати, младшему из троих работников Архива. Тот совершенствовался в тонком искусстве сна с открытыми глазами. Если бы случайный прохожий, никоим образом не знакомый с делами Ордена, заглянул в эти глаза, он содрогнулся бы – настолько нечеловеческими они были: то были глаза ястреба, золотисто-желтые и прозрачные, как застывшая в тысячелетиях смола; зрачок, будто древнее живое существо, замер в ее глубине.

Но случайный прохожий никак не мог попасть в здание Архива, так что содрогаться было некому, и парень продолжал таращиться на страницу с переписью рыцарей Ордена за тысяча шестьсот девяносто второй год, а кончик гусиного пера уже истек красными чернилами на пергамент и безнадежно высох. Тут луч коснулся носа парня всеми пылинками, которые он нацеплял на свой шлейф, пока гулял между полок, кудрявый сморщился и чихнул во весь голос. Где-то между стеллажей прокатился шорох бумажной лавины.

– Я пишу, пишу! – вскрикнул парень, очнувшись. – Я не сплю!

– Ила-а-ай! – протянул Хранитель с другого конца зала самым сварливым своим тоном. После такого обращения всякий поймет – добра не жди. – А ну иди сюда, паршивец!

– Вот же демон! – шепотом выругался незадачливый переписчик по имени Илай. – Химера рогатая, будь я трижды проклят!

– Гемм Ила-а-ай!

В тот миг он испытал почти такой же ужас, как когда ему вынесли приговор и заточили здесь.

– И угораздило же, – все так же тихо бормотал Илай, обреченно шаркая к высокой кафедре, над которой уже покачивалась пегая, как перепелиное яйцо, голова Хранителя Архива.

Еще миг – и на переписчика уставились глаза старика: когда-то пронзительно-синие, но теперь поблекшие до водяной прозрачности от того, что Хранитель долгие годы не использовал свой талант.

– Я слышал колыбельную, – подозрительно протянул Хранитель, – навязчивую такую мелодийку… Признайся, твоя работа, шельмец?

– Колыбельную? – Илай сдвинул брови с самым невинным и в то же время сосредоточенным видом. – Не понимаю, о чем вы, я не слышал никаких посторонних звуков. Разве что муха пролетала полчаса назад – от восточного окна к южному.

Притворство далось ему с трудом, но он знал, что бывшему дознавателю нипочем не расколоть его, если он только сам не признается – слишком слаб лазурит старика.

Но тот был не так прост. Говорили, в свое время он чуть было не попал в Орден и не стал Сияющим, но предпочел остаться на старой службе.

– Я вижу больше, чем могут мои бесполезные глаза, – угадав его мысли, рявкнул Хранитель, перегнулся через край кафедры и ухватил Илая за подбородок длинными серыми ногтями. Бледные радужки стариковских глаз на долю секунды затянулись синими прожилками и тут же угасли. У Илая подогнулись колени. – Кому, как не тебе, вытворять такое? Я знаю, ты заполз мне в голову со своей дурацкой песенкой! Думал, усыпишь старика и сбежишь в город через Черный сад? Но ты настолько слаб и глуп, что своим шепотком усыпил нас обоих! Ха, мальчишка, не провести тебе меня! Не сегодня!

Илай отшатнулся от мерзких нестриженых когтей Хранителя, оставивших след на его лице. Ему было противно, что его план был так легко разгадан. В груди бурлило что-то раскаленное и вязкое, как смола. Но он не позволит себя сломать, не покажет своего разочарования, даже если он обречен навеки остаться в Архиве. Если бы он только добрался до учебного корпуса, если бы только смог объясниться!

За спиной Илая захихикал увалень Рустикс, сосланный на бумажную работу за вопиющую тупость и неспособность использовать дарованный ему талант. Зелень уже увядала в его маленьких, близко посаженных глазах. Здесь, в Архиве, нет нужды в талантах геммов, здесь их кладбище.

Но Илай не таков! Он был лучшим, одним из лучших кадетов! И теперь, пока остальные геммы уже вступают в должность и начинают нести службу, он осужден поблекнуть и исчезнуть в этих стенах, состоявших, казалось, из прессованной пыли!

– Малютка Янтарь усыпил себя сам, – не унимался Рустикс. – Заболтал сам себя!

– Захлопни пасть, пустышка! – огрызнулся Илай.

Архив почти отравил его своей дремотой, и Илаю хотелось движения, любого, даже если это будет движение кулака к носу тупицы Рустикса. Но тогда он выйдет отсюда и вовсе нескоро.

– Ну-ну! – раздался насмешливый голос. Не в голове Илая, как это бывало часто, а в самом Архиве. Илай встрепенулся, сердце радостно застучало. – Доброго дня, господин Хранитель.

Все обернулись на статного молодого мужчину в шерстяном плаще и треуголке, отряхивающего с плеч снежную крупу. Его темно-рыжие волосы были убраны в хвост и перевязаны бархатной лентой, а глаза светились таким же неестественно желтым, что и у Илая.

– Ваше Превосходительство, – сварливо проскрипел Хранитель, тускнея на глазах. – Чем обязаны вниманием Сияющего?

Илай догадывался, но верить боялся. Михаэль, рыцарь Ордена Сияющих и по совместительству его куратор, раньше тоже был в ранге гемма-янтаря, но настолько преуспел в службе, что был произведен в ранг Топаза самим Диамантом. Илай в нем души не чаял.

Михаэль с учтивой улыбкой коснулся края треуголки, отороченной лебяжьим пухом, и пояснил:

– Я здесь, чтобы забрать своего кадета.

– Его наказание за дерзость еще не закончено.

Илай, конечно, и сам недоумок – это ж надо было разозлить самого ненавистного наставника перед днем выпуска!

– Обстоятельства изменились, – спокойно возразил Михаэль, – и наказание велено считать завершенным.

От возмущения у Хранителя аж голова затряслась на шее, отчего Рустикс, о котором все благополучно позабыли, тупо захихикал, но тут же осекся, поймав свирепый взгляд Хранителя, и убрался восвояси.

– Полагаю, мое мнение… – завел старик.

– …чрезвычайно ценно, – закончил за него Михаэль и продолжил, обращаясь уже к Илаю: – Немедленно одевайся.

Не помня себя от счастья, Илай бросился за верхней одеждой. Застегнул на все пуговицы мундир учебного корпуса, поправил шейный платок, обмахнул тряпкой ботфорты с квадратными носами и пристегнул плащ. Конечно, не такой роскошный, как у Михаэля, но где он, а где Илай?

На бегу надевая треуголку, юноша вернулся к куратору и вытянулся перед ним во фрунт прямо возле кафедры:

– Кадет Илай готов служить!

Михаэль хмыкнул и положил ему руку на плечо.

– Так идем! Надеюсь, «когти» при тебе? А, не беда, я взял все!

Попрощавшись со все еще взбешенным Хранителем, геммы покинули Архив Ордена.

В экипаже Михаэля Илая дожидалась его амуниция – «когти» на ботфорты и мушкет с поясом для патронов и прочей дребедени вроде шомпола и смазки. Кучер чмокнул губами, и легкие крытые сани с серебряными бубенцами покатились в сторону пристани. Пока Илай корячился на сиденье, цепляя металлические крюки на место привычных шпор, куратор вводил его в курс дела:

– Не успели остальные принести присягу, как прилетело, – поведал Михаэль, поднимая выше воротник. – В сыскном управлении все пребывают в непередаваемом восторге, что часть дел, а значит, и своих неудач, теперь можно сваливать на ваши плечи. Но Диамант и государыня императрица полагают, что геммы способны на большее, чем блюсти веру в серафимов и украшать ее двор. – на этих словах он улыбнулся особым образом, явно имея в виду себя. – Ты должен осознавать возложенную на тебя ответственность, Илай, и впредь не допускать ошибок. Держи свою гордыню в узде.

– Да, сударь.

Илай почувствовал, что краснеет самым позорным образом, и отвернулся, чтобы куратор не заметил его смущения. Михаэль был на семь лет старше, а потому гемм чувствовал себя совершенным ребенком. Если бы удалось хоть отрастить усы! Жизнь вмиг стала бы невообразимо легче и прекраснее.

Город несся навстречу черным саням, прохожие с оханьем и криками бросались врассыпную под свист кучера и его хлыста. Посторонись! Торговые ряды и доходные дома, кабаки и хибары исчезали в снежной пурге, поднимаемой конскими копытами и наточенными полозьями. Посторонись, дело государственной важности!

– Итак, к делу, – невозмутимо продолжил Михаэль. – В городе давно действует банда контрабандистов. Это обыденность, с которой вашей команде вряд ли придется сталкиваться часто, ведь, напоминаю, ваша главная обязанность – проводить следствие по делам, в которых замешаны мистерики и прочие нечистые еретики. Миссия эта негласная, но и забывать о ней не стоит. Понимаешь, о чем я?

Пронзительные желтые глаза Михаэля впились в Илая, и тому оставалось только кивнуть. Обычные полицейские попросту не способны угнаться за преступным умом и силой мистерика, владеющего чарами, ваятеля, изобретающего проклятые механизмы, или спятившего капурна, повелевающего мертвыми. А что до нечисти или неразумных монстров, кишащих по углам и канавам этого города и всей страны? Или, к примеру, демонопоклонников, способных ради своих господ на все? Как ни посмотри, обычным смертным не обойтись без заступничества геммов, взращенных церковью Святых Серафимов. Его, Илая, как и остальных геммов его поколения, вырастили именно для этой миссии.

Стон хлыста – и какой-то бродяга летит в сторону с рассеченным лицом, изрыгая мутные проклятия. И хватило же ума бросаться под рыцарские сани!

– Возвращаясь к нашим контрабандистам. Не хмурься, знаю, ты рассчитывал на какой-нибудь блестящий подвиг, но служба в полиции состоит не столько из захватывающих перипетий, сколько из угнетающей рутины. Однако на этот раз эти подонки, контрабандисты, грозятся спровоцировать международный скандал, поэтому твоим новым руководством, господином полицмейстером и по согласованию со мной лично было решено подключить вас четверых к поимке.

– Вам нужен «неслышный голос», – решился открыть рот Илай.

– Именно. Хоть вы и прошли полное обучение, но сегодня особенно важно показать слаженность ваших действий. Не подведи меня, – произнес Михаэль тише, и его пальцы сжали плечо гемма сквозь шерсть форменного плаща учебного корпуса.

Со всей спешкой они преодолели путь всего за четверть часа, и сани остановились в безымянном переулке на задворках столицы, в Забродье.

Юноша спрыгнул в чавкнувший серый снег и закинул тяжелый мушкет на плечо.

– Действуй по Уставу. Во славу Крылатых. – Михаэль глянул на него сверху вниз.

Илай сложил ладони на груди в жесте, символизирующем крылья Святых Серафимов.

– Не посрамлю чести! – воскликнул он запальчиво и щелкнул каблуками ботфортов, из которых тут же выскочили по бокам загнутые крюки «когтей».

Михаэль скупо кивнул ему и подал знак кучеру трогать. Вскоре его и след пропал, смешавшись в колее с другими. Дальше Илай должен был справиться сам.

Юноша огляделся. Проведя все детство и юность в стенах монастыря, в городе он ориентировался больше по картам, чем по личному опыту. Их растили вдали от мирской грязи, сохраняя души чистыми для служения. Служения на этих самых грязных улицах, которые он видел впервые.

Какая-то женщина со свекольно-румяными щеками, караулившая прохожих у входа в подозрительный подвал, заметила юношу в мундире, поманила его пальцем и распахнула залатанную душегрею. Под душегреей оказались тяжелые голые груди. Илаю вмиг стало так жарко, что даже немного больно. Он тряхнул головой и отвернулся, хоть уличная женщина пыталась привлечь его внимание развязными криками. Может, она – морок, призванный отвлечь его от миссии? Ну, нет! Он не посрамит чести, как и обещал до этого Михаэлю!

Илай разбежался и, оттолкнувшись подкованными подошвами, ухватился за карниз окна ближайшего каменного здания. Дальше тело вспомнило само, а «когти» ему в этом помогли – двигаясь, как длиннорукий гиббон, он подтягивался и вновь подскакивал, пробирался между карнизов и наличников, повисал на ставнях, пока не оказался на двускатной черепичной крыше какой-то мануфактуры, откуда открывался прекрасный… кого я обманываю, довольно отталкивающий, но все же ясный вид на эту часть Вотры. Вся грязь осталась внизу, с крысами, нечистью, несвежими трупами, которые не всегда успевали найти и опознать до того, как тем обглодают лица; а здесь было солнце и облака, будто подсвеченные тайной благодатью серафимов.

Янтарные глаза Илая сощурились, он весь подобрался и бросился вперед по гребню крыши, а достигнув края, легко перескочил с ее конька на соседнее здание. Не будь его тело подготовленным, а ботфорты – оснащенными когтями, он бы попросту сорвался вниз и сломал себе шею. Но Илай был тем, кем ему посчастливилось родиться и вырасти – он был геммом, а значит, он был лучше прочих. По крайней мере, он в это искренне верил.

Михаэль четко указал ему направление в портовый район. Илай бежал, прыгал, подтягивался и вновь бежал. Мушкет оттягивал плечо, мешая двигать лопатками, но на тренировках он вытворял и не такое. Ветер швырял ему мелкий снег в лицо, но холодно уже не было – гонка разогрела тело изнутри. Другие геммы уже ждут его, и времени до приказа все меньше. Илай забрал немного западнее, соскользнув по глиняно-черепичному скату и затормозив у желоба водостока. Впереди – порт с вставшими на якорь бригантинами, чьи мачты возвышались над тонущим в серой дымке кварталом рыбьими остовами. Туда-то ему и дорога. Еще одна крыша, другая. Вниз летят обломки черепицы и пустые птичьи гнезда.

Наконец он остановился, придержавшись рукой за печную трубу, и снова вгляделся вдаль – в тридцати метрах от него мелькнул вечно растрепанный пучок Дианы – младшей сестры в их отряде. Со спины не видно, да он и так знает, что за толстыми линзами ее окуляров скрываются глаза цвета глубокой зелени, какие и положено иметь малахиту. Диана уже переоделась в форменный мундир сыскного ведомства, но выглядела в нем так, будто втихаря напялила чужую одежду. Нахохлившись и положив покрасневшие пальцы на рукоять короткого клинка, она всем телом подалась вперед, готовая в любой миг сорваться с места.

Чуть ближе к наблюдательному пункту Илая, в тени груженной сеном телеги, притаилась Норма. Илай знал, что такие развлечения ей не по душе – Норма всегда хуже всех справлялась с тренировками, промахивалась даже по неподвижным мишеням и пользовалась особым нерасположением их общего наставника по атлетике, то и дело отрабатывая штрафы. Норма заметила Илая первой, сверкнув своими лазуритами.

«Я пришел, – шепнул он Норме. – Каков план?»

Ее взгляд несколько смягчился, хоть радужки все так же обжигали синим льдом.

«Преступники внутри здания. Лестер на позиции. Полицмейстер отдаст приказ – и он ворвется. Мы пресекаем попытки к бегству», – бесцветно отрапортовала она. Только одна Норма и понимала, как именно стоит общаться с носителем неслышного голоса, каким был Илай, – отсекать все охи и вздохи, доносить только то, что нужно, короткими мысленными фразами, чтобы не отвлекать. Впрочем, это не удивительно, ведь ее талант тоже касался чужих разумов, но иначе.

«Значит, засада, – сориентировался Илай и переключился на невидимого с его позиции Лестера: – Лес!»

«Здаров, братишка! – тут же заорал тот. – Как дела, уже кончилась твоя ссылка? Всю пыль в Архиве задницей протер? Аха-ха-пх-х-х-х… А нечего было этому блр-пр-фр-р-р…»

«Лес, не егози! – Илай поморщился и помассировал висок, другой рукой снимая с плеча и пристраивая на колене мушкет. – Кто с тобой?»

«Только мы с Фундуком, – с готовностью отозвался Лес. – Пятеро полицейских выдвинулись к складу, мы тоже готовы».

«Наши полномочия?»

«Не убивать, – на этот раз понял с первого раза Лес. Вообще, он был довольно сообразительный малый, хоть и порывистый. – Всех на допрос».

Вот, значит, зачем здесь Норма.

«Диана», – позвал Илай, заметив движение нескольких фигур у стен склада.

«Я готова», – ровно отозвалась она.

«Только никого не прикончи», – напомнил он, но ответа дожидаться не стал. Младшая терпеть не могла, когда с ней говорили неслышным голосом, все твердила, что это как щекотка пером, только внутри головы.

Покончив с перекличкой, Илай, одним глазом поглядывая, как рядовые полицейские слаженно и тихо скручивают расхлябанного вида охрану у ворот, стал заряжать мушкет. Отгрыз у патрона бумажный мундштук, сплюнув на сторону горькую пороховую крошку, ссыпал крупинки в ствол и быстро утрамбовал их шомполом. Затем взвел курок, наведя дуло на неприметную калитку в задней части склада. Уж очень заманчиво она выглядела – будь он контрабандистом, непременно бы ей воспользовался.

Впрочем, Илай до сих пор не понимал, для чего он здесь. Не в целом: он твердо знал, что сыскное для него только этап, ступень на пути. Он не мог взять в толк, для чего нужен элитный отряд из четверых обученных геммов при обычной поимке каких-то голодранцев? Вон как эти молодцы ловко управляются, никто им не нужен.

Смахнув с губы приставшую крупицу пороха, Илай приметил полицейского с блестящими эполетами, что красноречиво указывало на его право принимать решения, деликатно постучался в его мысли. Не полноценной фразой, только вопросительной интонацией. Уловил в ответ подтверждение и тут же шепнул Лесу: «Вперед!»

До него донесся еле слышный перестук мягких лап массивного тела, а после – треск и лязг, обескураженные вопли и хлесткие звуки ударов. Кто-то внутри выстрелил, и Илай только сильнее нахмурился и сильнее припал к прицелу – это не мог быть Лес. Но тут же раздался голос брата, вполне обычный, раскатистый и радостно-злой:

– Куда ты, скуда, лепиться изволишь?! Н-на! – и грозное ворчание.

Понеслось.

Из калитки ожидаемо выскочил мужичина в распахнутом тулупе. Илай нажал на крючок, и мужик упал с расцветающим алым пятном на плече. Илай разодрал зубами очередной бумажный патрон.

«Норма!»

Пуля впилась в землю у ног другого контрабандиста, тот подскочил на месте пегим зайцем и улепетнул в другую сторону, к трущобам, где грозился затеряться окончательно. Сестра промазала.

– Штоб тебя, – сплюнул Илай. Нет, им с Лазуритом определенно здесь не место, их таланты созданы для кабинетов и кулуаров, для салонов и комнат дознания, а не для этой суматохи. И продолжил неслышно:

«Диана, на девять часов, серый полушубок».

«Сизый», – отозвалась Охотница на бегу. Она и без его подсказки заметила беглеца, по которому промахнулась Норма.

Не прошло и пяти секунд, как Диана настигла контрабандиста, чего Илай не видел, но услышал. Оставалось надеяться, что несчастный не истечет кровью до ареста.

Его мушкет снова был заряжен, а курок взведен. А тем временем внутри склада воцарилась подозрительная тишина – уже никто никого не лупцевал, не крушил и не трепал зубами, точно обнаглевшую амбарную крысу.

«Лес, живой?» – окликнул Илай.

«Заходите, тут просто пхххх-ффф».

Вздохнув, Янтарь снова подал мысленный знак полицейскому с блестящими эполетами и приготовился спускаться на землю. Расправившись со стеной и спрятав бесполезные на земле когти, Илай выпрямился и встретился взглядом с Нормой. Та выглядела несчастной.

– Я не справилась, – сообщила она, дрогнув губами.

– Ты и не должна была. – Илай слегка потянул за обшлаг ее новенького мундира. Ему тоже предстояло обзавестись таким, если только полицмейстер не отошлет их с позором обратно под крыло Диаманта. – Твоя работа только впереди.

Норма благодарно кивнула, якобы незаметным жестом смахнув обиженные слезы с темных ресниц, обрамляющих ярко-синие глаза, и принялась теребить кончик дымчато-русой косы.

Увы, благословенные серафимами глаза хоть и даровали орлиное зрение, меткости не гарантировали. Но Норма, безупречная во всем, что касалось ее таланта, тяжело переносила этот свой изъян.

– Так идемте же, сударыня. – Илай склонился в галантном поклоне, перенятом у Михаэля, и протянул сестре ладонь. – Чернь должна увидеть вас во всем блеске.

Норма шмыгнула носом и с усмешкой отмахнулась.

В это время из переулка показалась сгорбленная спина Дианы и ее растрепанный пучок каштановых волос. Она волоком тащила по грязному снегу контрабандиста в сером полушубке и с серым же от кровопотери лицом. По счастью, к ней быстро приблизились двое служивых и приняли тяжкую для такой юной девушки ношу. На вид Диана гораздо безобиднее и слабее, чем на деле, но служащим полиции только предстояло это выяснить. А сейчас этот херувим с округлыми щечками, в трогательных окулярах и с невинными глазами цвета мокрой зелени спокойно отерла клинок от крови какой-то ветошью и спрятала за пояс под умиленное воркование полицейских.

– Диана с завидным проворством обзаводится поклонниками, – заметил Илай.

– Несчастные поклонники, – улыбнулась Норма, принимая сестру в объятия. – Не поранилась?

Но та только нос сморщила:

– Кто? Я?

– Эй вы, бездельники! – высунулся из ворот встрепанный и крайне довольный собой Лес. – Шагайте сюда, последнему десять ударов!

Илай с Нормой одновременно вздрогнули, припомнив того, кто больше всех любил эту фразу в учебном корпусе, и все трое порысили к складу. Сила привычки.

Внутри уже хозяйничали полицейские, осматривая высокие деревянные короба и проворно выкручивая руки контрабандистам, и без того знатно помятым Лесом и Фундуком. Последний устроился в центре склада, прямиком под жиденькими солнечными лучами, и основательно вылизывал заднюю лапу, вытянув ее и растопырив для пущего эффекта когтистые пальцы. Его длинные белые усы подрагивали от брезгливости. Как так, такой элегантный ездовой кошкан, с такой великолепной полосатой шкурой – и вдруг вынужден находиться посреди грязи и убожества! Возмутительно.

Лес почесал своего кошкана за ухом размером с три мужских ладони и ободряюще потрепал за шкирку, а затем обратился к остальным геммам:

– Гляньте, что в этих ящиках. Вот уж чего не ожидал… А Дук их чуть не сгрыз.

Упрашивать не пришлось, ведь и без того было любопытно, ради чего этим бандитам захотелось рискнуть жизнью, преступив закон.

Сдвинув одну из крышек и заглянув за край, они увидели внутри… ящериц. Груду посеревших и совершенно окоченевших, замерших в нелепых позах телец, отчасти покрытых инеем. Вероятно, когда-то их шкурка была ярко-красной, на что указывали пятна этого цвета на кончиках хвостов, но смерть стерла краски, оставив от некогда красивых созданий жалкое подобие.

– Агама-летяга, – со знанием дела сообщила Диана. – Живут в Адашае, там, где гораздо теплее. Местные считают их священными животными. Но если пожарить, их вполне можно…

– Нет-нет, мы не будем их есть! – замахал руками Илай, вспомнив слова Михаэля о международном скандале, который необходимо предотвратить. Значит, на кону отношения со Адашаем.

– На вкус должны быть как курица, – настояла Диана, сверкнув окулярами. – И околели они недавно, посмотри на их глаза.

– Ну и чем ты отличаешься от Фундука? Лишь бы пожевать. – со смехом Лес потрепал младшую по и без того растрепанной голове, на что она только отмахнулась:

– В глобальном смысле ничем!

– Ты что-то знаешь? – обратилась к Илаю Норма, без труда уловив его интонацию до этого. – Ты что-то знаешь, – тут же ответила она сама себе. – Что мы должны сейчас сделать?

– Срочно найти выживших, – кивнул Илай.

Тут к ним подошел тот самый полицейский, с которым попытался связаться Илай неслышным голосом. Будь они знакомы заранее, диалог вышел бы более содержательным, но в той ситуации выбирать не приходилось, нужно было действовать. Полицмейстер, а это был он, одетый в форменный мундир с эполетами, явно запыхался, из чего следовало, что участие в подобных променадах явно не было для него обыденностью – логично, с таким-то высоким постом. Что же заставило его выбраться из-за стола и отправиться в едва ли не самый гнилой район столицы, чтобы лоб в лоб столкнуться с настоящими, а не чернильными преступниками?

Илай окинул нового начальника быстрым внимательным взглядом. Да, восстановление событий было талантом Дианы, а копошение в чужой совести – Нормы, но всех их готовили к службе и обучали основам логики.

«У господина полицмейстера тонкие ноги и внушительное брюшко – значит, увальнем он был не всегда, возможно, начал им становиться, получив продвижение в ранге и прочно усевшись за стол. Русые бакенбарды густые и яркие, но надо лбом седоватый чуб – еще в силе, но многое повидал; вокруг глаз лучами расходятся глубокие, точно шрамы, смешливые морщины и треугольник складок на переносице – веселый малый, но горазд и прикрикнуть, легко поддается гневу. Единственный напрашивающийся вывод: наш полицмейстер заскучал и почувствовал, что может стать ненужным по приходу совсем юных, но надлежащим образом обученных ставленников Диаманта, вот и решил немного растрястись на задержании, а заодно показать молодняку, что он еще в форме», – быстро сделал вывод Илай и улыбнулся.

– Здравия желаю, Ваше Благородие, – гаркнул он, вытянувшись. – Разрешите отрекомендоваться!

Раскрасневшийся полицмейстер махнул рукой, отдуваясь:

– Валяй.

– Кадеты Яшма, Малахит, Лазурит и Янтарь прибыли в ваше полное распоряжение! Готовы служить во благо империи! И позвольте выразить восхищение подготовкой ваших служащих. Для нас будет честью служить под вашим началом, – оттарабанил он и прищелкнул каблуками ботфорт. Когти выскочили снова, но Илай не подал виду, что опростоволосился.

У дальней стены в рядок, точно мешки с мукой, усаживали злоумышленников. Лес уже крутился поблизости и заводил знакомства с новыми сослуживцами. Диана и Норма приступили к обыску ящиков в поисках выживших ящериц, так что отдуваться перед начальством выпало Илаю. Но это ничего, ему это еще пригодится в будущем, когда Михаэль заберет его ко двору, как и обещал. И потом – никто из геммов так не владеет искусством разговоров, как носитель неслышного голоса.

Тон был подобран верно, так что полицмейстер расплылся в довольной улыбке:

– Вольно. Ты, получается, за главного среди… ваших? – На последнем слове в его голосе пробрезжило нечто… Настороженность? Отвращение?

– Не совсем, – потупился Илай, выражая приличествующую случаю скромность. – Мой талант – координировать действия группы, обращаясь к каждому мысленно. Вы, должно быть, тоже это ощутили.

– Да, наслышан. – Полицмейстер задумчиво огладил пышные усы. – Выходит, ты можешь забраться ко мне в голову и что-то нашептать, внушить? – прищурился он.

Илай подавил желание непочтительно прищелкнуть языком. Что за дремучесть! Впрочем, раньше геммы не работали бок о бок с государственными служащими, кроме высшего эшелона власти и военных, так что он терпеливо объяснил:

– Ни в коем случае, господин полицмейстер. Я ничего никому не могу внушать. Только обмен сведениями, причем исключительно с вашего на то согласия. Мои таланты служат правому делу и во славу Святых Серафимов, – отчеканил он, как ему показалось, браво, но, когда полицмейстер с облегчением выдохнул, не удержался от уточнения: – Но если в нашем присутствии кто-то солжет, Норма – он указал на сестру, – об этом тут же узнает.

Полицмейстер замер на мгновение, а потом расхохотался, уперев руки в бока:

– Да знаю я, знаю! Диана выследит мерзавца, где бы он ни скрывался, а этот ухарь Лестер надерет тому задницу голыми руками. Я читал ваши личные дела, разумеется, – ухмыльнулся он в ошеломленное лицо Илая, – но мне было важно услышать, что и как ты скажешь, кадет Илай.

Хорошо, что никто не знает о его крайне неуспешных попытках внушить Хранителю Архива желание уснуть, напев тому в ухо неслышную колыбельную! Позор, да и только.

– Рад слышать, господин полицмейстер. Должен сказать, сейчас крайне важно отыскать хотя бы часть ящериц, что еще не успели околеть. Насколько мне известно, агама-летяга считается священным животным в Адашае, и нам следовало бы вернуть на родину хотя бы часть…

Тут он заметил за спиной полицмейстера подозрительное движение и насторожился. А через миг быстро заковылял на вытянувшихся когтях к одному из коробов:

– Фундук, брысь, место!

Судя по его вздыбленному полосатому хвосту и хищно распушившимся усам, Дук был тем, кто обнаружил выживших священных зверей Адашая. И теперь пытался выковырять их из короба и сожрать.

Допросом Норма осталась недовольна. По сути, ей даже не дали задать ни единого вопроса из заготовленного ею универсального списка для первичного протокола. Действительный служащий бегло опросил задержанных, а Норма лишь стояла рядом и кивала или мотала головой, когда к ней обращались, чтобы узнать, правду ли они говорят. Ею овладела нежданная робость, которой она раньше за собой не помнила. Возможно, выступи она лучше во время задержания, то могла бы задирать нос, как Лес, распускать хвост, как Илай, или держаться независимо, как Диана. Но, если подумать, братья и сестра вели себя так всегда. Значит ли это, что она, Норма, такая и есть – робкая молчунья, неспособная заявить о силе своего таланта? Нет, быть такого не может.

Контрабандисты не сообщили ничего стоящего, но только потому, что ничего полезного для следствия они и не знали. Так, обыкновенные исполнители, наряженные в шоры более ловкими дельцами. Они служили только на этом складе, заказчиков не видели, груз оставляли по частям в разных точках города, о которых никогда не знали заранее – ранним утром курьеры из беспризорников доставляли карту с помеченным крестом пунктом.

«Какая-то странная секретность для тех, кто ворует животных. Пусть даже и священных. И для чего их столько?» – размышляла Норма, но задавать эти вопросы бандитам смысла не было.

Отобрав у контрабандистов последнюю карту, похожий на объевшуюся цаплю полицмейстер вручил ее Лесу и Диане, велев отправляться на место и все там разнюхать.

В учебном корпусе, где прошла почти вся их жизнь, эти двое составляли прекрасный тандем – Малахит и Яшма, охотник и боец. Их-то не гоняли по двадцать кругов гусиным шагом вокруг здания корпуса, как Норму с Илаем, уродившихся с талантами дознавателя и координатора. Лес протянул Диане руку в толстой сокольничьей перчатке и поддал Фундуку пятками по мохнатым бокам. Напружинив задние лапы, кошкан скачками понесся прочь.

– Есть тебе что спросить у них? – снизошел до Нормы офицер. – Ну там, что вы обычно спрашиваете.

Норма стиснула в кармане мундира лист опросника. Какая глупость! И она подумала, что с первого дня сможет сделать что-то потрясающее, что-то новое? Что-то, что на самом деле облегчит работу сыскному управлению?

– Ну, нет так нет, – не стал дожидаться ответа офицер и махнул своим: – В телегу и до острога их! На каторгу пойдут как миленькие.

– Как на каторгу?! – вскинулся один, на чьем лице все еще сочилась кровью разбухшая царапина. – Как так на каторгу, господа хорошие! Да за что, за какие грехи? Мы ж простые рабочие, нанимались через приказчика к купчине, ящики таскать да грузы торговые по городу развозить! Почто нам было знать, что это незаконно?

В груди дернуло, а в голове разом прояснилось, будто шальной ветер подхватил кисейную занавеску, плеснув в сумрак чистым светом. Так уже бывало раньше, бывало и сегодня, но чувство истины вернулось с новой силой.

– Он говорит правду, – тихо произнесла Норма. Но когда никто не отреагировал, откашлялась и повторила громче: – Этот человек не врет, он не знал, что груз контрабандный! Скажи мне, где тот приказчик, что вас нанял, – обратилась она к притихшему мужику.

– Неведомо мне, – буркнул тот, вжав голову в плечи, обтянутые плешивым полушубком. – Он в доках обретался, сцапывал по одному тех, кто работенку подыскивал. Больше мы его не видывали.

Остальные горе-контрабандисты согласно закивали.

– Снова правда, – подтвердила Норма, почувствовав внутри новое колыхание светлой завесы. – Господин полицейский, их вряд ли можно считать виновными.

Но чуда не произошло. Сыскной дернул щетинистым подбородком:

– Преступление есть преступление. Знали они – не знали, закону разницы никакой.

– Но как же…

– Тебе бы «Уложение об ответственности» подучить, девочка.

Через минуту Норма беспомощно наблюдала, как мужиков со связанными руками по одному выводили из разгромленного склада и сажали в казенную телегу, запряженную парой меринов.

И так-то ей предстоит служить на благо людей и во славу серафимов?

– Что, снова глаза на мокром месте? – Илай подошел неслышно, повторно подгибая лязгающие по полу когти.

– Я не плачу, – сердито отозвалась Норма и поправила манжеты.

– И правда, – покладисто согласился брат-Янтарь. – Мне показалось.

– Я просто… не могу понять.

– Мы поймем, – пообещал он. – А сначала помоги мне разобраться еще с кое-чем, пока мы еще здесь. Полицмейстер сказал, у нас еще несколько минут.

Илай потянул ее за обшлаг и повел, как многие годы до этого водил за собой за руку, крались ли они ночью на кухню или брели отрабатывать очередную провинность перед наставниками. Брат, пусть никто из геммов не связан меж собой родной кровью, был ее путеводной звездой.

– Смотри, – объявил Илай, присаживаясь на корточки у одного из ящиков. – Тут буквы выжжены: «Аd. Аy», будто кто название Адашая сократил, а ниже еще значок вроде треугольника, три черточки.

Норма наклонилась и увидела, на что он указывал.

– А вот на этом, – Илай заломил треуголку на затылок и по-крабьи переместился вбок, подметая черным шерстяным плащом грязный пол, – те же буквы, но уже круг, разделенный на сектора. Содержимое одинаковое. Что скажешь?

Норма убрала за ухо выбившиеся из косы пряди и пожевала нижнюю губу.

– Возможно, это вместо цифр, ну, для неграмотных. Помнишь, нам говорили, что читать и считать может только каждый седьмой мирянин? Не считая благородных. А те бедолаги, которые попались нам здесь, точно были не из ученых или дворян.

– Бедолаги? – вскинул брови Илай. Брови у брата были знатные – на два тона темнее пшеничных волос, широкие и разговорчивые, под стать хозяину. – Ты слишком мягкосердечна.

– Я слишком хорошо вижу людей.

– Они оказали сопротивление, – напомнил он.

– Кто угодно обделался бы, напрыгни на него Фундук когтями вперед, – фыркнула Норма, – и стал бы защищаться.

Илай расхохотался, запрокинув голову. Спорить с ним совершенно невозможно, даже если он нес несусветную чушь. Легкий человек, он летел по жизни золотистым перышком.

Наконец их окликнули и позвали наружу. Пора было ехать в управление.

Норма чувствовала, как они оказываются все дальше и дальше от учебного корпуса, который был единственным домом, что она знала. Теперь это место выплюнуло их в мир, ведь без геммов в нем никак. И Норма была готова, она готовилась к этому дню всю свою жизнь, но мурашки кололи, будто с нее спустили шкуру, а новая розовая кожица была еще слишком тонкой. Чтобы хоть немного успокоиться, она расправила на коленях ткань новой синей униформы.

Полицмейстер при ближайшем рассмотрении показался приятным человеком. Вежливо расспрашивал про житье-бытье, про учебу в корпусе, про науки, которые осваивали геммы. Особенно заинтересовался он логикой, постулатами которой наставники призывали руководствоваться в расследованиях.

– Ишь как! – удивлялся он. – А нас учили полагаться на глаза и нюх; пока думаешь, вся шушера разбежится и по гнилым углам попрячется, что не выкуришь.

– Органы чувств мирян могут врать, Ваше Превосходительство. – Норма опустила взгляд на сцепленные на коленях руки. Ей казалось невежливым так прямо говорить о несовершенстве собеседника, но и уйти от ответа она не могла.

Но полицмейстер, кажется, не обиделся, только фыркнул, огладив двумя пальцами усы, и откинулся на сиденье:

– Тогда посмотрим на нее… на вашу логику. И зови меня Петром Архипычем. У меня таких, как ты, три дочки. И ты тоже зови, – повернулся он к Илаю, и тот белозубо оскалился.

Сыскное управление оказалось угрюмого вида каменным зданием в два этажа с белеными карнизами и двускатным жестяным козырьком над крыльцом с потертыми ступенями.

«Вот он какой, наш новый дом», – подумалось Норме.

Едва они сошли с конки, к крыльцу, фырча, подскочил Фундук и тряхнул лопатками, едва не сбросив обоих седоков. Лес и Диана приземлились на брусчатку отработанным и полным грации движением.

– Господин полицмейстер, позвольте доложить, – рявкнул во всю силу своих молодецких легких Лес.

– Позже, – махнул ладонью Петр Архипыч. – Сперва сведи зверюгу на конюшню. Там на втором ярусе ему уж теплый лежак приготовлен.

Лес прищелкнул несуществующими каблуками: в отличие от остальных кадетов, которым достались в обмундирование тяжелые ботфорты с квадратными носами, его сапоги больше напоминали охотничьи, чтобы легче было прыгать, а икры до самых коленей были обмотаны мягкими бинтами наподобие солдатских портянок. Затем он свистнул Дуку, и вместе они потрусили за здание.

Петр Архипыч провел остальных внутрь и сразу на второй этаж. Там он хозяйским жестом обвел коридор с двумя дверьми.

– Тут, значит, будет девичья комната, а тут – спальня юношей. К порядку, знаю, вы приучены, так что обживайтесь, как сможете.

Сунув носы в «девичью», Норма и Диана увидели белостенную горницу с крошечным зарешеченным окном, бывшую некогда то ли допросной, то ли оружейной. По углам жались две кровати, в ногах у которых стояло по окованному сундучку в локоть высотой и два в длину. У двери висело настоящее мутноватое зеркало в темных пятнышках.

– Тут, конечно, не дворец… – начал Петр Архипыч.

– Чур, моя! – объявила Диана, с разбегу плюхаясь животом на правую кровать. Та протестующе заскрипела.

Норма тоже вошла, неверяще крутя головой по сторонам. Какая большая комната! И дверь запирается! И жить они будут только вдвоем! Будто они наяву попали в Пресветлый Деим.

«Вот только что мне хранить в сундучке?» – задумалась Норма, но ее отвлекло деликатное покашливание полицмейстера:

– Еще дальше по коридору общая комната. Там можете чай пить, мы вам самовар отрядили. Справитесь? Вот и славно. В котельной для готовки печка есть, а мыться можно в бане на соседней улице. Нужник снаружи устроен, уж не обессудьте. Тебе, пострел желтоглазый, форма оставлена на постели. Нашел?

– Так точно! – радостно отозвался из коридора брат.

– Вот и славно, – потер, видать, озябшие ладони Петр Архипыч. – Теперь пожалуйте в главное свое рабочее место – мой кабинет. Там будете получать распоряжения и отчитываться мне лично.

Диана, беспечно качавшая в воздухе тяжеленными и облепленными грязью ботфортами, вскочила на ноги, стряхивая комья на выметенный дощатый пол.

– Тогда пойдемте отчитываться, – предложила она, сверкнув круглыми окулярами.

Диана никогда не трепетала перед старшими, кем бы они ни были. Норме даже казалось, явись перед ней сам Диамант, сестра ни капли бы не смутилась. А все потому, что все носились с ней как с писаной торбой – еще бы, за все поколения геммов им удалось воспитать едва ли не первый удачный Малахит. Даже жестокой души наставник по атлетике сдувал с младшей сестры пылинки и всем ставил в пример. По счастью, заносчивой Диана не стала, иначе выносить ее совершенство было бы… невыносимо.

Нет, Норма не завидовала, просто она-то хорошо знала, с каким трудом ей, простому Лазуриту, дается каждый шаг вперед, и чем дальше, тем тяжелее будут эти шаги. Норме все доставалось не исключительностью таланта, а только кровью, потом и бессонными ночами.

Ладонями она расправила неряшливые складки на простыне.

Со стороны юношеской спальни как раз донесся радостный голос догнавшего остальных Леса:

– Уо-о-о, каковы хоромы!!! Вот теперь-то заживем!

В кабинете Петра Архипыча было не в пример теснее, чем в отведенных им комнатах, – в каждом углу стояло по забитому какими-то бумагами шкафу, у стен горбились обтянутые дурацкими цветастыми тканями диванчики, а стол, покрытый зеленым сукном, перегораживал подход к окну. Полицмейстер бочком пробрался за него и приглашающим жестом велел им говорить.

Диана подбоченилась и выдала:

– И ничего мы не нашли. Место, как и было сказано, каждый раз новое, да еще и людное. Там одних свежих троп протоптано за сегодня с три сотни, как человеческих, так и нет. Обнаружены следы и помет шестидесяти лошадей, двадцать четыре из которых мерины, три мула, четыре осла…

Полицмейстер кашлянул.

– …и один кошкан помимо нашего, самец, пометил дом до самого окна, – спокойно продолжила Диана, не уловив намека. Илай тихо хмыкнул, представив реакцию Фундука на метку конкурента. – Однако ни единого шлейфа ни хладнокровных, ни даже земноводных существ. Человек, который должен был забрать груз сегодня, тоже должен был как следует провонять ящерицами, так что на месте его не было.

– Скорей всего, подельники следили за складом и им известно, что груз конфискован, – деловито добавил Лес, поправляя темно-русые вихры надо лбом. – Мы осмотрели также все соседние переулки, за нами слежки не было.

– Курьеры могли быть такими же временными, как и грузчики на складе, и не знать всего плана, – не удержалась Норма.

Илай мысленно застонал. Если сестра сейчас возьмется защищать тех бродяг, их точно вернут в учебку, как порченый товар. Но полицмейстер только махнул рукой:

– В рапорте все распиши, что узнала, ты же девица грамотная? – Норма вспыхнула, но кивнула и снова принялась теребить кончик косы. – Вот. А дальше пусть в суде разбирают, не наша юрис… дикция. Да, юрисдикция не наша это – судить, кто виноват, а кто нет. Наше, ребятки, дело – все сыскать, собрать, всех переловить да черту подвести. Вот здесь мы ее и подведем.

Илай покосился на остальных кадетов, но никто не пошевелился, не произнес ни слова. Что бы это значило – подведем черту? Так они справились или нет?

– Дело закрыто, – распознав их замешательство, пояснил полицмейстер. – Этих под суд, а заведутся новые – и их поймаем, если осмелятся после такого дела свои проворачивать. Говорите, видали все у склада? И хорошо, бояться будут! А сейчас вольно.

В ответ на знакомый приказ мышцы непроизвольно дернулись в новой попытке вытянуться перед расслаблением, и все четверо машинально развернулись на пятках.

– А, все ж таки забыл, – окликнул их Петр Архипыч. – Вот, жалованье ваше. Все ж для зеленых кадетов не так вы и плохи, – милостиво добавил он, выкладывая на зеленое сукно стола четыре одинаково брякнувших металлом мешочка.

Они никогда прежде не держали в руках денег. Деньги, говорили им, причина многих зол, а также основной мотив трех четвертей мирских преступлений. Последнюю четверть составляли преступления страсти, представление о которой также было весьма смутным. Но в учебном корпусе при монастыре им не было нужды сталкиваться с «гнусным металлом», а тут он свалился им на головы нежданным богатством. И как им распоряжаться, было совершенно непонятно. Норма предлагала не тратить монеты – по тридцать серебряных и пятнадцать медяшек – вовсе, но, кроме пустого самовара, ничто не сулило кадетам ужина, а последний раз они ели еще на рассвете. Животы вразнобой подвывали, словно устроив концерт духового оркестра.

Тогда общим советом было решено отправиться на поиски пищи, а вести отряд поручили Диане – только ее безупречный нос мог привести их к лучшей еде в околотке.

– Пиффа севафимов! – пробормотал Лес с набитым ртом, прикрывая красные глаза. – Фтоб я фдох.

Спустя полчаса они уже сидели за выскобленным столом в трактире «Поющий осел» и им уже принесли на трех подносах больше еды, чем они когда-либо видели за раз. Первым делом каждый сунул по куску хлеба в каждый карман мундира, а Илай – по два.

Чего там только не было: и пироги с грибами, луком и красной рыбой, и кабанятина на кости, и цыпленок, запеченный прямо в цельной тыкве с крупными зубчиками чеснока и заботливо укрытый слоем плавленого козьего сыра, и множество прочей снеди. Ели ли они раньше печеную тыкву, пироги или мясо? Еще бы! Но кухонные служители и чернавки ни разу не приближались к тому сочному совершенству, что взрывалось теперь на языке и требовало срочно запить пряной шипучей медовухой, а после снова заесть, и снова… Илай быстро потерял счет тем глоткам.

Но не все позволили себе просто радоваться первому дню службы:

– Три пятых доли всех мирских преступлений совершается в подпитии! – пробурчала Норма, отставляя кружку.

– А мы и не в подпитии, – ухмыльнулся Лес, легонько ткнув ее пальцем в лоб. Руки у него были тоже перебинтованы ради сохранности суставов. – Вы, молодняк, только исследуете мир, что был скрыт от вас высокими монастырскими стенами…

– Что, снова расскажешь про тот случай с забродившим молоком? – миролюбиво похлопал его по плечу Илай. – Ненамного больше нашего ты видел.

– Ты просто не знаешь, как сложно доить самку степного кошкана! Ладно, я хоть выезжал за те стены, – хмыкнул Лестер, но выделываться прекратил. – Норма, ну не будь ты такой… Нормой. Выпей со всеми!

Диана, вместо того чтобы поддержать или поставить братьев на место, допила из оловянной кружки, грохнула ее о стол, гулко рыгнула и постучала себя кулаком в грудь.

– Слишком много пузырь… ков, – заявила она.

Норма подняла надкушенный пирожок, как наставник указку, явно собираясь изречь очередной факт из своей любимой статистики, но тут их внимание привлек шум у стойки, за которой трактирщик переставлял с места на место кружки и обмахивал все вокруг сальной тряпкой. Кадеты обернулись.

– Да мне бы только кружечку чего для сугреву! – подвывал ужасно оборванный, почти голый для зимнего дня тощий мужчина. – Кружечку одну, мил человек!

– Какой я тебе мил человек, погань, – цедил сквозь зубы трактирщик, чтобы не услышал никто из посетителей. Но только слух гемма обойти не так просто, даже в переполненном заведении. Стоит только сосредоточиться и… – Проваливай, покуда взашей не выперли. Здесь только приличные люди обретаются, не еретики клейменые.

Илай навострил уши. Им, разумеется, рассказывали и про еретиков. Если кто из мирян, не мистериков даже, хулил серафимов и Диаманта, на таком мигом же ставили метку, и более никто не подавал им ни руки, ни куска хлеба. И вот, смотрите-ка, только они за порог учебки – как вот он! Живой еретик!

Все четверо развернулись, чтобы ничего не упустить. А ну как понадобится помощь?

Тут к стойке приблизился молодой мужчина, одетый, напротив, даже слишком хорошо для полутемного трактира. Подбитый мехом бордовый бархатный плащ и облегающие сапоги из лосиной кожи выдавали в нем дворянина.

– И долго мне еще ждать? Мой кувшин уже пуст, а твои девки нерасторопны, – протянул тот слегка заплетающимся языком. – Плесни мне еще вина.

– Сей момент, – залебезил трактирщик, перехватывая кубок из длинных белых пальцев. – А ты проваливай! – шикнул он уже бродяге-еретику.

Но стоило тому налить вино из кувшина в кубок, как еретик ловко перегнулся через стойку, продемонстрировав почти кошачью гибкость, выхватил его из рук трактирщика и в один миг опрокинул себе в глотку.

Холеный в плаще взревел туром и схватил бродягу за залитый вином истрепанный ворот.

– Ах ты! – сплюнул он и без лишних слов поволок безумно захохотавшего старика к дверям трактира.

Илай первым вскочил на ноги:

– Убийство!

Они вчетвером бросились на крыльцо, а следом за ними и трактирщик, вопя о неоплаченном ужине.

Снаружи старый бродяга стоял перед разъяренным дворянином на коленях в снегу и все так же смеялся, распахнув на тощей груди драную рубаху:

– Клеймить меня, говоришь?! Да, на мне уж клейма ставить негде, а жрать-то хочется!

Норма сипло втянула воздух, Лес грязно выругался, как умели только степняки, и даже Диана как-то сжалась. Илай глубоким вздохом подавил приступ тошноты, толкнувшийся в горло.

Когда им говорили о «метках» еретиков, Илай представлял их как какой-то рисунок на заметном участке тела, который ясно говорил «не иметь дел с этим недостойным», а на деле же… Вся кожа старика была испещрена следами тавра в форме распахнутого глаза. Бродяга был покрыт шрамами от ожогов, и каждый его дряблый мускул будто слепо таращился во всех направлениях разом. Глаза смотрели со впалой груди, морщинистого живота, покрытого клочковатой растительностью кадыка. На нем не было живого места.

– Ну и… грязь, – пробормотал богатый господин, а затем, не произнеся больше ни слова, не сделав ни единого лишнего движения, выхватил из ножен на поясе блеснувшую в свете факелов шпагу и пырнул ей бродягу в горло.

Лезвие вошло в плоть тихо, но вышло со звучным хлюпаньем, испачканное кровью. Дворянин широким дуговым взмахом стряхнул с клинка капли и спрятал его в ножны. А затем глянул через плечо на замерших на крыльце юнцов в форме и присмиревшего трактирщика:

– Чего уставились?

– Кххх… Мы из сыскного управления, – поднял указательный палец Илай. Он не мог придумать ничего лучше, как и не мог отвести взгляда от старика, выбулькивающего кровавые потоки изо рта и раны на шее одновременно, будто ранее украденное вино. Того начали бить предсмертные судороги.

– И? – задрал подбородок дворянин. – Этот еретик напал на меня, я защищался. Все вы тому свидетели.

Сказав это, он развернулся и нетрезвой походкой направился прочь, туда, где его наверняка ждал экипаж или слуга.

– Т-ты-ы, скуда! – рыкнул Лес, явно намереваясь в два прыжка догнать убийцу и вырвать тому пару конечностей.

– Стой! – повисли на нем одновременно Илай и Норма.

– Пустите! Чего ты всех защищаешь?! Каждую мразь, – напустился Лес отчего-то на одну Норму.

– Лестер! – предупреждающе рявкнул Илай. Но Норма ответила за себя сама:

– Сейчас я защищаю только тебя, болван. Ты едва не нарушил Устав, напав на дворянина!

Лес дернул широкими плечами, но рваться в погоню больше не стал.

Диана тем временем присела на корточки у замершего в утоптанном снегу тела. Она сдвинула свою форменную треуголку на затылок и приложила два пальца к окровавленной шее.

– Мертв. Рассечена сонная артерия, и…

Старик снова дернулся и булькнул. Диана нахмурилась.

– Свят, свят! – завизжал трактирщик, замахав сальным полотенцем. – Святы серафимы, заступники мирские! – И бросился обратно в укрытие.

Из посеревшего рта бродяги вырвался сип вперемешку с кровавым фонтанчиком, затем его конечности беспорядочно задергались, будто он отплясывал какой-то омерзительный танец или в него вселился низший демон.

Лес скакнул вперед и оттащил Диану подальше, загородив ее грудью, но та высунула любопытный нос у него из-под локтя.

«Его добить бы», – пронеслось в голове у Илая при взгляде на пляску неестественно выгибающихся рук и ног еретика.

Внезапно агония прекратилась. Всхрапнув, как больной глубочайшим гнойным насморком, старик сел, сплюнул на сторону и рассеянно почесал черную от крови грудь под разорванной рубахой.

– Оби-идели, опять оби-и-идели… дедушку, – и внезапно посмотрел на них. – А вы, детишки, чего таращитесь? Ну-ка, кыш по теплым норкам! – И махнул на них шишковатой рукой.

Следующим, что Илай увидел, было крыльцо сыскного управления в быстро сгущающейся тьме и бешено раскачивающийся масляный фонарь под жестяным двускатным козырьком.

Сестры еле стояли на ногах, поддерживая друг друга за талию. Лес привалился к углу здания и тривиально блевал. Илай был близок к тому же – его мутило, как после спуска с холма внутри винной бочки.

Отдышавшись, Лес заявил:

– Будем считать, мы выпили слишком много… для первого раза.

Норма застонала.

– А еще совсем не заплатили, – добавила Диана масла в огонь и плюхнулась на крыльцо.

Впрочем, это был не худший из первых рабочих дней в империи. Уж можете мне поверить.

Утро ознаменовалось убийственной головной болью от выпитого накануне и явлением Михаэля народу. То и другое в совокупности чуть не сожгло Илая стыдом до головешки.

Но Михаэль, разбудивший геммов громовым стуком в дверь, вовсе не казался разозленным.

– Три минуты на подъем, – объявил он и, взметнув плащом, пошел стучаться к девушкам.

Ровно через три минуты, более-менее одетые и умытые – а Норма с Дианой даже кое-как причесанные, – все четверо вышли в общую комнату, где застали удивительное зрелище.

Скинув плащ и камзол, оставшись лишь в вышитом жилете и рубахе с закатанными рукавами, Михаэль растапливал самовар… сапогом. Лицо у него раскраснелось, темно-рыжие волосы, собранные бархатной лентой в хвост, свесились на плечо. Диана издала полузадушенный писк. На памяти Илая она отчего-то всегда издавала странные звуки в присутствии Михаэля.

– Учитесь, пока я жив, – хохотнул Михаэль. – Ну, что смотрите как на диковину? Я ведь не всегда был придворным, случалось и мир повидать…

Угли зашипели. Вскоре на столе возник батальон разномастных чашек с блюдцами и связка соленых кренделей. Из медного крана полился кипяток.

– Лихо вы взрослую жизнь начали, – весело журил куратор болезных геммов, – и дело сходу закрыли, и в кабаке гульнули…

Настроение у Михаэля было самое лучезарное, и как бы Илаю ни не хотелось его портить, он не мог не уточнить:

– Мы только не поняли, как так дело считается закрытым, если мы не поймали никого толком, ничего не выяснили. Разве так и нужно?

– Во-первых, – Михаэль поднял чашечку, элегантно оттопырив мизинец, украшенный тяжелым перстнем, – задача была какая? Правильно, предотвратить дипломатический кризис. Вы с ней справились. Контрабандисты были и будут, это такое же неистребимое зло, как клопы. Кстати, как здесь обстановка с клопами? – вдруг спросил он. – Если будут одолевать, проще выкинуть тюфяк, запомните. Так вот, контрабандисты… – Михаэль снова отхлебнул чай и блаженно покачал головой, будто не пил каждый день изысканные вина во дворце. – Я просто не позволю тратить ваше время на такую банальщину. Не на то вас благословили святые серафимы, не для того вас пестовали целое десятилетие лучшие учителя. Поэтому не каждое дело нуждается в разрешении вашими силами. Я понятно изъясняюсь? – Глаза куратора сверкнули золотым льдом. – Если ваше непосредственное начальство об этом забудет, я или Рахель ему напомним.

Все послушно закивали, опустив глаза в щербатые чашки. Когда говорят старшие, спорить нельзя. Тем более если говорит Сияющий. Даже Илай не мог позволить себе подобной дерзости. Даже несмотря на особое расположение и обещание протекции. Зато он мог поочередно коснуться разумов остальных не мыслью даже, а легким успокаивающим звуком. Просто чтобы поддержать.

Им всем было непросто. Норме – приноровиться к новым правилам, в которых она по-прежнему была бы блестящей ученицей, Лесу – вписаться в ограничения его силы и вспыльчивости, а Диане… Что ж, младшей всегда было сложнее всех в этом мире.

Убедившись в их покорности, Михаэль продолжил:

– Вот и славно. Во-вторых, каким бы ущербным ни был имперский сыск, у вас нет выбора, кроме как подчиняться его ущербным правилам… – Куратор лукаво поднял уголок рта: – До поры до времени. Вы еще покажете себя, а там и повоюем. Это ясно?

– Кристально! – неожиданно для самого себя воскликнул Илай, вскакивая. Слова куратора вселили в него надежду. Все временно, и это тоже.

– И потом, – бросил лениво Михаэль, поднимаясь из-за стола и распуская прежде закатанные рукава. Он явно считал встречу с подопечными оконченной. – Дались вам эти дохлые рептилии. Допивайте чай и отправляйтесь к Петру Архипычу. Там вас ждет задачка… попикантнее. И даже с дымком.

Спустя час четверо покинули здание сыскного управления, вооруженные адресом и новым заданием. Пришлось брать служебную конку на троих, а править ею взялся Илай. И как бы ему ни хотелось снова взлететь на уровень крыш, пронестись по гребням и скатам, повиснуть на карнизах и перемахивать переулки под восхищенное оханье мирян, но… Лес скакал верхом на Фундуке, которому требовалось разминать свои лапищи каждый день. Фундук, в свою очередь, не любил носить двоих ездоков, а потому обеих девчонок нужно было везти на место преступления на конке. Вот и выходило, что возницей стал сам Илай.

Казенные лошади тянули повозку без восторга, грустно меся снег копытами, но вожжей слушались, так что даже не слишком опытный в этом деле Илай не чувствовал себя идиотом и мог смотреть по сторонам.

Квартал присутственных мест сменился торговыми рядами, где купцы оборудовали крытые лавки и торговали всякой всячиной с лотков. Дым уличных жаровен колыхал зачумленный вчерашней выпивкой желудок, а вопли зазывал звенели прямо в черепе, но любопытства все равно было не унять. Бабы в пестрых платках сновали чуть ли не под конскими ногами, удерживая на весу плетеные корзины, попрошайки подвывали скорбным хором; где-то наверняка сновало и ворье, но на то оно и ворье, чтобы оставаться незаметным как можно дольше.

За торгом показалась площадь с молчащим по зиме фонтаном и церковь. Не главный собор, но все ж таки прекрасная Святая Битва – с устремленными в небо шпилями и стрельчатыми окнами, глядящими на мир тремя дюжинами витражей, что изображали серафимов и их великую битву с демонами за мирян. И пусть серафимам пришлось отступить в Деим, однажды они услышат зов верующих в них душ и вернутся, чтобы свергнуть демонов, заполонивших землю, окончательно. Нужно лишь верить, молиться и творить добро. Илай привычным жестом сложил ладони крыльями на груди, но лошади жест не оценили, строптиво всхрапнув и задергав головами. Пришлось понукать их снова.

Далее пошли лавки подороже – с тканями, со специями, с резнокаменными поделками. После книжных лавок Школярского округа с их неистребимым тонким ароматом выделанной кожи и пергамента здания резко скакнули вверх, отрастив по третьему этажу и колоннаде – министерство учения, будто мантию, швырнуло на улицу величественную тень, банки засияли позолотой букв на фасадах и высоких окнах… Они въехали в Гагарский округ. Народец тоже пошел иной: пешком ходили уж только слуги, и то принаряженные, во всем чистом, никто не горланил и не клянчил, а экипажи выстраивались ровными линиями, не цепляясь оглоблями и колесами.

Наконец начались дома, принадлежащие благородным семьям. Илай сверился с бумагой, выписанной неожиданно бисерным почерком полицмейстера, и направил конку к воротам, где уже их поджидал Лес. Поганец где-то раздобыл яблоко и с хрустом его уничтожал. Фундук тоже выглядел сытым, судя по языку, обмахивавшему его морду до самых глаз.

– Какие вы медленные, – фыркнул Лес, – хуже улиток. Мы успели обскакать весь квартал вдоль и поперек, а после еще пришлось вас дожидаться!

– Пощади, сверхчеловек, – в притворном ужасе отозвался Илай. – Нет, ты серьезно сравниваешь?

– Из вас двоих у Дука мозгов явно побольше. Да, мой хороший? Да, мурлыка? – Диана набросилась на кошкана, и тот разрешил почесать себе под массивным подбородком. Сам он на проявления нежности был скуп, как и полагается настоящему степняку, но любить себя дозволял.

– Конечно, с его-то здоровой башкой, – буркнул Лес, поправив треуголку, и досадливо заалел ушами.

Норма вышла из конки последней и зябко обхватила себя руками за локти:

– Ну и домина. Нас точно ждут?

– Точно, – легко отозвался Лес. – С восточной стороны полстены в саже.

Диана приподняла окуляры над переносицей и втянула воздух.

– Пахнет гарью.

Вскоре их заметили, и слуга вышел открыть кованые ворота.

Хозяин дома, барон Воронцов, встретил их лично на высоком крыльце. Его завитый парик сидел криво, а обвисшее брылами лицо осталось ненапудренным. Руки под занавесом кружевных манжет тряслись крупной дрожью. Но даже явное расстройство чувств не помешало барону изумиться:

– Такие юные! Вы точно из сыска? С вами есть кто-то… старше в звании? Нет, это совершенно невозможно. Это…

– Посмотрите на нас внимательнее, барон, – улыбнулся Илай как можно шире и, как ему казалось, располагающе. – Кого вы видите?

Замутненный отчаянием взгляд мужчины перестал метаться по их фигурам, которые точно не выглядели так же внушительно, как у некоторых других служак из сыска. Но разве в ширине плеч дело? И все же Илаю было страшно, что этот человек сейчас тряхнет головой, с риском потерять парик, и отошлет их прочь, как вшивых щенков, откажется от их помощи в пользу более опытных сыскарей. Он боялся, что их вот-вот разоблачат, хоть разоблачать было не в чем.

Но барон все же сфокусировался на их лицах и наконец заприметил глаза.

– О святые серафимы…

– Всего лишь их избранники среди мирян, – рисуясь, поклонился Илай. Теперь, когда он сел на любимого конька, ему стало куда как спокойнее.

– И с каких пор… Раньше я встречал подобных вам лишь в армии.

– Теперь наши таланты служат и сыску. Янтарь, Лазурит, Малахит и Яшма к вашим услугам.

«Теперь он должен прийти в восторг!» – внутренне радовался Илай, хоть краем уха услышал ворчание Леса: «Эй, а почему я последний?»

Но, вместо того чтобы захлопать в ладоши, барон покачнулся и провел пальцами по лицу, будто стирая с него паутину.

– Что ж, в таком случае… Идемте.

Сгорбленный и вялый, как восставший мертвец, барон повел их через анфиладу комнат, а многочисленные слуги с поклоном уступали ему дорогу. Диана все яростнее терла кончик носа – видимо, защита уже не спасала ее. Но вскоре вонь настигла и остальных. Огонь, подпитанный всем, до чего смог дотянуться, выжрал некогда нарядный салон изнутри, как жук-паразит выжирает мозг пораженного его личинкой.

Отворив обе почерневшие дверцы, барон уронил обе руки вдоль тела и опустил голову на грудь.

– Здесь погибло мое дитя, – и заплакал, содрогаясь всем телом.

– Это была комната вашего ребенка? – осторожно начала опрос Норма, пока остальные начали расходиться по зале, минуя особо крупные обломки и мебели, и перекрытий. Илай носком ботфорта подвинул ажурное нечто, еще вчера бывшее резной ширмой.

– Нет-нет, у меня нет наследников. То был мой… мой любимец.

Илай ковырнул ногтем то, что осталось от шелковых расписных обоев. Это ж надо – шелком стены обтягивать! И достал из-за пазухи блокнот для следственных зарисовок.

Лес оглядывал углы, почти не задетые огнем, Диана чуть не на коленях ползала по полу у окна. В центре валялась большая обугленная, некогда вызолоченная клетка.

Все знали, что нужно делать.

– Барон, вы сможете отвечать на вопросы далее? – уточнила Норма, теребя белую ленту в косе. – Они могут стать только более неприятными.

– А что мне остается делать?

Сестра кивнула, прикрыв синие глаза.

– Пожар ведь случился ночью? У нас есть доклад пожарной службы. – Кивок. – Как так вышло, никто не заметил огня?

Барон глубоко задумался, будто у него не было однозначного ответа на этот вопрос.

– Дом довольно велик, поэтому никого не оказалось рядом.

– Светлое пятно вокруг клетки… Не похоже на источник. Огонь распространился довольно быстро, – с расстановкой пояснила Диана, склонившись у стены.

Барон со свистом втянул воздух и покачнулся, прикрыв лицо рукой в нервических пятнах.

Норма пожала плечами:

– Что же это было за животное?

– Птица, – бесцветным голосом отозвался барон, и по его лицу вновь потекли слезы. – Жар-птица, дарующая счастье.

Дальнейший осмотр оставил только больше вопросов, но барон удалился, сославшись на мигрень. Настаивать Норма не посмела. Одно дело – когда перед тобой связанное по рукам мужичье, и совсем другое – убитый горем вельможа.

– Жар-птица, значит, – скептично протянула Диана, склоняясь над клеткой. – В большом имперском бестиарии ясно сказано, что это создание – не больше, чем легенда.

– Думаешь, это его больная фантазия? – почесал нос Лес, распахнул окно и свесился через подоконник, будто хотел нырнуть туда.

– Легенды домов не сжигают, – отозвался Илай, черкая грифелем в блокноте и подтирая неверные штрихи хлебным мякишем. – Это все ужасно странно, но давайте все же поработаем. Это такая же загадка по логике, какие мы решали десятками.

Норма промолчала, не отрывая взгляда от клетки. В ней не было ни костей, ни обгоревших перьев. Не было даже горки пепла. Чем должно быть существо, которое человек называет своим дитятей?

Она узнала слишком мало.

Пока остальные геммы остались на месте пожара, пытаясь отыскать какие-нибудь зацепки, Норма отправилась опросить слуг.

С поразительным единодушием и подкупающей искренностью все опрошенные подтвердили, что ничего не слышали, не видели, не чуяли. В комнату доступа не имели – только одна горничная пыль вытирала под надзором и с прикрытой от любопытных глаз клеткой. Никакой птицы слуги знать не знают, но мало ли что барин устроить мог – он человек знатный.

Пусто, пусто, бесполезно. Тревога начала сдавливать легкие Нормы. Она не может снова провалиться!

С дозволения и с помощью управителя Норма повторно обратилась к барону. Сначала он не хотел принимать ее, но она проявила упорство. Когда другого пути нет, можно и лоб расшибить.

– Что еще вы хотите узнать? – проскрипел барон. Он принял ее в гостиной, полулежа на кушетке. Рядом служанка в чепце с плоеными оборками отжимала компресс в фарфоровом блюде, пока мужчина прикрывал глаза от света унизанной перстнями рукой. – Мне мучительно даже думать об этом, не то что говорить…

– Все мы соболезнуем вашей утрате, – спокойно произнесла Норма, хоть ей было не по себе от того, что рядом с ней впервые не было никого из братьев и сестры. – Но у нас осталось несколько вопросов. И если вы хотите выяснить причины…

– Все, чего я хочу, так это вернуть свою радость!

– Это не главная наша задача, – отрезала она, вызвав оханье у служанки. Компресс со шлепком упал обратно в воду. Барон приподнялся на локтях, уставившись на Норму опухшими глазами. – Скорее всего, имел место поджог, и мы собираемся выяснить, кто это сделал. Это все, что в наших и ваших силах.

Барон неожиданно издал смешок, а после повалился на спину и истерически расхохотался:

– Вы не понимаете! Ничего не понимаете! Поджог! Какая пошлость, аха-ха… Она обратилась, это ясно? Как и было сказано, жар-птица обрела оперение!

Он не лгал. Ни словом не лгал. Но ложь не противоположна истине, вот в чем подвох. Человек может верить в то, что говорит, верить безоговорочно, что создает искажения мыслей, а значит, и речи.

А барон все хохотал, размазывая по щекам последние островки пудры, мушка сползла у него со щеки на покрасневшую шею.

– Шли бы вы отсюда, милочка. Их светлость крепко горевать изволит, – забормотала служанка, хватая Норму под локоть и силясь подтолкнуть ту к дверям. – Горе-то какое.

– Всенепременно, – кивнула Норма и вытащила женщину следом за собой. Та заохала на манер курицы из тех, которые ходили по монастырскому двору, подметая грязь мохнатыми белыми лапами. Что же она, не справится с наседкой? – Вы ответите мне на несколько вопросов, – заявила Норма, глядя в перепуганное сдобное лицо.

Служанка захлопала светло-голубыми глазами с короткими ресницами, прижала пальцы к рыхлой груди, прикрытой косынкой. Залепетала:

– Да я ведь… ни сном ни духом, вот вам святый знак!

– Вот это мы и выясним, – пообещала Норма. Только твердость поможет ей выдержать это испытание. Она не может вернуться с пустыми руками, она себе этого не простит. – Вопрос: что за существо жило в клетке в той гостиной?

– Не знаю, не ведаю! – визгливо отозвалась служанка. – Там всегда заперто было, входить не велено.

Занавесь качнулась лишь раз.

– Да, заперто, – согласилась Норма. – Но в ответ на первый вопрос вы солгали.

Под раскрасневшимся носом горничной выступили капельки пота.

«Диана уже ошалела бы от запаха ее страха… А вот Илая стоило бы взять, он умеет располагать людей к себе, – с тоской подумала Норма. – Нет, я должна сама провести это дознание. Иначе на что я вообще годна?»

Служанка сглотнула.

– Чуда-Юда там обитала. Я в щелку видала клетку, слышала, как скрипит она и клекочет. Грешна, любопытство мое-о… – закатила она глаза, но поняв, что ее ужимки на девушку не действуют, кашлянула и поправила косынку на глубоком декольте. – Хозяин уж очень ее любил, зверушку свою. Кормил перепелиными яйцами и фиалковыми бутонами! А еще какие-то ве… верита… беритамины скармливал, что составляла ему отдельная мистерика. Ну, знаете, из тех, которым вода подвластна, так что они то мазь от морщин сварят, то свечу от геморроя отольют… Или вот, корм для питомца, тем и живут… Да не смотрите вы так, аж самой душе дурно делается! – взмолилась женщина, на этот раз искренне.

Норма моргнула. Женщина судорожно вздохнула и снова осенила себя знаком крыльев.

– Хорошо, я вам верю, – медленно произнесла Норма. Голова у нее гудела, словно в ней хлопали исполинскими ставнями окна, а светлые колыхались так часто, что света за ними она уже не видела. Глаза пекло словно бы изнутри. – А теперь вы дадите мне имя и адрес той мистерики.

Впервые она по-настоящему почувствовала, что такое дознание. И ей не понравилось.

Облазив комнату вдоль и поперек, Лес нашел след взлома на окне, а Диана – обгоревший клочок пергамента. Затем младшая встала на след возможного поджигателя и проделала его путь. По всему выходило, что дальше клетки он не заходил, однако это не делало его невиновным. Следов животного, обитавшего в клетке, нигде не обнаружилось.

Илай зарисовал каждую мелочь, скрупулезно перенеся расположение каждого предмета в комнате на лист блокнота. Теперь достаточно будет открыть зарисовки, чтобы вспомнить, как все было. Нежданно под его рукой, рядом с планом залы, появился карандашный набросок распахнувшей пламенные крылья птицы. Илай раздраженно растер его пальцем. Даже если предположить, что птица была, она не могла взломать окно. Был кто-то еще. Этот кто-то не украл ничего ценного, только вошел, впустил в дом огонь и покинул его тем же путем.

Но чего он хотел?

Пока Норма опрашивала слуг, а остальные вполголоса обменивались предположениями, одно другого глупее, в обугленные двери чопорно постучался управитель.

– Кхм-кхм, – кашлянул он с порога. – Прошу простить, господа следователи, но ваша… Я хотел сказать, ездовое животное… Оно требует некоторого внимания с вашей стороны.

– Фундук! – вскинул голову Лес. – Что он натворил?

– В данный момент он обдирает кору с дуба, посаженного лично прапрадедом барона, – процедил управитель.

– Так шуганите его, и дело с концом.

Мужчина заметно поскучнел и скривился, будто у него заныл зуб.

– Мы идем, – вздохнул Илай, захлопывая блокнот. – Чтобы Дук да кого-то послушал кроме тебя, подумай сам! – пояснил он брату.

В саду, окружавшем особняк, действительно обнаружился дуб и кошкан, самозабвенно выдирающий из него щепу когтями. Другой слуга, судя по вилам в его руках, садовник, покрикивал на зверя с растущим отчаянием в голосе и белявским акцентом:

– Ля ты скаты-ы-ына, а! Скаты-ы-ына!!!

Но Фундук не обращал на него ни малейшего внимания. Зато на свист Леса мигом дернул ухом, а затем и оставил многострадальное прадерево в покое. Ущерб выглядел грандиозно.

Садовник явно хотел было высказать хозяину «скатыны» все, что он думал о содержании степных кошканов в условиях городской среды, но, заметив кроваво-красные глаза Леса, растерял весь пыл, досадливо сплюнул и ретировался.

– И чего это он? – почесал в затылке Лестер.

Илай тоже не мог взять в толк, почему вот уже не в первый раз за эту пару дней он замечает это смятение и даже страх, когда люди заглядывают им в лица. Наверное, просто не каждый знает, что геммы – не мистерики, поменявшие внешность по своей прихоти, и не какие-нибудь другие нечистые создания, а несут лишь благо. Суеверия слишком сильны.

– В комнате был еще один запах, – заявила Диана, проводив садовника равнодушным взглядом. – Но я не могу его вспомнить. Такой едкий, чужой. Гарь его почти перебила, она забила мне весь нос!

– Ты – и вдруг не помнишь запах! – Илай шутливо схватился за сердце, понятным для остальных образом пародируя их общего наставника по логике. – Уму непостижимо!

– Ха-ха, – мрачно подтвердила младшая, ковыряя носком ботфорта снег. В баронском саду он был на диво белым, будто его специально припудривали.

В этот момент они заметили, как по каменным ступеням сбегает Норма; форменный плащ развевался за ней черными крыльями, длинная дымчатая коса, перевитая белой лентой, раскачивалась из стороны в сторону. Выглядела она не в пример веселее, чем час тому назад, даже щеки порозовели – то был явный признак, что она преуспела, да еще как.

– Я достала адрес мистерики, которая делала корм для баронской чуды-юды! – выпалила она с улыбкой. – Допросим ее и узнаем, что это было за животное!

«И чем это нам поможет?» – подумал Илай, но, не желая расстраивать Норму, которая только-только приободрилась, вслух сказал:

– Отлично! Вот только есть у меня одна мыслишка… Идемте-ка отсюда, а то на нас уже точат вилы, – и он указал себе за плечо, где из-за угла сарайчика выглядывал уже не один, а два угрюмых мужика с садовыми инструментами наперевес.

Покинув территорию особняка, Илай заговорил вновь:

– Я все думаю, что свидетелей надо бы поискать не в доме, а вокруг него. Ведь если поджигатель прокрался снаружи, то его мог кто-то видеть.

– Я думала, мы едем в трактир, – возразила Диана.

– Нет же, нужно отправляться к мистерике! И как можно скорее! – воскликнула Норма, с силой дергая себя за манжеты.

– Фундуку бы еще побегать, – пропыхтел Лес откуда-то снизу, вытаскивая дубовую щепу из густой шерсти, – а не то захиреет.

Спустя несколько минут горячего спора было решено разделиться. Лес и Илай отправятся на поиски зевак, которые, по слухам, страсть как любят глазеть на пожары, а девушки навестят мистерику, посвященную в секрет барона и его мифического питомца. Так даже лучше: они ее не спугнут, может, даже расположат к себе – химера их разберет, этих чароплетов, на что они способны с перепугу.

А после все, конечно же, встретятся в «Поющем осле», потому как пустое брюхо голове не товарищ.

По названному адресу обнаружилась небольшая лавочка с входом, украшенным еловыми веточками и негаснущими крохотными огоньками среди иголок. В поднявшемся морозном тумане дверца манила и в то же время пугала своей нездешностью. Дверь оказалась заперта, и им пришлось стучать молоточком в форме миниатюрной руки по латунной табличке. Через несколько минут дрогнула плотная белая занавеска, еще через пару на пол-ладони приоткрылась дверь.

– Что вам угодно, сударыни? – прошелестел женский голос, сухой, как осенние листья.

Диана раздула ноздри чуть вздернутого носа и прищурилась.

Норма поспешила откинуть плащ и повернуться к щели плечом, чтобы продемонстрировать хозяйке лавки вышитый шеврон с перекрещенными саблями и свитком:

– Госпожа Дольска, мы представляем сыскное управление Вотры. Этой ночью произошел поджог, и мы надеемся, что ваши знания помогут поймать злоумышленника.

– Я ничего дурного не делала, – прошептали еще тише, щель между дверью и косяком стала еще чуть уже.

Норма моргнула. Не врет, но в одном ее голосе столько страха… Возможно, стыдится своей нечистой сути? Но быть мистериком само по себе не преступление, такими уж они рождаются, а целители даже способны принести кое-какую пользу. Если б они еще признавали главенство над собой Церкви!

– Мы вас ни в чем не обвиняем, – как можно мягче произнесла Норма. – Только хотим посоветоваться по поводу одного животного.

Дверь закрылась. Сестры переглянулись.

– Я слышу ее сердце, – одними губами произнесла младшая.

Послышался скрип какого-то механизма, затем дверь открылась, на этот раз по-настоящему. С порога на них смотрела болезненно худенькая и бледная молодая женщина со светлыми волосами, заплетенными в тугую косу. На вид ей было лет двадцать, хотя, конечно, на деле ей могло быть и куда больше. Тонкопалыми лапками, на вид ужасно сухими и обветренными, она стискивала на груди толстую вязаную шаль.

– Прошу, – прошелестела мистерика и посторонилась, а когда девушки зашли, тут же заперла за ними дверь на несколько задвижек и крючков.

– Кого-то боитесь? – не преминула уточнить Диана.

Хозяйка замерла на миг, но потом обернулась с вымученной улыбкой.

– Нет, я… Не люблю гостей, устаю.

И снова правда – подтвердили лазуритовые глаза. Мистерики – в большинстве своем нелюдимцы, не любят человеческого общества, как и общества себе подобных. Если доводится им зарабатывать своим светомерзким мастерством, беря у честных людей плату, то все равно живут уединенно. Желающие приходили сами, ища на свои вопросы легких ответов. Другое дело, что правильное легким не бывает.

Норма тряхнула головой. Прежде всего – дело. Вот и Дольска выжидательно смотрела на сестер-геммов, тиская на груди шаль. Ей явно хотелось, чтобы они поскорее ушли.

– Могу предложить вам чай, – попыталась она проявить гостеприимство. И тут же в тревоге замахала руками: – Ничего эдакого, просто ромашка!

– Давайте, – буркнула Диана, растирая покрасневшие на морозе руки. – Только чтоб с медом.

Из тесной прихожей хозяйка провела их в кухню, бывшую, судя по всему, и ее личной лабораторией. Густо пахло травами, воском и топленым жиром, из которых делали мази, а еще…

– Ого, сколько у вас зверья! – Диана закрутила головой по сторонам. Под потолком и на столах действительно теснились клетки с птицами, у ножки стола жалась чрезвычайно пухлая крыса, между глиняных бутылок вразвалку ползала бурая пупырчатая жаба. И это зимой! – Я, конечно, еще на улице почуяла, но… Ой, белка!

И правда – на голове Охотницы, прямо в гнезде ее вечно растрепанного каштанового пучка, который так удачно прикрывала треуголка, уже зарывался серо-рыжий хвост щеточкой.

– Шуш! – вскрикнула мистерика, спешно оставляя чайник. – Вот разбойница!

Совместными усилиями им удалось извлечь из волос белку, а также несколько семечек подсолнечника, которые та хотела припрятать в таком привлекательном тайнике.

– У вас здесь… хорошо, – оглядевшись, начала разговор Норма, когда все расселись вокруг стола. – Любите животных?

Мистерика смущенно опустила карие глаза на глиняную кружку с ромашковым настоем.

– Больше, чем людей. Вы не подумайте, я никому не причиняю вреда! – Быстрый испытующий взгляд. – Я могла бы заниматься лекарствами и средствами для красоты, как другие целители. Но кто тогда позаботится о них? – она кивком указала на примостившуюся у блюдца с орехами белку. Голос зазвучал увереннее: – Люди зачастую не умеют не то что лечить, но даже правильно кормить своих питомцев. Потчуют комнатных собачек шоколадом и жирным мясом, а те страдают.

– …или заводят кого-то более необычного и вовсе не знают, что делать с таким зверем, – направила беседу Норма. Илай сделал бы это тоньше, но его здесь нет, а Диана знай себе хлюпает чаем.

Дольска стиснула пальцы на ручке кружки.

– Такое тоже случается… Скажите, вы ведь геммы? Вижу по вашим глазам. Вы пришли за мной? Но я… Я знаю, что случается с мне подобными в застенках Внутренней Церкви. Я не…

Норма поправила чашку относительно блюдец на столе, пытаясь обрести внутреннее равновесие.

– Как я и сказала, мы представляем сыскное управление Вотры. В данный момент нас интересует только поджог дома барона Воронцова. Вам о нем известно?

– Да, – немного поспешно кивнула она. – Я собиралась отдать очередной заказ, но горничная сообщила, что в моих услугах больше не нуждаются.

Не врет, все точно, но голос еще дрожит. Неужели из страха перед Внутренней Церковью? Откуда, к слову, она о ней знает?

– Можем мы взглянуть на тот заказ?

– Да, конечно.

Все также придерживая вязаное полотно у горла, хозяйка поднялась из-за стола и вскоре вернулась, положив перед девушками бумажный кулек. Диана в очередной раз оглушительно хлебнула чая и потянулась к свертку. На свет показались конвертики со светлыми порошками в них.

– Толченый мел, сушеные личинки… и черемуховые косточки? – определила Малахит навскидку.

– Верно, – несколько удивилась мистерика. – В них содержатся полезные вещества, необходимые питомцу барона. Их можно добавлять в пищу.

– Перепелиные яйца и бутоны фиалок, – вспомнила Норма слова служанки.

Мистерика неожиданно фыркнула.

– Не знаю, кто внушил барону чушь про фиалки, но переубедить его решительно не удалось.

Норма подалась вперед:

– Но знаете, почему он уверен, что держал в клетке жар-птицу?

С ответом Дольска не торопилась, все отводила глаза и выстукивала по глазурованному боку кружки ногтями. Норма ждала. Что бы ни сказала мистерика, ее слова можно будет проверить. Диана тем временем обмакнула палец в личиночный порошок и попробовала на язык. Потом предложила белке, а та не отказалась от угощения.

– Скажите, давно вы работаете в сыске? – спросила целительница.

Норма взмолилась всем серафимам, чтобы только не выдать смущения заалевшими щеками. Она уже хотела дать расплывчатый ответ, но Диана ее опередила:

– Ну, второй день. А что?

«Диана, чтоб тебя!» – мысленно застонала Норма.

– Второй день… – улыбнулась мистерика грустно. – Тогда, возможно, вы еще не успели усвоить, что у благородных господ свои причуды. Они бывают безобидными, а бывают чудовищными, бессмысленными, омерзительными… Барон относится к людям относительно безобидным, потому я сочла возможным потакать его фантазиям. Разумеется, никаких жар-птиц не существует, вам это должно быть известно. Ведь в библиотеках Церкви тоже хранится полный имперский бестиарий Паустáклавы?

Девушки покивали, и Дольска продолжила:

– Людям всегда мало тех чудес, что происходят под нашим небом, им хочется большего. Например, иметь птицу, исполняющую желания того, кто ее поймает. Или станет держать в клетке. Согласно трудам одного мыслителя, господина Дардеша из Алласа, некоторые существа, пусть и давно исчезнувшие, родственны между собой и теми, что еще живы. Видимо, кто-то воспользовался идеями ученого и внушил барону, что жар-птицу можно вырастить, если особым образом кормить и содержать схожее с ней существо.

– Похоже, он дурак, раз в такое поверил, – флегматично отметила Диана, играя с белкой.

Дольска спрятала улыбку в уголках губ и отвела глаза:

– Многие становятся дураками, когда желанное им оказывается так близко. Добавьте к этому причуды богачей.

– Так что за животное держал барон? Другую птицу?

– Нет, совсем нет. – Мистерика нахмурилась. – Он пытался вырастить жар-птицу из ящерицы.

Конку удалось перепоручить заботам околоточного, который обещал перегнать ее через город до сыскного.

Юноши отошли совсем недалеко от баронского особняка, когда Лес буркнул, скривив рот на сторону:

– Нас преследуют.

Илай еле заметно, как ему показалось, кивнул и перешел на неслышный голос:

«Сколько их? Вооружены?»

«Возможно, – туманно отозвался брат, лукаво щуря яшмовые глаза. – По крайней мере, рогатками, пфррр-крр».

За ними слежка, а этот балбес веселится! Но тут Илай и сам заслышал их: пять пар ног, легкий шаг, быстрые перебежки, шушуканье, грохоток камней по карманам.

«Дети! – догадался он и тут же добавил: – И чего им надо?»

«Вот и спросим».

Лес развернулся, уперев руки в бока. Фундук тоже остановился и махнул пушистым хвостом; кисточки на его ушах раздраженно дрогнули.

– Ну подходите, если смелые! – гаркнул брат на всю тихую улочку.

Спустя несколько мгновений они показались – кто из-за дерева, кто из-за угла, а кто просунул физиономию между прутьев чугунной решетки… Чумазые, как нечистики или другая городская погань, что шныряет по темным углам, худые и пухлощекие, лохматые и стриженные под корень – пятеро мальчишек лет семи-восьми. Приближаться они побоялись.

– Чего за нами шныряете? – строго спросил Илай.

Те не ответили, только глаза забегали, неизменно возвращаясь к Фундуку.

– Кошкана никогда не видели? – сообразил Лестер. – Так смотрите, можно и поближе.

«Зачем они тебе?» – спросил его Илай.

«Тебе же нужны были свидетели?»

«Взрослые, взрослые свидетели!»

Тем временем мальчишки бочком подобрались на расстояние вытянутой руки.

– Кошканов мы видали, – смачно шмыгнув носом, заявил самый задиристый на вид мальчишка, – но те все худые были, кудлатые какие-то. А этот… красииивый.

Фундук лестью не проникся, только фыркнул и принялся намывать морду.

– А вы так прямо все подряд примечаете?

– Ну, примечаем, – небрежно отозвался мальчуган, не отрывая от ездового зверя влюбленного взгляда. – Вам-то что?

Илай взял дальнейшие переговоры на себя. Кому, как не ему, уметь обращаться с людьми соответственно их положению? Надо только быть построже, и дело в шляпе!

– А то, что мы из сыска стольного города Вотра. Этого города, понимаешь? – нахмурился он для важности. – Мы ищем тех, кто намедни застал пожар вон в том большом доме. – Илай указал в сторону особняка. – Видели вы что-нибудь?

– Может, и видели, а может, и нет. Что нам за это будет?

Илай растерялся, и это его разозлило. Этот сорванец еще торговаться будет!

– Если сам не скажешь, я прочту твои мысли, – пригрозил он, указывая себе на глаза.

Поначалу жизни в монастыре он и сам боялся, что кто-нибудь из наставников проберется ему в голову, а потому старался вести себя хорошо, даже мысли дурной не допускать. Пока не узнал, что это невозможно.

Лес, ухмыльнувшись, привалился к ограде, хрустя невесть откуда взявшимся новым яблоком, и наблюдал за разворачивавшейся перед ним сценой.

– Ну, давай, угадай, о чем я думаю! – выкрикнул предводитель мальчишек под одобрительное гугуканье друзей и зажмурился с такой силой, что аж побурел.

Паршивец! Никакого уважения к старшим!

– Думаешь, как бы в штаны не навалить, – прошипел Илай и схватил того за шиворот. – Быстро говори, что знаешь!

– А-а-а-а! – завизжал мальчишка. – Пес лягавый, скуда поганая!

Лес, еще жуя, отбросил огрызок и явно хотел что-то сказать, а мальчишки с воплями бросились прочь. Трусы! Тут маленький наглец извернулся и со всей дури саданул Илаю пяткой в голень, да так, что от неожиданности подогнулось колено. Затем второй ногой крысеныш двинул ему между ног. Из глаз посыпались искры, разумеется, янтарные.

И почти сразу ему на голову, прямо на новенький форменный плащ и треуголку посыпался град чего-то мягкого и чрезвычайно вонючего.

– Закидывай лягавых! – орали мальчишки. Вернулись-таки за своим.

Навоз, серафимы! Конский навоз!

Еще не в силах выдавить ни слова, Илай прикрыл голову. Руку, естественно, пришлось разжать, и пойманный мальчишка со своей бандой задал стрекача.

«Брат, спаси…» – даже неслышный, голос прозвучал до крайности жалко.

«Прха-аха. То есть понял», – отозвался Лес уже на бегу.

Илай остался стоять на коленях, пытаясь вдохнуть достаточно воздуха и обеими руками прикрывая свое отбитое естество. С его прекрасной форменной треуголки печально скатывались в снег конские яблоки.

«Какое унижение», – мысленно простонал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Мр-руа? – басовито подал голос кошкан. Он тоже не захотел бежать за мелюзгой.

– Фундучок, один ты меня жалеешь!

Через какое-то время ему удалось подняться на дрожащие ноги. Леса нигде не было видно, зато поодаль стоял фонтан. Илай проковылял к нему, сел на бортик и зачерпнул полные ладони снега из чаши. Лицу тоже досталось, и вонь теперь окружала его ореолом, словно благое свечение.

Какое-то время от растирал щеки и шею снегом, когда по брусчатке застучали копыта и колеса – металл и дерево, металл и дерево. Цок-стук. Четверка лошадей, не меньше. Илай сгорбился посильнее, чтобы стать совсем незаметным. Но цоки-стуки внезапно прекратились. И совсем близко.

Илай поднял глаза и увидел дверцу кареты с окном, занавешенным пурпурным атласом. Занавеска шевельнулась, а затем из-за дверцы показалась изящная ручка в белой перчатке. Она что-то держала и протягивала.

Его приняли за побирушку! Все, такого позора ему уже не пережить! Илай отвернулся еще сильнее.

– Возьмите же! – раздался девичий, какой-то неземной, хрустальный голос. – Возьмите скорее!

Илай поднял голову и увидел через приоткрытую дверцу кареты силуэт. Девушка в пышном платье с пелериной склонилась вперед, изо всех сил протягивая ему нечто. Как завороженный, он потянулся в ответ и принял предмет из ее рук.

Дверца захлопнулась, кучер гикнул, кони понесли.

Через минуту уже ничто не напоминало о том, что здесь побывала карета с удивительной незнакомкой. Илай посмотрел на кусочек ткани в своих пальцах. Кажется, ему только что посоветовали как следует утереться…

Но что-то было в нем необычное. Он развернул шелковый квадратик и первым делом заметил тонкую вышивку, изображавшую ползучие плети роз. А затем и кривую надпись… Она выглядела, будто кто-то впопыхах писал чернилами прямо на шелке, не найдя ничего лучше для записки. Послание гласило: «Вспомнишь меня – вспомнишь все».

– Вас, пожалуй, забудешь, – протянул Илай задумчиво и хотел было убрать платочек в карман синего мундира, но вдруг порывисто прижал его к носу и глубоко вдохнул. Никогда в жизни он не чувствовал подобного нежного запаха… даже подпорченного навозом.

Спустя несколько минут из-за угла показался Лес. Окруженный той самой бандой мелюзги! Все они о чем-то оживленно болтали, брат даже посмеивался.

– Вот же… пр-р-редатель.

Процессия прошествовала к Илаю и чинно остановилась.

– Что нужно сказать? – Лес сложил руки на груди.

– Простите, сударь. Мы больше не будем бить полицейских. А теперь можно погладить вашего кошкана? – это уже предназначалось Лесу.

– Теперь – можно.

Илай мрачно наблюдал, как брат придерживает Фундука за шкирку, пока дети водят по его шерсти чумазыми руками.

– Уму непостижимо! – буркнул он, когда Лес помахал детям вслед и подошел к нему. – Что это только что было?

– А то, что я обзавелся полезнейшими информаторами. И просят за свои сведения они немного, – хохотнул яшмовый гемм. – Дети везде одинаковые, хоть в городе, хоть в стане степняков. Себя, что ли, не помнишь?

– Таким не помню, – прокряхтел Илай, поднимая оледеневший зад с каменного бортика фонтана. – Я всегда был нормальный.

– Всенепременно, – ухмыльнулся брат, подставляя ему плечо. – Двинем-ка в наш трактир, а там и расскажу, что узнал.

Трактирщик встретил их неприязненным взглядом из-под насупленных кустистых бровей.

– Доброго дня, мил человек! – поздоровался Лес.

– Еще одни «милчеловеки», – буркнул трактирщик. – И на вас управа найдется, светомерзкие.

Но препятствовать не стал.

Девушки дожидались их за вчерашним столиком и, сдвинув головы, о чем-то увлеченно шептались.

– Жалко ее, она кажется всеми покинутой, – протянула Норма вполголоса.

– Ерунда, у нее есть мужчина, он приходил недавно, – махнула рукой Диана. – Помнишь, она все шею прикрывала? Прятала его подарок.

– О ком это вы? – полюбопытствовал Илай, присаживаясь за стол. На нем уже стоял небольшой кувшинчик с чем-то душисто-ягодным и две оловянных кружки.

– Явились, – подбоченилась Диана. – А мы за всех заплатили, между прочим. За вчера. Трактирщик знаете, как ругался? Грозил вызвать городового.

– Пришлось даже больше заплатить, – угрюмо кивнула Норма, поджав уголок рта. – На пять медяков! А то пожаловались бы на нас. Такой стыд…

– Но теперь ведь не пожалуется? – примирительно сказал Лес и помахал хорошенькой, тут же разулыбавшейся подавальщице. – Так что можно и поесть как следует.

На сей раз подавальщица расхвалила пирог из слоеного теста с форелью и луком. Его принесли горячим, только из печи, разрезанным для удобства на треугольники, а к нему подали белый сбитень. От еды поднимался пар, и капал на деревянное блюдо жирный сок.

Уничтожив свою порцию за считаные минуты, Илай отвалился на спинку стула. Жизнь начала казаться ему уже не такой тоскливой, как час назад.

– Пожалуй, я начну, – деловито предложила Норма, промокнув губы платком. Но ее тон не мог скрыть искры в лазурных глазах. – Мы с Дианой нашли мистерику, что работала на барона. Она действительно изготовляла питательные порошки для его питомца. И – вот так совпадение! – по ее свидетельствам, барон пытался вырастить мифическую жар-птицу из… ящерицы!

Она победно осмотрела примолкших братьев.

– Я говорю: из ящерицы, – нахмурилась она. – Из агамы-летяги. Вы не улавливаете связи?

Лес задумчиво почесал пробивающуюся щетину на широком подбородке, от чего Илай чуть не умер на месте от приступа острой зависти. Вот бы и ему такую! Можно даже светлую, как и его шевелюра. Тогда бы подавальщица и ему улыбалась, сгружая на стол кружки, до того бережно прижатые к груди…

– Ну, к примеру, – выдал наконец брат, – контрабандисты привозили ящериц и продавали их. Кто побогаче, мог купить, а этот барон просто спятил и захотел себе волшебную зверушку. Вы вообще его видели? Он точно сошел с ума!

– Может, он еще и демоном одержим? – с интересом подалась вперед Диана.

– Ни одного признака одержимости, – качнул головой Илай и принялся загибать пальцы: – Зрачок в норме, тембр голоса не меняется, на чужом языке ни слова. Суставы сгибаются под правильными углами…

Норма вскочила на ноги:

– Да что за чушь вы несете! Демоны здесь точно ни при чем. Только вдумайтесь: пожар в доме барона может быть связан с контрабандой священных ящериц из Адашая в Паустаклаву! Распутав эту нить, мы сможем поймать настоящих мошенников!

– Дело закрыто, – пожал плечами Илай и отпил еще тягучего сладкого сбитня. – Михаэль ясно дал понять, чтобы мы не тратили на это время. Лучше послушайте, что удалось выяснить Лесу.

Сестры синхронно уставились на красноглазого гемма:

– Тебе?..

– Как видите, я не только на Фундуке гарцевать и кулаками махать горазд, – хмыкнул Лестер и взъерошил жесткую темную шевелюру. – Поболтав с уличными мальчишками…

– Редкостными засранцами, – ввернул Илай.

– К слову, от тебя жутко несет, – заметила Диана.

– Пожалуйста, только не об этом!

– …я узнал, что они не видели того, кто проник в особняк. Но! Когда пламя разгорелось и привлекло внимание сына кухарки, что служит по соседству, он выглянул в окно первого этажа и увидел высокого худого мужчину. Тот перемахнул через забор и скрылся в тенях. На нем был плащ с капюшоном, а в руках он нес кожаный мешок. И знаете что? Его плащ еще горел. А дальше еще веселей. – Уж кто-кто, а Лес действительно веселился, рассказывая. – Он потушил его. Щелчком пальцев.

– Мистерик, – хлопнула ладонью по столу Норма.

– Не просто мистерик, а термал, – важно кивнул Илай. – Если поймаем его за руку, Михаэль будет доволен.

Диана невнятно буркнула что-то в кружку.

– Но и это еще не все, – добавил Лес, покачнувшись на стуле так, что заскрипели от натуги толстые тисовые ножки. – Поджог баронова особняка – всего лишь последний из семи. Чуете?

– Дома в той части Вотры жгли и раньше, – кивнула Диана. – Возможно, даже тот же самый термал.

– Но зачем? – Норма с сомнением заглянула на дно своей кружки. – Если он, к примеру, и там ничего не украл, никого не убил…

– Да какая разница! Главное, поймать его! – запальчиво воскликнул Илай. – Мы тут помозговали и поняли, что те дела тоже могли закрыть. С глаз долой – из сердца вон. Только сейчас открываются новые детали.

Геммы помолчали, каждый додумывая свою мысль. Но все они приходили к одному выводу: пора им наведаться в архив сыскного управления.

Силы безудержные, жестокие, коварные истязают плоть хрупкую мира сего.

Счет им так огромен, как ничтожен и одинок сам я.

Да будут достойнейшие стоять плечом к плечу со мной, и нарекаю я их Церковью.

Спутников бытия моего называй Кругом Глиптиков.

Спутников помыслов моих называй Церковью Внутренней.

Спутников деяний моих называй Церковью Мирской.

Спутников страстей моих называй Инквизицией.

Самого меня называй Диамантом, ведь не носить мне вовеки имени мирского.

Наставления Диаманта

ДЕЛО № 2:

Чужое сокровище I

Впрочем, их планам не суждено было сбыться.

Стоило им выйти на Малую Присутственную, как они завидели массивную карету темного дерева с символом закрытого глаза на дверцах. Четверка вороных нервно притаптывала на месте. На облучке сидел горбун.

Геммы замерли как по команде. Потом дружно развернули плечи и строевым шагом приблизились к карете. Точно почуяв их, дверца хищно приоткрылась, и из бархатного нутра вынырнул молодой человек в мантии.

«О нет, пожалуйста, только не он!» – в отчаянии подумала Норма, одернув мундир.

Но это был именно он – Октав выпрямился, обмахнул изящной кистью обшлаги камзола под мантией. Новоиспеченный Экзекутор Инквизиции, турмалиновый гемм. Они вместе осваивали науки в учебке, но он никогда не был одним из них. Все потому, что он не жил при монастыре – после штудий логики, истории и атлетики он неизменно садился в экипаж и в сопровождении двоих лакеев возвращался в особняк, где его ждала семья. Стоит ли говорить, что на остальных геммов он смотрел так же, как и они на него, – с прохладцей, если не с ледяным презрением, как, например, на Норму. Октав недолюбливал и остальных, разве что…

– Дружище! – обрадовался Илай и протянул ему ладонь. – Ого-го, старик, да тебя не узнать, такой важный служитель. Много еретиков успел заклеймить?

– Побольше, чем ты изловить успел, – скупо улыбнулся Октав, отбросив со лба волну черных волос. – Слышал, ты побывал в архивной ссылке. Рад видеть, что это уже позади.

Норма незаметно закатила глаза. Она никогда не понимала и не одобряла попыток Илая подружиться с Октавом, но солнечное дружелюбие первого сумело пробить крохотную брешь в снежной броне второго. Было ли у них хоть что-то общее? Норма не могла понять. Лес был с ней солидарен и тоже недолюбливал «балованного гнидыша», Диана его и вовсе в упор не замечала.

– Так какими судьбами? – Илай похлопал Октава по плечам.

– Меня назначили смотрителем над вашим отрядом от Инквизиции, – сухо объявил Турмалин. – Теперь мы снова будем часто видеться.

– И что же, теперь ты нам что, начальник? – сердито выплюнул Лес, складывая руки на груди. – Вот радости-то привалило!

– Радуйся, пока можешь, мальчик, – раздался из кареты низкий женский голос. Следом показалась его обладательница. – Что, щенки, обнюхали друг друга? Теперь быстро и молча забирайтесь внутрь.

– Зачем? – нахмурилась до того молчавшая Диана. Лучше б она и дальше помалкивала, право слово, это же…

Рахель вскинула и без того изогнутую бровь. Красные глаза недобро сверкнули.

– Покатаемся, – сообщила она. – Быстро и молча, ать-два.

Перечить никто не посмел.

В конце концов, это же была Рахель – Палач Инквизиции, Рубин.

Изнутри карета, просторная и сплошь черная до последней детали, уже напоминала пыточные застенки. Но не те, где по одному вырывают ногти, а где сходят с ума от одного страха, что это может вот-вот произойти. Черноволосая, как и Октав, Рахель сливалась с темнотой, только матово светились ее кисти рук в обрамлении тонких кружевных манжет и мраморно-белое лицо, правильное, точно у серафима. Впечатление портили кривящиеся губы и привычка смотреть с прищуром, будто она примерялась, как бы ловчее порезать вас на куски. Говорили, что кроме шпаги, что и сейчас поблескивала эфесом на ее стройном бедре, она также носила потайное лезвие в кончике длинной змееподобной косы. Норма опасливо покосилась на волосы Рахель, но ничего не заметила.

Впрочем, о той говорили многое, во что свято верили, а потому отделить правду от вымысла было сложно даже Норме.

Карета захлопнулась, как мышеловка, покачнулась и поехала. Стиснутые на одном сиденье геммы ерзали, пытаясь уместиться.

– Не буду даже спрашивать, где вы четверо таскались, – заявила Рахель таким тоном, будто именно что требовала полного отчета в каждом действии за последние двое суток. Но все же продолжила: – Меня не волнует, чем вы там заняты по поручениям того увальня, полицмейстера. Сейчас есть задача поважнее.

– Госпожа куратор, – с самой мягкой из арсенала своих улыбок начал Илай.

– Приказа открывать рот не было, кадет. Ах да, вы ведь теперь не кадеты, а служащие сыска. – Она криво ухмыльнулась. – Не обольщайтесь. Церковь Святых Серафимов всегда будет стоять за вашим плечом, и, когда понадобится, вы должны прийти на ее зов. Немедля. Безропотно и со всей возможной благодарностью.

Геммы одновременно склонили головы, чтобы продемонстрировать покорность. Лишь бы только не смотреть в алые глаза Палача.

Лес при известном усердии тоже однажды сможет называться Рубином, но его яшма изначально была другой – теплой, вишнево-ягодной, живой. Из глазниц Рахели на них смотрели кровавые стекляшки.

– Теперь, когда мы прояснили, кто у кого на поводке… – Рахель откинулась на спинку сиденья и вытащила из-за пазухи несколько бумаг, перевязанных бечевкой и скрепленных сургучом. – Октав, приступай к своим обязанностям. Хоть это ты можешь?

Если бы Норма могла, она бы тихонько присвистнула: кому-то крепко прищемили вельможный хвост.

Октав отработанным движением сломал сургуч. Этим жестом он как бы говорил: никто прежде не читал этих бумаг; все, что они содержат, – секретно.

– «Прямым приказом Его Святейшества Диаманта, при посредничестве Круга Глиптиков, отрядить геммов четвертого поколения для поисков Катерины Дубравиной, девицы семнадцати лет. Сословие дворянское, наследная графиня. Рост и внешность неизвестны. Детали выяснить самостоятельно. Цель: девицу найти, живой и невредимой передать уполномоченному представителю Внутренней Церкви Святых Серафимов. Ослушание наказуемо», – похоронным тоном закончил Октав и поднял глаза от бумаги. В полутьме кареты он казался тенью Рахель, только глаза посверкивали лиловым. – Вопросы?

Норме как никогда прежде требовалось переговорить с Илаем, но тот, как назло, упорно молчал – и вслух, и в мыслях. Или он сейчас переговаривался со своим любезным Октавом? В таком случае лучше бы ему выяснить хоть что-то полезное.

Приказ звучал… безумно. Наследная графиня без лица, без каких-либо признаков. Пропала. Откуда, куда? Почему ее ищут? Грозит ли ей опасность? По крайней мере, опасность большая, чем оказаться в руках Рахель, а к тому все и идет.

Вопросы имелись, даже слишком много, но задавать их было боязно.

Ситуацию спасла Диана. Славная невозмутимая Диана!

– Слишком мало сведений. Есть еще?

– М-м, нашей гениальной Охотнице нужна помощь? – переплела пальцы Рахель.

– Даже опытному Охотнику нужно знать больше, чем просто имя и возраст. – Диана пожала плечами, из-за чего чуть не вывалилась с места, занятого на сиденье.

Рахель фыркнула.

– Никчемное поколение, – процедила она, имея в виду совершенно всех присутствующих здесь геммов. Они-то с Михаэлем относились к поколению предыдущему.

«Спасибо хоть пометом не обозвала, учитывая, как она любит собачьи аналогии, – подумалось Норме. – Как все-таки славно, что даже Сияющие не могут читать мысли. Разве что сам Диамант…»

– А теперь навострите свои уши, щенки. – Рахель подалась вперед, поставив локоть на граненое колено, обтянутое кожаными брюками. – Дочь графа Андрея Дубравина вот уже десять лет как… мертва. По крайней мере, так утверждал ее отец. Задавать ему вопросы напрямую не стоит, так как он явно что-то скрывает и будет продолжать скрывать от нас. Не смотри так на меня, синеглазка, – цыкнула она на Норму, хоть та даже не поменялась в лице. – Твой слабенький талант Дознавателя не сможет расколоть Дубравина – он слишком высоко летает, а лгать, как молиться, приучен сызмальства. Разве что однажды он просчитается и попадет уже в наши руки… – Рахель мечтательно запрокинула шею. – Выясняйте как хотите. Больше информации дать мы не можем. Но скажу вам одно…

Она снова наклонилась вперед, точно хотела поведать геммам секрет:

– Если найдете доказательства тому, что сам Дубравин – еретик, я, пожалуй, даже не стану вас калечить.

– А он еретик? – разлепил пересохшие губы Илай.

– Граф – советник ее императорского величества. Сам как думаешь, тупица?

Норма не считала тупицей ни себя, никого из геммов, но слова Рахель требовалось как следует обмозговать. В тесной карете, по соседству с полыхающим Лесом, чья температура тела всегда была ощутимо выше, чем у остальных, и ощущалась как лихорадка, соображалось туго. Да еще и Илай, благоухающий на всю карету конским навозом…

Рахель истолковала их молчание по-своему:

– Никчемыши, – прищелкнула она языком. – Так и быть, в интересах дела дам вам кое-какую подсказку: Дубравин знался с нежелательными лицами. Очень нежелательными. Если бы не последние события, никто бы так и не услышал ни о какой Катерине. – Карета, до того мерно катившаяся в неизвестном направлении, остановилась. – А теперь все прочь. Займитесь делом. Рапорт жду через неделю.

Поспешно вывалившись на морозную улицу, все четверо долго не могли отдышаться – присутствие Рахель будто выжигало весь воздух. Оглядевшись, геммы поняли, что вновь стоят перед сыскным управлением – они сделали полный круг. На город опускались зимние сумерки, и на первом этаже здания горели редкие огоньки масляных ламп тех полицейских, что дежурили в ночь. С неба сыпал крупный снег.

– Так, я в баню, – сдался Илай. – Где, говорили, она здесь?

– На соседней улице, – подсказал Лес и понюхал свою подмышку. – Я с тобой.

– А мы пока самовар растопим, – подхватила Норма.

Диана в задумчивости смотрела в вечернее небо над головой, щурясь сквозь толстые стекла окуляров, будто в нем были ответы на какие-то ее особенные вопросы.

Обсуждать произошедшее сразу же не хотелось никому. Всем нужна была передышка.

Братья, порозовевшие и уже не такие вонючие, подоспели как раз к тому моменту, как Норма с Дианой ухитрились-таки раскочегарить пузатого медного монстра – угольками поделились дежурные офицеры, оказавшиеся вполне дружелюбными малыми, – и вскипятить воду. С собой Илай и Лес принесли колесо благоухавшей чесноком копченой колбасы и горшочек протертой брусники.

– Лавочник сказал, если ягоды на колбасу намазать, будет вкусно до небес, – с воодушевлением сообщил Лес, выгружая снедь на стол среди чашек.

– К слову, а чем там Фундук пробавляется, на конюшне? – поинтересовалась Диана. – Не овсом же.

– Фундук на полном довольствии. Для него там в леднике и рыбка есть, и ребрышки.

Это объяснение всех устроило.

Жуя колбасу с брусникой, и правда до небес вкусную, Норма осмотрела комнату, ставшую общей столовой. Беленые стены с покатыми сводами, окна с решетками на них. Неплохо, но не так, как в кухне у той мистерики, Дольской. У той каждый уголок, каждая балка говорили о том, что дом обжит и любим. Норма не знала подходящего слова, таких слов не было ни в учебниках, ни в священных текстах, ни в атласах, но этого чего-то пока не было здесь, в их новом доме. Духа обитания.

Никто так и не решался начать разговор о задании Рахель. Всего несколько часов назад они были так воодушевлены находками по делу о поджоге и жар-птице, но теперь над ними навис долг перед Церковью.

Десять лет они жили и обучались при монастыре Крылатого Благословения. Все эти годы их готовили к тому, что однажды они выйдут в опасный, грешный мир и начнут трудиться на его благо. Они могли стать егерями, солдатами, служить в губерниях или при дворе, как их предшественники.

Но много позже, года три назад геммам четвертого поколения сообщили, какая судьба им уготована – помощь столичному сыску Паустаклавы. Таково было предзнаменование свыше, истолкованное самим Диамантом.

С тех пор обучение стало еще суровей, логика, атлетика, история и анатомия занимали все больше времени. Норма читала своды статистики и ужасалась, как много разных преступлений совершается людьми, которых оставили серафимы. Правда, некоторые толкователи утверждали, что это и было причиной Исхода – святые существа устали биться за души мирян с демонами и вернулись в Деим. Если люди не исправятся, не станут чище, серафимы так никогда и не снизойдут на них снова, чтобы вновь направлять и наставлять человечество.

А тем временем демоны, оставшиеся незримо править землей, все глубже запускают в людей когти – смущают мистериков, призывая их проводить страшные ритуалы в свою славу, соблазняют мирян на ересь и безумства. Бороться с ними невозможно, на это способны лишь высшие существа, а сама попытка начать войну против демонов может окончить саму историю рода людского. Их же, геммов, миссия – бороться с проявлениями зла на поле человеческих прав и законов.

Они зубрили Устав, Имперский бестиарий и «Уложение об ответственности», тренировали свои тела и оттачивали таланты, дарованные серафимами редким смертным. Они готовились выйти в мир и нести в него свет и порядок. И что теперь? Мало того что мир их не ждал, а в глазах мирян то и дело читались страх и отвращение. Теперь еще и выяснилось, что поручение Внутренней Церкви в любой момент могло стать важнее чего угодно, над чем бы они ни работали. Ладно Октав, с ним изначально все было ясно – такой уж ему дарован талант, который можно применить лишь в каменных мешках подвалов и запирающихся на семь замков кабинетах. Леший с ним. Но они четверо такого не ждали.

Потому-то все напряженно молчали, громко прихлебывая чай, чтобы хоть как-то заполнить гнетущую тишину полусонного здания.

Не подчиниться немыслимо. Подчинение – основа служения каждого гемма. Вот только кому они служат теперь?

– Так, довольно, – первым не выдержал Илай. Неудивительно, с его-то говорливостью. Ребенком он и во сне что-то да бормотал. – Мы эдак до утра просидим и все без толку. Давайте хоть условимся, что будем делать.

– Рахель сказала, – начала Диана, пальцем размазывая по столу чайную лужицу, а второй рукой подперев щеку, – что нужно сначала найти людей из окружения советника, которые недавно попали в опалу.

– Она такого не говорила, – нахмурился Лес.

– Говорила-говорила, – подхватила Норма. – Только другими словами.

– И как мы это выясним? – скрестил руки на груди Илай. – Заявимся в графский дом и потребуем объяснений?

– Исключено. – Норма мотнула головой. – Можно сказать, нам запретили к нему приближаться и что-либо спрашивать. Мы знаем только то, что раньше она была мертва, но теперь Церкви стало известно, что это не так. Катерина может быть где угодно.

Лес откинулся на сцепленные замком за затылком руки:

– Если бы я был девицей семнадцати лет, куда бы я отправился?..

Вопросом озадачились все четверо. Сестрам было не проще, ведь они мало смыслили в том, как проводят время мирские девицы, тем более голубых кровей. Посыпались самые невероятные предположения – от паломничества по святым местам до ухода в глухой монастырь. Разнообразием, впрочем, они не блистали.

– Да послушайте же, – возмутилась Норма, – ее, возможно, похитили! Тогда не ей выбирать, где находиться.

– Тогда идеи кончились! – поднял ладони Лестер, не предложивший до этого ни единой.

– Нам стоит спросить Михаэля, – решил Илай, посветлев лицом. – Он служит при дворе, должен знать советника лично. Как и о тех его знакомых. Ну, это уже не полная вероятность, но хоть ее часть! Михаэль – рыцарь ордена Сияющих, его помощь будет угодна Церкви! Хоть какой, хоть бы даже и Внутренней.

Все с облегчением согласились. Как же все-таки обнадеживает, когда есть хоть кто-то, к кому можно обратиться за советом! Даже если совета придется ждать до утра – тревожить куратора неслышным голосом посреди ночи Илай объявил верхом непочтительности.

Геммы уже собирались расходиться по комнатам, как Норма спохватилась:

– Но мы не можем просто так бросить дело о ящерицах!

– Дело о поджогах, – мягко поправил ее Илай. – Разделимся по двое, как и сегодня. Так мы убьем разом всех зайцев. К слову, надо будет еще с утра зайти к Петру Архипычу.

– Отчитаться? – предположила Диана. Похоже, отчитываться ей понравилось с прошлого раза, когда она с упоением перечисляла следы животных.

– Нет. – Илай будто бы смущенно запустил пальцы в светлые локоны, от которых теперь вполне прилично пахло настоем дубовой коры. – Поиздержались мы, он еще денег даст.

Норма обреченно опустила голову. Она-то надеялась, что у нее есть еще немного времени в запасе… Ну да что уж поделать, раз поиздержались. Она спустилась на первый этаж и испросила у дремлющего уже служащего чернил, бумаги и пару свечей, а затем вернулась с этим богатством за стол.

Илай высунулся в коридор и уставился на нее сонными желтыми глазами:

– Ты чего топаешь, а спать не идешь, а? Уж полночь.

Норма махнула ему, чтоб не волновался, а сама зажгла свечи и окунула перо в фиолетовые чернила.

– Рапорт еще писать надо, а Петр Архипыч сказал, я девица грамотная.

Ни Серафимов не было, ни Демонов, но были люди,

и царство возвели они прекрасное, и царство возвели они чудесное.

Не благом ведомые, но мистериями немыслимыми,

царство порушили они тщеславное, царство порушили они кровавое.

Да будет навеки мистерик, власти жаждущий, поруган.

Да будет навеки мистерик, смирением исполненный, благом одарен.

Наставления Диаманта

ДЕЛО № 1:

Счастье как жар-птица II

Ранним утром все обступили Илая, будто он готовился связаться с высшими силами и тут же объявить народу их волю. От такого внимания Илай немного нервничал, хоть не делал ничего такого, чего не делал бы раньше.

Но сохранять спокойствие было тяжело и по другой причине. Вчера он не удержался и поддался на уговоры хитрого банщика, предложившего ему чудотворный бальзам «Гордый драгун» для стимуляции «удивительно густой и блестящей растительности на лице». По заверениям банщика, средство было изготовлено без вмешательства мистериков, в состав входили только травы да масла, а результат должен был проявиться уже на следующее утро. На то Илай и потратил остатки своего жалованья, да еще и пришлось просить добавить Леса, которому такой бальзам был без надобности. Но брат без вопросов и, что главное, без насмешки ссудил его деньгами. На ночь Илай намазал лицо бальзамом и лег. Долго не мог уснуть, прислушиваясь сквозь привычное похрапывание Леса к скрипу пера Нормы, которая в общей комнате выводила строки рапорта, и ловил себя на смутных угрызениях совести. А когда сестра все же поплелась спать, не выдержал и тщательно намазался снова – чтобы наверняка.

На рассвете Илай первым делом подскочил к зеркалу. «В худшем случае, – думал он, – ничего не подействует». Но он и представить себе не мог, что значит «худший случай».

Лицо ниже носа стало сплошь розовым, как поросячий зад. После умывания холодной водой оно начало еще и чесаться. А после облачения в форменный синий мундир сыска кожа пошла уродливыми буграми, точно жабьими бородавками. Илай был в ужасе.

– Может, это борода так лезет? – участливо предположил Лес. – Ну, через кожу. Прорывается с боем.

– Так лучше чесать или нет?!

Ответа Лес не знал.

Показываться сестрам не хотелось вовсе, ну да нечего делать. Норма в мгновение ока расколола его, даже не прибегнув к силе лазурита, и отругала за доверчивость.

– Святые серафимы, мало ли что в этом бальзаме! Тебя, должно быть, прокляли, дубина! Лучше бы ты у мистерика это купил, еретик недоделанный! – распекала она, потрясая злосчастным «Гордым драгуном». – Сиди не двигайся.

– Куда ты? – несчастным голосом спросил Илай.

– В ледник.

– Зачем?..

– За топором, – рыкнула Норма. – Твою башку бедовую проще отрубить!

Лес совсем неблагородно заржал, согнувшись пополам и похлопывая себя по коленям. Вот же подлец.

Тем временем Диана взяла флакон, вытащила пробку и понюхала, приподняв над носом плотно прилегающие окуляры.

– Сулема, мышьяк, немного свинца… спиртус… ммм… и немного вытяжки из звездной лилии. Видимо, для аромата. Таким составом только врагов травить, – заключила она, – свалит и драгуна.

Норма вернулась с тряпичным свертком, полным колотого льда. Молча сунула брату компресс и, все еще клокоча от праведного гнева, села пить чай с остатками вчерашней снеди, предварительно выстроив чашки в линию, как для смотра.

Немного погодя все такой же пунцовый, но уже чуть менее бугристый Илай готовился связаться с куратором посредством неслышного голоса.

«Михаэль… то есть, Ваше Превосходительство… – начал он, мысленно потянувшись к наставнику. – Тут дело появилось, нужно посоветоваться».

«О, Илай! – неожиданно быстро отозвался Михаэль. Даже повторять не пришлось. – Ты как раз вовремя. Нужно переговорить лично, так что быстро собирайся и ко мне».

«Хорошо, – растерялся Илай. – Но у меня вопрос по поводу…»

«Вот и задашь все свои вопросы», – прервал его Михаэль и пропал.

Илай открыл глаза, прикрытые для пущей концентрации. Брат и сестры смотрели на него в ожидании новостей.

– Так быстро? – удивилась Норма. – Или не удалось связаться?

– Да удалось, – протянул Илай задумчиво и почесал щеку, за что тут же получил по пальцам от Дианы. – Только я ничего не успел объяснить. Он велел срочно ехать к нему.

– К нему – это куда?

– Видимо, во дворец. Он же там служит.

Лес присвистнул:

– Во дела! Ну, это без меня, я лучше сыскным архивом займусь.

– И без меня, а то он дел наворотит, – поддержала его Норма. Хотя, вероятно, она все еще слишком злилась на Илая за его выходку.

– А я поеду с тобой, – буркнула Диана, вдруг потупившись.

– Хочешь посмотреть дворец?

– Ну… вроде того.

Норма как-то странно покосилась на младшую, но вслух ничего не сказала.

На том деление на пары сочли свершившимся и согласно плану отправились вниз, к Петру Архипычу. Тот, по обыкновению, был в своем кабинете – за мгновение до того, как Лес постучал в дверь, из-за нее выскочил служащий сыска, вслед которому донеслось гневное:

– …отпискам твоим в нужнике место! Охламон!

Геммы переглянулись. Похоже, господин полицмейстер был сильно не в духе, но отступать было некуда. Норма прижала к груди несколько исписанных листов.

Но стоило им зайти, как он, казалось, смягчился:

– О, смотрите-ка, кто пришел! С чем пожаловали?

– Вот, – промямлила Норма, кладя на стол перед ним свой полночный труд.

– Ага. Так-с, посмотрим. – С этими словами он нацепил крохотное пенсне и близоруко прищурился через его стекла на ровные строки. – В следующий раз, голубушка, пишите крупнее.

Норма кивнула.

«И это говорит человек, буквы которого не больше рисового зерна», – попробовал развеселить ее Илай.

«Брысь из моей головы», – не поддалась сестра.

Читал Петр Архипыч быстро, не шевеля при этом губами. Только пальцы облизывал перед тем, как перелистнуть. Все это время геммы стояли неподвижно, вытянувшись во фрунт. Только Диана слегка переминалась с ноги на ногу, всем своим существом излучая беспокойство.

– Толково, толково, – покивал Петр Архипыч, возвращая Норме бумаги. – Смотрю, дело вы знаете, обучены. Дальнейшие действия? – осведомился он, сцепив руки замком.

– Сегодня мы планируем изучить архив сыска, дабы установить возможные совпадения с другими случаями поджогов, – отчеканил Илай. – Как и сказано в рапорте, от информаторов нам стало ясно о минимум шести подобных пожарах. Следы возгорания необычны, к тому же огонь не распространился дальше одной комнаты. Возможно, термал поработал и в других домах, чародейством контролируя пламя.

Полицмейстер прищелкнул языком.

– Да уж. Неприятные они противники, эти термалы. Как что подпалят… Но дома господ! Какова дерзость. Пожалуй, даже хорошо, что этим делом заняты именно вы. Хорошо, даю вам допуск. И провожу заодно, надо вам показать, что там и как устроено.

Похоже, рапорт начальника устроил. Но вот мешочки с серебряными и медными кругляшами на столе так и не появились. Может, он просто о них забыл? В прошлый раз так и произошло.

Было до крайности неловко. От этого Илай не знал, куда девать руки, хотел было снова поскрести зудящую щеку, но вместо этого стиснул покрепче треуголку:

– Два обстоятельства, Петр Архипыч. Только два. Меня и Диану срочно вызвал к себе куратор, Сияющий Топаз…

Петр Архипыч дернул щекой и слегка нахмурился:

– Хорошо. Второе какое обстоятельство?

– Да как бы сказать… Вот, хотели испросить еще жалованья…

Глаза полицмейстера округлились, лоб собрался гармошкой:

– Я ж вам третьего дня выдавал по тридцать серебряных.

– Так п-потратили, – медленно ответил Илай.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, ощущая, как густеет в воздухе взаимное недопонимание.

Потом Петр Архипыч расхохотался.

– Ой, не могу! – выдохнул он, отсмеявшись, и даже выступившую слезу утер. – Ну и кундштюк! Комедианты! Потратили! – Затем еще раз хохотнул и внезапно посерьезнел: – Искренне надеюсь, что не до последнего медяка. Жалованье-то, ребятки, раз в месяц выдается. Такой порядок.

Геммы стояли как громом пораженные.

– Вы что же, не знали?

Они заторможено покачали головами. Раз в месяц! И кто бы им только сказал? Нежданное богатство развратило их даже быстрее, чем о том предупреждали священники в своих проповедях! Серафимы где-то далеко укоризненно хмурили золотые брови на печальных ликах.

«А я-то, я! – мысленно причитал Илай. Если бы мог, он бы отвесил себе оплеуху. Впрочем, о ней можно было попросить и отзывчивых сестер. – Спустил все на проклятую отраву, да еще и Леса втянул! Как дальше жить?!»

– Кхм, вот так казус, – протянул Петр Архипыч, оглаживая усы. – Что ж, будет вам наперед наука, – заключил он бодро. – Впредь будете умнее распоряжаться средствами. Сейчас-то не пропадете? Не оголодаете вконец?

– Мы что-нибудь придумаем, – прошептала помертвевшая Норма.

Полицмейстер кивнул.

– Вот и хорошо, вот и выяснили. В конце концов, опыт, он сын ошибок, верно?

Им не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.

Услышав о том, что ехать им предстоит ко дворцу, Петр Архипыч велел взять на конюшне двух лошадей «поавантажнее».

Норма проводила младшую сестру и Илая печальным взглядом. Умом она понимала, что смысла сердиться на него нет, но вот в глубине души вертелась ужом обида.

А дело было так: после визита в лавочку мистерики и по пути в трактир им с Дианой попалась лавка. Завидев ее, Норма замерла на середине широкого шага. Каскадами неземных расцветок и золотых переливов, сброшенные грудами, разложенные веером и свисающие светопадом, на всеобщее обозрение выставлены были платки и шали. Но самой прекрасной из всех была шаль с вытканными золотыми перьями на лазурном поле. Такой укроешься – и будто окажешься в чьих-то объятиях. Околдованная, Норма приблизилась. Протянула руку, коснулась.

Правда, очарование спало, стоило ей услышать цену – семьдесят серебряных. Столько у нее не было. Если только отложить с одного жалованья, добавить второе и чуть-чуть от третьего… Вечером, выводя строки рапорта, Норма зябко поводила плечами и невольно отвлекалась на мысли о том, как славно будет согревать ее дивная шаль такими вот чернильными ночами. Как прекрасно будет хранить ее в сундучке и иногда просто приподнимать крышку, чтобы посмотреть на лазурь и золото перьев.

Но теперь ей стало совершенно ясно, что мечта эта неосуществимая. Важнее теперь как-то прокормиться. И Илай тут даже ни при чем – все они остолопы, если на то пошло. Но он все равно самый большой остолоп из всех!

Погрузившись в размышления, то просто печально-жалостливые, то рассерженные, Норма почти не слушала Петра Архипыча, пока он вел их с Лесом к лестнице в подвал. Не тот, где, с его слов, располагались небольшая печь да темница, в которой содержались редкие лиходеи до отправки в острог или под суд, а по другую руку, с подсобными помещениями.

А он между тем вещал:

– Сыскное дело требует ресурсов много больших, чем просто оружие да рабочие руки. Тут головой думать дело не лишнее, а первостепенное…

И все в таком духе. А ведь раньше он рассуждал, что первостепенны нюх и зоркий глаз. И то и другое полицмейстер утверждал совершенно искренне. Норма вздохнула.

«Все же противоречивый он человек, прав был Илай… Ох уж этот Илай!»

И тут Лес, спускавшийся впереди, заорал дурниной:

– Убийство!

– Да тише, тише ты, не голоси, – оборвал его Петр Архипыч, легонько хлопнув по шее. – Холодная комната у нас тут. Какое ж это убийство? Как выяснилось, обычное отравление самогоном на мухоморах. – И добавил громче: – Алевтина Кондратьевна, чего это у нас подопечные опять на дороге валяются, а?!

Норма, из-за воплей брата пропустившая пару ударов сердца, только теперь разглядела сцену целиком. У подножия лестницы действительно лежало обнаженное мертвое тело мужчины с раскрытой, как книга, грудиной и частично отсутствующими внутренностями.

– Нет, это никуда не годится, – проворчал Петр Архипыч и, с неожиданной ловкостью перепрыгнув труп, сердито-начальственной походкой двинулся в глубь темного подвала. – АЛЕВТИНА!

Геммы поспешили за ним.

Нет, они, конечно, не раз видели мертвых людей и то, что у них скрыто под слоями кожи и висцерального жира. На гравюрах, иллюстрировавших анатомические трактаты. Вид настоящего, некогда живого тела оказался неожиданным. Слишком близко, слишком реально. И пахуче.

В дальней коморке, где действительно было так холодно, что шел пар изо рта, а многочисленные лампадки и свечи горели слабо, будто пришибленные морозом, обнаружилась пухленькая невысокая женщина лет сорока, с короной из русых кос на голове и замусоленной книжкой в руках. Книжку она, впрочем, быстро спрятала под стол, на котором громоздились склянки с какими-то мутными составами и плавающими в них осклизлыми ошметками. Возможно, теми самыми недостающими органами «подопечного». Рядом с этими банками шипела спиртовая горелка, на которой шкворчал кофейник.

– Алевтина свет мой Кондратьевна, – ласково прорычал Петр Архипыч, – что ж вы мне опять душу-то рвете? Трупы раскидываете, новичков пугаете…

– Я… я? Ничего я не раскидываю, Ваше Превосходительство, – зарделась женщина и шмыгнула простуженно носом. – У меня все по полочкам, все четверо свеженьких…

– Четверо, – так же сладко протянул полицмейстер. – А пятый, не такой свеженький? Такой несвеженький, что хоть образа выноси! Лежит у порожков, кишками светит, красавец.

– Ой! – Женщина порывисто прижала кулачки к пухлым щечкам и шустро выскочила из каморки, махнув пледом, будто совиным крылом.

Позади раздался грохот жестяного ведра о каменный пол, а после застучали каблуки по ступеням.

– Наш коронер, – запоздало представил убежавшую Петр Архипыч. – Прекрасный специалист по вскрытиям, но забывчива… чрезвычайно, – выдавил он вместе с мечтательной улыбкой. Мечтал он, видимо, придушить прекрасного специалиста собственными руками. – Так, архив. Нам налево.

Архивом оказалось скопище коробов, стоящих прямо на полу. В них стопками громоздились картонные папки.

– Вот, – деловито возвестил Петр Архипыч. – Архив за последние три года. Потом мы его в городской передаем. Все в строгом хромоногическом порядке.

– В каком? – переспросила Норма оторопело. Чего-чего, а такого она не ожидала увидеть. Единственный Архив, в котором она бывала, относился к Ордену Сияющих, там ей доводилось искать редкие свитки для работ по генеалогии, а там все было… далеко не так.

– В строгом, – повторил полицмейстер. – Сверху – последние, ниже – более ранние. Вот так вот берете, корочку открываете и смотрите. Ага, удушение. Откладываете папочку в сторону, ежели не нужна. Потом – оп! – грабеж. Тоже не то, в стопочку. Нужные в другую. Потом так же в хромоногическом складываете обратно. Ну, удачи, орлы!

Он собрался было уходить, но на полпути обернулся и погрозил пальцем:

– А вон тот шкафчик, – он указал на неприметные дверцы прямо в стене, – даже не трожьте, ясно?

И только после этого удалился, весьма довольный собой.

– Интересно, а что же в том шкафчике? – протянул Лес, не сводя взгляда с навесного замка. Если постараться, можно было заглянуть внутрь одним глазком.

– Велено не трогать, – одернула его Норма. – Мало ли, что-то секретное. Давай, работы полно.

Через какое-то время в подвал вернулась коронер Алевтина Кондратьевна. Обнаружив примостившихся в углу геммов, поохала, что заморозятся, и соорудила им по чашечке кофе. Чашечки подозрительно пахли, но кофе был горячим, а Алевтина Кондратьевна такой трогательно-забавной, что Лес и Норма проглотили содержимое, не поморщившись.

– Вот так людей и т-травят, – мрачно икнул Лес, – с милой улыбкой на лице.

Спустя еще два часа к ним наведался полицмейстер.

– Ну что, шкафчик-то не трогали? – спросил он лукаво. Геммы помотали головами, на что Петр Архипыч поскучнел и откашлялся: – Что ж, ладно. Нашли хоть что-нибудь?

– Почти все, Ваше Превосходительство. Последний случай остался. Вот пять дел, промежутки между ними разные, но в остальном дела очень схожи: выгорала только одна комната, ничего не украдено. Четверо жаловались на пропажу любимца, один даже сообщил, что это была птица. Но явно одно – это одни и те же преступники, один мистерик-исполнитель.

– История! И что думаете?

– Мы пока думаем, это все ж таки связано с той контрабандой, – поделился Лес, потирая затекшую шею. – Действовали мошенники так: убеждали состоятельных господ, что из ящерицы вырастет по жар-птице, исполняющей желания. А потом пробирались в дома, устраивали пожар, якобы птица и постаралась, а ящериц продавали заново. Так или иначе, а дело придется снова поднимать. Сами понимаете…

Петр Архипыч, задумчиво подперев подбородок кулаком, сверлил взглядом затянутый паутиной потолок подвала. Геммы ждали, пока он выдаст свое суждение. Только Алевтина Кондратьевна осмелилась предложить начальнику кофе, на что тот даже не отреагировал.

– Не складывается у меня ваша теория, хоть убейте, – прокряхтел он наконец. – Товар редкий, дорогой, поди, до неприличия. Шутка ли – мифическая птица! Ненадежный к тому же, подохнуть может. Поэтому привозили его цельными ящиками, а продавали единицам. Да только с ввозом проблем до поры до времени не было, так зачем выкрадывать зверюг и перепродавать? Нет, это не из той же шайки термал. Копайте глубже.

– Куда глубже-то, – развел чумазыми от старых бумаг руками Лес. – Мы уж все перерыли.

– Думаю, – вставила Норма, отирая такие же черные, как у брата, ладони, – Петр Архипыч имеет в виду, иносказательно…

– Видишь, парень, какая сестрица у тебя разумница? Иносказательно! Кое-что вы точно упускаете. Но, так уж и быть, я вам подскажу. Опытом, им делиться надо, – поднял он палец. – Раз наш термал не из контрабандистов, значит, адресов покупателей он не знал, слишком все секретно. А кто знал? Кто давал наводки?

Геммы уставились на него непонимающе.

– В народе говорят: ищи, где сердце. А где оно в вашем деле?

– Диана, а ты ела когда-нибудь конину?

Бодрой рысью они преодолели большую часть Вотры, но в самый златоглавый центр, где чаще всего курсировала стража да ездили самые высоковельможные сани и прочие экипажи, въехали уже степенным шагом.

Диана держалась в седле прямо и сосредоточенно, даже хмуро смотрела перед собой. Зеленые глаза мерцали за стеклами окуляров, улавливая каждую мелочь вокруг. Лошадь под ней шла смирно, чутко слушаясь повода. А вот под Илаем конь приплясывал и плутовато тянул при случае мордой то в одну, то в другую сторону, когда что-то привлекало его внимание.

– Ну, Диана, – со скуки доставал младшую Илай.

– Разумеется, ела. И ты ел.

– С чего ты взяла?! Мы ж вроде не степняки.

– Что за глупые у тебя вопросы, – фыркнула сестра.

Больше болтать она не захотела. А ему бы отвлечься от невеселых дум. Вот Илай впервые едет во дворец, в место, где через какое-то время надеялся служить рука об руку с Михаэлем, помогать ему во всем и учиться премудростям дипломатии. А еще Михаэль как-то намекал, что неслышный голос крайне способствует очарованию прекрасных дам. Знать бы еще, как так они очаровываются…

И что же, какой жестокой стороной повернулась к Илаю реальность? Он действительно ехал во дворец, даже в новеньком вычищенном мундире сыска и на приличной лошади. Но лицо по-прежнему призывно алело, будто его отхлестали по щекам, облили кипятком, а в придачу по следу пустили науськанных пчел. Таков будет его дебют. Не дай свет попасться в таком виде на глаза Ее Императорскому Величеству! Лучше сразу умереть.

На площади перед коваными с золотом воротами, за которыми располагалась территория императорского дворца, стояла великая статуя серафима. Поговаривали, что в масштабе один к одному. Если так, то истинный рост любого серафима был раз в десять больше человеческого. Прекрасный великан со сложенными крыльями сжимал в руке остроконечное копье – таким он разил демонов. Перед статуей каждый год проводили смотры кавалерии и других войск, а для государыни строили специальный высокий помост. Илай мечтал хоть раз, хоть одним глазком поглядеть на то действо.

Учитывая, сколько мерзостей творят демоны, даже странно, что они так никогда и не покусились на величайшую реликвию человечества – золотого серафима, изображение их врага.

Геммов впустили на территорию дворца – глаза благословенных, слишком отличные от обычных человеческих, подействовали лучше любой грамоты с печатью. Но после оставили ждать снаружи. Илай мысленно обратился к куратору и сообщил, где они будут его ждать.

Конечно, не парадная лестница, но то даже лучше – меньше шансов повстречать Ее Величество. На всякий случай Илай приосанился, снял треуголку и прикрыл ей лицо. Пусть лучше все думают, что он загадочная персона, прибывшая по тайному делу. Хотя так же оно и есть.

Атмосферу таинственности несколько попортила Диана:

– Смотри, тренировка. Пойдем поглядим.

И правда – посреди художественно, будто бы специально присыпанного снегом сада обнаружилась площадка, выложенная черными и красными каменными плитами; по ее краям скобой рос фигурно остриженный кустарник, вокруг которого как бы невзначай прогуливались благородные девицы, похожие в своих платьях на бисквитные пирожные, какие Илай впервые увидел на витрине только этим утром, когда ехал по Большой Присутственной. Прически их тоже напоминали кремовые шапки с сахарной пудрой, поверх которых красовались еще и чучела птиц и каких-то мелких зверюшек вроде крольчат. И нравится же кому-то носить на себе чужие трупики! Руки придворных красавиц прятались в муфтах, на лепесточно-розовых щеках чернели кокетливые мушки. Меховые манто стратегически прикрывали от легкого морозца плечи, но подчеркивали затянутые талии, еще более узкие над пышными юбками. Это таких-то прелестниц очаровывает неслышным голосом Михаэль?

Но Диана смотрела вовсе не на нарядных девиц: на площадке тренировались дворцовые стражи, сражаясь на кулаках, без оружия. Диана грудью навалилась на куст, ловя взглядом каждое их движение. Первым среди геммов в кулачном бою был, разумеется, Лес, но Диане тоже легко давалось все, что связано с атлетикой. Подвижная и ловкая, она преуспевала во всем. И тут Илай заметил удивительное:

– Ты что, причесалась?!

– А?

– Прическу, говорю, соорудила. С какой это радости?

Сестра потрогала скрученную высоко на затылке косу, заменившую привычный неряшливый пучок, в который, со слов Нормы, даже белка сумела спрятаться, опустила голову и отвела взгляд:

– Просто так.

Вот, теперь даже дикарка-Диана выглядит опрятнее его, будущего придворного! Да что же это за день такой!

– Странно они дерутся, будто танцуют, – заметила сестра. – Против настоящего противника это не дело.

Илай хотел было ей ответить, но его опередили:

– А сударыня у нас знаток, – облокотился поблизости юноша в наброшенной на плечи форме с золотыми галунами. От его кожи поднимался пар, видимо, от напряженной тренировки на морозе. – Это высокое искусство поединка, понять дано не каждому. Как вас зовут, красавица?

Вопрос Диана проигнорировала.

– Если это и есть «искусство», то оно бесполезное, – парировала она, уперев руки в бока. – Много лишних движений.

Илай заподозрил, что должен вмешаться, но не вполне понимал, как именно. Защищать сестру точно бессмысленно, скорее уж этого юнца.

– Позвольте представиться, сударь, – с располагающей улыбкой начал он. – Илай Янтарь, а моя сестра – Диана Малахит. Мы геммы, выросли и воспитывались в монастыре, там же обучались искусству рукопашного боя, прицельной стрельбы и поединков на клинках. Подходы могут разительно…

– О, зверушки Церкви, – протянул юнец и криво ухмыльнулся. – То-то я гляжу, глаза больно яркие. Эй, все сюда! Здесь геммы, и они утверждают, что мы не умеем драться!

Его крик привлек внимание как бойцов, так и зрительниц. Ситуация усугублялась с каждой секундой. Где же носит Михаэля?!

Илай тяжело вздохнул:

– Об этом я и говорю. Мы лишь подметили разницу в…

– Как смеют церковные порочить нашу честь! – отозвались дружки незнакомца.

– Да, пусть не заносятся… благословенные. Какими травами вас поили?

Диана одним прыжком перемахнула живую изгородь. Мундир и плащ она бросила поверх кустарника, оставшись в белой блузе, бриджах и ботфортах. Пусть невысокая и круглолицая, а сложена она была как ундина.

– Вы бросаете вызов, я так понимаю?

– Кроха, а за окуляры свои не боишься?

– А ты не боишься за свой нос? – ровным тоном отозвалась Диана.

Илай прижал ладонь к глазам.

«Только никого не калечь, я тебя умоляю!» – неслышно шепнул он Диане, на что та только тряхнула головой, как если бы он пощекотал ей ухо пером.

Стражник начал лениво обходить Диану по дуге, поводя поднятыми к груди кулаками, обмотанными бинтами, как у Леса. Она же просто поворачивалась ему вслед, не принимая даже подобия стойки. Парень сделал прямой выпад, Диана ушла от него, едва развернув корпус, и одновременно выкинула ребро ладони, ударив стражника в плечо. Ногой она поддела ногу противника, и еще одной четвертью поворота ускользнула с его прямой, завершив маневр. Спустя миг, за который зрители едва ли успели различить каждое из ее движений, стражник уже повалился задницей на одну из каменных плит и с криком сжал пострадавшее плечо.

– С тебя довольно, – объявила младшая, застегивая мундир и запахиваясь в теплый плащ.

– Это было бесчестно! Не по правилам, – ломающимся голосом заявил самый молодой из стражей, помогая своему товарищу подняться. – Мы требуем реванша!

– Хотите еще?

– Не хотят, – раздался тяжелый, как могильная плита, голос, и послышались такие же шаги. Стражи повскакивали, мигом выстроились в линию и склонили головы. На клеточном поле появилась огромная широкоплечая фигура, с головы до пят укрытая складчатым, словно свинцовым, плащом. – Только глупец станет провоцировать более сильного противника, не зная его слабостей. Вы поступили как глупцы. Эта маленькая малахитовая охотница использовала дарованный ей талант и приобретенное мастерство, чем и повергла противника. Это нужно принять с достоинством и извлечь крупицу знания. С благодарностью.

Фигура обернулась и посмотрела на Диану и Илая с высоты своего монументального роста. По безжизненным чертам лица и бегущим по нему трещинам можно было легко догадаться, что перед ними голем, оживленная ваятелем статуя.

Но не успел он сказать что-то самим геммам, как словно из ниоткуда, со стороны зеленого лабиринта, к ним приблизился, хлопая в ладони, Михаэль.

– Благодарю за преподанный урок благородного поединка, Аристарх. А теперь я должен заняться своими подопечными, в то время как твои требуют твоего внимания. Честь имею.

И Михаэль обманчиво мягким, но цепким жестом взял геммов за плечи и повлек за собой во дворец. Обернувшись, Илай увидел, как живой каменный страж смотрит им вслед мертвыми каменными глазами.

Не говоря ни слова, Михаэль провел их в свой кабинет на втором этаже восточного крыла дворца. Кабинет оказался целой квартирой со спальной комнатой и приемной. Через открытую дверь виднелась даже отдельная медная ванна. Илай почувствовал прилив воодушевления. Вот как живут придворные.

Бросив плащ поперек вычурного кресла, Михаэль упал на него, не боясь помять прекрасную ткань, и неожиданно расхохотался.

– Ооо, давно я так не веселился! Признаться, вы сделали мой день лучше. Мне не по чину лично ставить этих зарвавшихся кутят на место, но вы. – Он снова похлопал в ладони. – Мое почтение. Но! Впредь о подобных экзерсисах прошу предупреждать.

– Ваше Превосходительство, это была провокация, к тому же они непочтительно высказывались в адрес Церкви, – попытался объяснить Илай. Ситуация и впрямь была глупой. Не им с Дианой отстаивать честь Святых Серафимов перед подобными идиотами – на то есть Внутренняя Церковь, а у тех разговор короткий. Но в тот момент ему и, видимо, сестре, сделалось так… обидно.

– Бросьте, – махнул рукой Михаэль. – В юности все дерзки не в меру, но только пока не окоротить как следует. Так что поделом.

Диана за все это время не произнесла ни слова в свое оправдание или защиту – она не смела поднять на Михаэля глаз.

– Но к делу. – Михаэль ударил себя по коленям, встал и подошел к открытому секретеру. – Вчера о пропаже своей дочери, Катерины, объявил советник Ее Императорского Величества Андрей Дубравин. Ну, как объявил… Информация закрытая, только для доверенных лиц, если вы понимаете. История там, не скрою, весьма и весьма… Судя по всему, он годами скрывал ее от недоброжелателей. Но ситуация изменилась, и больше он не знает о ее местоположении. Естественно, любящий отец встревожен, а более всего он тревожится, что первыми до его любезной доченьки доберутся как раз те, от кого он ее прятал, объявив мертвой. Пока мысль улавливается, не ускользает?

Илай кивнул, мысленно восхитившись осведомленностью Михаэля. Вот что значит – Сияющий! Даже вопросы задавать не нужно, он уже в курсе всего.

– Ты, Илай, наверное, хочешь спросить, что же в этой информации такого, чего нельзя было бы передать неслышным голосом, – прищурился Михаэль, беря с серебряного подноса кувшин с вином и наполняя тонкой работы хрустальный бокал. – Все просто: передавать в пространстве материальные предметы мы пока не умеем. А жаль, было бы занятно и полезно. Так вот, Илай и… Диана. К слову, рад, что компанию нашему Координатору составила именно ты. В конце концов, это твой профиль.

Михаэль отпил из бокала и танцующим движением пальцев провел по боковине секретера, отчего передняя стенка с глухим щелчком выдалась вперед и отворилась, словно дверца. Ящички и бумаги оказались муляжом. Куратор аккуратно, двумя пальцами вынул из тайника узкий футляр и, держа его на отлете, передал в руки Диане.

– Это многое упрощает, – загадочно добавил Михаэль.

Диана вскрыла футляр. Внутри оказалась дамская перчатка из полупрозрачной ткани с воздушным кружевом по краю.

– В ваших руках вещица, принадлежащая Катерине Андреевне Дубравиной, – пояснил Михаэль. – Как вы могли заметить, я старался ее не касаться, чтобы не оставить ольфакторных следов. Не повредить образец, так сказать. Увы, это единственное, чем мы располагаем. Этим да смутным намеком, что пропавшая успела за последние два дня побывать в Вотре.

Диана хрипло откашлялась и не своим, каким-то писклявым голосом спросила:

– Вы предлагаете мне перенюхать все улицы столицы, чтобы уловить запах этой девушки?

Илаю тоже пришло в голову только это, и догадка обескураживала.

– Что за глупости, – фыркнул Михаэль. – Разумеется, нет. Но, учитывая, что у нас нет даже захудалого портрета, вещица может пригодиться для… хм, опознания. Со слов отца, девица светловолоса и светлоглаза. Но это действительно все приметы. К тому же, если в деле ненароком замешаны мистерики гармонического профиля, ей могли изменить внешность. А вот индивидуальный запах… Его не подменить. Это будет ключом к установлению личности. Так что берегите эту перчатку и по возможности не вынимайте ее из футляра.

– Нет нужды, – буркнула Диана себе под нос, – я ее уже запомнила.

– Подождите. – Илай так взволновался, что даже сделал шаг вперед, едва не наступив на роскошный красный ковер, но вовремя опомнился. – Вы сказали, опознания. Неужели вы допускаете, что девушка уже…

Михаэль прервал его нетерпеливым жестом:

– Я допускаю все. И вам советую, прочищает мозги. Позволяет смотреть шире. Вопросы, предположения? И сядьте вы, наконец, не на плацу.

Илай и Диана послушно сели. Илай попытался скопировать элегантную и в то же время свободную позу Куратора, Диана же скованно приземлилась на самый краешек орехового стула.

Михаэль какое-то время цедил вино, искоса поглядывая на подопечных. Полуденное солнце играло на медной шевелюре Сияющего, шелковой вышивке камзола и золотых пряжках на его плечах.

– Собрались с мыслями? – поторопил он. – Я планировал успеть на партию в карты к графу Бернотасу.

– А, да, – спохватился Илай. – Что вам известно об окружении Советника? О друзьях или, напротив, недругах. Возможно, кто-то из них неблагонадежен или как-то скомпрометировал себя в последнее время?

Михаэль погрозил ему пальцем, но на его лице играла довольная улыбка:

– Я знал, что не ошибся в тебе. Чуешь, где нужно рыть. Дворцовое окружение – моя забота, вам эти люди не по зубам, да и руки коротки. Но вот с побочным кругом…

– Побочным? – Илай подобрался, услышав новое определение.

– Людьми, не вхожими в лучшие дома, но обитающими на периферии нашего мира, – любезно пояснил Куратор. – Как за волками всегда следует стая воронья, за каждым человеком у власти тянется шлейф из людишек помельче. Чем больше сил, тем длиннее этот шлейф. Но в случае с господином Дубравиным все довольно скучно – ни тебе внебрачных детей, ни мстительных любовниц. Карточных долгов не имеет, блюдет заветы Церкви, исправно жертвует деньги…

– Значит, не еретик, – шепнул Илай, делая мысленную заметку.

– Вопрос спорный, но на поверхности он чище горного снега, – хохотнул Михаэль. – При желании ересь найдется под ногтями у каждого. Вопрос только в силе этого желания и длине ногтей, – заметил он, намекая на высочайшее положение Советника. – Но я отвлекся. Из последних сомнительных контактов могу указать только госпожу Адель дю Жанерáн. Она из Алласа, иностранка. Обреталась при посольстве.

– Мало ли в Паустаклаве иностранцев? – подала голос насупленная Диана.

– Предостаточно. Но тех, кому без объяснений отказывают в пригласительной грамоте прямо во время визита, а затем пытаются выслать из страны, – нет. А тех, кто после этого бесследно исчезает из-под надзора, – и вовсе только одна. Хотя нет, вру. Она была не одна, а с личным помощником, неким господином Аяксом Бришéс.

Илай кивал все время, пока Михаэль говорил, и продолжил кивать по инерции, когда тот замолчал. Потом будто проснулся:

– Выходит, поиски стоит начать с посольства. Разузнать об этих персонах, взять след. Попробовать установить связь… К слову, какие дела были у Советника с госпожой дю Жанеран?

– Он не распространялся, – снова широко улыбнулся Михаэль. – Итак, план ясен. Если это все, можешь задать вопросы, какие там у тебя были по службе.

Илай удивился:

– Но вы уже на них на все ответили. Об этом деле я и хотел расспросить.

– Вот как, – протянул Михаэль, поболтав вином в бокале. – Вот как… Что ж, это были бесспорно хорошие вопросы. Тогда задам встречный: что у тебя с лицом, малыш-янтарь?

Илай вздрогнул. Он и забыл о своем позоре! Теперь у него, без сомнения, горела не только нижняя, но и верхняя половина лица.

– Ладно, можешь не говорить, – смилостивился Михаэль. – К тому же я только сейчас заметил.

– Думаешь, Михаэль сказал правду? – спросил Илай у Дианы, пока они шли до конюшен, чтобы забрать своих лошадей.

– О чем ты? – раздраженно, что было ей не совсем свойственно, отозвалась сестра.

– Ну, о том, что он не сразу заметил на моем лице это…

– До чего же ты тщеславный! Только и думаешь, как бы показаться лучше, чем есть!

– Что в этом такого? – оскорбился Илай. – Сама-то вон что на голове накрутила!

Диана надула и без того округлые щечки и не сказала ему больше ни слова.

В таком взаимно обиженном молчании они сели на лошадей и добрались до ворот. Им без промедления открыли, выпуская на площадь под сенью статуи.

Но стоило им выехать, как перед ними скачком сперва возник оседланный Лесом Фундук, а затем и Норма верхом на серой в яблоках лошади.

– Наконец-то! – вскричала Норма, и ее лошадь едва не встала на дыбы. Фундук воинственно бил хвостом. – Немедленно нужна ваша помощь, иначе они скроются навсегда!

– Что такое, кто скроется? – опешил Илай.

– Поджигатели, – процедил Лес и сжал бока кошкана пятками.

Остальные нестройной кавалькадой последовали за ним.

Чтобы выследить злоумышленников, сначала пришлось привести Координатора и Охотницу туда, где они только что успели побывать с Лесом. Норма от волнения не успела как следует остановить лошадь, как уже спрыгнула в разрытый копытами и ногами других полицейских снег.

– Они были здесь, оба! Но теперь их нет, и я уверена, в этом виноваты мы.

– Подожди, – воскликнул умоляюще Илай. – Объясни по порядку, мы же явно чего-то не знаем.

– Меня обманули! – Норма не могла удержаться от того, чтобы заломить пальцы. Сердце вырывалось из груди. – Серафимы, я бесполезна!

Тут подоспела Диана. Она ловко спешилась и подошла к дверям лавочки с входом, украшенным еловыми ветками. Вот только огоньки в них уже не горели, а некогда запертая на семь засовов и замков дверь болталась на одной петле. Внутри топтались и переговаривались их коллеги из сыска.

– Почему ты говоришь, что виновата Дольска? Мы же с ней разговаривали, и она искренне сказала, что никому не причиняла зла. Я была там.

– А помнишь, как она боялась нас? Как прятала шалью шею с украшением? Как жалела животных, которых мучают нерадивые, самовлюбленные хозяева-богачи? – взорвалась Норма. Хорошо, что уже не слезами. Когда картинка сложилась впервые, она позволила себе минуту… хорошо, две минуты упоенной жалости к себе, нерадивой. – И ты сама сказала, у нее был мужчина. Мужчина-мистерик. Она называла ему адреса.

– Ищи, где сердце, – важно добавил Лес.

– Я встану на след, – отрезала Диана. – Как давно взломали двери?

– Уж час как, – ответила Норма и тут опомнилась. – Со мной оружие, оно может пригодиться.

Илай вздохнул, с ненавистью глядя на мушкет с поясом, показавшийся из-под мешковины на полицейской телеге.

– Ну, здравствуй… – и принялся экипироваться.

Диана тем временем решительно вошла в дверь.

Норма не находила себе места, вышагивая вдоль темного окна лавочки. Она уже побывала внутри и больше не хотела следить. Но разве ж это объяснишь другим сыскарям? Наверняка уже все там перетрогали, перевернули… Лес вдруг подошел и положил ей на плечо руку в тяжелой сокольничьей перчатке:

– Не убивайся так. В конце концов, ты первая догадалась, что к чему.

– Только с подсказкой!

– Их-то мы и ищем.

От братской поддержки на душе стало чуть легче, хоть она по-прежнему не могла перестать корить себя за то, что неверно отделила ложь от правды. Да, Дольска не лгала, но истину утаила мастерски. Придется ей пересмотреть и усовершенствовать свой опросник, подумать, как исключить подобные увертки.

Из размышлений ее вырвала Диана, широким шагом вышедшая на улицу. Так же стремительно она подошла к передвижному арсеналу и вытащила себе короткий охотничий «волчок» – обрезанное до середины ствола ружье с широким, будто весло, прикладом. Младшая уверенно держала его одной рукой.

На ее лице лежала печать усталости, какая обычно наваливалась на Диану, стоило ей снять окуляры полностью.

– Ящеричья вонь, личинки, сажа, лед, тухлая рыба и гнилая деревяшка, – возвестила она хмуро. – Это не считая людей. Двое, Дольска и ее мужчина. Тот, кем пахла ее шея и постель за перегородкой. Они бегут в какую-то дальнюю бухту, пешком. Там, скорей всего, он сам подготовил лодку для побега. Ушли часа три как.

– А как ты не почуяла сажу в ваш первый визит? – ни с того ни с сего подковырнул младшую Илай, рывками затягивая на себе патронташ.

– Видимо, он ходил в баню до того, как навестить даму. Знаешь, люди неплохо отмывают там всякую вонь.

Между этими двумя как будто кошкан пробежал, но разбираться в ссорах взбалмошной парочки было совершенно некогда – преступники удалялись с каждой минутой.

Предупредив оставшихся полицейских о примерном направлении, Норма вновь села в седло.

– Едем же, скорее!

Они гнали лошадей во весь опор, стараясь не отставать от Дианы. Пока они были еще в городе, приходилось покрикивать прохожим, чтобы убрались с пути, и пытаться лавировать в толпе, но вскоре улицы стали свободнее, строения ниже, а людей меньше. Каменные дома Качурского округа сменились избушками и широкими подворьями, окруженными плетнем.

Диана уверенно вела их мимо портовой части города – видать, там искать мистериков было бессмысленно. Геммы неслись, низко пригнувшись к своим скакунам. Фундук, почуяв простор полей, пусть немного, но похожих на его родные степи, бежал зигзагами, хищно распушив длинные усы.

«Как она выглядит? Эта мистерика», – раздался неслышный вопрос Илая.

«Не спутаем, – отмахнулась Норма. – Она кажется очень пугливой. А вот мужчина опасен».

«Понял», – отозвался Илай и явно переключился на кого-то еще.

Поля Забродья успели смениться болотистым берегом, предваряющим неиспользуемую часть залива. Кромка и крошечные озерца, больше напоминающие размером лужи, были скованы льдом.

Внезапно Диана остановила коня, развернув его боком. Остальные последовали ее примеру – дальше лошади не проедут, могут повредить ноги.

– Сдавайтесь! – крикнула Охотница.

В такую морозную светлую пору можно не бояться ни пиявок, ни шишиг, ни удильщиков. Норма поспешила спрыгнуть на землю, на мерзлый торф со следами чьей-то обуви – в проталинах просматривались даже редкие красные ягоды, такими были шаги термала. Вот кто опасен сегодня на прибрежном болоте. Она спрятала за пояс заряженный пистоль – все равно ей лучше не стрелять! – и поспешила вперед.

Илай бежал, прыгая с кочки на кочку, едва поспевая за Лесом, кошкану которого и настоящая топь была нипочем.

Впереди уже виднелся ледяной берег, лодка и две человеческие фигуры, обремененные тяжелыми на вид берестяными коробами на спинах. Мистерики толкали лодку к свободной воде.

– Сыск Вотры! Вы арестованы! – заорал Илай.

Ну, с «арестованы» он явно торопил события. Норма решила поправить ситуацию:

– Госпожа Дольска, одумайтесь! Мы можем поговорить!

«Что ты задумала? Брать их надо – и все!» – возмутился Илай.

Но Норма лишь тряхнула головой, как это частенько делала Диана.

Вдали женская фигура отбросила руки мужчины и сделала несколько шагов к геммам:

– Мы никому не причиняли вреда! – крикнула она. – Позвольте нам уйти!

– Поджог – это преступление! – вклинился Илай, поспешно забивая мушкет. – Но вы ведь ничего не поджигали, верно, госпожа Дольска? Вашей вины почти нет!

Женщина умолкла на несколько тягучих мгновений, словно сомневаясь.

«Вперед, – отдал приказ Илай. – Норма, держи на мушке целительницу, она кажется не такой быстрой».

Затем он отдал указания другим, Лес и Диана коротко кивнули. Вместе они начали двигаться к паре мистериков. Мужчина будто объяснял что-то Дольске, активно жестикулируя, но то ли слишком тихо даже для слуха гемма, то ли…

– Госпожа Дольска, сударь, поднимите руки, чтобы мы их видели! – велел Илай, напрягая связки. А если бы он пошел тогда с Нормой, то смог бы обратиться к целительнице напрямую.

Но он был для нее чужаком. Он пугал ее, как поначалу пугали они с Дианой. Норма поняла это слишком поздно, только когда, воздев руки к небу, Дольска вдруг изо всех сил крикнула:

– НЕ ОТДАМ!

И ударила по болоту. Лед треснул и взвился вместе со стоявшей под ним водой. Следом термал выбросил ладонь вперед, и в сторону геммов понеслась волна жара. Столкнувшись с водой, она обратилась в пар, зависший над землей плотным занавесом.

«Уйдут!»

Фундук бросился в паровое облако, Илай следом. Диана стремглав понеслась точно в цель – ей и вовсе не нужно было видеть. Норма на миг растерялась.

– Не усугубляйте вину сопротивлением! – попыталась дозваться она, но без толку.

Тут в густоте тумана сверкнул новый сполох пламени. Норма как никогда пожалела, что неслышным голосом владеет не она. Девушка поспешила на звук.

Туман то замерзал в воздухе, обращаясь тысячью острых ледышек, то снова становился обжигающим, кипяточным паром. Мгновенно просыхавший торф вспыхивал под ногами, Норма почти плясала, уворачиваясь и подскакивая на горящих кочках. Льдинки жалили лицо, точно метя в глаза.

– ДАЙТЕ НАМ УЙТИ! – снова взвыла Дольска, и Норма прыжками понеслась на ее отчаянный возглас. В тумане наметился слабый просвет, под ногами заскользило.

Секунда, две, три…

Дольска, закутанная в рыжий полушубок и с давешней шалью на голове, уже стояла в лодке, поднимая из воды один ледяной бархан за другим. Нет, никакой она не гармоник, не целительница – Дольска такой же термал, как и ее любовник, только для прикрытия или из личной склонности занималась алхимией и пошла на обман, чтобы получить лицензию! Норма поклялась себе, что в следующий раз будет прямо спрашивать о профиле силы, и пусть ей только попробуют солгать!

Фундук беспокойно носился вдоль линии суши, не решаясь ступить на топкий лед, и грозно шипел, колотя себя хвостом по бокам. Диана и Илай держали на мушке термала, Илай выкрикивал бессвязные угрозы, а Лес…

Семь, восемь, девять…

Брат лежал на опасно наклоненной льдине в десяти метрах от берега, грозя вот-вот сползти в ледяную воду, его нога была неестественно выгнута. А над ним склонился мистерик. Со стороны могло показаться, что они борются, но на деле же термал жег руки брата, сжимая своими, прямо через толстые перчатки. Над ними уже курился дымок паленой кожи.

Дольска голосила, будто плакальщица над покойником.

Десять, одиннадцать…

Один за другим раздались два сухих щелчка. Норма с ужасом поняла, что это звуки осечки.

«Порох отсырел!»

Ну конечно, в таком-то тумане!

Диана отбросила волчка и побежала прямиком к целительнице, чтобы захватить ее в рукопашной. Илай – вот болван! – запутался в ремне своего мушкета.

Термал, завидев, что к его подельнице приближается Охотница, выпростал одну руку в ее сторону, намереваясь атаковать.

Норма, уже не задумываясь, запустила руку под мундир, туда, где в относительной сухости ждал своего мига заряженный пистоль. Пистоль, которым она не хотела пользоваться.

Курок, прицел, спусковой крючок. Дуло взмыло под отдачей, перегородив ей обзор. А потом Дольска снова закричала. Но не термал.

Отмахнув рукой пороховой дым, Норма с ужасом воззрилась на свою цель.

Промелькнуло в голове отчаянное: «Неужто убила?!»

Но нет – термал, прижав кисть к груди и беззвучно раззявив рот, извивался на льдине. Рядом пытался встать на поврежденную ногу Лес, удерживая того за вторую кисть. Судя по всему, он выбил мистерику плечо из сустава. Диана все же выкрутила руку Дольской, а та продолжала реветь, страшно потемнев лицом.

Норма обессилено опустила руку с орудием, ставшим ей противным.

– Хвала серафимам…

Спустя полчаса, когда уж начало понемногу темнеть, на место прибыли конка с офицерами и телега от сыскного. Высадившись, сыскари пояснили, что жители окрестных деревень указали им на необычный туман и сполохи со стороны болотистого берега.

Норма и Илай помогли сгрузить на телегу берестяные короба, снабженные каким-то особым чародейским подогревом, так что ящерицы в них, по счастью, были целы и невредимы.

Чего было не сказать о Лесе – лихо скакнув на льдину, он умудрился вывихнуть лодыжку. Такое случалось с ним и раньше – пока он рос, то мышцы не успевали за костями, то наоборот, так что суставы оставались его слабостью, порой не помогали даже бинты. К тому же у него были обожжены обе руки.

Среди пострадавших также оказался и мистерик-термал – ни разу не попадавшая по мишеням Норма умудрилась прострелить ему кисть, повредив разом несколько лучевых костей. Чародействовать он начнет нескоро и не в полную мощь. Мужчина оказался немым и лишь громко мычал от боли.

Дольска все плакала, даже не пытаясь оправдаться: но какие могут быть оправдания, когда вы двое не только поджигали дома знати, но и крали оттуда животных, а после атаковали служителей закона. Пусть их мотив спасать живых существ от эгоистичных, алчных до дармовых чудес людей был отчасти понятен, но преступление – это преступление. Как бы Норма ни хотела, помочь целительнице было нечем. Усталость с каждой минутой все сильнее давила ей на плечи.

– Ну ничего, ничего, – бодро провозгласил один из сыскарей, в спину подталкивая раненого термала к телеге. Звали его, кажется, Егоркой Коноваловым. – Знавал я одного такого, на каменоломнях сейчас обретается. Огнями, правда, не кидался, но угли одним щелчком разжигал. Неверную жену с милком в бане уморил.

– И что с ним? – живо поинтересовался Илай.

– А ничего. Золотой человек, к слову: мясо коптит, ммм! Благословение, а не мясо. Я как к куму в те края поеду – надзиратель он в каменоломнях, – так и быть, привезу вам того мяска.

Норма с досадой отошла. О копченом мясе и каторге слушать совсем не хотелось.

– Постойте…

Она подняла голову. Перед ней, скованная в запястьях, стояла целительница.

– Спасибо вам… – прошептала она потрескавшимся, кровящим ртом.

– За что? – растерялась Норма.

– Вы могли убить, но не убили. Потому спасибо и… – Она подняла скованные кисти к шее, за что получила строгий окрик и тычок в спину.

– Не надо ее бить! – воскликнула Норма. Служивый остановился.

Дольска раздвинула губы в мучительном подобии улыбки.

– Вот, – стянула она с головы вязаную толстую шаль, – возьмите, на память. Обо мне, о нас. О таких, как мы…

Норма отчего-то потянулась в ответ и приняла из исцарапанных льдом рук целительницы вязаный комок. Прижала его к груди.

– А вы как же?.. – спросила она шепотом. Больше в голову ничего не пришло. – Замерзнете.

Мистерика запрокинула простоволосую голову и посмотрела в меркнущее небо. На шее блеснул кулон – финифть с эмалью в виде огненного пера.

– А меня согреет моя любовь.

Как за полями, щедро колосящимися, растет репей,

без пользы и замысла, так и леса, реки и горы

полны тварей диковинных. Не зверь он, но и не бес он,

лишь жить желает да сути своей следовать.

Не бей его, не трожь его, не молви ему ни слова – и беда минует тебя.

А тот, кто истребить ту тварь возжелает,

без причины да от праздности, сам

Демонам уподобится, род людской истязающим.

Наставления Диаманта

ДЕЛО № 3:

Из грязи I

Помыв руки в тазу и вытерев их о штаны, Илай направился к столу. Оживления в рядах геммов не наблюдалось. Оно и понятно: в оловянных плошках, купленных за пять медяков, лежала горкой перловка и крошеная капуста с морковью. Морковь, как и капуста, была квелой, зимней, а каша отчетливо пованивала горелым. Над кружками выпускал спирали пара кипяток.

Лес уже тоскливо ковырял месиво, Диана жевала молча, а Норма и вовсе делала вид, что вкус ей по нраву. Илай тоже решил не воротить нос и покорно взялся за черенок ложки. В конце концов, в их нынешнем бедственном положении была и его вина.

– Вот бы сейчас в «Пень-колоду», – не утерпев, протянул Лестер.

Норма дернула уголком рта:

– О, так о «Поющем осле» мы уже не вспоминаем.